"Сказка о царе и оружейном мастере" - читать интересную книгу автора (Кусков Сергей)

Глава вторая

Злые языки говорили, что была у императора программа: чтобы шли его стрельцы победным маршем от одного завоеванного государства к другому, пока не омыли бы свои сапоги в водах всех четырех океанов. Ну, насчет сапог – это явная байка. Ладно бы кто другой, а уж император-то прекрасно знал, что океанская вода – погибель для стрелецких сапог. А все остальное – что ж в этом плохого? Если плох тот солдат, что не мечтает стать генералом, чем лучше его император, который не стремится величием превзойти Александра Македонского?

На этом пути, однако, случились у императора два затруднения. Первым было одно мелкое государство, не царство даже и не королевство, а в переводе с их языка что-то вроде великого герцогства. Чем уж оно было великое, так только не размерами – из всех новых соседей империи было оно самым маленьким, то-то император на него и напал в первую очередь. Сам он в поход не пошел, дела не пустили, а послал одного из своих генералов, не гения, конечно, но и не дубину, как тот губернатор, а на хорошем среднем генеральском уровне. Войска ему дал не много и не мало, а в самый раз, никаких неожиданностей от этого похода не ждал и очень удивился, когда его генерал предстал перед ним не с рапортом о победе, а с двумя сломанными ребрами и правой рукой в гипсе, так что, докладывая императору о возвращении войска, он к козырьку левую прикладывал. Хотел император на него разозлиться, но передумал: сердце у него было доброе; хотя и вспыльчив был, но отходчив; да и узнать хотел, что же в герцогстве произошло.

А произошло вот что: не знали ни император, ни генералы его, с кем они связались, да и знать не могли, потому что прежде соседями не были. А было то герцогство горное, да горы-то не чета тем низеньким да пологим, что по окраинам прежнего царства поднимались от силы на полторы версты над уровнем моря. Горы были настоящие, со скалами, водопадами, ледниками и орлами на вершинах. И народ там жил, что те орлы – сыны гор; многие их покорить пытались, только ни у кого до сей поры не вышло. К тому же герцог у них был не дурак, с высшим образованием, и не гуманитарным, а техническим. В заморском университете получил он степень магистра технических наук, и министры с советниками у него имели степени не ниже кандидатских, а больше докторские. Следя по газетам за военными действиями, он быстро понял, что ходить развернутым строем на автоматические самопалы – это чистое самоубийство, да горы и не место для развернутого строя. Против императорского войска он применил другую тактику.

Стрельцы в горах воевать не умели, поэтому, вступив в пределы герцогства, всё двигались по дну ущелья, по которому шла дорога к столице. А горцы, на склонах за камнями и скалами укрываясь, палили в них с близкого расстояния из допотопных кремневых пукалок и большой урон им чинили. Стрельцы, конечно, отстреливались, да ведь камень пулей не прошибешь, и снизу вверх стрелять – позиция невыгодная; к тому же горы, эхо в ущелье – не поймешь, откуда стреляют, и камнепады с толку сбивают. А горцы – народ отчаянный, раненые с поля боя не уходят, а продолжают стрелять, покуда кремневые ружья в руках держатся.

Так, неся большие потери, стрельцы медленно продвигались вперед, а уж патронов сколько тратили – уму непостижимо. И чем дальше заходили, тем нахальнее горцы у них в тылу на обозы с патронами нападали. Наконец вступило императорское войско в долину, на другом конце которой уже видна была столица герцогства. Тут у них за спиной горцы взорвали скалы и перекрыли ущелье каменным завалом.

Понял генерал, в какую ловушку они угодили: с их-то привычкой палить непрерывным огнем они свои патроны в момент израсходуют, а новых им кто подвезет и как через завал пробьется? Поэтому приказал отступать в порядке и патроны беречь.

В порядке, конечно, не получилось. Когда завал преодолевали, горцы на стрельцов в штыки ударили, а те, на автоматическое оружие надеясь, в штыковом бою почти не упражнялись. Тут-то генералу и сломали руку и ребра – с лошади его уронили. Обоз с патронами пришлось бросить, забрали только то, что на себе могли унести, и автоматических самопалов больше сотни противнику досталось; когда они из ущелья обратно на равнину выходили, им вслед несколько очередей пульнули – для острастки, надо полагать.

Император по доброте своей генерала наказывать не стал, а определил его на пенсию по состоянию здоровья, имея в виду, конечно, не руку с ребрами, а уж скорее голову. Сам же стал думать, что ему делать с непокорными горцами. Думал он, думал, а как придумал – поехал в клуб к своим приятелям-альпинистам, с председателем в его кабинете заперся и долго беседовал. А после издал секретный приказ об учреждении отдельного батальона альпинистов. Приказал закупить им лучшее заморское снаряжение, а самопалы заказал шпионского образца: короткоствольные, со складным прикладом и глушителем. Не то чтобы с какой-то целью, а на всякий случай.

Тут-то и узнал император о другом затруднении: доложил ему министр финансов, что денег в казне кот наплакал и на снаряжение для альпинистов никак не хватает, даже если брать не заморское и не лучшее. Император очень удивился, потому что никогда еще он столько военной добычи не брал, как в последнее время, и никак не ожидал финансовых трудностей. Поначалу он министру не поверил и приказал принести расходные документы (министр уже приготовил смену белья и мешочек с сухарями), но в бумагах оказался полный порядок. Тогда он министра отослал, а документы себе оставил, чтобы на досуге в них разобраться и на чем-нибудь сэкономить.

Только какая тут экономия, если и так все расходы по минимуму, самое необходимое и ничего более? Самый большой расход – подготовка к новой войне, тут бы и скомбинировать: одно подсократить, другое урезать, глядишь, и выкроим денежек на снаряжение для альпинистов. Но тут мы экономить не будем, ибо известно: хочешь мира – готовься к войне. Готов – нападай, не жди, пока противник сам подготовится и первым начнет, он тоже мира хочет.

Что еще? Ну, парад и фейерверк – дело святое, к тому же и военно-патриотическое воспитание молодежи. И так пиротехника самая дешевая, а можно бы и подороже: не шику ради, а для пожарной безопасности. На медали солдатские серебро тратим – можно на олово перейти, только гроши это, не спасет. Так и получается: что с войной связано – то свято. Выходит, надо штатские статьи расходов резать. Образование там, медицину…

А это что такое? Куда столько на лечение раненых? И вообще, откуда столько раненых взялось?

Позвал император опять к себе министра финансов и спрашивает:

– Что это у тебя за ненаучная фантастика в документах? Откуда у нас в последнюю войну столько раненых? Аль житье на воле надоело? Вон в каталажке министерская камера свободная стоит.

– Это, государь, раненые и с нашей, и с противной стороны, – сквозь коленную дрожь и зубовный стук отвечает министр. – Вот дальше отдельно показано: эта сумма на наших, а та на тех.

– Да у тебя на тех в пять раз больше, чем на наших! Какого черта я должен платить? – взорвался император. – Пускай за счет своего царя лечатся!

– Их царь теперь наш губернатор, – отвечает министр, – и все они наши подданные, так что приходится вам, ваше величество, за лечение платить.

– Черт побери! – кричит император. – Так и пенсии их инвалидам идут из моего пенсионного фонда?!

– Да, государь, – отвечает министр.

– Так это и покойников, черт возьми, за мой счет хоронят?!

– Ну, покойника-то похоронить дешевле выйдет, особенно когда в братской могиле.

– Ох, упек бы я тебя к чертям собачьим, да жаль, не за что! – император аж стонет от злости. – Уйди с глаз моих долой, черт бы тебя побрал!

Министр не заставил себя упрашивать – пулей из кабинета вылетел. А черт услыхал, что его поминают к месту и не к месту, и уж тут как тут. Пробрался незаметно к императору в кабинет, за левым плечом у него пристроился и принялся посредством телепатии разные подлые мысли ему внушать: мол, хорошо бы такой самопал сделать, чтобы после себя раненых не оставлял, а только покойников. Император этих мыслей стыдится, но в памяти уже занозой застряло, что похороны дешевле лечения обходятся, а черт ему новую идейку подсовывает: вот бы таким смертоносным оружием по горцам пальнуть, каково бы они тогда запели? Император, сердце имея доброе, таким мыслям, как мог, сопротивлялся, но очень уж ему хотелось горцев наказать, да и черт не отставал, пока не вызвал к себе император главного конструктора. Тот приходит, а император ему и говорит:

– Сослужил ты мне, мастер, службу – сделал мое войско почти непобедимым. Сослужи же мне еще раз – сделай такое оружие, что в кого ни попадет, всех насмерть убивает, раненых после себя не оставляя. С ним мое войско будет совсем непобедимым!

Главный конструктор, зная об императорском добросердечии, очень удивился такой в нем перемене, но, подумав, отнес ее на счет горцев. Сам же сказал:

– Где же это видано, ваше величество, чтобы раненых не было? Если противнику в голову или в брюхо попадешь – тогда, конечно, ему прямая дорога на тот свет. А если, к примеру, в руку или в ногу – с чего ж ему умирать? Человек, государь – тварь живучая.

– Не знаю, не знаю, – отвечает император. – Ты специалист, ты и думай, как такое оружие сделать, чтобы, в руку или в ногу попавши, насмерть убивало. Если нужна консультация по медицинской части – все мои академики к твоим услугам. Только смотри, всяких там отравленных пулек мне не предлагай, потому что я всегда воюю честно и штучек этих иезуитских не люблю.

С тем и отослал главного конструктора. А черт, добившись своего от императора, из дворца выбрался, обернулся добрым молодцем – молодым специалистом, красный диплом себе нарисовал по специальности 666 (конструирование стрелецкого оружия) и в ОКБ СВ на работу устроился инженером-конструктором третьей для начала категории.

Главный конструктор к медицинским академикам не пошел: совестно ему показалось почтенных врачей, всю свою жизнь людей лечивших, расспрашивать, как бы человека повернее угробить. Ограничился тем, что, вернувшись в ОКБ, собрал у себя совещание на уровне начальников подразделений. Рассказал им о задании императора; те поудивлялись императорской кровожадности, а потом принялись обсуждать и предложения высказывать. Ничего толком не придумали, только полтора часа даром потратили. С тем и распустил их главный, приказав напоследок о том, что обсуждали, никому не рассказывать.

Новоявленному инженеру-конструктору третьей категории тоже по рангу его знать о том не полагалось, однако же он узнал все до подробностей – пронырлива, видать, нечистая сила. Написал главному докладную записку, что имеет некое предложение по интересующей того проблеме, и переслал через секретаршу. Главный конструктор удивился было: как это молодой специалист знает то, что ему знать не положено, – но подумал, что кто-то из начальников подразделений сболтнул лишнего в курилке. Решив болтуна найти и наказать позже, вызвал он к себе молодого специалиста, потому что других идей у него все равно не было.

Тот пришел и с порога завел такую речь:

– Господин главный конструктор, задача, поставленная императором, за морем уже решена, только у нас никто об этом не знает.

– Где ж решение? – спрашивает главный конструктор.

– Решение в музее, в Императорской Оружейной палате. Лежит там в запаснике среди прочего трофейного хлама заморская автоматическая винтовка, которую два года назад стрельцы отбили у одного разбойника. Самого его казнили, а винтовку в запасник сдали, потому что внимания не привлекла: калибр маленький, да и патронов не осталось, разбойник все потратил, от стрельцов отбиваясь. Эта винтовка и есть то оружие, которое, в какое место человеку ни попадет, всяко насмерть убивает.

– Слыхал я про ту винтовочку, однако не больно-то мне верится, что она такая смертоносная. Очень уж калибр маленький, разве что уток стрелять. Хорошо было бы ей испытание устроить, да как без патронов?

– Уток ей стрелять бесполезно, она утку в клочья разносит. А патроны есть, только их плохо искали.

– А ты откуда знаешь? – спросил главный конструктор, но молодой специалист отвечал уклончиво и все уговаривал в музей поехать. Наконец уговорил, приехали они в Оружейную палату, с разрешения директора взяли из запасника винтовку, и молодой специалист показал главному конструктору потайной карманчик на ремне, а в том карманчике три патрона. Был ли то неприкосновенный запас, которым разбойник не успел воспользоваться, а стрельцы не заметили, или все это происки нечистой силы – нам про то неведомо, а только после этой находки главный конструктор послал в музей официальный запрос, винтовку изъял и на полигон ОКБ отвез для испытания. Там поставили две колоды перед кирпичной стенкой, на них два кочана капусты, на каждый надели по каске и выстрелили с небольшого расстояния одиночными: главный конструктор из своего самопала, а молодой специалист из заморской винтовки. У главного конструктора пуля каску спереди пробила, насквозь прошла и в кирпич на полтора вершка зарылась. Каску сняли – в кочане сквозная дыра. У молодого же специалиста пуля вошла в каску так же спереди, а где вышла – непонятно; сняли каску – кочан весь аккуратно нашинкован, хоть сразу пирог начиняй, а пулька в колоде сидит.

– Пулька, шеф, хоть и маленькая, да страшная, – говорит молодой специалист. – Вон как она капусту разделала. А в голову попадет – и ее так же. И в какое место ни попадет, тут же начинает кувыркаться и все вокруг себя в фарш превращает, а что может оторвать – то оторвет. Кому жизненно важных органов не заденет, тот от болевого шока помрет, а нет – так от потери крови.

– Ну и изверг же ты, братец, – только и сказал главный конструктор, а после взялся за дело и пошел по стопам заморских оружейников. Самопал свой переделал, чтобы он мог пулять такими же смертоносными пульками, и молодой конструктор тоже руку приложил: так пулю усовершенствовал, что она капусту не только шинковала, но и равномерно перемешивала (если, к примеру, в одном месте ложку соли положить, а в другом полбанки майонеза – салат приготовит), и предлагал еще сделать, чтобы она тот салат сама по тарелкам раскладывала, которые для этого надо было только вокруг кочана расставить; но главный сказал, что это уже лишнее, потому что они оружие создают, а не кухонную технику. Впрочем, работу молодого инженера он оценил высоко: первую категорию тот получил сразу после третьей, минуя вторую, а еще через год уже ведущим был.

После капусты испытали новое оружие на собаках, на свиньях, на обезьянах – всех бьет насмерть, кроме одного случая с собакой. Попали ей в лапу – всю ее пуля измочалила, только что не оторвала – и оставили в испытательном боксе подыхать от потери крови. Она бы и подохла, да сумела как-то выбраться из бокса, заползла в кусты, а там ее подобрали дети начальника полигона (он с семьей тут же при полигоне жил), кое-как перевязали и выходили. Нога зажила как попало, собака после на трех прыгала, но жива осталась. Главный конструктор, узнав об этом, начальника полигона уволил за срыв опыта, а на его место назначил ведущего инженера-конструктора, того самого, что заморскую винтовку ему показал. Случай же этот он взял на заметку, хотя и не придавал ему большого значения: все-таки человек не так живуч, как собака-дворняжка.

Новый начальник полигона взялся за дело по-научному: набрал команду фотографов, которые все результаты испытаний фотографировали, а он снимки в папку подшивал. Когда покончили с обезьянами, намекнул он главному, что теперь можно бы и на человечков перейти, за что едва не поплатился должностью. Тогда он все в шутку обернул и сказал, что пора уже императору докладывать. Главный конструктор таких шуток не любил и докладывать о выполнении задания почему-то не хотел, однако не нашел, что возразить, и во дворец поехал, отобрав для иллюстрации не самые страшные фотографии.

Муторно было у него на душе, когда он ехал во дворец, и непонятно отчего: то ли оттого, что не сам он решение нашел, а у заморских оружейников подсмотрел, да и то с посторонней помощью; то ли само задание казалось ему больно пакостным. Однако был он специалист технический и привык к полученным заданиям подходить с позиций техники, а не этики, поэтому отнес свою нынешнюю маету на счет заморских конкурентов. Императору он все доложил без утайки: и про молодого конструктора, и про заморскую винтовку, и про разбойника, и даже про тот случай с дворняжкой. Император, против ожидания, даже похвалил его:

– Мы, – сказал, – должны у заграницы брать лучшее, а велосипеды изобретать нам не с руки, да и накладно.

И дальше пошел по тому же пути, как с первым самопалом: вооружил новым оружием четыре полка стрельцов и послал их соседнее государство воевать, только не горцев (хоть и не терпелось императору их наказать), а что попроще. А начальник полигона прикомандировал к войску своих фотографов, чтобы те снимали для статистики результаты действия страшных пулек. Кампания прошла на «ура», соседа в два счета покорили и из королей в губернаторы перевели, а императору на стол положили статистические данные о потерях противника, которыми он очень доволен остался, несмотря даже на то, что помимо убитых было и некоторое количество раненых; немного, правда, зато все тяжелые: кому руку оторвало, кому ногу. Император к мелочам придираться не стал, всех щедро наградил: и главного конструктора, и молодого специалиста, ныне начальника полигона, и директора музея. Бывшего начальника полигона, что с дворняжкой проштрафился, на теплую должность пристроил – старшим истопником во дворец, – и даже вдове и детям того разбойника кой-какую пенсию назначил, а то они сильно бедствовали. На взятую с соседа контрибуцию оснастил он своих альпинистов и начал всерьез к войне с горцами готовиться. Главный же конструктор со своим ОКБ переделывал под новый патрон все свои системы оружия: ручной пулемет, кавалерийский самопал и далее по порядку.

Соседи императора тоже получили данные о потерях, которые всех в ужас привели. Стали вычислять, чья очередь следующая, и перед самым началом второго похода на горцев примчались к императору сразу три соседних царя с прошениями о добровольном вхождении в состав империи. Императорские придворные их, как могли, отговаривали: мол, не любит он капитулянтов, да и не время сейчас, – но те твердо стояли на своем и добились-таки приема у императора. Принимал он их, впрочем, в спешке, не выходя из походной кареты, потому что с минуты на минуту собирался выступить в поход на герцогство. Но, против ожидания, на капитулянтство их внимания не обратил и быстро подписал указы о присоединении новых губерний и о назначении губернаторов (они у государственного секретаря были давно заготовлены, только подписать и дату поставить); да и не было императору теперь дела до всякой мелюзги: виделось ему в мечтах, как он, Старый Свет новым оружием покорив, Америку завоевывать двинется.