"Протоколы Эйхмана. Записи допросов в Израиле" - читать интересную книгу автора (Йохен фон Ланг)

ЧАСТЬ 5

Иерусалим.Эйхман в суде

ЛЕСС. Можете сказать мне точно, с какого по какое время вы были в Венгрии?

ЭЙХМАН. Да. С 19 марта 1944 г. У меня был день рождения, поэтому я знаю дату точно. Я пересек границу 19 марта. И в сочельник на Рождество 1944 г. в половине четвертого уехал из Будапешта на Запад.

ЛЕСС. До прибытия вашей оперативной группы, "зондеркоманды", венгерское правительство депортировало евреев?

ЭЙХМАН. Не думаю, нет, не думаю.

ЛЕСС. Вы упоминали однажды, что в начале 1944 г. строили лагерь вблизи Берлина. Это было в Вульхайде?

ЭЙХМАН. Я этого названия уже совсем не помню. Это было восточнее Берлина, километров 70 или 80. Там была только железнодорожная станция, может быть, еще несколько домов вокруг нее. Вообще, ничего. Там поставили, наверное, с десяток или, скажем, дюжину больших бараков. Постоянные бомбардировки уже не позволяли серьезно работать в столице. Это понял в конце концов и мой шеф и, наверное, сказал мне: "Чего эти парни тут рассиживаются, пусть займутся делом!" Так я получил под новый 44-й год приказ соорудить барачный городок - как бы "запасные позиции" для IV управления, для гестапо. Я велел доставить туда из Терезиенштадта архитекторов, техников и рабочих. Когда почти всё уже было готово, в марте 44-го приезжает Мюллер с инспекцией, осматривает работу и говорит, что по приказу рейхсфюрера - Гиммлера, значит, - мне надо убираться отсюда в Венгрию и в качестве уполномоченного от командующего полицией безопасности и СД брать там в свои руки отправку евреев, чтобы навести в этом деле порядок. Я поехал в Маутхаузен, в концентрационный лагерь, где собирались участники операции в Венгрии, которая держалась в секрете, потому что все такие дела в Главном управлении имперской безопасности шли под грифом "государственная тайна". В Маутхаузене нас разместили в изолированной части концлагеря. Каждый день приезжало все больше людей - полицейские чиновники, сотрудники полиции безопасности; пришли автомашины, штук 160 или 180. Примерно через неделю все было готово. И поскольку у меня и у Крумая было самое высокое звание, а именно оберштурмбаннфюрер, что соответствует подполковнику, было приказано так: Крумай выезжает с передовым отрядом, примерно 30 автомашин, а через 25 часов надо трогаться мне с остальными примерно 140 машинами. Моя колонна шла вслед за первой танковой дивизией. В Будапеште группа была расформирована. Мне дали комнату в гостинице, где я прожил несколько дней.

ЛЕТОПИСЕЦ. То, о чем Эйхман рассказывает чуть ли не вскользь, происходило в ходе захвата немцами власти в Венгрии. Весной 1944 г. весь юго-восток Европы в основном, если не считать партизанских районов, находился еще в руках Гитлера. Венгрия, союзник Германии в войне против Советского Союза, сохраняла до этого времени какую-то независимость по отношению к доктринам национал-социализма. Во главе государства в течение более четырех десятков лет находился в качестве регента 75-летний Миклош Хорти, адмирал флота времен Габсбургской империи. Гитлеру приходилось считаться с ним, несмотря на то, что в течение многих лет Хорти отказывался следовать радикальному антисемитизму национал-социалистов. В начале 1944 г. в Венгрии жили около 800 000 евреев. Там было уже тревожно, но жизни этих людей еще ничто не угрожало. Со всех остальных территорий, находившихся под властью Германии, Эйхман и его команда из отдела IVВ 4уже отправили евреев в концлагеря и газовые камеры. Поскольку их работа, по-видимому, заканчивалась, Эйхман и получил задание соорудить в бранденбургских лесах запасную резиденцию гестапо. Но как только Гитлер понял, что военные поражения могут побудить Венгрию выйти из союза с Германией, как это сделало год назад правительство Бадолъо в Италии, он 12 марта приказал ввести в действие "план Маргарита" - оккупировать Венгрию. Теперь специалист по еврейскому вопросу Эйхман понадобился снова. И поскольку можно было опасаться, что во время предстоящего наступления Красной Армии венгерские евреи могут нарушить безопасность немецкого тыла, их истребление надлежало ускорить. До этого времени Эйхман всегда руководил своим аппаратом из берлинской канцелярии, на этот раз он был послан командовать операцией на месте. В Венгрии он пробыл, если учесть и перерывы по вызовам к начальству, всего несколько месяцев. И за это время отправил из Венгрии на смерть более 400.000 евреев. По его собственной оценке - 450.000.

ЭЙХМАН. Венгерское правительство было ведь свергнуто при вторжении. А Визлицени и раньше нередко приезжал в Венгрию из Словакии. Во всяком случае, он был знаком с Ласло Эндре и Ласло Бать, которые стали статс-секретарями министерства внутренних дел. И в непринужденной беседе за стаканом венгерского вина я сообщил им, что Гиммлер отдал приказ немецкой полиции и что он будет рад, если венгерских евреев эвакуируют с востока на запад и отправят в Освенцим. Затем я объяснил им, чего хочет рейхсфюрер: предельный возраст 60 лет, не надо нетрудоспособных мужчин, нетрудоспособных женщин и детей; питание на два дня, жестокого обращения по возможности избегать. Венгерская полиция и провела в Будапеште эти мероприятия с евреями. В гетто было в то время просторно. У венгров не было того, что происходило в генерал-губернаторстве, - этой тесноты, скученности. Но конечно, появились те же наспех сколоченные бараки. Доктору Эндре пришлось договариваться с венгерской жандармерией, потому что там возникли разногласия - они хотели брать всех подряд, без ограничения возраста. К командованию венгерской жандармерии был прикомандирован в качестве наблюдателя от германской полиции безопасности один из моих людей; его задачей было следить, чтобы директивы соблюдались.

ЛЕСС. И куда отправляли этих людей?

ЭЙХМАН. По приказу Гиммлера, эшелоны шли все до одного в Освенцим, все до одного. Никуда больше направлять их не разрешалось. Несколько раз венгерская жандармерия грузила людей в вагоны, не ставя нас в известность, и наш наблюдатель не мог своевременно быть на месте. А там заталкивали в вагоны силой. А ведь в директивах было установлено максимальное число - сколько сажать в один вагон. И Освенцим жаловался по этому поводу в Главное управление делами и хозяйством. А главное управление пересылало в отдел IV В 4 жалобы, что, во-первых, нарушаются директивы, что людей в пути не кормили и они чуть не умирали с голоду и что их даже били.

ЛЕСС. Вы получили также директивы о сборе имущества депортированных евреев?

ЭЙХМАН. Нет, это вообще не касалось германских служб. Этим занимались венгерские учреждения. Мы не имели права в это вмешиваться. Я стараюсь вспомнить, как было с командами сопровождения. Я почти уверен, что по венгерской территории до австрийской границы эшелоны сопровождала венгерская жандармерия, а там их принимала немецкая полиция. А роль, которую играли в Венгрии я лично и мои подчиненные, была, собственно говоря, пассивной. Наблюдатели присутствовали. Я сам ни разу не выезжал на место. Я не осмотрел ни одного эшелона. У меня не было такого приказа, а что мне по таким делам не приказывали, того я и видеть не хотел.

ЛЕСС. Я опять цитирую из воспоминаний Гёсса, английское издание; вот что он пишет о вашей деятельности заграницей: "Если иностранное правительство давало согласие на выдворение своих евреев, оно поручению какой-то официальной инстанции организовать их арест и выдачу. Затем Эйхман обсуждал непосредственно с этой инстанцией вопросы транспортировки и делился своим опытом в части арестов. В Венгрии, например, акции проводились министерством внутренних дел и полицией. Эйхман и его коллеги контролировали организацию дела и вмешивались только в том случае, если венгры действовали медленно или халатно. Штаб Эйхмана должен был также поставлять подвижной состав и согласовывать расписание с министерством путей сообщения. По приказу Поля, начальника Главного управления хозяйством и делами СС, а тем самым - и концлагерей, я трижды приезжал в Будапешт, чтобы получить приблизительное представление об ожидаемой численности трудоспособных евреев. Это давало мне возможность наблюдать методы Эйхмана при ведении переговоров с отделами венгерского правительства и военными. Держался он решительно и по-деловому, но дружественно и вежливо. Куда бы он ни пришел, с ним охотно имели дело. Это подтверждается бесчисленными личными приглашениями, которые он получал от руководителей этих отделов. Эйхман был совершенно убежден в том, что если ему удастся уничтожить биологическую базу евреев на Востоке, то от этого удара еврейство в целом никогда больше не оправится. Он был совершенно одержим своей миссией и убежден в том, что акция истребления необходима, чтобы на будущее обезопасить немецкий народ от деструктивных намерений евреев. Он был также явным противником отбора из эшелонов работоспособных евреев. Он считал это препятствием для окончательного решения еврейского вопроса, которое должно быть проведено как можно скорее, поскольку невозможно предвидеть исход войны. Уже в 1943 г. он сомневался в полной победе Германии". Желаете проглядеть и высказаться об этом?

ЭЙХМАН. Если бы у меня был красный карандаш, господин капитан, я бы подчеркнул все, что является притянутым за волосы враньем. Это настолько несерьезное изложение, что я... И так прозрачно, словно он здесь ну прямо ожил. Меня уже не сердит, что он надеется нанести мне вред таким количеством лжи. Я уже за это время все прошел, что касается таких текстов. Если желаете, господин капитан, я выскажусь обо всем.

ЛЕСС. Вы не обязаны это делать.

ЭЙХМАН. Я в принципе отвергаю это целиком как неправду. Это... у меня слов нет, а ведь все одно к одному.

ЛЕСС. Вы созывали в Будапеште, вскоре после вашего прибытия, совещание еврейских функционеров, на котором заявили им, что никаких намерений депортировать евреев не существует?

ЭЙХМАН. Если меня послали в Венгрию, господин капитан, с целью депортации, то я и не говорил еврейским функционерам, что ее не будет. И я никогда не врал еврейским функционерам. За время многолетнего общения, которое было у меня с еврейскими функционерами, не найдется, наверное, ни одного, кто мог бы меня упрекнуть, что я ему лгал.

ЛЕСС. В течение какого периода, за какие месяцы были депортированы из Венгрии в Освенцим или депортированы вообще упомянутые вами "приблизительно 450.000" евреев?

ЭЙХМАН. Может быть, может быть... депортации... я прикидываю теперь... начались не раньше конца апреля 1944 г. Может быть, даже в начале мая. Шли по составленному расписанию, потом вдруг начались осложнения, потом пошло дальше, в общем, все время по-разному. А вот когда закончились, этого я уже не могу сказать. Может быть, в октябре.

ЛЕСС. А что вам известно о поездке Йоэля Бранда, вызванной вашим предложением об обмене миллиона евреев на 10.000 грузовых автомашин?

ЭЙХМАН. Господин капитан, насколько я могу вспомнить, господин капитан, это дело... оно возникло от Гиммлера. Я теперь не представляю себе, кто... кем был этот Йоэль Бранд. Может быть, я его и видел, но только... только мельком, может, один-два раза. Он ведь тогда сразу уехал. Деталями занимался Крумай. Я знаю только, что речь шла о миллионе евреев, которых надо было доставить в какой-то пункт и освободить в обмен на десять тысяч грузовиков, пригодных к зимней эксплуатации, с обещанием не использовать их на западном фронте. Это было основное, и я полагаю... я думаю, что примерно в это время Гиммлер сказал, что он хотел бы... хотел переговорить с доктором Хаимом Вейцманом.

ЛЕСС. Как отнеслось венгерское правительство к предложению обменять миллион евреев на 10.000 грузовых машин?

ЭЙХМАН. Ну, оно же, я думаю, ничего об этом не знало. Заметили ли они потом, мне неизвестно - ведь за каждым нашим шагом следили венгерские службы.

ЛЕСС. Когда с вашего согласия Йоэль Бранд уезжал за границу, чтобы сообщить там о вашем предложении, вы ему обещали, что за время его отсутствия евреев депортировать не будут?

ЭЙХМАН. Какая-то договоренность была, господин капитан, о чем-то. Но я теперь уже не знаю даже, что он написал об этом в своей книге. Потому что в то время чуть не каждый день то и дело приходил д-р Кастнер. Я должен был что-то решать с венгерскими инстанциями, чтобы они тут... чтобы я мог как-то прояснить дело. Я уже не могу вспомнить подробности.

ЛЕСС. Я хочу прочесть вам теперь несколько мест из составленного доктором Кастнером отчета еврейского комитета спасения. Вот он пишет: "После отъезда Бранда и Гроса в Стамбул, я пришел вместе с Ханси Бранд (жена Йоэля) к Эйхману. Мы знали, что перед нами - главный режиссер истребления евреев. Но и возможность помочь нам находилась в его руках. Он и только он решал - казнить или миловать. Мы откровенно говорили с ним о зверствах в гетто и в эшелонах, увозивших людей. Мы спросили его, почему назначенных на депортацию из провинции не везут в Будапешт, как обещал Крумай. Мы сказали ему, что в таких условиях вряд ли можно вести обнадеживающие переговоры с заграницей. Он лгал нам о своей симпатии к сионистам. О конкретных вопросах он сказал: если и было такое, что в Прикарпатье напихали в вагон 90 человек, то это потому, что в этой местности у евреев слишком много детей, а детям нужно меньше места. К тому же здешние евреи невзыскательны. Что приостановить депортацию - об этом не может быть и речи. Не надо считать его дураком. Потому что если он приостановит депортацию, то заграница вообще не станет вести с ним никаких переговоров. Мы должны энергичнее заняться переговорами в Стамбуле, потому что он не даст вводить себя в заблуждение, а его терпение имеет пределы".

ЭЙХМАН. Я не могу вспомнить обо всем этом. Вполне возможно, большая часть здесь - правда, и вполне возможно также, что обстоятельства излагаются субъективно, так сказать, - в русле, представляющемся автору приемлемым. Что я приостановлю депортацию - это конкретное утверждение, разумеется, неправда. А правдой может быть, что я сказал: я не могу ее остановить, потому что не я отдал приказ о ней. Я получил приказ, и я всего лишь... исполнитель.

ЛЕСС. Речь здесь идет, однако, о поездке Йоэля Брэнда. Если депортация в то время продолжалась, это не могло не препятствовать миссии Брэнда. А вы на это, как утверждает здесь Кастнер, ответили, что не остановите ее.

ЭЙХМАН. Если это так - я принимаю сейчас, что я так говорил, - то, значит, инстанция, которая дала согласие на это дело, отдала и соответствующий приказ.

ЛЕСС. Я читаю вам, что пишет д-р Кастнер в другом месте: "Эйхман вернулся к себе на службу в одиннадцать часов. Я сразу же попросил доложить обо мне. Через полчаса он велел меня позвать. Позади него стоят - это его ближайшие сотрудники, его штаб - Крумай, Визлицени, Гунше и Новак. Эйхман начинает орать. Я молчу. Нужно, чтобы сначала прошел припадок бешенства. Понятно, что стоит теперь на кону. Дело уже не в спасении нескольких сот евреев из провинции. Если теперь, прямо сейчас, не удастся уговорить Эйхмана уступить, то "Ваада", наша тайная сионистская организация, окажется точно в таком же дурацком положении, как многие до нас в оккупированной Европе, кто поставил в этой рулетке жизнь людей на немецкую карту. У плаченные миллионы окажутся пшиком. А проигравшего назовут еще и предателем. "Чего вы, собственно, хотите?" - спрашивает наконец-то Эйхман. Цитирую Кастнера: "Я должен настаивать на том, чтобы наши договоренности соблюдались. Вы согласны привезти в Будапешт из провинции предложенных нами людей?" Я Цитирую Эйхмана: "Если я сказал "нет", значит, нет!" Цитирую Кастнера: "Тогда для нашей стороны нет смысла вести переговоры дальше". Я делаю вид, будто хочу уйти. Цитирую Эйхмана: "Ваши нервы сдают, Кастнер. Я вас пошлю в Терезиенштадт, чтобы вы отдохнули. Или вы предпочитаете Освенцим? Поймите же меня. Я должен убрать это еврейское дерьмо из провинции. Тут не помогут никакие доводы и рыдания". Цитирую Кастнера: "Тогда наши доводы не помогут и Брэнду на его переговорах в Стамбуле". Цитирую Эйхмана: "Чего же вы от этой пары евреев хотите?" Цитирую Кэстнера: "Дело не только в них. Дела в Стамбуле плохи, потому что вы форсируете депортацию. Вы же должны подтвердить серьезность ваших предложений!" Цитирую Эйхмана: "Но поймите же, я не могу отвечать за это перед венгерским правительством. Я обещал Ласло Эндре, что ни один еврей не вернется живым"...

ЭЙХМАН. Это очень театрально, очень театрально описано. Я должен... я опять должен сказать. Здесь есть зерно правды, но с очень многими... много приписано, приукрашено. Очень многое добавлено и приукрашено. Эти крепкие выражения - я их вряд ли употреблял. А о конкретном содержании я, конечно, ничего не знаю. Предлагал я ему отправляться в Терезиенштадт или нет? Я этого не знаю.

ЛЕСС. Я еще раз цитирую д-ра Кастнера; должно быть, это примерно в июне 1944 г., о чем он пишет: "Я обратил внимание Эйхмана на то, что уничтожение депортированных евреев в Освенциме поставило нас, "Вааду", в ужасное, невыносимое положение по отношению к зарубежным еврейским организациям и к союзникам. "Наш моральный кредит подорван. Заграницей никто больше не верит, что план спасения принимался когда-либо всерьез германской стороной". - "Как вы это себе представляете? - рычал Эйхман. - Может, вы думаете, что у рейха столько продовольствия, чтобы месяцами кормить сто тысяч венгерских евреев? Медицинский персонал и врачи, чтобы лечить ваших больных?". Я спросил (цитирую Кастнера): "Что произойдет, если не сегодня-завтра в Стамбуле будет заключено соглашение? Ведь если вы пошлете венгерских евреев в газовые камеры, чем вы будете расплачиваться за грузовики?" Цитирую Эйхмана: "Можете не беспокоиться! Там есть дети от двенадцати до четырнадцати лет. Через год-два они сгодятся для работы. Но я могу отдать и польских евреев или из Терезиенштадта. Так что за меня можете не беспокоиться". Цитирую Кастнера: "Я убежден в том, - сказал я, - что этим вы не принудите заграницу к соглашению. Вы вообще заинтересованы во всем этом деле? Вы должны представить доказательства вашей доброй воли. Я делаю вам предложение: мы требуем безопасности для ста тысяч венгерских евреев, включая малолетних детей, стариков и больных. В подтверждение нашей готовности идти на жертвы, мы предлагаем за это примерно пять миллионов швейцарских франков в виде драгоценностей, иностранной валюты и венгерских пенго. Ценности передаем постепенно, по мере ответных действий". Помните такое?

ЭЙХМАН. No! Может быть, он мне и делал такое предложение. Я не хочу отрицать, потому что я этого не помню. Но ведь у меня был в конечном счете приказ: 10.000 грузовых автомашин = один миллион евреев. И это дело было для меня, я бы сказал... это же был приказ! Больше я об этом ничего сказать не могу.

ЛЕСС. А другие сделки?

ЭЙХМАН. Бехер договаривался с д-ром Кастнером о каких-то поставках, и за это Бехер обещал ему определить контингент, который сможет эмигрировать в Палестину. Кастнера интересовали только молодые евреи из восточных областей Венгрии. Эти группы надо было пропустить нелегально и без ведома венгерского правительства через румынскую границу. Кажется, однажды д-р Кастнер пришел с чемоданом иностранной валюты. Но тут про эти дела узнала венгерская тайная полиция, как раз про чемодан с деньгами. В то время сотрудничество с венгерской полицией делалось особенно затруднительным.

ЛЕСС. Что же тогда сделали с деньгами?

ЭЙХМАН. Я этого не знаю, господин капитан. Это шло через управление командующего полицией безопасности и СД в Будапеште.

ЛЕТОПИСЕЦ. В Будапеште Эйхман завел ту же, опробованную уже в Вене, Праге и Берлине систему - привлек членов совета еврейской общины к выполнению своих целей, объясняя им, что таким образом они помогут избежать еще больших бед. Адвокат д-р Реже Кастнер, один из руководителей организации венгерских евреев, особенно старался заручиться доверием Эйхмана, намереваясь провести под его прикрытием операцию спасения. Он и торговец вязаными изделиями Йоэль Бранд старались, используя ситуацию, побудить как можно больше евреев эмигрировать в Палестину. Считали они предложенный ими выкуп серьезным ходом или только пытались оттянуть таким образом массовые убийства, надеясь на скорый конец войны, - значения не имеет. Важнее другое: Гиммлеру было доложено об этом предложении, и он уполномочил Эйхмана вести переговоры с Кастнером и Брандом. Оба они старались поддержать впечатление, будто тесно связаны с "Центром мирового еврейства" (существовавшим лишь в воображении нацистов) и с президентом Всемирной сионистской организации д-ром Хаймом Вейцманом, поэтому Гиммлер и намеревался использовать их в своей двойной игре. Он и предложил остановить "ликвидации", если ему дадут грузовые автомашины для войск СС. Выдвигая такое требование, он одновременно как бы страховал себя от возможных обвинений Гитлера. На самом же деле Гиммлер, вероятнее всего, надеялся войти через этих людей в контакт с Вейцманом и с западными союзниками, чтобы заручиться поддержкой своего плана - захвата власти с концом господства Гитлера в Германии. Но сделка не состоялась. Миссия Йоэля Бранда потерпела фиаско.

ЛЕСС. Вы угрожали еврейским функционерам в Будапеште, что, если Бранд вернется ни с чем, вы снова запустите "мельницу" в Освенциме на полный ход?

ЭЙХМАН. Я никогда не угрожал ни одному еврейскому деятелю. Ни в Венгрии, ни в какой другой стране. А "мельницу в Освенциме" - это выражение я услышал в первый раз, когда в тысяча девятьсот... наверное, в 1947-м... в немецком городке в Люнебургской пустоши шел фильм, который так назывался: "Освенцимская мельница". Так что если кто-то мне приписывал, будто я грозил "мельницей в Освенциме", то я... мне уже ясно, что это неправда.

ЛЕСС. Когда вы прибыли с вашей оперативной группой, "зондеркомандой", 19 марта 1944 г. в Венгрию, там у руля было правительство Дёме Стояи. В июле его сменило - до середины октября 44-го - правительство генерала Гезы Лакатоша. Вы это помните?

ЭЙХМАН. Уже не помню. Но простите, ведь с теми, кто на самом верху, я тоже не имел никаких дел. А единственным лицом, которого я держался, был статс-секретарь Эндре.

ЛЕСС. Верно ли, что в течение нескольких месяцев, с июля по октябрь, депортация евреев не проводилась, потому что правительство Лакатоша было против?

ЭЙХМАН. Что в течение целого квартала не ушел ни один эшелон?.. Мне кажется, что перерыв был не таким долгим, господин капитан. Что все время возникали трудности, это я тоже знаю, но знаю, что они были не столько из-за венгерского правительства, сколько из-за того, что железные дороги постоянно выходили из строя, их бомбили.

ЛЕСС. Вы помните, что потом произошел государственный переворот, что Хорти был свергнут?

ЭЙХМАН. Да, конечно, конечно, верно!

ЛЕСС. И что к власти пришел Салаши?

ЭЙХМАН. Да, это верно. Так точно, это я теперь вспоминаю.

ЛЕСС. И депортации начались снова?

ЭЙХМАН. Наверное, это так, наверное, так.

ЛЕТОПИСЕЦ. Путч 15 октября 1944 г. был инсценирован немцами. Регент Хорти желал прекратить явно проигранную и ставшую бессмысленной для его народа войну и поручил своему сыну Миклошу начать переговоры о перемирии. Гитлер приказал арестовать их обоих. Сын попал в концлагерь Маутхаузен, отца держали в заточении в замке Гиршберг в Баварии. В Венгрии власть была захвачена фашистским движением "Скрещенные стрелы", его вождь Ференц Салаши стал премьер-министром. Регент Хорти не препятствовал тому, что венгерских евреев сгоняли в "рабочие команды", но, когда убедился, что депортированных убивают, запретил проводимые Эйхманом депортации. Ну а при Салаши можно было убивать снова.

ЛЕСС. Не была ли вся ситуация в Венгрии в отношении депортации евреев своего рода диктатом со стороны Германии, которому венгерские инстанции должны были подчиниться?

ЭЙХМАН. Господин капитан, но я - ха-ха-ха, позволю себе сказать - я никогда не находил, что это был диктат. По меньшей мере, до уровня статс-секретаря я такого не видел. Скорее уж наоборот.

ЛЕСС. Я показываю вам теперь выдержку из материалов судебного следствия в Народном суде Венгрии на процессе по делу Стояи и его сообщников в апреле 1946 г. Здесь имеется такая фраза, я цитирую: "Во время допроса Стояи рассказал, что Эйхман сообщил венгерскому правительству детали, относящиеся к решению еврейского вопроса в Венгрии". Хотите высказаться об этом?

ЭЙХМАН. Так точно. Я понимаю этот текст так, что тогдашний премьер-министр решил все дело вместе с Кальтенбруннером и имперским уполномоченным по Венгрии группенфюрером СС Везенмайером на высшем уровне. Стояи сказал, что Эйхман сообщил детали, относящиеся к решению еврейского вопроса в Венгрии. Далее Стояи сообщил, что Кальтенбруннер хотел, чтобы еврейский вопрос в Венгрии решался по германскому образцу. Это то самое, что говорю я, господин капитан. У меня был тогда приказ позаботиться о том, чтобы Венгрию прочесали с востока на запад. Мне не надо было определять детали, потому что венгерская жандармерия получила приказ, что ей делать, по инстанции, от Эндре. Моя деятельность в Венгрии была, как я уже позволил себе заметить, скорее сдерживающей, потому что Главное управление делами и хозяйством СС возражало против этих - скажем так - способов и темпов проведения акции.

ЛЕСС. Сообщая о деталях, вы упоминали, что евреев везут в лагеря уничтожения? В Освенцим?

ЭЙХМАН. В Освенцим? Конечно; но под венгерским правительством, которое я об этом информировал, следует понимать, разумеется, статс-секретарей Ласло Эндре и Ласло Бать.

ЛЕСС. Когда эшелоны прибывали в Освенцим, то перед тем, как депортированные поступали в лагерь, разве не проводилась "селекция", после которой большая часть попадала в газовые камеры?

ЭЙХМАН. Да, господин капитан, но ведь там требовались только пригодные для работы. Я с самого начала был того мнения, что из Венгрии надо везти только трудоспособных. Однако здесь я убедился, что из Венгрии шли эшелоны с евреями, нетрудоспособность которых была очевидна. И поэтому приехал Гёсс...

ЛЕСС. Если бы все они были пригодны для работы, их бы не подвергали селекции.

ЭЙХМАН. Конечно нет. Но кто пригоден, а кто нет, решал не я. Мне надлежало решать - до какого возраста. Я ведь эти директивы не сам сочинил, я их получил, как я уже несколько раз объяснял, сверху, от рейхсфюрера СС и начальника германской полиции через начальника... начальника полиции безопасности и СД.

ЛЕСС. В лагеря уничтожения эвакуировали большое число многодетных семей?

ЭЙХМАН. Я... я этого не знаю, господин капитан. Я этого не знаю. Не хочу казаться глупее, чем я есть. Из документов, которые я здесь видел, из того факта, что жаловался комендант Гёсс, вроде бы следует, как я подозревал и раньше, - ясное дело, эти ребята сгоняли всех в одну кучу.

ЛЕСС. Не была ли вся эта терминология насчет использования на работах своего рода маскировкой? Чтобы скрыть настоящую цель?

ЭЙХМАН. Нет, нет, нет. Во время Венгрии... венгерское дело, господин капитан, уже нет. Нет, нет!

ЛЕСС. Только раньше?

ЭЙХМАН. Если и было, то... Раньше всегда говорилось про работоспособных - только заграницей. А в генерал-губернаторстве и в оккупированных восточных областях, это я знаю, там такого различия не было.

ЛЕСС. Я показываю вам документ обвинения 11-го Нюрнбергского процесса военных преступников. Это телеграмма из Будапешта от 17.6.1944 г. В строке "евреи" здесь значится: "Общее число отправленных в рейх 326.009".

ЭЙХМАН. Число, если его приводит имперский уполномоченный по Венгрии Везенмайер, должцо соответствовать. Значит, он получил его от меня или от кого-то из моих людей.

ЛЕСС. Был ли в Венгрии закон, который легализовал депортацию евреев в Германию и оккупированные Германией восточные области?

ЭЙХМАН. Венгерский закон, чтобы... Господин капитан, сегодня я уже не могу на это ответить. Потому что... моя... правильнее сказать, легальная деятельность германских ведомств в Венгрии заключалась в следующем: во-первых, отдача приказов, которые я получал, а во-вторых... ну, что все работы, которые с этим были связаны, проводились через статс-секретариат венгерского министерства внутренних дел.

ЛЕСС. Существовал ли в Германии, Австрии, Богемии и Моравии такой закон, на основании которого разрешалось бы депортировать в концентрационные лагеря массу евреев, цыган и неевреев?

ЭЙХМАН. Да, это приказ фюрера и рейхсканцлера. Я лично его не... я получил приказ не от него, а от начальника герман... от рейхсфюрера СС и начальника германской полиции, который, поскольку дело относилось к области безопасности, передал его шефу полиции безопасности и СД, от которого я и получил по служебным каналам, в пределах моей деят...

ЛЕСС. Когда я говорю "закон", то имею в виду то, что содержится в своде законов, публиковалось в имперском бюллетене или иное постановление такого же рода.

ЭЙХМАН. Это же не... Этого же не требуется. Имперский закон не нужен, господин капитан. Ведь существуют указы. Существуют приказы. И ведь считалось... не только считалось, это был непреложный факт, что "слово фюрера имеет силу закона", - на это ссылались. Приказы, которые отдает командующий, генерал, - они ведь тоже не печатаются в сборнике законов.

ЛЕСС. Значит, было... Это было под грифом "государственная тайна"?

ЭЙХМАН. Государственная тайна, так точно!

ЛЕСС. Был ли в Германии закон, легализовавший массовое умерщвление газом и массовые расстрелы евреев, цыган и неевреев?

ЭЙХМАН. Был приказ Гитлера, о котором мне, например, сообщил однажды сам начальник полиции безопасности и СД обергруппенфюрер Гейдрих, как я об этом уже рассказал на допросе. И у меня не могло быть сомнений, может ли фюрер и рейхсканцлер Германской империи отдать такой приказ. И обергруппенфюрер Гейдрих тоже не позволил бы себе такого.

ЛЕТОПИСЕЦ. Такими свирепыми, как их описывает Эйхман, венгерские жандармы, конечно, не были, но нельзя отрицать, что настроены они были по отношению к евреям не слишком дружественно. А глава государства адмирал Хорти вряд ли так уж противился тому, чтобы путем принудительных мер в области экономики лишить еврейских граждан своей страны законной защиты. Но только вынужденно, под давлением Гитлера, он разрешил немцам брать их на принудительные работы. А когда ему стало ясно, что большинство депортированных сразу по прибытии в лагерь убивают, он постановил 26 июня 1944 г. прекратить депортацию и освободить от должности статс-секретарей Эндре и Бать, поставщиков Эйхмана в венгерском министерстве внутренних дел. А без венгерских жандармов немецкие охотники за евреями были практически беспомощны - они лишались исполнителей. Кроме того, Хорти потребовал от правительства рейха, чтобы оно отозвало в Германию гестаповцев, особенно - оперативную группу, "зондеркоманду" Эйхмана. Гиммлер, казалось, пошел на уступки: 25 августа он запретил дальнейшую депортацию евреев из Венгрии в рейх, т.е. в Освенцим, а 28 сентября 1944 г. издал приказ о роспуске "зондеркоманды" Эйхмана. Но тот мог не торопиться, зная, что он и его люди скоро понадобятся снова. Гиммлер хотел, прежде всего, хоть немного смягчить впечатление от происходящего с венгерскими евреями. От человека, которому было дано такое поручение, не должно было пахнуть трупами. Таким был штандартенфюрер СС Курт Бехер, занимавшийся в штабе германского начальника СС и полиции хозяйственными делами. Еще в мае 1944г. он отличился в Венгрии "ариизацией" машиностроительных заводов "Манфред Вайс".

ЛЕСС. Штандартенфюрер Курт Бехер имел полномочия воспрепятствовать депортации евреев из Венгрии?

ЭЙХМАН. Господин капитан, с Бехером... с Бехером я сначала не совсем... Если это интересно, то я могу коротко описать - дела этого Бехера!

ЛЕСС. Пожалуйста, разумеется.

ЭЙХМАН. Бехер пришел ко мне - я его раньше не знал - в первые же дни в Будапеште. Сказал ли он мне уже тогда, что у него специальное поручение Гиммлера, этого я не помню. Он, мол, должен проталкивать здесь хозяйственные дела войск СС, и мы постоянно совещались тройкой: д-р Кастнер, Бехер и я. Лейтмотив этих обсуждений был всегда один: контингента евреев для отъезда в Палестину, а Бехер, в соответствии со своим заданием, настаивал на каких-то вознаграждениях за это. Несколько раз д-р Кастнер как-то пробивал небольшие группы; кажется, он даже сказал мне, что у него спрятаны в разных местах евреи и чтобы германская сторона имела в виду, что венгерская жандармерия не выдаст эти места гестапо. Однажды, будучи в Берлине, я доложил группенфюреру Мюллеру о Бехере, поскольку Бехер не раз... ну, скажем... э-э... демонстрировал такие полномочия, которые никак не соответствовали его принадлежности к войскам СС. Ведь немыслимо, чтобы служащий войск СС присваивал себе полицейские полномочия. Мюллер не сказал мне ничего конкретного, он хотел сам поговорить с ним. Я так и сказал Бехеру, но, наверное, он туда не пошел. Только когда меня вызвали вместе с Бехером к рейхсфюреру, я сразу понял: ясно как дважды два, что он действует в Венгрии по приказу Гиммлера. С течением времени учреждение Бехера в центре Будапешта все расширялось.

ЛЕСС. Но полномочий прекратить депортацию у него не было?

ЭЙХМАН. Не было, этого... нет, не было.

ЛЕСС. Утверждал ли он что-либо подобное в беседах с вами?

ЭЙХМАН. Однажды он - это было, когда я на него очень рассердился, - он накричал на д-ра Кастнера: "Если того-то и того нет, то я велю оберштурмбаннфюреру Эйхману, чтобы он немедленно эвакуировал..." - я не помню, сказал он десять тысяч евреев или сколько. Я подумал тогда: это уж слишком! Во-первых, он как служащий войск СС не может приказать полиции эвакуировать десять тысяч евреев, он даже не может приказать эвакуировать двух евреев! Во-вторых, такое его поведение чрезвычайно меня оттолкнуло, так что я даже поставил в известность об этом случае группенфюрера Мюллера. Не могу не заметить теперь, что Бехер вел себя совершенно беспринципно. То и дело ссылался на некий "приказ рейхсфюрера", который он может исполнить только в том случае, если эвакуация будет идти полным ходом. Он желает знать, что мы подгоняем эвакуацию, раз-два и готово! Что такова, мол, воля рейхсфюрера.

ЛЕСС. Какими были ваши личные отношения с Бехером?

ЭЙХМАН. С Бехером? Они были хорошими - за исключением этой истории, когда я так на него рассердился. Область его задач в Венгрии была - не знаю, верно ли я выбрал выражение, - ликвидация собственности концерна "Манфред Вайс". Манфред Вайс был самым крупным промышленником Венгрии, в каком-то смысле - "венгерский Крупп", и Бехер занял там, кажется, место директора или что-то в этом роде. Во всяком случае, он мне сам так сказал однажды. Семью хозяина Манфреда Вайса он... Наверное, они улетели самолетом в Швейцарию. Сам Гиммлер вместе с ним занимался всем этим делом с компанией "Манфред Вайс". Так мне сказал Бехер.

ЛЕТОПИСЕЦ. В некоторых пунктах Эйхман заблуждается. Сын гамбургского торговца, Бехер вначале имел задание закупить лошадей для воинских частей С С. Один из его венгерских партнеров попросил его оказать помощь евреям, членам семьи умершего основателя венгерского концерна Манфреда Вайса, которые боялись проводимой Эйхманом депортации. С другой стороны, Гиммлер желал сколотить эсэсовский промышленный концерн, прибыль от которого дала бы возможность сделать военные формирования СС материально независимыми. По договору, заключенному в середине мая, наследники Вайса уступали хозяйственным предприятиям СС более половины акционерного капитала. За это 48 членов семьи были доставлены двумя немецкими самолетами в Португалию. Операции Бехера на этом не кончились. Эйхмана он о них информировал - безусловно, умышленно - лишь частично. Эйхман видел в Бехере врага, злоупотребляющего полученными от рейхсфюрера СС полномочиями с целью спасти от истребления слой самых авторитетных, самых богатых и поэтому, согласно нацистской идеологии, самых опасных евреев. Разногласия между Эйхманом и Бехером и побудили Гиммлера вызвать их обоих в свою ставку.

ЛЕСС. Вот документ обвинения 11-го Нюрнбергского процесса военных преступников. Он из министерства иностранных дел и касается отправки 318 венгерских евреев в Швейцарию.

ЭЙХМАН. Да, речь идет о нелегальном переходе, и мне кажется неверным, если там говорится, что вопрос согласован между рейхсфюрером СС и оберштурмбаннфюрером Эйхманом лично и только устно. А правильнее должно быть: со штандартенфюрером Бехером. Он, собственно, договаривался с д-ром Кастнером. Ведь именно о таком деле идет здесь речь. Я не имею никакой возможности сказать что-либо о том, в чем состояла коммерческая сторона. Об этом лучше всего было бы послушать Бехера.

ЛЕСС. Почему Бехера? Ведь здесь говорится о сообщении, сделанном сотруднику МИДа Тадцену вашим отделом. Оно основано на том, что между Гиммлером и вами состоялась беседа, а Бехер вообще не упоминается.

ЭЙХМАН. Да, было так, что... ну, потому что вызвали к рейхсфюреру - к Гиммлеру вызвали как Бехера, так и меня. Мы были там у Гиммлера вместе; только потом его вызывали к Гиммлеру еще раз одного. О чем они там условились, я не знаю. Но я эту переброску в Швейцарию не проводил. Я должен был только сказать пограничной службе, чтобы им не чинили препятствий, и позаботиться о прикрытии с венгерской стороны.

ЛЕСС. Вы не вели соответствующих переговоров с еврейскими деятелями?

ЭЙХМАН. С доктором Кастнером, например, - постоянно.

ЛЕСС. О каких эквивалентах шла там речь?

ЭЙХМАН. Вот этого я не знаю, господин капитан. Суммы, экономическая сторона дела, меня... не входила в задачи моей команды, этим занимался Бехер. Меня могла интересовать только полицейская сторона дела. Никаких, никаких других дел ни с одним еврейским деятелем мы не имели; торговаться - это была задача команды Бехера.

ЛЕСС. И ваш отдел так сплоховал, что сообщил МИДу об отъезде евреев, согласованном вами устно с Гиммлером?

ЭЙХМАН. Да, но дело в том... Сведения наполовину верны, господин капитан, я ведь был с Бехером у рейхсфюрера. Нас ведь вызвали к нему обоих. Ну, и было разделение задач; один должен был позаботиться об одних делах, другой - о других делах. Бехер никак не мог, к примеру, обеспечить надежный переход евреев через границу. Это было в ведении моей команды.

ЛЕСС. Когда состоялась эта беседа с Гиммлером?

ЭЙХМАН. Я думаю, был конец мая или июнь 1944 г. Ставка Гиммлера была тогда где-то на западе Германии. Поезд стоял неподалеку от туннеля, и при воздушной тревоге его уводили в туннель. Туда мы ехали из Будапешта на двух машинах, Бехер на своей, я на своей, и время от времени мы садились вместе, чтобы можно было поговорить. Бехер вез - он мне сам показал - золотую цепь, которую хотел передать Гиммлеру для его подруги. У нее был ребенок от Гиммлера. Я такое вообще в первый раз услышал.

ЛЕТОПИСЕЦ. Тут Эйхман снова ошибается. Прежде всего, в дате: он поехал в ставку Гиммлера гораздо позже, в декабре 1944 г. Так говорит не только его попутчик Курт Бехер, в то время оберштурмбаннфюрер, но и сам Эйхман косвенно подтверждает это своим описанием ситуации. Лишь незадолго до конца года Гиммлер принял на себя командование германской обороной на юго-западном направлении, простиравшейся от швейцарской границы, через Эльзас до Пфалъца. Рейхсфюрер СС находился со своим личным штабом - как и до того на Восточном фронте - в специальном поезде, стоявшем на шварцвалъдской железной дороге у Триберга (между Рейнталем и Донауэшингеном). При сообщениях о налете вражеской авиации поезд скрывался в одном из туннелей этой горной дороги. Любовницу Гиммлера звали Хедвиг Поттгаст. Она в течение многих лет была его секретаршей, имела от него двух детей и жила неподалеку от Берхтесгадена в доме, который он распорядился построить специально для нее - в основном на ссуженные Борманом партийные деньги.

ЭЙХМАН. Гиммлер приказал мне доложить ему о делах. Потом он сказал в присутствии Бехера, что в отношении исхода войны он настроен оптимистически. Он сказал далее, что если бы все это пришлось ему делать еще раз, то он построил бы всю систему концентрационных лагерей не в теперешнем виде, а по английскому образцу. Я теперь не могу уже точно вспомнить, но я думаю, что во время этой беседы он сказал, что отдал приказ прекратить удушение газом, или - что он даст такой приказ.

ЛЕСС. Вы были награждены крестами второй и первой степени "За военные заслуги"? Вы помните, когда вы их получали?

ЭЙХМАН. Я получил... да, за... Мне надо вспомнить с самого начала, господин капитан. За дело с военным госпиталем я получил Железный крест второй степени. А незадолго до этого я получил... Крест "За военные заслуги" первой степени с мечами... я получил, когда вместе с Бехером... когда с Бехером был у рейхсфюрера.

ЛЕСС. Эта была награда за вашу работу в Венгрии?

ЭЙХМАН. Эти, господин капитан, кресты "За военные заслуги" - не столько награда, их ведь просто... Железный крест второй степени считался в полиции безопасности наградой, а кресты "За военные заслуги" просто раздавали время от времени в полиции безопасности, сверху донизу, столько-то штук.

ЛЕСС. Вот у меня показания Курта Бехера, которые он дал на допросе 10 июля 1947 г. Я читаю вам некоторые места, где он упомянул о вас: "Теперь я хотел бы сказать еще о беседе с Гиммлером, которая была у нас вместе с Эйхманом в его ставке в Триберге". Бехеру был задан вопрос: "Когда?" Его ответ: "Должно быть, в первой половине декабря 1944 г. Господин Гиммлер принимал господина Эйхмана в моем присутствии в течение десяти минут и кричал на него: "Если вы до сих пор убивали евреев, а теперь я приказываю вам заботиться о евреях, то извольте доложить, исполните вы этот мой приказ или нет". Господин Эйхман сказал: "Так точно, рейхсфюрер!" - и замер. Затем, после обсуждения, Гиммлер отпустил его, а я остался. Тут я умолял Гиммлера чуть не на коленях: "Ради Бога, поправьте дело с Эйхманом, пока он не уехал из вашей ставки; он ведь сделает всё вопреки вашим приказам, он и дальше будет их... Я знаю способ: наградите его крестом "За военные заслуги" первой степени с мечами!" И господин Эйхман был награжден тогда крестом "За военные заслуги" первой степени с мечами. И господин Эйхман смирился". Вот такие показания Бехера.

ЭЙХМАН. Он здесь использует тот факт, что рейхсфюрер СС и начальник германской полиции наградил меня крестом "За военные заслуги" первой степени с мечами, чтобы доказать... Просто киносценарий какой-то, а не допрос, где он обязан говорить правду. Это вранье от начала до конца. Рейхсфюрер вовсе не кричал на меня при Бехере, и обращение было совершенно нормальным, деловым, корректным. Нисколько он не кричал, нисколько. И хотел бы я, хотел бы посмотреть на рейхсфюрера СС, который утверждает - а я стою перед ним, - что я противлюсь его приказам! Да я бы из ставки не вышел; меня бы немедленно, прямо на месте, арестовали.

ЛЕСС. В чем состояло содержание беседы, которая была у вас с Гиммлером?

ЭЙХМАН. Я получил приказ ехать с Бехером, и, я думаю, тогда-то и было велено: стоп! Приказ остановить отправку эшелонов. А в заключение этой истории с Бехером я хочу еще сказать, господин капитан: я ведь где-то что-то читал про показания Бехера. Или что он вышел на свободу, или еще что-то я читал в эти годы. Но что он так изолгался, что сообщает такую ложь, дает такие лживые показания - это я считал невозможным. Эти показания сделаны, чтобы умыть руки, снять с себя всякую ответственность; он пытается изобразить, будто он никому не причинил вреда, он вроде бы ни при чем. Я не знаю, чем Бехер занимался до этого. Я ни в коем случае не хочу его обвинять. Но уж чья бы корова мычала... И я полагаю, что у него были причины нести такое, потому что это неправда. А что могло побудить его приписывать мне, будто я действовал вопреки приказу рейхсфюрера, этого я вообще не понимаю! Это просто... очень меня удивляет, что такой человек был штандартенфюрером СС. Это меня чрезвычайно удивляет! И еще меня удивляет, как это я ушел от Гиммлера целым и невредимым и остался на свободе, когда за малейшее нарушение строжайше... ну, скажем, строжайшим образом карали.

ЛЕСС. Вильгельм Хёттль, бывший штурмбаннфюрер СС и, как и вы, работник Главного управления имперской безопасности, показал на одном из допросов, что вам было известно: Объединенные Нации считают вас одним из главных военных преступников.

ЭЙХМАН. Да, и это тоже неверно. Совершенно неверно. Как-то в одной... в какой-то польской газете была заметка, там был приведен список военных преступников, я там значился, кажется, седьмым номером или... или семнадцатым. Один человек, знакомый с прессой, объяснил: "Это работа журналистов, это они слепили". А о международном военном преступнике я никогда не слышал. И вообще, когда в 1945 г. начались эти нюрнбергские дела, я очень удивлялся, как это вообще возможно, задним числом!

ЛЕТОПИСЕЦ. Упорно настаивая на том, что он только выполнял приказы и распоряжения и никому ничего плохого по собственной воле не сделал, Эйхман хочет представить дело так, будто он находился в юридическом положении "крайней необходимости", поскольку неподчинение приказу в Третьем рейхе могло стоить жизни. Он уверяет снова и снова, что готов отвечать за свои деяния и не рассчитывает ни на какой иной приговор, кроме смертного, но все же выискивает любую возможность выскользнуть из петли. С этой же целью он ссылается на то, что до Нюрнбергских процессов геноцид не был определен как состав преступления, и, поскольку закон не имеет обратной силы, никого нельзя привлечь к ответственности за действия, совершенные при Гитлере.

ЛЕСС. Вы неизменно утверждали, что действовали только по приказу. Я показываю вам некоторые документы обвинения на 11-м Нюрнбергском процессе военных преступников. Хотите высказаться о них?

ЭЙХМАН. Здесь телеграмма в МВД, датированная 13 марта 1944 г., в которой говорится о планируемых итальянским министерством иностранных дел еврейских мероприятиях. Второй документ - поручение министра иностранных дел; он просит совместно с имперским руководством СС определить, достаточны ли перечисленные в телеграмме еврейские мероприятия в... в оккупированной итальянцами части Греции, и в случае положительного ответа - будут ли они проведены. Если же нет, то должны ли быть предприняты новые шаги с нашей стороны. На этом основании советник Радемахер из МИДа совещался со мной, и было установлено, что, по мнению "имперского руководства СС", - это, конечно, неправильно; никого нельзя назвать "имперское руководство", а надо: "Главного управления имперской безопасности"... И дальше: "а именно, оберштурмбаннфюрера Эйхмана... Этих мероприятий недостаточно, так как они, во-первых, проводятся одновременно с такими же неудовлетворительными мероприятиями в Италии, а во-вторых, на основании имеющегося опыта, можно усомниться в тщательности их проведения". Такое мнение, - пишет он, - МИД, исходя из имеющегося опыта, разделяет. Да, конечно, но я не могу вспомнить подробностей этого дела. Наверное, как во всех таких случаях, у меня была папка с материалами совещаний; вопрос я докладывал группенфюреру Мюллеру и на этом основании сделал такое заявление.

ЛЕСС. Следует ли из этого документа, что имперский министр иностранных дел дал указание узнать сначала мнение вашего бюро, а выводы, которые должны быть сделаны, согласовать с вашими пожеланиями и указаниями? Следует ли понимать это так, что в подобных принципиальных вопросах МИД не мог принимать решений без консультаций с вашим отделом?

ЭЙХМАН. Ну, да... с моим отделом. Я ведь каждый раз должен был обращаться за указанием к моему начальнику. Точно так же, как... как Радемахер должен был обращаться к своему начальнику, я должен был обращаться за указанием к моему начальнику.

ЛЕСС. Показываю вам другой документ обвинения на 11-м Нюрнбергском процессе военных преступников. Это телеграмма с грифом "государственная тайна", из Будапешта, от 6.7.1944. Вы желаете высказаться о ней?

ЭЙХМАН. Речь идет о докладе посланника Везенмайера, направленном непосредственно имперскому министру иностранных дел на основании... после беседы с премьер-министром Стояи. Вопрос относится явно к существу дела. Упоминается телеграфный приказ министра иностранных дел. Этим приказом, о котором, очевидно, сообщено премьеру Стояи, он обеспокоен и поэтому пригласил Везенмайера на эту беседу. Стояи упоминает здесь трудности, возникающие для Венгрии в результате отношения к еврейскому вопросу. Ничего другого сказать об этом не могу.

ЛЕСС. Следует ли из этого доклада, что именно венгерские инстанции настаивали на депортации? Или наоборот?

ЭЙХМАН. Из этого доклада следует противоположное, но ведь я... Что касается моей практики, я имею в виду опыт работы - т.е. нижний уровень, - то я должен признать обратное, это же следует... из всего происходившего следует такой вывод. Потому что без... без помощи венгерской жандармерии было бы невозможно... Но отсюда также следует, что не я обрабатывал венгерское правительство - как хотели бы некоторые, я думаю, утверждать здесь, - а ясно следует, что исходило все дело от высшего руководства рейха.

ЛЕСС. Но так же ясно следует, что гражданское население Венгрии не было в восторге от такой политики в отношении евреев.

ЭЙХМАН. Да, но в мою задачу не входило учитывать прежде всего интересы венгерского гражданского населения. Моя задача была - приказы, которые я получал... Господин капитан, я обязан был выполнять приказы. И там были дела, которые меня не касались, потому что... Вот и здесь же видно: это дело высших инстанций.

ЛЕСС. Как вы поступали, когда евреи бежали через границы Венгрии, чтобы спастись от депортации?

ЭЙХМАН. Что касается вопроса о... о побегах, которые должны были происходить очень часто, то это... то дело в природе вещей и в характере местности. Наши... немецкие службы этим не занимались, у нас даже не было для этого людей, это было в компетенции венгерской жандармерии, она выполняла и те функции, что у нас пограничная стража.

ЛЕСС. Вы были заинтересованы в том, чтобы беглецов оказалось как можно меньше, поскольку ваша цель была, безусловно, в том, чтобы забрать всех, кого только возможно?

ЭЙХМАН. По приказу, так точно... Раз мне приказали, то я, разумеется, был заинтересован в том, чтобы шла эвакуация, а не в том, чтобы все жившие в Венгрии евреи сбежали. Этому я, скажем, формально препятствовал, но практически ведь ничего не делалось, что и... и подтверждает на самом деле большое число сбежавших.

ЛЕСС. Я показываю вам документ обвинения 11-го Нюрнбергского процесса по делу военных преступников. Это телеграмма из Будапешта, подписанная Везенмайером, датированная 14 июня 1944 г., и в ней говорится о бегстве евреев в Словакию. Хотите прочесть этот документ?

ЭЙХМАН. Так точно, это телеграмма Везенмайера имперскому министру иностранных дел. В ней говорится о том, что во все возрастающих размерах происходит.., идет перемещение проживающих в Венгрии евреев в Словакию... И предложение, чтобы германский посланник в Будапеште Везенмайер - если министерство иностранных дел согласно - встретился в Братиславе с германским посланником в Словакии с целью выработки совместных практических предложений, поскольку такие перемещения в высшей степени нежелательны по политическим и военно-хозяйственным причинам. Да, то самое, что я сказал: удобные для перехода границы места; горная местность, леса, и, уж наверное, инициатором дела была не сидящая в Будапеште "зондеркоманда Эйхмана", а командующий германскими войсками, которому офицеры контрразведки, абвера, указали на данное обстоятельство. И к тому же в Восточной Словакии каким-то образом произошло восстание. Вот в высоких сферах в Германии это обстоятельство, наверное, учли, иначе я не получил бы категорического приказа начинать дело именно здесь, на востоке страны, несмотря на то что венгерские власти хотели эвакуировать сначала из Будапешта.

ЛЕСС. Вы сказали, что военные... что германские военные власти были здесь движущей силой. Не вернее ли будет предположить, что именно "зондеркоманда", заинтересованная в тотальной эвакуации, указала на возникшую опасность?

ЭЙХМАН. Разумеется, совершенно ясно, что я, естественно, не говорил: ладно, все в порядке, оставьте их, пусть бегут.

ЛЕСС. Прочитав этот документ, вы можете по-прежнему утверждать, что инициатива истребления евреев в Венгрии исходила от венгров?

ЭЙХМАН. Господин капитан, если во время войны бегут люди, безразлично, евреи они, или венгры, или немцы - даже немцы, - то само собой разумеется, что против этого во время войны должны быть предприняты меры. Такой была моя точка зрения тогда, я этого и теперь не отрицаю.

ЛЕСС. Когда несколько еврейских деятелей сбежали в Румынию, вы обратились к германскому посланнику в Бухаресте фон Киллингеру и потребовали, чтобы этих сбежавших функционеров вернули в Венгрию любой ценой?

ЭЙХМАН. Любой ценой? Любой ценой? Во-первых, совершенно... совершенная... Я никогда таких слов не употреблял. Возможно, мой сотрудник Крумай здесь... скажем... допустим, он - ох, не подыщу слова - формально объявил розыск, но ведь такую бумагу тут же положили в дело... "Любой ценой?.." Если там в самом деле эти слова... Ведь на самом деле ничего такого не было.

ЛЕСС. В связи с побегом этих еврейских функционеров, в Будапеште были арестованы, в виде ответной меры по вашему распоряжению, другие еврейские деятели?

ЭЙХМАН. No, no! С другой стороны, совершенно ясно, господин капитан, что каждый еврей, который эмигрировал или, позже, иным путем ушел за границу, не пел хвалу Германии. Это ведь естественно.

ЛЕСС. Поэтому в ваших директивах по отправке эшелонов приказывалось: "При попытках побега применять огнестрельное оружие"?

ЭЙХМАН. Нет, мне это неизвестно. В Венгрии это, наверное, не применялось. Я точно знаю, что в Венгрии не доходило до применения огнестрельного оружия при попытках побега. Я так не думаю, нет, не думаю, точно нет, нет! Чтобы не ошибиться - где-то что-то подобное могло случиться, но я не могу себе этого представить. Я не вижу такой необходимости и теперь.

ЛЕСС. Вы разъяснили венгерскому статс-секретарю Эндре, что полмиллиона евреев, которых депортировали, направлялись в Освенцим для умерщвления газом?

ЭЙХМАН. Да, Эндре знал об этом. Лично я верю, верю и сегодня, что большая часть из 450.000 венгерских евреев, которых увезли в Освенцим, остались живы. Ведь вскоре... да, могу сказать это: каким-то образом из Германии пришел приказ: "стоп!" - остановить депортацию.

ЛЕСС. От Гиммлера?

ЭЙХМАН. Да. Командующий полицией безопасности в Будапеште получил из Германии приказ "отставить!". Не разрешалось продолжать эвакуацию, потому что Освенцим уже не мог принять столько, поэтому Гиммлер и отдал приказ прекратить убийства. Освенцим был переполнен и не мог принять больше никого. Я полагаю, перерыв длился с неделю.

ЛЕСС. Это означает, что потом все продолжалось дальше?

ЭЙХМАН. Да, потом опять, так точно.

ЛЕСС. Что значит: "Завершение всей акции, включая отправку", как написано здесь у советника фон Таддена, связного с вами в МИДе?

ЭЙХМАН. Это означало, разумеется, полную очистку Венгрии от евреев.

ЛЕСС. Включая младенцев, детей и стариков?

ЭЙХМАН. В этом случае - да! В этом случае - да. Но в Будапеште за дело взялись не сразу.

ЛЕСС. Запланированная массовая акция в Будапеште, которая была предпринята, планировалась немецкой инстанцией, а не венгерской?

ЭЙХМАН. Эта единая акция, ее планировали в самом полном взаимодействии обе службы.

ЛЕСС. Но мы видели здесь по документам, что со стороны венгерских инстанций чинилось сопротивление, возможно, за исключением статс-секретаря Эндре. Поэтому вы с вашей группой и были там - чтобы оказывать давление.

ЭЙХМАН. Господин капитан, сопротивление в Венгрии оказывали Хорти и его ближайшее окружение. Сломить это сопротивление не было задачей небольшой команды полиции безопасности и СД, это была задача высоких лиц при фюрере в Берлине, МИДа, рейхсфюрера СС и начальника германской полиции - вот таким тяжеловесам приходилось в это лезть. А не "зондеркоманде Эйхмана", господин капитан.

ЛЕСС. Разве не следует из документов, которые мы здесь видели, что существовал план: за четыре месяца извлечь всех до одного из миллиона евреев и депортировать их? Это значит, что ваша акция проводилась под сильным давлением, чтобы завершить ее как можно скорее?

ЭЙХМАН. Так точно!

ЛЕСС. Что же осталось еще от евреев Европы? Была одна только Венгрия.

ЭЙХМАН. Господин капитан, так было с самого начала: эвакуировать как можно быстрее. Если мне был дан приказ - сгонять их с востока на запад как можно скорее, значит, германскому руководству стало уже в общих чертах ясно, как складывается положение на фронтах. Но темпы акции, господин капитан, не зависели от меня с моими несколькими людьми. Я не мог форсировать темп, форсировать темп могло одно только венгерское министерство внутренних дел. Если бы, например, со стороны венгерской жандармерии чинился- употребим все же это слово - саботаж, то ничего бы вообще не происходило, абсолютно ничего!

ЛЕСС. Теперь я показываю вам телеграмму из Берлина в Будапешт; телеграмму составил фон Тадден в МИДе, и она касается еврейской акции в Будапеште. Прочтите документ, пожалуйста.

ЭЙХМАН. Слушаюсь. В телеграмме приводятся соображения МИДа о том, что ударная акция, направленная против будапештских евреев, вызвала бы за границей бурную реакцию. Отдел печати намеревается поставить перед министром вопрос о необходимости привлечения внешних поводов для такой акции, например: обнаружение взрывчатки в помещениях еврейских объединений и синагогах, подрывные организации, нападения на полицейских, спекуляции валютой в больших масштабах. Мне об этом ничего не известно, я никогда ничего об этом не слышал. И ничего подобного не делалось, насколько я знаю.

ЛЕСС. Вот телеграмма Везенмайера в МИД, на трех страницах. Пожалуйста, хотите прочитать ее?

ЭЙХМАН. Здесь говорится о том, чтобы при посредстве Швейцарии отправить в Палестину определенный круг лиц. Везенмайер ссылается и на меня; видимо, он спросил меня об этом в Будапеште, а я ему объяснил, что, насколько мне известно, рейхсфюрер СС ни в коем случае не одобрит эмиграции венгерских евреев в Палестину. Что касается предлагаемых евреев, то речь шла исключительно о ценном с биологической точки зрения материале, вливание которого в Палестину было бы крайне нежелательно. Я должен добавить, что это было время, когда людей отправляли в Палестину в обмен на промышленные товары. У Бехера было такое поручение от рейхсфюрера. Дальше я не в курсе дела, но, насколько мне известно, Бехер теперь в Западной Германии на свободе; в суде его оправдали, я полагаю, после 45-го, так что он вполне мог бы дать сведения об этом.

ЛЕСС. Везенмайер пишет здесь, что договорился с вами об ускорении депортаций.

ЭЙХМАН. Он пишет, что со мной согласовано - если будет получено согласие на продолжение депортации евреев из Будапешта, следует попытаться провести ее как можно быстрее и так внезапно, чтобы евреев, которым может быть разрешена эмиграция, отправить раньше, чем они успеют пройти формальности. Тут тоже видно, что не только полиция безопасности, но и другие службы старались поскорее завершить дело. А им совсем и не нужно было, скажем так, напоминать о темпах, потому что у Эндре - с его жандармерией - темп был такой, что Освенцим с трудом справлялся с приемом эшелонов.

ЛЕСС. Здесь у меня отчет фон Тадцена о поездке в Будапешт. Датирован 26 мая 1944 г. Он пишет, что в Будапеште запланирована однодневная массовая акция, и все проживающие в городе евреи будут собраны на острове на Дунае неподалеку от города, чтобы не позднее начала сентября завершить отправку всех за исключением 80.000. Это был план вашей "зондеркоманды"?

ЭЙХМАН. Господин капитан, он пишет, что в Будапеште 350.000 евреев, не так ли? А тут он пишет, что все это планировалось за один день! Я не придавал этому значения, потому что практически невозможно за один-единственный день свезти 350.000 или 250.000 и даже 15.000, если от места до места хотя бы несколько километров. Сам Эндре со всей своей ударной жандармерией не справился бы.

ЛЕСС. Фон Тадцен пишет: "Для этого предусмотрена однодневная ударная массовая акция, которая должна быть проведена с привлечением значительных сил венгерской жандармерии из провинции, всех специальных подразделений и школ полиции, а также с использованием будапештских почтальонов и трубочистов в качестве проводников. На этот день будет прекращено движение автобусов и прочего городского транспорта, чтобы иметь возможность использовать все транспортные средства для вывоза евреев". Это и есть спланированная акция?

ЭЙХМАН. Но, во-первых, она не была проведена. Во-вторых, я не знаю, кто ее планировал, я этого не знаю, ведь это... это безумие - такие, с позволения сказать, планы. Ничего себе: с трубочистами и почтальонами! Ни в одном серьезном ведомстве, ни в какой полицейской части не могло родиться нечто подобное, никогда!

ЛЕСС. Теперь я показываю вам записку из берлинского МИДа, адресованную германской миссии в Будапеште; подпись - фон Тадцен. И в ней говорится: "В состоявшейся 23.5.1944 г. беседе между нижеподписавшимся и оберштурмбаннфюрером СС Эйхманом последний сообщил, что он приказал арестовать, если это еще не сделано, госпожу Глюк, еврейку и сестру нью-йоркского обербургомистра Ла Гардиа. Просим позаботиться о том, чтобы в связи с высоким положением брата госпожи Глюк ее не отправили в общем порядке в Восточные области, а поместили в специальный лагерь в рейхе или в Венгрии, чтобы при необходимости ее можно было использовать в политических целях".

ЭЙХМАН. Так точно, это была весьма высокопоставленная еврейка. Наверное, был приказ, наверное, не меньше чем от самого Гиммлера, чтобы ее придержали. И возможно, ее куда-нибудь отправили, точно так же, как Леона Блюма или... или брата Леона Блюма.

ЛЕСС. Арестовать ее распорядились вы, а не венгерская полиция?

ЭЙХМАН. Да, распорядился я. Конечно, я должен был... я не мог просто так взять и арестовать, я должен был просить венгерскую полицию.

ЛЕСС. Когда распоряжения об арестах отдавали вы, венгерская полиция обязана была им следовать?

ЭЙХМАН. В этом случае - конечно, потому что у меня, наверное, был приказ от Гиммлера, от рейхсфюрера СС и начальника германской полиции, и он, наверное, сам приказал, куда ее надо поместить. Должно быть, с этим приказом я и пришел к Эндре.

ЛЕСС. Вот еще одно письмо вашего отдела в МИД, советнику фон Тадцену, по вопросу о еврейке Джемме Глюк, урожденной Ла Гардиа, родившейся 24.4.1887 г. в Нью-Йорке.

ЭЙХМАН. Значит... да... Был запрос министерства иностранных дел в Главное управление имперской безопасности относительно местопребывания названного лица, и МИДу тогда сообщили, что по указанию рейхсфюрера СС Глюк помещена в качестве политического заложника в концлагерь Равенсбрюк. Но эту подпись я совсем не знаю...

ЛЕСС. Панцингер. Разве это не выглядит как "Панцингер"?

ЭЙХМАН. Ах, это Панцингер. Это он замещал начальника управления группенфюрера Мюллера, если его не было на месте. Поскольку речь здесь идет о деле, которое... которое выпадает, скажем так, из нормального процесса, обусловленного приказами, распоряжениями и т.д., исполнитель продиктовал письмо, а подписать его должен был руководитель более высокого ранга.

ЛЕСС. А в обычном порядке мог подписать ваш заместитель Гюнтер?

ЭЙХМАН. Дело в следующем, господин капитан. Это же... он же был... Это ведь была сестра нью-йоркского обербургомистра, а такое дело - вещь щекотливая, такие дела направляли отсюда по инстанции, наверх.

ЛЕТОПИСЕЦ. Чем меньше мог надеяться Генрих Гиммлер на победу Германии, тем старательнее занимался он поиском заложников: членов правивших королевских и княжеских семей, политиков, священнослужителей, высокопоставленных лиц самого разного рода, и прежде всего - богатых и влиятельных евреев. Это и бывший французский премьер-министр Леон Блюм, основатель Народного фронта коммунистов и социалистов во Франции и уже по этой причине - объект яростных нападок национал-социалистов еще в тридцатые годы. А нью-йоркский мэр Фиорелло Ла Гардиа был для национал-социалистов не только евреем или, по меньшей мере, полу-евреем, он был еще и активным сторонником ненавидимого ими президента Франклина Д. Рузвельта; к тому же он публично и весьма ясно высказывал свое мнение о Гитлере и его "партийных товарищах". В 1937 г. Ла Гардиа был награжден за содействие взаимопониманию между евреями и христианами медалью журнала "Американский еврей", в то время самого влиятельного еврейского журнала в США. Она была вручена ему тогдашним министром финансов США Генри Моргентау, предлагавшим позже, в конце войны, наказать побежденную Германию превращением ее в аграрную страну. В свою очередь мэр Ла Гардиа наградил медалью от имени нью-йоркских евреев мать президента Рузвельта в благодарность за ее поддержку еврейских социальных учреждений. Взяв в заложники Джемму Глюк, Гиммлер надеялся обеспечить себе поддержку в американских кругах.

ЛЕСС. Вы уезжали из Будапешта летом из-за сопротивления, которое венгерское правительство оказывало в августе 1944 г. дальнейшей отправке эшелонов с евреями в Освенцим?

ЭЙХМАН. Нет, это никак не связано. Было для меня так же неожиданно, как и само назначение в Венгрию. Мне позвонил по телефону командующий полицией безопасности и СД в Будапеште оберфюрер д-р Гешке: явиться к нему по-походному, в каске. Он сказал, чтобы я оставил все как есть и со всей своей командой немедленно отправлялся в район Гроссникольсбург на венгерско-румынской границе, чтобы эвакуировать оттуда в рейх, мирно или силой, 10.000 этнических немцев, "фольксдойче", чтобы не дать захватить их наступающей Красной Армии. Рейхсфюрер желает, чтобы эти 10.000 "фольксдойчей" были так или иначе доставлены в рейх.

ЛЕСС. Когда это было - приблизительно?

ЭЙХМАН. Сейчас... Может, я вспомню дату? Может быть, это август. Извините, секунду...

ЛЕСС. Август 1944-го?

ЭЙХМАН. 1944-го - конечно! Так я в первый раз получил задание, с которым попадал в непосредственную близость к фронту, в первый раз. И не пытался отвертеться. Наоборот, я взял с собой весь личный состав, которым располагал, весь транспорт, какой смог собрать. Я поехал к командиру дивизии, с которым дружил. Получил у него батарею тяжелых минометов и полный грузовик боеприпасов. Я был полон решимости, разумеется, эвакуировать "фольксдойчей" и - по возможности попасть где-нибудь в окружение, чтобы не надо было возвращаться.

ЛЕСС. Здесь у меня документ от августа 1944 г. Хотите прочесть?

ЭЙХМАН. Да. Везенмайер, имперский уполномоченный по Венгрии, сообщает в МИД, что венгерский министр внутренних дел был только что уведомлен оберштурмбаннфюрером СС Эйхманом о том, что вопреки их прежней договоренности и в соответствии с приказом имперского уполномоченного, надлежит 28 августа начать концентрацию будапештских евреев вне города в пяти больших, находящихся в пределах досягаемости лагерях. При этом отправка из этих лагерей на территорию рейха не предусмотрена. Здесь сказано: "Эйхман доложит об этом в Главное управление имперской безопасности, предлагая отозвать его и его команду за ненадобностью в дальнейшем". Да, к концу августа провинция была уже, скажем так, в основном очищена, и венгерское министерство внутренних дел, этот Эндре, статс-секретарь, - они теперь получили указания сверху - да, тут сказано "имперский уполномоченный", имперский уполномоченный... да, - не трогать будапештских евреев... Если Везенмайер пишет, что я доложу об этом в Главное управление имперской безопасности и предложу отозвать отсюда меня и мою команду за ненадобностью, то это может быть верно.

ЛЕСС. Вот еще одна... (Показывает следующий документ.)

ЭЙХМАН. Это еще одна записка фон Таддена: "Говорит со штурмбаннфюрером Гюнтером. Он сообщил мне, что в любом случае часть команды останется на месте для наблюдения..."

ЛЕСС. А может быть, это относится все же к тогдашним... политическим переменам в Венгрии?

ЭЙХМАН. Господин капитан, я не хочу это оспаривать теперь, потому что я ничего, совсем ничего не знаю об этих играх, о связанных с ситуацией политических играх. Я полагаю, что у вас есть документы, господин капитан. Значит, должно быть верно. Я не могу вспомнить.

ЛЕСС. Хорти был затем арестован?

ЭЙХМАН. Да, да, конечно. Но к этому времени я уже давно был опять... В октябре меня не было там... на румынской границе. Я уже вернулся оттуда. Так что было ли это политической игрой в высоких сферах, я не знаю, господин капитан. Ну, и всю эту историю я не могу прояснить, потому что не знаю, кто, какие инстанции разработали это дело и приказали. Я ведь уже не был фигурой в тех шахматах... И однажды, в воскресный день, дело приняло такой оборот, что нам пора было убираться. Мы оказались буквально вблизи фронта. Повсюду рвались русские снаряды. Спустили шины грузовика, на котором были наши минометы. Я сам стоял рядом с водителями, они не могли уйти в укрытие, надо было монтировать запасные шины. На дороге лежали мертвые солдаты - венгерские гонведы.

ЛЕСС. Не вызывает ли некоторого удивления, что вот так внезапно, как гром среди ясного неба, вас срочно послали в Румынию?

ЭЙХМАН. Господин капитан, я получил приказ эвакуировать 10.000 этнических немцев, а венгерское контрнаступление готовилось. Так что у меня не было оснований спрашивать - как так? почему? что случилось?

ЛЕСС. Но для этого, наверное, можно было взять опытных солдат?

ЭЙХМАН. Зачем опытных солдат? Для эвакуации 10.000 "фольксдойчей" не нужны опытные солдаты.

ЛЕСС. При продвижении к фронту, когда надо считаться с возможностью удара со стороны противника?

ЭЙХМАН. Ну и что? Я ведь проходил военную подготовку. Я поехал в Ной-Арад, на румынскую территорию. За несколько часов до этого оттуда как раз выбили противника, и мою машину буквально атаковали медицинские сестры Красного Креста; я ехал впереди колонны. Они увидели нас в немецкой форме и решили, что немецкие войска снова наступают. Часть сестер за несколько часов до этого забрали с собой русские, то же и с легкоранеными. Тяжелораненых и нескольких врачей они оставили. Главный врач велел собрать всех. И тогда я раздобыл где-то товарный состав, и этот госпиталь был тут же погружен и эвакуирован вне очереди. Затем мы распределились и обшарили всю местность, стараясь добром убедить людей покинуть ее. Это было очень сложно, потому что ни в коем случае нельзя было сказать: "Вам надо отсюда убираться, потому что послезавтра сюда придут русские!" Гонведы перебили бы нас. Но, несмотря на все предосторожности, продолжалось это недолго - венгерский командующий армией, генерал-лейтенант, то и дело присылал своего адъютанта за мной, чтобы я "немедленно явился". Я от этого уклонился, велел своей команде действовать самостоятельно и не ждать приказов, чтобы не зависеть от венгерских военных. Я сразу же уехал обратно в Будапешт, чтобы доложить об этой неприятной ситуации. Мое сокровенное желание - впутаться в военные, ну, боевые дела - было в результате доведено до абсурда. Кажется, мне пришлось тогда ехать в Берлин.

ЛЕСС. Теперь я показываю вам документ от 29 сентября 44-го о награждении вас Железным крестом второй степени.

ЭЙХМАН. Это же... Железным крестом II степени меня наградил рейхсфюрер за то, что я с моими людьми отклонился от маршрута и освободил персонал военного госпиталя. А от начальника управления группенфюрера Мюллера я получил выговор, потому что исполнил приказ не точно, не на сто процентов. Он считал, что я не имел права заниматься делами этого госпиталя, а обязан был топать точно по маршруту в район Гроссникольсбурга. Приказ Гиммлера эвакуировать "фольксдойчей" не удалось выполнить до конца. Силой вообще ничего нельзя было сделать. Слишком много было бы крика и шума, тут же явились бы и венгерские власти. Наоборот, дело это надо было выполнять самым незаметным образом - чтобы хоть часть людей более или менее добровольно оставила свои владения, а остальные все остались.

ЛЕСС. Ваше заведение названо здесь официально "зондеркомандой Эйхмана". Показываю вам теперь документ обвинения на 11-м Нюрнбергском процессе военных преступников. Из Будапешта, 29 сентября 1944 г.

ЭЙХМАН. Это записка, доложенная имперскому уполномоченному Везенмайеру; она от венгерского подполковника Ференци, командовавшего жандармами во время еврейских мероприятий. В записке говорится, что моя команда распущена 29 сентября 1944 г., и перечислено, куда и кто из офицеров должен убыть. Об этом мне ничего не известно. Может быть, просто разные ведомства, из-за того что команда выехала в Румынию? Конечно, небольшая часть под командой Крумая оставалась в Будапеште, для наших внутренних дел.

ЛЕСС. Здесь сказано, что команда ликвидирована...

ЭЙХМАН. Но это неверно! Это неверно!

ЛЕСС. ...и что, разумеется, следует подождать, поскольку в случае возможных политических перемен...

ЭЙХМАН. Но это неверно! Команду никогда не распускали, господин капитан! Никогда! Я имею в виду: из того факта, что нас отправили на румынскую границу, некие круги могли решить, что "зондеркоманда" прекратила существование. Но она существовала до... до декабря, и я уволился последний, уже в декабре, в декабре, в декабре, после полудня...

ЛЕСС. Здесь сказано, что она официально ликвидирована; сначала, естественно, кто-то должен остаться. Здесь написано: "...задержаться в Будапеште примерно на неделю, поскольку распространяются слухи об изменении внутриполитического курса". Что и произошло - Хорти был арестован немцами 15 октября 1944 г.

ЭЙХМАН. Что и произошло, да, ха-ха. Ну, хорошо, но как бы там ни было, команду не ликвидировали, никогда не ликвидировали! Только одно верно, что ее сильно сократили, потому что у нас практически не осталось работы. Что до меня, то я давно уже хотел оттуда обратно, потому что... ведь практически ничего уже не было. Много раз я целый день скучал, потому что нечего было делать. Для меня самого было загадкой, зачем меня здесь держат, да еще в военное время. Я не привык где-то рассиживаться и тратить время попусту.

ЛЕТОПИСЕЦ. Можно по-разному объяснять, почему Эйхман так энергично протестует каждый раз, когда слышит о роспуске своей "зондеркоманды". Если в последние месяцы 1944 г. он был отстранен Гиммлером от выполнения своей задачи (а такие сведения были), то продолжавшиеся преследования евреев доказывали бы, что он был не просто исполнителем, ни за что не отвечавшим, как Эйхман старается изобразить на каждом допросе, а имел право принимать решения. Но можно также представить себе, что венгерский жандармский начальник Ференци добросовестно воспроизводит в своей записке сообщение, подброшенное ему немцами. А немцы на основании этой информации - якобы из венгерских источников - убеждают главу государства Хорти, что приводящий в ужас истребитель евреев уволен, и убийства, как того требовал Хорти, прекращены. В пользу этой версии говорит то, что пребывание сотрудников Эйхмана в Будапеште было продлено в ожидании политических перемен, а сам Эйхман продолжил свою "работу" в венгерской столице уже через два дня после насильственного смещения Хорти.

ЛЕСС. Вот телеграмма, подписанная Везенмайером; из Будапешта 18 октября 1944 г. И уже во второй фразе я вижу: "Оберштурмбаннфюрер Эйхман, вернувшийся сегодня в Будапешт по указанию здешнего старшего начальника СС и полиции, возобновил переговоры с венгерскими инстанциями", и т.д. Хотите об этом высказаться?

ЭЙХМАН. В показанной мне перед этим записке подполковника венгерской жандармерии Ференци названо 29 сентября 1944 г. А здесь речь идет о 18 октября; получается, что между этими числами меня в Венгрии не было. На такое время я никогда из Венгрии - ни из Венгрии, ни из Будапешта - не уезжал. И когда мне приказывали явиться для доклада - тоже. Наверное, я был в Берлине. Может быть, кто-то... откуда-то из высоких сфер, о которых я не ведаю, сообщил, что я вызван в Берлин для доклада, и этим воспользовался Винкельман, старший начальник СС и полиции в Будапеште, или Везенмайер, имперский уполномоченный по Венгрии. Я не могу иначе объяснить, как это специальную "зондеркоманду" якобы распустили, чего на самом деле не было, потому что не было такого распоряжения! Меня вызывали в Берлин на доклад к Мюллеру, наверное, два или три раза. Это могло длиться, с дорогой туда и обратно, примерно неделю или дней десять. Поскольку в таких случаях я брал еще день или два... для личных целей. Может бьпъ, поэтому они решили?.. Но это тоже не годится, господин капитан, потому что и в таком случае уехать должны были все служащие команды, не я один.

ЛЕСС. Ну, а разве Визлицени тогда не уехал? И другие ведь тоже...

ЭЙХМАН. Команда все время была в Венгрии, все время была в Венгрии.

ЛЕСС. Да, но в одном из документов говорится, что она официально ликвидирована. И что надо, конечно, подождать неделю, так как...

ЭЙХМАН. Конечно, я это читал. Конечно! Так точно! Простите, а ведь может быть, что ее, скажем так, ликвидировали на бумаге?.. Мне теперь приходит в голову другая идея: что распустила нас, может быть, формально какая-то... высокая инстанция и что документ об этом показали венгерским властям. А на самом деле ликвидация не была проведена. Вот третья возможность.

ЛЕСС. Доктор Кастнер, ваш еврейский партнер по переговорам в Будапеште, пишет о вашем возвращении следующее: "Через два дня после переворота, после насильственного отстранения Хорти, Эйхман 17 октября 1944 г. примчался в Будапешт самолетом из Берлина. Он вызвал меня в бюро Бехера и там заявил мне следующее: "Ну, видите, я снова здесь! Вы небось были уже уверены, что история с Румынией и Болгарией повторится и здесь? Вы, наверное, забыли, что Венгрия все еще заодно с рейхом, хоть он и в развалинах. У нас еще достаточно длинные руки, чтобы добраться до будапештских евреев. Слушайте теперь внимательно: правительство партии "Скрещенные стрелы" во главе с премьер-министром Салаши работает по нашим приказам. Я немедленно свяжусь с министром Ковачем, уполномоченным по еврейскому вопросу. Будапештские евреи будут отправлены, на этот раз пешком! Наш транспорт нужен нам теперь для других целей! Но если грузовые автомашины предоставите нам вы, то можно будет везти их на этих машинах... Или вам это, может быть, не подходит? Вы, видно, боитесь? Только не приходите больше с вашими сказками про американские доллары! Здесь теперь пойдет дело! То-то же!" Он казался в эту минуту счастливейшим на земле человеком. Он был снова в своей стихии. Впрочем, как чаще всего в последнее время, он был пьян".

ЭЙХМАН. Ха! Во-первых, я никогда не летал. Уже одно это неверно. Никогда я не летел в Венгрию, а ехал на своей машине. Во-вторых, здесь... опять так театрально... театральное описание дела... Пьяным я, кстати, никогда не был. Никогда не приходил на работу пьяным. Никогда!

ЛЕСС. Ну, а о содержании того, что он здесь пишет?

ЭЙХМАН. В такой форме это вообще невозможно. Мне кажется, почти... И эти восклицания там и тут, для правдоподобия, что ли? Никогда я в такой форме... Это, это все... Да если бы я так вел себя, как он здесь пишет, я был бы величайшим... циником, величайшим... величайшим... ах, как это... Мне не хватает слов, чтобы объяснить это - по-деловому, как я и обсуждал с д-ром Кастнером. Но совершенно ясно: во всех таких сообщениях - должен прямо сказать, будь то сообщения венского д-ра Лёвенгерца, или то, что пишет здесь д-р Кастнер, или показания Бехера - всегда совершенно ясно, что все эти люди, как только им приходится давать показания, тут же стараются представить переговоры со мной выгодным для себя образом. Прекрасно зная, что пропаганда в газетах и журналах изображает меня негодяем. После того как оказалось, что все мои начальники мертвы - в случае с Мюллером я этого точно не знаю - или, по меньшей мере, пропали без вести, все, конечно, хотят от меня отмежеваться и таким образом представить обстоятельства в ином свете, чем было на самом деле. Что ж, это вполне понятно.

ЛЕСС. На странице...

ЭЙХМАН. Я убежден - извините! - я убежден, что если бы рейхсфюрер СС и начальник германской полиции был сегодня жив, если бы жив был Кальтенбруннер, был бы жив Мюллер... был бы жив Мюллер, и мы предстали, скажем, вчетвером перед судом - все обстоятельства выглядели бы совершенно иначе. А так многие вещи просто перевернуты после 45-го. Если оставаться на деловой точке зрения, какая была тогда, многое выглядело бы иначе.

ЛЕСС. Мы говорили о пешем марше десяти тысяч евреев из Венгрии в Австрию. Кроме этого, были и другие пешие марши?

ЭЙХМАН. Это мне не известно. Вся дорога из Будапешта на запад в Австрию была разрушена бомбежками. Железнодорожный узел Дьёр был разбит полностью. Отдельные поезда тоже подвергались постоянным атакам союзных бомбардировщиков. Эндре был необычайно изворотливым человеком, не признававшим трудностей. Он сказал: значит, пойдут пешим маршем до Вены, а там дальше дорога действует.

ЛЕСС. Эта пешая колонна направлялась в Штрассхоф?

ЭЙХМАН. Штрассхоф? Насколько я знаю, австрийские власти послали этих евреев в Бургенланд, копать противотанковые рвы. Насколько я знаю. Не знаю, может быть, я ошибаюсь. А Штрассхоф? Я даже не знаю, где это.

ЛЕСС. Вы имели какое-либо отношение к осуществлению или планированию этих пеших маршей?

ЭЙХМАН. Да, конечно; я говорил Эндре, что дело должно быть организовано жандармерией так, чтобы, когда колонна придет в... на границу придет, в Австрию, чтобы они были в порядке. Если бы шли куда-нибудь в Венгрии, так они просто отправили бы этих десять тысяч топать и даже не назначили привалов. А я подумал: уж если они хотят пешком, то мне надо побеспокоиться, чтобы меня опять не попрекали, что не соблюдаются директивы. И первые километры шли как будто хорошо, но чем ближе к австрийской границе подходила эта колонна, тем печальнее это выглядело.

ЛЕСС. Сколько там было людей?

ЭЙХМАН. Там было десять групп по тысяче человек.

ЛЕСС. В том числе дети, женщины?

ЭЙХМАН. Детей не было, нет. Только способные идти молодые женщины. Простите, так мне кажется. Я теперь припоминаю только количество. Эндре сам так наметил.

ЛЕСС. Значит, этот "поход" был одобрен вами и вы послали своих людей для сопровождения?

ЭЙХМАН. Нет, я никакого отношения к этому походу не имел. Пока они находились на венгерской территории, меня это вообще не касалось.

ЛЕСС. Сколько, приблизительно, человек из 10.000 дошли до границы?

ЭЙХМАН. Там, я думаю, господин капитан, умерло не много, кроме тех, кто просто так умер.

ЛЕСС. Разве вы не сказали, что выглядело это печально?

ЭЙХМАН. Да, печально, когда гражданским людям надо так шагать, последние километры. Я сам этого не видел. Я в принципе не смотрел ничего, если мне это не было специально приказано. И я бы ничего не мог сделать, совершенно ничего не мог бы сделать. Самое большее, мог бы сказать: пожалуйста, поберегите ваших евреев, а то их нельзя будет использовать. А они, наверное, как обычно венгерская жандармерия, обращались с ними совсем по-другому, все наоборот.

ЛЕСС. Желаете прочесть вот этот документ и высказаться по этому поводу?

ЭЙХМАН. Это письмо Везенмайера с грифом "секретно", наверное, в МВД. А именно, он сообщает о результате моих переговоров с новым венгерским министром внутренних дел: что "50.000 работоспособных евреев мужского пола должны быть доставлены пешим маршем на территорию рейха для использования в "программе Егер" - наверное, это авиация - для замены русских военнопленных, необходимых для других работ. При переходе государственной границы необходимо предусмотреть непродолжительное использование на укреплениях "Юго-восточный вал". Остальные работоспособные евреи будут сконцентрированы в четырех лагерях вблизи Будапешта для использования на работах для венгерской стороны; прочие неработоспособные обоего пола будут собраны в гетто на окраинах города. Оперативная группа: Эйхмана, помимо частичного участия в охране упомянутого пешего марша, будет привлекаться к "операции Будапешт" лишь для консультаций; в остальном акция будет проведена венгерской жандармерией. Эйхман намерен после успешного завершения упомянутого пешего марша собрать в дальнейшем еще 50.000 евреев, чтобы достичь конечной цели - полной очистки венгерской территории от евреев". Я должен сказать, что по существу это частично верно, господин капитан. Но пятидесяти тысяч, мне кажется, никогда не было; было 10.000.

ЛЕСС. От какого это числа, с какой датой?

ЭЙХМАН. 18 октября 1944 г. Значит, уже осенью. Не шли в это время 50.000 евреев пешком. Никогда! Верно, однако, что пешую колонну венгерская жандармерия отправила. Я знаю, что Эндре долго на этом настаивал. Вот я и должен был получить согласие из рейха на то, чтобы евреи маршировали пешком. И получил тогда указание от моих руководителей, что все 10.000 должны быть обязательно пригодны для использования на работах...

ЛЕСС. Пятьдесят тысяч!

ЭЙХМАН. Ну, эти 50.000! Я говорю, что... Это не может быть верно - 50.000. Потому что 50.000 никогда не шли пешком. Я знаю про 10.000, я думаю, что на том все и закончилось.

ЛЕСС. Эту пешую колонну сопровождали члены вашей "зондеркоманды"?

ЭЙХМАН. Это возможно. Ведь нужны были крепкие парни, чтобы идти пешком. Потому что мы были заинтересованы в том (Эйхман берет сигарету) - большое спасибо, gracias - заинтересованы в том, чтобы доставить этих евреев на венгерско-австрийскую границу в добром здравии.

ЛЕСС. Если Везенмайер говорит здесь о 50.000...

ЭЙХМАН. Господин капитан, и с 10.000 было достаточно трудностей. Надо только представить себе, что это такое - 10.000 человек идут десятью колоннами. Я знаю, что такое меньшая колонна, воинская часть в военной форме, и расстояние... не 200 километров, а всего 50 километров, и то! Я сам был в таких походах с выкладкой и могу себе представить, какой сумасшедшей организационной работы потребовал бы поход 50.000 человек; а 18 октября 1944 г. ее уже невозможно было провести. Потому что в это время на окраинах Будапешта уже рвались первые снаряды, стреляли танки...

ЛЕСС. А упоминаемый здесь второй пеший марш?

ЭЙХМАН. Когда хотят, можно все раздуть. Если здесь "маршируют 50.000", то я должен посчитать - сколько это продлится. И потом еще 50.000? Такого рода сообщения берутся с потолка. Как можно говорить о следующих 50.000, когда даже первые 50.000 не вышли, не были отправлены!

ЛЕСС. По тому же предмету - вот документ обвинения на 11-м Нюрнбергском процессе военных преступников. Это телеграмма из Будапешта, датированная 21 ноября 1944 г., подписанная Везенмайером, в которой он сообщает о пешем марше и о продолжении в Будапеште акции по эвакуации.

ЭЙХМАН. Да, это документ Везенмайера, тоже в МИД, в котором он сообщает, что в Нижнедунайской области можно использовать только полностью работоспособных мужчин, по возможности моложе 40 лет. Наверное, речь о сооружении крупных противотанковых рвов. Он тут дальше говорит о... об отношении швейцарской и шведской миссий - это дела, которые мне не известны. Тут сказано: остающиеся в будапештском общем гетто евреи составляют, по новым оценкам, не более 80.000, а в особом гетто для обладателей иностранных паспортов находится примерно 16.000 лиц. "Отправлены маршрутом в рейх для использования на работах к настоящему времени не более 30.000. Ожидаемый дополнительно контингент оценить затруднительно. После любых новых ударов противника ожидать выполнения ранее поставленной задачи вряд ли...". Вот это я с самого начала и отрицал - что было 50.000!

ЛЕСС. Мы видели в разных документах все время одно и то же число - 50.000, которые отправлены в октябре пешей колонной, а из этого письма Везенмайера следует, что число 30.000 достигнуто.

ЭЙХМАН. Пожалуйста, я не хочу подвергать сомнению число. Несмотря на это, мне помнится, что пеший марш 10.000 человек был проведен только один раз.

ЛЕСС. Прочтите, что пишет об этом деле Визлицени.

ЭЙХМАН. Он говорит: "Даже после приказа Гиммлера в октябре 1944 г. Эйхман не успокоился. Так как приказ запрещал только уничтожение евреев, то он взялся за будапештских евреев в качестве рабочей силы для "KZ-ов"..." Я не знаю, что это такое. "...Для "KZ-ов" и для строительства укреплений под Веной..." Выглядит опять так, будто я высосал нечто из пальца, чтобы поскорее строить укрепления и пополнять концлагеря. "KZ-ы". "K-Z"? Я не знаю, что это такое!

ЛЕСС. Вероятно, это означает - концлагеря.

ЭЙХМАН. Ах, концлагеря, концлагеря... Я не знаю. Возможно! Будто я их придумал! Неверно!

ЛЕСС. Послушайте, что сказал по этому вопросу штандартенфюрер СС Курт Бехер на допросе 10.7.1947 г. "Господин Эйхман сделал последнюю попытку обойти приказ Гиммлера - прекратить убийства. Через господина Везенмайера обратились к венгерскому правительству, чтобы вместе со "Скрещенными стрелами" продолжать депортацию евреев маршрутом через Вену. Эти евреи не могли быть рабочей силой для строительства укреплений, это следует из того, что он брал женщин и детей - и детей 15 и даже 13 лет - и стариков тоже. Через три дня я поехал к Гиммлеру; я взял с собой господина Винкельмана, старшего начальника СС и полиции в Будапеште. Я сказал Винкельману, когда мимо нас плелись эти колонны скорби: "Вы верите, что эти дети, эти матери, тот старик - что они дойдут до Вены?" Я добился у Гиммлера прекращения пешего марша".

ЭЙХМАН. Это говорит Бехер? И он говорит, что я здесь занимался эвакуацией вопреки приказу рейхсфюрера?

ЛЕСС. ...И организовали следующие пешие марши.

ЭЙХМАН. Но это же, это же безумие!

ЛЕСС. И он упоминает также, что там были дети, даже 13-летние.

ЭЙХМАН. Нет, это... я не был при этом, господин капитан. Были изданы директивы, и... Он проверял, что им было 13 лет? Уже сам факт, что я действовал против, против, вопреки приказу рейхсфюрера, - это сумасшествие, это ложь, и она характеризует прочие сообщения этого господина.

ЛЕСС. Вот он говорит дальше: "Через три дня я поехал к Гиммлеру, кажется, он был в Восточной Пруссии. Там в присутствии Винкельмана было приказано запретить дальнейшую отправку пешком. Этот приказ направили Эйхману, непосредственно Эйхману через Винкельмана".

ЭЙХМАН. Это вер... это неверно! Если оттуда он... если пришел приказ рейхсфюрера - остановить, то остановили, прекратили! Если я получил приказ, то дальше - всё! Значит... значит, я сказал бы венгерской жандармерии: вот приказ рейхсфюрера! Отменяется! Отставить!

ЛЕСС. Затем Бехер говорит: "Стремление господина Эйхмана было - действовать вопреки приказу Гиммлера, который я ему сам показал".

ЭЙХМАН. Ну, все это... это... вообще немыслимо. Это верх, верх любых небылиц за всю мою жизнь! Это вообще немыслимо, вообще немыслимо, что такой человек был штандартенфюрером СС!

ЛЕСС. И далее Бехер говорит: "Господин Эйхман хотел тогда изгнать из Венгрии последних 150.000 евреев. Я знаю также, что он сказал мне: "У меня есть согласие на 50.000, а исполнение - это мое дело!"

ЭЙХМАН. Все это... это все, все это изложение для меня загадка. Больше ничего сказать о нем не могу.

ЛЕСС. Бехер говорит: "Я сказал Гиммлеру, что не в первый раз убеждаюсь - Эйхман саботирует его приказ. Устроенный им пеший марш был настоящим убийством".

ЭЙХМАН. Мне кажется, что Бехер, который и сам по уши во всей этой истории, еще до конца войны - или уж заведомо сразу после - изо всех сил старался, как он это делает и здесь, хоть как-то умыть руки. Он же тут ставит вещи с ног на голову. Верно, что сразу после нашей с ним поездки к рейхсфюреру депортации были остановлены. Но что Бехер был инициатором... Ни в малейшей степени.

ЛЕСС. Под заголовком "Комендант Освенцима против пеших маршей" д-р Кастнер пишет в своей книге следующее: "16 ноября 44-го по приглашению Беэсера в Будапешт прибыли высокие немецкие гости. Командующий войсками СС генерал-полковник Юттнер в сопровождении Крумая и коменданта Освенцима оберштурмбаннфюрера СС Гёсса. По дороге из Вены в Будапешт они сами видели эти ужасные пешие колонны. Валяющиеся на дороге трупы, измученные люди - все это произвело на немецких господ крайне тягостное впечатление. По прибытии в Будапешт они выразили Бехеру свое возмущение виденным. Комендант Освенцима Гёсс был особенно разгневан. Кроме того, он прибыл из ставки Гиммлера, где был поставлен в известность о новой ориентировке рейхсфюрера. Юттнер дал приказ "еврейскому командованию" в Будапеште немедленно остановить поход. Это происходило 17 ноября. В этот день удалось вернуть в Будапешт примерно 7.500 находившихся в пути евреев. Эйхмана в тот момент не было. Еще 13 ноября он изменил отданные приказы так, чтобы депортировать всех детей старше десяти лет. Как только мы об этом узнали, мы забили тревогу у Бехера. В моем присутствии он позвонил Эйхману по телефону. Сначала Эйхман ничего не хотел признавать, врал о приказе, говорил, что обвинения в зверствах выдуманы. В конце концов, Бехер пригрозил, что обратится по телеграфу к Гиммлеру. Эта угроза подействовала. Эйхман отозвал приказ".

ЭЙХМАН. Простите, об этом я ничего не знаю, про эти... про горы трупов, валяющихся на дорогах. И что якобы Бехер сказал мне по телефону, что обратится к рейхс... Это неправда, потому что я не делал ничего, кроме как выполнял приказы - они ведь поступали от рейхсфюрера, не прямо ко мне, а через Везенмайера и Винкельмана, - приказы самого рейхсфюрера. Если было так, как говорит здесь Кастнер, если я нарушал приказ рейхсфюрера, то почему Везенмайер тут же не выгнал меня из страны или Винкельман не велел немедленно арестовать меня?

ЛЕСС. Были изменены тогда директивы относительно возраста?

ЭЙХМАН. Это мне не известно, господин капитан.

ЛЕСС. Кастнер пишет далее: "21 ноября Эйхман вернулся в Будапешт и тут же велел продолжать отправку людей пешком. Характерным для него образом он в то же время стремился опровергнуть мои протесты. Он вызвал меня к себе и заявил: дело не в том, что он будто бы хочет помешать переговорам, которые ведет Бехер. Но сразу же по возвращении он приказал, чтобы "контингент" продолжали отправлять пешком; он-де полагает, что приказ об отмене издан из-за ошибочных впечатлений "некоторых" господ, у которых не было возможностей определить, можно ли считать трудоспособными людей, находившихся семь или восемь дней в пути. И ему, мол, придется привлечь к ответственности своих сотрудников, которые выполнили приказ об отмене..."

ЭЙХМАН. Согласно этому сообщению, я уезжал из Будапешта несколько раз. Несомненно, я, бывало, ездил в Берлин за новыми... ну, чтобы доложить о делах и получить приказы - как мне действовать дальше.

ЛЕСС. Кастнер рассказывает далее: "Эйхман продолжал: "Мне нужны 65-70 тысяч венгерских евреев. Пока что на германской границе приняты только 38.000. Мне нужно еще не меньше 20.000 евреев-землекопов на Юго-восточный вал. В рейхе копают рвы уже немецкие дети и старики! И вообще, рейх обязался больше не гробить евреев. И я хочу сказать вам, что Германия уже выбралась из ямы, она победит! Готовится новое оружие, и союзники будут бессильны против него".

ЭЙХМАН. Должен к этому заметить: вот здесь слово "гробить", я его никогда не употреблял.

ЛЕСС. "...Затем он перешел к "злоупотреблениям" иностранными паспортами. Он-де привлечет к ответственности за это свинство швейцарского консула Лютца и Рауля Валленберга, представителя шведского Красного Креста. Но у него есть предложение: он забудет про обладателей таких паспортов, если наша сторона добровольно представит ему 20.000 евреев-землекопов. А иначе ему придется отправлять всех евреев - без исключения - пешком! Тогда я заговорил о швейцарских переговорах. Американцы, сказал я, в курсе событий, они знают о пеших маршах. И они вправе считать все предложенные уступки по еврейскому вопросу блефом".

ЭЙХМАН. Эти подробности... Я их уже не помню.

ЛЕСС. Кастнер сообщает, что 26 ноября 1944г. Бехер вернулся из ставки Гиммлера и сообщил ему, что Гиммлер дал телеграфное распоряжение прекратить пешие марши из Будапешта. На совещании, состоявшемся после 27 ноября, вы высказались, согласно сообщению д-ра Кастнера, следующим образом - я цитирую: "Эйхман снова взялся за свое. "Да, - сказал он, - я это все предвидел. Я без конца предупреждал Бехера чтобы он не давал водить себя за нос. Могу вам сказать теперь только одно: телеграфируйте в Швейцарию, чтобы они навели порядок! Если в течение 48 часов у меня не будет положительного ответа от вас, я велю угробить весь еврейской сброд в Будапеште".

ЭЙХМАН. Это опять... опять так театрально! Они там... там что-то про "сброд". Такое слово... Да у меня за все эти годы язык не повернулся ни разу... Ни разу! Это... это сплошная ложь. От начала до конца!

ЛЕТОПИСЕЦ. Навести порядок, считал Эйхман, надо было в торге, который с согласия Гиммлера затеял Бехер со швейцарским посредником "Джойнт" - организации американских евреев по оказанию помощи. Благодаря ей несколько сот венгерских евреев, отобранных д-ром Кастнером, уже прибыли через концентрационный лагерь Берген-Бельзен в Швейцарию, чтобы уехать оттуда в Палестину. Однако причитающаяся за это немцам оплата в валюте, о чем была договоренность, не поступила. Поэтому Эйхман и грозит "угробить всех". Если в конце войны Швейцария, годами соблюдавшая нейтралитет, нередко - слишком старательно, тем не менее не чинила препятствий этому "обмену", то задержки с переводом валюты свидетельствуют, что, в отличие от Эйхмана, в Швейцарии рассчитывали на скорое поражение Гитлера. Именно поэтому швейцарский консул Шарль Лютц, как и шведский банкир Валленберг, мог раздавать временные паспорта людям, плетущимся пешком из Будапешта в Вену. Но венгерская жандармерия принимала эти документы во внимание далеко не всегда, а немцы вообще не обращали на них внимания. Все же у того, кто имел такой паспорт, оставался шанс попасть в особый лагерь, отдельно от других депортируемых. А Рауль Валленберг, вероятно, заплатил жизнью за свою гуманитарную деятельность; он остался в Венгрии, чтобы защищать евреев, когда немецкие войска уходили и вступала Красная Армия. С тех пор он исчез. Позже появились свидетели, которые якобы видели его в заключении в Советском Союзе.