"Закулисные игры" - читать интересную книгу автора (Джеф Рона)

Глава 8

Когда Винсент Абруцци был маленьким мальчиком, он обожал играть в куклы, а поскольку родители запрещали ему это делать, он переименовал их в «Марионетки». «Я пойду наверх, поиграю в марионеток», — говорил он. И его мать только улыбалась и продолжала заниматься делами. У себя он часами изобретал и шил костюмы своим куклам, придумывал им судьбы. Все куклы были только девочками.

Винсент был скромным красивым и воспитанным мальчиком. Он был поздним ребенком. Родители его уже смирились с мыслью о своей бездетности, когда он появился на свет. Они так радовались, что у них растет такой хороший мальчик, что не удосужились узнать, о чем думает их сын. Он любил играть с девочками, потому что девочки играли в его любимые игры. Девочки любили его за мягкость и вежливость. Взрослые, видя как много времени он проводит с девочками, только смеялись, и шутливо называли дамским угодником. Он был так обаятелен, что его не дразнили. Даже в школе только несколько парней, не уверенных в своих собственных мужских достоинствах, цеплялись к нему. Остальные считали, что он приносит удачу. Из-за шумов в сердце он не занимался физкультурой, но с удовольствием посещал все соревнования по бейсболу, баскетболу и футболу. Все его любили.

Винсент жил в Ирвингтоне, в Нью-Джерси, на обнищавших окраинах, которые вполне могли считаться трущобами. Его родители имели лучший дом в квартале, и мальчик никогда не осознавал своей нищеты. Если ему чего-то хотелось, он обычно умудрялся получить это, если что-то из его вещей нравилось его другу, он спокойно отдавал. Его сознание представляло собой странную смесь взглядов обитателей трущоб и представлений хозяина райского сада.

В старших классах все мальчики, склонные к гомосексуализму, уже знали, кто они такие и имели некоторый опыт. Винсент же так и не понимал, кто он. Он был уверен, что нормален, хотя девочки приводили его в ужас. Он назначал свидания бывшим подружкам по играм в куклы, как делало большинство его приятелей. Встречался с ними. Но безумно боялся их провожать. Он знал, что за ним наблюдают: решится он или нет поцеловать девочку. И еще на полпути к дому Винсент начинал жаловаться на головную боль, а у двери дома, где жила девочка, со словами «Хорошо провели время» спешил пожать ей руку и убежать. Их макияж казался Винсенту отвратительным.

Трое из его друзей, проводив своих девочек, звонили ему по очереди, предлагая встретиться за последней чашкой кофе. Винсент часто к ним присоединялся, но никогда не занимался с ними сексом. Он уже занимался с ними сексуальными экспериментами лет в четырнадцать, но не считал это извращением. Однако теперь это представлялось ему несколько иначе.

Винсент просто считал, что развивается медленнее остальных. Некоторые мальчики имели любовников, но Винсенту это казалось просто дружбой. В школе было несколько явных педерастов, которые фланировали по коридорам, пытаясь привлечь всеобщее внимание. Их периодически били. Но Винсента настолько все любили, что если в коридоре появлялись борцы с педерастами, мальчики окружали его плотной стеной и говорили: «Не бойся, Винсент, мы не дадим тебя избить только за то, что ты странный». «Я странный?» — думал Винсент. Он знал, что женственен. Может поэтому все и считали его «голубым». Он начинал плакать. Но он никогда никому не жаловался, просто уходил, чтобы побыть в одиночестве и наплакаться вволю, когда ему было плохо.

Чем старше он становился, тем больше предпочитал уединенность, оставаясь дома и играя с матерью в канасту, вместо того, чтобы шляться с другими ребятами. Он никогда не учился танцевать, но был прекрасным танцором и гордился этим. Если его приглашали на вечеринку, он не переставая танцевал с девушками, которые чувствовали себя смущенно и неловко, так как на него заглядывались и парни. На одном из таких вечеров незнакомый парень уставился на него так пристально, что это стало раздражать. А когда он ушел, Винсент почувствовал, что ему не достает его взгляда. Причину он никак не мог понять. Он расспросил своих друзей, где он может еще раз встретить того парня. Они понимающе закивали, а Винсент так и не смог догадаться, что они такого знали, чего он не мог понять.

Его родители, религиозные католики, не видели ничего странного в сыне, для них он был просто хорошим мальчиком. Они даже надеялись, что он станет священником. Но Винсенту эта мысль даже и в голову не приходила. Его волосы были очень светлыми, но, хотя он достиг нормального роста и имел значительных размеров пенис, судя по тому, что он видел у других в уборной, он так и не столкнулся с необходимостью бриться. Его лицо, как у девушки, покрывал лишь очень редкий, легкий пушок. И это все. Он решил, что это связано с его белокуростью. Он коротко стриг волосы и всю неделю носил джинсы, лишь по воскресеньям переодеваясь в костюм. Он считал себя привлекательным, но вовсе не красавцем. И ему было очень интересно узнать, будет ли он столь привлекателен, чтобы в будущем его кто-нибудь полюбил. Но он никогда не задумывался будет ли этот «кто-то» мальчиком или девочкой.

В гимнастическом классе Винсенту особенно нравился один парень. Его звали Баз. Он был прекрасно сложен, высок и имел светлые волосы. Атлетическая звезда школы. Он был старше Винсента, и был как бы его мужественной копией. От База Винсент узнал, как заниматься сексом с мальчиками и это ему очень понравилось. Ему никогда не приходило в голову изменять Базу — фланировать с педерастами по улицам или встречаться с кем-то. Винсент считал, что плохо уже то, что они оба мужского пола, но они по крайней мере любили друг друга. Баз сказал ему, что он похож на девочку, но обращался с ним как с парнем. Ведь Винсент и был парень и считал, что знает себя лучше, чем кто-либо другой.

Когда Баз уехал из колледжа, Винсент начал оплакивать свою утраченную любовь, чувство принадлежности кому-то. Он начал встречаться с другими мальчиками, но они никогда не становились для него лишь объектами, он всегда испытывал к ним искреннее чувство.

В семнадцать он еще ни разу не побрился и стал осознавать свою привлекательность — уж слишком много людей говорили ему об этом. Одним из его ближайших друзей в то время был парень по имени Флаш. Он был парикмахером и обслуживал соседских дамочек, которые делали прически по пятницам, и до следующей пятницы не удосуживались ни расчесать, ни вымыть волосы. Флаш презирал своих посетительниц, ему хотелось создавать шедевры, высокую моду. Он решил опробовать свой талант на самом себе. Он раскрашивал себе лицо, носил парики и платья и напоминал королеву трансвестов. Именно от него Винсент впервые услышал о трансвестах. Флаш пригласил его на бал трансвестов, и Винсент пришел вы восторг. Он считал, что они идут на маскарад; а когда все увидел, то решил, что это просто танцы, но Флаш объяснил, что все красивые девушки это переодетые мужчины. — А я могу стать такой девушкой? — спросил он у Флаша чуть ли не в слезах при мысли о том, как прекрасно будет наконец обрести свой образ.

— Конечно. Ты будешь здорово выглядеть. Я сам тебя одену, — ответил Флаш.

Он дал Винсенту светлый парик, научил краситься, объяснил какую покупать косметику, рассказал как заботиться о коже, и даже вместе с ним отправился покупать платье. Однажды вечером они с Флашем, переодевшись, отправились в бар педерастов, и Винсент стал звездой вечера. Все мужчины принимали его за девушку. Он был так счастлив, что разрыдался.

Его волосы отрасли и Флаш подстриг его под Твигги. Он стал ходить в гриме постоянно, копируя все, что встречал в «Воге» и «Харпер Базар». Потом Винсент решил выбрать себе новое имя для нового образа и назвал себя Алмаз, сочтя, что это очень классно. Винсент не был пижоном, для него переодевание — было серьезным делом. Он чувствовал себя гораздо лучше в облике девушки, чем молодого человека. Он и выглядел лучше в женском обличье. В образе девушки он был просто невероятно красив. Но он всегда отдавал себе отчет, что он переодетый парень. Например, он никогда не носил сумочку, считая это смешным, и запихивал деньги в трусы. Он не носил накладного бюстгальтера, это было просто неудобно. Да и плоскогрудые девушки довольно часто встречались. Он никогда не пользовался помадой, только вазелином. Кроме выходных и вечеринок он обычно носил мужскую одежду, однако старался спрятать свой член между ног, чтобы он меньше выделялся. В обычные дни он не красился, разве что накладывал тушь на ресницы. И часто слышал, как люди за спиной не могли понять мальчик он или девочка. А потом вдруг восклицали: «Да, конечно, девочка. О чем разговор!». Он был настоящим чудом красоты, созданным природой.

Часто в баре мужчины приглашали его танцевать, принимая за девушку. Он всегда объяснял, что он парень, нисколько не заблуждаясь на свой счет, но его все равно приглашали. Иногда его друзья по колледжу приглашали Винсента на вечеринки специально переодетым, выдавая его за свою подружку. Такие праздники Винсент просто обожал. Он знал, что он — самая красивая девушка вечера, и никто не догадывается об обмане.

Винсент много времени проводил, общаясь с другими переодетыми мужчинами, танцуя и кокетничая до тех пор, пока не садилось солнце. Но домой возвращался всегда один. Он все еще мечтал как настоящая девушка о любви и серьезных отношениях.

Когда его родители впервые увидели сына в гриме, они были поражены и огорчены. В первое время Винсент не надевал платье дома — уносил его в сумке и переодевался у кого-нибудь из своих друзей-трансвестов, но когда понял, что родители не собираются выгонять его из дома, то осмелел, и стал выходить из дома прямо у них на глазах в полном женском облачении. Вскоре ему стало казаться, что родители начали относиться к нему, как к дочери, хотя они, конечно, отказывались называть его Алмаз, да он, впрочем, и не просил их об этом. О себе он думал как об «Алмаз» и называл себя «она», когда переодевался. А когда ходил в обычной одежде, считал себя мужчиной и называл Винсентом.

Он проводил долгие часы, ухаживая за своей кожей при помощи разнообразных кремов и увлажнителей. Он занимался этим больше, чем иная девушка. К счастью, его никогда не мучили юношеские угри. Он с отличием закончил колледж, но после этого целый день просиживал дома, смотрел телевизор, спал или просто думал. Иногда слушал музыку. Он никогда не читал ни книг, ни газет. Да это и не удивительно — в доме ни одной книги не было. Он читал лишь модные журналы, и иногда журналы для трансвестов, если там были фотографии кого-нибудь из знакомых. Он не хотел работать. Да какую работу он мог получить? Он отказывался искать работу, на которую требовались мужчины, а на женскую — не отваживался. Иногда кто-нибудь из парней, которым он нравился, покупал ему принадлежности женского туалета, а Флаш снабдил его париком. И его родители выдавали ему немного денег. Но главная причина, по которой Винсент просиживал весь день дома, состояла в том, что он выбрал себе жизнь ночного человека. Все трансвесты жили на таблетках, весь день спали, а всю ночь шлялись по барам. У них было несколько своих клубов, работавших до самого утра. А иногда они ездили даже в Манхэттен. Там клубы были шикарнее и больше.

Хотя Винсент посещал все балы трансвестов, он никогда не принимал участия в конкурсах красоты, объясняя это тем, что слишком беден для приобретения необходимого платья и парика. Он знал, для того, чтобы победить, нужно выглядеть соответствующе, и хотя его друзья уверяли, что равных ему нет, он знал, что для победы нужно многое.

Часто его мучила депрессия. Потом она приобрела форму апатии. Он часами мог сидеть на диване, свернувшись калачиком, и ни о чем не думать. Так проходили дни. Он спал урывками, как зверек. Иногда убирал в доме, помогал матери готовить обед. Он любил помогать. Иногда он шутил, что ему стоит найти миллионера и выйти за него замуж, из него получилась бы прекрасная жена, но на самом деле он не знал, что с ним будет дальше. Хотя сейчас ему было восемнадцать, это еще не казалось столь важным. У него еще было много времени чтобы серьезно подумать о своей жизни.

А потом однажды в Манхэттене на балу трансвестов он встретил Фред. Сначала он решил, что она тоже трансвест, такая она была шикарная и красивая, или лесбиянка. Если она была трансвестом, то она ему нравилась, если же лесбиянка, то это его пугало. Винсент ненавидел лесбиянок. Фред пришла на бал с парикмахером по имени Нельсон, чопорным педерастом, который мог не опасаясь шататься по клубам гомосексуалистов, так как был знаменит. На бал трансвестов он ходил только с девушками, делая вид, что выше этого. Винсент знал, что Нельсон из тех, кто без устали прочесывает улицы и бани, когда доходит до отчаяния. Винсент не переносил фальши и не любил Нельсона, и Нельсон платил ему взаимностью, так как Винсент делал то, что Нельсон только хотел делать, но в открытую не отваживался. Нельсон делал вид, словно стоит ему прикоснуться к Винсенту, и он чем-нибудь заразится.

Зато Фред откровенно восхищалась Винсентом, называла его Алмаз, повторяла как «она» красива, как похожа не девушку, и даже давала советы, как выглядеть более натурально. Она решила, что Винсент должен стать моделью. Фред оказалась совершенно нормальной и к концу вечера Нельсон оттаял, и даже позволил Фред уговорить себя сделать для Винсента новую прическу и макияж.

А дальше все было как в сказке. Они пришли к Фред и, напившись кофе, четыре часа экспериментировали с гримом и париками. А Фред без устали повторяла, что из Винсента выйдет изумительная, великая модель, потому что у него «абсолютно новое лицо в мире моделей». Фред разрешила Винсенту примерить все ее платья, и даже два подарила, уверяя, что они ей не очень идут. После всех экспериментов Нельсон остановился на стиле Твигги, хотя Винсент мечтал о гриве волос, как у Фред.

— Ты должен быть маленькой нежной девочкой, — объясняла Фред и объяснила ему разницу между едва заметным макияжем и гримом трансвестов. Винсент не мог дождаться следующего вечера, чтобы появиться дома в Ирвингтоне в своем новом обличье. Вечером он отправился фланировать по барам, и его дружки чуть не умерли от зависти. Все словно пчелы вились вокруг него, повторяя, как он красив. По прошествии года Винсент потерял какие бы то ни было связи с нормальным миром. Он не выходил с девушками. Нормальные люди пугали его. Фред водила его по магазинам, одолжив ему деньги на одежду, подбадривала Винсента, приглашала в рестораны на ланч и обращалась с ним как с девушкой. И постепенно Винсент проникся к ней нежной любовью, хотя и чисто платонической. Уж лесбиянкой он точно не был, он знал, что живет в безумном мире, населенном извращенцами и мечтателями. Но кому еще он мог доверять? Нормальные люди для него казались марсианами. Пока он не познакомился с трансвестами, ему вообще не с кем было разговаривать. Безумный мир все-таки лучше, чем никакой. Себя он тоже считал довольно ненормальным, больным, учитывая свое стремление выглядеть девушкой.

Его многие спрашивали, но Винсенту никогда не приходило в голову изменить пол. Он был мужчиной и гордился этим. Ему нравились гомосексуалисты, а они не спали с девушками. Он знал нескольких ребят, сделавших себе операцию. Они продолжали ходить в бары гомосексуалистов, но им, бедным ничего не светило. Они стали мужчинами еще в большей мере, чем были до операции. Винсент знал, что никакая хирургия не превратит мужчину в полноценную женщину. Сменить пол — значит отрезать именно ту часть тела, которую голубые ценили больше всего. Ему, в отличие от гомосексуалистов, нравились обычные нормальные мужчины, но только в том случае, если они воспринимали его как красивого мальчика, переодетого в женское платье. Для Винсента, нормальным был любой, кто уверял его в нормальности до встречи с Алмаз или Бонни Паркер. Фред пыталась объяснить ему, что действительно «нормальные» мужчины даже не появляются в тех местах, где бывал Винсент. Но Винсент считал, что она говорит это назло ему. Фред не могла этого понять. Как же тогда ему удалось познакомиться с красивым нормальным парнем в кулинарии?

Наконец, после долгих наставлений и репетиций, Винсент был готов встретиться со знаменитым агентом Сэмом Лео Либрой. Фред охарактеризовала его как скота, который хочет ее трахнуть, но очень влиятельного скота. По словам Фред, Либра был готов на все для нее, и нужно добиться, чтобы Либра захотел сделать то же и для Винсента, которого она теперь совершенно естественно называла Бонни. Фред была замечательной. И Винсент искренне любил ее. Он даже не мог поверить, чтобы настоящая девушка делала ему столько добра, тратила на него свое время и помогала его карьере, не испытывая никакой зависти. Но Фред была настолько уверена в непоколебимости своего положения в мире моделей, столь убеждена, что Винсент никогда не перебежит ей дорогу, что была полна альтруизма. Она повторяла ему это миллион раз, но Винсент все никак не мог поверить. Мир, в котором он жил, был настолько пронизан конкуренцией, что Винсент никак не мог понять, как Фред может быть так уверена в завтрашнем дне. Но он ей доверял. Он знал, что Фред никогда не лгала ему и верил в то, что она его любила.

— Пожалуй, мне стоит сделать операцию и начать спать с тобой, — дурачась заявил он.

— Ну, если ты когда-нибудь станешь нормальным, то сможешь на мне жениться, — насмешливо ответила Фред.

— Я бы и вправду на тебе женился, если бы был мужчиной, — ответил он ей совершенно серьезно.

Она поцеловала его. Они целовались теперь совершенно естественно, в губы как сестры. Он чувствовал себя с ней так же свободно, как и с любым из трансвестов. Фред готовилась к встрече с Либрой как к решающему сражению. Сперва она отправилась с Винсентом к своему любовнику, «лучшему фотографу в мире». Через два часа он сделал две дюжины прекрасных снимков. Винсент был очень фотогеничен. Фред объяснила ему, как он должен стоять и с каким выражением лица. Фотограф заверил, что превратить Винсента в девушку не так уж сложно, главное не пользоваться контрастным светом.

Затем они направились в агентство Фред, прихватив снимки, и та заговорщицким голосом сообщила по секрету женщине из агентства, что Бонни станет двенадцатым клиентом Сэма Лео Либры, вместо знаменитой кинозвезды Дугласа Хенри, который только что умер. Женщина лишилась дара речи от таких новостей, а потом заверила, что для такой очаровательной девушки, как Бонни она легко найдет комнату и обеспечит небольшую рекламу. Винсент очень боялся, что она для проверки перезвонит мистеру Либре, но женщина ничего подобного не сделала. Похоже, нормальные люди были столь же доверчивы, как и его друзья по клубу.

Потом Фред позвонила мистеру Либре и договорилась о встрече.

— Он может быть очень грубым, но ты не бойся, — убеждала она Винсента. — Не думаю, что он сможет что-нибудь понять по твоему голосу, многие женщины говорят еще ниже, чем ты. Но все равно, лучше много не болтать, пока он как следует тебя не рассмотрит. Тогда он поверит своим глазам, а не ушам.

С этим Винсенту было справиться легко. Он и так уже почти год все время молчал.

— Если представится возможность везти себя развязно, ставь его на место. Он это уважает. И кроме того, ты такой забавный, что на тебя нельзя сердиться.

— Ты считаешь меня забавным? — подозрительно переспросил Винсент.

— Дорогая, я говорю о чувстве юмора. У тебя изумительное чувство юмора. И ты хорошенькая, и все восхищаются тобой. Я уйду при первой возможности. Он, кстати, может наехать на тебя.

— О, Господи!

— Но если он это сделает, ты будешь в полной безопасности… Я уверена, что все будет хорошо. Флиртуй и дай ему понять, что не отвергаешь его. Не давай ему к тебе прикасаться, а потом дай себя поцеловать.

— Но зачем ему меня целовать? — изумился Винсент. — Ты же говорила, что он — ужасный старик.

— Глупышка, тебе же не придется ложиться с ним в постель. Только дай ему себя поцеловать, и оттолкни, если ему этого будет мало. Насколько я знаю Либру, он засунет руки тебе под юбку ты и до трех сосчитать не успеешь. Руку ты ему не сломаешь, ты слишком слабенькая.

— Но если он…

— Точно. Если его не хватит удар на месте, то он поймет, что мы ему предлагаем такую бомбу для рекламы, что до нее никто, кроме Сэма Лео Либры и не додумается. Это же розыгрыш. А он это обожает. Бонни, дорогая, если бы ты была только моделью, он бы и пальцем не пошевелил. Но для этого подлеца нет ничего лучше, чем надрать всех, заставив в тебя влюбиться. Он ведь никому не скажет, что ты — парень. Для этого он слишком умен. И тебе не придется нигде вкалывать, как мужику. Я слышала очень давно, что такое уже случалось в мире моды, но никто толком ничего не знает. Может просто сплетни. Но Либра обожает это. Это будет его личный прикол. Ему точно понравится.

— Он что, болен? — поинтересовался Винсент.

Фред дружелюбно улыбнулась.

— А мы что, нет?

Так Винсент встретился с мистером Либрой. Все шло точно по плану, даже его приставания. Когда Либра обнаружил под коротенькой юбочкой огромный член Бонни, его и правда чуть инфаркт не хватил. Винсент боялся, что он просто вышвырнет его в окно, или придушит, или еще того хуже… Но Либра после минуты тупого молчания вдруг разразился хохотом. И смеялся, пока из глаз не полились слезы.

— Это гран-ди-оз-но! — повторял он. — Гран-ди-оз-но!

Затем он бросился к машинке и отпечатал контракт. По нему Винсент не имел права нигде появляться в мужском обличье. Он не должен был никому говорить о том, что он — мужчина. Все его встречи будут происходить лишь в присутствии самого Либры или его ассистентки, Джеральдин Томпсон. Всякие сексуальные контакты ему запрещались сроком на год. И на этих условиях он в течение года будет эксклюзивным клиентом Сэма Лео Либры. Ему запрещалось также о чем-либо беседовать с репортерами, кроме обмена любезностями. Винсент прекрасно понимал, что год без секса он не протянет. Это противно природе. Но Либре говорить об этом он не собирался. Как-нибудь выкрутится. Все остальное его устраивало. Даже тридцать процентов, которые берет себе Либра в качестве комиссионных.

— Придется не спускать с тебя глаз, — заявил Либра. — Знаю, я вас, вы те еще фрукты. Стоит отвернуться, вы уже на четвереньках стоите в ближайшей аллее. Увижу — уши оторву. С кем ты живешь?

— С родителями, — ответил Винсент.

— И где?

— Ирвингтон, Нью-Джерси.

— Отныне ты живешь в Нью-Йорке с Джерри Томпсон. Будешь спать на диване.

Кто эта Джерри Томпсон? Какая-нибудь злобная тетка? Винсент почувствовало, что заранее ее боится. Он не хотел жить с чужим человеком. Может, он будет жить с Фред. У нее есть любовник, но наверное, они найдут для него какое-нибудь место в углу. Он мог спать даже на полу.

— Я мог бы жить с Фред, — сказал он. — Я знаю ее.

— Джерри тебе понравится. А Фред слишком занята, чтобы заботиться о тебе. Фред на меня не работает. А Джерри придется следить за тобой, если я прикажу ей это.

— Кажется, я буду узником, — пробормотал Винсент.

— Ты не ошибся… Одно неверное слово, одна промашка и тебя не будет. Не я выброшу тебя, мисс Бонни Паркер, тебя выбросит публика. Она тебя уничтожит. В сегодняшние передовицы завернут завтрашние отбросы. Запомни это.

Винсент вздрогнул — он явственно представил себе, как в его лицо, опубликованное в газете, заворачивают гнилой салат и яичную скорлупу. Как ужасно. Но Джерри тоже внушала ему страх. Он не был знаком ни с одной нормальной девушкой, кроме Фред. Что он мог ей сказать? А может она тоже ненормальная… Может она лесбиянка. Это будет еще хуже. Лесбиянок на свете столько же, сколько гомосексуалистов, ей больше некем быть, как лесбиянкой, потому что мир полон гомосексуалистов. — Я буду скучать по маме, — сказал Винсент.

— Можешь видеться с ней, когда захочешь. Но я хочу, чтобы жил ты в Нью-Йорке, где я смогу наблюдать за тобой. И кроме того, ты должен быть рядом с работой. Я не хочу, чтобы ты утомлялся, разъезжая в метро.

— Туда надо ехать на автобусе, — сказал Винсент.

— Хорошо, тогда — разъезжая на автобусе. Кто ездит в Нью-Джерси? Вот контракт и подписывай. Бонни, ты должен понимать, как это важно. Это уже не шутка. Здесь я могу смеяться, но и ты, и я понимаем — это не шутка. Это твоя жизнь. Ты — конченный человек без меня и того шанса, который я тебе предоставляю. Ты что хочешь стать мусором на Сорок Второй улице? Ты там продержишься не больше трех минут. Или ты хочешь остаться в этих барах в роли всего лишь очередного раскрашенного педераста? Поверь мне, Бонни, снаружи — реальный, нормальный мир. И он другой. Этот мир — не твои друзья-педерасты из баров. Реальный мир — это Голливуд. — Он сделал значительную паузу. Пусть переварит. — Ты помнишь, что я пригласил тебя в Калифорнию?

Винсент кивнул.

— Тогда я шутил, а сейчас говорю серьезно. Я могу сделать тебя супер-моделью Нью-Йорка, Бонни, а это все равно, что супер-модель Америки. С такой известностью ты легко получишь киноконтракт. Ты станешь таким богатым, что даже себе не представляешь. Ты будешь знаменит, любим. У тебя будет жизнь. Ты не останешься безвестным, о тебе не забудут. Ты будешь сам выбирать себе друзей. Будешь путешествовать по всему миру. Настоящему миру, Бонни. — Он подтолкнул контракт и приложение Винсенту. Винсент жадно схватил их в руки и пробежал глазами. Он едва мог разобрать слова, так в глазах его стояли слезы счастья и благодарности.

— Каким именем мне подписываться? — спросил он. — Бонни Паркер или Винсент Абруцци?

— О, Господи! — воскликнул Либра, снова заливаясь смехом. — Я не могу в это поверить!

— Во что? — обиженно переспросил Винсент.

— Винсент Абруцци! Ха-ха-ха… Винсент Абруцци! Подходит для водителя грузовика. Подписывай обеими. Так будет совсем по закону. Ох-хо-хо… Да, а в армии ты уже отслужил?

— Меня не взяли, — ответил Винсент. — Шумы в сердце.

— Итак, с сегодняшнего дня нет больше никакого Винсента Абруцци. Винсент Абруцци мертв. «Это ты так думаешь», — сказал сам себе Винсент. Но Бонни Паркер покорно кивнула и подписала бумаги.