"Сатанизм для интеллигенции" - читать интересную книгу автора (Кураев Андрей)

Секта или «синтез всех религий»?

Рериховское учение утверждает, что оно нашло способ объединения всех религий. Соответственно, любая дискуссия с рерихианством оказывается борьбой против веротерпимости и просто агрессивной выходкой.

Но от кого же в данном случае исходит агрессия? Любой человек, читавший труды Блаватской, знает, с каким раздражением она при каждом удобном случае отзывается о христианстве. Но дело не в эмоциях. Душить можно и с улыбкой. В том «общерелигиозном синтезе», который предлагают теософы, христианство на самом деле должно быть просто растворено в оккультизме. Поэтому сопротивление теософскому «примирению» для христианства есть вопрос выживания.

В религии действует тот же закон, что и в математике – общий знаменатель всегда наименьший.

Объединение православных и протестантов, например, предполагает, что, сохранив общую для нас Библию, православные должны будут убрать иконы, красоту Богослужения, таинства, почитание святых, молитвы за усопших – в общем, все то, что отсутствует в протестантизме.

Объединение христиан с иудеями, в свою очередь, отнюдь не обогатит жизнь христиан, а урежет ее: из Библии мы должны будем устранить Евангелие и остаться только с книгами Ветхого Завета.

То, что объединяет нас с мусульманами – это вообще всего лишь одна, первая книга Ветхого Завета – книга Бытия.

Но если мы захотим найти общий знаменатель с буддистами, то даже свидетельство книги Бытия о Боге как о Творце окажется излишним, разъединяющим…

Мне однажды довелось присутствовать при выработке экуменического документа. Главы религиозных объединений Советского Союза решили совместно призвать народы к единству и миру. Текст, естественно, был подготовлен Патриархией заранее. Возражений он ни у кого не вызвал. Но вот, когда настала уже последняя минута перед подписанием, вдруг г-н Бычков, возглавлявший тогда баптистов, робко заметил, что ему неудобно подписывать документ, в котором нет ни одной евангельской цитаты: «мы же евангелисты, и у нас принято каждый шаг обосновывать авторитетом Слова Божия – так что меня просто не поймут, если я подпишу текст, не возвещающий Евангелие». Православные и католики с радостью его поддержали. Но тут взял слово главный раввин А. Шаевич и вполне резонно возразил, что ему совсем уж не с руки подписывать текст, апеллирующий к авторитету Нового Завета. Он предложил найти соотвествующий призыв к миру в Ветхом Завете. Христиане, понятно, возражать не стали: Библия есть Библия. Но едва только нашли соответствующий призыв ветхозаветного пророка, как встал исламский муфтий и сказал, что этого места нет в Коране. Но тут же он сам и предложил выход из создавшейся ситуации: поскольку Коран в основе своей есть пересказ Ветхого Завета, то можно найти место, которое есть и там, и там. И вот когда нашли-таки аят, говорящий, что «Творец создал нас для жизни», встал буддист… Он напомнил, что в буддизме нет понятия Творца. Пришлось ограничиться написанием «Истины» и «Мира» с больших букв.

Так что путь к объединению религий – это или взаимное обеднение их всех через сведение к общему знаменателю (который оказывается равен максимуму безверия). Или – это подгонка всех религий под некий идеал «мировой религии», рожденный в чьей-то голове. В таком случае многообразие исторических религий должно уступить место навязчивой и горделивой утопии.

Не надо нас женить без нас. Прежде чем приступить к синкретизации, например, христианства и буддизма, неплохо было бы спросить и у христиан, и у буддистов – считают ли они значимыми свои различия, хотят ли они ими поступаться.

У разных религий разное лицо и их своеобразие настолько велико, что не может быть подменено неким синкретическим суррогатом.

Христианская отчетливость в конечном итоге гораздо более плюралистична, чем теософская «веротерпимость». Теософ во что бы то ни стало старается свою веру обнаружить везде, изнасиловать как угодно тексты – лишь бы найти реинкарнацию там, где ее не было. Христианин спокойно готов признать, что индусы верили так, как никогда не верили евреи и христиане.

Какая схема истории религии более тоталитарна: теософская, пытающаяся всех подстричь под одну, свою, гребенку, или христианская, которая свидетельствует свое отличие от других, но тем самым и не старается подогнать остальных под себя?

Мы живем в довольно странное время. После 70 лет тотальной войны с духовностью люди вдруг возомнили, что они «переросли Евангелие». Не научившись даже элементарной религиозной азбуке, они требуют: «дайте нам эзотерику!». Если и были «тайные учения» у древних христиан – то по каким признакам можно оценить религиозный прогресс столь положительно, чтобы прийти к выводу о том, что нечто, спрятанное апостолами от их современников, можно сегодня выставлять на рыночные лотки? Неужели не очевидно, что название популярной книги «Введение в эзотерику» просто смешно?

Еще более странно увлечение астрологией у людей, которые не видят звезд. Естественны слова Канта о том, что две вещи вызывают в нем постоянное изумление: «нравственный закон во мне и звездное небо надо мной». Но Кант еще мог видеть звезды из своего дома. А из утробы сегодняшних городов звездного неба не увидишь. Уличные фонари затмили звезды и заменили их собою. И вот – не видя звезд, не испытывая эстетического и даже более глубокого, онтологического потрясения пред «звездным хором», современные горожане научились почитанию звезд через газеты… И хотя бы поэтому в сегодняшней астролатрии есть глубокая неправда и безобразие. Сегодняшним язычникам не хватает естественности. Городская природомания вся пронизана фальшью. Псевдонародные календари ежедневно напоминают пассажирам метро, что сегодня пора выгонять скот на выпас или что пришла пора теребить лен. Приметы, сложившиеся в одной какой-то волости и, может быть, вполне пригодные для нее, теперь одновременно и без всякой коррекции сообщаются жителям Тихоокеанского побережья, Мурманской области и Ставрополья. Даже странно, что у нас не публикуют «народно-православного» египетского календаря: «под Рождество пора собирать бананы».

А еще, приступая к сравнительному изучению религий, нельзя не поразиться тому, что «не видят разницы» между религиями журналисты и учительницы – то есть люди, составившие представление о религии на основе трех-четырех книжек. Монахи же, всю жизнь посвятившие духовной борьбе, решительно отвергают синкретизм. «Синтетическая» теория не может объяснить того простого факта, что именно религиозно-непрактикующие люди, судящие о верах понаслышке, являются адептами этой теории, а религиозные практики относятся к ней более чем холодно.

Почему Святые – от ап. Павла до о. Иоанна Кронштадтского – предупреждали о необратимом различии религиозных путей, а люди, далекие от христианской религиозной практики, считают, что идти можно любой дорогой и тропкой и даже вовсе без оной? Почему люди, вряд ли твердо знающие «Отче наш» и наверняка не помнящие слов разрешительной молитвы на исповеди – стоят за соединение всех вер, а преп. Амвросий Оптинский и Серафим Саровский, ап. Павел и Григорий Богослов93 – против? Неужели и этот очевидный факт не взывает к разуму и к совести?

Нефилософскому сознанию невозможно доверить решение философских вопросов и привлечь его к разрешению философских дискуссий. Сознанию нерелигиозному невозможно поручить служение крайнего судии в противостоянии религиозных доктрин.

Обычно говорят, что различны лишь невежественные религиозные толпы, а подвижники духа мирно единятся на горних высотах. И это неверно чисто исторически.

Обращение к реальной жизни конфессий показывает, что, вопреки синкретической символике, скорее малорелигиозные люди всех религий очень похожи. На улицах Иерусалима не отличить иудея от православного, монофизита от мусульманина. Но чем более человек открывает свою душу для того, чтобы его традиция обновила и переродила его – тем более он будет отличаться от людей, открывших себя для действия в них иной духовной традиции.

Центральная идея широко рекламируемой сегодня «общемировой религии» (которая иногда прикидывается теософией, иногда – «Церковью Объединения» Муна, иногда – движением Бахаи) гласит: Бог один и все религии – пророки его. Все веры учат добру и любви, и лишь пережитки средневековой нетерпимости мешают людям понять то, что поняли великие учителя Агни Йоги и теософии: все религии едины в своей духовной глубине и лишь в обрядах немного отличаются друг от друга.

Как заметил Гилберт Честертон по поводу этой якобы либеральной мысли, «это ложь, это полностью противоречит фактам. Религии не очень различаются обрядами, они страшно различны в учении. Все равно как если бы вам сказали: „Пусть вас не вводит в заблуждение, что газеты „Новости Церкви“ и „Атеист“ выглядят совершенно по-разному – прочтите их, и вы увидите, что говорят они одно и тоже“. Конечно, они схожи во всем, кроме того, что они говорят. Механика у всех верований одна, почти все религии земли используют одни и те же приемы: у них есть священники, тексты, алтари, братства, праздники. Способ учения похож, но разница только в том, чему они учат. Замечательный пример мнимой схожести – духовное единство буддизма и христианства. Те, кто принимают эту теорию, настаивают, что христианство и буддизм очень похожи, особенно буддизм. Все верят этому, и я сам верил, пока не прочел их аргументы. Их аргументами были сходства, которые ничего не значат, так как они присущи всему роду человеческому94 , и сходства, в которых нет ничего общего. Автор попавшейся мне книги пресерьезно объяснял, что обе религии одинаковы в том, в чем одинаковы все религии, или же находил сходство там, где они очевидно различны. Наивный педантизм распространяется и на философские сходства – они доказывают или больше, чем нужно авторам, или ничего не доказывают. Буддизм одобряет милосердие и самоограничение – в этом буддизм не совпадает с христианством, а попросту не слишком расходится с общечеловеческим чувством. Буддисты в принципе осуждают насилие и излишества, поскольку их осуждает каждый нормальный человек. Но ложно утверждение, будто христианство и буддизм одинаково их понимают95.

Но если близки именно внешние формы выражения религиозного чувства, то, значит, на большей глубине надо искать своеобразие каждой религиозной традиции.

Не нужно бояться сравнивать религии между собою. Курс истории литературы считается успешно прочитанным в том случае, если ученики могут пояснить разницу между художественной стилистикой Пушкина и Блока. Если выпускник с первого прочтения страницы не может сказать – Лермонтов это или Маяковский, Цветаева или Некрасов – значит у него никакие знания по литературе. Вряд ли может быть признан удовлетворительным ответ, состоящий в том, что «это, кажется поэзия, и вообще это написано стихами». Но точно также человек, не могущий объяснить различия христианства и буддизма – всуе изучал историю религии.

Если кто-то утверждает, что по своим философским взглядам он является платоником – это значит, что он должен знать философию Платона, систему Аристотеля, знать их различия, и при этом отстаивать как те положения платоновской философии, которые во время оно не принимались Аристотелем, так и те, которые сегодня приводят в возмущение марксистов. Сказать, что «Платон говорил о Боге» – значит не сказать ничего.

Аналогично и с познанием христианства. Здесь тоже надо ставить те вопросы, о которых говорил о. Александр Шмеман – «Человек маленькой веры верит, но спросить его нужно – во что он верит? В кого он верит? Чем его христианство отличается от того, что и во всех без исключения религиях находил человек? Чтобы найти это, совсем не нужно христианство. Всякое почтенное язычество вполне удовлетворило бы нужду человека кому-то помолиться, кому-то поведать свою печаль, от кого-то получить убеждение, что жизнь имеет опору где-то. В конце концов в деревне, куда приезжал епископ в IV веке, давно уже люди верили в Бога96.

Быть христианином (в данном случае я не имею в виду нравственно-практическую жизнь, но говорю просто о христианских убеждениях) значит исповедовать не только некие «общечеловеческие ценности», но и те принципы, что отличают Евангелие от иных форм религиозной практики и религиозной мысли.

Анри де Любак нашел впечатляющие слова, чтобы предостеречь от попыток мирообъемлющих религиозных «синтезов»: «Синкретизм как подделка, как изделие правителей и начетчиков, предполагает угасающую веру. Он – оскорбление Богу Живому. По энергичному слову пророков, синкретизм есть блуд. Он снижает и вульгаризирует все начала, которые соединяет – таковы ублюдочные жаргоны наших больших портов. Христианство отвергло гносис, который представлял собой синкретический метод97. Но книги де Любака на московских улицах не продаются – в отличие от «портовой» литературы новых гностиков.

Итог этого «портового» блуда Честертон выразил емким словечком – «хрислам»98.

Интересно, что мышление современных российских интеллигентов, столь яростно боровшееся против казарменного коммунизма, столь ценящее плюрализм и многообразие, неповторимость и индивидуальность во всех областях жизни, – в религии мечтает всех загнать в казарму «единой мировой религии». Ну чем для вас так нестерпимо своеобразие христианства, что вы так стараетесь растереть его в буддизм? И почему вам не приходит в голову требовать от немецких протестантов подчинения римскому папе, но вы с восторгом принимаете проповедников унии в России и возмущатесь теми православными богословами, которые не видят смысла в объединении с католиками? Почему, поддерживая отделение Чечни от России, декларируя свое уважение к праву любого народа на самоопределение, вы не можете согласиться с самоопределением русского народа к православию?

Григорий Померанц однажды предложил интересный критерий для определения фундаменталистской идеологии: «агрессивный редукционизм,.. агрессивное насильственное упрощение жизни, втискивание развития в прокрустово ложе мифа. Какого именно мифа – вопрос второстепенный99. Так вот, по этому критерию мода на религиозный синкретизм – это именно фундаменталистское движение. Все должны быть единомысленны и единоверны. Христианство должно подравняться под шаблоны буддизма. Теософскому переосмыслению должны быть подвергнуты все практики и все тексты всех религий – как бы они этому ни сопротивлялись. Это искушение агрессии на историю. Происходит как бы посмертное обращение всех великих религиозных проповедников прошлого в модную сегодня веру. Если сегодня интеллигенции нравится теософия – Христос обращается в стопроцентного теософа. Есть мода на пантеизм – и Христос оказывается обязан также быть пантеистом (ибо ведь как-то неудобно признать, что столь выдающийся «Учитель» мыслил иначе…).

Этого искушения не избежал даже сам Г. Померанц. Помянув в эссе, рекламирующем Кришнамурти, крик Христа на Голгофе – «Боже Мой, Боже Мой, почему Ты оставил меня?!» – он дает ему такое толкование: «Экстатическое чувство единства с миром может быть, таким образом, нарушено, но только очень сильными и длительными страданиями100. Но Христос никогда не говорит, что Он един с миром! Он скорее говорит, что мир Его ненавидит. Единство же Христос обретает с Отцом, и это единство – в том Духе, который не от мира и которого мир не знает и принять не может… Я думаю, что Г. Померанц достаточно тактичен, чтобы не обращать Христа в пантеиста101. Но вот ведь – занесло на повороте. И не могло не занести. Потому что цель, поставленная Померанцем – такое перетолкование всех Писаний человечества, чтобы они стали согласны друг с другом102. Это означает, что ставится цель не понимания того, что есть в текстах, а впечатывания в тексты того, чегохочется примирителю. Если же текст оказывает сопротивление (а тем более – община, хранящая в веках изначальное понимание и текста, и той реальности, к которой этот текст подводит), он может подвергнуться насилию – во имя мира…

У утопий есть своя логика. Если нечто не укладывается в их мерку – этот «излишек» должен быть отсечен. В коммунистической утопии не должно было быть Церкви – и Соловки из монастыря стали концлагерем. В коммунистическом «общечеловечьем общежитье» не должно было быть «ни Россий, ни Латвий» – и слова «Родина», «Отечество» на десятилетия стали запретными. Рериховская утопия «синтеза всех религий» также много что грозит оставить за бортом.

Когда новые секты уверяют, что разделение между религиями – это плохо, они на самом деле имеют в виду, что им не нравится, что кто-то не принял еще именно их идеологии. Еще в 1987 году при проведении в Москве конференции под названием «Новый человек – единая надежда для Будущего», пресс-служба одного из самых известных лидеров западного неоиндуизма Шри Раджниша распространяла переводы нескольких его лекций. Конечно, «любимый бхагаван» (так он именовался в этих изданиях) начал с заявления о том, что «разделение между людьми – будь то во имя религии или во имя нации – примитивно и дико» («Золотое будущее»; лекция ј17 от 20.5.1987). Но проходит два дня – и Шри Раджниш начинает говорить яснее: «Христианство принесло столько вреда, что интеллигенция, и особенно гениальные люди, подобные Карлу Марксу, настолько разочаровались в христианстве, что они создали противоположность: материалистическую философию. Карл Маркс ничего не знал о Гаутаме Будде. Ничего не зная об истинной религии, он считал, что христианство и есть религия. Я всегда понимал, что в число всех преступлений, совершенных христианством, можно включить и коммунизм» (лекция (21 от 22.5.87). И едва лишь христиане позволяют себе заметить, что они в чем-то не согласны с новоявленным гуру (например, с его утверждением о том, что «Бога нет» – лекция (28 от 25.5.87), как следует суждение о «фанатичном фашистском христианском уме» (лекция (20 от 21.5.87)

Аналогично и рериховцы говорят о необходимости религиозного единства, имея в виду всего лишь тотальное распространение своего собственного вероучения.

Рериховцы, провозглашая объединение религий, не любят уточнять – на какой именно основе они мыслят это объединение. Чаемое ими слияние религий возможно только на основе всеобщего принятия теософских догм. «Нет религии выше Истины» – их первая и громкая декларация. Менее громкое, но достаточно внятное утверждение гласит, что теософия это и есть истина. И – уже шепотом – вывод: «нет религии выше нашего оккультизма». Все религии должны быть переиначены в соответствии с «Учением», все должны быть переварены. И возлягут волк христианства с ягненком буддизма вместе – но в утробе теософии.

Но идея быть «синтезированными» не вызывает восторга у всех исторических религий. А это значит, что рекламное шоу под названием «даешь синтез!» кончится просто образованием очередной секты, которая будет противопоставлять себя всем остальным (чье сознание недоразвилось до принятия их идей). У Достоевского один либерал-прогрессист как-то говорит о себе: «Чем больше я люблю человечество вообще, тем больше ненавижу каждого человека в отдельности». Что-то очень похожее происходит в либеральных религиозных настроениях нынешней интеллигенции. Все чаще встречаются люди, чья устремленность ко «вселенскому духовному братству», к экуменическому объединению конфессий имеет своим ближайшим плодом нечто совершенно противоположное: усугубление религиозных разделений.

Попытки «объединить религии» на деле ведут к очередному расколу, к отрыву людей от реальной церковной общины ради призрачного единства «в шамбале».

В одном из южнорусских городов мне несколько раз довелось встречаться и беседовать с одним очень хорошим и образованным человеком. Он кришнаит (причем экуменического вкуса). И вот в этих беседах он так и не смог разубедить меня в абсурдности ситуации, в которую он сам себя поставил. Ища примирить Запад и Восток, Россию и Индию, христианство и ведизм, он прежде всего выпал из своей (изначально) – Православной Церкви. Ища идеального единства и единства в идее, он разорвал реальные связи с религиозной общиной своего города. В «трансцендентальных» сферах и книжных грезах уносясь за Гималаи, он не может переступить порог единственного реального храма в городе – православного. Устремленность ко «всемирному братству» проявилась прежде всего как разрыв общения с теми братьями, которые живут на его же улице, в соседних домах. Высшее, литургическое, евхаристическое соединение с ними стало для него невозможным. Поскольку же он не просто интеллигент, а всерьез верующий и религиозно честный человек, то он не может не чувствовать, что «единства в мысли» мало, что нужно единство в молитве, в таинстве, в жертве.

И вот этого единства, он себя лишил. Можно, конечно, сказать, что он-де перерос конфессиональную узость местных прихожан, но такой снобизм не может быть одобрен ни христианством, ни, наверное, даже кришнаизмом. И чем дальше, тем больше это чувство неловкости будет нарастать в душе, пока живые и близкие люди не станут восприниматься как досадная помеха на пути к идеальному единству. В общем, вполне по Руссо: «в наше время любят негров вместо того, чтобы любить ближнего103.

Так и «миротворческая» деятельность рериховских обществ закончилась тем, что они отлучили себя от Церкви. Люди, вроде бы с искренним благоговением произносившие имя преп. Сергия Радонежского, оказались вовлеченными в тот же христоборческий натиск с Востока на Русь, которому противостоял Преподобный.

Конечно, рериховцы уверяют, что они – и христиане, и православные. Но самохарактеристика еще не доказательство. «Мария Дэви Христос» из киевского «Белого братства» и лидер секты Аум Синрике также выдавали себя за христиан.

На словах утверждая, что они с любовью и терпимостью относятся ко всем убеждениям, синкретисты на деле с крайним раздражением встречают любую попытку христиан отстоять уникальность своей веры. Тут приходится вспомнить слова Псалма: «Долго жила душа моя с ненавидящими мир. Я мирен: но только заговорю, они – к войне» (Пс. 119, 6-7).

Агни Йога отнюдь не плюралистична, она никак не согласна с теорией множественности религиозных истин. Через исторические, «экзотерические» одежды многих религиозных традиций надо проникнуть к Единой Эзотерической Доктрине, и если что-то в исторических религиях не соответствует тайному знанию оккультистов – оно должно быть отброшено. Там, где нет полноты каббалистического оккультизма – там нет полноты истины, там есть ущербность, ложь и обман.

Поскольку же нет ни одной исторической религии, которая была полностью идентична конструкции Блаватской, остается только отвергнуть их все. И потому в теософской литературе, вроде бы ищущей мистические глубины всех религий, столь естественны нападки на все религии вообще: «Религии запугали человечество судом и лишили дерзаний» (Агни Йога, 245). «Всякая обособленная, ограниченная и упадочная религия есть опиум, злейший яд разъединения и разложения. То же можно сказать о невежественной науке»104. «История Религий истинно самая мрачная и кровавая страница в истории человечества!105. «Казалось бы, навсегда покончено с двумя западными измышлениями – мистицизмом и метафизикой. Лаборатория, среднеоборудованная, говорит достаточно о свойствах единой материи» (Община, 230). Последнее, очевидно, означает, что если Бога нельзя взять пинцетом и положить под микроскоп – значит, всякая речь о Нем бессмысленна. А если при анатомировании трупа не удается вырезать души – значит, ее и не было. Это – пошлость, а отнюдь не «синтез философии и науки».

Но прежде всего – каково отношение теософов к христианству? Официально рериховцы заявляют, что они сами совсем христиане и готовы исполнять все, что велит «махатма Иисус». Такая ситуация в истории Церкви не нова. Еще пророк Исайя предсказывал: «И ухватятся семь женщин за одного мужчину в тот день, и скажут: свой хлеб будем есть и свою одежду будем носить, только пусть будем называться твоим именем, – сними с нас позор» (Ис. 4,1). Так и сегодня за имя Христа хватаются даже те, кто в сердце своем противостоит Его благовестию.

Отношение теософов к христианству трудно назвать миролюбивым. По их мнению христианином может называться по праву только теософ: «Истинный последователь Христа тот, кто признал Основы Всемирной Доктрины, напитавшей Христа. Учение Христа искажено до неузнаваемости и пришло время очищения его106. Очистить христианство надо от многого. Прежде всего, «мы отрицаем теории о творении, Боге, душе, и о дальнейшей жизни индивидуальности после смерти в их христианском смысле107. Кроме того, вера христиан в Промысл Божий, в заботу Бога о людях – не более чем «губительное заблуждение христианства108. Христианство, не признающее переселения душ, – «ложная вера109. У христиан (речь идет о Кювье) «набитые Библией мозги110. «Была ли когда-нибудь так называемая религия Христа после смерти этого Великого Учителя чем-либо иным, как не бессвязным сном?111.

«Чудеса, совершенные в лоне материнской церкви, – начиная с апостольских времен и до церковных „чудес“ в Лурде, – пагубны по своему воздействию на человеческий разум112.

Знаменитый символ Апокалипсиса о жене-блуднице («Подойди, я покажу тебе суд над великою блудницею… И я увидел жену, сидящую на звере багряном, преисполненном именами богохульными, с семью головами и десятью рогами. И жена облечена была в порфиру и багряницу и держала золотую чашу в руке своей, наполненную мерзостями и нечистотою блудодейства ее. Я видел, что жена упоена была кровью святых и кровью свидетелей Иисусовых» – Откр. 17,1-5) под пером Блаватской превращается в образ… христианства. «Оккультисты в своем бесстрастии заявляют, что слова эти относились с изначала ко всем и всякой экзотерической церковности, к фарсу ритуального поклонения. „Тайна“ женщины и зверя суть символы убивающей душу церковности и суеверия113. Во «все и всякие» ритуальные формы церковности входят, между прочим, храм Покрова-на-Нерли, иконы Рублева, «Всенощная» Рахманинова и «Реквием» Моцарта…

И конечно, в полном бесстрастии оккультисты спокойно говорят: «Надоело нам это беспрестанное бряцание на иудейской арфе христианского откровения!114. Как однажды проговорилась Блаватская, «Наша цель не в том, чтобы восстановить индуизм, а в том, чтобы смести христианство с лица земли»115.

«Средневековые герметисты, подобно каббалистам всех веков, были смертельнейшими врагами духовенства», – пишет Блаватская о своих учителях (теософия в ее глазах ведь всего лишь вариант каббалистики). И здесь следует отметить, что духовенство, которое всегда было столь ненавистно «каббалистам всех веков», есть прежде всего наиболее образованные христиане. Это богословы и мыслители, люди, осмысляющие свою веру и проповедующие и защищающие ее. У «каббалистов» конфликт не с «толпой» и даже не с персонажем «Чаепития в Мытищах»; их многовековая война – со святыми и с богословами, с теми, кто письменно свидетельствовал веру Церкви и защищал ее от оккультных подделок, в общем, с теми, о ком св. Феофан Затворник сказал: «Писатели церковные суть интеллигенция Церкви»116 … Причину же этой ненависти оккультистов к Церкви Блаватская однажды высказала вполне откровенно: «Магия – наиболее властолюбивая хозяйка и не терпит соперниц»117.

Но это – лишь однажды, с языка, как говорится, сорвалось. А так теософы постоянно именно Церковь обвиняют и в нетерпимости и во властолюбии…

Вслед за Блаватской и Елена Рерих весьма тщательно воспроизводит штампы антицерковного агитпропа: «Стоит вспомнить времена инквизиции, Варфоломеевскую ночь и всю историю папства и церковных соборов, где почтенные духовные отцы изрядно заушали и таскали друг друга за бороды и волосья, чтобы всякое уважение к такой церкви и догмам, ею утвержденным, испарилось навсегда, оставив лишь возмущение и ужас перед непревзойденными преступлениями чудовищного своекорыстия, властолюбия, алчности и невежества!»118. Насколько исторически и духовно корректна эта карикатура – разбирать сейчас не будем. Но одну деталь стоит высветить особо – эффект, на который эта живопись рассчитана: «чтобы всякое уважение к такой церкви и догмам, ею утвержденным, испарилось навсегда». Итак, в глазах Елены Рерих православие и католичество не имеют права рассчитывать не то что на согласие или понимание – даже просто на уважение119 …

Христианство повинно в том, что «Человечество загрязло в пережитках, в старом мышлении. Так дух смещающихся народов тлеет на уходящих энергиях, как ханжество и суеверие. Основа этого тления – церковь, которая сеет ужасы, непозволительна!» (Иерархия, 395). Жаль, что в этом пассаже не уточнено, в каком именно контексте «непозволительна церковь». Считает ли «Живая Этика», что существование Церкви «непозволительно» с точки зрения этики, или же она полагает, что бытие Церкви непозволительно вообще, в том числе и с точки зрения «просвещенной государственности»?

Кроме того, интересно, что церковь обвиняется в «суеверии» адептами оккультизма, проповедниками астрологии и идолослужения. Впрочем, в теософии это обычно. Чего стоит, например, такое утверждение: «оккультная наука – разрушитель всех суеверий»120.

А вот после разрушения православных «суеверий» и «мира насилья» можно будет строить «наш, новый мир»121. «Мы даем Новый Завет. Чтите величество завета Космического магнита! Да, да, да! Так Майтрейя говорит!» (Беспредельное, 227). Вот хоть честно сказано, что Махатмы дают новую религию (собственный «Новый Завет»), а отнюдь не проповедуют христианство.

Есть у Елены Рерихи еще одна фраза, вызывающая уважение своей честностью: «Конечно, подымутся голоса против великой Истины Агни Йоги. Ревнители церкви и слуги тьмы, конечно, не вынесут искру Фохата. Потому Агни Йога являет вызов всем силам тьмы» (Беспредельное, 391). Итак, все-таки именно теософы бросили нам «вызов». Мы приняли его. Мы готовы к полемике. Теософы объявили войну Церкви, а не наоборот. Это обстоятельство, однако, ничуть не помешало рериховцам написать множество статей о христианской агрессивности и «крестовых походах». Тоже знакомый пропагандистский трюк: «милитаристская Финляндия коварно напала на миролюбивый Советский Союз»…

А вот весьма интересная полемика между самими рериховцами. Новосибирский лидер теософов Ю. Ключников считает тактически неверной политику газеты «Знамя мира»: «Из номера в номер Вы атакуете церковь. И ссылаетесь при этом на соответствующие места в книгах Учения и в письмах Е. И.122. Г. Горчаков, редактор газеты, парирует: «Не понимаю, откуда вы взяли, что мы из номера в номер атакуем церковь? Она вообще, как таковая, мало нас интересует. Правда, сейчас церковники проявляют излишнюю активность и вовсю поносят Учение Огня… Как вы можете не замечать этого? Где Вы видите примеры „истинно православных людей современности“, истинных христиан, надо полагать, которым надо подражать? Все известные мне „истинно православные“ люто поносят Учение Живой Этики123. Учитывая, что газета ежемесячная, очевидно, что Ключников писал письмо еще до Архиерейского собора и скорее всего, даже до моей статьи в «Новом мире». Значит, антицерковные нотки слишком заметно звучали в этой газете еще до того, как церковные люди начали гласно определять свое отношение к Агни Йоге. И еще надо отдать должное Г. Горчакову за то, что он по крайней мере признает, что все православные, отдающие себе отчет в своей вере и живущие сознательной жизнью в Церкви, не приемлют «Живой Этики». Если же Горчаков считает, что «истинным христианином» можно считать только того, кто разделяет идеи Агни Йоги, то таковых он не найдет вообще во всей истории христианства.

Понимала это и Е. Рерих. А потому и написала однажды честно: «Не думаю, что можно было бы ожидать что-либо продуктивное и даже полезное от религиозного кружка, в который вошли бы церковно настроенные»124. И вновь Елена Ивановна демонстрирует полное единодушие с Еленой Петровной. По заверению последней, «Теософическое Общество не исповедует никакой догматической веры, не требует от теософов отречения от прежней веры, уважает наружно все веры и исповедания и всякий теософ верит, как хочет. Мы никого не заставляем верить как мы верим. У нас есть члены христиане, мусульмане, буддисты, брамины, дарвинисты ученые, агностики и вольнодумцы – но нет материалистов, да и места им у нас нет»125. Вроде бы налицо декларация полной терпимости. Но есть весьма важное продолжение: «На нашем языке „материалист“ не то, что на вашем. Вы зовете этим именем неверующих в загробную жизнь и ни во что, кроме материи. Мы – всех верующих в церковные догматы и учения – потому что последнее есть страшнейшая материализация духа». По слову Блаватской, ее философия «Единой Субстанции» создается «на основе всех древних и современных религий, кроме христианства и магометанства»126.

Итак, человек, верующий по-церковному, христианин, не может быть теософом.

А, значит, перед нами отнюдь не соединение религий, а нормальный прозелитизм: отрекись от старой веры и приди в новую секту127.

То, о чем можно догадаться при изучении рериховской теории, реализуется в конкретной практике «паломников на Восток». Один из центров рериховской пропаганды в Москве – это Музей искусств народов Востока. В этом Музее развернута постоянная экспозиция рериховских картин, в каждый день школьных каникул музей заполнен учительницами, приведшими колонны своих учеников для знакомства с «духовностью». Кроме того, при этомгосударственном музее открылась «школа магии». Один из ее уроков описывается в газете «Мегаполис-экспресс»128. Некий «Учитель», в Москве «исполняющий поручения своих зарубежных коллег», «совершил надо мной обряд раскрещения». Раскрещенная ученица, научившись оккультной практике, затем якобы смогла материализовать душу своего умершего мужа и даже зачала от него через два года после его смерти…

Как видно, идея «суккубов» и «инкубов» порождена отнюдь не «фанатичной средневековой инквизицией», но возвещается самими адептами оккультизма129.

Я полагаю, что основной сюжет этого интервью – обычная бульварная «клюква». Но клюква эта развешана на вполне реальном сучке: в Музее искусств народов Востока действительно постоянно действуют оккультные семинары и магические практикумы. Сама идея зачатия от духа встречается в теософии Блаватской и Рерихов (об этом в следующей главе).

И совсем не кажется странным, что загадочный люциферический «Учитель» пристроил свою «школу магии» именно в рериховском центре. Странно лишь, что крышу для секты дало государственное учреждение…

Сколь много миролюбия испытывают современные рериховцы по отношению к Церкви, прекрасно показала статья «Инквизиторы показали рога». Она посвящена заявлению Архиерейского Собора о том, что христиане не согласны считать рериховцев своими единоверцами. Оказывается, распространение оккультизма в России «не могло не взбеленить носителей сутан… С восторгом попинали наши святые отцы имена Рерихов и Блаватской, по малограмотности своей зачислив их в отряд сатанистов130 … Не случайно, что и по национальному признаку в служителях церкви сплошь почти люди нерусские, предки которых предали казни Иисуса Христа131. Как далеки они от евангельских заповедей, и не случайно ссылаются на писания апостольские132. В отличие от этих узких фарисеев, утверждающих только самих себя, мы говорим: мир через культуру. Все религии, пролгавшись, перессорились между собою. Мы же еще раз говорим: перестанем осуждать друг друга. Но на каждое слово, похуляющее имена Блаватской и Рерихов, мы ответим десятью133. Нас не запугать134.

Поистине – огромная веротерпимость свойственна рериховцам. Точнее – погромная веротерпимость.

Теперь конкретные оценки теософией иных исторических религий: «Истинно брамины сейчас являются паразитами на больном организме Индии. Индия, изгнав Буддизм, предпочла рабство»135. «Буддизм и Ламаизм так же как и христианство мало имеет общего с истинным Учением их Основателей»136. «Конечно, современные Далай Ламы настолько далеки от высокого понятия духовных водителей, что лишь невежественные массы верят, что они являются высокими воплощениями»137.

Иудеям будет интересно узнать мысль Елены Блаватской о том, что «верить в Ветхий Завет невозможно»138 , равно как и убеждение Елены Рерих в том, что: «Те евреи, которые очень привязаны к своей национальности, к сожалению, вынуждены вариться в своем соку»139 , то есть вновь воплощаться евреями же. А поскольку «привязанность к своей национальности» есть основа иудаизма, то и здесь «объединения» не получается – иудеи тоже недоразвились до принятия Живой Этики.

Так кого же она объединяет? Или она всех раскалывает? У мусульман ведь тоже есть ужасные пережитки – представление о Личном Боге-Творце и о сатане-искусителе… В итоге оказывается, чтовсе исторически существующие верования человечества с точки зрения Рерихов «ремонту не подлежат», и должны быть заменены теософией. Не-невежд, согласных с теософией, не так уж много: «наберется ли сотня таких счастливцев, не знаю. Как-то давно было сказано, что истинно знающих духов не более сотни на всем протяжении нашей планеты. Это при нашем-то двухбиллионном человечестве!140.

Так что лишь для рекламы теософы говорят, что история религии предлагает множество путей к Единой Истине. На самом деле они убеждены в обратном: истина только у них: «Действительно, если к единому Свету един путь через Владыку, то лишь крайнее невежество дозволит разрушение этого единственного пути» (Иерархия, 57). Этот путь и эта истина настолько единственны, что даже среди родственных Рерихам оккультистов им трудно найти единомышленника. «К числу тайных и, следовательно, более опасных врагов теософии принадлежит антропософия и ее последователи. Хотя ни само учение антропософии, ни ее последователи не выступают открыто против теософии, но в этом и заключается главная опасность и большой вред ее… Западный мир верит в то, что Христос – Единый Сын Единого Бога. Штейнер оставляет во всей силе и это заблуждение», – пишет ученик Е. Рерих А. Клизовский141. «И Штейнер к концу жизни сошел с пути Света, и храм его был уничтожен разящим Лучом», – поясняет сама Е. Рерих142. А вот о других грандах теософии: «Особенно ужасна книга совместного творчества А. Безант и Ледбитера. Я редко встречала что-то равное по безвкусию, кощунственности и лживости» (там же). Или: «Книга Шюре полна самых нелепых заблуждений»143 (с чем я, кстати, полностью согласен).

Вот еще об одной модной «духовности»: «Мы не знаем никого, достигшего путем Хатхи-Йоги»144.

И вот при этом в мае 1995 г. рериховская газета «Знамя мира» решила сделать выговор Патриарху Алексию за недостаток «веротерпимости». В письме некоего П. Г. Дубеницкого Патриарху говорится: «Анафемой Учению Живой Этики Вы показали всему миру свое бессилие перед наступающей Новой Верой, Верой, которая не делит людей на православных и правоверных, на мусульман и кришнаитов»145.

И радо бы сердце поверить, что рериховцы не делят людей по религиозному признаку. Но одна маленькая деталь (точнее – целый венок аналогичных деталек) этому мешает:

В этом же номере газеты помещена статья «Ловушка на индийском пути», направленная против гуру Шри Ауробиндо.

В этом же номере газеты – материал «Не поддавайтесь на обманки!» – о магическом конгрессе в Новосибирске.

В этом же номере газеты статья «Ложь Алисы Бейли».

В этом же номере газеты статья Н. Саныкиной «Современная школа в свете „Живой этики“» содержит резко критический выпад против секты «Юнивер», руководимой Ж. Гавэром.

В этом же номере газеты статья А. Абрамяна «Сорванные листья» украшена таким пассажем: «Здесь уместно напомнить о тех ухищрениях темных сил, которые через журнал „Здоровье“ и специальные книги вещают о „чудесах“ лечения травами и цветами. Суть одна – чтобы целая армия двуногих ринулась на природу, истребляя ее».

Миролюбию рериховцев также можно поучиться и на примере пятого номера «Знамени мира» за 1995 год. Здесь статья С. Семеновой против Штейнера и вальдорфской педагогики («А король-то голый!»), и опять статья против теософки Алисы Бейли («Хозяин Алисы готовит „зомби“»); и исповедь на тему «Как я была хатха-йогом», и фельетон против пятидесятников («Сошел „Святой дух“»); и заметка против целительницы Джуны Давиташвили («Услуги черного мага»); и статья о черном оккультизме нацистской Германии с упоминанием о «черной тибетской секте „Агарти“ и „темной секте Бон-по“, помогавших Гитлеру („Оккультизм и нацистская Германия“).

Кстати, если читать Блаватскую, будет заметно, что с другими оккультистами и особенно спиритами-медиумами она полемизирует даже больше и ожесточеннее, чем с христианами. Это понятно: у теософии и спиритизма – общий круг возможных адептов. Человек, не знающий христианства и увлекшийся оккультным миром, – это уже потенциальный адепт теософии. И если он вдруг перехватывается какой-то иной группой – это воспринимается почти как потеря своего. Христиане же – это скорее внешняя среда для теософии. Ее надо потихоньку коррозировать и до времени избегать прямых конфронтаций.

Вообще-то я тоже все перечисленные оккультно-йогические феномены считаю черными. Но я ведь и не заявляю, что христианство вобрало в себя все религии. А рериховцы заявляют, что все, кто оккультирует хоть чуть-чуть иначе, чем они, – от сатаны, но вообще-то «мы очень веротерпимы» и лобызаем все духовные практики и все духовные пути. В результате «синтез всех религий», а также философии, науки и искусства итожится таким пасажем: « Наш труд завершен… Все враги истины перечислены, и все они были рассмотрены»146. Да ведь если бы действительно Блаватская искала путь к единству – разве встретилась бы такая фраза на последней странице ее труда?

Так что христианство по крайней мере честнее теософии.

Итак, оккультисты обвиняют даже друг друга в нечистоте мистического опыта. Правда, когда я слышу эти их дискуссии, я на секунду становлюсь марксистом и полностью соглашаюсь с мыслью выдающегося российского демонолога В. И. Ленина о том, что «синий черт» ничуть не лучше «желтого черта».

Полемичность рериховцев вполне понятна. Даже в мире оккультистов идет своя борьба за лидерство и за выживание. Не все оккультисты признают глубину теософских «прозрений».

Рене Генон в 1921 г. опубликовал этюд «Теософия – история одной псевдорелигии». В нем он пишет: «Если подумать, что эти лже-мессии всегда были лишь более или менее бессознательными орудиями в руках тех, кто за ними стоял, и если обратиться, в частности, к серии попыток, последовательно совершенных теософами, – то невольно напрашивается мысль, что это только попытки, своеобразные опыты, которые повторяются в различных формах, пока не будет достигнут успех, а в ожидании его приводят всегда к одному и тому же результату – сеют смятение в умах. Мы не думаем, что теософы и спириты в силах сами целиком выполнить такое мероприятие. Но нет ли за всеми этими движениями чего-то другого, более грозного, чего их руководители, может быть, и не знают, и чьими слепыми орудиями они, тем не менее, являются в свою очередь»147.

Вряд ли можно назвать комплиментарной и ту характеристку теософии, которую дают Ж. Бержье и Л. Повель: «Все эти движения: современные розенкрейцеры, „Золотая Заря“, германское Общество Вриля (которые ведут нас к группе Туле, где мы найдем Гаусхофера, Гесса, Гитлера) были в большей или меньшей степени могущественным и хорошо организованным теософическим обществом. Теософия добавила к новоязыческой магии фрагменты восточной философии и индуистскую терминологию. Или, вернее, она открыла определенному люциферовскому Востоку путь на Запад»148.

Жестким критиком теософии был проповедник неоиндуизма Вивекананда149.

Несколько негативных отзывов о теософии, пришедших из антихристианских кругов, приводят Г. Померанц с супругой:

«В чем же причина неудач синтеза? Первое – это неполноценность мистического или религиозного опыта. В книге „Разговор Ауробиндо с Павитрой“ передается вопрос Павитры: можно ли верить теософам, что они действительно экстрасенсорно разговаривали с древними учителями? Ауробиндо ответил, что теософы не обманщики. Им действительно казалось, что они разговаривают с учителями, но они оказались жертвой игры сил, которые называют витальными, – их иногда называют еще астральными; один из теософов будто бы разговаривал с ним, Ауробиндо, а он, Ауробиндо, никогда с ним не говорил и не думал того, что теософ воспринял. Второе. Слишком велика роль интеллекта. Во всякой религии интеллект, несомненно, играет роль. Апостол Павел был блестящим мыслителем, и много он продумал на чисто интеллектуальном уровне. Но только откровение создает ядро религии. Рудольф Штейнер, создатель антропософии, был слишком ученый для того, чтобы стать пророком. Его ум ученого направлялся к тому, что можно назвать „предметами по дороге“. Вспомним разговор с Рабийей (мусульманской визионеркой – А. К.). Ее спросили: „Что ты видела в раю?“. Она ответила: „Когда входят в дом, смотрят на хозяина, а не на утварь“. В антропософии слишком много сообщений „об утвари“, слишком мало чистого света вечности. Как религиозное движение антропософия смогла дать только новую секту»150.

Многообразие и взаимная полемичность разных оккультных течений обеспечивает стратегический простор для неоязычества. При неудаче той или иной школы всегда можно сказать, что это ведь не весь оккультизм, а только некоторая «еретическая» его часть. Провалилось мощно поддерживаемое «Белое братство» – и без всякого анализа истоков его вероучения все остальные оккультные секты сразу же заявили, что подлинный оккультизм не имеет никакого отношения к г-же Цвигун. Слишком заспешило к «новой эре» «Аум Синрике» – и запестрели сообщения о том, что ни буддизм, ни оккультизм не имеют к Секо Асахаре ни малейшего отношения151.

Не знаю, сознательно или нет продемонстрирован раскол в российском рериховском движении, но с точки зрения стратегии это вполне перспективная ситуация. Пока у власти в России западники – «западническая» Шапошникова будет ходить в друзьях правительства. Вернутся к власти коммунисты – и тут уже оккультокоммунист Сидоров сможет выпрашивать правительственную же поддержку все для того же рериховского движения. Но их споры между собой – это тактические проблемы. Стратегия же одна и едина: оккультизм должен занять место христианства.

Теперь, наконец, пора определить, как я понимаю термин секта. Понятно, что я употребляю его не в смысле юридическом (ибо в юридическом лексиконе вообще нет такого термина и быть не может). Социологическое определение секты мне также представляется малоинтересным. По своему происхождению, равно как и по своему смыслу это термин богословский. А раз так, то я вполне вправе дать толкование этого термина.

Итак, сектантской в моем понимании является любая религиозная деятельность, осуществляемая вне Церкви и в противостоянии ей.

При этом сразу же следует сделать два уточнения:

Первое: нужно уточнить, что четких границ Церкви не сможет провести, пожалуй, ни один богослов или иерарх. Церковь есть жизнь в Боге, жизнь во Христе. Любой медик знает, как непросто установить грань жизни и смерти. Биолог понимает, что граница между живым и неживым не так очевидна, как кажется первокурснику биофака. И все же понятно, что череп уже не живет. И все же понятно, что асфальт, укатываемый в дорогу, не есть живая материя. Так же очевидно, что Аум Синрике или Агни Йога – это не христианство, это то, что за пределами Церкви Христовой.

Второе необходимое уточнение: не являются сектой буддизм или индуизм, возникшие до Евангелия и не в противостоянии ему. Однако являются сектами необуддизм и неоиндуизм, пытающиеся в западном мире возродить неевангельскую религиозность и утверждающие себя уже в очевидной и неизбежной полемике с христианством.

Здесь можно сказать еще более точно: не всякая проповедь буддизма или индуизма на Западе является сектантской деятельностью. Сектантский душок появляется, когда некая нехристианская мировоззренческая система пробует утилизовать для своих целей Евангелие. Если некий «Центр по изучению тибетской культуры» просто рассказывает о религиях Тибета – это всего лишь обычная деятельность нехристианской религии. Но если при этом повествуются сказки о том, что Христос был в Тибете, что Он был посвящен в буддистские мистерии, что христианство в древности было буддизмом и лишь затем стало православием – это уже сектантская деятельность, прямо направленная на разъедание христианских начал в людях и в обществе.

Еще один признак, позволяющий отличить секту от нормальной религиозной традиции (сам по себе достаточный, хотя и не необходимый), – это наличие «скрытых» учений или обрядов, которые религиозная группа не считает нужным публично раскрывать. Речь идет не о том, что сознание новообращенного неизбежно должно обогащаться и что представления неофита об обретенной им общине будут изменяться; дело не в углублении его первоначальных познаний. Нет, признаком секты является именно обман: когда на входе человек уверяется в одном, а в итоге ему преподносят нечто совсем другое. Например, если его приглашают на «христианский семинар» или на «лекцию по изучению Евангелия», а через годы ему будет предложено по сути забыть о всяком христианстве, уйти из Церкви и следовать путем очередной йоги («раджа», «бхакти», «агни»…).

В секте есть система посвящений, при которой человеку, впервые соприкоснувшемуся с данной общиной, внушается нечто весьма отличное от того, что будет ему открыто после того, как он всецело погрузится в ее жизнь. При знакомстве человеку говорится одно («да что Вы, мы те же православные!»), а позднее ему раскрывается нечто совершенно иное. Есть набор рекламных цитат и деклараций, а есть нечто более «эзотерическое», к принятию чего и надо привести человека, когда он наконец перестанет цепляться за христианские предрассудки. Это обычный принцип рекламы оккультной чернухи, которая пытается притвориться радугой: дескать, я все вмещаю, я всего глубже, во мне есть место для всех красок…

Здесь нельзя не согласиться с суждением К. Кудрявцева, человека, бывшего одним из основателей Российского теософского Общества, вскоре порвавшего с этим движением: «В аптеке все медикаменты должны находиться каждый на своем месте и под своим наименованием. Иначе, думая, что принимаешь бром (братство религий), можешь принять яд (антихристианство)152.

Секта проводит четкую грань между рекламными заявлениями о самой себе, о своей духовности, терпимости, открытости, современности – и теми вероучительными суждениями своей организации, от знакомства с которыми до поры до времени она предпочитает уберегать широкую публику. Человек, сделавший весьма немало для пропаганды черных культов в России – писатель Иеремия Иудович Парнов заповедь альбигойцев «Клянись и лжесвидетельствуй, но не раскрывай тайну» представил как «великий и очень человечный принцип»153.

По этой тяге к маскировке безошибочно можно узнать секту. А теософы и сами не скрывают, что у них есть система посвящений. Если бы из первично сообщаемой информации можно было бы логически вывести последующие ходы – перед нами была бы философская доктрина. Но теософы говорят, что их доктрина «тайная», что с каждым посвящением открывается нечто, совсем не очевидное с предыдущей ступени. Если есть потребность в такого рода укрываниях и сокровениях, значит «знание», сообщаемое на высшей ступени, не вытекает из того, что было сообщено на низшей, а, пожалуй, в некоторых отношениях даже прямо его отрицает. Тем самым человек, думая, что вступает в организацию, исповедующую одни принципы, на деле попадает в общину совсем иной веры154.

Рериховское движение является религиозным; оно практикует неевангельскую, нехристианскую религиозность, его духовный путь существенно противоположен пути православному, пути церковно-христианскому. И однакоже на этот путь рериховское движение пытается завлечь христиан. Поэтому оно и не может быть охарактеризовано богословом иначе как секта.

Наставники рериховского движения и сами знают, что их путь – это путь антицерковный. Но это ведение, этот «гносис» они не склонны выдавать «внешним». Эту тайну можно изъяснить «посвященным». Остальным же можно украшать органы слуха разными макаронными изделиями: дескать, «синтез всех религий» и науки в придачу.

На деле же, с орудиями, необходимыми для «очищения» и «отсечения», рериховцы приступили не к диалогу религий, а к перекраиванию христианства под стандарты оккультно-кармической мудрости.