"Всегда в строю (Записки израильского офицера)" - читать интересную книгу автора (Иерухам Кохен)

Глава седьмая ОПЕРАЦИЯ «ИФТАХ»

По мере приближения срока эвакуации англичан возрастала опасность вторжения в Верхнюю Галилею сирийской и ливанской армий. Однажды в генеральный штаб Хаганы, размещавшийся в Тель-Авиве, прибыла делегация поселенцев Верхней Галилеи, в составе которой были Нахум Гурвиц, из Кфар-Гилади, член ха-Шомер Хиллел Ландесман и Авраам Ханухи из Аелет ха-Шахар. Делегаты просили послать подкрепление.

Командир Палмаха Игал Аллон по решению штаба отправился в Верхнюю Галилею, чтобы на месте изучать положение. Он прибыл туда на самолете «пайпер» и приземлился недалеко от Аелет ха-Шахар. Аллон пробыл там около двадцати четырех часов, беседовал с командирами, с жителями Галилеи, изучал обстановку и вернулся в Тель-Авив. В тот же день он представил краткий отчет, в котором указал, что положение в Галилее опасное. К отчету он приложил план освобождения Восточной Галилеи, предложив себя в качестве командира операции. Верховное командование утвердило операцию, и Игаэль Ядин решил, что операция будет названа «Ифтах» по подпольной кличке командира Палмаха. Игаэль, не тратя напрасно времени, приступил к подготовке операции в Галилее. Он боялся ослабления штаба Палмаха, в ведении которого была тогда координация деятельности подразделений Палмаха, рассеянных по всей стране, и его служб в тылу. Он решил взять всего лишь двух офицеров из штаба: своего секретаря Шулю[20] и меня, офицера разведки. Остальных офицеров он назначил из числа офицеров запаса Палмаха в Верхней Галилее.

Однажды утром я выехал в машине вместе с Шулей. В Тверии я был поражен обликом нашего первого освобожденного города, который хорошо знал с тех пор как служил там нотером во время кровавых событий 1936–1939 годов, когда арабы держали в страхе еврейское население. За несколько дней до моего приезда командир 3-го батальона Палмаха Муля Кохен направил туда боевые силы под командованием Моше Кельмана. Силы, прибывшие из Галилеи, разместились в доме нашего друга Мино Гольдцвейга который по мере того, как к нему поступали «гости», брал на себя заботу о каждом. На эти силы возлагалась задача открыть путь в Галилею, прегражденный арабами, контролировавшими Нижнюю Тверию. Палмаховцы заняли опорные пункты врага, контролировавшего центральную дорогу в Галилею, и взорвали вдоль шоссе несколько домов. Рухнули опорные пункты арабов в городе, и они оказались запертыми в арабском квартале, путь к их отступлению был отрезан. Арабы взывали о помощи. Тогда из Назарета поспешила в Тверию английская бронеколонна и эвакуировала все арабское население Тверии, включая и вооруженные отряды, в Цемах и Назарет. Это была предварительная операция перед операцией «Ифтах». Ее целью было обеспечить нашим бойцам доступ в Галилею.

Однако шоссе от Гинносара в долину Хулы все еще контролировали арабы. По нему можно было проехать лишь в сопровождении охраны, но и это было небезопасно. Мы ехали в открытом «форде» Игала, его секретарь спрятала в одежде разобранные на части пистолет и автомат: мы опасались, что англичане устроят обыск в дороге. До Аелет ха-Шахар доехали благополучно, в тот же день Игал приступил к организации штаба операции. Ури Яффе из киббуца Маоз-Хаим был назначен заместителем Игала. Муля Кохен из киббуца Алоним, занимавший до того дня пост командира 3-го батальона, был назначен офицером операции. Шалом Рентович из киббуца Шамир был назначен офицером по административной части и Моше Кельману, заместителю командира 3-го батальона, было вверено командование батальоном.

Вся Галилея была в тревоге и глубоком трауре. Двадцать восемь отважных бойцов погибли во время попытки захватить полицейский пост в Неби-Юша. Еврейский квартал Цфата был отрезан от остальных еврейских поселений и окружен арабами, которые превосходили евреев по численности и по оснащенности сил. Галилея была полностью отрезана от остальных районов страны и расщеплена изнутри пунктами концентрации сил арабов. Признаки угрозы ливано-сирийского нападения были налицо. Наши наблюдения за происходящим по ту сторону границы, равно как и донесения, которые мне удавалось получить из разных источников по обе стороны границы, свидетельствовали о состоянии боевой готовности в этих странах.

Прежде всего Игал организовал встречу представителей всех поселений, чтобы познакомить их с основными стратегическими принципами предстоящей операции. Таким образом он привлек их к участию в предпринимаемых шагах и вселил в них веру в победу. Это была одна из самых впечатляющих встреч, на какой мне приходилось присутствовать.

Английская армия все еще удерживала полицейский пост в Рош-Пинне и военный лагерь к югу от нее. Игал Аллон опасался, что англичане обратят внимание на концентрацию наших сил и отложат эвакуацию поста и лагеря, чтобы евреи не смогли начать наступление до того, как истечет срок действия мандата Великобритании и прежде чем в Палестину вторгнутся войска Ливана и Сирии. Поэтому Игал Аллон решил воздержаться от открытых и немедленных акций и ограничился сбором информации и подготовительными мерами. Небольшие силы из Рош-Пинны и 3-го батальона должны были захватить оба объекта в этом районе, как только англичане покинут их, чтобы опередить арабов.

Утром 28-го апреля 1948 года я получил информацию из достоверных источников о том, что англичане намеревались в тот же день покинуть полицейский пост в Рош-Пинне и военный лагерь. Охранникам в Рош-Пинне был дан приказ занять позиции вблизи от полицейского поста, чтобы туда не могли проникнуть арабы. Английский офицер, увидев еврейских охранников, понял, что силы арабов не успеют прибыть к моменту ухода англичан, и решил покориться обстоятельствам. Полицейский пост перешел в наши руки без каких-либо трудностей. При аналогичных обстоятельствах в наши руки перешел и военный лагерь. Все подходы к лагерю от близлежащего участка сирийской границы были перекрыты подразделениями 3-го батальона и одна из рот батальона находилась в состоянии боевой готовности, чтобы занять лагерь. Увидав, что лагерь окружен нашими силами и что нет никакой возможности передать его в целости и сохранности арабам, англичане стали поджигать бараки и другие лагерные постройки. Бойцы роты Палмаха открыли огонь, но чтобы не вовлечь англичан в бой и не задержать таким образом вывод их сил из лагеря, бойцы ограничились предупредительными выстрелами. Англичане прекратили разрушение лагеря. Так лагерь стал нашим.

До 15 мая оставалось всего две недели, а работы был непочатый край, и это беспокоило нас. Необходимо было срочно, до начала ожидаемого наступления сирийской и ливанской армий, изменить соотношение сил в Галилее. Перед нами стояли следующие цели: а) отбить ключевые посты у врага, б) создать в Галилее барьер для наступления арабов. Здесь уместно указать, что деньги это тоже оружие на войне. В кассе штаба «Ифтах» не осталось ни гроша, а нужды были еще велики. Неоднократные обращения Игала к генеральному штабу оставались без ответа, так как и там касса была пуста. Игал поступил по своему обыкновению. Он позвонил в Тверию своему другу Мино Гольдцвейгу и попросил у него «воздаяние». Кончив разговор, Игал сказал мне: «Поезжай к Мино в Тверию и привези деньги». Стояла ночь. Я выехал из Рош-Пинны и к полуночи добрался до Тверии. Как только я появился у Мино, он позвонил управляющему банка Апак, разбудил его и попросил вместе с нами ночью же пойти в банк. Управляющий открыл сейф и вытащил пачки денег, списав их со счета Мино. Тот передал деньги мне и пожелал благополучно доехать, отказавшись принять какую-либо расписку. Ночью я приехал с деньгами в Рош-Пинну.

Столица Верхней Галилеи Цфат был единственным крупным экономическим центром арабов Галилеи, его политическая и стратегическая роль была велика как с точки зрения евреев, так и арабов. Именно поэтому взятие Цфата представляло собой цель первостепенной важности.

В Цфате насчитывалось около полутора тысяч евреев, причем преобладало пожилое население. Моральный дух евреев Цфата был не на высоте из-за того, что у них не была организована самооборона и они не верили в местные силы Хаганы, состоявшие всего из двух взводов хайфских полевых частей. Арабское население, напротив, славилось своим бесстрашием и фанатичностью и насчитывало двенадцать тысяч человек. Кроме того к ним еще присоединились семьсот «добровольцев» из Сирии и Ирака, которыми командовал сирийский полковник Адиб Шишакли.[21]

Арабы стремились как можно скорее захватить Цфат, использовав его как трамплин для захвата всей Галилеи. Цфатским арабам оказывали также поддержку десятки близлежащих деревень, обеспечивавших им доступ к городу со стороны ливанской границы. В случае необходимости жители деревень готовы были помочь и живой силой. Итак, превосходство в Цфате было бесспорно на стороне арабов. В то же время до нас дошла достоверная информация о том, что арабы готовят нападение на еврейскую часть Цфата в целях ее уничтожения. Штаб «Ифтах» решил ускорить проведение операции и предпринять лобовую атаку на Цфат. На первом этапе взвод Палмаха под командованием Элада Пеледа через оливковые плантации Бирии и Эйн-Зейтим проник в еврейский квартал Цфата. Еврейское население воспрянуло духом, когда бойцы Палмаха появились в квартале. Затем была предпринята характерная ночная операция: в ночь на 1 мая 1948 года 3-й батальон Палмаха вышел со своей базы на горе Кнаан и занял деревни Эйн-Зейтим и Бирию. Так образовался свободный доступ от горы Кнаан к еврейской части Цфата. 2 мая большая часть 3-го батальона под командованием Моше Кельмана была переброшена в еврейский квартал Цфата и началась подготовка к освобождению всего города. Однако, после того как пали Бирия и Эйн-Зентам враг стал особенно чуток к нашим передвижениям. Он мобилизовал и перебросил в город дополнительные силы. Нам стало известно, что силы противника намерены открыть артиллерийский огонь по еврейскому кварталу.

*** отсутствует по крайней мере 2 страницы в книге ***

селенцы были не в состоянии противостоять превосходящему их по численности и вооружению противнику и эвакуировали свои командные позиции на высотах, а по рации требовали немедленно оказать им помощь. Я был убежден, что штаб операции спешит перебросить силы в Рамот-Нафтали. Однако командир «Ифтах» решил любой ценой воздержаться от этого, чтобы «не плясать под дудку» противника и не свести на нет инициативу, находившуюся в наших руках. Даже если бы и были брошены имевшиеся в нашем распоряжении силы на помощь Рамот-Нафтали, едва ли они сумели бы прорваться при свете дня в осажденное поселение. Бойцам в Рамот-Нафтали было приказано держаться до наступления темноты, их заверили в том, что затем будут предприняты все усилия, чтобы нанести удар по противнику с воздуха. Я снова поехал на аэродром, чтобы подготовить авиаоперацию. Мы сняли дверку самолета, расположенную у моего сидения, и после того, как я привязал себя к нему ремнями, мне передали три бомбы-самоделки, каждая весом в 20 килограммов. Одну бомбу положили у моих ног, вторую — мне на колени, а третью я держал в руках. Длина шнура зажигания составляла 20 сантиметров. Наши летчики Моше Фельдман (Пелед), Иешаяху Бодиловски («Буди») из Явнеэля, Пуси из Кфар-Гилади и Перец Гросер из Ашдод-Яакова вычислили скорость падения бомбы, и мы пришли к выводу, что если ее сбросить с высоты 600 метров, она немедленно взорвется при ударе о землю.

Мы летели на высоте 600 метров к месту боя. При команде летчика «приготовиться», я должен был поджечь шнур зажигания, чиркнув его концом, покрытым серой, по спичечной коробке. На мой ответ «готов», летчик пошел на снижение, чтобы у меня в поле зрения оказался весь участок боя. В нужную минуту я выпустил из рук бомбу. Снова мы стали кружить над целью, рассматривая участок поражения. Секунды казались нам часами. Выяснилось, что попадание в цель было достигнуто. Сбросив третью бомбу, мы возвратились на базу и снова загрузили самолет бомбами.

Вид Рамот-Нафтали сверху свидетельствовал о крайне тяжелом состоянии поселения. Я вернулся на командный пункт, чтобы проконсультироваться. В этот момент пришло срочное донесение из Рамот-Нафтали, содержание которого потрясло нас. Защитники Рамот-Нафтали сообщали, что они утратили какую-либо надежду и что они начинают отступать в долину Хулы. Донесение выглядело как отчаянный призыв ожидающих своего конца о помощи. Игал дал краткий и категорический ответ: «держаться любой ценой». Он угрожал расстрелом каждому, кто отступит и придет к нам. Никто не верил, что Игал сможет выполнить угрозу, но телеграмма такого содержания была отправлена, и этого было достаточно, чтобы удивить нас. Каждый всем своим существом чувствовал роковое значение этой минуты.

Днем пришло последнее донесение: «Пулемет и ружья полностью вышли из строя; боеприпасы почти иссякли; ливанские танки пересекли внешнюю ограду поселения». Было ясно, что битва проиграна.

Я опять отправился на аэродром, чтобы снова совершить наш рейд, хотя и понял, что наступление таким образом приостановить нельзя. Но вдруг — и это остается загадкой по сей день — танки, находившиеся уже за внутренней оградой поселения, повернули обратно, к ливанской границе. Рамот-Нафтали был спасен.

С наступлением темноты в Рамот-Нафтали было направлено подкрепление, мобилизованное в поселениях долины Хулы, однако атака больше не повторилась, ливанцы ограничились артиллерийским обстрелом.

Ввиду военной активизации в Верхней Галилее и концентрации ливанских и сирийских сил на границе, наши подразделения заняли командные высоты вдоль дороги от долины Гинносара по направлению к Рош-Пинне, чтобы обеспечить безопасность передвижения 1-го батальона. С борта самолета я сообщил Дану Ланеру, командиру 1-го батальона, дислоцированного у озера Киннерет: «Дорогу контролируют наши силы, можно двигаться ночью при зажженных фарах». Мы хотели, чтобы враг думал, что мы направляем в Галилею крупные силы. Цель была достигнута, хотя мы-то знали, что солдаты 1-го батальона утомлены до предела из-за непрерывных боев, которые они вели в Балад аш-Шейхе в Западной Галилее, в Тират-Цви, Мишмар ха-Эмек, на Гилбоа и в других местах. Транспорт, находившийся в распоряжении батальона, не мог справиться с задачей перевозки в Галилею всего батальона и его военного оборудования и оружия. Машины, из которых состояла колонна — всего сто машин — были мобилизованы на шоссе Тель-Авив — Хайфа против воли их владельцев. С наступлением темноты мы вышли полюбоваться внушительным зрелищем: еврейская транспортная колонна слепящим огнем осветила Галилею, что несомненно вызывало опасения наблюдавшего за нами врага и, конечно, укрепляло веру в нас самих. Не исключено, что именно эта колонна 1-го батальона Палмаха и другие, подобные ей, двигавшиеся ночью при зажженных и возвращавшиеся при потушенных фарах, а также воинственный дух, царивший в ходе операции «Ифтах», заставили врага воздержаться от наступления на Тверию и навели его на мысль обойти «укрепленный» район и пойти в атаку в долине Иордана.

В ходе операции «Матате» («Метла»), целью которой было обеспечить контроль над транспортными артериями, ведшими из Галилеи в Тверию, были очищены все восточные склоны Верхней Галилеи вплоть до Иордана. Снова стал возможным проезд в Галилею и беспрепятственные поставки снабжения в этот район.

Операция «Матате» достигла и другие цели: была прервана связь между арабской частью Цфата и Сирией и в значительной степени был подорван боевой дух цфатских арабов. В ходе этой операции, начавшейся на рассвете 3 мая, столкнулись с сопротивлением племени Араб ал-зангария и других племен, рассеянных к востоку от шоссе Тверия — Рош-Пинна и занимавшихся главным образом грабежом и контрабандой. После перестрелки племена отступили, пересекли Иордан и ушли в Сирию. Теперь стало проще следить за проникновением вооруженных арабов и предотвращать переброску подкрепления из Сирии в Цфат. Операция «Матате» была своевременно и успешно проведена 1-м батальоном, только что прибывшим в Галилею.

3-й батальон, занявший ранее еврейский квартал Цфата, приступил к освобождению города. В ночь на 6 мая батальон предпринял лобовую атаку на цитадель, возвышавшуюся в центре города. Атака велась под прикрытием огня минометов «давидка», однако она была подавлена в самом узком секторе боя превосходящими силами противника. Наши силы потерпели неудачу, но тем не менее арабы Цфата были напуганы: они не ожидали, что горстка евреев отважится пойти против них. Правда, арабам Цфата тотчас было переброшено подкрепление.

Наша неудача тяжело отразилась на настроении евреев этого города. Штаб операции дал приказ командиру 3-го батальона немедленно снова пойти в наступление на арабский квартал. Между тем на рассмотрение командования операции «Ифтах» было представлено предложение эвакуировать из Цфата и его предместий детей и взрослое небоеспособное население. Игал отклонил это предложение. Он опасался не столько морального аспекта подобной операции сколько того, что в ходе эвакуации из осажденного города женщины и дети будут подвержены опасности нападения противника.

Положение обязывало командира операции «Ифтах» отправиться в Цфат и на месте познакомиться с создавшейся ситуацией. На следующий день Игал в сопровождении взвода молодых палмаховцев прошел пешком из Рош-Пинны на гору Кнаан, а оттуда ночью проник в еврейский квартал Цфата. После обхода линии боев, разделявшей город, он встретился с командирами. После анализа неудавшейся атаки был разработан новый план.

Арабский город лихорадочно готовился к наступлению на еврейский квартал. Разведка донесла, что командующий Армией спасения полковник Фаузи ал-Каукджи обещал сирийскому командиру в Цфате полковнику Адибу Шишакли, что во время атаки его артиллерия также откроет огонь. Для Рамота-Нафтали наступила небольшая передышка, когда артиллерийские орудия были переброшены оттуда на гору Мерон, но небоеспособное население Цфата было в панике. Необходимо было опередить врага.

10 мая в 21 час 30 минут наши силы пошли в атаку. Стояла дождливая ночь, тяжелые облака нависли над городом. Эхо выстрелов «давидки» и других минометов, доносившееся из-за цитадели, усиливалось благодаря низким облакам. Арабы Цфата были ошеломлены. Их буйному воображению рисовались «маленькие атомные бомбы». После массированного обстрела бойцы Палмаха пошли в атаку на три главных объекта — на цитадель, дом «Шалва» и полицейский пост, находившийся на границе еврейского квартала. На этот раз цитадель пала после короткого, но отчаянного боя. Дом «Шалва» был взят в ходе атаки. В нем забаррикадировались шестьдесят иракских добровольцев. В рукопашном бою за дом погиб командир роты Авраам Лихт, возглавивший группу, прорвавшуюся в дом. Самым трудным и кровопролитным боем был бой за здание полиции. Это здание удерживали около ста ливанских добровольцев, оно было тщательно укреплено. Все попытки саперов взорвать здание не удавались, так как взрывчатка намокала под дождем. Все саперы были ранены. Чтобы выполнить поставленную задачу, пришлось мобилизовать бойцов, не обученных приемам диверсий. Наши ударные силы насчитывали к тому времени не больше пятнадцати человек. В кровопролитном ожесточенном бою в самом здании погиб командир роты Ицхак Гохман. Очистка здания от врага продолжалась целый день. Когда начались бон за Цфат, наши силы предприняли обманный маневр в деревне Акбара. Лишь под утро мы получили желанную телеграмму от командира батальона из Цфата. Главные объекты были взяты, и наши силы готовились завершить освобождение города. Меня разбудил один из летчиков, и мы отправились в темноте на аэродром в Маханаим. Как только стало светать, мы поднялись в воздух и взяли курс на Цфат. В арабской части города не было никаких признаков жизни. Я приказал летчику лететь над деревней Акбара. Вдруг наш самолет тряхнуло взрывной волной. Мы предположили, что это наши силы занимают деревню. И тут я заметил, что по дороге, ведущей на север, ползло что-то похожее на змею из человеческих тел. Мы летели над этим пока не достигли развилки, потом двинулись вдоль дороги, ведшей к Цфату. Я встрепенулся. Мне показалось, что из Акбары в сражающийся Цфат двигалось подкрепление. Но когда мы приблизились к перекрестку шоссе Мерон — Гуш-Халав — Цфат, я понял, что тысячи людей, словно огромный растревоженный муравейник, удирали в панике. Арабское население Цфата, известное своим фанатизмом, устроившее резню евреев во время погромов в 1929, 1936 и 1939 годах, струсило перед горсткой еврейских бойцов и защитников города. Огромная крепость на горе Кнаан, служившая штабом полковнику Шишакли, наводившему страх на весь район, была взята нашими силами, а находившиеся там арабы пустились наутек, попав под обстрел девушек Палмаха.[22] Шишакли и его офицеры первыми удрали из города.

Арабские бойцы — местные и добровольцы — бросили свои позиции в начале боя, как только узнали, что наши силы захватили ключевые позиции арабской части города, и как только услышали взрывы, доносившиеся из тыла, из деревни Акбара. Когда арабы увидали, что их герои покинули население на произвол судьбы, они тоже пустились в бегство.

Падение Цфата, о смелости арабских жителей которого в Галилее на протяжении поколений слагались легенды, потрясло арабов. Со временем стало известно, что по плану, разработанному иерусалимским муфтием Хадж Амином ал-Хусейни, находившимся тогда в Ливане, был предусмотрен захват арабами Цфата и объявление о создании арабского правительства с временной резиденцией в этом городе. Затем предполагалось вести войну за захват Эрец-Исраэль. Как выяснилось, мы опередили противника всего на один день.

Можно было понять радость евреев Цфата, гордо ходивших по улицам арабской части города. Все страдания мира выпали на их долю. В этот радостный день радиостанция «Голос Галилеи», находившаяся в Аелет ха-Шахар, сообщила об освобождении Цфата, а также передала указы, касающиеся нового уклада жизни города.

Срок действия английского мандата истекал через пять дней. Арабские армии готовились к интервенции. Мы добились определенного успеха, но нам еще многое предстояло сделать. Наиболее слабыми участками обороны на границе был мост Бнот-Яаков, район Дан — Дафна и район Неби-Юша — Кадеш-Нафтали Малкия, последняя находилась на стратегически важном перекрестке дорог, которые связывали Ливан с центром Галилеи. Здесь необходимо создать сплошную полосу еврейских поселений. Наличие десятков тысяч в районе Хулы и у подножья Галилейских гор, враждебно настроенных арабов, способных действовать против нас с тыла, обязывало предпринять крупную военную операцию, но наши силы поредели в бесконечных боях и мы должны были строжайшим образом экономить их на будущее.

После того, как был занят Цфат, настроение поселенцев Галилеи стало более оптимистичным. Арабы, покинувшие город, распространяли весть о падении Цфата и о героизме евреев. Игал Аллон разрешил некоторым руководителям еврейских поселений заверить в безопасности и покровительстве арабов из соседних деревень, которые были дружески настроены и сотрудничали с евреями. Были выделены машины, пересекавшие ночью различные районы долины Хулы. Колонны машин двигались при зажженных фарах, обратный путь был проделан при погашенных фарах. Арабы Хулы поверили в великую силу и пустились в массовое бегство в Сирию и Ливан. До сих пор арабские представители в ООН утверждают, что предложение покровительства арабам Хулы было не чем иным, как тактическим приемом в целях запугивания. Некоторые видели в этом шаге способ узнать, кто друг, а кто враг. Игал полагал, что забота о друзьях послужит предостережением врагам.

Территория между Рош-Пинной и Метуллой была расчищена. С занятием Халсы[23] Игал сказал окружившим его бойцам: «Сегодня мы отомстили за Трумпельдора и его товарищей».

Активность врага возросла главным образом в районе к востоку от моста Бнот-Яаков и в районе Малкия — Кадеш-Нафтали. Не было никаких сомнений, что в самом деле близится наступление арабских армий. Мы знали, что район Дан Дафна является наиболее обнаженным участком на линии нашей обороны, но мы рассчитывали на мужество поселенцев, а также на полевые части, которые были переброшены в укрепленный пункт Тель ал-Кади.

Разведка действовала в трех направлениях: первое — осведомители, арабские друзья Авраама Ханухи, Биньямина Кохена, Хиллела Ландесмана и Мано Фридмана, непрерывно доставляли информацию о происходящем в районе по ту сторону границы; второе — псевдоарабы, проникавшие на территорию противника, производили крайне важную разведку; третье — воздушный патруль исследовал пространство вплоть до границы и даже далее. Преимущество псевдоарабов заключалось в том, что они были обучены способам добычи военной информации и ее должной оценке.

12 мая, за три дня до начала ливано-сирийской агрессии группа из двух псевдоарабов возвратилась в оперативный штаб после того, как провела шесть дней за границей. Группа вышла на операцию 7 мая в полночь из киббуца Эял, расположенного к востоку от Хулы, и к рассвету прибыла в Кунейтру. Псевдоарабы остановились у своего друга коммерсанта, который принимал их и прежде. Во время предыдущих появлений в Кунейтре они выдавали себя за коммерсантов; на этот раз они явились как беженцы из Эрец-Исраэль. Узнав от знакомых и их соседей о подготовке интервенции, они наутро отправились в Дамаск. Там они тоже выдали себя за беженцев и им был оказан прекрасный прием. На следующий день, 9 мая, они вернулись в Кунейтру и оттуда на такси поехали в Мардж-Аюн якобы разыскивая родных, затерявшихся в потоке беженцев. Здесь они прошли контроль иммиграционных властей и продолжили путь вдоль границы с Израилем на такси. Они несколько раз возвращались в Бейрут, где встречались с другими четырьмя псевдоарабами. Проведя два дня в Бейруте, они снова поехали в Дамаск. С ними ехали арабы, которые за два-три дня до этого воевали в Цфате. Они с горечью рассказывали о своих командирах, покинувших их, как только начался бой. Эти люди направлялись в военный лагерь Катана на территории Сирии, чтобы снова мобилизоваться в армию. Как в Ливане, так и в Сирии тогда царили растерянность и уныние из-за поражения в Цфате. Из Дамаска арабы снова отправились в Кунейтру и затем, после короткого пребывания у знакомых, пешком вернулись в киббуц Эял.

Игал решил не ждать, пока враг станет диктовать нам условия боя. Напротив, он предпочитал нарушить планы противника. Через два дня после занятия Акбары 1-му батальону был дан приказ атаковать опорные пункты противника в Малкии и остановить его продвижение.

13 мая к вечеру батальон отправился к подножью Рамот-Нафтали. Известно было, что его ожидает бой с превосходящими по численности и военному оснащению силами арабов. С наступлением темноты бойцы вышли из машин и стали пробираться по гористой местности к пункту, где должен был начаться бой. Это был тяжелый и утомительный путь. Не было никакой возможности к назначенному времени дойти до пункта, который был исходной точкой боя. Наши солдаты укрылись в вади, где провели весь день 14 мая, и лишь на другой день на рассвете пошли в бой.

Утром 14 мая как обычно мы произвели разведку с воздуха вдоль границы, направились к югу, к устью Иордана, отважившись, как мы это иногда делали, пересечь границу, и проследили за концентрацией сил противника в лесу к северу от долины Хулы. На обратном пути над Мардж-Аюном, мы четко различили длинную движущуюся колонну, край которой уходил в горы, на север. Мы стали подсчитывать единицы транспорта, но вскоре поняли, что это бессмысленно. Оценив, насколько это возможно, мощь колонны, мы вернулись на базу, и я поспешил доложить штабу о результатах разведки. Изучив ситуацию, штаб решил, что враг, по-видимому, намерен прорваться в долину Хулы, используя дополнительные силы, помимо тех, которые были дислоцированы в районе Малкии. Штаб пришел к такому выводу, хотя казалось странным, что противник решил вести наступление именно долине Хулы, где сосредоточена цепь поселений. Командиру 3-го батальона был дан приказ вывести силы из района Цфата и немедленно разместить батальон в районе Рош-Пинны. На позициях в Цфате были дислоцированы полевые роты и местные охранные части.

Мне было поручено вести наблюдение за движением вражеской колонны. Я снова полетел по направлению к Мардж-Аюну. Мы прибыли, когда противник после короткой передышки возобновил марш. Выяснилось, что головная часть колонны повернула от Кунейтры в Ал-Хама. Я сообщил об этом Игалу и он немедленно связался по телефону с командованием в Иорданской долине. Он предупредил Моше Монтага, командира бригады Голани, об угрозе нападения со стороны Ал-Хама на Иорданскую долину и Тверию.

Тогда же в штаб была доставлена телеграмма, в которой сообщалось о провозглашении Государства Израиль. Игал сказал: «Смелое политическое и историческое решение. Здесь на поле боя, на фронтах мы превратим провозглашение государства в непреложный факт».

Назавтра с рассветом силы 1-го батальона атаковали деревню Малкия и находившийся рядом с ней военный лагерь. Он перешел в наши руки после короткого боя. Другая рота батальона заняла арабскую деревню Кадес (Кадеш-Нафтали), находившуюся между Малкией и полицейским постом Неби-Юша. Не успели наши силы укрепиться в деревне Малкия и в военном лагере вблизи от нее, как вражеская пехота под прикрытием артиллерийского и танкового огня перешла в наступление. Преимущество с точки зрения живой силы и военного оснащения было на стороне врага. Кроме того в распоряжении противника находились наикратчайшие пути для снабжения. В довершение всего наше оружие прикрытия — минометы и пулеметы — почти полностью вышло из строя из-за острой нехватки боеприпасов и запасных частей. Это объяснялось не только отсутствием подходящих путей для снабжения, но, главным образом, тем, что у нас вообще не осталось боеприпасов и запасных частей. В то же утро в штаб стали поступать донесения и о крайне тяжелом положении, в котором оказался батальон. Противник вел ожесточенный обстрел, и на нашей стороне были значительные потери. Эвакуировать раненых почти не удавалось. Когда иссякла надежда удержаться в Малкии и военном лагере, командиру роты было разрешено отступить к югу, к командным высотам, возвышавшимся над маршрутом, по которому продвигались силы противника.

Чтобы подбодрить наших бойцов, Игал Аллон сделал единственное, что было в его силах. Он попросил командира батальона Дана Ланера сообщить им о провозглашении государства.

Мы ощущали острую нехватку боеприпасов и оружия, необходимых для прикрытия нашего отступления. Игал составил телеграмму генеральному штабу. В телеграмме, состоявшей из 300 слов, он описал всю тяжесть положения и настаивал на немедленной доставке оружия и боеприпасов. Офицер связи, увидев такую длинную телеграмму, сказал, что из-за загруженности службы и необходимости кодирования она попадет в генеральный штаб не раньше, чем к утру 17 мая. Тогда Игал решил послать в Тель-Авив меня и вместо длинной телеграммы набросал короткую записку Игаэлю Ядину и Иосефу Рохелу (Авидару). Он просил принять меня в тот же день.

В 4 часа дня я выехал из Рош-Пинны в открытой машине Игала и окольными путями добрался до Тель-Авива. Пока я ехал до Тверии, мне казалось, что все кругом тихо и спокойно. В Тверии стояла неподвижная, тягостная тишина. Около фермы Киннерет я увидал вооруженных поселенцев. По выражению их лиц я понял, каково положение. С дороги, ведущей в Явнеэль, около Пории я взглянул на Иорданскую долину и мне стало страшно: в долине, где обычно царило спокойствие и умиротворение, рвались снаряды, повсюду вырывался огонь, стояли столбы дыма. Я остановился как вкопанный. Наконец я пришел в себя и поехал в Афулу через Кфар-Тавор, а оттуда по шоссе Генигар до развилки Джалами и по вади Милек на шоссе Хайфа — Тель-Авив мимо Зихрон-Яакова. Был открыт только этот путь. Я добрался до пересечения дорог Раанана — Кфар-Сава и там меня остановили у контрольного пункта. Стоявшие на посту набросились на меня с криком, но я обрадовался и такому приему, так как от самой Рош-Пинны мне не с кем было словом перемолвиться. Поначалу я даже не понял, из-за чего весь крик. Потом мне объяснили, что введено полное затемнение. Только тогда я узнал, что в то утро египетская авиация бомбила Тель-Авив. Я замазал грязью фары машины, как мне приказали, и продолжил путь в Тель-Авив. Там я немедленно отправился в «красный дом» на улице Яркон и застал там Игаэля Ядина и Иоси Авидара. Они отложили свои дела, чтобы выслушать меня. Авидар обещал рассмотреть дело утром. На следующий день я отправился в генеральный штаб Палмаха, находившийся в гостинице Риц, вблизи от «красного дома». Там я доложил о положении в Галилее и о моей встрече с Ядином и Авидаром. Штаб Палмаха взял на себя заботу об обеспечении нас всем необходимым. Утром того же дня — 16 мая — я отправился из штаба на аэродром Сде-Дов, чтобы лететь на «пайпере», который посылался в Маханаим для подкрепления патруля Галилеи, так как единственный находившийся в распоряжении патруля самолет вышел из строя.

Машину, на которой я ехал, вела шофер штаба. Около стадиона Маккаби, в северной части города, нас остановили. Мы вышли из машины и вдруг я разглядел у выставочных зданий египетский самолет «Спидфайр», из-под крыльев которого летели вниз две бомбы. Я повалил мою водительницу на землю и сам бросился вслед за ней. Раздался мощный взрыв. Я открыл глаза: над нами плыло черное облако. Отовсюду неслись вопли, стоны, звуки поспешных шагов, но я все еще не понимал, что происходит. Когда рассеялось облако дыма, мы увидали, что машина, ехавшая перед нами, была охвачена пламенем.

Сде-Дов подвергся бомбежке, и я не мог отправиться самолетом в Маханаим и решил ехать в Рош-Пинну на машине. В 5 часов вечера я был уже в штабе операции «Ифтах».

Против всех моих ожиданий там царило полное спокойствие, однако опасность нападения не миновала: ливанцев поощрял их успех и они готовились к новому наступлению. Сирия направляла подкрепление на свою базу к востоку от моста Бнот-Яаков — к исходной точке наступления. Игал решил и на этот раз не ждать, пока враг нападет на нас. Нельзя было рассчитывать на то, что с нашими скудными силами удастся удержаться на оборонительной позиции вдоль всей линии фронта. Было решено сконцентрировать силы и использовать прием неожиданного нападения на врага.

В ночь с 15 на 16 подразделение Палмаха перешло ливанскую границу и подошло к мосту Литани. Бойцы вынудили пост на мосту капитулировать и взорвали мост, игравший жизненно важную роль для ливанской армии. Ее колонна, прибывшая накануне в Набатию, чтобы вести наступление через Метуллу, застряла у разрушенного моста. Из-за разрушения моста возникли также трудности в снабжении сил противника, дислоцированных в районе Малкии. Ливанское население было в панике. Стойкость армии была подорвана.

В ту же ночь рота 3-го батальона атаковала полицейский пост в Неби-Юша. Ее западный фланг прикрывало подразделение 1-го батальона, дислоцированное в Кадеш-Нафтали. Роте удалось занять все опорные пункты вокруг полицейского поста и подавить огонь, открытый засевшим там противником. Наши силы попытались прорваться на полицейский пост, но обнаружилось, что он окружен густой колючей проволокой. У наших саперов не было достаточного количества взрывчатки, чтобы завершить дело. Было решено отложить это на следующий день и пока не снимать блокаду. Наутро ливанский самолет бомбил наши силы, блокировавшие полицейский пост. Наш «пайпер» не остался в долгу. С наступлением темноты наши бойцы вновь предприняли атаку на полицейский пост и заняли его. На другой день во дворе поста мы обнаружили тела наших солдат, погибших при первой атаке, 20 апреля 1948 года. Игал распорядился похоронить их на месте гибели, и Неби-Юша был переименован в Мецудат Коах (форт силы) в память о 28 бойцах, погибших в бою за этот пост.

Пока штаб операции «Ифтах» разрабатывал план взятия Малкии, к нам обратились с просьбой срочно перебросить силы в Иорданскую долину. Сирийская армия захватила Цемах и стояла у входа в Дганию. Наше положение тоже было тяжелым, и мы не знали, как решить проблему персонала и вооружения. Тем не менее штаб дал приказ части из 3-го батальона немедленно выйти на помощь на линию фронта в Иорданскую долину. На захват базы врага к востоку от моста Бнот-Яаков была брошена всего лишь одна рота 3-го батальона.

В период, предшествовавший операции «Матате», нам стало известно, что небольшое племя бедуинов Араб ал-хеаб, возглавляемое шейхом Абу-Юсуфом из деревни Туба на сирийской границе, выразило желание открыто присоединиться к нашим силам. Нам это показалось странным, так как наше положение в то время было крайне тяжелым. Это известие заинтересовало Игала и он решил лично выяснить, чем руководствовался шейх. Игал придавал такому шагу политическое значение в не меньшей степени важное, чем военное.

Наступил подходящий момент, и мы с автоматами, на двух «джипах» отправились в деревню Туба. Игал, которому тогда еще не исполнилось и 30 лет, а выглядел он моложе своего возраста, опасался, что шейх не поверит, что он действительно командир. Поэтому он решил представить себя как заместителя командира, которого сам командир послал познакомиться с шейхом и его людьми и определить условия соглашения. Мы с Мано Фридманом подготовили визит, чтобы придать ему достойную форму и предотвратить возможные сирийские сюрпризы.

В назначенное время мы подъехали к лагерю. В середине шатра выстроились бедуины, одетые во французскую военную форму с перетянутыми через грудь лентами с патронами. В руках они держали револьверы различного типа. Старый шейх произнес традиционные арабские приветствия. Игал прошел вдоль своеобразного строя, и лишь после этого мы вошли в шатер шейха и приступили к беседе. Поговорили о том о сем, о тяжелых временах, об урожае, о погоде. Затем Игал объяснил шейху, что до нашего командира дошла весть о готовности шейха присоединиться к нашим силам и Игала послали договориться обо всем. «О! — ответил шейх, — не пытайся обмануть меня, старика. Я знал твоего деда, отца матери, покойного раби Шварца, старожила Рош-Пинны. Я знаю твоего отца вот уже почти 75 лет. Это ты еврейский командир и, так как я доверяю тебе, я готов связать судьбу своего племени с вашей судьбой».

Слова шейха показались правдивыми Игалу, и он без обиняков спросил Абу-Юсуфа, что заставило его пойти на столь необычный шаг. Ответ шейха прозвучал откровенно и искренне: «В Торе написано, что эта земля предназначена для евреев, и нечего оспаривать Святое писание. Я и мои люди мы хотим жить в мире как верные граждане еврейского государства». Шейх добавил, что он не хочет войн и предпочитает избегать кровопролитий и страданий. По личному опыту он знает, что евреи и арабы могут жить в мире. Он резко отозвался о руководстве высшего Арабского совета, которое обмануло арабское население, начав войну, когда преимущество было на стороне евреев. По мнению Игала именно последний довод Шейха был решающим. Мы знали также, что шейх жаждал кровной мести за предательство арабского руководства и вера в победу евреев толкнула его на подобное решение.

Хотя мы верили в искренность шейха и хотели воспользоваться услугами его людей, поручив им патрулирование местности, сбор информации о противнике и преследование сирийских сил, но мы должны были убедиться в его надежности. Выйдя вместе с шейхом из шатра, мы попросили его сообщить данные о сирийской армии, дислоцированной к востоку от Иордана, за мостом Бнот-Яаков. Шейх дал полный и детальный ответ относительно сконцентрированных там сил. Я сравнил информацию шейха с имевшимися у нас сведениями. Все совпадало. Этого было достаточно, чтобы Игал решил ввести людей шейха в состав наших сил. Чтобы обеспечить тесную связь между племенем и командованием, Игал тут же назначил Ицхака Хенкина — сына члена Ха-шомера Иехезкеля Хенкина — командиром бедуинского подразделения, которое было названо Пал-Хеаб (Палмах-Хеаб). Этому же подразделению были переданы саперы и автоматчики Палмаха. Расставаясь с шейхом, мы ударили по рукам, что символизировало союз между евреями и арабами, первый военный союз такого рода в Государстве Израиль.

Однажды нам сообщили, что несколько человек из Ливана и Сирии хотят тайно встретиться с нами. Игал поручил мне выяснить, в чем дело. Оказалось, что представители маронитов-ливанцев и руководители сирийских друзов должны приехать в Метуллу и хотят встретиться с евреями. На протяжении многих лет пограничный город Метулла служил нам местом встречи с арабами из Ливана и Сирии, которые стремились к установлению добрососедских отношений с евреями.

Игал в бытность свою командиром сирийского подразделения интересовался спецификой положения маронитской и друзской общин в Ливане и Сирии. Он считал, что с ними можно поддерживать связи, что ослабляло бы сирийско-ливанский военный союз. Из-за суровых мер предосторожности, которые необходимо было предпринимать при пересечении границы, ливанцы смогли прибыть в Метуллу в 11 часов ночи. Друзы не приехали вообще, так как им не удалось пересечь границу.

Ливанцы не скрывали своих опасений по поводу возможных военных действий. Они рассказали, что не согласны с воинственными декларациями правительств арабских стран и хотят прийти к договоренности с евреями. Они говорили сбивчиво и неуверенно. Игал сказал им, что мы не испытываем враждебности к народам Сирии и Ливана, но, к сожалению, правительства этих стран своей политической линией заставляют нас защищаться любыми имеющимися в нашем распоряжении средствами. Он объяснил, что окончательное решение за ними, и выразил надежду на установление мира и взаимопонимания между народами нашего района.

После встречи, возвращаясь из Метуллы в Рош-Пинну, мы столкнулись с подразделением Пал-Хеаб, возвращавшимся после удачной операции по ту сторону сирийской границы. Подразделение гнало большое стадо коров — захваченный трофей. Бедуины были удивлены тем, что еврейский командир находится в дороге в такой поздний час, и стали восхвалять его и его бойцов. Что касается стада, то оно было отдано на провиант.

19 мая рота 3-го батальона пересекла Иордан и прорвалась в лагерь противника, застав его врасплох. Вначале сирийцы оказывали ожесточенное сопротивление, но после непродолжительного обстрела из автоматического оружия и гранатного боя они сдались. Наши основные силы, в распоряжении которых было лишь стрелковое оружие и взрывчатые материалы вступили в бой за группой, прорвавшейся в лагерь, уничтожили транспорт противника, бронемашины, подожгли нефтехранилище, другие строения. Огонь полыхал три дня и три ночи, заволакивая дымом всю местность. Этот «столб огненный» был виден из всех поселений Галилеи и поднимал боевой дух наших бойцов.

В ту же ночь подразделения 3-го батальона, переброшенные в Иорданскую долину, атаковали в Цемахе полицейский пост и находившееся рядом с ним здание школы. Правда, намеченные объекты не были взяты, но прибытие 3-го батальона на помощь бойцам в иорданской долине и бой, проведенный в тылу врага, был большой моральной поддержкой для наших сил, а также нарушил планы наступления сирийцев.

Чтобы оттянуть силы противника из Иорданской долины, нам поручили провести операции в его глубоком тылу в район Кфар-Хараб на Голанских высотах к востоку от Эйн-Гева. Мы с Игалом проплыли на моторной лодке от Гинносара до Эйн-Гева. Ночь была лунной. Сирийцы, заметив лодку, открыли бесперебойный огонь. Наконец, мы добрались до Эйн-Гева. Поселенцы проявляли выдержку и спокойствие, несмотря на разрушения в поселении, причиненные огнем сирийцев. Бойцы подразделения Палмаха, добравшись до назначенного места в лодках под непрерывным сирийским обстрелом, были совершенно измотаны. Однако во время операции бойцы забыли об усталости. Подразделение приблизилось к магистрали, по которой направлялось подкрепление сирийской армии, уничтожило шесть машин с солдатами и взорвало шоссе. Появление израильских сил в тылу сирийцев посеяло панику среди солдат противника. Срыв наступления, подготовленного Сирией, а также наши смелые операции на различных участках фронта, заставили сирийскую армию отступить из сектора Иорданской долины.

Когда миновала опасность, нависшая над Иорданской долиной, 3-й батальон снова включился в операцию «Ифтах». Завершалась подготовка к занятию Малкии. Слесарные мастерские киббуцов трудились над созданием самодельных бронемашин. Основой бронетанковой колонны служили два танка — наш трофей в бою за полицейский пост на горе Кнаан. В колонне было также несколько автобусов, к которым были прикреплены металлические щиты, и грузовики с бронированным кузовом. На одной из машин была установлена 20-миллиметровая пушка. Эта машина возглавила колонну, которая вошла в Манару вместе с транспортом снабжения. Бронемашины были дислоцированы в Манаре за два дня до начала операции по взятию Малкии. Нашей целью было ввести противника в заблуждение и застать его врасплох. Мы понимали, что лобовая атака обречена на провал из-за превосходства противника как в живой силе, так и в военной технике. Поэтому было решено начать мнимую атаку с наших позиций в Неби-Юша и Рамот-Нафтали, но основной удар нанести с тыла, с ливанской территории.

Бой за Малкию начался 28 мая 1948 года. Силы 1-го батальона под командованием Дана Ланера, укрепившиеся к югу и юго-востоку от Малкии, открыли массированный обстрел. С наступлением темноты по шоссе, проходившему к северу от Неби-Юша. двинулась вереница грузовиков при зажженных фарах по направлению к Малкии и частично оттянула на себя огонь противника. Когда грузовики приблизились к огневым точкам противника, фары потушили и грузовики повернули обратно. Этот прием повторился несколько раз с небольшими вариациями, что создавало видимость отправки на фронт крупных израильских сил.

Под покровом темноты бронированная колонна пересекла ливанскую территорию между киббуцом Манара и шоссе, которое вело от Мардж-Аюна на Малкию. 1-й батальон воспользовался паникой в лагере ливанцев. Противник спасался бегством, оставляя на поле боя убитых, боеприпасы, военную технику. Исходная база действий ливанцев против Израиля была уничтожена. Утром наши силы стали укреплять занятые ими позиции, а наши бронемашины патрулировали шоссе между Малкией и Манарон. Сирийская авиация, хотя и вела обстрел наших позиций с воздуха, уже не могла изменить сложившейся ситуации.

Одновременно с боем за Малкию подразделения 3-го батальона атаковали две сирийские пограничные заставы, с которых можно было контролировать Шамир и Лахавот ха-Башан. Враг, находившийся по ту сторону границы, поверил, что в нашем распоряжении находились значительные силы.

После внушительных побед, одержанных в ходе операции «Ифтах» и бригадой Кармели, которой командовал Моше Кармел, Игал просил начальника оперативного отдела генерального штаба Игаэля Ядина прибыть вместе с Моше Кармелом в Рош-Пинну и обсудить вопросы, связанные с дальнейшим ведением войны. Ядин не мог оставить штаб и послал вместо себя Исраэля Бара, офицера оперативного отдела по северному району. Игал проанализировал ситуацию и отметил, что, учитывая победу на обоих флангах Галилеи, следует полагать, что бригады Ифтах и Кармели могут освободить в течение двух-трех дней и центральную часть Галилеи, которую удерживали местные силы при поддержке сирийских добровольцев. После завершения этого этапа борьбы Игал предлагал, чтобы бригада Кармели и дополнительные полевые роты, а также караульная служба обеспечивали оборону Галилеи. Для этого он предлагал проводить необходимые операции по другую сторону границы. Игал считал, что следует создать крупные оперативные силы под его командованием, ядром которых должна была быть бригада Ифтах. Этим силам предстояло передвигаться вдоль Иорданской долины, к флангу иорданского легиона и иракским соединениям, которые стали проникать в район Шхема и Дженина. Эти же силы должны были по плану Игала изолировать арабские силы, находившиеся в тылу на другом берегу Иордана.

Моше Кармел поддержал этот план и предложил взять на себя кроме обороны Галилеи задачу вытеснения иракских подразделений из Дженина.

Исраэль Бар одобрил план и обещал рекомендовать его штабу. Каково же было удивление, когда от нас потребовали немедленно отойти к Приморской низменности. Верховное командование Хаганы считало, что интервенция арабов в Верхнюю Галилею по крайней мере на данном этапе приостановлена, в то время как положение в Иерусалиме и в Иерусалимском коридоре было угрожающим. По этой причине было принято решение перебросить бригаду Ифтах на Центральный фронт.

По окончании операции «Ифтах» командиром бригады был назначен Муля Кохен. Бригада была переведена на фронт, которым командовал генерал Давид Маркус, а Игал Аллон был назначен его заместителем. Бригада Ифтах участвовала в сражениях за Иерусалим в секторе Латруна до наступления первого перемирия в Войне за Независимость.