"Неофит" - читать интересную книгу автора (Смит Гай Н.)

Глава 10

— Я ухожу сегодня, Элли, на этот раз окончательно.

Джоби был бледен, под глазами темные круги, говорящие о бессонной ночи, в голосе звучало раздражение. Я бы не хотел, чтобы ты приходил сюда и беспокоил меня.

— Я бы ушел неделю назад, если бы мне не помешали. — Только попробуй меня остановить.

— Ты нашел свой амулет? — поспешно спросил Элли Гуд. Джоби не хотел, чтобы он был здесь сегодня, да и родители предупредили его держаться подальше от Джоби Тэррэта. Ему бы следовало сказать: «Что ж, хорошо, Джоби, надеюсь, у тебя все будет в порядке, может быть, когда-нибудь увидимся». Это были самые труднопроизносимые слова в мире, неохотное прощание. Вместо этого Элли остался, цепляясь за любую возможность, просто потому, что и ему нужен был друг в Хоупе.

— Я, наверно, уронил его, и он закатился под раковину, — ответил Джоби. — Ничего странного в этом нет. Ну вот, а теперь я собираюсь заглянуть на чердак, прежде чем уйду, просто чтобы убедиться, что там ничего ценного нет.

— Может быть, мне сходить?

— Я сам. — Отрывистый ответ, но Джоби не удалось за ним спрятать страх, мелькнувший в его глазах, когда он начал двигать приставную лестницу. Облака пыли, поднявшиеся с нее, заполнили небольшую комнату. Днем бояться нечего, днем ничего не случится. Я не стану дожидаться темноты, как герои фильмов о вампирах, которые в сумерках отправляются к развалинам замка. Я только гляну разок. Мне достаточно секунду подержать поднятой дверцу люка, я успею ее захлопнуть, если... если там есть что-то такое, что мне не понравится. Но там ничего не будет, только хлам и грязь. Но я должен убедиться в этом. Когда я проверю, я смогу уйти. И ты мне на этот раз не мешай, Элли Гуд. Боже, да не обязан я никому давать отчет, даже самому себе.

Джоби установил лестницу, проверил нижнюю перекладину; она заскрипела, но выдержала его тяжесть. Он начал медленно взбираться. Я не хочу оказаться наверху. Поторопись, положи этому конец, на этот раз ты не можешь отступить. Твой амулет защитит тебя. Вранье, до сих пор он не защитил, не надо было его находить.

Он был почти на самом верху; он намеренно не торопился, чувствуя, что Элли наблюдает за каждым его движением. Ты собираешься струсить, Джоби?

Я рад, что ты здесь, Элли, потому что я не хотел бы сейчас быть один. Чушь, ты сам вынудил меня на это. Ведь перед школьником не струсишь, правда? Будь ты проклят, вечно суешь свой нос повсюду, подонок, все время мешаешь мне. Джоби прищурился, посмотрел на мальчика, стоящего внизу одной ногой на первой перекладине, словно подмастерье живописца. Не поскользнись, работничек, но если ты свернешь себе шею, сам будешь виноват. В его памяти ясно возник тот злосчастный день на ферме Морриса, словно он опять стоял у живой изгороди, точил свой нож, слышал насмешки Тимми Купера, но видел только Салли Энн и Элли. Что-то случится, я это чувствую.

Джоби поднял правую руку, его пальцы коснулись грубого дерева подвесной дверцы, покрытой пылью; он слегка надавил и приподнял ее, совсем чуть-чуть. Такая легкая, достаточно было разок толкнуть ее, и она откроется. Но он все еще медлил.

— С тобой все в порядке, Джоби?

Заткнись, заткни свой паршивый рот. Я не должен заглядывать туда, это мне решать, меня никто не может заставить. Но я все равно загляну туда, только разок, этого будет достаточно. Там ничего нет, только крысы да грязь; тот, кто купит дом, вычистит чердак.

Если ты не посмотришь сейчас, ты не посмотришь никогда.

Он резко толкнул дверцу ладонью. Этот квадрат из дерева оказался легче, чем он думал, дверца отлетела, словно живая, будто отпрянула от него, заскрипев петлями, задрожала и встала стоймя, чуть не упала, но каким-то образом сохранила равновесие. Посмотри хорошенько, Джоби. Посмотри, ведь ты ждал много лет, чтобы увидеть это место, заставлявшее тебя дрожать все время под одеялом. Пристанище духов.

Он закашлялся от поднявшейся пыли, подождал, пока она не развеялась — внезапный вихрь, похожий на летящий и оседающий снег. Между стропилами было единственное окошко, через которое на чердак проникал свет. Грязное узорчатое стекло пропускало достаточно дневного света. Достаточно, чтобы он увидел...

Джоби слышал голос Элли, доносившийся издалека, отдаленный испуганный визг, но он не обратил на это внимания, уставившись в ужасе на представшую перед его глазами картину. Вертикально стоящее сооружение в дальнем конце, по форме напоминающее уэльский комод, покрытое темной материей, что-то вроде вышитых ковров, звезды и другие фигуры, резко выделявшиеся на черном фоне. В центре стояла чаша; пара черных подсвечников с оплывшими черными восковыми свечами. Боже, он почувствовал их запах, едкий аромат, похожий на ладан, который обычно пропитывает все внутри церкви.

Какой-то алтарь, не иначе. Он увидел его, ощутил, хотел отвести взгляд, захлопнуть дверцу люка, попытаться забыть. Нет, ничего здесь нет, Элли, только пыль и крысы. Но он все стоял и смотрел, медлил, невольно просил прощения за вторжение.

А потом он заметил рисунок, начертанный мелом на полу: белые круги внутри кругов, которые не смог скрыть даже толстый слой пыли. Он почувствовал, как ноги его задвигались сами по себе, какая-то неведомая сила тащила его вверх, и он поднялся через квадратное отверстие, страстно желая рассмотреть орнамент.

— Джоби... что там такое?

Джоби не ответил, потому что не смог бы объяснить, потому что не понял. Он стоял на полу чердака, согнувшись из-за низких стропил, борясь с тошнотой, которую вызвала застоявшаяся, затхлая вонь десятилетий.

Он взглядом проследил за линией внешнего круга, начертанного мелом, затем посмотрел на внутренние круги, и у него слегка закружилась голова. Пять кругов, в середине — треугольник, еще три поменьше. Диаграммы, знаки, непонятные ему, два креста — но не распятие. Рисунки, которые, несомненно, изображали те две черные свечи на возвышавшемся алтаре. Какие-то надписи, которые он не понимал, одно предложение, которое он понял: «Путь к сокровищу». Глупо, потому что никакого сокровища тут нет, просто магический знак (это не могло быть что-то иное), и знак этот оказывал на Джоби магическое воздействие, когда он смотрел на него. Весь пол был занят этим странным знаком.

Он вдруг испытал какое-то раболепное чувство, у него появилось желание унизить себя, все свое существо, саму душу отдать этому месту и тем живым силам, властвующим здесь. Я ворвался в ваши владения, где я не имею права находиться, поэтому я стану вашим рабом. Берите меня!

— Джоби. — Снизу до него донесся взволнованный голос. — Джоби, с тобой все в порядке?

Слова эти резанули по нему, вернули в суровую реальность, вывели из непонятного транса, он чуть было не упал вниз через открытый люк. Его шатало, к горлу подступила тошнота, и внезапно его охватил гнев; гнев, что он так долго жил с этим бесстыдством, что его мать и отец положили начало всем этим гнусным ритуалам, потому что он не сомневался: эти непонятные рисунки мелом являлись символами черной магии. Но он видел их зло.

Он повернулся к лестнице, нащупал дрожащей ногой верхнюю перекладину, призывая на помощь все свои силы, чтобы освободиться от тисков, в которые зажало его это невидимое чудовище, ненавидя его, презирая своих родителей за то, что они пустили это зло в их дом.

Он преодолел желание бежать, поборол страх, угрожавший полностью овладеть им. Он стал осторожно спускаться, крепко держась руками, опасаясь, что то, находящееся наверху, схватит его, сбросит с силой вниз. Вонь сопровождала его, напоминая о запахе их чулана.

О Боже, дверь чулана широко распахнута, тихо поскрипывает на петлях!

Джоби ошеломленно уставился на нее; на этот раз стул не перевернулся, стоял прямо, как будто сила из этого уютного местечка спокойно отставила его в сторону. Джоби быстро перевел взгляд на мальчика, стоящего рядом с приставной лестницей: глаза широко открыты, лицо бледное, неуверенно переминается с ноги на ногу, нервно облизывает губы...

— Ты это сделал! — Джоби укоризненно указал на все еще покачивающую дверь. — Ты нарочно... это... выпустил.

— Нет, честное слово, — Элли Гуд чуть не плакал, на лице его было обиженное, страдальческое выражение. — Я даже не трогал ее, Джоби, клянусь. Я не отходил от лестницы ни на минуту, пока ты был наверху.

— Врешь. — Джоби презрительно скривил губы, сжал кулаки. — Ты здесь, и опять беда. Когда тебя нет, все в порядке.

«Он — отвратительный мальчишка, Джоби.»

— Это неправда.

— Правда, я... Вон из моего дома! — Джоби вспомнил об открытом чердачном люке, о том, что там находилось, о зле, пульсирующем в этом доме, словно больное сердце, словно раковая опухоль. — Отстань от меня, не мешай, я буду собирать вещи, времени мало...

Он весь взмок, чувствовал запах своего пота, смешавшийся с отвратительной вонью, которую он выпустил на волю. В три прыжка он пересек комнату, стал возиться с входной дверью, пытаясь открыть ее. Она поддалась на несколько сантиметров, застряла, и ему пришлось упереться ногой в стену, используя ее как рычаг, чтобы открыть дверь. Эти силы с каждой секундой все упорнее противостояли ему. Мы знаем, что ты задумал, Джоби, но с нами тебе не справиться.

Он заорал на них, выкрикивая непристойности, и Элли отступил на шаг, уставившись на него испуганными глазами. Джоби вышел на крыльцо; небо было закрыто тучами, налетали яростные порывы холодного ветра, мертвые пальцы цеплялись за него, пытались втащить обратно. Не надо. Я это сделаю, вы не сможете меня остановить.

Топор был там же, где он оставил его, стоял у стены, лезвие покрылось ржавчиной от высохшей крови, к ней прилип клок рыжевато-черной шерсти. Он схватил топор, поднял его и размахнулся — это был его вызов самим силам природы. Остановите меня, если сможете.

Он вернулся в дом, оставил дверь открытой до того места, где она застряла. Элли весь съежился от страха, беззвучно шевеля дрожащими губами. Не надо, Джоби, клянусь, я не открывал дверь чулана. Я хочу помочь тебе. Не поднимайся туда.

Джоби бросился к лестнице, взобрался по ней зигзагообразными прыжками, держа в свободной руке топор, устрашающее оружие, которое уже убивало; сейчас оно снова убьет, но по-другому. Он достиг пола чердака, поднялся, пригнул голову. Храм, вот что это такое, мерзкое место для поклонения злу. Я не буду частью этого. Я это разрушу!

Ты — часть этого, Джоби Тэррэт. Ты — колдун, всегда им будешь, потому что в твоих жилах течет кровь Тэррэтов.

Сейчас на чердаке ему показалось темнее, чем в первый раз; огромный приземистый силуэт алтаря, эдакое черное чудовище в тени, подсвечники — его сверкающие глаза, которые смотрели на него с ненавистью, вышитые символы — неровные зубы в пасти, источающей холодное, отвратительное зло. Вот они приблизились к нему. Ты не можешь причинить нам вреда, Джоби.

Он вошел в начертанный мелом круг, и ноги его начало покалывать, вибрирующие волны достигали нижней части его тела, и у него возникло то же ощущение, что и в присутствии Салли Энн. Сильный холод; ветер проникал сюда, ударял по нему. Если бы он не был так зол, он бы повернулся и бросился бы в ужасе бежать. Как смеете вы поступать так со мной в моем собственном доме? Я разрушу, уничтожу вас, я постараюсь это сделать.

Он с трудом прошел вперед, поднял топор, но ему не хватило места, чтобы размахнуться над головой. Из темноты до него донесся смех, стало еще холоднее. Он размахнулся от пояса, словно собирался косить, всем телом следуя за рукояткой, громко вскрикнул, когда топор обрушился на дерево и вошел в него. Он потянул, чтобы освободить лезвие, вздрогнул от мучительного крика; он мог донестись снизу, где был Элли. Джоби сказал себе, что так оно и есть.

Еще один удар, и все сооружение зашаталось, подсвечники упали, покатились, запрыгала чаша. Алтарь был разрублен, через него прошла широкая щель, сквозь которую Джоби увидел слабый дневной свет. Каким-то образом топор запутался в вышитых тканях, гнилая материя порвалась, когда он потянул. Поднялась пыль, ее густые, вонючие облака пытались застлать ему глаза, удушить его; мантия зла поднималась, чтобы защитить свой храм, принимая неопределенную, расплывчатую форму.

Джоби отступил, нанес еще один удар, размахнувшись так сильно, что у него растянулись мышцы, сотрясло голову. Дерево треснуло, щепки полетели ему в лицо, словно отравленные стрелы пигмеев. Он почувствовал, как алтарь начал корчиться, словно живое существо, содрогаясь от мучений, когда он расчленял его, вытаскивал топор и снова наносил удар. Снова и снова. И тогда это существо пошло на него, шатаясь на сломанных ногах, извиваясь в предсмертных судорогах, намереваясь уничтожить его. Но существу пришел конец, оно рухнуло, распавшись на куски, превратившись в кучу хлама. Последний вопль, и все было кончено.

Но Джоби все же нанес последний удар, расколол куски, вонзил топор в доску пола, с трудом вытащил его. Победитель, стоящий над поверженным врагом. Стало гораздо светлее, туманный квадрат окна, казалось, прояснился, пропустил серый дневной свет; опускалась пыль, словно внезапная снежная буря из несущихся облаков. И стало гораздо теплее.

— Джоби... Джоби, что случилось?

Джоби не ответил, просто повернулся спиной к люку, все еще сжимая топор, начал спускаться, остановился, чтобы опустить за собой дверцу. Что бы там ни было, оно было мертво, он в этом уверен, исчадие зла уничтожено в своем мерзком логове. Так же мертво, как мертв кот миссис Клэтт. И Тимми Купер. Еще одно убийство. Последнее.

Он больше не поднимется туда, но в этом и нет никакой нужды. Чердак останется запертым, словно склеп, где память о его родителях может жить вечно — подходящая почесть для их греховной жизни.

— Что там... было? — Элли Гуд все еще стоял, съежившись, у стены возле раковины, выглядел он так, словно в любую минуту его могло стошнить. Не трогай меня, Джоби. Я не виноват. Клянусь — я не открывал дверь чулана. Но она все еще была открыта.

— Я и тебя убью, — сказал Джоби тихо в черную пустоту, сделал шаг вперед и услыхал жалобный стон Элли. — Может быть, ты — одно и то же, может быть, я уже убил тебя, остается только разрушить?

Он помедлил у открытой двери. Конечно, не чувствуется даже гнусного запаха гнили. Он прищурился, попытался разглядеть, что там внутри. Там ничего не было, даже хлама, который он мог бы разбить.

Джоби поднял топор, ударил по двери и захлопнул ее. Запор соскочил, и ему пришлось снова закрыть его. В стуле не было необходимости. И все же он прищемил дверь стулом. Еще одна гробница, еще одно воспоминание, обреченное гнить в своей темнице, запертое навеки.

Элли дрожал, соображая, успеет ли он раньше Джоби добежать до двери, пробежать по садовой дорожке, спастись. Ему надо было уйти раньше, пока Джоби был наверху и крушил что-то на чердаке в приступе слепой ярости. Он может успеть, но может и не успеть. Элли вспомнил про кота; грязь на дороге все еще хранит пятна темно-бурого цвета. В следующий раз это может быть его кровь, и она останется там до тех пор, пока зимние дожди не смоют ее.

— На этот раз тебе не удалось одержать верх, Элли, — Джоби хрипло рассмеялся, выпустил топор из рук, тот упал, глухо звякнув. — Почти, но не совсем.

— Я... не знаю, о чем ты говоришь.

— Ты никогда не знаешь. Все сходится. Ты делаешь то, что другие в деревне боятся делать открыто, ты преследуешь меня. Ты обвиняешь Салли Энн, создаешь собственное привидение, чтобы спрятаться за ним. Чтобы завоевать доверие колдуна, а потом ударить его ножом в спину, выгнать его из Хоупа, потому что в наше время невозможно просто вытащить его на поляну и сжечь, это было бы убийством. Надо убедить его, что он убийца, и тогда он, возможно, покончит с собой.

— Нет! — закричал Элли, и в другое время Джоби услышал бы искренность в этом вопле, мольбу. — Клянусь тебе, Джоби, что... — Одним прыжком Джоби подскочил к нему, схватил его за горло, начал сдавливать ему трахею сильными пальцами. Давай, убей его, одним убийством больше — какая разница. Тело Джоби все еще слегка покалывало, как и тогда, когда он вошел в тот круг на чердаке: это ощущение проходило, когда начиналась эрекция; шок от сознания этого заставил его ослабить пальцы.

— Они бы хотели, чтобы я убил тебя, Элли, — прошептал он. — О Боже, они бы были в восторге. Но я этого не сделаю, я отправлю тебя обратно к ним, чтобы ты рассказал им свои истории. Пошепчи им за закрытыми дверьми и опущенными шторами, расскажи им, как колдун разгромил алтарь своей матери, разрушил все, что она оставила после себя на этом чердаке. Иди и скажи им, что все кончено, что я больше не колдун, даже если и был им раньше. Расскажи всем, что я ухожу и не вернусь, что когда миссис Клэтт помрет, им придется поискать другую ведьму в Хоупе, потому что у них здесь всегда должна быть ведьма. Их дети и внуки будут продолжать охоту на ведьм, потому что это и есть подлинное проклятье Хоупа. Зло прячется в них, поедая их, словно раковая опухоль. Иди и скажи им все это, Элли, и не возвращайся.

— Я... это неправда, клянусь! — Элли Гуд потирал свою шею, дрожа от страха. — По крайней мере, это неправда... насчет меня. Я твой друг, Джоби, и...

— Вон отсюда! — Джоби схватил Элли за рубашку, силой потащил его к открытой двери. Подтолкнул, и мальчик, шатаясь, вылетел на улицу, потерял равновесие и упал. Он растянулся головой вперед, упал лицом в мягкую грязь, которая все еще воняла кошачьей кровью. Он услышал, как хлопнула дверь, лежал там, и тихо плакал, невольно подумав, что лучше бы Джоби убил его. Стыд и чувство вины душили его — мантия, которую тебе приходится носить в деревне Хоуп, под которой пытаешься спрятаться.

Джоби инстинктивно взглянул наверх, чтобы убедиться, что люк закрыт. Да, он был закрыт, как и дверь чулана. Потому что то, что жило там, было мертво. Он громко засмеялся, увидев выступ в джинсах и пожалел, что Салли Энн нет здесь. Если бы она была здесь, все было бы иначе. Но ее нет, и вряд ли она придет. Он бросил в них этим Хоупским привидением. Может быть, ему следует пойти в спальню и...

Но вместо этого он потянулся за гитарой, снял ее с упакованных сумок, взял первую ноту старой песни, которая пришла ему на ум. Слова были ему известны, он пел эту песню и раньше, но теперь они приобрели для него особый смысл.

"Бреду я по дороге вдаль, на сердце у меня печаль... "

Но теперь ему нет необходимости уходить, если он этого не хочет.