"Зимняя война. 1939-1940.Политическая история" - читать интересную книгу автора (Александр Оганович Чубарьян, О. Вехвиляйнен)

МЕЖДУНАРОДНОЕ ПОЛОЖЕНИЕ И ФИНСКО-СОВЕТСКИЕ ОТНОШЕНИЯ

Первая мировая война подорвала лидирующую роль Западной и Центральной Европы в мировой политике и экономике, которая принадлежала ей более 500 лет. В 1914 г. Россия, Франция и Англия вступили в войну, чтобы поставить заслон стремлению Германии установить свое господство на европейском континенте. После того, как великие европейские державы растратили свои силы в четырехлетней борьбе между собой, вступление в войну Соединенных Штатов было достаточным, чтобы преимущество оказалось на стороне стран Антанты. Их победа не разрешила, однако, вопроса о господстве в Европе в чью-либо пользу. Несмотря на поражение, потерю территорий и другие тяжелые условия мира, Германия в основном сохранила свой геополитический и экономический потенциал. Она не собиралась подчиняться роли, которую победители хотели определить ей по Версальскому договору.

Ведущие страны разделились на удовлетворенных и неудовлетворенных. Существовал ненадежный баланс между ними. Удовлетворенными стали Англия, Франция и Соединенные Штаты. Международная система, созданная после войны, была построена на их условиях, и они ничего не выигрывали от каких-либо изменений внутри ее. Поэтому требовали от всех остальных стран, чтобы данные условия принимались как должное, поскольку победители всегда правы.

Вскоре после окончания войны Соединенные Штаты, тем не менее, вернулись к своей прежней политике нейтралитета. Гарантами послевоенного статус-кво остались Англия и Франция. В конце концов оказалось, что их сил для этого недостаточно. Обе страны еще до первой мировой войны утратили свои позиции в экономическом противоборстве. Потомкам было легче, чем современникам, увидеть, что уже тогда они опустились до статуса великих держав второго сорта ¹.

Неудовлетворенными странами оставались Германия, проигравшая войну, а также Япония и Италия, которые сражались на стороне победителей, но считали себя обделенными. В Германии все политические партии рассматривали Версальский договор как несправедливый диктат и требовали его пересмотра. Национальная гордость Италии была Ущемлена тем, что некоторые ее цели не были реализованы в мирном договоре. Япония, в свою очередь, оказалась в изоляции после войны. На Вашингтонской конференции 1921-1922 гг. она была вынуждена подчиниться нажиму со стороны Соединенных Штатов и отказаться от большей части того влияния, которое она приобрела в Китае.

Революционная Россия не входила в эти две группы великих держав. Рождение и стабилизация советской системы знаменовали собой возникновение постоянных противоречий между Советской Россией и капиталистическими странами. И в одном и в другом лагере противоположную сторону рассматривали как враждебную силу и угрозу, против которой необходимо держать оборону. Имущие классы капиталистических стран были недовольны и напуганы симпатиями, поддержкой, которые оказывала Советская Россия революционному движению в их собственных странах, а также освободительному движению в колониях. Со своей стороны, Советы хорошо помнили причину, по которой западные державы участвовали в гражданской войне, и они были уверены, что капиталистические страны воспользуются первой же возможностью, чтобы уничтожить их. Следуя указаниям В.И. Ленина, советское правительство старалось использовать конфликты между капиталистическими странами, чтобы предотвратить их объединение в единый фронт. В 20-х годах это означало осуждение Версальского договора и установление дружественных отношений с Веймарской Германией ². В 1922 г. Советская Россия и Германия подписали Рапалль-ский договор. Их сотрудничество в различных сферах, включая и военную, продолжалось около десяти лет.

Народы, ранее находившиеся в сфере влияния России, Германии и Австро-Венгрии, образовали свои новые государства. Для заново рожденной Польши, так же как и для чехов, финнов, эстонцев, латышей и литовцев это означало осуществление их национальных целей. Польша, Чехословакия, Югославия и Румыния получили возможность также продвинуть свои границы и присоединить к себе значительные территории, населенные национальными меньшинствами. Границы между новыми государствами были во многих случаях спорными, что привело к напряженным отношениям в этом вопросе между ними.

Лига наций, образованная на Парижской мирной конференции 1919 г., была попыткой создать механизм предупреждения международных конфликтов. Устав Лиги обязывал добиваться того, чтобы все конфликты разрешались при ее участии мирным путем. В качестве крайней меры против нарушителей устава Лига наций могла применять санкции. Среди измученных войной народов, особенно в небольших странах, образование этой организации было воспринято с энтузиазмом и большой надеждой. Однако с самого момента ее образования существовали большие сомнения относительно ее эффективности. Соединенные Штаты не вошли в Лигу, значительно ослабив тем самым ее престиж и возможность применения реальных мер по отношению к нарушителям устава. Она превратилась в организацию, которой управляли Англия и Франция, а ее функция заключалась в сохранении существующего статус-кво.

В середине 30-х годов неудовлетворенные великие державы были слишком слабы и изолированы, чтобы нарушить послевоенный статус-кво. Он был охраняем в основном Францией. Однако прирост ее населения прекратился, и страна стала проигрывать экономическое противоборство с другими странами. Возрождение Германии становилось все более тревожным фактом для Франции, в то время как она не могла уже рассчитывать на союзников в лице России и США, а английская поддержка была также под вопросом, поскольку Великобританию занимали проблемы собственной империи. Франция старалась удержать плоды своей победы, вступив в союз с Бельгией, Польшей и Чехословакией, которым также угрожало усиление Германии.

Усиление фашизма

В середине 20-х годов казалось, что международная обстановка стабилизировалась. Причиной тому стал прежде всего экономический подъем и очевидное ослабление конфликта между Францией и Германией. Лига наций была на вершине своего престижа. Конференция о всеобщем разоружении готовилась под ее руководством. Все важнейшие страны, за исключением Соединенных Штатов, установили дипломатические отношения с советским правительством (США сделали это после того, как Ф. Рузвельт в 1933 г. стал президентом). Италия, казалось, примирилась со своей послевоенной ролью, а Япония действовала осторожно, отдавая предпочтение развитию торговли с зарубежными странами взамен империалистическим авантюрам.

Крах Нью-Йоркской фондовой биржи в октябре 1929 г. неожиданно положил конец общему оптимизму. Влияние этого краха распространялось подобно цепной реакции на другие индустриальные страны, и прежде всего на Европу. Депрессия разрушила все, на чем были основаны в предыдущие годы устойчивое развитие экономики, благосостояние и международное сотрудничество. Тревога и отчаяние сменили оптимизм в настроениях людей.

Великая депрессия потрясла основу международной системы. Возможности неудовлетворенных стран реализовать свои цели значительно увеличились. Демократии Запада столкнулись с крупными внутренними проблемами, на борьбу с которыми ушли годы. Но это, в свою очередь, усилило существовавшее понимание необходимости проведения жесткой политики укрепления своей безопасности. Соединенные Штаты возвратились к изоляционизму, а Франция искала укрытия за линией Мажино. Депрессия в Японии привела к трудностям, которые способствовали усилению влияния крайних националистических и милитаристских кругов. Они устранили из правительства осторожных консерваторов, что вновь привело Японию на путь империалистической политики, о чем свидетельствует оккупация ею Маньчжурии в 1931 г. В Европе депрессия означала усиление фашистских движений, германских реваншистских настроений, что в конечном итоге привело к власти Гитлера ³.

Питательной средой фашизма был кризис в экономике и обществе. Во времена процветания и стабильного развития общества он не имел шансов привлечь массы сторонников. Фашистские движения в отдельных странах в некоторой степени различались по своим целям и характеру. Однако база для фашизма была везде, где чувствовалась неуверенность в обществе, особенно внутри среднего класса. Это было движение отчаявшихся масс. Фашизм снабжал их простыми объяснениями создавшегося положения и указывал на виновников – "козлов отпущения".

Сторонники фашизма представляли себя силой, противостоящей коммунизму. Всегда и везде их ненависть направлялась против коммунистов и социал-демократов. Но они также презирали капиталистов, либералов и ревизионистов, подчеркивая свое классовое отличие.

Фашистские идеи получили наибольшую поддержку среди неудовлетворенных наций, которые испытали на себе после окончания первой мировой войны национальное унижение. Фашизм укреплял их самоуверенность и указывал путь к реваншу. Согласно фашистской идеологии, насилие являлось естественной частью человеческой жизни. Оно служило также и средством международной политики без каких-либо ограничений. В своем большинстве фашистские движения руководствовались программами империалистической экспансии. В тех странах, где фашистам удавалось придти к власти, устанавливались тоталитарные и милитаристские режимы, внешняя политика которых служила достижению империалистических целей путем захватнических войн ⁴.

Основа мышления А. Гитлера лежала в плоскости вульгарного социал-дарвинизма начала века. Насилие и борьба диктовали всю политику, и в первую очередь в отношениях между народами, государствами и расами ⁵. Гитлер рассматривал мировую историю как результат расовой борьбы, которая в конце концов являлась для него объяснением феномена международной политики. Немцы были на одном полюсе, славяне – на другом. "По мнению Гитлера, – пишет А. Буллок, -немцы были высшими существами, высшими, по сравнению с народами Восточной Европы, а пропасть, которая отделяла их от славян и еще больше от евреев, базировалась не на культурных или исторических особенностях, а на врожденных биологических различиях. Они были существами другого рода, вовсе не членами человеческой расы, а низшими существами, что касалось славян, и паразитами, которые грабили и разрушали человеческие существа, в отношении евреев" ⁶.

Другим принципом внешней политики Гитлера была доктрина жизненного пространства: для того, чтобы быть великой державой, Германия нуждалась в жизненном пространстве, сельскохозяйственных территориях для увеличения народонаселения и создания своего рода защиты от торговой блокады, которая привела к поражению Германии в первой мировой войне. Новое жизненное пространство, которое можно было найти в Европе, располагалось, по Гитлеру, в России. Евреи и большевики были тождественными понятиями для Гитлера. Таким образом, расовая идеология и доктрина жизненного пространства слились воедино по отношению к Советскому Союзу. Не считая некоторых поворотов в событиях, которые были продиктованы тактическими соображениями, главное во внешней политике Гитлера с тех пор, как он стал рейхсканцлером, было направлено на подготовку войны против Советского Союза ⁷.

Нацистские планы никогда не формулировались в одном специальном документе, но заключенные в отрывках, разбросанных в различных речах, разговорах и декларациях, они были неограничены и в сущности заключались в порабощении или подчинении всего мира германскому диктату. Гитлер считал Францию первым объектом экспансии. Так называемое "ядро" империи (Германия, Австрия, Чехословакия и часть Польши) должно было управлять балтийским регионом, остатком Польши, Финляндией, Венгрией, Сербией, Хорватией, Румынией, югом России и кавказскими государствами. Далее следовала очередь за другими континентами. "Мы создадим новую Германию в Бразилии, – провозгласил Гитлер. – Аргентина и Боливия могут быть легко объединены". Голландская Индия (Индонезия) и Новая Гвинея должны быть отобраны у Британии. Сама Британия – "конченная страна", ее колонии, так же как и французские (вся Африка) будут переданы в руки Германии. Мексика станет германской. США "агонизируют", они "никогда не вступят в Европейскую войну". "Только национал-социалистская идеология может освободить американский народ от клики эксплуататоров", – заявлял он.

Враждебность к социализму, существовавшая на Западе, и к либеральной демократии – в Кремле была основной причиной, которая, проявляясь в различных формах, воспрепятствовала достижению каких-либо соглашений между СССР и западными демократиями, либо сделала эти соглашения бесплодными.

Достижение гегемонии в Европе и завоевание жизненного пространства на Востоке было целью, реализовать которую было невозможно без войны. Все основные акции национал-социалистской диктаторской системы могут быть рассмотрены как подготовка к мировой войне, касались ли они внешней, внутренней, экономической или социальной политики, либо были направлены непосредственно на военные приготовления. Диктатура оправдывалась необходимостью уничтожения "раковой опухоли" – демократии; задача внешней политики заключалась в том, чтобы скрыть военные приготовления от внимания других стран ⁸.

В своей внешней политике Гитлер очень гибко использовал предоставившиеся возможности, умело прикрывая свои истинные намерения искусной пропагандой. После прихода к власти он не распространялся на публике о своих завоевательных планах; вместо этого объяснял, что по отношению к Германии была допущена несправедливость, которую следует исправить. Он указывал на роль Германии как защитницы Европы от "азиатского большевизма" и призывал следовать принципам национализма.

Крушение системы коллективной безопасности

Вскоре после того, как национал-социалисты пришли к власти, дипломатическая инициатива в Европе перешла к Германии. Она покинула конференцию по разоружению, вышла из Лиги наций и подписала пакт о ненападении с Польшей, который обезопасил ее с востока, пока оборона еще была слабой. Однако вскоре для всех стали очевидны тревожные симптомы: преследования евреев и политических оппонентов в Германии, угроза независимости Австрии и, что самое важное -быстрое восстановление германской мощи. Вопрос о причинах возникновения второй мировой войны есть прежде всего вопрос о том, почему остальные державы не предприняли необходимых действий, чтобы не допустить господства Германии в Европе еще тогда, когда можно было избежать большой войны. В поисках ответа на этот вопрос нам следует учесть тот факт, что европейские державы имели неодинаковые и частично противоречивые интересы и цели, чем Гитлер и смог воспользоваться. Демократические правительства западных держав – Франции и Англии были не склонны начинать военные акции, которые могли бы потрясти их экономику, которые не одобрили бы избиратели и которые в конце концов не могли разрешить успешно все проблемы. В дальнейшем в Париже и Лондоне мнения о том, как относиться к возрождению Германии, были совершенно различными. В то время как Франция все еще предпочитала вступить в альянс против Германии, Англия стремилась к прямым переговорам с ней, чтобы избежать раздела Европы на две силовые группировки, противостоящие друг другу.

Оказалось, что в Москве опасность национал-социализма поняли скорее и яснее, чем где бы то ни было. После прихода Гитлера к власти отношения между Германией и Советским Союзом быстро ухудшались. Советское правительство вступило в Лигу наций и выразило свою готовность принять участие в поддержании системы коллективной безопасности. Однако Лондон особенно неохотно шел на сближение с Советским Союзом, и Британия подозревала существование скрытых намерений у советского режима. Когда Франция была вынуждена сделать выбор между Англией и Советским Союзом, она выбрала первую, в результате чего пакт о взаимопомощи, подписанный в мае 1935 г. ею с СССР фактически остался пустой бумажкой.

Италия была обеспокоена угрозой, нависшей над Австрией, и в основном поэтому до весны 1935 г. оставалась среди тех государств, которые выступали против усиления мощи Германии. Обострение напряженности между Францией и Германией способствовало, однако, укреплению позиций Италии, и Б. Муссолини решил воспользоваться ситуацией, чтобы развязать войну в Абиссинии (Эфиопии). Но западные державы не смирились с оккупацией Абиссинии только ради того, чтобы удержать Италию в рядах антигерманского фронта. Лига наций объявила Италию агрессором и под влиянием Англии начала применять против нее санкции. Но западные державы не хотели вступать в войну против Италии либо разорвать с ней отношения раз и г навсегда. Санкции оказались неэффективными и не смогли остановить Италию. Окончательным результатом войны в Абиссинии стала полная победа Муссолини и тяжелое поражение Лиги наций и Англии, что серьезно нарушило отношения между Италией и западными державами и послужило причиной сближения Италии и Германии.

Все это усилило позиции Германии до такой степени, что в марте 1936 г. Гитлер послал войска в Рейнскую область, которая имела статус демилитаризованной зоны, что было зафиксировано Версальским и Локарнским договорами в 1925 г. Франция, выразив свой протест, тем не менее примирилась с этим. Оккупация Рейнской области означала капитуляцию Франции и в стратегическом и психологическом отношении. Остается фактом, что в сложившейся ситуации Франция потеряла последний шанс оказать нажим на Германию военными средствами. Это также свидетельствовало о том, что у Франции недоставало силы воли, необходимой для сохранения той благоприятной обстановки, в которой она находилась. В последующие годы Франция в основном довольствовалась пассивной ролью, следуя в фарватере английской политики ⁹.

Война в Абиссинии и оккупация Рейнской области изменили соотношение сил в Европе до такой степени, что вполне в данном случае можно использовать термин "дипломатическая революция". Германия вышла из изоляции. Создание "оси Рим-Берлин" и подписание "Антикоминтерновского пакта" между Германией и Японией в ноябре 1936 г. (Италия присоединилась годом позже) продемонстрировали сотрудничество трех недовольных держав, хотя они не представляли собой союза в подлинном значения этого слова. Гражданская война в Испании еще более сблизила Германию и Италию, а также ясно демонстрировала конфликт между Англией и Советским Союзом в мировой политике ¹⁰.

Военный мятеж, поднятый Ф. Франко в июле 1936 г., принес войну в Европу. Наступление японцев в Китае послужило началом второй мировой войны в Азии. Столкновение между японскими и китайскими войсками вблизи Пекина в июле 1937 г. быстро переросло в полномасштабную войну. К 1939 г. японцы захватили большую территорию в Северном и Центральном Китае, а также и самые важные порты в Южном Китае, игнорируя интересы других великих держав в Китае.

Источники кризисов в Центральной Европе, Средиземноморье и Восточной Азии не были изолированными явлениями. Фактически без координации своей внешней политики Германия, Италия и Япония создавали друг другу все более благоприятные условия для того, чтобы бросить вызов Англии и Франции. Советский Союз не мог оставаться безучастным к возрастающей силе Японии. Протяженность его границ в Азии составляла 8 тыс. км, тогда как в Европе – 2 тыс. 400 км. В конце лета 1939 г., когда напряженность в Европе достигла своей наивысшей точки, СССР и Япония вступили в прямой вооруженный конфликт в Монголии.

Стремление Соединенных Штатов следовать политике нейтралитета укреплялось по мере того, как угроза войны в Европе и Азии возрастала. В основе этой политики лежал общепринятый взгляд американцев на то, что участие США в первой мировой войне было ошибкой и что эта ошибка не должна повториться снова. В 1935-1937 гг. конгресс принял несколько законов о нейтралитете, которые, хотелось верить, упреждали вовлечение страны в большую войну. Хотя президент Рузвельт проявлял все возрастающее беспокойство по поводу политики Германии и Японии. С 1937 г. позиция большинства членов конгресса, а также общественное мнение удерживали Соединенные Штаты от более активной роли в мировой политике ¹¹.

В начале 30-х годов среди малых стран Европы существовала уверенность в гарантиях безопасности, провозглашенных Лигой наций. Выход Японии и Германии из Лиги в 1933 г. и присоединение к ней Советского Союза в следующем году изменили политику этой организации. Она стремилась достичь умиротворения конфликтующих сторон и укрепить коллективную безопасность. Война в Абиссинии подвергла Лигу наций решающему испытанию. Провал политики санкций стал для нее тем ударом, от которого она уже никогда не оправилась. Малые страны, которые поддержали санкции, обнаружили, что членство в Лиге наций фактически не увеличивает степень их безопасности, а даже, напротив, подвергает неожиданному риску. Семь малых стран – Голландия, Бельгия, Люксембург, Дания, Норвегия, Швеция и Финляндия, другими словами, страны, подписавшие договор в Осло, заявили, что они не считают себя связанными со статьей о санкциях Устава Лиги наций в изменившихся условиях и в будущем будут рассматривать свое участие в санкциях в каждом конкретном случае. Четыре северные страны сблизились друг с другом на основе общего понимания политики нейтралитета. Финляндия, так же как и Швеция, начала усиливать свою оборону для того, чтобы обеспечить свой нейтралитет в мире, который становился все более нестабильным и втягивался в гонку вооружений ¹².

Гонка вооружений

Интенсивное военное строительство Германии, развернувшееся с середины 30-х годов, все более радикально влияло на ситуацию в Европе, нарушая существующий баланс сил. В 1933 г. Германия была одной из самых слабых стран в Европе с военной точки зрения. За шесть лет она превратилась в одну из самых грозных военных сил на континенте. Еще в последние годы Веймарской республики военное руководство готовилось увеличить численность армии за пределы 100 тыс. человек, что разрешалось Версальским договором. Это было в то время, когда уже имелись необходимые предпосылки для перевооружения. Приход национал-социалистов к власти создал политические условия для этого. Когда Гитлер стал рейхсканцлером, он сразу объявил своей задачей "восстановление обороноспособности страны". В декабре 1933 г. он решил утроить численность армии мирного времени. В марте 1935 г. Германия открыто нарушила условия Версальского договора о разоружении, установив всеобщую воинскую повинность и объявив о создании вермахта из 36 дивизий. Однако вскоре и эти рамки оказались превзойдены, и к августу 1936 г. была поставлена новая цель: создать армию из 44 дивизий в мирное время и сухопутную армию численностью в 2 млн. 400 тыс. человек к началу войны. На основе научных исследований, технических ноу-хау и промышленного потенциала страны, невзирая на государственные расходы, руководство Германии превратило свою армию в инструмент, способный вести наступательную войну, которая, несмотря на некоторые недостатки, вызванные интенсивным ростом, была лучше организована, вооружена и обучена, чем армии других европейских государств. Соседние страны особенно приводили в ужас быстрый рост и высокий технический уровень германских военно-воздушных сил. Флот, напротив, имел небольшой тоннаж, пока Гитлер не обнаружил, что Великобритания станет его главным противником ¹³. После этого, в 1938 г., он распорядился начать мощное строительство военно-морского флота. Осенью 1939 г. Германия смогла мобилизовать сухопутную армию в 103 дивизии. Однако ахиллесовой пятой Германии оставалась военная экономика. Она в основном зависела от импорта большого количества сырья и жидкого топлива, необходимого для ведения войны ¹⁴.

Франция и Англия включались в гонку вооружений неохотно и относительно медленно. После первой мировой войны Франция содержала большую сухопутную армию и имела большие обученные резервы. Осенью 1939 г. она могла выставить 88 дивизий. Была построена линия Мажино, чрезвычайно дорогая система фортификаций для того, чтобы обезопасить восточные границы и уменьшить потери французов в случае войны. Мысли французских военачальников всецело концентрировались на обороне, и войска оказались не обучены, не оснащены для наступательной войны. Вооружение сухопутной армии частично устарело. Французский флот был мощный и современный, но строительству военно-воздушных сил не уделялось должного внимания. Когда правительство начало осуществлять программу такого строительства в 1936 г., производственные возможности Франции не могли достичь уровня военного производства Германии ¹⁵.

Козырной картой Англии был могущественный военно-морской флот, хотя многие корабли уже начинали устаревать. Английские сухопутные силы состояли из призывников, обученные резервы отсутствовали. Главная задача британской армии состояла в защите империи. Большая часть армии находилась за морем, в основном в Индии и на Среднем Востоке, и не было возможности отправить достаточное количество войск на помощь Франции. В середине 30-х годов Англия начала перевооружаться, прежде всего уделяя внимание противовоздушной обороне. К концу десятилетия производство самолетов быстро возросло и в 1939 г. достигло уровня Германии.

Даже потомкам трудно сравнивать военную силу разных стран. Цифры, которыми мы располагаем, часто несопоставимы, в то время как качество является более важным показателем, чем количество. Если судить только по цифрам, то германское превосходство в 1939 г. не было очевидно, за исключением, вероятно, авиации. Качественное превосходство ее вооруженных сил в решающей мере не было значительным до 1940 г. Однако уже в конце 30-х годов многие современники пришли к выводу, что за короткий период времени Германии удалось создать мощную, эффективную военную силу, которая превосходила то, чем располагали западные государства. Эта оценка оказала большое влияние на принятие политических решений и общественное мнение в других европейских странах.

После окончания гражданской войны и иностранной интервенции Советский Союз сократил свои вооруженные силы (РККА) с 5,5 млн. человек до 562 тыс. (в 1924 г.). Военная реформа 1924-1925 гг. предусматривала также создание территориальных милицейских формирований, что имело своей целью уменьшить военные расходы и восстановить разрушенную экономику. "Если бы мы имели выбор между регулярной армией в 1,5-2 млн. человек и существующей военной системой, – говорил М.В. Фрунзе, народный комиссар по военным и морским делам, – тогда, конечно, были бы все основания отдать предпочтение первому варианту. Но мы не имели такого выбора" ¹⁶. В конце 20-х годов в связи с нарастанием военной угрозы на Западе и особенно на Дальнем Востоке, а также благодаря определенной экономической стабилизации СССР включился совместно с другими странами в гонку вооружений.

После установления в Германии нацистского режима укрепление вооруженных сил и увеличение выпуска военной продукции стало доминирующим элементом в советской военной политике. В 1930-1931 гг. оборонная промышленность произвела 1911 артиллерийских орудий, а в 1939 г. их выпуск увеличился до 12 687; производство винтовок за тот же период повысилось с 174 тыс. до 1 млн. 174 тыс.; пулеметов – с 40 982 до 74 567. Авиационная промышленность, которая давала 860 самолетов в 1930-1931 гг., произвела в 1938 г. 5469 машин, включая 2 тыс. бомбардировщиков. Танковая промышленность за тот же период увеличила выпуск танков с 740 до 2271 в год. Количественный результат впечатлял, но качество многих типов вооружения было неудовлетворительным. Изменялась система призыва в армию – со смешанной (регулярно-милиционной) к регулярной. К 1 января 1938 г. силы Красной Армии возросли в три раза – до 1 513 400 человек.

В соответствии с точкой зрения советского политического и военного руководства того времени основными потенциальными противниками были: Германия – на западе, Япония – на востоке (главная угроза), Турция – на юге и Финляндия – на севере. Создание антисоветской коалиции, империалистических держав считалось реальным и самым опасным вариантом. Военная доктрина переоценивала силу РККА, будучи ориентированной на быстрый и полный разгром противника на его собственной территории при активной классовой поддержке СССР трудящимися в других странах.

Путь к войне

Решения, которые привели ко второй мировой войне, принимались в Берлине, Лондоне и Москве. Это была война Гитлера, который начал ее преднамеренно, поскольку его цели иначе не могли быть достигнуты. Долгое время он надеялся на то, что Англия согласится предоставить ему свободу действий на Востоке. В этом случае Германия позволила бы Англии сохранить ее империю. Он не извлек урока истории, который гласил, что сохранение баланса сил на европейском континенте было центральной задачей британской политики на протяжении всей современной истории. Если бы Восточная Европа оказалась под контролем Германии, это означало бы резкое изменение соотношения сил, чего не могла допустить Англия. После того, как его надежды не оправдались, Гитлер начал рассматривать Англию как своего главного противника. Его речь в рейхстаге от 5 ноября 1937 г., помимо решимости использовать силу для завоевания жизненного пространства, свидетельствовала о том, что он отныне считает Англию и Францию "заклятыми врагами" Германии ¹⁷.

Англия и Франция противились обострению отношений с Германией или Италией, угрожавшему войной. В 30-х годах определение, содержавшееся в меморандуме, подготовленном английским министерством иностранных дел в 1926 г., довольно точно отражало существо их политики: "У нас нет ни территориальных амбиций, ни желания что-либо приобретать. Мы получили все, что хотели, – возможно, даже больше. Наша единственная цель – удержать то, что мы имеем, и жить в мире… Что бы ни случилось в результате нарушения мира, мы проиграем" ¹⁸. По этой причине Великобритания и Франция предпочитали решать проблемы путем переговоров, которые бы удовлетворили требования Германии и Италии. В основе такой политики умиротворения, помимо искреннего и глубоко укоренившегося отвращения к войне, лежали экономические и стратегические интересы западных государств. Францию, разрываемую идеологическими конфликтами, будто парализовало, когда она увидела, как ее восточный сосед, разгром которого был достигнут такой огромной ценой в первой мировой войне, становится более устрашающим, чем ранее. Франция все еще надеялась защитить себя с помощью Англии. Её союзники в Восточной Европе в конечном итоге должны были полагаться на собственные силы.

Великобритания должна была защищать богатую, но чрезвычайно уязвимую империю. Теперь против нее направлялись вызывающие действия Муссолини на Средиземноморье. Наступление Японии угрожало статусу Британской империи на Дальнем Востоке. Индия и Средний Восток бурлили. У Великобритании было много конкурентов и не хватало сил, чтобы противостоять всем им одновременно. Ей приходилось действовать в нескольких направлениях. Стоявшие у власти консерваторы относились к Германии с некоторым пониманием даже после того, как Гитлер пришел к власти – ведь национал-социализм был, помимо всего, контрсилой коммунизму и Советскому Союзу. Позднее перевооружение Германии, особенно развитие ее военно-воздушных сил, вызвало растущее беспокойство среди англичан. Ла-Манш уже не мог обеспечить защиту британских островов от противника. Все понимали, что гонка вооружений будет тяжелым испытанием для английской экономики. Война могла означать банкротство и конец империи ¹⁹.

Политика умиротворения западных государств позволила Гитлеру сделать Германию настолько сильной, что она смогла начать большую войну и почти выиграть ее. Главная ошибка состояла в предположении, что Гитлер удовлетворится ограниченными уступками. Аншлюс Австрии в марте 1938 г. и раздел Чехословакии на Мюнхенской конференции в конце сентября этого же года резко изменили расстановку сил в Европе в пользу Германии. Но в то же время Мюнхенское соглашение явилось пределом умиротворения. Сохранить мир любой ценой никогда не было целью политики умиротворения ²⁰. Зимой 1938/39 г. английское правительство утратило веру в возможность достижения взаимопонимания с Германией и готовилось к сопротивлению ²¹. Немецкая оккупация Праги в марте 1939 г. стала последним событием, которое убедило англичан в том, что Гитлеру нельзя доверять и что единственной альтернативой является сопротивление завоевательным планам Германии.

Теперь Великобритания приступила к созданию контрсилы Германии в Восточной Европе, где ранее избегала вмешательства. Через две недели после оккупации Праги она объявила о своих гарантиях Польше ²². Целью этого поспешного решения было удержать Германию от захвата Польши. Гитлера это, однако, не остановило. После того, как Польша отказалась играть роль германского сателлита, Гитлер распорядился начать приготовления к нападению на эту страну, чем достигалось устранение польской угрозы немецкому тылу и расширение жизненного пространства Германии на востоке. На сей раз Гитлер хотел войны и не желал компромиссов, даже Мюнхенского типа ²³.

Единственной силой, способной остановить Германию, мог стать союз между Великобританией, Францией и Советским Союзом, который вынудил бы ее вести войну на два фронта. Но снова Гитлеру был дан шанс использовать противоречивые цели других стран.

В Лондоне и Париже придерживались мнения, что только союз трех великих держав вынудит Гитлера отказаться от нападения ²⁴. Сталин вынужден был считаться с тем, что Германия совершит нападение на Советский Союз, которому придется вынести всю основную тяжесть войны против нее.

Переговоры трех держав продвигались медленно, в особенности из-за подозрительности Лондона относительно намерений советского правительства. Другая причина заключалась в том, что Польша и другие страны Восточной Европы категорически отказывались предоставить свои территории советским войскам в войне против Германии. Позиция советского правительства на переговорах была достаточно сильной. В Москве подозревали, что западные державы только и стремились подтолкнуть Советский Союз к войне с Германией. СССР также не отказывался от принципа, согласно которому три великие державы должны были оказать помощь его соседям в случае нападения на них Германии даже против их собственной воли.

Приняв решение напасть на Польшу, Гитлер заблаговременно поставил цель добиться ее изоляции. Он понимал, что преуспеет в этом, если сможет достичь соглашения с Советским Союзом. Переговоры велись одновременно между Германией и СССР, с одной стороны, и между Англией, Францией и Советским Союзом – с другой. Германия взяла на себя инициативу, и Москве нужно было только ждать ее предложений ²⁵. 2 августа министр иностранных дел фон Риббентроп объяснил советскому поверенному в делах в Берлине, что нет ни единой проблемы между Балтийским и Черным морями, которая не могла бы быть разрешена между Германией и Советским Союзом ²⁶. До последней минуты переговоры велись также между Лондоном и Берлином. Однако Англия ничего не могла предложить Германии. Доверие к ее внешней политике было теперь поставлено на карту, и она не желала требовать уступок от Варшавы, которая упорно отказывалась обсуждать с Германией проблему Данцига и польского коридора ²⁷.

Когда Сталин подписывал пакт о ненападении с Германией 23 августа, он прежде всего имел в виду обеспечение безопасности своей страны. С точки зрения советского правительства предложения Германии были гораздо лучше, чем предложения западных держав, так как они давали Советскому Союзу возможность остаться в стороне от войны и отодвинуть свои оборонительные рубежи на сотни километров на запад. Этот договор также давал возможность Гитлеру начать войну. После того, как переговоры между тремя великими державами зашли в тупик, западные страны были лишены возможности остановить Гитлера. Гитлер надеялся, что его договор о ненападении с Москвой заставит Англию и Францию оставить Польшу без помощи.

Западные державы, однако, нашли в себе силы не примириться со значительным изменением соотношения сил в Европе в результате поражения Польши. После того, как 1 сентября 1939 г. Германия вторглась в Польшу, Англия и Франция объявили ей войну как бы в знак уважения гарантий, которые были даны Польше, а в действительности для того, чтобы предотвратить господство Германии в Европе от Рейна до Черного моря ²⁸.

1 Vehvilainen O. Kansainvalisen jarjestelman kriisi // Kansakunta sodassa / Toini. S. Hietanen. Hels., 1989. Osa 1. S. 12-13.

2 Vehvilainen O. Kansalaissosialistinen Saksa ja Neuvostoliitto, 1933-1934. Porvoo; Hels… 1966. S. 33^10.

3 Bell P.M.H. The Origins of the Second World War in Europe. L., 1986. '" P. 128-146.

4 Ibid. P. 51-90: Kuhnl R. Liberalismista fasismiin: porvarillisen vallan muodot. Jyvaskyla, 1973. S. 91-217.

5 Messerschmidt M. Aussenpolitik und Kriegsvorbereitung // Das Deutsche Reich und der Zweite Weltkrieg. Stuttgart. 1979. Bd. 1. S. 535-539.

6 Буллок Л. Гитлер и Сталин: жизнь и власть: Пер. с англ. Cмоленск. 1994. С. 379

7 Hillgruber A. Kriegsziele und Strategien der grossen Machte // Der Zweite Weltkrieg, 1939-1945. Stuttgart, 1982. S. 12.

8 Vogelsang Т. Neue Dokumente zur Geschichte der Reichswehr, 1930-1933 // Vierteljhareshefte zur Zeitgeschichte. 1954. 11. 2. S. 434-435.

9 Bell P.M.H. Op. cit. P. 204-224.

10 Hildebrand K. Krieg im Frieden und Frieden im Krieg // Der Zweite Weltkrieg: Analysen, Grundzuge, Forschungsbilan. / Hrsg. von W. Michalka. Munchen, 1989. S. 3I-34.

11 UillgruherA. Op. eil. S. 22-24.

12 Kaukiainen L. Smastater i varldskrisens skugga. Sakernetsfragan i den offentliga debatten i Sverige. Finland och Danmark Oktober 1937 – november 1938. Hels., 1980. S. 24-38.

13 Deist W. Die Aufrustung der Wehrmacht // Das Deutsche Reich und der Zweite Weltkrieg. Bd. I. S. 371-532.

14 Volkmann H.-E. Die NS-Wirtschaft in Vorbereitung des Krieges // Ibid. S. 349-368.

15 Hell P.M. //. Op. cit. P. 163-184; Rzheshevsky О. Europe, 1939: Was War Inevitable? Moscow, 1989. P. 123-124.

16 Фрунзе М.В. Собр. соч. М.; Л… 1927. Т. 3. С. 289.

17 Akten zur deutschen auswartigen Politik, 1918-1945. Ser. D. Baden-Baden, 1959. Bd. VI. S.

19. (Далее: ADAP).

18 Kennedy P. The Realities Behind Diplomacy: Background Influences on British External Policy, 1865-1980. Glasgow, 1981. P. 256.

19 Bell P.M.H. Op. cit. P. 222-224; Hillgruber A. Op. cit. S. 14-15.

20 Bell P.MM. Op. cit. P. 247.

21 Watt D.C. How War Came: The Immediate Origins of the Second World War, 1938-1939. N.Y. 1989. P. 99-108.

22 Ibid. P. 186.

23 Messerschmidt M. Op. cit. S. 178, 309.

24 Bell P.M.N. Op. cit. P. 256-257; Watt D.C. Op. cit. P. 178, 309.

25 Fleischauer J. Die sowjetische Aussenpolitik und die Genese des Hitler-Stalin-Paktes // Vom Hitler-Stalin-Pakt bis zum "Unternehmen Barbarossa" / Hrsg. von B. Wegner. Munchen, 1991. S. 27-28.

26 ADAP, 1918-1945. Ser. D. Bd. VI. S. 760.

27 Watt D.C. Op. cit. P. 540-543.

28 Vehvilainen O. Kansainvalisen jarjestelman kriisi. S. 23.

© А.О. Чубарьян

Внешняя политика СССР в 30-е годы определялась особенностями внутреннего развития страны, международной обстановкой и спецификой отношений с соседними государствами. Применительно к советско-финским отношениям следует обратить внимание прежде всего на европейское направление советской внешней политики.

В общем плане советская международная политика продолжала находиться в зависимости от курса на мировую революцию. Идея победы социализма в мировом или по крайней мере в европейском масштабе, взятая В.И. Лениным на вооружение сразу же после победы Октябрьской революции, сохранялась как линия советского руководства, хотя, разумеется, претерпевала существенные перемены в методах и формах реализации. Стабилизация капитализма и отлив революционной волны снимали с повестки дня вопрос о непосредственном революционном взрыве в странах Запада.

На первый план выдвигалась идея поддержки коммунистических партий в западных странах, стремление ослабить капиталистический мир, в частности, в европейском регионе. Важнейшим инструментом в проведении этого курса был Коминтерн, фактически выполнявший функции международного отдела коммунистической партии Советского Союза. Долгие годы Коминтерн нацеливал коммунистические партии стран Западной Европы не только на борьбу с буржуазно-консервативными правительствами, но и социал-демократическими кругами, которые порой представлялись главными врагами и угрозой коммунистическому движению. Подобная политика была отражением сталинизма, его принципиальной сущности и основных установок.

Сталин и его окружение готовы были рассматривать СССР как часть европейской системы, но соглашались использовать опыт исторического развития Европы, ее политической и общественной мысли лишь в рамках того, что, по их мнению, соответствовало революционно-демократическим, и прежде всего социалистическим взглядам и утопиям. Лозунг "Соединенных Штатов Европы" трактовался как реакционный, империалистический и антисоветский. Р. Куденхов-Калерги, один из наиболее активных сторонников европейского единства, вплоть до самого последнего времени изображался как проповедник буржуазных реакционных мыслей и теорий.

Сталин в принципе отвергал и резко осуждал весьма популярные на Западе в 30-е годы пацифизм и пацифистскую идеологию за их буржуазный характер, за классовую ограниченность. Естественная для государства линия защиты национальных интересов Советского Союза в сочетании с идеей революционного мессианства создавали теоретический фундамент советской внешней политики. На различных этапах те или иные ее компоненты выходили на первый план, но в целом все они постоянно оставались на вооружении советских политиков и идеологов.

Западная и, в частности, европейская общественность в значительном своем большинстве враждебно относилась к СССР. Это было вызвано не только отрицанием социального строя в Советском Союзе, но и беззаконием сталинской системы. Практика преследования инакомыслия, многочисленные судебные процессы, массовые репрессии и антибуржуазные кампании отталкивали от него европейскую интеллигенцию и широкие слои общественности.

Все эти факторы усиливали противостояние СССР и капиталистических стран Европы, создавая барьеры на пути сотрудничества европейской общественности с Советским Союзом. Подобное развитие событий стимулировало настроения тех в Западной Европе, кто постоянно настаивал на русской угрозе Европе.

Но в середине 30-х годов, когда нацистская угроза стала реальной, были предприняты попытки объединить антифашистские силы Европы. В этой связи необходимо подчеркнуть, что существовала сфера, в которой взаимодействие СССР и буржуазной Европы не только не замедлялось, но возрастало и становилось все более активным. Речь идет о конкретной политике 30-х годов, о проектах европейской безопасности, которые объективно вовлекали Советский Союз в европейские дела. Россия оставалась великой европейской державой, без которой невозможно было решать любые вопросы европейской политики и жизни. И в этом смысле, отрицая западные ценности, СССР продолжал диалог с Западом, рассматривая себя как неотъемлемую часть европейской жизни и политической борьбы.

Такое же положение было и в Западной Европе. Отвергая сталинизм и социалистическую систему, рассматривая ее как глубоко враждебную европейской традиции и политической мысли, капиталистические державы должны были не только учитывать позицию СССР, но и вести с ним дела, активно привлекая его к европейской международно-политической системе. Для западноевропейских стран Советский Союз оставался чрезвычайно важным фактором в рамках этой системы.

Приход фашизма к власти в Германии создал качественно новую ситуацию в Европе. Речь шла об ответственности европейцев за судьбы Европы. Под угрозу были поставлены достижения ее цивилизации и культуры. В связи с этим возникал кардинальный вопрос: удастся ли объединить усилия европейцев под знаменем защиты Европы от фашизма, возможно ли создание такого общеевропейского механизма, который помог бы избежать войны, сохранить мир и обеспечить безопасность Европы. Для того, чтобы решение всех этих проблем стало возможным, требовалась готовность к созданию системы европейской безопасности, которая приобретала в этой ситуации значение важного общеевропейского феномена. Перед лицом фашистской угрозы требовался новый взгляд на "игру противоречий", необходимо было осознание общей ответственности европейских государств и народов за сохранение мира.

Программа германского фашизма предусматривала уничтожение социализма в России и демократического движения, покорение всей Европы, ликвидацию ее народов, не удовлетворявших требованиям расовых "теорий" фашистских идеологов. Из теоретических построений и первых практических шагов германского фашизма было видно, что угроза нависла не только над СССР, но и над западноевропейскими демократиями.

Гитлер уже в первой после вступления на пост рейхсканцлера публичной речи, произнесенной 2 марта 1933 г. в берлинском дворце спорта, главное внимание сосредоточил на тезисе о вреде марксизма, дискредитируя его практикой сталинского тоталитарного режима – нищетой, голодом, массовыми расстрелами. В Москве речь Гитлера не осталась без внимания. 5 мая полпред СССР в Германии Л.М. Хинчук заявил германскому министру иностранных дел К. Нейрату по поручению своего правительства протест "по поводу выпадов германского рейхсканцлера, относящихся к внутренним делам и положению моей страны". Указав на "унизительную и оскорбительную форму" этих выпадов, он отметил, что "они не могут быть согласованы с существующими отношениями между СССР и Германией"¹. К тому времени советская пресса активизировала раскрытие преступных методов, с помощью которых нацисты насаждали свою власть, нищенского положения немецких рабочих и миллионов безработных в Германии, переживающей экономический кризис. Гитлер, по-видимому, понял, что невыгодно в сложившейся обстановке держать такой курс, и прибег к маневру. 23 марта 1933 г. он заявил в рейхстаге, что "имперское правительство желает поддерживать с Советским Союзом взаимные дружественные отношения". 28 апреля Хинчук посетил Гитлера, сообщив ему о встречном желании правительства СССР развивать дружественные отношения с Германией в духе действующих договоров и соглашений. Хинчук передал Гитлеру предложение, поступившее из Москвы, ускорить ратификацию протокола от 31 июля 1931 г. о продлении договора между СССР и Германией от 24 апреля 1926 г. о ненападении и нейтралитете без ограничения его каким-либо сроком ². Гитлер ответил на это согласием. 5 мая 1933 г. состоялся обмен соответствующими документами о ратификации указанного протокола ³.

Однако успокоение в советско-германских отношениях продлилось недолго. 22 июня 1933 г. Хинчуку вновь пришлось вручить германскому правительству ноту протеста по поводу выступления тогдашнего имперского министра хозяйства А. Хугенберга на Международной экономической конференции в Лондоне с меморандумом. В нем содержалось довольно прозрачное требование, наряду с предоставлением Германии колоний в Африке, дать "энергичной" германской расе возможность приступить к колонизации новых земель в России под предлогом положить там конец начавшемуся после революции процессу внутреннего распада. Этот документ был оценен в Москве как "призыв к войне против СССР"⁴.

Европейские государства должны были противопоставить фашизму, предполагавшему их насильственный захват, объединение своих усилий и выработку общих мер безопасности. По мере развития событий становилось все более очевидным, что требовались единые действия, нужна была система взаимодействия, включавшая нефашистскую Европу и Советский Союз.

Позиция СССР была определена в декабре 1933 г., когда в Народном комиссариате иностранных дел были разработаны следующие предложения, направленные на создание системы коллективной безопасности в Европе: вступить при наличии необходимых условий в Лигу наций и заключить в рамках этой организации региональное соглашение о взаимной защите от агрессии со стороны Германии (Восточный пакт); согласиться на участие в этом соглашении Бельгии, Франции, Чехословакии, Польши, Литвы, Латвии, Эстонии и Финляндии или некоторых из этих стран, но с обязательным участием Франции и Польши; начать переговоры об уточнении обязательств участников будущего соглашения о взаимной защите после разработки его проекта Францией, "являющейся инициатором всего дела"⁵.

В январе 1934 г. B.C. Довгалевский, советский полномочный представитель во Франции, изложил французскому правительству точку зрения своего правительства на вхождение СССР в Лигу наций и региональное соглашение о взаимной защите. Французское правительство высказалось против участия в нем Бельгии на том основании, что это ведет к "смешиванию Локарнского договора с другой системой", и выразило мнение, что нужно заключить на Востоке Европы "свое Локарно". Затем с французской стороны было предложено включить в региональное соглашение Германию, чтобы избежать упрека с ее стороны в стремлении к окружению и не дать Польше, вставшей на путь сближения с Германией, предлога для отказа участвовать в этом соглашении. Французское правительство выразило при этом желание не участвовать прямо в Восточном пакте, а, подписав договор о взаимопомощи с СССР, стать его гарантом ⁶. 18 мая 1934 г. нарком иностранных дел СССР М.М. Литвинов встретился с назначенным в феврале новым министром иностранных дел Франции Л. Барту и выразил согласие с предложениями французского правительства. Затем началась разработка проекта регионального соглашения, который в июне был доработан Барту и Литвиновым и доведен до сведения всех заинтересованных стран, в том числе Англии и Италии. Последние на словах одобрили Восточный пакт.

Таким образом, участниками Восточного пакта должны были стать следующие страны Центральной и Восточной Европы: Польша, Чехословакия, Германия, Советский Союз, прибалтийские государства и Финляндия. Они обязывались взаимно гарантировать нерушимость границ и оказывать помощь государству-участнику пакта, подвергнувшемуся нападению, и не оказывать помощи государству-агрессору. Наряду с подписанием Восточного пакта должен был быть подписан еще отдельный договор о взаимной помощи между СССР и Францией. Франция стала гарантом Восточного пакта, а СССР, наравне с Англией и Италией, – гарантом Локарнского пакта 1925 г.

Можно было предположить, что нацистская Германия не даст согласия на участие в Восточном пакте, поскольку это означало бы ее отказ от планов агрессии. Так и случилось. В германском меморандуме английскому правительству от 8 сентября 1934 г. было заявлено, что Германия не станет участвовать в новых системах безопасности до тех пор, пока другие державы не будут считать возможным ее равноправие в области вооружения. Негативное отношение к участию в Восточном пакте проявила и Польша, правительство которой 26 января 1934 г. подписало германо-польскую "Декларацию о необращении к силе". И Гитлер, и польский министр иностранных дел Ю. Бек заявляли, что Восточный пакт преследует цель "окружить" Германию и "изолировать" Польшу, и заверяли друг друга в решимости "не допустить обесценивания германо-польского протокола от 26 января 1934 г. коллективными договорами"⁷.

Тем временем решился вопрос о вступлении СССР в Лигу наций. Совет Лиги на заседании 11 сентября 1934 г. принял решение о том, что Советскому Союзу после вступления в Лигу наций будет предоставлено постоянное место в ее Совете ⁸.

В обостряющейся обстановке в Европе важное место занимали вопросы разоружения. Переговоры о разоружении проходили в рамках Лиги наций во второй половине 20-х – начале 30-х годов. Однако после многолетних дискуссий проблема разоружения так и не сдвинулась с места. Наращивание вооружений продолжалось, а в центре Европы фашистская Германия создала опасный очаг войны.

Известный английский политический деятель Д. Ллойд Джордж дал убийственную характеристику переговорам о разоружении. «Комическая пьеса, – писал он, – в которой разоружение и обеспечение безопасности ведут между собой борьбу за первенство, все еще привлекает в женевский театр полный зал зрителей… дебаты продолжаются, причем "красноречивые", "блестящие" и "государственные" речи следуют друг за другом в беспрерывной цепи… Разоружение гонится за обеспечением безопасности; обеспечение безопасности охотится за разоружением, но никогда одно не догоняет другое».

В феврале 1933 г. советское правительство вынесло на обсуждение международной конференции по разоружению в Женеве проект декларации относительно определения агрессии ⁹. В нем под определение агрессии подпадали различные действия нападающей стороны, как-то: объявление войны, вступление войск на территорию другого государства без объявления войны, артиллерийский обстрел и авиационные бомбардировки объектов на территории другого государства, высадка морских и воздушных десантов, морская блокада.

В июле 1933 г. в беседах между советским полномочным представителем во Франции B.C. Довгалевским и французским министром иностранных дел Ж. Поль-Бонкуром зародилась идея о целесообразности установить между СССР и Францией более тесные отношения. Осенью они продолжили переговоры на эту тему и пришли к выводу о необходимости заключения советско-французского пакта о взаимопомощи и создании в Европе системы коллективной безопасности ¹⁰. В мае 1935 г. были подписаны договоры СССР с Францией и Чехословакией о взаимной помощи, которые могли бы стать существенными элементами европейской системы безопасности. Активно сотрудничали в этом направлении французский министр Луи Барту, советский нарком М. Литвинов, югославский король Александр, многие политические и общественные деятели различных стран Европы. Проходили многочисленные конференции и встречи.

Если говорить о Советском Союзе, то следует отметить, что в результате последних исследований советских ученых становится очевидным, что Сталин не очень симпатизировал идее коллективной безопасности, на практике главным сторонником этой идеи был Литвинов. Именно во многом благодаря его стараниям и действиям его французских коллег намечались контуры системы европейской безопасности.

Однако очень скоро проекты безопасности столкнулись с серьезными трудностями. На Западе постепенно возобладала политика, получившая печальную известность как линия на умиротворение германского агрессора, состоявшая в том, чтобы канализировать германские планы на Восток.

После убийства Барту ¹¹ изменилась ориентация французской политики. Договор с СССР не был подкреплен военной конвенцией, а линия на умиротворение Германии стала преобладать в политике французских правящих кругов. На смену реалистически мыслящим политикам пришли люди, для которых неприятие СССР было сильнее политической целесообразности. Франция фактически бросила на чашу весов своей политики и судьбы малых стран Европы, находившихся в орбите французского влияния, довольно безучастно взирая на проникновение Германии в традиционно французские сферы.

Большое и негативное воздействие как на Францию, так и на всю ситуацию в Европе оказывала политика Англии, которая явилась, пожалуй, основной движущей силой политики умиротворения. Она была менее заинтересована в интегрированной Европе. Европейские тенденции и настроения всегда были не особенно популярны в Англии. Общая линия ее политики не изменилась и тогда, когда Германия перешла от слов к делу. Но логикой событий Англия втянулась в европейские дела более активно, чем, видимо, ожидали ее политические лидеры.

Тем временем Германия вместе с фашистской Италией усилили реализацию своей агрессивной программы. В ночь на 3 октября 1935 г. без объявления войны итальянские войска вторглись в Эфиопию. Германия, не являвшаяся членом Лиги наций, открыто оказывала экономическую поддержку Италии. Эфиопия была захвачена и в начале мая 1936 г. ликвидирована как государство. А Лига наций оказалась неспособной защитить Эфиопию и отстоять право на свободу и независимость одного из своих участников, что имело непоправимые последствия.

7 марта 1936 г. Германия в нарушение Локарнских соглашений ввела свои войска в пограничную с Францией демилитаризованную Рейнскую зону. Французское правительство предложило Совету Лиги наций применить к Германии экономические санкции. Однако это предложение не нашло поддержки ни со стороны Италии, взявшей во время войны с Эфиопией курс на сближение с Германией, ни со стороны Англии, рассчитывавшей, что для его осуществления "нет никакой юридической базы"¹². Совет Лиги наций ограничился лишь констатацией факта нарушения Германией одного из пунктов Версальского договора.

17 марта 1936 г. в Совете Лиги наций Литвинов говорил: "Нельзя бороться за коллективную безопасность, не принимая коллективных мер против нарушения международных обязательств. Мы не считаем, однако, такой мерой коллективную капитуляцию перед лицом агрессора, перед лицом нарушения договора или коллективное согласие на премирование агрессора путем принятия угодной и выгодной агрессору базы соглашения или других планов"¹³.

Позиция Франции перед лицом германской угрозы в марте 1936 г. существенно ослабила ее международный авторитет. Связанные с нею договорами страны Центральной и Юго-Восточной Европы, убедившись, что она не может защитить свои собственные интересы, все более стали склоняться в сторону Германии. Французский дипломат Поль-Бонкур впоследствии сказал по этому поводу: "7 марта 1936 г. – это вторая капитуляция Франции. Первая – не помешали германскому перевооружению. Еще большая капитуляция – потеряли союзников"¹⁴.

Новую угрозу безопасности в Европе создал начавшийся в июле 1936 г. вооруженный мятеж против правительства Народного фронта в Испании. Как известно, СССР оказал республиканскому правительству Испании помощь кредитами, продовольствием, медикаментами, а также поставлял ему военную технику. На стороне республиканской армии участвовали в боевых действиях более двух тысяч советских военнослужащих и бойцы интернациональных бригад из многих стран мира.

Помощь Советского Союза показала, что он является противником фашистской Германии, но одновременно она дала новые аргументы и тем, кто расценил участие СССР в испанских событиях как угрозу вооруженного экспорта революции. Этот фактор сыграл немалую роль и в позиции Франции и Англии по отношению к СССР в связи с событиями, развернувшимися в 1938 г. вокруг Австрии и Чехословакии.

Опираясь на существовавшие в Австрии нацистские группировки, гитлеровское правительство стало добиваться от австрийского правительства воссоединения Австрии с Германией. 12 марта 1938 г. 200-тысячная группировка немецких войск вступила на австрийскую землю. На следующий день был принят закон, объявивший Австрию "немецкой землей".

Относительная устойчивость в Центральной Европе была разрушена. 17 марта Литвинов от имени советского правительства выступил с заявлением, в котором охарактеризовал аншлюс Австрии как "насильственное лишение австрийского народа его политической, экономической и культурной независимости", предупредив, что следующей жертвой нацистской агрессии в первую очередь может оказаться Чехословакия, а затем и другие европейские страны. Литвинов сообщил, что советское правительство "готово участвовать в коллективных действиях, которые были бы решены совместно с ним и которые имели бы целью приостановить дальнейшее развитие агрессии и устранение усилившейся опасности новой мировой войны"¹⁵. Но коллективных действий не последовало.

В Англии и Франции, как и прежде, недооценивали исходящей от нацистов угрозы для их собственной безопасности. В Москве же такую опасность представляли более реально. Но в Париже, Лондоне и Вашингтоне не прислушивались к таким оценкам, что в немалой степени объяснялось недоверием к кремлевскому руководству, которое выступало против преступного нацистского режима и в то же время прибегало к преступным методам утверждения власти в собственной стране. Именно на начало 1938 г. в СССР пришелся апогей сталинских репрессий. 2-13 марта 1938 г., когда решался вопрос о дальнейшей судьбе Австрии, в Москве Сталиным и его подручными был разыгран один из показательных процессов с приглашением на него иностранных журналистов и дипломатов против участников мифического "правотроцкистского блока". 13 марта, т.е. в день "включения" Австрии в состав Германии, по ложным обвинениям в шпионаже и подрывной деятельности были вынесены смертные приговоры Н.И. Бухарину, А.И. Рыкову и др. Эти события воспринимались за рубежом как проявление кризиса советского диктаторского режима, порождали среди общественности буржуазно-демократических стран сомнения в его способности быть надежным партнером в деле обуздания агрессоров.

Венцом политики "умиротворения", как известно, стал мюнхенский договор 1938 г., в результате которого Англия и Франция санкционировали захват Чехословакии гитлеровской Германией. События показали, что тогдашние руководители Англии и Франции фактически дали "зеленый свет" поглощению европейских стран фашистскими режимами. Они молча восприняли аншлюс Австрии, не препятствовали германскому проникновению во многие страны Юго-Восточной и Центральной Европы, на Балканы, в Средиземноморье и т.д.

Общий фон европейской политики оказывал существенное влияние и на советско-финские отношения. В 1937-1938 гг. они характеризовались значительной внутренней напряженностью. Со стороны Советского Союза, как показывают советские внешнеполитические документы, проявлялось постоянное беспокойство: во-первых, сохраняющимся германским влиянием на политическую и общественную жизнь Финляндии; во-вторых, опасениями в связи с возможным включением Финляндии в союзы или блоки с участием Германии и Англии; в-третьих, периодически возникающими инцидентами на советско-финской границе.

В те годы, как известно, явно ухудшались отношения СССР с Англией и Францией, но противоречия с Германией занимали еще главенствующее место, и эти тенденции явно сказывались на отношениях СССР с Финляндией. Со своей стороны, финское руководство стремилось всячески рассеять опасения и беспокойство Москвы, заявляя о своем желании нормализовать и развивать отношения с Советским Союзом. В феврале 1937 г. финский министр иностранных дел Р. Холста посетил Москву, чтобы, как он заявил, рассеять слухи "об обострении советско-финских отношений"¹⁶. По словам финского министра, его визит в Москву был одобрен всеми политическими партиями Финляндии, а также министром иностранных дел Швеции Сандлером. В беседах с Литвиновым Холсти подчеркивал свое намерение следовать идеям Лиги наций и бороться с прогерманскими настроениями, существовавшими в финском обществе.

Характерно, что в ходе переговоров с Холсти Литвинов, подчеркивая желание СССР улучшать и развивать отношения с Финляндией, заявлял, что она "предпочитает интимную близость с Германией, Польшей и даже Японией"¹⁷. Литвинов прямо указал, что СССР опасается, что в случае большой европейской войны Финляндия может оказаться в "противостоящем нам лагере" и что мы принимаем меры предосторожности на финской границе. Литвинов заявил даже, что вся наша страна считает Финляндию нам враждебной. В беседе с советской стороны упоминалось о строительстве немцами в Финляндии аэродромов и химического завода.

Фактически уже в ходе этого визита обозначались пункты и линии напряженности в отношениях между двумя странами. В дальнейшем советская сторона постоянно возвращалась именно к этим вопросам, а финские представители стремились отрицать прогерманские тенденции и оправдывать или объяснять инциденты на финско-советской границе. И если в первые месяцы после визита Холсти в Москву советские представители в Финляндии заявляли о благоприятных и значительных итогах переговоров в Москве ¹⁸, то затем в донесениях советских дипломатов из Хельсинки снова появились тревожные ноты. Возобновились инциденты на границе ¹⁹.

Последующие события показали также, что в Москве параллель но с германской "опасностью" все настойчивее отмечали и английскую активность. Так, в письме заместителя наркома иностранных дел В.П. Потемкина от 1 июня 1937 г. прямо указывалось на англофильские настроения Холсти и на усиление английской деятельности в прибалтийско-скандинавских делах. Одновременно высказывались опасения и по поводу возможного привлечения Финляндии к польским планам (направляемым Англией) создания "санитарного кордона" и антисоветского блока в Прибалтике ²⁰.

Таким образом, отношения с Финляндией полностью отражали об щую линию тогдашней политики советского руководства. В условиях сохраняющейся враждебности с Германией и усиливающейся напряженности в отношениях с Англией Москва стремилась ослабить влияние этих держав в Финляндии и активизировать собственные позиции в политике своего северного соседа.

Тем временем продолжались инциденты на советско-финской границе. Характерно, что в Москве тщательно фиксировали даже малейшие нарушения границы со стороны Финляндии и делали немедленные представления финской стороне ²¹. В ходе контактов с финскими официальными лицами советские представители продолжали обращать внимание на "усилившуюся германскую активность в Финляндии" и на недружественные в отношении СССР публикации в финской печати.

4 августа 1937 г. ТАСС сделал специальное заявление об усилении германской активности в Финляндии ²² (речь шла о встрече германской эскадры с финскими судами, о приезде в Финляндию делегации германских "учителей гимнастики", которых советский полпред в сообщении в Москву назвал германскими офицерами, прибывшими для подробного изучения страны и т.п.). Финское правительство, желая, видимо, смягчить напряженность, сообщило о переносе визита германской эскадры с Аландских островов в Хельсинки и заявило, что финский флот, за исключением необходимого минимума, не встретится с немцами ²³. Советские представители сочли это решение половинчатым и указали финским дипломатам на желание немцев проникнуть для рыболовства в Печенгскую область ²⁴.

Эти факты служили явным подтверждением, что напряженность в отношениях между двумя странами продолжала нарастать. Схожая ситуация происходила в 1938 г. Продолжались нарушения границы, следовали представления советской стороны ²⁵. Помимо протестов с советской стороны, и финское министерство иностранных дел 20 июля 1938 г. обратило внимание советского полпреда на задержание советскими властями финского судна ²⁶. 23 августа с советской стороны последовала официальная нота наркоминдела, в которой говорилось о ненормальных условиях работы советских пограничных комиссаров на Карельском перешейке ²⁷.

Подписание мюнхенского соглашения в сентябре 1938 г. еще более обострило советское восприятие различных международных событий, в том числе и советско-финских отношений. Что касается Финляндии, то, по сообщениям советского полпреда, мюнхенское соглашение вызвало большое беспокойство в Хельсинки, различные финские деятели высказывали опасения вовлечения своей страны в возможные международные конфликты. Это проявилось, в частности, во время первой же беседы с советским послом нового министра иностранных дел Финляндии Э. Эркко, который всячески подчеркивал, что Финляндия стремится к укреплению добрососедских отношений и экономических связей между СССР и Финляндией. Он заявил также, что не видит каких-либо спорных принципиальных вопросов между двумя странами, и выразил надежду на то, что имевшие место в прошлом пограничные недоразумения в результате уточнения границы будут окончательно устранены и на границе установится порядок, соответствующий странам, находящимся в добрососедских отношениях. Эта идея была поддержана и советским полпредом ²⁸.

Однако развитие событий показало, что источники напряженности в советско-финских отношениях сохранялись. Они были связаны с общим ухудшением международной обстановки, состоянием отношений Советского Союза с Германией и Англией. На это накладывались и непосредственно советско-финские противоречия. СССР стремился обезопасить свои северные границы на случай возникновения большой войны и одновременно пытался решить в свою пользу старые "счеты" и разногласия с Финляндией. При этом в верхних эшелонах власти в Москве, видимо, существовали разные варианты урегулирования советско-финских противоречий. Показателем этого могут служить два документа, недавно обнаруженные в советских архивах.

Первый документ от 1 апреля 1938 г. был, вероятно, подготовлен "легальным" руководителем советской внешней разведки в Финляндии Б.А. Рыбкиным, который под фамилией Ярцев числился вторым секретарем посольства СССР в Хельсинки. Он начинается с утверждения, что нынешнее финское правительство не является германофильским, что оно стремится к улучшению отношений с СССР и ориентируется на Скандинавию и на нейтралитет. При этом, признавалось в записке, финское правительство не в состоянии противостоять давлению фашистских элементов и принимать реальные меры против немецкой активности и собственных фашистов. По мнению авторов записки, стремление к улучшению отношений с СССР вызывается у финского правительства опасениями, что наши систематические разоблачения немецкого влияния подрывают авторитет Финляндии. На этой основе финское правительство и хочет убедить СССР, что Финляндия не собирается предоставлять свою территорию фашистским агрессорам для войны с СССР. Финляндия, кроме того, заинтересована в серьезном развитии торговли с Советским Союзом. В преддверии предстоящих выборов (июль 1939 г.) финские руководящие деятели готовы к поискам подходов к Советскому Союзу.

Автор документа делает из этого вывод, что создается реальная обстановка для нейтрализации немецкого влияния и вовлечения Финляндии в орбиту интересов Советского Союза, и предлагает следующий план действий. Мы даем финнам гарантию неприкосновенности Финляндии в ее теперешних границах; снабжаем ее вооружением и материально-техническими средствами, необходимыми для укрепления тех стратегических пунктов, которые являются наиболее уязвимыми с точки зрения действий германского воздушного и морского флотов, и расширяем торговый оборот (в том числе и в сельскохозяйственной сфере). Взамен мы требуем заключения с Советским Союзом пакта о взаимной помощи, поддержку Финляндией позиций СССР в международных вопросах и реальных гарантий военного характера (которые могут быть разработаны НКИД и Генштабом).

Далее в документе перечисляются (с характеристиками) лица, с которыми можно было и следовало бы вести переговоры. Среди них были названы премьер-министр А. Каяндер, его секретарь А. Инкиля, министр иностранных дел Холсти, министр обороны Ю. Ниукканен, генерал А. Сихво и начальник административного отдела МИД К. Рантакари. Интересно, что в характеристиках этих лиц упоминались их политические взгляды, настроения и материальное положение. На документе имеются пометки Сталина, из которых наиболее интересно предложение добавить к нашим гарантиям невмешательство во внутренние дела Финляндии ²⁹. 7 апреля Рыбкин имел беседу со Сталиным и получил задание провести секретные переговоры с финским руководством, чтобы склонить его к заключению договора о взаимопомощи. Так возникла акция, получившая кодовое название "Дело 7 апреля". Рыбкин вел переговоры с министром иностранных дел Р. Холсти, сменившим его позднее на этом посту В. Таннером и премьер-министром А. Каяндером. Но финская сторона отклонила советские предложения ³⁰.

Второй документ относится к июню 1938 г. и представляет собой записку начальника УНКВД по Ленинградской области М.М. Литвина на имя наркома внутренних дел Н.И. Ежова. В ней говорится о том, что ряд существующих между Финляндией и СССР конвенций и соглашений являются для нас крайне невыгодными и дают Финляндии большие преимущества, так как финны засылают к нам свою агентуру, ведут вербовку советских граждан и изучают наши оборонные сооружения и мероприятия. К числу таких невыгодных соглашений автор записки относил: соглашения между СССР и Финляндией о плавании финляндских торговых судов по р. Неве (из Ладожского озера в Финский залив и обратно) от 1923 г. и 1928 г.; Конвенцию между Советским Союзом и Финляндией о рыбном и тюленьем промысле на Ладожском озере от 1934 г.; Конвенцию об оленях между СССР и Финляндией от 1933 г.; Конвенцию между РСФСР и Финляндией о сплаве лесных материалов от 1922 г. и 1933 г. В записке приводятся примеры действий финских разведывательных кругов.

Судя по дальнейшему ходу событий, эта записка была направлена В.М. Молотову, который, очевидно, запросил мнения наркоминдела. Оно также отражено в архиве. Литвинов, подписавший записку наркоминдела, соглашается с возможными невыгодными условиями трех конвенций, но отмечает, что они связаны с мирным договором с Финляндией и что сейчас мы не сможем добиться от соседей, а тем более от Финляндии согласия на пересмотр мирных договоров. Аннулирование же или нарушение их в одностороннем порядке создало бы для нас такое положение, в серьезности которого Литвин вряд ли отдает себе отчет.

Далее Литвинов разбирает подробно и конкретно все последствия односторонних советских действий в отношении Финляндии. Любопытно, что наркоминдел ставит под сомнение утверждение о большом количестве нарушений со стороны Финляндии или о диверсиях с ее стороны. Он пишет, что лучше и проще вести переговоры с финской стороной по отдельным пунктам конвенций. По ряду вопросов это уже и делается советскими заинтересованными организациями.

На записке Литвинова имеется резолюция В.М. Молотова и А.И. Микояна, предлагающих создать комиссию в составе Н.И. Ежова, М.М. Литвинова, A.A. Жданова и автора записки в НКВД М.М. Литвина и поручить ей дать предложения в течение пяти дней ³¹. Дальнейшая судьба комиссии неизвестна, но вся история с двумя документами 1938 г. показывает, что наркоминдел стремился к урегулированию и нормализации отношений с Финляндией, в то время как ряд других ведомств (и прежде всего НКВД) настаивали на жестких силовых действиях. В конкретной ситуации 1938 г. силовой вариант, судя по всему, не прошел, но несомненно, что столкновения этих тенденций оказало влияние на советско-финские отношения в период, предшествовавший зимней войне.

В начале 1939 г. стали проявляться и изменения в политике СССР. Уже в марте 1939 г. Сталин намекал на XVIII партийном съезде на желательность улучшения отношений с Германией. А после отставки Литвинова и прихода Молотова к руководству внешней политикой страны этот поворот стал принимать реальные очертания. Сталин испытывал все большее недоверие к либеральным западным демократиям, и Мюнхен давал ему дополнительные аргументы. Советское руководство явно брало курс на контакты и возможное сотрудничество с Германией.

В Москве усиливались и старые имперские устремления. Кроме того, переговоры СССР с Англией и Францией все больше заходили в тупик. Сочетание этих противоречивых тенденций и настроений вместе со стремлением избежать вовлечения СССР в военный конфликт и обеспечить его безопасность лежало в основе советской позиции на переговорах с Англией и Францией, а затем и с Германией летом 1939 г., при решении многих международных проблем, последовавших после заключения советско-германского пакта в августе 1939 г.

1 Архив внешней политики Российской Федерации. Ф. 0129. Оп. 17. Д. 345. П. 129а. Л.9. (Далее: АВП РФ).

2 Там же. Л. 10.

3 Там же. Л. 14.

4 Там же. Л. 21-23.

5 Документы внешней политики СССР. М., 1960. Т. XVI. С. 876-877. (Далее: ДВПСССР).

6 АВП РФ. Ф. 05. Оп. 19. Д. 358. П. 22. Л. 37.

7 1939 год: Уроки истории. М., 1990. С. 20.

8 АВП РФ. Ф. 05. Оп. 18. Д. 352. П. 21. Л. 16.

9 См.: ДВП СССР. М„ 1968. Т. XIX. С. 508.

10 АВП РФ. Ф. 0129. Оп. 17. Д. 345. П. 129а. Л. 5.

11 Был убит в 1934 г. в Марселе вместе с югославским королем Александром I гитлеровскими агентами.

12 АВП РФ. Ф. 098. Оп. 19. Д. 657. П. 141. Л. 240.

13 ДВП СССР. М., 1974. Т. XIX. С. 174.

14 Цит. по: Европа XX века: проблемы мира и безопасности. М., 1985. С. 71

15 ДВП СССР. M., 1977. Т. XXI. С. 128-129.

16 Там же. М„ 1976. Т. XX. С. 73.

17 Там же. С. 75.

18 Там же. С. 121.

19 См., например, телеграмму советского представителя в Хельсинки 11 мая 1937 г. // ДВП СССР. Т. XX. С. 242.

20 Там же. С. 242.

21 Там же. С. 360, 396.

22 Там же. С. 426.

23 Там же. С. 441.

24 Там же.

25 ДВП СССР. М., 1977. Т. XXI. С. 28, 46, 50-51, 360, 392.

26 Там же. С. 384.

27 Там же. С. 448-449.

28 Там же. С. 684-685.

29 Архив Президента Российской Федерации. Ф. 45. Оп. 1. Д. 178. Л. 37-37.

30 Очерки истории российской внешней разведки. М., 1997. Т. 3. С. 296-309; Воен.-ист. журн. 1998. №1. С. 54-63.

31 Там же. Ф. 56. Оп. 1. Д. 1339. Л. 1-9.

© Т. Вихавайнен

Финляндия относится к числу стран, которые обрели независимость в результате первой мировой войны и революции в России. Среди этих стран она выделялась тем, что уже являлась автономным формированием. Будучи великим княжеством, входившим в состав Российской империи, Финляндия располагала органами самоуправления, которые во многом руководствовались собственным законодательством. Административно с империей ее связывала личность императора, который являлся Великим князем Финляндским.

На рубеже XIX-XX вв. возникла и стала нарастать напряженность во взаимоотношениях между великим княжеством и метрополией, что было обусловлено стремлением последней унифицировать структуру империи, теснее привязать Финляндию к России. Это время сохранилось в памяти финнов и вошло в их историю как "годы гнета". Оно упрочило представление об опасности русского империализма, а также о необходимости упорно отстаивать законные права страны. После обретения независимости к числу основных задач внешней политики Финляндии относились поиски гарантий против угрозы со стороны России. При этом приверженность традиции правового мышления оставалась весьма прочной.

Советское правительство решительно заявило, что отмежевывается от имперской политики своих предшественников, но на практике в годы гражданской войны весьма активно действовало так, чтобы вернуть свои прежние территории и расширить масштабы мировой революции. Последнее, с позиции Финляндии, являлось даже более опасным, чем дореволюционный русский империализм, поскольку идея мировой революции могла найти внутри страны поддержку среди представителей известной "пятой колонны", питательной почвой для которой было наследие гражданской войны 1918 г.

С точки зрения советского правительства Финляндия, которая стратегически находилась особенно близко от Петербурга (Ленинграда) и контролировала острова у входа в Финский залив, стала частью мировой капиталистической системы, стремившейся всеми средствами свергнуть первое в мире социалистическое государство. В 1919 г. английская флотилия предприняла боевые действия против советского флота в районе Койвисто. В период между двумя мировыми войнами советское руководство неизменно считалось с вероятностью капиталистической интервенции. Финляндию оно рассматривало как соседнюю страну, занимавшую важное стратегическое положение, и оценивало ее отношения с другими великими державами, исходя из учета подобной перспективы. При этом взаимоотношения между Финляндией и СССР характеризовались обоюдной подозрительностью, чему способствовали воспоминания о событиях гражданской войны в Финляндии и других, менее значимых вооруженных конфликтах 1918-1922 гг. Вместе с тем Финляндия в межвоенный период в своей внешней торговле, как в экспорте, так и в импорте, переориентировалась на западные державы. Произошедший после Октябрьской революции спад широкомасштабной торговли между Финляндией и Россией не был преодолен. Таким образом взаимные связи между двумя странами оставались весьма незначительными.

В период между двумя мировыми войнами ни от Финляндии, ни от СССР не исходило открытой взаимной военной угрозы. Не возникало у них и спорных территориальных проблем, аналогичных тем, что имели место между Советским Союзом, Польшей и Румынией. Тем не менее финляндско-советские отношения в лучшем случае можно было назвать как прохладные и отчужденные.

Начальный период

Вскоре после Октябрьской революции, 15 ноября 1917 г. парламент Финляндии провозгласил себя наследником тех прав, которые некогда принадлежали российскому императору как Великому князю Финляндскому, а затем временному правительству. Советское правительство, правда, хотело направить матроса П. Шишко в качестве нового генерал-губернатора Финляндии, но финское правительство отклонило это предложение. В парламенте как социал-демократы, так и представители буржуазии выступили за объявление независимости, хотя возникли и разногласия – часть депутатов считала целесообразным вначале вступить в переговоры по этому вопросу с советским правительством ¹. Решение о провозглашении независимости Финляндии было принято парламентом 6 декабря. В его основе лежало стремление избежать ситуации, при которой пришлось бы признать советское правительство обладателем высшей власти в Финляндии. В этой связи можно сказать, что независимость была достигнута Финляндией вследствие революции в России. Решение о независимости облегчало и возможность поддержки Германии, которую пообещал главный квартирмейстер германской армии генерал Э. Людендорф в случае, если Финляндия потребует вывода русских войск со своей территории ².

Таким образом, на начальном этапе Финляндия во внешней политике ориентировалась на Германию, поддержка которой имела существенное значение для защиты ее свободы. Финское правительство не располагало тогда собственной армией. Она только формировалась на основе добровольцев из шюцкора, в то время как на территории страны все еще находились десятки тысяч русских солдат. К тому же из числа рабочих была сформирована Красная гвардия, которая не признавала законное правительство, поддерживала руководство социал-демократической партии, ориентировавшейся на Советскую Россию. Германское правительство обещало оказать содействие законному правительству Финляндии, чтобы большевики признали ее независимость, а также направить в страну оружие и финский егерский батальон, обученный в Германии ³.

Правительство Финляндии обратилось к ряду государств с просьбой о признании своей независимости. Германия, которая в тот период вела с Советской Россией переговоры в Брест-Литовске, оказала давление на финское правительство, побудив его вначале получить согласие большевистского правительства, которое провозгласило право народов России на самоопределение вплоть до отделения и образования самостоятельного государства. Это означало, что финскому правительству надлежало сделать то, чего оно стремилось избежать – признания власти большевиков.

Когда правительство Финляндии и оппозиция в лице социал-демократов направили Совету Народных Комиссаров соответствующую просьбу, она была удовлетворена. 31 декабря 1917 г. СССР признал независимость Финляндии. Непосредственно после этого о ее признании заявили Швеция, Франция и Германия. Советское правительство полагало, что этот шаг должен способствовать активизации в стране классовой борьбы и достижению победы революции, после чего будущее пролетарское правительство смогло бы добровольно присоединиться к Советской России. Тем самым парадоксальным способом была бы реализована идея "отделения во имя объединения", как это в ряде случаев и происходило ⁴.

Таким образом, Германии не было необходимости оказывать воздействие на большевиков, чтобы те признали суверенитет Финляндии. Однако вскоре после этого германская поддержка сыграла важную роль в сохранении независимости страны.

В гражданской войне, начавшейся в Финляндии 28 января 1918 г., сочувствующие Советской России получили от нее необходимое оружие ⁵. Большевистское правительство поддерживало их всеми средствами. В боях против законного правительства Финляндии на различных этапах войны участвовало около 10 тыс. русских ⁶. В свою очередь не признававшие Советов снабжались оружием из Германии. После заключения Брест-Литовского мирного договора в Финляндию было направлено около 12,5 тыс. немецких войск. В Германии также получили военную подготовку до 2 тыс. финских егерей. Они составили ядро новой армии Финляндии. В условия мирного договора входило также требование о выводе русских войск из Финляндии ⁷.

1 марта, непосредственно перед подписанием мира в Брест-Литовске, Совет Народных Комиссаров, за два месяца до этого признавший законное правительство Финляндии, заключил государственный договор с Советом народных уполномоченных Финляндии (правительство красных). Согласно ему была определена государственная граница между Финляндией и Советской Россией и наряду с другими решен вопрос о гражданских правах. В частности, предусматривалась "максимально облегченная" процедура их получения русскими в Финляндской социалистической рабочей республике ⁸. Со своей стороны, законное правительство подписало 7 марта 1918 г. "мирный договор" с Германией (будучи частью Российского государства Финляндия находилась в состоянии войны с Германией). Дополнительный секретный протокол договора предоставил Германии право иметь военно-морские базы на территории Финляндии ⁹.

Оба правительства Финляндии интересовала судьба Восточной Карелии. Эта территория находилась к востоку от границы Великого княжества. Она никогда ранее не входила в состав ни шведского государства, ни Великого Княжества Финляндского. Жители этой территории по своему вероисповеданию были православными, но говорили на языке, родственном финскому, который, по крайней мере отчасти, можно было считать даже его диалектом. В течение многих десятилетий в Финляндии ощущался интерес к соплеменникам из Восточной Карелии. Эти земли, большая часть которых воспета в эпосе "Калевала", считались важными в национальном смысле. Во время первой мировой войны как большевики, так и западные державы с воодушевлением провозгласили принцип права наций на самоопределение. В духе времени обе стороны предполагали применить этот принцип к той территории, на которой карелы вплоть до 20-х годов составляли большинство населения. Правительство красных в Финляндии считало, что Восточную Карелию при согласии большевиков можно было бы присоединить к Финляндии. Однако этот вопрос на переговорах между советским правительством и красным финляндским правительством было решено рассмотреть позднее ¹⁰. Вновь он возник в 1939 г. в связи с договором, заключенным между советским правительством и так называемым правительством О. Куусинена.

В период гражданской войны в Финляндии между ней и Советской Россией возникла военная ситуация. Для ее ликвидации летом 1918 г. в Берлине велись советско-финляндские переговоры, на которых Финляндия выдвинула требования по поводу Восточной Карелии. Вопреки ожиданиям финнов Германия не захотела подвергать риску свои отношения с советским правительством из-за Восточной Карелии и не проявила интереса к заключению советско-финляндского договора на финских условиях. Из-за поражения в войне Германии переговоры закончились безрезультатно, и мир с Советской Россией удалось заключить только в октябре 1920 г. ¹¹

Финляндия ориентировалась на Германию с тем, чтобы получить гарантии независимости от той угрозы, которая непосредственно в то время или в будущем могла исходить от России. Одним из проявлений этой политики было избрание немецкого принца Фридриха Карла Гессенского королем Финляндии 9 октября 1918 г. В результате последовавшего военного поражения Германии Финляндия была вынуждена изменить свою ориентацию в глобальной политике.

Финско-германское сотрудничество охладило отношение держав Антанты к Финляндии. В отличие от Германии они не признавали тогда большевистское правительство. Из-за ориентации Финляндии на Германию Франция разорвала с ней дипломатические отношения. Великобритания, также воздерживалась от признания независимости Финляндии. Для того, чтобы получить поддержку западных держав, которая теперь стала жизненно важной для Финляндии, прежнее ее политическое руководство вынуждено было уйти с авансцены ¹². Немецкий принц так и не прибыл в Финляндию. Правительство Ю.К. Паасикиви, известное своей прогерманской ориентацией, уступило место новому правительству, которое возглавил Л. Ингман. Генерал К. Маннергейм, отошедший от дел после гражданской войны, который, как известно, поддерживал союзников, был по инициативе парламента избран регентом. Его предшественник, прогермански настроенный Свинхувуд ушел в отставку ¹³.

Новая ориентация давала Финляндии основания рассчитывать на политическое признание Великобританией, а также на получение поддержки, в том числе и продовольствием, в случае возникновения большевистской угрозы. В 1919 г. в различных финских кругах высказывалась мысль о возможности наступления финнов на Петроград совместно с русскими белогвардейцами. Сторонники этой идеи полагали, что тем самым Финляндия снискала бы себе симпатии белой России. Однако со стороны белогвардейских руководителей не были получены гарантии признания независимости Финляндии. К тому же Великобритания, которая с точки зрения Финляндии была ведущей великой державой, не одобрила замысел операции, сочтя его слишком рискованным. В этих условиях большинство финляндского парламента и ведущие финские политики отклонили идею о развертывании военных действий ¹⁴.

Финляндия не предприняла наступления на Петроград. Тем не менее небольшие отряды финских добровольцев все же вели военные действия, среди так называемых активистов вынашивались планы присоединения этой территории к Финляндии. Они руководствовались известной идеей о "Великой Финляндии", которая отчасти нашла поддержку в самой Восточной Карелии. Однако эта идея никогда не была определяющей в политике правительства ¹⁵.

Переговоры между Россией и Финляндией с целью прекращения военного положения, возникшего в связи с гражданской войной 1918 г., проходили в Тарту. Финскую делегацию на них возглавил Ю.К. Паасикиви. Согласно мирному договору, заключенному 14 октября 1920 г., Восточная Карелия осталась в составе Советской России. Это явилось разочарованием для определенных правых и молодежных кругов, которые восприняли договор как "постыдный", ибо считали, что население Восточной Карелии оказалось обманутым, что эту территорию уступили без учета мнения народа (без референдума). Но лишь 27 депутатов из 200 проголосовали в парламенте против договора, 163 – поддержали его ¹⁶.

Согласно Тартускому миру была подтверждена линия границы на Карельском перешейке, которая была определена еще в 1323 г. Ореховским мирным договором. До 1617 г. она являлась границей между Швецией и Россией, а затем, с 1721 г. сохранялась в качестве административной границы Финляндии между так называемой Старой Финляндией и Ингерманландией (Ижорская земля. – Ред.). В 1812 г. она стала границей Великого Княжества Финляндского и России. В дальнейшем Россия рассчитывала отодвинуть границу автономии немного на запад.

Нередко высказываются мнения, что при заключении мира Советская Россия все же была недовольна тем, что граница оказалась столь близко к Петрограду. Документы, которые подтверждали бы это, неизвестны. Напротив, делегация Советской России предложила в Тарту, чтобы за основу переговоров была взята граница 1917 г., "поскольку она являлась совершенно бесспорной". Требования русской делегации, связанные с островами Финского залива, имели политико-оборонительный характер. Финляндия обязалась их нейтрализовать. В результате переговоров Финляндия в качестве новой территории получила Петсамо. Российское правительство обещало передать ей эту территорию еще в 1864 г. в обмен на район расположения оружейного завода в Сиестарйоки (Сестрорецке).

Таким образом, установленная Тартуским мирным договором граница почти в точности соответствовала той, о которой Совет Народных Комиссаров договорился весной 1918 г. с красным правительством Финляндии. Исключение составлял лишь форт Ино в конечной части Финского залива, распоряжаться которым по договору, подписанному "красной Финляндией", предоставлялось Советской России. Теперь эта территория отходила Финляндии, но финны обязались ликвидировать там артиллерийские батареи. Отдельные статьи договора касались прав жителей районов Ребол и Порасозеро, которые были временно присоединены к Финляндии. В заявлении российской стороны содержалось намерение предоставить самоуправление Восточной Карелии ¹⁷.

Обещания, данные в связи с мирным договором, и отдельные его положения вскоре стали поводом для возникновения "вопроса о Восточной Карелии", поскольку Финляндия считала себя вправе контролировать их исполнение. Необходимо отметить, что правительство Финляндии рассматривало этот вопрос с точки зрения международного права, никогда не связывая его решения с насильственным изменением границ. Ставку на насилие делали лишь "активисты" еще до заключения Тартуского мира. Затем их влияние проявилось в так называемом карельском народном восстании 1921-1922 гг. Однако вскоре после этого их политическая роль приобрела маргинальный характер.

Сотрудничество стран балтии

В 20-е годы советская угроза воспринималась в Финляндии вполне определенно. Тысячи финнов бежали в Советскую Россию после гражданской войны. Здесь их вербовали в ряды Красной Армии, где к 1936 г. свыше 1500 человек прошли военную подготовку, чтобы участвовать в грядущей революции в Финляндии. Летом 1920 г. была основана Карельская Трудовая Коммуна (с 1923 г. Карельская автономная советская республика), правительство которой состояло главным образом из красных финнов. Они открыто говорили о будущей Советской Финляндии с включением в нее Восточной Карелии. Осенью 1918 г. в Москве была создана Финская коммунистическая партия. В Финляндии она действовала нелегально, стремясь распространить свое влияние на все слои общества, в том числе и в армейских кругах ¹⁸.

В первые годы независимости Финляндия искала у Лиги наций дополнительные гарантии против советской угрозы. Членом этой организации она стала в 1920 г., тогда как СССР вступил в нее только в 1934 г. До этого Советский Союз рассматривал Лигу наций как вспомогательный орган стран-победительниц в мировой войне, используемый для проведения империалистической политики.

Финляндия и новые прибалтийские республики во многом находились в одинаковом положении по отношению к СССР. В период освободительной войны в Эстонии финские добровольцы сыграли значительную роль в сохранении независимости этой страны. Начиная с 1919 г. представители Финляндии, Эстонии, Латвии и Литвы провели многочисленные встречи с целью координации своих действий. Позднее участие в этих встречах принимала и Польша. В 1919-1922 гг. тесное сотрудничество с прибалтийскими республиками, а также с Польшей стало характерной чертой внешнеполитической линии Финляндии. Такой ориентации были особенно привержены министр иностранных дел Р. Холсти и Прогрессивная партия, которую он представлял. Благосклонно к ней относились также аграрии ¹⁹.

Планы создания Балтийского союза приобрели актуальность во время военного конфликта зимой 1921/22 г. в Восточной Карелии. В этой же связи правительство Финляндии пыталось вынести обсуждение вопроса о Восточной Карелии на рассмотрение международного форума.

В октябре 1921 г. началось восстание в северной части Восточной Карелии, которое было подавлено советскими войсками только в феврале 1922 г. Его спланировали "активисты" в Финляндии и поддержали войска финских добровольцев. Правительство Финляндии не поддержало эту авантюру и закрыло границу для повстанцев. В феврале 1922 г. на севере было осуществлено вооруженное вторжение в Финляндию с советской территории, известное под названием "свинячий мятеж". Его организовали финны, проживавшие в России. Советское правительство во время Карельского восстания предъявило Финляндии ультиматум ²⁰.

Финское правительство действовало в то время на два фронта: с одной стороны, оно обратилось к Лиге наций с просьбой о посредничестве, с другой – стало искать поддержки у прибалтийских республик и Польши ²¹. Оно просило Лигу наций выступить посредником в "конфликте между карелами и Россией". Советская Россия, которая не признавала за повстанцами права на участие в переговорах и считала Лигу наций "подручным орудием" империалистов, не приняла этого предложения ²². Предпринятые затем новые попытки вынести на обсуждение международных органов советскую политику в отношении Восточной Карелии "ушли как вода в песок". Международный суд в Гааге в 1923 г. признал невозможным принятие каких-либо решений из-за позиции, занятой советским правительством. Тем не менее Ассамблея Лиги наций в 1923 г. приняла постановление, в котором говорилось: "Ассамблея, признавая важность вопроса о Восточной Карелии, принимает во внимание объяснение делегации Финляндии о том, что финское правительство, поскольку нет какого-либо иного решения или заявления международного суда, будет твердо придерживаться своего права рассматривать предписания Тартуского мирного договора, относящиеся к положению Восточной Карелии, и связанные с ними заявления в качестве международных обязательств; и просит Совет впредь, по-возможности, собирать всю полезную информацию по данному вопросу для его положительного разрешения" ²³.

Таким образом, вопрос о Восточной Карелии был доведен до фактического разрешения. Следует заметить, что Финляндия официально не предъявляла требований на зарубежную территорию, а только привлекала внимание к вопросу о том, как осуществляются права, которые были гарантированы этой территории международными соглашениями.

Внешнеполитическая ориентация Финляндии на страны Балтии достигла максимума ко времени затухания восстания в Карелии. 18 марта 1922 г. министр иностранных дел Р. Холсти подписал в Варшаве пакт, участниками которого стали Финляндия, Эстония, Латвия и Польша. Идея Варшавского пакта заключалась не в военном, а в политическом объединении. Он предполагал совместные переговоры на тот случай, если бы какая-либо из договорившихся сторон оказалась бы под угрозой или стала объектом агрессии. Проблематичной была роль Польши. Проводимая ею политика считалась опасной. По мнению консервативной Национальной коалиционной партии, Варшавский пакт не содержал конкретных гарантий безопасности Финляндии и мог поставить ее на службу интересам других стран, например, Польши, которая имела возможность использовать пакт в антигерманских целях. Следовало также принять во внимание, что после Рапалльского договора укреплялось сотрудничество между СССР и Германией. Социал-демократы также воспротивились пакту. В результате его судьба была предрешена ²⁴. Парламент Финляндии не ратифицировал Варшавский пакт, и Р. Холсти был вынужден уйти в отставку. Это нанесло фатальный удар по "балтийской линии" во внешней политике Финляндии. Совместные встречи представителей Финляндии, прибалтийских республик и Польши продолжались, но они становились все менее значимыми. Финляндия занимала на них пассивную позицию. Идея союза была похоронена. В 1924-1925 гг. ориентации на страны Балтии во внешней политике Финляндии окончательно стало отводиться второстепенное место ²⁵.

В принципе с позиции Финляндии более естественной альтернативой в смысле выбора внешнеполитической ориентации, чем страны Балтии и Польша, была соседняя Швеция. Она являлась старым и прочным государством, суверенитет которого никогда и никем не ставился под сомнение.

Отношения Финляндии и Швеции были близкими и дружественными еще с того времени, когда Финляндия была частью Шведского Королевства. Финны никогда не считали свою страну шведским владением. Они воспринимали ее как часть государства, в национальном наследии которого культура, законодательство Швеции, а также язык занимали важное место.

Вместе с тем существовали известные факторы, которые противодействовали сотрудничеству Финляндии со Швецией в 20-е годы. На этапе становления независимости у Финляндии возник конфликт с Швецией из-за Аландских островов, население которых было шведоговорящим. Они считались частью Финляндии еще в то время, когда она находилась под властью Швеции, а начиная с 1809 г. стали частью автономного Великого Княжества Финляндского. В смутной ситуации 1918 г. Аланды оккупировали шведские войска, но вскоре Германия, поддерживавшая Финляндию, вынудила их покинуть острова. Швеция продолжала требовать себе Аланды, приводя различные аргументы в обоснование своей позиции. Ее поддерживали сами жители островов. В 1921 г. спор был окончательно разрешен Лигой наций в пользу Финляндии ²⁶ – один из немногих важных политических вопросов, которые эта организация когда-либо разрешила.

Проблема таким образом была устранена, но известные трения все же осложняли отношения между Финляндией и Швецией вплоть до начала 30-х годов. Поводы для возникновения таких трений в целом были несущественны. Тем не менее тенденция к тесному сотрудничеству между Швецией и Финляндией не находила в 20-е годы одобрения ни в одной из двух стран. Когда в 1923 г. министр иностранных дел Швеции предложил оборонительный союз Финляндии и Швеции, это стоило ему министерского портфеля ²⁷.

Разногласия между странами, однако, носили довольно поверхностный характер. Для споров почти не было реальных причин. Так, хотя во внутренней политике Финляндии и велась борьба за положение шведского языка, но его право как языка национального меньшинства никогда не оспаривалось. Более того, права, предоставленные шведскому языку финским законодательством, являлись с точки зрения международных норм исключительно широкими.

С военной точки зрения у обеих стран имелись общие интересы в области обороны. Мысль о том, что в случае агрессии со стороны Советской России ее территория расширилась бы до Торниойоки, т.е. до западной границы Финляндии, вовсе не устраивала военные круги Швеции. По их мнению, оборонительная линия Швеции должна была находиться на рубеже р. Райайоки (Сестра) у границы Финляндии. Начиная с 20-х годов, генеральные штабы обеих стран постоянно обсуждали проблемы оборонительного сотрудничества. При этом они рассчитывали на помощь, которая могла быть предоставлена им на основе решения о санкциях Лиги наций ²⁸. Такое сотрудничество не афишировалось, но это ни в коей мере не уменьшало значение того факта, что Швеция была единственной страной, которая могла быстро оказать Финляндии существенную помощь в случае советской агрессии. Как в Финляндии, так и в Швеции единственно возможным носителем угрозы считался Советский Союз. Что касается Германии, то в 20-е годы она была еще слабой, разоруженной в соответствии с условиями Версальского мирного договора.

Ориентация на лигу наций

Ставка на сотрудничество с прибалтийскими странами, равно как и со Швецией, не смогла стать определяющей во внешней политике Финляндии в 20-е годы. Вместе с тем и мысль о прогерманской ориентации, что вполне понятно, была также снята со счетов. До 1926 г. Германия не являлась даже членом Лиги наций. Кроме того, она была разоружена и испытывала трудности из-за внутренних противоречий и к тому же сотрудничала с Советским Союзом на основе Рапалльского договора. Она враждебно относилась к ориентации на страны Балтии и особенно на Польшу ²⁹.

С начала 20-х и почти до середины 30-х годов наилучшим гарантом безопасности Финляндии считалась Лига наций. В деятельности этой организации был сделан акцент на юридическое международно-правовое мышление, что сочеталось с преобладавшей в Финляндии внешнеполитической традицией. В частности, в конце 20-х годов Финляндия, входившая в Совет Лиги наций, энергично добивалась, чтобы ее членам – малым странам, были обеспечены особые гарантии безопасности ³⁰.

После Локарнского соглашения 1925 г., когда Германия стала членом Лиги наций, Советский Союз попытался создать вместе с своими соседями, в том числе и с Финляндией, независимую от Лиги наций договорную систему. Пакт о ненападении на тех условиях, которые были предложены Советским Союзом, иначе говоря, без упоминаний об арбитраже, на взгляд финнов, находился в противоречии с обязательствами Финляндии как члена Лиги наций. Поэтому предложение было отклонено31. Финляндия, избрав линию, направленную на то, чтобы избежать каких-либо связывавших ее обязательств, отклонила и предложения СССР по так называемому Московскому протоколу 1929 г. и польское предложение, целью которого было организовать единый прибалтийский фронт в рамках этого же протокола ³².

В целом же в 1927-1931 гг. для внешнеполитической линии Финляндии характерно проведение обособленной политики ³³. Как заметил в 1929 г. германский посланник в Хельсинки, политика Финляндии была "осторожной, недоверчивой, уклончивой в вопросах, связанных с принятием обязательств и выбором ориентации"³⁴.

Этому изоляционизму пришел конец, когда Финляндия, наряду с прибалтийскими странами и Польшей, подписала в 1932 г. с СССР договор о ненападении. Финляндско-советский договор предусматривал, что договаривающиеся стороны останутся нейтральными в случае, если одна из них окажется объектом агрессии. Это обязательство, однако, не имело силы, если одна из сторон сама станет агрессором ³⁵. Отличительной чертой этого документа по сравнению с ранее предлагавшимся Советским Союзом договором было то, что теперь в упомянутом в нем условии относительно денонсации не игнорировалась обязанность стран-членов Лиги наций участвовать в санкциях против агрессора. В 1934 г. стороны договорились о продлении договора о ненападении еще на десять лет, т.е. до 1945 г.

В конце 20-х годов готовность Финляндии к обороне в самой стране считалась слабой, флот ее едва ли смог бы воспрепятствовать операции по высадке десанта противника на острова.

Вооруженные силы Советской России в 20-е годы также были в стадии становления. Тем не менее в Финляндии полагали, что опасность нападения существует только со стороны СССР ³⁶.

Оперативные планы Финляндии не предусматривали ситуаций, при которых Финляндия могла бы действовать в составе какого-либо военного союза западных государств. Вместе с тем в оборонительных планах 20-х годов не исключались и активные действия. Их отправной точкой являлась констатация слабости СССР и соображения о том, что мобилизация и сосредоточение войск могут быть проведены финнами быстрее, чем противником. Допускалась возможность перехода финскими войсками государственной границы в нескольких местах, в том числе на Карельском перешейке, где они должны были организовать оборону на наиболее узком участке ³⁷. Эти планы, разработанные с учетом благоприятных для Финляндии условий, устарели в 30-е годы в связи с укреплением военной мощи Советского Союза.

Планы обороны (К-1 и К-2), принятые в 1934 г. и остававшиеся в силе до 1939 г., были более осторожными. Вместе с тем план К-1 допускал активные действия. План К-2 был чисто оборонительным. Его главной целью был разгром противника на территории Финляндии. Возможность осуществления этого плана предусматривалась в 1939 г. во время больших августовских маневров на Карельском перешейке ³⁸.

Сближение со скандинавскими странами

Политическая обстановка, с учетом которой был подписан договор 1932 г., оказалась недолговечной. Приход в 1933 г. Гитлера к власти разрушил основы европейской политики. В 20-е – начале 30-х годов Германия, недавний политический партнер Советского Союза, превратилась теперь в его явного врага. К 1934 г. германо-советскому сотрудничеству, которое включало в себя даже негласную военную подготовку и переподготовку немцев на территории СССР, пришел конец ³⁹. В новой обстановке Советский Союз вступил в Лигу наций, которую ранее резко осуждал. Германия и Япония вышли из этой организации. Она утратила свое влияние на Германию, которая разрушила стабильность в Европе. Опасность возникновения войны в Европе постоянно нарастала.

Финляндия во внешней политике по-прежнему ориентировалась на Лигу наций, но после 1932 г. также начала все более склоняться к идее скандинавского сотрудничества. Агрессивная политика Германии, проводившаяся ею с 1933 г., еще больше способствовала усилению проскандинавского курса Финляндии. Министр иностранных дел А. Хакцель (1932-1936), премьер-министр Т. Кивимяки (1932-1936), а также маршал Маннергейм, являвшийся председателем Совета обороны, выступали за тесное сотрудничество со Швецией и другими скандинавскими странами ⁴⁰.

В 1933-1934 гг. Германия хотя еще и не располагала большой военной силой, тем не менее была явным источником угрозы. Гонка вооружений также начала оказывать воздействие на политическую атмосферу. В этой новой европейской ситуации СССР выступил с идеей коллективной безопасности: заключение региональных договоров, в рамках которых можно было бы обеспечить мир. Финляндия к предложенному ей так называемому восточному Локарно отнеслась отрицательно. Считалось, что проект такого договора находился в противоречии с основными задачами внешней политики Финляндии, а именно, с ее стремлением сохранить нейтралитет, и не соответствовал новой ориентации на сближение со Скандинавией ⁴¹.

Финляндско-германские отношения традиционно являлись хорошими по ряду причин: культурное влияние было важным еще со времен реформации, между странами также весьма оживленно велась торговля. Особое значение имела германская помощь Финляндии в ее освободительной войне, именуемой также гражданской войной 1918 г. По мере превращения в сверхдержаву Германия стремилась с выгодой использовать свою традиционно хорошую репутацию в Финляндии и обеспечить себе политическое влияние в этой стране. Конечно, в первые годы нацистского правления некоторые финские круги еще испытывали симпатии к Германии, но это было следствием того, что после прекращения рапалльского сотрудничества произошли изменения, которые считались выгодными для Финляндии.

Президент Финляндии Свинхувуд (1931-1937), исходя из географического положения Финляндии, полагал, что эффективная помощь Германии в случае возможного нападения СССР была более реалистичной, чем помощь более удаленных держав. Швеция же была еще слаба и начала наращивать свои вооруженные силы после разоружения в одностороннем порядке только со второй половины 30-х годов ⁴². В свою очередь, англо-германское морское соглашение 1935 г. показало ослабевающий интерес Великобритании к балтийскому региону. Именно сильная Германия, как противовес быстро повышавшему свою боевую готовность Советскому Союзу, пожалуй, и рассматривалась как фактор, отвечавший интересам Финляндии. К тому же многие финские офицеры (егеря), прошедшие военную подготовку в Германии во время первой мировой войны, были заинтересованы в ее военном усилении. Еще в период Веймарской республики Финляндия, так же как и Советский Союз, успешно использовали германских специалистов при строительстве подводных лодок. Немцы, со своей стороны, стремились использовать сохранившуюся о себе с 1918 г. добрую память, напоминали о былом "братстве по оружию" и даже об "общности судеб" двух стран. В Финляндии, где стремились залечить раны, причиненные гражданской войной, такая линия поведения не могла иметь большого успеха. Явно не удались также попытки Германии повлиять на политику Финляндии по военной линии ⁴³.

Общественное мнение в Финляндии отрицательно относилось к нацистской системе. И немцы были об этом хорошо осведомлены44. Что касается германо-финляндских торговых отношений, то торговля с Германией в 1929-1930 гг. составляла 13% финского экспорта, в 1937-1938 гг. – 14%. Импорт из Германии был равен 38% товарных поступлений Финляндии в 1929-1930 гг. и только 20% – в 1937-1938 гг. В экономическом отношении более важной для Финляндии являлась Великобритания (в 1937-1938 гг. – 44% финского экспорта, 22% импорта) ⁴⁵.

Приход Гитлера к власти в Германии способствовал переориентации Финляндии во внешней политике на Скандинавию, поскольку он заставил Швецию отказаться от своего былого пацифизма и начать вооружаться, что, с точки зрения Финляндии, соответствовало ее интересам и, следовательно, требовало относиться к Швеции с большей серьезностью ⁴⁶. Внешняя политика Финляндии, которая эволюционировала от нейтралитета в рамках системы Лиги наций к совместному нейтралитету со скандинавскими странами была тесно связана с парламентской политикой. Покинув Лигу наций, Германия начала нарушать условия Версальского мира и таким образом саботировать систему Лиги наций в целом. Все финские политические партии оказывали противодействие этой политике. Исключением являлись лишь крайне правые, фракция которых была очень небольшой ⁴⁷.

В Финляндии крайне правые лишились политического влияния еще в начале 30-х годов. Начиная с 1933 г. в парламенте была представлена всего лишь одна профашистская партия – Патриотическое народное движение. Она имела только 7% парламентских мест и действовала обособленно от других партий, не имела представителей в правительстве. В 1938 г. министр внутренних дел У. Кекконен даже объявил эту партию вне закона, хотя его решение затем и было отменено в судебном порядке. На выборах 1939 г. профашистская партия все же получила восемь мест, или 4% от общего их числа в парламенте. Это явно свидетельствовало об отрицательном отношении в стране к фашистским идеям. Процветавшая также в студенческих кругах, особенно в 20-е годы, идея о" Великой Финляндии" все более приобретала в 30-е годы черты оборонительной идеологии, которая в отношении родственных народов сводилась к вопросу заботы о беженцах ⁴⁸. Показательно, что среди членов Национальной коалиционной партии, которая была одной из важных парламентских партий, сначала в какой-то мере чувствовались симпатии по отношению к Германии, но уже в 1934 г. они пошли на убыль ⁴⁹.

В 30-е годы влияние президента на внешнюю политику Финляндии имело второстепенное значение. Она находилась прежде всего в ведении правительства с его министрами иностранных дел. Свинхувуд был известен своими прогерманскими настроениями еще с 1918 г., когда являлся регентом Финляндии. В 1937 г. президентом стал аграрий К. Каллио, предпочитавший ориентацию на Скандинавию ⁵⁰.

В течение 1932-1934 гг. правительства и министры иностранных дел стремились ориентироваться преимущественно на Скандинавию. Поддержка этой линии в стране усилилась в сравнении с предшествующим периодом с приходом в правительство социал-демократов. На рубеже 20-х – 30-х годов социал-демократическая партия справилась с атаками на нее со стороны коммунистов и крайне правых. На парламентских выборах 1930 г. она получила 66 мест, а в 1933 г. – 78, но президент Свинхувуд не допустил участия партии в правительстве.

Все же 12 марта 1937 г. было образовано новое, аграрно-социал-демократическое правительство. На парламентских выборах 1936 г. аграрии получили 53 места, а социал-демократы – 83 из 200 парламентских мест. Так называемое красноземельное правительство, в которое вошли 6 социал-демократов, 5 аграриев, 2 представителя Прогрессивной партии и один министр-профессионал, имело широкую парламентскую базу. Оно находилось у власти вплоть до начала зимней войны. Поначалу министром иностранных дел был Холсти (1936-1938), член Прогрессивной партии, известный англофил. В представлении Холсти Финляндии следовало ориентироваться на североевропейские страны, действуя в рамках Лиги наций, а также на Англию и Францию, признававшихся опорой Лиги наций и стоявших за ней сил ⁵¹. Преемником Холсти на посту министра иностранных дел в конце 1938 г. стал Э. Эркко, который считал скандинавскую ориентацию наиболее важной и с большим недоверием относился к Лиге наций ⁵².

Социал-демократы всегда были известны своим пацифизмом и приверженностью принципам Лиги наций. Вместе с тем они также проявляли заметную склонность к сотрудничеству со скандинавскими странами, одновременно подчеркивая важность поддержания хороших отношений с Советским Союзом ⁵³.

В свою очередь, аграрии были известны своей незаинтересованностью повышать налоги, предназначенные для удовлетворения нужд армии. В своей внешней политике партия в 20-е годы отдавала предпочтение балтийской ориентации и выполнению обязательств, вытекающих из членства в Лиге наций. В 30-е годы Аграрный союз сделал выбор в пользу ориентации на североевропейские страны 54.

На парламентских выборах летом 1939 г. положение "красно-земельного правительства" еще более укрепилось. Теперь аграрии имели 56 мест, а социал-демократы – 85. Крайне правая партия ИКЛ (Патриотическое народное движение) получила, как уже говорилось, только восемь мест из двухсот. Тем самым парламентская основа скандинавского направления финской внешней политики стала весьма прочной. Германия не имела возможности оказывать на нее влияния, и это там хорошо поняли ⁵⁵.

Подобно Финляндии, скандинавские страны вплоть до 30-х годов в своей политике безопасности делали большую ставку на Лигу наций. Во всех скандинавских странах осознание актуальности взаимного тесного сотрудничества росло одновременно с ростом международной напряженности. Это было следствием агрессивной политики Германии, гонки вооружений и слабости Лиги наций, что становилось все более очевидным.

Собственно, ориентация Финляндии во внешней политике на Скандинавию началась с присоединения в 1933 г. в Осло к таможенной конвенции. Финляндия была к тому же представлена на совещании премьер-министров Скандинавии в 1934 г., а 28-29 августа 1935 г. министры иностранных дел Финляндии, Швеции, Дании и Норвегии договорились о единой линии в вопросе о санкциях Лиги наций по отношению к Италии. 5 декабря 1935 г. финский парламент провозгласил нейтралитет, аналогичный нейтралитету других северных стран, в качестве официальной внешнеполитической линии Финляндии ⁵⁶.

Несмотря на позицию скандинавских стран, Германия стремилась различными способами обеспечить там свое влияние. На культурном фронте немецкая пропаганда пыталась представить "северную идею" как имеющую общие германские корни, что предполагало сближение народов друг с другом. Этот идеологический флирт не оказал влияния ни на социал-демократические правительства, ни на широкие круги общественности северных стран. К тому же печать северных стран высмеивала немецкую идею о германо-североевропейском сообществе. В результате немцы были вынуждены довольно скоро отказаться от своей пропагандистской кампании. Конечно, как в Финляндии, так и в скандинавских странах были незначительные группы людей, которые восприняли ее с воодушевлением. В Финляндии же для нацистской пропаганды, помимо всего прочего, существовало особое препятствие: население Финляндии можно было считать "германским" применительно к весьма ограниченной его части. Нацисты принимали это во внимание и стремились оказать нажим на Финляндию, ссылаясь на старые связи в области культуры, а также используя такое понятие, как "культуртрегерство", рассчитывали встретить понимание в консервативных кругах ⁵⁷. Ряды местных финских нацистов были столь незначительны (к тому же они расходились во взглядах с консерваторами), что сами немцы даже и не утруждали себя тем, чтобы обращать на них внимание.

Пик "культурного наступления" приходился на 1935-1936 гг. К 1938 г. поражение Германии на культурном фронте стало очевидным ⁵⁸. Агрессия Германии, направленная против таких небольших стран, как Австрия и Чехословакия, подорвала ее репутацию и в других малых государствах. Финская пресса, особенно печатные органы "красно-земельного правительства", писала об "аншлюсе" настолько критически, что немцы заявили официальный протест ⁵⁹.

Немецкий посланник В. Блюхер был очевидно прав, заметив в своем донесении от 1 августа 1938 г., что 80-90% финнов являются демократами, считающими, что Финляндии следовало бы оказать свою поддержку тем демократическим государствам, на которые напала Германия ⁶⁰.

Немецкие военные круги также стремились воздействовать на Финляндию. Военный атташе Германии приступил к своим обязанностям в посольстве в Хельсинки в 1935 г. Германское правительство дало указание своим военным атташе в северных странах активизировать деятельность, в том числе и в Финляндии. Финским офицерам высшего ранга было направлено приглашение посетить Германию для ознакомления с ее армией. Финляндия не отказалась от приглашения, но проявила заинтересованность в том, чтобы подобные отношения поддерживались также с западными государствами, с которыми они были установлены после 1918 г., и более тесно, чем с разоруженной Германией. Начиная с 1920 г., например, группа офицеров генштаба проходила подготовку во Франции ⁶¹. Что касается вооружения, то Финляндия приобретала его не в Германии, а в Англии, Голландии и Швеции ⁶².

Новые проблемы в отношениях с ссср

Договоры о ненападении были заключены Советским Союзом с западными соседями в 1932 г., т.е. до прихода Гитлера к власти и до вступления СССР в Лигу наций в 1934 г. Хотя действие договоров и было продлено в 1934 г. до 1945 г., в новых условиях Советский Союз больше не считал их достаточными гарантиями безопасности.

В отношении Финляндии к СССР определяющим было то, чтобы не оказаться втянутой в возможный конфликт между великими державами в районе Балтийского моря и любыми способами избежать такого положения, которое дало бы право Советскому Союзу, хотя бы и под предлогом выполнения санкций Лиги наций, направить свои войска в Финляндию. По этим причинам она отвергла сделанное ей предложение о присоединении к так называемому восточному Локарно ⁶³.

С принятием СССР в 1934 г. в члены Лиги наций между ним и Финляндией возникла известная напряженность. В СССР опасались, что теперь она выдвинет требование рассмотреть оставшийся открытым в 1923 г. вопрос, касающийся выполнения Тартуского мирного договора. Советский Союз в этом случае мог использовать силовое давление, чтобы не допустить вынесения его на обсуждение ⁶⁴.

С конца 1934 г. СССР с особой подозрительностью следил также за всеми контактами между Финляндией и Германией, в частности, за визитами Маннергейма в Германию, хотя он совершал поездки и в западные страны и его посещения Германии не были связаны с закупкой оружия. Напротив, оно приобреталось в Англии ⁶⁵.

Присущий Советскому Союзу подход к основным вопросам внешней политики резко отличалось от нормальной практики западных государств. Это обычно проявлялось в поисках тайных союзов и скрытых враждебных замыслов соседнего государства совершенно без учета его официального курса и расстановки сил, сложившейся сообразно преобладавшей в то время в стране политической культуре. На основе советских документов можно заметить, что послы СССР получали довольно подробные инструкции, под каким углом зрения им следовало рассматривать обстановку в той стране, где они находились, и как трактовать ее политику ⁶⁶.

В свете установок 30-х годов не удивительно, что поступавшие в Москву донесения послов базировались на "классовых позициях". В них выискивались признаки закулисной деятельности. Все, что могло подогреть подозрения наркоминдела по поводу влияния на политику Финляндии враждебных Советскому Союзу великих держав, бралось на особую заметку и докладывалось. Например, в рапортах и аналитических записках особое внимание уделялось предполагаемому воздействию на нее Японии, тогда как реально проводившаяся Финляндией внешняя политика и поддерживавшие ее силы оставались без внимания ⁶⁷.

Было ли подозрение правомерным или нет, рассеять его у Финляндии не представлялось возможным. Летом 1935 г. ее посланник в Москве А. Ирье-Коскинен, который особо подчеркивал важность хороших и доверительных отношений между своей страной и СССР, считал, что подозрения советского правительства "крайне плохо обоснованы, но представлены в определенной системе. Поэтому следует в какой-то мере принимать их все же во внимание в политических отношениях с Советским Союзом"⁶⁸.

Советская сторона выражала свое недовольство Финляндии в весьма резкой форме. Например, в 1934 г., когда СССР вступил в Лигу наций, Финляндия публично потребовала, чтобы вопросы, оставшиеся открытыми в 20-е годы, разрешение которых предполагалось по Тартускому мирному договору, были вынесены на рассмотрение международных органов. СССР отверг эту идею. 25 сентября 1934 г. заместитель народного комиссара иностранных дел B.C. Стомоняков заявил послу Ирье-Коскинену: "Никогда за время тех девяти лет, в течение которых я курировал отношения между СССР и Финляндией, положение этих отношений не было более серьезным"⁶⁹.

В народном комиссариате иностранных дел считалось, что ухудшение международного положения является причиной усиления в Финляндии опасных антисоветских тенденций. Постановка в Лиге наций вопроса о Восточной Карелии истолковывалась как территориальные притязания к СССР ⁷⁰.

Серьезным с позиции Советского Союза считалось также то, что морское соглашение 1935 г. между Германией и Англией меняло стратегическое положение на Балтийском море в пользу Германии. Советский Союз, со своей стороны, интенсивнее прежнего занялся приготовлениями в связи с возможной опасностью войны. В частности, были приняты меры по очищению от населения территории Ингерманландии ⁷¹.

В Москве сложилось представление, согласно которому провозглашенную Финляндией политику нейтралитета "нужно рассматривать как новую и притом довольно ловкую политику нынешнего финляндского кабинета, ведущего определенную антисоветскую и прогерманскую линию, маскировать свою политику мнимой скандинавской ориентацией"⁷². Этот вывод был доведен наркоматом иностранных дел до сведения представительств в Финляндии и в скандинавских странах, при этом давалось указание всячески разоблачать господствовавшие "в действительности" в Финляндии "агрессивные, прогерманские и прояпонские настроения"⁷³. Подстраивались под эту линию также и донесения, поступавшие из Хельсинки в Москву. Сделанное же тогда министром обороны предложение советскому полпреду Э.А. Асмусу относительно возможности ознакомления с пограничными территориями не ослабило подозрений, а, видимо, лишь усилило их. По крайней мере, его отклонили ⁷⁴.

В донесениях полпредства, направлявшихся из Хельсинки в Москву, отмечалось вместе с тем проявление представителями германского вермахта интереса к стратегически важным районам Финляндии. Докладывалось, в частности, что посетивший Финляндию летом 1936 г. инспектор пехоты германской армии генерал Реве и сопровождавшие его известные немецкие офицеры осматривали отдельные районы вблизи границы с Советским Союзом, а также изучали расположение финских войск ⁷⁵.

На основе донесений советского полпреда складывалось такое представление, что в дипломатических кругах Финляндии не оспаривался сам факт "продолжения финляндским правительством прогерманской внешней политики". Побеседовав с Ирье-Коскиненом, Асмус направил из Финляндии 19 сентября 1936 г. в народный комиссариат иностранных дел следующую телеграмму: "В Хельсинки не хотят менять своей политики, которую Ирье-Коскинен признает прогерманской и подозрительной для всей страны" ⁷⁶.

В том же, 1936 г. о весьма своеобразной "идеологической" манере советских представителей истолковывать внешнюю политику Финляндии высказал свои суждения финский посланник в Москве. "Очень трудно решить, – говорил он, – в какой мере эти подозрения по отношению к Финляндии основаны на реальных представлениях или же они являются следствием прежде всего внешнеполитических соображений" ⁷⁷.

Ирье-Коскинен выражал сожаление о том, что систематическое очернение Финляндии могло с течением времени привести к военному риску: "С позиции Финляндии вышеизложенное отрицательное отношение Советского Союза в настоящее время (подчеркнуто Ирье-Коскиненом. – Ред.) – по крайней мере, в области торговли – не имеет серьезного значения, но, исходя из возможности военного конфликта в Европе, это следует все же принимать во внимание"⁷⁸.

Обеспокоенность финляндского посланника в Москве не была безосновательной. Оценивая проводившуюся Хельсинки внешнюю политику, советское военное руководство приходило к заключению, что Финляндия объединится с Германией при нападении ее на Советский Союз. В директиве, касавшейся составления оперативного плана на 1936 г., народный комиссар обороны К.Е. Ворошилов указывал, что необходимо "исходить из следующих вероятных противников: Германия, Польша, Финляндия и Япония" ⁷⁹. Мнение о том, что Финляндия будет являться возможным союзником Германии при ее нападении на Советский Союз, по-видимому, утвердилось в последующее время. В составленном в 1937 г. перспективном оперативном плане предполагалось, что в случае возникновения войны Красная Армия перенесет боевые действия на территорию Финляндии ⁸⁰.

В Финляндию поступали по различным каналам сведения о том, что Советский Союз готовится в случае возникновения конфликта вторгнуться на финскую территорию. Еще в 1935 г. полпред Советского Союза Асмус в своей беседе с представителем министерства иностранных дел Финляндии сказал, что если в Европе возникнет конфликт, то Советскому Союзу необходимо будет оккупировать часть финской территории ⁸¹. Такую угрозу высказал также A.A. Жданов в своей речи в 1936 г. ⁸²

Когда двухлетние усилия Финляндии, направленные на доказательство своей приверженности нейтралитету, не увенчались успехом, надо было приступить к активизации своих действий. После того, как в результате парламентских выборов летом 1936 г. образовалось поддерживаемое преимущественно Аграрным союзом правительство К. Каллио, а министром иностранных дел стал Холсти, наступило время, когда министры иностранных дел ряда западных стран начали предпринимать поездки в Москву. В Хельсинки пришли к заключению, что и для финского министра настало время для такого визита. Это нужно было сделать, чтобы рассеять недоверие к внешней политике Финляндии как в Москве, так и в других столицах. О существовании недоверия было известно, хотя в Финляндии считали его совершенно беспочвенным ⁸³. В какой-то мере недоверие распространилось даже среди западных стран, конечно, не без усилий Советского Союза ⁸⁴.

Новый министр иностранных дел Холсти был известен своей приверженностью Лиге наций, и его вовсе нельзя было считать прогермански настроенным. Поездка Холсти в Советский Союз состоялась 8-10 февраля 1937 г. Его принимали на высоком правительственном уровне торжественно и радушно. Внимательность проявлялась даже сверхобычная. Во время визита Холсти и М.М. Литвинов обсуждали пути оздоровления советско-финляндских отношений. Литвинов выразил озабоченность Советского Союза тем, "что в случае возникновения большой войны в Европе Финляндия могла оказаться в противоположном нам лагере, а вовсе не тем, что финны сами напали бы на нас". То же самое говорил и Ворошилов, прямо давая понять, что существуют подозрения о имеющихся у Финляндии планах расширения своей территории на востоке за счет соседа, чему будет предшествовать договоренность "с первоклассной великой державой", имея при этом в виду Германию. Холсти решительно заявил, что эти подозрения с точки зрения Финляндии являются абсолютно иррациональными. Он твердо заверил представителей советского руководства, что Финляндия не позволит никакому другому государству совершить нападение на Советский Союз через свою территорию. По оценке самого Холсти, советские представители, и в особенности военные, были удовлетворены этим разъяснением ⁸⁵.

После визита Холсти советско-финляндские отношения выглядели, уже по оценке восточного соседа, оздоровляющимися. Асмус информировал Москву, что он все еще наблюдает прогерманские настроения в Финляндии и видит в этом "легкомыслие" финнов, поскольку с их стороны недооцениваются достигнутые Советским Союзом результаты в отношениях с Финляндией, которые надо еще закрепить и развивать дальше ⁸⁶.

В 1937 г. в Финляндии произошли и другие перемены, которые должны были рассеять иллюзии о мнимых прогерманских настроениях в стране. После президентских выборов в марте 1937 г. вместо германофила Свинхувуда главой государства стал К. Каллио. Холсти сохранил пост министра иностранных дел в левоцентристском правительстве А. Каяндера. В программе нового кабинета особо констатировалось, что важным является "продолжать улучшение отношений с Россией".

Летом 1937 г. были организованы визиты в Финляндию советских журналистов и художников. На начавшееся углубление отношений между Финляндией и Советским Союзом положительно реагировали в Скандинавии. Это, несомненно, благоприятно сказывалось на сотрудничестве Финляндии с северными странами, снижало недоверие в мире к внешней политике Финляндии, которое, по убеждению финнов, являлось на самом деле результатом длительной дезинформаторской кампании Советского Союза. Так, по оценке заместителя наркома иностранных дел В.П. Потемкина "улучшение советско-финляндских отношений рассеяло сомнения скандинавов относительно внешнеполитической ориентации Финляндии… Тенденция к заключению на Севере Европы регионального соглашения, основанного на принципе коллективной безопасности, объективно направлена против вероятного агрессора (Германии) и с нашей стороны может встретить лишь сочувственное отношение"⁸⁷. В этой оценке предполагалось все же, что северные страны будут придерживаться принципа коллективной безопасности, т.е. вместо абсолютного нейтралитета станут следовать выполнению требований Лиги наций. Между тем от такого подхода все северные государства уже отмежевались, поскольку, по взгляду малых стран, он вел их прямо к конфликту между великими державами. Это скоро заметили в Москве, и Потемкин призвал полпредов скандинавских стран предостеречь своих политиков от "близорукости" в данном случае и от "рискованной" со стороны малых стран политики, которая расходится с принципом коллективной безопасности ⁸⁸.

Проводившаяся Холсти линия Лиги наций уже довольно плохо воспринималась в Финляндии, и положение министра пошатнулось. На него оказывалось давление как у себя в стране, так и из Берлина. Основной причиной этого в своей стране (исключая субъективные) явилась склонность Холсти придерживаться ориентации на северные государства, все еще придававшие значение Лиге наций, тогда как сторонники нейтралистского курса считали, что такая политика будет больше угрозой для безопасности этих стран ⁸⁹.

На смену Холсти 12 декабря 1938 г. пришел Э. Эркко, который ни в коем случае не мог считаться прогермански настроенным. Он был так же, как и его предшественник, англофилом, но в отличие от Холсти стремился отмежеваться от принудительных статей Лиги наций, что подкреплялось решением президента Каллио, принятым еще 20 мая 1938 г. ⁹⁰

Следовательно, во внешнеполитической линии Финляндии после визита Холсти в Москву не наступило поворота. Скорее всего она являлась продолжением прежнего курса, в то время как Советский Союз продолжал действовать в рамках коллективной безопасности Лиги наций.

Тем не менее в Москве при анализе внешней политики не замечали склонности малых стран к нейтралитету. Там, где отсутствовала приверженность Советскому Союзу, видели поддержку Германии. Подтверждением этому может служить такой безобидный факт, как визит немецких кораблей в Финляндию, который ради успокоения СССР состоялся не в Турку, вблизи Аландских островов, как это предусматривалось ранее, а в Хельсинки ⁹¹.

Причины окончания "оттепели" или, иными словами, наступления похолодания между Финляндией и Советским Союзом в конце 1937 г. объясняются не только одними лишь действиями Финляндии, где не происходило никаких драматических новаций, но и изменениями в положении Советского Союза, где к весне 1938 г. достиг своего апогея массовый террор.

Во второй половине 30-х годов авторитет Лиги наций быстро снижался. Недееспособность организации становилась все более очевидной, когда ее санкции, направленные против Италии, не возымели результата. В течение 1936 г. северные страны, включая и Финляндию, поняли уже, что Лига наций не способна гарантировать безопасность малых государств. Норвегия, Швеция, Финляндия, Дания, Голландия, Швейцария и Испания сделали 1 июня 1936 г. заявление, в котором указывали на то, что воздерживаются от обязанности применять санкции, предусмотренные Лигой наций.

В 1938 г. это в принципе единодушно подтвердили еще раз сначала Швеция, а затем Финляндия. Холсти являлся противником ослабления Лиги наций и хотел идти курсом северных стран в рамках Лиги наций, но на практике решения Швеции вынуждало следовать ее примеру ⁹². Юридически оформленный финляндский нейтралитет, который был конкретизирован в 1938 г., содержал обязательство противодействовать вторжению на территорию страны и особо предусматривал запрет иностранным государствам использовать финскую территорию в качестве плацдарма для нападения на третье государство ⁹³. Во время своего визита в Москву в 1937 г. Холсти заверил, что Финляндия станет на защиту своей территории от любого нападения, в том числе и Германии, если та попытается использовать Финляндию в качестве антисоветского военного плацдарма ⁹⁴.

В определенной мере ключевым вопросом с точки зрения обеспечения нейтралитета Финляндии считалось укрепление Аландских островов. Архипелаг был демилитаризован после Крымской войны 1856 г., и это положение было закреплено международным соглашением, подписанным в 1921 г. По финским взглядам, укрепление островов противодействовало бы попыткам крупных держав проникнуть туда под предлогом обеспечения своей безопасности и вероятности в случае возникновения войны вступления в нее Финляндии. Как констатировалось в 1937 и 1938 гг. в беседах между министром иностранных дел Холсти и шведским министром иностранных дел Сандлером, а также премьер-министром Ханссоном, при ведении войны между Германией и Советским Союзом каждое из этих государств могло первым устремиться к неукрепленным Аландским островам, опасаясь, что в противном случае их захватит другая сторона ⁹⁵.

СССР выступил против укрепления Аландских островов и стремился воспрепятствовать этому, ссылаясь на международное соглашение, по которому архипелаг был нейтрализован. В 1921 г. Советское правительство не подписало предлагавшееся соглашение о демилитаризации Аландских островов. Это можно было истолковать на самом деле как желание придерживаться продиктованных России в 1856 г. положений договора. В частности, через свою печать Советский Союз чутко реагировал на все то, что указывало на стремление укрепить Аландские острова, и истолковывал как агрессивное действие даже учреждение гражданской авиалинии через Аланды ⁹⁶. Стратегически значение Аландских островов являлось важным прежде всего, конечно, для Финляндии и Швеции, поскольку они располагались на пути, который связывал эти страны. Прямой угрозы безопасности Советскому Союзу со стороны Аландских островов могло бы не быть, но их территория приковывала к себе большое политическое внимание потому, что вблизи их проходил фарватер, по которому осуществлялась перевозка шведской руды, стратегически важной для Германии. Немецкий балтийский флот перед второй мировой войной не был готов к тому, чтобы оккупировать архипелаг, и Германию больше устроило бы, конечно, если бы нейтральная Финляндия укрепляла и удерживала острова в своих руках, поскольку Советский Союз мог их захватить и воспрепятствовать перевозкам руды из Швеции в Германию. Чтобы третий рейх мог от этого иметь "выгоду", ему нужно было бы получить от Швеции разрешение на транспортировку ее руды. Этого нельзя было гарантировать. В Германии понимали суть дела, немецкий посланник Блюхер предостерегал в 1938 г. министерство иностранных дел, что укрепление Аландских островов будет направлено не только против Советского Союза, но и против Германии: правительства как Швеции, так и Финляндии, а также стоящее за ними большинство – три четверти населения, настроено антинемецки. С точки зрения Германии укрепленные или нейтральные Аландские острова являлись все же меньшим злом, чем их оккупация Советским Союзом ⁹⁷.

Намерения Финляндии были таковы, чтобы наибольшие усилия сосредоточить на стремлении остаться вне противоречий великих держав. Осенью 1938 г. был обнародован совместный план создания укреплений, но в следующем году он был отклонен шведской стороной, принимавшей во внимание противодействие Советского Союза.

Ориентация Финляндии на нейтралитет северных стран не удовлетворяла, следовательно, советское руководство. Это означало, что отвергалась коллективная безопасность в рамках Лиги наций, которая могла бы в принципе дать Советскому Союзу возможность ввести свои войска в Финляндию. Тем не менее существовавшее представление о коллективной безопасности вскоре рухнуло. В марте 1938 г. после аншлюса Австрии европейская политическая обстановка еще более обострилась. С позиции Советского Союза заключенное в сентябре того же года Мюнхенское соглашение, от которого СССР отмежевался, явилось еще более серьезным фактором, свидетельствовавшим о том, что страна оказалась в международной изоляции.

В 1938-1939 гг. СССР все же стремится к такой новой системе, которая давала бы ему возможность прямого контроля над территорией Финляндии. В апреле 1938 г. второй секретарь советского полпредства Б.Н. Ярцев (Рыбкин), который представлял в нем НКВД, установил связь с Холсти и предложил осуществить меры, которые с позиции Советского Союза давали бы конкретные гарантии от возможного германского вторжения в Финляндию ⁹⁹.

Ярцев указал на наличие у Германии широкомасштабных планов нападения на Советский Союз, согласно которым Финляндия может также оказаться в зоне военных действий. Для отражения агрессии он предложил Холсти двусторонний договор о взаимопомощи, в соответствии с которым Советский Союз готов был предоставить Финляндии необходимую военную, а также экономическую помощь и вывести свои войска после войны из Финляндии. Ярцева принимали, кроме того, премьер-министр Каяндер и министр Таннер. Когда выдвинутая идея в Хельсинки была отвергнута, Ярцев предложил обсудить вопрос о предоставлении СССР права соорудить на о-ве Суурсаари в Финском заливе объекты противовоздушной обороны и береговые укрепления. На это с финской стороны последовал отрицательный ответ, так как советское предложение противоречило внешнеполитической линии страны, провозгласившей строжайший нейтралитет. К тому же создание советских военных баз означало бы нарушение суверенитета Финляндии, причем в пользу одной великой державы. Суть предусмотренных Ярцевым вариантов заключалась в том, чтобы обеспечивать безопасность Советского Союза силами самой Красной Армии на территории Финляндии. С финской же стороны имелось в виду лишь проявить готовность выступить с заявлением, что Финляндия не допустит никакого вторжения на свою территорию. Предполагалось также, что будет дано разрешение СССР на укрепление Аландских островов ¹⁰⁰.

На отношение финляндской стороны к попытке СССР привлечь ее к себе повлияло и то, что к концу 1937 г. в Советском Союзе окончательно ликвидировали права проживавших там финнов. Финский язык, который считался официальным языком Советской Карелии и использовался также в Ингерманландии, был изъят из употребления. В Восточной Карелии на смену ему пришел сильно русифицированный карельский язык, имевший в своей письменности алфавитную основу кириллицы. Ингерманландские финны, которых осталось всего, по-видимому, около ста тысяч, вообще лишались возможности обучения на родном языке, прекратилась на нем и издательская деятельность. Вместе с тем усилились аресты и казни. В целом указанные процессы, проходившие и позднее (масштабы их не определены), носили печать исчезновения народа. В то же время советские юридические органы публично утверждали, что на указанных территориях скрытно действовали засланные из Финляндии диверсанты и шпионы, цель которых -добиться отделения этих территорий от Советского Союза и присоединения к Финляндии.

В обстановке, когда массовые репрессии привели к уничтожению значительной части офицерского корпуса Красной Армии, а также других руководителей страны высшего и среднего звена, тоталитарная государственная система СССР представлялась международному сообществу во все более одиозном свете. Мюнхенское соглашение показало к тому же снижение веса Советского Союза в мире. Поэтому финляндскому правительству было особенно трудно согласиться с предложениями Ярцева относительно о-ва Суурсаари, которое предполагало выселение более двух тысяч финнов с родных мест.

За Ярцевым стояло высшее советское руководство, хотя финские политики сомневались в его полномочиях и полагали к тому же, что, возможно, он ведет переговоры по инициативе НКВД. Финны вообще никогда не имели ясности, какими полномочиями облечен Ярцев, а в силу этого к контактам с ним не было доверия. Британцы, которым Холсти поведал об инициативах "представляющего ГПУ секретаря посольства" и об угрозе с возникновением войны оккупации Финляндии, "не относились в целом серьезно к поступившим из такого источника данным" ¹⁰¹. Итак, 1938 г. был исключительно неудачным для Советского Союза с точки зрения его попыток заключить с Финляндией договор о взаимопомощи или получить от нее согласие на создание военных баз. Ведь его международные позиции, особенно после Мюнхена, были довольно слабыми ¹⁰².

У Ярцева, помимо Холсти, были встречи со многими ответственными за внешнюю политику Финляндии лицами, в их числе с премьер-министром Каяндером, министрами Таннером и В. Войонмаа, а также с инспектором сухопутных войск генерал-лейтенантом А. Сихво. Ярцев заявлял им о неверии Советского Союза в то, что Финляндия способна своими силами отразить нападение Германии. В этом случае Красная Армия не стала бы ожидать у Раяйоки (р. Сестра), а вступила бы в пределы Финляндии, чтобы сражаться с агрессором. Сначала Ярцев предложил договор о взаимопомощи и военную поддержку. По другим версиям предусматривались действия советских войск по укреплению Суурсаари, а также продажа советского оружия для оснащения им финской армии. Ярцев допускал, кроме того, возможность укрепления Аландских островов, причем, как предусматривалось, под контролем Советского Союза. Затрагивались также судьбы перешедших из Финляндии в Советский Союз свыше 20 тыс. человек, которые вели антифинляндскую пропаганду. О их возвращении просил, в частности, еще Холсти во время своего визита в Москву в 1937 г. 14 июня 1938 г. Ярцев разъяснил финнам, что многие из этих граждан теперь арестованы: по его словам, советское правительство хотело "совершенно прекратить военную пропаганду против Финляндии и пыталось достигнуть с нею наиболее дружественных отношений" ¹⁰³.

В Финляндии предложения Ярцева считались неприемлемыми. Они подорвали бы нейтралитет, который являлся краеугольным камнем ее внешней политики. В октябре 1938 г. при встрече непосредственно с министром иностранных дел Холсти Ярцев вновь выразил сомнения в способности Финляндии защитить свою территорию и подчеркнул необходимость продолжать переговоры. Кроме того, он сообщил о готовности СССР принять официальную делегацию Финляндии. В конце ноября переговоры с финской стороны вел также исполнявший обязанности министра иностранных дел Войонмаа. Было дано согласие на переговоры в Москве и сделан намек на готовность Финляндии занять гибкую позицию ¹⁰⁴.

Переговоры велись в Москве в начале декабря. С финской стороны главное внимание проявлялось к расширению торговли. Ее делегацию возглавил министр путей сообщения В. Саловаара. На политических переговорах Финляндию представляли два сотрудника министерства иностранных дел А. Пакаслахти и У. Тойвола, а СССР – весьма их влиятельный участник заместитель председателя Совета Народных Комиссаров и народный комиссар внешней торговли А.И. Микоян. Финны пытались добиться согласия от Советского Союза на укрепление Аландских островов. Микоян не хотел об этом говорить. Он выяснял лишь возможность осуществления Советским Союзом укрепления Суурсаари или же передачи этого острова СССР ¹⁰⁵.

На переговорах в Москве в то время не было достигнуто ничего конкретного, но беседы прежде всего по торговым вопросам продолжались и в следующем месяце. Атмосфера в ходе обсуждений царила хорошая. В финско-советских отношениях на этом этапе не было какой-либо напряженности. Территориальные вопросы в форме требований не выдвигались. В руководящих советских кругах, по-видимому, не было никаких мыслей о том, что Финляндия может действовать как пособник Германии в случае ее нападения на Советский Союз. Возможно, что проявлявшееся финнами на различных этапах переговоров понимание интересов безопасности Советского Союза рассеяло и существовавшие сомнения. К сожалению, этот спокойный период в советско-финляндских отношениях оказался коротким. В марте 1939 г. политическая атмосфера в Европе резко ухудшилась в связи с захватом Германией 15 марта Чехословакии и 23 марта Мемеля.

Обострение чехословацкого кризиса началось уже тогда, когда Советский Союз в начале марта снова внес предложения об укреплении островов в Финском заливе. Теперь выдвинутые предложения простирались значительно дальше, чем несколько месяцев тому назад. Народный комиссар иностранных дел Литвинов, который прежде стоял в, стороне от переговоров и, по-видимому, не был осведомлен об их ходе, предложил 5 марта 1939 г. посланнику Ирье-Коскинену, чтобы Финляндия передала в аренду Советскому Союзу на 30 лет о-ва Суурсаари, Лавансаари, Тютерсаари и Сейскари. По мнению финляндского посланника, это предложение являлось "совершенно абсурдным", и министерство иностранных дел разделяло его позицию: подобное урегулирование нанесло бы ущерб финляндской независимости, а исходя из общественного мнения, явилось бы вместе с тем и "роковым" ¹⁰⁶. 13 марта в Хельсинки прибыл бывший советский полпред в Финляндии Б.Е. Штейн, который продолжил беседы в том же плане. Штейн пять раз встречался с министром иностранных дел Эркко и предлагал в качестве определенной альтернативы для урегулирования дела обмен островами на территории, прилегающие к восточной границе с Финляндией. В ходе бесед позиция Финляндии заключалась в том, что в процессе переговоров не должна вестись речь о территориальных изменениях. Вместе с тем Эркко подчеркивал, что Финляндия будет защищаться от любого нападения, и в качестве гарантии финского нейтралитета предлагал соответствующее письменное заверение, проект которого был направлен в Москву 8 апреля 1939 г.¹⁰⁷

Решимость Финляндии защищать свою территорию от любой агрессии, в том числе и против Советского Союза, не вызвала, однако, положительной реакции в Москве. Когда финский посланник Ирье-Коскинен подтвердил необходимость для Финляндии защищаться как от Германии, так и от Советского Союза, то заместитель народного комиссара Потемкин выразил свое неодобрение данной постановки вопроca и заявил, что уведомит свое правительство" о таком "предостережении"¹⁰⁸.

3 мая народный комиссариат иностранных дел возглавил В.М. Молотов. После этого у советской дипломатии при общении с малыми государствами тональность переговоров сменилась на командную. В политике великой державы произошел сдвиг в новую фазу, когда характер отношений стали диктовать дивизии и их дислокация. Советский Союз стал проявлять демонстративно жесткое отношение к Финляндии, прекратив торговые закупки и сократив экспорт до минимума ¹⁰⁹. Что касается Финляндии, то она стремилась по-прежнему непреклонно стоять вне конфликтов между великими державами и гарантировать свой нейтралитет, опираясь, насколько это было возможно, на Швецию. В Финляндии при оценке советско-финских переговоров не видели повода для открытого конфликта.

Рассматривая позицию финляндского правительства, необходимо учитывать, что мысль о передаче Советскому Союзу финской территории являлась совершенно неприемлемой, особенно если учесть положение в СССР финского населения. Следует принимать во внимание и то, что согласно финляндской форме правления вопросы изменения государственной территории Финляндии подлежали рассмотрению в парламенте и одобрению, как предусмотрено конституцией, большинством в три четверти голосов. Если же решение хотели ускорить, то для этого требовалось одобрение пяти шестых членов парламента. К тому же в марте 1939 г. до очередных парламентских выборов оставалось всего несколько месяцев. В отличие от политиков маршал Маннергейм, который был осведомлен о переговорах со Штейном, полагал, что страна могла бы пойти на территориальные уступки. В то время существовала еще уверенность в том, что Финляндия и Швеция смогут совместными усилиями укрепить Аландские острова ¹¹⁰.

Весной 1939 г. в отношениях Финляндии с Советским Союзом, а также с другими великими державами не произошло никаких изменений. В СССР, тем не менее, внимательно следили за работами по созданию укреплений на Карельском перешейке и осуществлению планов на Аландских островах ¹¹¹. Отношение Советского Союза к совместным планам укрепления Аландских островов Финляндией и Швецией стало однозначно отрицательным. В процессе переговоров по этому вопросу было проявлено понимание, но вместе с тем так или иначе постоянно выдвигалось требование предоставить Советскому Союзу возможность участвовать в укреплении островов.

План укрепления архипелага Финляндией и Швецией стал известен в сентябре 1938 г., а в январе 1939 г. его подписали финский и шведский министры иностранных дел ¹¹². В мае 1939 г. Советский Союз торпедировал этот план. Те государства, которые в 1921 г. подписали соглашение о демилитаризации островов, одобрили план их укрепления, и Лига наций согласилась с ним. Тем не менее Советский Союз выступил с протестом и потребовал себе право участвовать в обеспечении безопасности островов. СССР также выразил неудовлетворенность разъяснением финских представителей, согласно которому обеспечение безопасности островов диктовалось необходимостью воспрепятствовать и вооруженному проникновению туда Советского Союза. В конце мая позицию СССР публично изложил сам Молотов, который указал, что с точки зрения обороны Советского Союза острова представляют первое степенную стратегическую важность и в этом вопросе у него значительно большая даже заинтересованность, чем у Швеции. По утверждению Молотова, с помощью укреплений можно было чуть ли не закрыть вход в Финский залив. Вследствие проявленной Советским Союзом жесткой позиции Швеция решила отказаться от намерения возводить там укрепления ¹¹³. Это был серьезный удар по военному базису финляндского нейтралитета. Вместе с тем у Финляндии уже имелся свой боеспособный флот, который можно было использовать в водах Аландских островов в кризисное время. Он был готов противостоять внезапному нападению великой державы в указанном районе, так же как и нанести сильный ответный удар во взаимодействии со Швецией.

Тот нейтралитет, к которому стремились в конце 30-х годов Финляндия и Швеция, свидетельствовал, что эти страны хотят остаться вне конфликта между великими державами. Нарушению их территориальных прав следовало противостоять силой, укрепляя оборону Аландских островов. Нейтралитет предусматривал также, что предлагавшиеся великими державами гарантии их территориям буду отклонены. Руководствуясь этим, Финляндия в 1938-1939 гг. отвергла предложения Советского Союза. По той же причине Финляндия, Швеция и Норвегия весной 1939 г. отказались заключить договор о ненападении с Германией ¹¹⁴.

Независимо от Швеции Финляндия считала необходимым самостоятельно укреплять Аландский архипелаг. Посланник в Москве, руководствуясь указаниями министерства иностранных дел Финляндии, в начале июня 1939 г. выяснял у Молотова: как следует истолковывать его высказывания по поводу укрепления Аландских островов финнами; относится ли Советский Союз положительно к нейтралитету Финляндии и ее возможности остаться вне войны в акватории Балтийского моря, чему способствовало бы укрепление Аландского архипелага. Молотов на это отреагировал положительно, но объяснил, что советское правительство придает особое значение вероятности того, что Финляндия может все-таки оказаться неспособной защитить свой нейтралитет. По его мнению, даже совместная оборона Финляндии и Швеции не могла в достаточной мере обеспечить неприкосновенность Аландских островов. Предложенную посланником совместную ноту, где разъяснялось бы, что между странами нет противоречий по Аландскому вопросу, Молотов отклонил, разъяснив, что письменные гарантии не имеют в этом деле значения. После отказа финляндского посланника дать дополнительные конкретные разъяснения о военном характере планируемых укреплений, который он мотивировал ссылкой на нейтралитет страны, Молотов закончил беседу словами, "показывающими серьезность" положения ¹¹⁵.

Тревогу в Финляндии вызвали проходившие весной и летом 1939 г. переговоры между Советским Союзом, Францией и Англией. Стало известно, что СССР хотел бы предоставить гарантии странам Балтии и Финляндии. Это означало, что они были бы втянуты в конфликты между великими державами и открылась бы возможность для вступления советских войск на финскую территорию вопреки желанию Финляндии ¹¹⁶. Советский Союз уже односторонне объявил о таких гарантиях Латвии и Эстонии 28 марта 1939 г.¹¹⁷ Финляндия указала западным державам на невозможность односторонних гарантий. В своей речи в парламенте 6 июня 1939 г. министр иностранных дел Эркко сказал, что автоматические гарантии Советского Союза отгородят Финляндию от других северных стран и поставят ее в особое положение. Такие гарантии не согласовывались с финским суверенитетом. Финляндия считала бы агрессором любое государство, предоставляющее ей незапрашиваемую помощь ¹¹⁸.

В Англии считали важным рассеять подозрения Финляндии в том, что ее готовы были продать Советскому Союзу. Поэтому Форин Оффис организовал летом поездку в Финляндию отставного генерала В. Кирка, который в первые годы ее независимости представлял там английские вооруженные силы. В своем донесении Кирк отмечал, что Финляндия намного лучше оснащена, чем 14 лет назад, и выражал уверенность, что ее общество политически стало намного монолитнее. Надо понимать, что в этих условиях англичане реагировали бы на советские гарантии таким же образом, как и премьер-министр Северной Ирландии лорд Крайгавон относился бы к предлагавшимся ему Эмоном де Валера услугам. Кирк считал также, что финны не хотели что-либо предпринимать совместно с Германией и проявляют исключительную дружественность к Англии. Вместе с тем они все же готовы скорее присоединиться к державам оси, чем принять гарантии СССР, если бы их принудили сделать такой выбор ¹¹⁹.

В переговорах трех государств Англия своими действиями продемонстрировала понимание далеко идущих замыслов, связанных с секретными дополнительными протоколами, которыми предусматривались односторонние гарантии ряду малых европейских стран, в том числе и Финляндии ¹²⁰. Вскоре, летом 1939 г., пакт Молотова-Риббентропа предал переговоры трех держав забвению.

Отношения Финляндии с Германией в конце 30-х годов постепенно "зачахли", писал Л. Баклунд, основательно исследовавший этот вопрос. Судьба Чехословакии весной 1939 г. привнесла в них дальнейшее охлаждение со стороны Финляндии. В Германии, в свою очередь, проявилось разочарование тем, что Финляндия отклонила предлагавшийся ей договор о ненападении. Интересы Германии на финляндском направлении были вообще второстепенными. Ей не трудно было одобрить согласованное пактом Молотова – Риббентропа положение о вхождении Финляндии в сферу интересов Советского Союза ¹²¹.

В обстановке 1939 г. Финляндия, придерживаясь прежней своей линии нейтралитета, была вынуждена противостоять начавшемуся давлению со стороны Советского Союза. Восточный сосед интенсивно саботировал ее стремление упрочить своей нейтралитет на основе установления сотрудничества со Швецией в вопросе укрепления Аландских островов. В Финляндии имелись к тому же сведения (как позднее оказалось обоснованные), вызывавшие подозрение, что великие державы, подобные Англии, отнюдь не желали лояльно относиться к малым странам. Финляндия, избравшая для себя нейтралитет, оказалась осенью 1939 г. изолированной. У нее не осталось иной опоры, кроме как на собственные ресурсы и на уверенность в прочности своей обороны, которая, однако, не высоко оценивалась в СССР, о чем неоднократно говорилось его представителями в ходе переговоров. То, что она попала в такое положение, можно считать (и считают), явилось следствием ее неудачной внешней политики. Собственные возможности в масштабах большой политики, тем не менее, оценивались Финляндией довольно реалистично. В своем стремлении к нейтралитету она была достаточно последовательной. В Хельсинки не считали, что отклонение советских предложений приведет к возникновению прямой военной угрозы, хотя поведение Молотова на переговорах не давало повода для оптимизма. По оценке, сделанной в конце августа 1939 г. финским посланником Ирье-Коскиненом, все же имелись основания думать, что особое потепление отношений между Советским Союзом и Германией после заключения пакта Молотова – Риббентропа устранило в СССР подозрения по поводу характера отношений Финляндии с Германией ¹²².

1 Polvinen Т. Venajan vallankumous ja Suomi. Porvoo, 1967. Osa I. S. 160-170.

2 Ibid. S. 161-166; Upton A. Vallankumous Suomessa, 1917-1918. Jyvaskyla, 1980. Osa I. S. 350-353.

3 Upton A. Op. cit. S. 350-353.

4 Polvinen T. Op. cit. S. 170-195.

5 Tanskanen A. Venalaiset Suomen sisallissodassa vuonna 1918 // Acta Univ. Tamperensis. Ser. A. 1978. Voi. 91. S. 72-82; Lappalainen J.T. Punakaartien sota. Hels., 1981. Osa I. S. 177-182.

6 Manninen O. Itsenaistymisen vuodet, 1917-1920. Hels., 1993. Osa II. S. 73.

7 Polvinen T. Op. cit. S. 252-268.

8 Ibid. S. 240-251.

9 Ibid. S. 255-258.

10 Churchill S. Ita-Karjalan kohtalo, 1917-1922. Porvoo, 1970. S. 164-173, 195-196.

11 Polvinen T. Op. cit. Hels., 1971. Osa II. S. 29-40, 52-58.

12 Lyytinen E. Finland in British Politics in the First World War // Suomalaisen Tiedeakatemian toimituksia. Sarja B. Hels., 1980. S. 193-196.

13 Polvinen T. Op. cit. Osa II. S. 107-121.

14 Ibid. S. 275-313; Холодковский B.M. Финляндия и Советская Россия, 1918-1920. M., 1975. С. 105-117.

15 Vahtola J. "Suomi suureksi – Viena vapaaksi". Valkoisen Suomen pyrkimykset Ita-Karjalan valtaamiseksi vuonna 1918 // Studia Historica Septentrionalia. Rovaniemi, 1988. 17. S. 163-165, 295-298; Churchills. Op. cit. Passim.

16 Polvinen Т. Op. cit. Osa II. S. 348-370.

17 Tarton rauhanneuvottelujen poytakirjat. Hels., 1923. S. 27, 121-141; Jaaskelainen M. Ita-Karjalan kysymys. Porvoo, 1961. S. 312-313.

18 Salomaa M. Punaupseerit. Juva, 1992. S. 229-267.

19 Kallenautio J. Suomi kastoi eteensa // Itsenaisen Suomen ulkopolitiikka, 1917-1955. Hels., 1985. S. 86-91.

20 Документы внешней политики СССР. M., 1960. Т. IV. С. 558-561. (Далее: ДВП); Korhonen К. Naapurit vastoin tahtoaan // Suomi neuvostodiplomatiassa: Tarrasta talvisotaan, 1920-1932. Hels., 1966. Osa I. S. 34-62.

21 Holsti K.J. Suomen ulkopolitiikka suuntaansa etsimassa vuosina, 1918-1922. Rudolf Holstin osuus. Hels., 1963. S. 191-195.

22 Ibid. S. 150-160; Korhonen K. Op. cit. S. 55.

23 Jaaskelainen M. Op. cit. S. 321-325.

24 Korhonen K. Op. cit S. 70; Hohti K.J. Op. cit. S. 195-213.

25 Kallenautio J. Op. cit. S. 86-91.

26 Ibid. 91-97.

27 Kalela J. Grannar pa skilda vagar. Det finlandsk-svenska samarbetet I den finlanska och svenska utrikespolitiken, 1921-1923 // Historiallisia tutkimuksia. Hels., 1971. № 84. S. 204-218.

28 Turtola M. Tornionjoelta Rajajoelle: Suomen ja Ruotsin salainen yhteistoiminta Neuvostoliiton hyokkayksen varalle vuosina, 1923-1940. Juva; Porvoo, 1984. S. 69-76.

29 Ilvessalo J. Suomi ja Weimarin Saksa. Hels., 1959. S. 157-162.

30 Kallenautio J. Op. cit. S. 106-113.

31 Ibid. S. 104-105.

32 Korhonen K. Op. cit. S. 193-195.

33 Ibid.

34 Kallenautio J. Op. cit. S. 119.

35 Korhonen K. Op. cit. S. 234-235.

36 Tervasmaki V. Maanpuolustussuunnitelmat. Talvisodan historia. Porvoo, 1977. Osa I. S. 65-67.

37 Ibid. S. 79-82.

38 Ibid. S. 82-85.

39 Vehvilainen O. Kansallissosialistinen Saksa ja Neuvostoliitto, 1933-1934. Porvoo: Hels., 1966. S. 209-220.

40 Selen K. Genevesta Tukholmaan. Suomen tuvallisuuspolitiikan painopisteen siirtyminen Kansainliitosta pohjoismaiseen yhteistyohon, 1931-1936. Forssa, 1974. S 132-144; Kallenautio J. Op. cit. S. 141-143.

41 Selen K. Op. cit. S. 103-116.

42 Kallenautio J. Op. cit. S. 148.

43 Backlund L. Nazi Germany and Finland, 1933-1939. Pennsylvania, 1983. P. 420-457, 580-621; Kallenautio J. Op. cit. S. 150.

44 Julkunen M. Myytti Saksan vaikutusvallasta Suomessa 1930-luvun lopulla // Historiallinen aikakauskirja. 1989. № 3. S. 194, 196.

45 Pihkala E. Sotatalous, 1939-1944 // Suomen Taloushistoria. Teollistuva Suomi. Hels., 1982. Osa 2. S. 269.

46 Selen K. Op. cit. S. 140.

47 Hiedanniemi B. Kulttuuriin verhottua politiikka. Kansallissosialistisen Saksan kulttuuripropaganda Suomessa, 1939-1940. Keuruu, 1989. S. 134-135.

48 Nygdrd T. Suur-Suomi vai lahiheimolaisten auttaminen heimotyo itsenaisessa Suomessa. Keuruu, 1978. S. 228-233.

49 Paasivirta J. Suomi ja Eurooppa, 1914-1939. Hameenlinna, 1984. S. 400-405.

50 Hokkanen K. Kyosti Kallio. Juva, 1986. Osa II: 1939-1940. S. 238-239.

51 KallenautioJ. Op. cit. S. 159-160.

52 Suomi. I. Talvisodan tausta. Neuvostoliitto Suomen ulkopolitiikassa, 1937-1939. Hels., 1973. S. 291-292. 53 Paasivirta J. Op. cit. S. 402-403.

55 Julkunen M. Op. cit. S. 196-197.

56 Selen K. Op. cit. S. 248-255.

57 Hiedanniemi B. Op. cit. S. 60-65, 87-91.

60 Ibid. S. 136.

61 Selen К. С G. E. Mannerheim ja hanen puolueneuvostonsa. Keuruu, 1980. S. 231.

62 Ibid. S. 156-185

63 Selen K.C.G.E. Genevesta Tukholmaan, S.115-116

64 Ibid. S. 116-132.

65 Selen K. C. G. E. Mannerheim ja hanen puolueneuvostonsa. S. 156-185.

66 ДВП. M., 1970. T. XVI. С 268-270.

67 Там же. M., 1971. Т. XVII. С. 372-375.

68 Ulkoasiainministerion arkisto. 5C18. Донесение Ирье-Коскинена из Москвы в МИД Финляндии. (Далее: UM).

69 ДВП. Т. XVII. С. 609-611.

70 Там же. С. 723.

71 Российский государственный архив Военно-Морского Флота. Ф. Р.-1483. Оп. 1. Д. 329. Л. 195. (Далее: РГАВМФ).

72 ДВП. Т. XVII. С. 543-544.

73 Там же.

74 Российский государственный военный архив. Ф. 33 987. Оп. 3. Д. 1935. Л. 3. (Далее: РГВА).

75 Пограничные войска СССР, 1929-1938: Сб. документов и материалов. М., 1972. С. 8.

76 ДВП. М., 1974. Т. XIX. С. 432.

77 UM. 5C18 Донесение Ирье-Коскинена из Москвы в МИД Финляндии 4.02.1936 г.

78 Там же.

79 РГАВМФ. Ф. Р -92. Оп. 2. Д. 260. Л. 1.

80 РГВА. Ф. 37 977. Оп. 1. Д. 722. Л. 405.

81 UM. 12L. Venaja. Fb 12:24. Дневниковые записи Кивимяки (лето 1935 г.).

82 Правда. 1936. 1 дек.; Korhonen К. Op. cit. Osa II. S. 124, 135-137.

83 UM. 5D. Holsti I-III. Поездка Холсти в Москву; Suomi J. Op. cit. S. 48-57.

84 UM. 12L. Письмо Рантакари из МИД Финляндии посольству в Москве. 7.08.1936 г.

85 UM. 5D. Holsti II. Обобщенное изложение Холсти своей поездки в Москву, направленное 26.02.1937 г. руководству посольства; ДВП. М., 1976. Т. XX. С. 73-75; Памятная записка Литвинова о беседах с Холсти 8 и 10.02.1937 г.; Suomi J. Op. cit. S. 57-61; Korhonen K. Op. cit. Osa II. S. 153.

86 ДВП.Т. XX. С 121-124.

87 Там же. С. 225.

88 Там же. С. 281-283.

89 Suomi J. Op. cit. S. 286-290; Kallenautio J. Op. cit. S. 167.

90 Kallenautio J. Op. cit. S. 167.

91 Selen K. Genevasta Tukholmaan. S. 223-224

92 См.: Kallenautio J. Op. cit. S. 167

93 Ibid. S. 168-169.

94 ДВП. T. XX. С 121-124.

95 UM. Fb. 9:2. Памятные записки Холсти о его беседах с Сандлером 29.04.1937 г., а также с Сандлером и премьер-министром Ханссоном 14.04.1938 г.

96 UM. 12L. См., например, письмо Рантакари в Москву 7.08.1936 г.

97 Auswartiges Amt. Politischer Abteilung 430033. Донесение В. Блюхера в МИД Германии 21.11.1938 г.; Bucklund L. Op. Cit. O. 987-996

98 Haikio M. Maaliskuusta maaliskuuhun. Suomi Englannin politiikassa, 1939-1940. Porvoo, 1976. S. 41-49.

99 Korhonen K. Op. cit. Osa II. S. 165-176; Suomi J. Op. cit. S. 185-238. 5

100 UM. 121, Fb 12:25; Suomi J. Op. cit. S. 186-213; Korhonen K. Op. cit. Osa II. S.165-192

101 Foreign Office. 371/23648. Ежедневный отчет 1938 г. (Далее: FO).

102 Kallenautio J. Op. cit. S. 173.

103 UM. 121. Fb 12:25; Suomi J. Op. cit. S. 372-373.

104 Suomi J. Op. cit. S. 203-208.

105 UM. 121. Fb 12:25. Памятная записка Тойвола и Пакаслахти о переговорах с Микояном.

106 UM. 121. Fb. 12:25; Korhonen K. Op. cit. Osa II. S. 188-189

107 Архив внешней политики Российской Федерации. Ф. 06. Оп. 1. П. 18. Д. 190. Л. 38. (Далее: АВП РФ); UM. 12L./ Fb 12.25; Korhonen K. Op. cit. Osa II. S. 186-191.

108 АВП РФ. Ф. 0135. On. 22. П. 145. Д. 4.

109 Архив Президента Российской Федерации. П. 1/179. Решение политбюро 5.04.1939 г. Selen К. С. G. E. Mannerheim ja hanen puolueneuvostonsa. S. 325-326.

111 РГАВМФ. Ф. P-1877. On. 1. Д. 101. Л. 16.

112 Kallenautio J. Op. cit. S. 163-164.

113 UM. 121. Fb 12:25. Памятные записки о беседах Эркко и Ярцева 4.03.1939 г.

114 Julkunen M. Op. cit. S. 196.

115 UM. Fb 9:6. Речь Молотова 31.05.1939; Секретные телеграммы в Москву 1.06.1939; А. Ирье-Коскинен – Э. Эркко. 3.06.1939 г.

116 Haikio M. Op. cit. S. 29-36.

117 Korhonen K. Op. cit. Osa II. S. 186.

118 Haikio M. Op. cit. S. 27-38, 48.

119 FO. 371/23648. Донесение В. Кирка в МИД 26.06.1939 г.

120 Haikio M. Op. cit. S. 32-38.

121 Backlund L. Op. cit. P. 685-720, 737-757.

122 UM. 5C18. Донесение в МИД Финляндии из Москвы Идмана 8.08 и 24.08.1939 и Ирье-Коскинена 30.08.1939 г.

© В.Н. Барышников

Анализ трансформации советско-финляндских отношений за годы, предшествовавшие началу зимней войны, является весьма важной предпосылкой для выяснения всего комплекса причин, которые породили ее возникновение, и может дать ответ, насколько эта война была неизбежной. Прежде всего следует подчеркнуть, что при всей сложности отношений между двумя странами в 20-30-е годы они не были однозначно негативными. Процесс их нормализации, начавшийся с 1922 г., вполне отвечал устремлениям обоих государств. Необходимо также отметить, что для Советского Союза их состояние в тот период, когда ему пришлось разрешать крупные проблемы общеевропейского масштаба, не являлось определяющим и представляло интерес лишь с точки зрения военно-стратегического положения Финляндии как соседа СССР. При этом не считалось, что финская армия сама по себе таит для него особую опасность. Во внимание принималась главным образом возможность использования Финляндии внешними силами как военного плацдарма.

В Москве исходили во многом из того, какую позицию будет занимать в перспективе финское руководство по отношению к другим западным странам, особенно к Германии, Великобритании, скандинавским и прибалтийским государствам, а также к Польше. В 20-е годы контакты Финляндии с Западом не вызывали у Советского Союза большого беспокойства. Согласно выводу, который делало разведывательное управление Главного штаба Красной Армии, финские политики, по всей вероятности, хотели избежать войны с СССР и уйти от участия в какой-либо "антисоветской комбинации" ¹. Это заключение являлось обнадеживающим для советского руководства. Однако и каких-либо серьезных позитивных изменений экономического и политического характера в отношениях между двумя странами не произошло. Ни переговоры о расширении торговых связей, ни идея, высказанная советским руководством о заключении пакта о ненападении не получили поддержки. Полпред Советского Союза в Хельсинки С.С. Александровский прямо отметил осенью 1928 г., что существующие "взаимоотношения с Финляндией можно охарактеризовать, по крайней мере, как безнадежное топтание на месте"².

Хотя в советских дипломатических кругах данный этап называли "застойным", важно было уже, что между СССР и Финляндией не возникало, как прежде, в 1918-1922 гг., конфликтных ситуаций. Вместе с тем вопросам защиты сухопутных и морских подступов к Ленинграду по-прежнему уделялось большое внимание. Весной 1929 г. на совместных маневрах Ленинградского военного округа и Балтийского флота отрабатывалось обеспечение обороны зоны Кронштадта, а также фортов на Финском заливе, чтобы предотвратить возможные действия противника с территории Финляндии ³.

В целом отсутствие каких-либо осложнений между двумя государствами позволили И.М. Майскому, ставшему полпредом СССР в Хельсинки, сделать заключение об установившемся на рубеже 1929 г. определенном "модусе" финско-советских отношений ⁴. Достигнутая стабилизация являлась, естественно, важным фактором для обеих стран, так как могла открыть перспективы для движения к взаимопониманию. Но межгосударственные контакты все же не были устойчивыми.

Следует учитывать, что в Советском Союзе сохранились прежние представления о "белой" Финляндии и "белофиннах", не забыли о терроре после подавления революции 1918 г., о вооруженных походах в Карелию и призывах к созданию "Великой Финляндии". Об этом не редко велась речь в периодической печати и литературе. Не было недостатка в аналогичных, но противоположных по своему содержанию реалиях в Финляндии.

Требовались, очевидно, настойчивые усилия для того, чтобы не допустить нарушения того "модуса" финско-советских отношений, о котором говорил Майский. Однако они оказались явно недостаточными с учетом имевшейся еще непрочной базы межгосударственного сотрудничества. На рубеже 20-30-х годов возникла первая трещина после достигнутой стабилизации. Произошло это в силу причин как внешнего, так и внутреннего характера, проявившихся в условиях потрясшего в 1929 г. многие государства экономического кризиса, и, как следствие, активизации в этой обстановке в Финляндии крайне националистического лапуаского движения фашистского типа, которое самым реши тельным образом стало противодействовать развитию сотрудничества с Советским Союзом.

Это движение не слишком отличалось от праворадикальных течений подобного рода в других западных странах. Однако именно его деятельность и резко усилившиеся антисоветские выступления финской прессы квалифицировались в Москве как опасный поворот во внешней политике Финляндии. Исходя из новых оценок складывавшейся обстановки, руководство Ленинградского военного округа и Балтийского флота вносило определенные коррективы, направленные на повышение боевой готовности в зоне Ленинграда и обеспечение защиты подступов к нему с суши и моря. Финляндия рассматривалась теперь как вероятная участница коалиции государств, способных осуществить нападение на СССР. При этом допускалось, что наиболее опасное для СССР в Европе государство – Англия может ввести свой военно-морской флот в Финский залив ⁵. В таких условиях ставилась задача не только остановить наступление противника, но и нанести удар по используемому им плацдарму. Предусматривалось совершить прорыв укреплений на Карельском перешейке и вести дальнейшее наступление в направлении г. Лахти ⁶. Под руководством командующего войсками Ленинградского военного округа М.Н. Тухачевского в ходе проведенных в этой время маневров впервые в истории Красной Армии отрабатывались действия по высадке воздушного десанта, имевшего в своем составе тяжелое оружие – артиллерию и механизированные средства ⁷.

Следовательно, имелось в виду принять такие меры, которые могли быть осуществлены в случае нападения на Советский Союз со стороны объединенных вооруженных сил коалиции западных стран с использованием финляндской территории. Курс, взятый в обучении войск, предусматривал уже отнюдь не сугубо оборонительные действия, а нанесение ответного контрудара с развитием последующего наступления. Допускавшаяся возможность решительных наступательных действий Красной Армии отражала и изменившееся качественное состояние вооруженных сил СССР, возросшую их боеспособность. Но такой подход советского военного командования вовсе не означал, что во внешней политике в отношении Финляндии намечался теперь исключительное жесткий курс. Таких перемен не произошло.

Наоборот, советское руководство считало необходимым вновь вернуться к переговорному процессу с Финляндией на базе делавшихся ранее предложений. В октябре 1930 г. в финляндском представительстве в Москве отметили, что вновь приобрел актуальность вопрос относительно договора о ненападении ⁸. Действительно, вскоре, в декабре 1930 г, полпред Майский предложил финляндскому правительству возобновить переговоры о заключении такого договора, учитывая "постоянные заявления об опасности, угрожающей Финляндии" с советской стороны ⁹. Реакция в Хельсинки на указанное предложение была отрицательной, что отражало стремление финской стороны проводить восточную политику без каких-либо корректив, диктовавшихся теми переменами, которые произошли по сравнению с 20-ми годами. Но в условиях изменившегося баланса сил в северо-западном регионе это было совершенно нереально.

Дальнейшие перспективы развития советско-финляндских отношений становились вместе с тем все более неясными и менее обнадеживающими в связи с прошедшими в 1931 г. выборами президента Финляндии. Новым главой государства стал Свинхувуд, известный своей прогерманской ориентацией и ярко выраженными антирусскими настроениями. Для его поддержки на выборах объединились самые консервативные политические силы. В их числе были и лапуасцы, у которых он пользовался наибольшим доверием. До этого именно на волне их активизации Свинхувуд в июле 1930 г. стал премьер-министром, поддержав так называемый крестьянский поход на Хельсинки, в котором участвовало около 12 тыс. сторонников лапуаского движения ¹⁰.

Естественно, что в Москве не могли не опасаться дальнейшего ухудшения отношений с Финляндией, поскольку недружественная позиция Свинхувуда к СССР была известна и раньше. Майский в беседе с новым министром иностранных дел Финляндии Ирье-Коскиненом 30 апреля 1931 г. прямо заявил ему об этих опасениях. "В настоящий момент, – сказал он, – в особенности после выборов президента Свинхувуда, советское правительство очень озабочено будущим финско-советских отношений и с большой настороженностью следит за всеми событиями в этой области". Речь шла о том, что бы не только "вернуть их хотя бы к уровню 1929 г.", но и решительно улучшить ¹¹. Ирье-Коскинен откровенно признал впоследствии, что "президент не очень любит вас"¹², имея в виду Советский Союз.

Исходя, однако, из желания ослабить напряженность, возникшую между СССР и Финляндией, Ирье-Коскинен, как глава внешнеполитического ведомства, стремился повлиять на Свинхувуда, склоняя его к тому, чтобы не проводить линию, угодную лапуасцам ¹³. К тому же, став президентом, он так или иначе должен был отходить в вопросах внутренней и внешней политики страны от поддержки экстремистских действий, которые вредили интересам государства, явно вносили раскол в финское общество ¹⁴. Это позволило Ирье-Коскинену сделать заявление, что в новой ситуации он видит в достижении согласия с СССР путь, который позволит обеспечить "выход из беспокоящего его положения"¹⁵.

19 декабря М.М. Литвинов принял в наркомате иностранных дел временного поверенного Финляндии, который сообщил обнадеживавшую новость: финское правительство предлагало провести в Хельсинки переговоры по поводу договора о ненападении ¹⁶. Литвинов сразу же выразил согласие, и советское правительство назначило для этого своим представителем Майского. Переговоры велись недолго. Финляндскую делегацию возглавлял Ирье-Коскинен. 21 января 1932 г. он и Майский поставили свои подписи под согласованным текстом договора. Срок его действия предусматривался всего на три года, но с возможностью автоматического продления. Особо важным положением этого документа являлось обязательство, которое брали на себя СССР и Финляндия: не участвовать в договорах и соглашениях, "явно враждебных другой стороне и противоречащих формально или по существу настоящему договору"¹⁷.

Далее укрепление доверия между СССР и Финляндией могло, естественно, достигаться при условии развития сотрудничества друг с другом и, особенно, благодаря улучшению экономических связей. Вскоре первые шаги в этом направлении были сделаны. В феврале 1932 г. в Советский Союз прибыла представительная финляндская торговая делегация, возглавлявшаяся будущим министром иностранных дел А. Хакцелем (он сменил Ирье-Коскинена в декабре 1932 г.). Встречи в Москве дали, как отмечалось наркоматом иностранных дел, положительные результаты. В свою очередь финские дипломаты констатировали, что переговоры являлись "довольно трудным шагом", но на их основе проявилось "деловое взаимопонимание", что представлялось "особенно важным" ¹⁸. Поездка в конце 1932 г. с экономическими целями по ряду крупных городов Финляндии ответственных советских работников способствовала укреплению контактов в экономической области.

Позитивные результаты подтвердили слова, сказанные наркомом, иностранных дел СССР Литвиновым вскоре после заключения договора, о ненападении. "Когда при переговорах, – подчеркнул он, – обе стороны действительно воодушевлены стремлением к укреплению мирных отношений, не опасаются мирных обязательств и не преследуют побочных целей, тогда переговоры удается завершить весьма быстро"¹⁹.

Сдвиги в отношениях между Советским Союзом и Финляндией позволили командованию Красной Армии внести соответствующие коррективы в оценку перспектив действий в случае возникновения военной опасности на северо-западе страны. В директиве начальника штаба РККА от 7 февраля 1932 г. имелось в виду учитывать "возможный нейтралитет Финляндии" и войскам исходить лишь из задачи "прочного удержания района Ленинграда". И уже без оговорок Финляндия рассматривалась как второстепенный театр военных действий ²⁰. Из этого видно, сколь существенными были выводы, сделанные высшим военным руководством Советского Союза на основе учета заключенного с Финляндией договора о ненападении и наметившихся признаков развития сотрудничества между обеими странами.

Приход Гитлера к власти в Германии и открыто антисоветский курс его политики вызвал обостренное внимание советского руководства к реакции на эти события соседних с СССР стран и перспективам их отношений с Германией. Оценка внешнеполитической линии Финляндии в новой ситуации нашла отражение в выводах, которые сделал один из руководителей наркомата иностранных дел B.C. Стомоняков. Он направил 27 апреля 1933 г. советскому представительству в Хельсинки соображения следующего содержания: "За самое последнее время объективным ходом событий выдвигается как новый фактор в финляндской политике течение за сближение с Германией… Положение существенно изменилось с приходом Гитлера к власти. С одной стороны, гитлеровская политика экспансии на Восток повышает значение Финляндии для Германии… С другой стороны, лапуаские круги и близкие к ним коалиционеры, естественно, видят в гитлеровской Германии опору для фашизации Финляндии". Прогнозируя дальнейшее развитие событий, Стомоняков считал, что при определенных условиях процесс мог пойти в Финляндии "в сторону серьезного сближения с Германией"²¹.

Нарастанию военной угрозы со стороны нацистской Германии СССР противопоставил план создания системы коллективной безопасности в Европе. Финляндия была в числе тех государств, которым предлагалось заключить многосторонний региональный договор о взаимной помощи, получивший условное наименование Восточного пакта. Но эту идею не удалось реализовать.

Финляндия мотивировала свою индифферентность к Восточному пакту тем, что ей нечего бояться агрессии Германии. Лично Свинхувуд считал, что можно было пойти на присоединение к пакту "лишь в наихудшем случае" ²². Вместе с тем договор о ненападении с СССР был продлен на 10 лет. Протокол об этом подписали в Москве 7 апреля 1934 г. Литвинов и финляндский посланник Ирье-Коскинен.

Кратковременная стабилизация советско-финских отношений вновь сменялась периодом их неустойчивости. В Москве обратили внимание на тот факт, что, когда решался вопрос о принятии СССР в Лигу наций в 1934 г, представитель Финляндии не был на заседании Ассамблеи (по финским данным, это произошло не преднамеренно). Литвинов оценил же происшедшее так, что здесь не было случайности. Финляндия играла, как он считал, "ведущую роль" среди тех стран, которые не участвовали в голосовании ²³.

25 сентября 1934 г. заместитель наркома иностранных дел Стомоняков так высказал посланнику Ирье-Коскинену озабоченность политикой, проводимой Хельсинки: "Никогда за 9 лет, в течение которых я занимаюсь советско-финляндскими отношениями, состояние этих отношений не было более серьезным. Это состояние привлекает к себе у нас все большее внимание, и НКИД, вероятно, придется очень скоро делать доклад правительству по этому вопросу"²⁴.

В наркомате иностранных дел считали, что в значительной степени здесь влияла ухудшившаяся в целом международная обстановка. 3 декабря 1934 г. Стомоняков в беседе с посланником Дании в Москве Энгелем дал именно такое объяснение: "Эти тенденции расцвели пышным цветом… в связи с приходом Гитлера к власти в Германии и обострением положения на Дальнем Востоке…"²⁵.

В качестве путей к оздоровлению отношений с Финляндией могло быть стимулирование связей в экономической и культурной областях. Требовалось снизить остроту реакции советской печати на события, происходившие в Финляндии. Во всяком случае новый полпред СССР в Хельсинки Э.А. Асмус писал в мае 1935 г. заместителю наркома иностранных дел H.H. Крестинскому, что необходимо "несколько уточнить нашу тактику в отношении Финляндии"²⁶. Следовало воспользоваться тем, что с финской стороны выражалась заинтересованность в расширении экономического сотрудничества с СССР, о чем заявил 2 сентября 1935 г. Ирье-Коскинен в беседе с Литвиновым.

24 сентября во время встречи Литвинова с Хакцелем в Женеве велось обстоятельное обсуждение состояния советско-финляндских отношений. По словам Хакцеля, его советский коллега характеризовал политику Финляндии в условиях, когда Германия несет миру опасность, как "неясную". Литвинов сказал, что "Москва хочет искреннего мира с Финляндией" и вообще там "не могут понять ее устремлений и политику". Хакцелю было высказано пожелание, чтобы он нанес визит в Советский Союз ²⁷.

Москву по-прежнему беспокоило то, как в дальнейшем в Финляндии станут относиться к экспансионистским замыслам Гитлера. Можно ли будет считать надежным советско-финляндский договор о ненападении с точки зрения обеспечения своей безопасности, если военное проникновение Германии распространится на Финляндию?

Возраставшее внимание Германии к Прибалтике, естественно, ощущали и в Финляндии. По словам финского посланника в Берлине A. Вуоримаа, район Балтийского моря стоял чуть ли не "на первом месте в интересах Германии"²⁸. С учетом этого финскому руководству вряд ли было целесообразно развивать военные контакты с Берлином, не рискуя создавать подозрения в Советском Союзе. Но, как показали события, соображения такого рода все же не принимались во внимание должным образом.

Финский исследователь М. Юлкунен отметил в данной связи, что обычно в этот период "заслуживающие серьезного внимания контакты были следствием немецкой инициативы" и что "активная роль с финской стороны проявлялась в скрытых связях"²⁹. Весьма важными были тогда инициативы, связанные с посещением Германии генералом B. Неноненом, офицерами Р. Лагусом, Я. Лундквистом и Л. Гранделлем. Особым по своей значимости стал визит в Германию К. Маннергейма.

В декабре 1934 г. Маннергейм, в то время председатель Совета обороны Финляндии, предпринял двухнедельную поездку в Германию, где встречался с Г. Герингом, руководителями вермахта, интересовался вопросом приобретения новейшего немецкого вооружения. В ходе состоявшихся бесед с немецкой стороны затрагивался вопрос, касавшийся позиции Финляндии в условиях войны. При этом речь шла о Советском Союзе как о противнике ³⁰.

Сам факт изучения Финляндией возможности закупки военной техники за рубежом не мог являться основанием, чтобы в этой связи сразу делать категорические выводы об избираемой ориентации. В конечном счете страна нуждалась в оружии для решения своих оборонительных задач. К тому же Маннергейм совершал вояжи с такой целью и в Англию и во Францию. Тем не менее финские дипломаты вынуждены были дважды давать официальные разъяснения Лондону, что "закупки самолетов не связаны с политикой, а диктуются исключительно торгово-техническими соображениями" ³¹. Но если такие заверения, может быть, и могли удовлетворить англичан, хотя они видели здесь нарушение к тому же Версальского договора, то в Москве такие "коммерческие дела" воспринимались более серьезно. Финское представительство в Москве констатировало факт усиления в Советском Союзе недовольства внешней политикой Финляндии. Вместе с тем отмечались происшедшие к этому времени перемены во взглядах наркомата иностранных дел на роль и место СССР в международных отношениях в Европе. Особо подчеркивалось, что для Советского Союза становится весьма характерным "великодержавный менталитет" и стремление оказать воздействие на Финляндию в целях привлечения ее "к решению трудных вопросов"³². Все это требовало от финской дипломатии выработки новых подходов в процессе осуществления восточной политики.

Вместе с тем в Москве принимали во внимание и то, как в Лондоне стремились стимулировать действия Германии в восточном направлении. Морское соглашение Англии с Германией, подписанное в июне 1935 г., угрожало перспективой развертывания германского флота в Балтийском море на пути важных коммуникаций Советского Союза.

Внешнеполитическая и военная оценка англо-германского морского соглашения, сделанная в Советском Союзе, свидетельствовала о серьезной озабоченности в Москве по поводу этой акции ³³. В аналитическом докладе разведывательного управления Красной Армии, направленном 20 августа 1935 г. высшему военному руководству (К.Е. Ворошилову, М.Н. Тухачевскому, А.И. Егорову), а также ряду других лиц (Н.И. Ежову, К.Б. Радеку) и в наркомат ВМФ, говорилось: "Состоявшееся 18 июня с.г. англо-германское морское соглашение вскрывает новые сложные замыслы и комбинации… Германии будут нужны, кроме Польши, еще и другие союзники на Балтийском море и в первую очередь – Финляндия. В случае участия Финляндии в антисоветской войне, Германия имеет возможность наилучшим образом организовать оборону против действий Красного флота, блокировав последний в Финском заливе… В целях обеспечения наилучших условий для действий против Кр. флота на Балтике Германия уже теперь стремится вовлечь в антисоветскую войну, кроме Польши, еще и Финляндию" ³⁴.

Советская дипломатия пыталась выяснить позиции финского правительства в складывавшейся обстановке. В этой связи необходимо уточнить суть беседы премьер-министра Т. Кивимяки, приводимой в его мемуарах, которая велась летом 1935 г. с советским полпредом Асмусом в связи с заключением англо-германского морского соглашения. В мемуарах, опубликованных спустя 30 лет после указанной встречи, говорится о якобы исходившей от Асмуса угрозы "захвата" Советским Союзом Финляндии в случае возникновения войны Германии против СССР ³⁵.

Российскими источниками подтверждается, что 11 июня 1935 г. Асмусу поручалось переговорить с Хакцелем и Кивимяки по поводу ухудшавшихся отношений к СССР со стороны Финляндии ³⁶. 17 июня Асмус телеграфировал в Москву о своих беседах с министром иностранных дел и премьер-министром Финляндии, но ни о каких "угрозах" в духе того, о чем писал Кивимяки, речи не велось ³⁷.

Очевидным являлось лишь то, что в Москве стали обращать еще более усиленное внимание на проводимую Финляндией политику, пытаясь предостеречь Хельсинки от действий, которые могли ухудшить контакты с СССР. В обстановке нараставших противоречий между Германией и Советским Союзом и осложнения советско-финских отношений в СССР приходили к заключению, что Финляндию следует рассматривать как потенциального союзника третьего рейха.

Больше всего Москву беспокоили перспективы военного сотрудничества финнов с Германией. Поступавшая информация содержала сведения о возможной закупке немецких самолетов новейшей конструкции, планах создания "сильного воздушного флота", о намерении организовать обучение финских военных моряков с помощью немецких специалистов по подводным лодкам ³⁸, о стремлении высших финских офицеров "ознакомиться с возрождающимися вооруженными силами Германии" ³⁹. Сообщения, поступавшие от советского военного атташе в Финляндии об активизации германо-финляндского сотрудничества в военной области, естественно, настораживали командование в Москве.

Для финского военного руководства это не было секретом. К тому же оно располагало информацией о существующих у СССР подозрениях о подписании уже негласного соглашения в Берлине, касавшегося приобретения немецкой авиационной техники ⁴⁰. Тем не менее это не препятствовало финскому маршалу совершить еще один визит в Германию. Его поездка состоялась в сентябре 1935 г. по приглашению Г. Геринга и сразу привлекла внимание за рубежом. В информации, поступившей в МИД Финляндии из Лондона, сообщалось: "В сегодняшних газетах новость: Маннергейм побывал у Геринга". Еще до этого визита в Лондоне распространились слухи о возникшей идее создания морского союза между Германией, Польшей и Финляндией. При этом подчеркивалось наличие "у Финляндии определенных симпатий к немцам"⁴¹.

В силу щекотливого характера указанного визита многое осталось "за кадром" на все последующие годы. В результате слухи о секретных соглашениях остаются без аргументированного научного ответа до наших дней. По словам же биографа Маннергейма профессора С. Ягершельда, "осведомленные журналисты писали о поездках маршала" и "нередко пытались развеять" распространявшиеся слухи о характере состоявшегося посещения им Германии ⁴². Что же касается документов, то известно, что Маннергейм не оставлял у себя наиболее важные из них, что, естественно, весьма усложняло выяснение деталей и итогов данного визита.

Советская разведка делала однозначный вывод о серьезном характере немецко-финских военных связей. Начальник разведывательного управления Красной Армии СП. Урицкий докладывал: "Имеются сведения, указывающие на то, что Финляндия будет использоваться в качестве базы для развертывания германского флота и воздушных сил против СССР"⁴³. Возможно, что инцидент с предполагаемой и затем несостоявшейся поездкой в Германию президента Свинхувуда, от которой он уклонился, явился показателем того, что в Финляндии стали понимать негативные последствия поездок в Германию, в которых просматривалась "политическая подоплека"⁴⁴.

В Германии, напротив, стремились "придать импульсы" негативной тенденции в советско-финских отношениях. Подтверждали это, в частности, информационные данные, поступавшие в МИД Финляндии в виде обзоров немецкой печати, в которой отражалась эта тенденция. Представители международного отдела нацистской партии в беседах с финскими дипломатами в 1935 г. настойчиво акцентировали внимание на "проблеме" Советской Карелии ⁴⁵. В советском наркомате иностранных дел складывалось мнение, что "после Японии, Германии и Польши Финляндия является… по своим замыслам наиболее агрессивной страной"⁴⁶.

В итоге к середине 30-х годов возникла новая ситуация в балтийском регионе. Как в Хельсинки, так и в Москве учитывали ее. Выводы, однако, делались различные. Если с советской стороны начали предпринимать меры для консолидации сил, направленных против нацистской Германии, то Финляндия демонстрировала склонность к сближению с третьим рейхом. В Москве не смогли использовать рычаги экономического и культурного характера для создания соответствующего противовеса с тем, чтобы добиться сближения с Финляндией. Ставка, сделанная на то, чтобы привлечь Финляндию к участию в задуманной системе коллективной безопасности, противостоящей германской экспансии, не принесла желаемых результатов.

Налицо было, таким образом, новое ухудшение отношений между СССР и Финляндией. Это побудило советское военное командование уже с 1935 г. изменить оценку возможной позиции Финляндии в случае возникновения агрессии против Советского Союза. Директивой наркома обороны К. Ворошилова предусматривалось в расчетах на будущее "исходить из следующих вероятных противников: Германия, Польша, Финляндия и Япония"⁴⁷.

Предположение, что Финляндия будет возможным союзником Германии при нападении ее на СССР, все больше укреплялось в последующие годы. По оценке советской военной разведки, балтийский регион являлся "наиболее вероятным плацдармом для нападения германского фашизма на Советский Союз". При этом в Генеральном штабе Красной Армии предполагали, что с началом войны Германия перебросит в Финляндию до двух своих дивизий, которые смогут атаковать советские позиции ⁴⁸.

В процессе разработки командованием Красной Армии в 1935- 1936 гг. перспективного оперативного плана уже выдвигались конкретные задачи, предусматривавшие нанести поражение финской армии в случае войны на ряде направлений – на Карельском перешейке, в Карелии и Заполярье с учетом вероятности переноса боевых действий на территорию Финляндии ⁴⁹. Считалось, что война, в которой будет участвовать Финляндия в качестве союзника Германии, явится весьма сложной для советских вооруженных сил ⁵⁰.

Разработка оперативного плана осуществлялась в штабе Ленинградского военного округа под руководством командующего его войсками Б.М. Шапошникова. Впоследствии в исторической, а также мемуарной литературе в этой связи появилось упоминание о так называемом "плане Шапошникова"⁵¹.

Указанный план, составлявшийся "про запас", не предусматривал усиления в приграничных с Финляндией районах группировки советских войск. Сюда, как указывалось в документах командования Красной Армии, "выделялась до 1937 г. меньшая часть сил из общего количества войск Северо-Западного фронта". Основной зоной боевых действий считалось южное побережье Финского залива, где, как предполагалось, Германия будет иметь втрое большее количество войск, чем в Финляндии ⁵².

Не внесло существенных перемен в эту оценку и сделанное правительством Финляндии 5 декабря 1935 г. в парламенте заявление, что страна намерена следовать внешнеполитическому курсу скандинавских государств и будет придерживаться нейтралитета. В СССР отнеслись к этому заявлению с недоверием, рассматривая его как стремление финской дипломатии отгородиться от поддержки советских внешнеполитических инициатив. К тому же в Москве опасались, что сближение Финляндии с нейтральными скандинавскими странами может отрицательно сказаться на их отношении к Советскому Союзу.

Получая информацию относительно усилий, предпринимавшихся финской стороной для достижения взаимодействия северных стран в военно-политическом отношении, советские дипломаты пытались выяснить позицию скандинавских стран и прежде всего Швеции. Летом 1935 г. полпред СССР в Стокгольме А. Коллонтай неоднократно беседовала в этой связи со шведским министром иностранных дел Р. Сандлером. 16 июня она телеграфировала в Москву, что Сандлер заявил ей следующее: "В интересах не только Швеции, но и укрепления мира было бы желательно вовлечение Финляндии в орбиту скандинавской политики нейтральности; к сожалению, влияние Германии на известные круги Финляндии этому препятствует. Это опасность и для нас, и для вас. Шведское правительство это учитывает"⁵³.

В дальнейших беседах Сандлер подчеркнуто дистанцировался от финского нейтралитета. В феврале 1936 г. он заявил Коллонтай, что шведское правительство "очень ценит, если Москва будет разграничивать иностранную политику Швеции от политики Финляндии" ⁵⁴. Оснований для такого разграничения было более чем достаточно. Начальник финского генштаба генерал К. Эш в феврале 1936 г. считал необходимым наладить военные поставки из Германии на случай возможного возникновения войны с СССР. Швеция в данном случае должна была выполнять роль перевалочной базы при транспортировке немецкого вооружения в Финляндию. К тому же предлагалось отказаться от установленного статуса демилитаризованности Аландских островов и начать совместное со Швецией укрепление архипелага, исходя из того, что в случае войны советский флот, захватив его, может перекрыть морские связи между Финляндией и Германией ⁵⁵. Подобные расчеты никак не укладывались в шведское понимание нейтралитета, о приверженности к которому заявляла Финляндия.

В Советском Союзе оценка финского нейтралитета была негативной. Его "нужно рассматривать, отмечалось в документах наркомата иностранных дел, как новую и довольно ловкую попытку нынешнего финляндского кабинета, ведущего определенную антисоветскую и прогерманскую линию, маскировать свою политику мнимой скандинавской ориентацией" ⁵⁶. Этот вывод был доведен и до сведения полпредов Финляндии и скандинавских стран.

Перемена к лучшему между двумя странами наметилась во второй половине 1936 г., после парламентских выборов, когда в Финляндии сменилось правительство. В новом кабинете министров, который возглавил один из лидеров Аграрного союза К. Каллио, стало наблюдаться стремление проводить сбалансированную внешнюю политику, улучшая отношения с СССР. Новый министр иностранных дел Р. Холсти являлся поборником осуществления решений, выработанных Лигой наций. При встрече с Литвиновым в Женеве 9 октября 1936 г. Холсти сказал ему, что "его политика будет базироваться на стремлении к миру, лояльности Лиге наций и дружбе со всеми соседями". При этом министр указал на необходимость выяснить существующие расхождения между Финляндией и СССР, чтобы начать их устранение ⁵⁷.

Мысли, с которыми Холсти вступал на ответственный пост, были затем отражены в его воспоминаниях. "Я заметил, – писал он, – как повсюду за рубежом Финляндия рассматривается в качестве как бы некого союзника Германии, и если бы такое мнение окончательно утвердилось, то, пожалуй, принесло бы непомерно большой ущерб, причем уже вскоре после того, как мог возникнуть серьезный европейский конфликт"⁵⁸.

Учитывая позитивные элементы во внешней политике Финляндии, связанные с деятельностью ее нового правительства, в Москве решили поставить вопрос о визите финского министра иностранных дел в Советский Союз. Ирье-Коскинен также считал это весьма целесообразным, поскольку "такая поездка способствовала бы смягчению напряженности между Финляндией и Советским Союзом…"⁵⁹. В Швеции рассматривали визит Холсти в Москву как своевременный и важный шаг для "ликвидации недоразумений и трудностей, существующих между Советским Союзом и Финляндией". Сандлер рекомендовал Холсти предпринять свою поездку ⁶⁰.

После того, как по дипломатическим каналам была достигнута договоренность об этой поездке, в политических и военных кругах Финляндия выработали линию, которой должен был придерживаться Холсти при обсуждении в Москве внешнеполитических вопросов. Президент Свинхувуд дал указание министру заострить внимание на "проблеме Восточной Карелии и Ингерманландии", а также коснуться возникающих пограничных конфликтов ⁶¹. Побывал у Холсти и немецкий посланник в Хельсинки В. Блюхер, который хотел выяснить цель готовившейся поездки. Холсти заявил, что визит проводится в соответствии с линией, определенной правительственной программой, и Финляндия будет проводить ее неуклонно ⁶².

Были предприняты и попытки воспрепятствовать наметившемуся визиту. 3 февраля 1937 г., за несколько дней до его начала, факт проведения учебных стрельб артиллерией КБФ в Финском заливе был использован с подачи погранслужбы Финляндии таким образом, чтобы создать представление о якобы конфликтной ситуации, возникшей на границе. Финская погранохрана выступила с заявлением, из которого следовало, что советская артиллерия обстреляла территориальные воды Финляндии и под обстрел попали финские рыбаки. В конечном итоге выяснилось, что никаких рыбаков во время стрельбы в этом районе не было, а проверка следов разрывов снарядов на льду полностью расходилась с утверждениями погранохраны ⁶³.

Визит Холсти в Советский Союз состоялся 8-10 февраля 1937 г. Финского министра встречали подчеркнуто доброжелательно, на высоком правительственном уровне. Как констатировал затем полпред Асмус, "ничего лучшего для изменения атмосферы мы сделать не могли"⁶⁴. В ходе визита между Холсти и Литвиновым обсуждался центральный вопрос – об улучшении советско-финляндских отношений. При этом Литвинов откровенно высказал озабоченность в связи с тем, что руководство Финляндии в своей внешнеполитической деятельности "предпочитает интимную близость с Германией, Польшей и даже с Японией". Именно то, пояснил он, что "в случае большой европейской войны Финляндия может очутиться в противостоящем нам лагере", беспокоит Советский Союз, а отнюдь не мысль о возможности "самостоятельного нападения на нас Финляндии"⁶⁵. Об этом же говорил на последующей стадии переговоров Ворошилов, имея в виду возможность использования финляндской территории "третьим государством" при нападении его на СССР. "У Финляндии есть какая-то крупная держава – союзник…", – сказал он ⁶⁶. Холсти твердо заверил представителей советского руководства, что Финляндия не разрешит какому-либо другому государству осуществить агрессию против Советского Союза через свою территорию ⁶⁷. В подписанном затем совместном коммюнике подчеркивалась необходимость укрепления в мире коллективной безопасности.

Итоги визита Холсти в СССР были одобрительно восприняты в Финляндии, и стало чувствоваться определенное потепление в отношении к Советскому Союзу. "Полпредство и я лично, – докладывал Асмус в Москву, – наглядно ощущаем изменение атмосферы… Сейчас предстоит сложная и более трудная часть работы – закрепление достигнутого"⁶⁸.

Положительным сдвигам в развитии советско-финляндских отношений способствовали и изменения в высших эшелонах власти в Финляндии. В марте 1937 г. К. Каллио стал президентом страны. В правительстве, которое возглавил А. Каяндер, пост министра иностранных дел по-прежнему сохранился за Холсти. В программе нового кабинета подчеркивалась важность "продолжать добиваться оздоровления отношений с Россией"⁶⁹.

Первая половина 1937 г. прошла под знаком начавшегося сближения между Финляндией и Советским Союзом. Это выразилось прежде всего в области культурных связей. В Финляндии состоялись выступления с концертами ведущих артистов Москвы, а затем ее посетила группа советских журналистов. Ранее подобного не бывало. Не случайно Геринг проявил беспокойство, предложив финляндскому посланнику в Берлине объяснить, "не подписал ли Холсти в Москве соглашение о культурном сближении"⁷⁰.

Такой ход развития событий явно противоречил интересам Германии. Не могли его поддерживать и все те, кто традиционно ориентировался в Финляндии на Берлин.

Не удивительно, что особенно большое давление испытывал Холсти, которому президент Каллио предоставил значительную самостоятельность в осуществлении намеченного внешнеполитического курса. Министр иностранных дел явно ощущал, что как внутри страны, так и в столице третьего рейха по отношению к нему настроены весьма критически ⁷¹.

Руководство вооруженных сил Финляндии принялось давать наставления министерству иностранных дел, какие шаги нужно предпринимать в области внешней политики и, в частности, по отношению к восточному соседу. Начальник генштаба генерал Эш, ссылаясь на то, что в СССР ведется кампания притеснения граждан финской национальности, обвиняемых в шпионаже, настаивал, чтобы министерство иностранных дел Финляндии предприняло соответствующий демарш ⁷². Различными путями вновь стала нагнетаться атмосфера конфликтности между двумя странами. В июне 1937 г. финской печатью было приковано внимание общественности к фактам задержания военным кораблем СССР финского судна береговой охраны в советских водах и якобы нарушения советскими самолетами воздушной границы с Финляндией. Ослабляло значение визита Холсти и то, что этот визит не получил своего развития в области экономических отношений. В результате возникала опасность, что прогресс, достигнутый между двумя странами на политической основе, не сможет быть реализован. Этого во всяком случае добивались сторонники прежней линии в отношении СССР. На них возлагали надежды и в Берлине. Поведение Германии, как заметил Холсти, "основывалось на существовавшем ранее у немцев мнении, что в Финляндии у них имелись определенные преимущества"⁷³.

Что же касалось немецкого посланника Блюхера, то он считал политику Холсти полностью противоречившей интересам Германии. В его сообщениях в Берлин подчеркивалось, что шаги министра иностранных дел отражают стремление не столько нормализовать советско-финляндские контакты, сколько достигнуть свободы действий на германском направлении, усиливая позиции в группировке северных стран и сближаясь с западными демократиями ⁷⁴.

В обстановке давления на Холсти стали смягчаться отношения с Берлином. Это отметили в советском полпредстве в Хельсинки ⁷⁵. Проявления прогерманской направленности во внешней политике Финляндии заметили и другие зарубежные дипломаты в Финляндии ⁷⁶. Состоявшийся в августе 1937 г. визит в Хельсинки эскадры немецких подводных лодок они не без оснований оценили, как демонстрацию германо-финляндского сближения. Существует мнение, что "визит подводных лодок был провокацией со стороны Германии"⁷⁷. В Хельсинки должны были иметь в виду, что подобные действия могли однозначно расцениваться советской стороной как проявление заинтересованности Финляндии в военном сотрудничестве с Германией. Берлин демонстрировал свою силу на Балтийском море. По данным советской разведки, 11 немецких боевых судов, прибывших в Финляндию, составляли до половины всего германского подводного флота ⁷⁸.

Советское полпредство в Хельсинки предпринимало усилия, чтобы воспрепятствовать проведению визита немецких подводных лодок Асмус дважды вел речь об этом в министерстве иностранных дел ⁷⁹. Не все оказалось безрезультатным. "Вообще нет сомнения в том, – докладывал в Москву 11 августа советский военный атташе, – что финны серьезнее, чем раньше, взяли установку на Германию, и с нашей стороны требуется самое пристальное внимание к проискам немецких фашистов в Финляндии"⁸⁰.

Советская разведка зафиксировала повышенный интерес немецких офицеров, дипломатов и журналистов к стратегически важным приграничным районам Финляндии, которые они посещали. Разведуправление Красной Армии, анализируя эти данные, усматривало в них антисоветскую направленность. Выводы докладывались наркому Ворошилову ⁸¹.

Серия ответных поездок финских генералов и офицеров в Германию указывала на заинтересованность военного руководства Финляндии в расширении сотрудничества с вермахтом. Летом 1937 г. состоялись визиты руководителей шюцкора генерала Л. Малмберга и полковника А. Мартола, а осенью – новая встреча с Г. Герингом К. Маннергейма ⁸². Демонстрировалось, что финские военные круги умеют "ценить отношения с Германией, хотя финляндская официальная политика идет в другом направлении ⁸³. В октябре 1937 г. последовал визит в Германию министра иностранных дел Холсти ⁸⁴. На встречах с германским министром иностранных дел фон Нейратом выяснилось, что Финляндия отказывается от поддержки создания в Европе системы коллективной безопасности. К. Нейрат, в свою очередь, подчеркнул выгодность для Финляндии "развивать хорошие отношения" с Германией, "проявляющей к ней симпатии"⁸⁵.

"Оттепель" в советско-финляндских отношениях 1937 г. оказалась непродолжительной. Осенью американский военный атташе в СССР полковник Ф. Феймонвилл докладывал из Москвы в Вашингтон: "Самой насущной проблемой Советского Союза является подготовка к отражению одновременного нападения Японии на востоке и Германии совместно с Финляндией на западе"⁸⁶.

Особую подозрительность вызвала у советского руководства встреча в Берлине командующего финской армией генерала X. Эстермана с Гитлером в марте 1938 г., последовавшая вскоре после захвата Германией Австрии. Поездка Эстермана осуществлялась с соблюдением всех атрибутов официального военного визита высокого уровня. В своих мемуарах Эстерман, касаясь этой поездки, писал: "Само собой разумеется, что военное руководство не действует исключительно в зависимости от обстоятельств, но и с расчетом на отдаленное будущее"⁸⁷.

Как бы дезавуируя эту оценку, в Москве он заявил, что не выполнял в Берлине "никаких секретных заданий"⁸⁸. Что же касается Гитлера, то он заявил Эстерману: "Россия является колоссом, который… всегда будет представлять опасность, угрозу для всех северных соседей… Россию нужно разгромить, прежде чем она приобретет такую силу, что ее уже нельзя будет разбить"⁸⁹.

Присутствовавший на беседе финский посланник А. Вуоримаа сообщил в свой МИД: "Если верить высказываниям, я полагаю, что особое внимание Германии будет приковано к России с тем, чтобы ускорить ее разгром"⁹⁰.

Вопросы, поднятые 24 марта Эстерманом на встрече с высокопоставленными представителями вермахта относительно милитаризации Аландских островов, свидетельствовали о том, что вероятность военного сотрудничества с рейхом в этом деле не исключена. Гость заверил своих собеседников, что президент Финляндии хорошо понимает "необходимость повышения боеготовности финской стороны"⁹¹.

Однако было бы ошибочно считать, что в то время финляндское руководство уже определило свою позицию, избрав внешнеполитическим и военным ориентиром Германию, которая явно вела дело к развязыванию войны в Европе. И если у советской разведки складывалось мнение, что Финляндия опрометчиво устремилась в объятия третьего рейха, то это не соответствовало действительности. Точнее сказал об исходной позиции финского правительства немецкий посланник в Хельсинки Блюхер. По его словам, финское правительство исходило из того, что "любая война представляет собой источник угрозы для Финляндии"⁹². Фактически финская дипломатия еще лавировала в рамках провозглашенного нейтралитета.

Конечно, имелось в виду, как реалистически оценивал финский посланник в Москве Ирье-Коскинен, что искра войны, вспыхнув в центре Европы, могла распространить затем пламя на северные страны. В мае 1938 г. он доносил: "Я думаю, что гораздо большая опасность в данном случае исходит со стороны Германии, чем со стороны Советского Союза… Отодвинуть опасность агрессии от границ Финляндии возможно, если мы сами сможем вести свои дела так, чтобы немцы не могли бы высадиться на территории Финляндии"⁹³.

Несмотря на демонстрацию германо-финских военных связей и тревожные выводы советской разведки, в Москве продолжали поиски нормализации отношений с Финляндией. В мае 1938 г. для Сталина была подготовлена специальная справка, в которой давалась оценка политики Финляндии и определялись пути укрепления сотрудничества с ней. Характеризуя финляндское правительство как не "германофильское", в справке, тем не менее, констатировалось, что оно "не в состоянии принять реальные меры против немецкой работы в стране", хотя у него и проявляется стремление "убедить СССР в том, что Финляндия не собирается предоставить свою территорию фашистским агрессорам для войны против СССР". Далее говорилось, что "имеется реальная обстановка для того, чтобы парализовать немецкое влияние в Финляндии и вовлечь ее в орбиту Советского Союза". Высказывалось мнение о необходимости "провести работу в правительственных кругах Финляндии с целью достижения нужного нам (Советскому Союзу. -Авт.) общего и практического изменения курса внешней политики Финляндии". Конкретно предлагалось поставить перед Хельсинки вопрос о заключении пакта о взаимной помощи с условием соблюдения неприкосновенности границ и обеспечения Финляндии советскими военными поставками.

Судя по пометкам на полях справки, у Сталина были определенные сомнения в реальности данного предложения. Ссылаясь на такой настораживающий шаг финского высшего военного руководства, как посещение генералом Эстерманом Берлина и его встречу с Гитлером, Сталин все же одобрил намеченный курс в развитии советско-финляндских отношений, указав на необходимость усилить пакт о взаимопомощи положением о невмешательстве с советской стороны во внутренние дела Финляндии ⁹⁴.

В контексте этих соображений становится ясным поручение, данное советнику советского посольства в Хельсинки Б.Н. Ярцеву (Рыбкину), являвшемуся резидентом советской разведки, начать переговоры с представителями финляндского правительства. 14 апреля 1938 г. он встретился с Холсти и заявил о готовности советской стороны оказать военную помощь для отражения возможной германской агрессии. Однако беседы с Холсти, а затем Каяндером не принесли конкретного результата.

Судя по переписке наркома иностранных дел Литвинова и наркома внутренних дел Н.И. Ежова, в качестве давления на финское руководство было решено пересмотреть условия ряда конвенций и соглашений СССР с Финляндией, заключенных еще в 20-е годы, или добиться их отмены ⁹⁶. Тем не менее секретные переговоры в Хельсинки продолжались. Теперь они проходили между Ярцевым и В. Таннером, занимавшим в правительстве пост министра финансов. Их беседы велись в течение лета – начала осени 1938 г. и также закончились безрезультатно, хотя с советской стороны делались попытки пойти на определенные уступки, чтобы достичь компромисса. Выдвигавшаяся до этого идея заключения пакта о взаимопомощи была снята. Главным оставалось предложение, чтобы финское правительство дало гарантию не допустить на свою территорию войска агрессора. Для обеспечения безопасности Ленинграда ставился вопрос о предоставлении Советскому Союзу права создать на о-ве Суурсаари (Гогланд) в Финском заливе противовоздушную оборону и береговые укрепления. Финская сторона ответила отказом, мотивируя его тем, что внесенные СССР предложения "находятся в противоречии с политикой нейтралитета" Финляндии и "нарушают ее суверенитет" ⁹⁷.

Между тем в Москве не оставляли мысли о достижении договоренности с Финляндией. Этого требовала все более обострявшаяся обстановка в Европе в результате заключенного в сентябре 1938 г. Мюнхенского соглашения и развития чехословацкого кризиса. В начале октября Ярцев через секретаря премьер-министра Инкиля поставил вопрос о необходимости продолжения переговоров и сообщил о готовности с советской стороны принять официальную финляндскую делегацию.

9 октября Инкиля письменно докладывал премьер-министру Каяндеру о своей встрече с Ярцевым: "У меня такое чувство, что положение в Европе развивается в настоящее время так, что требует от России решения ранее подготовленных ею предложений, на которые мы можем пойти"⁹⁸.

Ответ с финской стороны затянулся. Переговоры возобновились во второй половине ноября. С Ярцевым теперь встречался исполнявший обязанности министра иностранных дел В. Войонмаа, поскольку Холсти к тому времени ушел в отставку. Советские документы дают основание сделать вывод, что Войонмаа, руководствуясь установками своего правительства, сделал ряд заявлений компромиссного характера по поводу ранее внесенных советских предложений. Он сообщил Ярцеву о готовности финского правительства не допустить агрессора на свою территорию, дать ему соответствующий отпор. Выражалось согласие на покупку в СССР оружия и допускалась возможность, что Финляндия в интересах защиты Ленинграда начнет строительство оборонительных сооружений на о-ве Суурсаари (Гогланд) после пересмотра соответствующего положения Тартуского мирного договора"⁹⁹. Для обсуждения указанных вопросов было решено послать финляндскую делегацию в Советский Союз.

Переговоры продолжались в Москве в начале декабря. В финляндскую делегацию, возглавлявшуюся министром путей сообщения В. Саловаара, входили два ответственных сотрудника министерства иностранных дел А. Пакаслахти и У. Тойвола, а также Ирье-Коскинен. С советской стороны переговоры вел заместитель председателя Совета Народных Комиссаров и нарком внешней торговли А.И. Микоян. Смысл состоявшегося обмена мнениями заключался фактически в подтверждении содержания итогов бесед, которые велись между Ярцевым и Войонмаа. Каких-либо документов, однако, подписано не было. В ходе обсуждения финская делегация выдвигала вопрос об укреплении Аландских островов, а Микоян выяснял возможность того, чтобы оборону на о-ве Суурсаари создавала все же советская сторона ¹⁰⁰.

Руководство СССР положительно оценило итоги переговоров. Косвенно это подчеркивает установка наркома обороны К.Е. Ворошилова относительно ориентиров разработки оперативного плана в 1939 г. В директиве от 27 февраля 1939 г. вероятными противниками Советского Союза на северном и западном направлениях определялись объединенные силы Германии и Польши ¹⁰¹. В отличие от предыдущей подобной директивы Финляндия в числе возможных противников не называлась.

К оздоровлению атмосферы в советско-финляндских отношениях, несомненно, можно отнести и тот факт, что с 4 марта 1939 г. в Москве начались переговоры по экономическим вопросам. К приезду финляндской делегации были разработаны проект торгового договора и протокол к нему, предусматривавшие, в частности, предоставление обеими странами "безусловного и неограниченного режима наиболее благоприятствуемой нации в таможенном отношении"¹⁰².

Между тем агрессивные действия Германии распространились на Прибалтику. В марте 1939, г. немецкие войска, нарушив суверенитет Литвы, вступили в Клайпеду, которая затем была присоединена к Восточной Пруссии. Вновь возникла необходимость усиления обороны морских подступов к Ленинграду. Советское руководство решило направить в Финляндию дипломата Б.Е. Штейна, ранее работавшего там полпредом, для обсуждения вопроса об использовании Советским Союзом в этих целях небольших финских островов. Предварительно в беседе с посланником Ирье-Коскиненом Литвинов информировал его марта о желании СССР получить от Финляндии в аренду на 30 лет о-ва Суурсаари, Лавансаари, Сейскари и Тютерс ¹⁰³.

Прибыв в Финляндию, Штейн встретился с новым министром иностранных дел Э. Эркко. Почти месяц между ними шли переговоры об аренде указанных четырех островов и о новом советском предложении обменять их на пограничные районы Советской Карелии. За ходом встречи внимательно следили как в Хельсинки, так и в Москве. Нарком Литвинов дважды (22 марта и 4 апреля) в письменных докладах Сталину высказывал сомнение в возможности достижения договоренности с Финляндией ¹⁰⁴.

В конечном итоге, опираясь на позицию своего правительства, Эркко дал отрицательный ответ. Вместе с тем он заявил о готовности Финляндии вести переговоры относительно безопасности Финского залива ¹⁰⁵ и представить письменную гарантию защиты своей территории от любой агрессии, а также "не заключать никаких соглашений, которые бы могли нарушить нейтралитет" страны ¹⁰⁶.

4 апреля, докладывая Сталину, Литвинов писал: "После столь решительного заявления финского министра иностранных дел Эркко о нежелании продолжать даже разговоры об островах в настоящий момент, Штейну оставаться более в Финляндии не следует. Надо ему поручить заявить на прощание Эркко, что вопрос об островах нами не снимается и не считаю финский ответ окончательным"¹⁰⁷. Так и было сделано. 6 апреля Штейн выехал в Москву.

Последовали изменения в оценке возможной позиции Финляндии в случае войны – летом 1939 г. наркомат обороны уже не рассматривал ее как нейтральную страну. При составлении в июне 1939 г. оперативного плана указывалось: "Против СССР на северном и западном направлениях выступят объединенные силы Германии, Финляндии и Польши"¹⁰⁸.

Таким образом, отношения между Советским Союзом и Финляндией характеризовались в этот период противоречивостью. Спады чередовались временным улучшением. Их состояние во многом зависело от политики европейских держав, и особенно от немецко-финских и немецко-советских контактов. Активизация финско-немецких военных связей после прихода нацистов к власти в Германии явилась главным фактором, который вызвал в Советском Союзе растущее недоверие к политике Финляндии, а также опасения относительно вероятности использования ее территории западными державами в войне против СССР и вовлечения в эту войну самой Финляндии.

Эти взгляды подверглись серьезной проверке, когда Финляндия на практике решила продемонстрировать приверженность провозглашенному нейтралитету. Она выразила желание внести соответствующие вменения в проводившуюся линию, которые бы позволили смягчить о3тношения с СССР, не нанося при этом заметного ущерба сотрудничеству с Германией (1937-1938 гг.). Такой тактический шаг не удался. Советскому Союзу, проявлявшему стремление усилить свою безопасность со стороны Балтики, требовалось, чтобы Финляндия не только декларировала готовность к защите своей территории, но и заключила с СССР пакт о взаимопомощи или как минимум предоставила ему на основе взаимной договоренности в аренду или в обмен на соответствующую территорию СССР ряд своих островов для укрепления морских подступов к Ленинграду. Очевидные возможности компромисса не были использованы. Безрезультатность хельсинкских переговоров весной 1939 г. привела к тому, что Финляндия оказалась для Советского Союза в ряду государств, развитие отношений с которыми превратилось в крайне острую проблему.

1 См.: Российский государственный архив Военно-Морского Флота. Ф. Р-1483. Оп. 2. Д. 38. Л. 86. Бюллетень разведывательного управления № 19. 24.03.1926. (Далее: РГАВМФ).

2 Документы внешней политики СССР. М., 1960. Т. X. С. 577. (Далее: ДВП).

3 РГАВМФ. Ф. Р-92. Оп. 2. Д. 87. Л. 7. (Материалы о маневрах. 1929 г.).

4 ДВП. М., 1968. Т. XIV. С. 296.

5 РГАВМФ. Ф. Р-92. Оп. 2. Д. 142. Л. 72. (Материалы о маневрах. 1930 г.).

6 Там же. Л. 145.

7 История ордена Ленина Ленинградского военного округа. М., 1988. С. 109-110.

8 Korhonen K. Naapurit vastoin tahtoaan. Hels., 1966. S. 112.

9 ДВП. M., 1967. Т. XIII. С. 735.

10 Hirvikallio P. Tasavallan presidentin vaalit Suomessa, 1919-1950. Porvoo; Hels., 1958. S. 46; Siltola J. Lapuan liike ja kyyditykset 1930. Hels., 1985. S. 177, 120.

11 ДВП. Т. XIV. С. 296.

12 Там же. M., 1971. Т. XVII. С. 610.

13 Kansallisarkisto. G. Mannerheimin arkisto, 604. A.S. Yrjo-Koskisen kirje P.E. Svinhufvudille. 10.03.1932. (Далее: KA).

14 Siltola J. Op. cit. S. 463,494.

15 ДВП. M., 1969. Т. XV. С. 324-325.

16 Там же. Т. XIV. С. 718.

17 Там же. Т. XV. С. 46-47.

18 Ulkoasiainministerion arkisto. 5C18. Moskovan lahetysto raportti. 3.03.1932. (Далее: UM).

19 Известия. 1932. 26 янв.

20 Российский государственный военный архив. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 722. Л. 404. Доклад о действиях Красной Армии против финнов (тезисы, без указания даты). (Далее: РГВА); РГАВМФ. Ф. Р-92. Оп. 2. Д. 181. Л. 1-9. Директива начальника штаба РККА. 7.02.1932 г.

21 ДВП. М., 1970. Т. XVI. С. 270.

22 Selen К.С. G.E. Mannerheim ja hanen puolueneuvostonsa. Hels., 1980. S. 192.

23 ДВП. T. XVI. С 636.

24 Там же. С 660.

25 Там же. С. 723.

26 Там же. М„ 1973. Т. XVIII. С. 641.

27 Там же. Т. XVII. С. 656; UM. 12 L/34. Памятная записка о беседе с М.М. Литвиновым в Женеве. 24.09.1935.

28 Wuorimaa A. Lahettilaana Hitlerin Saksassa. Keuruu, 1967. S. 558.

29 Julkunen M. Perinteet ja realismi // Tiede ja Ase. 1981. № 39. S. 157.

30 KA. G. Mannerheimin arkisto, 606. Mannerheimin matkasta Saksaan; Selen K.C. Op. cit., S. 149.

31 UM. Tulleet sahkeet Lontoosta. 14, 28.03.1935.

32 UM. 5C18. Yrjo-Koskisen raportti. 5.03.1935.

33 ДВП. T. XVIII. G 464; UM. 5C18. Yrjo-Koskisen raportti. 24.08.1935.

34 РГАВМФ. Ф. P-1483. On. 1. Д. 329. Л. 195. Доклад разведывательного управления Красной Армии. 20.08.1935 г.

35 Kivimaki TM. Suomalaisen poliitikon muistelmat. Porvoo, 1965. S. 93.

36 В телеграмме Б.С. Стомонякова 11.06.1935 г. Э.С. Асмусу указывалось: "При встрече с Кивимяки и Хакцелем обратите их внимание на антисоветскую кампанию в финской прессе и подчеркните, что в Москве обратили внимание на ухудшение отношений с Финляндией, особенно при теперешнем кабинете, а в беседе с Кивимяки отметьте, что в Москве ожидали улучшения отношений при Хакцеле, ввиду его прошлой работы в СССР, и тем более удивлены тем, что в действительности имеет место" (ДВП. Т. XVIII. С. 389-390).

37 Там же. С. 642.

38 РГАВМФ. Ф. Р-1483. Оп. 1. Д. 303. Л. 6. Донесение военного атташе в Финляндии, 17.05.1935 г.; Д. 224. Л. 145. Донесение военного атташе в Финляндии, 8.10.1934 г.

39 Julkunen M. Op. cit. S. 158.

40 Ibid. S. 159.

41 UM. Sahkeet Lontoosta, 30.09, 14.08.1935.

42 Jagerskiold S. Mannerheimin rauhan vuosina 1920-1939. Hels., 1973. S. 254.

43 РГАВМФ. Ф. P-92. On. 2. Д. 352. Л. 6. Записка о составе, численности, мобилизации и развертывании морских сил вероятных противников на Балтийском море. Подготовлена 31.05.1937 г. С.П. Урицким.

44 Julkunen M. Op. cit. S. 160.

45 UM. 5C5. Berliinin-lahetysto raportti. 5.06.1935.

46 ДВП. Т. XVIII. С. 637.

47 РГАВМФ. Ф. Р-92. On. 2. Д. 260. Л. 1. Директива НКО о разработке плана операции на 1935 г.

48 Там же. Д. 352. Л. 15, 16-17. Записка СП. Урицкого от 31.05.1937 г.

49 РГВА. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 722. Л. 405. Доклад о действиях Красной Армии против финнов.

50 Там же. Оп. 4. Д. 74. Л. 1. Донесение начальника штаба РККА А.И. Егорова К.Е. Ворошилову 15.05.1936 г.; РГАВМФ. Ф. Р-92. Оп. 2. Д. 354. Л. 1. Оперативный план КБФ, составленный 20.04.1937 г.

51 Великая Отечественная война Советского Союза, 1941-1945: Краткая история. М., 1965. С. 47; Мерецков К.А. На службе народу. М., 1968. С. 179; Василевский A.M. Дело всей жизни. М., 1976. С. 95.

52 РГАВМФ. Ф. Р-92. Оп. 2. Д. 352. Л. 16. Записка С.П. Урицкого от 31.05.1937 г.; РГВА. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 722. Л. 404. Доклад о действиях Красной Армии против финнов.

53 ДВП. Т. XVIII. С. 399.

54 Там же. М., 1974. Т. XIX. С. 84.

55 Sota-arkisto. 1400/14 YE:n paallikko, 1934-1938. Helmikuussa v. 1936 korkeimmalle sotilas – ja suojeluskunta paallystolle YE:n paallikon pitama esitelma.

56 ДВП. Т. XVIII. С. 544.

57 Там же. Т. XIX. С. 466-467; UM. 12 L/24. Holsti – Yrjo-Koskiselle 3.11.1936.

58 R. Holstin muistelmia v. 1936-1940 // Suomen Kuvalehti. 1984. № 51-52. S. 74.

59 Suomi J. Talvisodan tausta. Keuruu, 1989. S. 41-49.

60 ДВП. M., 1976. Т. XX. С. 25, 74; Paasivirta J. Finland and Europa. Hels., 1988. P. 458.

61 ДВП. T. XX. С 74, 121; Soikkanen T. Kansallinen eheytyminen – Myytti vai todellisuus? Porvoo etc., 1984. S. 171.

62 Hiedanniemi B. Kulttuuriin verhottua politiikka. Hels., 1980. S. 107.

63 РГАВМФ. Ф. P-307. On. 4. Д. 25. JI. 5, 7. Доклад командующего КБФ начальнику Морских сил РККФ 5.02.1937 г.

64 ДВП. Т. XX. С. 121.

65 Там же. С. 75.

66 KA. R. Holstin kokoelma, 74. Holstin ulkopoliittisen toiminnan katsaus; UM. 5D. R. Holstin virallinen vierailu Moskovaan 26.02.1937.

67 KA. R. Holstin kokoelma, 74. Holstin ulkopoliittisen toiminnan katsaus; R. Holstin muistelmia vuosilta 1936-1940. S. 75.

68 ДВП. T. XX. С 123-124.

69 Цит. по: Soikkanen T. Op. cit. S. 175.

70 ДВП. T. XX. С 123.

71 UM. 5C5. A. Wuorimaan raportit Berlinista 13.02.1937; Wuorimaa A. Op. cit. S. 70.

72 UM. 12 L/34. K.L. Oeschen kirje UM:iie 25.09.1937.

73 Цит. по: Korhonen K. Op. cit. S. 159.

74 Hiedanniemi B. Op. cit. S. 107.

75 ДВП. T. XX. С 373.

76 Там же. С. 381.

77 Julkunen M. Op. cit. S. 169.

78 РГАВМФ. Ф. P-1883. On. 1. Д. 67. Разведсводки разведотдела КБФ. 1.09.1937 г.

79 ДВП. Т. XX. С. 441.

80 РГВА. Ф. 33987. Оп. 3. Д. 1035. Л. 229. Донесение военного атташе в Финляндии 11.08.1937.

81 Там же. Д. 1236. Л. 67. Информация разведуправления РККА, 1937 г.

82 Menger M. Deutschland und Finland im zweiten Weltkrieg. Berlin, 1988. S. 41.

83 K Julkunen M, Op. cit. S. 171.

84 UM. 5C5. Suomen lahetyston raportti Berliinista 28.10.1937.

85 Documents on German Foreign Policy, 1918-1945. Ser. D. Voi. V. L., 1953. P. 537.

86 Мальков ВЛ. Секретные донесения военного атташе США в Москве накануне мировой войны // Новая и новейшая история. 1982. № 4. С. 110.

87 Osterman H. Neljannesvuosista elamastani. Hels.; Porvoo, 1966. S. 138.

88 Ibid. S. 139.

89 Цит. по: Wuorimaa A. Op. cit. S. 80.

90 UM. 5C5. Raportti Berliinista 7.10.1938.

91 Documents on German Foreign policy. Ser. D. Voi. V. P. 549.

92 Ibid. P. 590.

93 UM. 5C18. Raportti Moskovasta 4.05.1938.

94 См.: Родина. 1995. № 12. С. 39.

95 UM. 12 L/25. R. Holstin kirje paaministerille 14.04.1938; Tanner V. Olin ulkoministerina talvisodan aikana. Hels., 1951. S. 11.

96 Архив Президента Российской Федерации. Ф. 45. On. 1. Д. 449. Л. 3. ПисьмоМ. Литвинова 11.07.1938 г.

97 UM. 12 L/25. V. Tannerin muistiinpano В. Jarisevin keskustelusta 18.08.1938; Tanner V. Op. cit. S. 20.

98 UM. 12 L/25. Inkilan muistiinpano 9.10.1938.

99 РГВА. Ф. 33987. On. 3. Д. 1154. Л. 148. Информация Л.П. Берия 5.12.1938 г.

100 UM. 12 L/25. U. Toivolan ja A. Pakaslahden selostus A. Mikojanin keskustelusta 7.12.1938; Pakaslahti A. Talvisodan poliittinen naytelma. Porvoo; Hels., 1970. S. 30-31.

101 РГАВМФ. Ф. Р-1877. Оп. 1. Д. 101. Л. 14, 16. Положение директивы наркомата обороны. 27.02.1939 г.

102 Год кризиса: Документы и материалы. М., 1990. Т. 2. С. 384; Документы внешней политики. М., 1992. Т. 2. С. 523-524.

103 Год кризиса. М., 1990. Т. 1. С. 250; Архив внешней политики Российской Федерации. Ф. 06. Оп. 1. П. 18. С. Д. 190. Л. 47.

104 РГВА. Ф. 33987. Оп. 3. Д. 1236. Л. 101, 103. Письма М.М. Литвинова 22.03. и 4.04.1939 г.

105 Зимняя война: (Документы о советско-финляндских отношениях, 1939-1940) // Междунар. жизнь. 1989. № 8. С. 59; РГВА. Ф. 33987. Оп. 3. Д. 1236. Л. 101. Письмо М.М. Литвинова 22.03.1939 г.; UM. 12 L/25. Muistiinpano keskustelusta В. Steinin kanssa 25.03.1939.

106 Зимняя война. С. 61.

107 РГВА. Ф. 33987. Оп. 3. Д. 1236. Л. 103. Письмо М.М. Литвинова 4.04.1939 г.

108 РГАВМФ. Ф. Р-1877. Оп. 1. Д. 101. Л. 16. Из распоряжения наркомата Военно-Морского Флота 20.06.1939 г.