"Ловушка для демона" - читать интересную книгу автора (Джордан Роберт)

Глава 2

Конан быстрыми шагами шел от «Золотого Полумесяца», пробираясь по густой паутине улочек и переулков, многие из улиц были чуть шире его плечей и пропахли мочой и отбросами; эти улицы пересекали весь район около таверны. Конан планировал провести весь день в объятиях Таши, но об этом можно было сегодня забыть. Он поскользнулся на чем-то скользком и чуть было не свалился на землю. Конан выругался. Даже если бы он и нашел сегодня снова девку, то вряд ли бы ему захотелось провести время с женщиной, которая приняла бы подарок, а потом убежала (даже не поцеловав его на прощание), только потому, что случилась маленькая неприятность.

Ну что ж, были и другие женщины, и они тоже годились для того, чтобы весело провести с ними время. Даже после того, как он купил топаз для Таши и бросил золотой Бонарику, его кошелек отнюдь не опустел. «Рыба», которая была разгружена прошлой ночью на уединенном песчаном берегу моря, была кхитайским шелком и знаменитыми бакральскими кружевами из Вендии, а цены, уплаченные за них, были весьма щедрыми. Конан мог потратить немного денег и на самого себя. Он шел прямо в сердце большого, раскинувшегося у моря города, и находился теперь далеко от портового квартала, хотя все части Султанапура так или иначе имели торговые центры купцов и ремесленников. Здесь не встречались уже быки, тянущие телеги, но узкие улицы были заполнены людским морем. Лавка кузнеца-медника и облупившийся дом бедняка стояли на расстоянии руки от богатого здания зажиточного купца, а таверна и винная лавка соседствовали с храмом. Покупатели, продавцы, монахи и верующие составляли густую толпу. Богатые дамы, закутавшие свои лица кружевными вуалями и сопровождаемые слугами, которые несли их покупки, сталкивались в толпе с подмастерьями, тащившими на спинах рулоны материй или ковры. Грязные мальчишки с жадными пальцами срезали кошельки толстых богатых купцов и покупателей в бархатных туниках и с еще более жадными глазами. На маленькой площади жонглер подбрасывал и ловил в воздухе шесть горящих факелов, одновременно выкрикивая ругательства в адрес проституток, чьи одежды составляли только пояса из звенящих монет. Девки прогуливались в толпе в поисках покупателей, и зеваки останавливались, глазея на них.

На каждом перекрестке продавцы фруктов предлагали свои товары: гранаты, апельсины и фиги, некоторые несли подносы, держали их на ремешке, привязанном на шее, другие продавали фрукты из плетеных корзин, висевших на спинах ослов. Время от времени ослы и мулы протяжно кричали, добавляя свой рев к общему шуму в толпе. Гуси и куры в деревянных клетках голосили, а свиньи жалобно хрюкали, привязанные за заднюю ногу к столбикам. Продавцы и разносчики вопили во все горло, что такая цена их разорит, а потом снова сбавляли ее. Конан бросил медную монету продавцу фиг и набрал их целую ладонь. Конан ел фиги, время от времени поглядывая по сторонам, останавливаясь и делая изредка покупку. У кузнеца, обрабатывающего раскаленную добела полоску металла, в покрытой полосатой материей палатке, Конан купил прямой кинжал и ножны и заткнул их за пояс. Красивое ожерелье из янтарных бус было аккуратно уложено в кошельсумку, с мыслью о том, что они смогут украсить шею другой красивой девки, а не Таши. Если только, конечно, Таша не сумеет по-настоящему извиниться за то, что так быстро оставила его в таверне.

Узкая, укрытая в тени лавка встала на пути киммерийца. В ней сидел хитрого вида тощий торговец с ловкими манерами и масляной улыбкой. Конан сторговал у него красивый мягкий плащ из тончайшей шерсти, не потому что было холодно, холода вообще в диковину в Султанапуре, а чтобы защититься от палящего солнца. Конан давно уже искал такой плащ, но большинство мужчин в Султанапуре носили на голове тюрбаны, и плащей с капюшонами здесь практически не продавали, не говоря уже о том, что было нелегко найти плащ, который подходил бы Конану по размеру – его плечи были куда более широкими, чем у большинства покупателей. Мужчина в рваных лохмотьях пробежал мимо Конана, неся на плечах большой глиняный кувшин, завернутый во влажные тряпки. Длинный ковшик на ручке болтался у основания кувшина, привязанный веревкой, а бронзовые кружки, соединенные цепочкой, звенели, ударяясь друг о друга, их было не меньше десятка. Вид водоноса пробудил в Конане сильную жажду, тем более после того, как он съел так много сладких фиг. В таком жарком и сухом городе, каким был Султанапур, за воду платили деньги так же, как и за вино. Конан поманил водоноса к себе и прислонился к стене, пока тот ставил кувшин с водой на землю. Для туранца кувшин был достаточно близко, чтобы он мог стоять и пить воду, но Конану необходимо было наклониться или сесть. Конан положил медяк в сухую костлявую руку водоноса и взял кружку, наполненную водой. Она, конечно, была не такой холодной, как из горного потока в Киммерии, подумал Конан, вода в горах свежая и чистая от оттаявшего снега и льда весной. Но эти мысли были хуже, чем просто бесполезными, так как, казалось, только еще больше иссушали тело человека. Конан набросил на лицо капюшон, чтобы создать хоть немного тени. Пока он пил воду, обрывки разговора доносились до него сквозь шум улицы. Киммериец все еще думал о Таше; девушка занимала все его мысли, но обрывки фраз острый слух Конана фиксировал независмо от этого.

– ...Сорок монет за кувшин – это уж чересчур...

– ...По крайней мере десять убитых, говорят, и один генерал...

– ...Я слышал, что это был принц...

– ...Если мой муж узнает, Махмуд, тогда...

– ...Интриги Вендии...

– ...В то время, как вазам Вендии разговаривает в Аграпуре о мире...

– ...Так я соблазнил его дочь, чтобы сравнять сделку...

– ...Убийца был гигантом из северных стран...

Конан замер, поднеся бронзовую кружку ко рту. Он медленно поднял лицо и посмотрел прямо в глаза продавца воды. Человек, уставившись тупо на стену, где стоял, прислонившись, киммериец, казалось, только ожидал возвращения кружки, но пот бисеринками выступил на его смуглом лбу. Он переступил с ноги на ногу, как если бы собирался уйти отсюда как можно скорее.

– Ты что слышал, водонос?

Оборванец-разносчик подпрыгнул от неожиданности, чуть не уронив свой кувшин.

– Господин? Я... Я ничего не слышал. – Нервный смех прервал его слова – В городе всегда бродят слухи, господин. Всегда бродят слухи, но я слушаю только свою собственную болтовню.

Конан положил серебряную монету в мозолистую руку продавца.

– Что ты слышал только что, минуту назад? – Он спрашивал водоноса мягким тоном. – О северянине.

– Господин, я продаю только воду и ничего больше.

Конан продолжал просто смотреть на него, но продавец моргнул и глотнул воздух, как будто Конан зарычал.

– Господин, говорят... говорят, что несколько солдат убито, городских стражников и, возможно, генерал или даже принц. Говорят, что вендийцы наняли убийцу для этого и что это был один из торговцев рабами...

– Да?

Водонос снова проглотил воздух, и его кадык дрогнул.

– Господин, говорят, что один из убийц был... м-мм... гигантом. Северянином.

Конан кивнул. Эта история явно уходила корнями в события в «Золотом Полумесяце». И если уже столько из этих событий стало известно в городе, то сколько еще наболтают люди? Возможно, его имя? Конан не слишком беспокоился о том, как быстро распространяются слухи. Контрабандисты обычно не выдавали друг друга, но, возможно, один из тех, кто был в таверне в это утро, попался, и его хорошенько допросили стражники. Возможно, Бонарик не счел золотую монету достаточной ценой за ложь в лицо разъяренным солдатам, увидевших лежащие в луже крови трупы своих товарищей. В настоящий момент у Конана и без этого голова шла кругом от проблем – он должен был избежать пленения в городе, где выделялся, как верблюд на женской половине дома. Глаза киммерийца внимательно ощупывали улицу. Возможность спастись пока еще не исчезла. По крайней мере, не было видно стражников. Пока еще не было... Конан осушил кружку одним глотком, но задержал ее на минуту.

– Хорошая вещь – продавать воду, – сказал он. – Воду и ничего больше. Людям, которые продают воду, никогда не надо смотреть назад, через плечо, из страха, что там кто-то может оказаться.

– Я все понял, господин, – широко раскрыл рот от страха водонос. – Я продаю воду и ничего больше. Ничего больше, господин.

Конан кивнул и повесил кружку на место. Водонос поднял кувшин с водой, взвалил на спину так быстро, что вода перелилась через край, и поспешил в гудящую, кричащую толпу. Еще до того, как он исчез в толпе, Конан забыл об оборванном водоносе. Скорее всего будет за его поимку и вознаграждение, такое же раздутое, как и количество стражников, которых он убил, и водонос рано или поздно попытается получить хотя бы часть его, но если повезет, он ничего не скажет, по крайней мере в течение часа. Но говоря по правде, киммериец согласился бы даже, чтобы водонос промолчал в течение десяти минут. Опустив капюшон еще ниже на лицо, Конан быстро пошел по улице, ища торговца, который был ему сейчас нужен. Тут были продавцы бронзовых чаш, кувшинов, плетеных корзин, туник, сандалий, позолоченных ювелирных изделий из меди, серебра и бронзы, но это все было не то, что Конан искал. Однако он заметил подмастерьев, тащивших... ага, вот! Лавка торговца коврами, наполненная всевозможных цветов и размеров коврами со всех частей мира. Ковры лежали грудами на полу или были развешаны по стенам. Когда Конан вошел внутрь, толстый купец поспешил к вошедшему в лавку покупателю, потирая руки от предстоящей сделки и изобразив на лице профессионально-вежливую приветственную улыбку.

– А-а, добро пожаловать, господин. Здесь вы сможете найти самые лучшие ковры во всем Султанапуре. Да нет, что я говорю, во всем Туране! Ковры, которые вполне могут украсить дворец самого царя Илдиза, да благословит каждый его день Митра. У меня есть ковры из Иранистана, из...

– Вот этот, – оборвал его Конан, указав на ковер, который лежал в толстом футляре из ивовой плетенки, толще, чем человеческая голова. Конан был осторожен. Вид голубых глаз северянина мог сейчас принести куда большую опасность, чем пальцы рожками, ограждающие от дурного глаза.

– О да, господин, вы и впрямь настоящий ценитель. Даже не развернув ковер, вы сумели выбрать самый лучший в моей лавке. За какую-то жалкую сумму в один золотой...

На этот раз челюсть торговца коврами буквально отвисла, так как Конан тут же сунул в руки купца золотой. После этой покупки у Конана осталось совсем немного денег в кошельке, но у него не было времени для того, чтобы торговаться, хотя уже одно это поразило торговца, как громом. Губы торговца дрогнули, когда он наконец пришел в себя.

– А-а, господин. Разумеется. Я позову слуг, чтобы они доставили в ваш дом покупку. Двоих, должно быть, будет достаточно. Это сильные парни.

– В этом нет необходимости, – сказал Конан. Он быстро воткнул меч и пояс внутрь ковра. – Я сам его понесу.

– Но ведь этот ковер слишком тяжел для одного...

Купец замолк, пораженный, когда Конан легко взвалил свернутый в рулон ковер на левое плечо, а потом привычно передвинул его в более удобное место. Толстый ковер на плече давал возможность идти, согнув спину и опустив голову, и потому Конан не выглядел таким высоким. Если по-прежнему закрывать лицо капюшоном, то можно сойти за одного из сотен носильщиков и слуг, которые доставляли ковры в мастерские ткачей и лавки купцов. Конан заметил обалделого купца, широко раскрывшего рот от изумления и глядящего на него, не в силах произнести ни слова.

– Пари, – пояснил Конан, и так как ему было бы трудно объяснить условия такого пари, он поспешил уйти из лавки. Выходя, он все еще чувствовал уставившийся в спину взгляд торговца. Как только киммериец вышел на узенькую улочку, его охватило жгучее желание идти как можно быстрее, но он подавил его и заставил себя идти медленнее. Очень немногие слуги и подмастерья в Султанапуре передвигались быстрее, чем легкой трусцой, за исключением тех случаев, когда за ними смотрели пристальные глаза хозяина. Конан стиснул зубы и сравнял свою скорость с настоящими слугами и носильщиками, попадавшимися на пути. Но даже и в этом случае он нетерпеливо использовал свой ковер, чтобы пробиться через поток людей. Большинство из них уходили с дороги, в редких случаях только бормоча сквозь зубы ругательство. Рычание из-под капюшона отвечало тем, кто выкрикивал вслед свои проклятия и грозил кулаком или же хватал Конана за рукав. Взглянув на рослого варвара поближе, каждый из них решал, что им нужно срочно куда-то бежать. Беглые взгляды, которые Конан бросал из-под капюшона, говорили ему, что он прошел уже больше половины пути до порта. Шум на улице вдруг принял несколько другой оттенок и сразу же привлек внимание киммерийца, заставив насторожиться. Связанные на продажу свиньи и стреноженные овцы все еще протяжно блеяли и хрюкали, кудахтанье кур в клетках по-прежнему наполняло улицу. Но женщина, громко торговавшаяся с купцом из-под шали из вендийских кружев, остановилась, затем повернулась спиной к толпе и продолжала торговаться, но уже гораздо тише, чем раньше. Уличный разносчик, продававший иголки, ножницы и разноцветные ленты, оборвал свой призывный крик и отступил ко входу в переулок, прежде чем снова начать зазывать посетителей. Другие останавливались или отшатывались назад, прерывая сделки и бросая вокруг нервные взгляды. Однако явно не Конан привел их в это испуганное состояние. В этом киммериец был абсолютно уверен. Что-то происходило за его спиной, но он не мог обернуться и посмотреть. Конан внимательно прислушался, пытаясь уловить, что же такое произошло там, позади, что остановило привычную уже ко всему суматоху и гул базара.

Да, теперь он уловил кое-что. Среди шороха и стука множества сандалий и сапог Конан услышал характерную солдатскую поступь, вслед за которой разливалась грозная тишина. Киммериец передвинул правую руку к ковру, как бы пытаясь сбалансировать его. Рука его коснулась рукояти меча, лежавшего на расстоянии пальца внутри рулона.

– Говорю тебе, Гамиль, – раздался позади Конана грубый голос, – этот болван-здоровяк всего лишь носильщик. Слуга ткача. Давай не будем тратить на него зря время.

Собеседник солдата ответил тоном, который был мягче и в котором слышалась насмешка:

– А я говорю, что он будет достаточно высок, если встанет прямо. Это вполне может оказаться тот великан варвар, которого наняли вендийцы. Неужели ты забыл о вознаграждении, Алсан? Неужели ты забыл о тысяче золотых?

– Гамиль, я все-таки не думаю, что...

– Эй ты! – крикнул Гамиль. – Эй ты, дубина! Стой и повернись к нам лицом!

Крнан остановился как вкопанный. «Тысяча золотых, – подумал он. – Капитан Мурад конечно же не может стоить так дорого». Но эти люди утверждали, что гигант варвар соответствовал описанию того, за которого должна быть уплачена эта сумма. Конан не мог даже помыслить, что это мог быть кто-то другой. Что-то произошло в Султанапуре, что-то, о чем Конан не имел ни малейшего представления, но, похоже, событие это имело, тем не менее, к Конану самое прямое отношение.

Киммериец медленно повернулся, установив толстый ковер между собой и стражниками, не пытаясь на этот раз отбросить людей со своего пути, размахивая ковром, как он это делал раньше. Солдаты приблизились, явно удовлетворенные тем, что здоровяк повиновался им. Конан находился теперь слева от солдат, когда они поравнялись с ним. Грубая рука схватила Конана за локоть.

– Эй ты, – сказал резкий голос. – Дай-ка нам взглянуть на твое лицо.

Конан дал возможность своей руке крутануться чуть дальше. Затем, вырвав из ковра внезапным, быстрым движением длинный меч, он уронил свою ношу на солдата, все еще сжимающего локоть Конана. Киммериец успел услышать, как солдат с маленькими усиками с диким криком упал. Раздался хруст сломанной ноги. Взгляд Конана сосредоточился на двадцати стражниках, заполнивших улицу и бегущих вдогонку за своими товарищами. На какую-то долю секунды все вокруг замерло; Конан первый рванулся с места. Он отбросил в сторону корзинки и клетки из прутьев, в которых сидели кудахтающие куры, и они полетели прямиком в солдат. Куры вывалились из сломанных клеток, дико кудахча. Разносчики товаров и покупатели, крича так же отчаянно, как и птицы, бросились бежать во все стороны, некоторые даже пытались проскочить сквозь ряды солдат, которые, в свою очередь, били их древками копий, чтобы люди не путались под ногами. Свиньи дико визжали, а овцы прыгали и дергались, пытаясь оборвать свои путы.

Конан вырвал меч из ножен, когда стражник выскочил из этого хаоса и суматохи, и, ударив человека, стоявшего на пути, рукояткой своего тулвара, атаковал киммерийца. Уклонившись влево, Конан нанес ответный удар. Туранец громко застонал и широко раскрыл от боли рот, когда меч Конана пришелся ему в середину живота. Солдат перегнулся пополам. Прежде чем враг рухнул на землю, Конан вырвал лезвие из тела и одним взмахом перерубил веревки, связывающие ближайших овец. Спасаясь от блестящего меча, животные, дико блея, метнулись к приближающимся солдатам. Стражники, громко крича, пытались прогнать обезумевших животных с дороги. Крики купцов и торговцев, молящих о том, чтобы их не трогали, наполняли улицу сумасшедшим шумом и суматохой. Еще двое солдат пробились сквозь эту сумятицу... только для того, чтобы быть опрокинутыми стадом овец.

Конан больше не выжидал. Он побежал вперед, швырнув назад еще две клетки с курами. На первом же перекрестке Конан повернул направо, потом – налево. Ошеломленные лица провожали глазами его бегство. Однако Конан знал, что выиграл пока всего несколько секунд. Большинство из тех, кто видел его, отрицали бы все на свете, когда их спросят об этом городские стражники, так как это было обычным делом в Султанапуре, но несколько человек обязательно заговорят, И их будет более чем достаточно, чтобы дать возможность солдатам следовать за ким мерийцем. Перед ним скрипела запряженная буйволами двухколесная телега, высоко нагруженная перевязанными связками соломы. Телега прошла дальше, повернув налево. Еще одна высокая телега следовала за ней, рядом шел погонщик, подхлестывая время от времени быка плетью. Затем проскрипела еще одна. Конан быстро наклонился над столиком, где разложил свои горшки и кувшины горшечник. Перед лицом ошеломленного ремесленника он спокойно протянул руку с мечом и вытер окровавленное лезвие о желтый навес гончара. Быстро вдев меч в ножны, Конан снова пристегнул оружие к поясу, сделав это, правда, на бегу. На следующем же перекрестке Конан оглянулся. Гончар, уставившись ему вслед и указывая рукой, остановился и перестал кричать, когда увидел грозный взгляд Конана. Этот человек безусловно заговорит даже прежде, чем его спросят стражники. Это конечно был риск, и киммериец хорошо это понимал, но если бы все рухнуло, Конану не стало бы хуже, чем прежде.

«Все будет как нужно, все сработает», – сказал Конан самому себе. У него было то же чувство, какое бывало и прежде, когда кубики катились прямо на него и явно с крупными номерами. Уверенный, что гончар указал рукой в нужном направлении, Конан повернул туда, откуда только что вырулили телеги.

Сбегая вниз по улице, он внезапно выдохнул воздух; Конан даже не заметил, что задержал дыхание. Чувство уверенности было куда более сильным, чем при игре в кости. Еще одна запряженная буйволом телега прогромыхала по улице. Прислонившись к стене, чтобы дать возможность телеге пройти мимо, Конан перешел на другую сторону, как только подвода отошла подальше. Поравнявшись в одну линию с буйволом, Конан встал справа от медленно идущего животного и наклонился. Гончар указал, в каком направлении побежал варвар, в то время как сейчас киммериец шел совершенно в противоположную сторону. Он выиграл еще несколько секунд, но этих мгновений было достаточно, чтоб в добавление к другим они смогли бы купить жизнь человека.

Как только телега пересекла перекресток, где стояла лавка гончара, Конан поспешил вперед. Ему нужно было скорее добраться до порта и там, в суматохе и хаосе доков, портовых складов и таверн, он мог бы легко найти безопасное пристанище среди друзей-контрабандистов. Ему также нужно было узнать, почему за его голову было обещано вознаграждение в тысячу золотых монет. Первое дело было более неотложным, хотя и не таким легким, как могло показаться на первый взгляд. Конан был далек от того, чтобы стать неузнаваемым, к тому же белый плащ явно способствовал поимке человека, за голову которого обещано вознаграждение. Однако без капюшона голубые глаза варвара дали бы след, по которому было бы так же легко следовать, как по следу рыси на снегу в горах Киммерии. Вопрос только был в том, как обменять один плащ на другой, одновременно не давая возможности никому разглядеть ледяную голубизну глаз. Конан высматривал плащ, который можно было купить или украсть, но видел несколько плащей с капюшонами, и ни один из них не был достаточно большим, иначе киммериец выглядел бы нелепым и его легко можно было бы заметить. Не было смысла привлекать лишнее внимание любопытных глаз, нарядившись как клоун. Наоборот, надо стараться избежать их – и любой ценой.

Как можно быстрее, но со всей осторожностью, останавливаясь на каждом перекрестке, чтобы посмотреть, нет ли поблизости стражников, Конан постепенно продвигался к порту. Или, правильнее было сказать, он пытался это сделать. Три раза Конан вынужден был повернуть в сторону при виде городской стражи, а один раз едва успел юркнуть в лавку, торгующую дешевой бижутерией, прежде чем два взвода стражников прошли мимо. Конан сообразил, что идет к северу, то есть параллельно портовому кварталу. Копья стражников, высоко возвышаясь над толпой, снова заставили киммерийца свернуть на боковую улицу, битком забитую народом.

«Снова я ушел в сторону от порта», – подумал Конан и выругался от злости и отчаяния, когда громкие голоса, требующие, чтобы им расчистили дорогу, подсказали, что солдаты двигаются теперь по той же самой улице. Они явно не заметили беглеца, но это не могло долго продолжаться, особенно когда Конан стоял на голову выше самого высокого мужчины. Он ускорил шаги и почти сразу же снова замедлил их. Около взвода солдат со сверкающими наконечниками копий, отражавшихся в ярких лучах солнца, вошло в ту же улицу, на этот раз с противоположной стороны. Конан не стал терять время на проклятия. Узкая боковая улочка, резко пахнущая мочой и испражнениями, была единственным спасением. Юркнув в нее, киммериец сообразил, что уже был здесь прежде, вместе с Ордо, в первые дни своей работы с шайкой одноглазого контрабандиста. Ступени улицы, сделанные из коричневого, выщербленного кирпича, вели вниз по улочке, становившейся все уже и уже. Они привели Конана к лотку уличного торговца фруктами. Конан перепрыгивал через две ступени одновременно. Склонившийся над лотком человек, в халате цвета верблюжьей шерсти, подскочил от неожиданности, когда киммериец ворвался без стука через толстую деревянную дверь.

Маленькая комната была практически лишена мебели; исключением служил маленький диван у стены и комод с целой кучей выдвижных полок. Кроме них на голом деревянном полу стоял маленький стол, скособочившийся на сломанную ножку, и одинокий стул, стоявший рядом. Несколько старых халатов висели на колышках, вбитых в стену. Все в комнате казалось старым и дряхлым, и сгорбленный человек вполне подходил к своему жилищу. Редкие седые волосы и оливковая кожа, высохшая от старости, сморщенная, как часто сворачиваемый пергамент, делали старика таким, что казалось, будто его возраст приближается к сотне лет, не меньше. Его руки были, как кривые когти, когда они сжимали пергамент, а горящие как огонь глаза, в складках обвисшей кожи, были единственной частью его, которая показывала признаки жизни.

– Прошу прощения, – быстро проговорил Конан. Он напряг память, пытаясь вспомнить имя старика. – Я не хотел войти так внезапно, Гурран. (Это было имя старого человека.) Я рыбачу вместе с Ордо.

Гурран хмыкнул и склонился задумчиво над пергаментами, которыми был завален его скособоченный стол.

– Ордо, а? Его суставы снова болят? Ему надо сменить ремесло. Море не совсем то, что нужно его костям. Или, может быть, ты пришел для того, чтобы купить что-нибудь самому себе? Наверное, любовный напиток?

– Нет.

Конан все еще прислушивался к разговору солдат на улице. Только когда они ушли, он рискнул снова заговорить, предварительно высунув нос наружу.

– Что мне действительно по-настоящему нужно, – пробормотал Конан, – это найти способ сделаться невидимым, пока я не доберусь до порта.

Старик все еще оставался склоненным над столом, но его голова дернулась по направлению к молодому варвару.

– Я составляю травы и настойки и иногда читаю судьбу по звездам, – сказал он сухо. – Тебе нужен колдун. Почему бы тебе не попробовать любовную настойку? Обещаю тебе, что любая женщина испепелит тебя страстью в твоих объятиях всю ночь. Разумеется, вполне возможно, что такому красивому молодому парню, как ты, такой напиток и не нужен.

Конан рассеянно покачал головой. Стражники, вошедшие в узкую улицу с обоих концов, встретились и стали разговаривать друг с другом.

– Вендийский заговор, – услышал Конан слова одного из них.

– Чтоб их сестры были проданы на рынке за медный грош, – пробормотал Конан по-вендийски.

– Катар! – хмыкнул Гурран. Старик резко склонился и сел на колени, ища упавший пергамент. – Мои старые пальцы не удерживают вещи, как когда-то. На каком языке ты говорил?

– По-вендийски, – ответил Конан, отрываясь мыслями от солдат. – Я немного знаю этот язык, так как мы покупаем много рыбы у вендийцев.

Большинство контрабандистов могли довольно бегло говорить на трех-четырех языках, а цепкая память и хороший слух помогли киммерийцу хорошо говорить по-вендийски, как, впрочем, и на других языках.

– Что ты знаешь о Вендии? – спросил Конан.

– Вендия? Откуда мне знать о Вендии? Спроси меня лучше о травах. Я знаю кое-что о травах.

– Говорят, что ты покупаешь травы и семена из очень далеких стран. Конечно же, ты покупал некоторые травы и из Вендии.

– У всех растений есть полезные свойства, но люди, которые их приносят ко мне, очень редко знают эти свойства. Я должен попытаться вытянуть эту информацию из них, спрашивая о стране, где растут эти травы и семена, чтобы найти одно-два полезных для меня свойства. Я покупаю иногда некоторые безделушки из Вендии, и мне говорили, что это земля, полная интриг, опасная для неосторожного человека, для того, кто слишком легко верит обещаниям мужчин и лести женщин. А почему ты хочешь узнать о Вендии?

– На улицах говорят о принце, который был убит в Султанапуре, или, возможно, генерале, и что вендийцы наняли убийцу для этого.

– А-а, понимаю. Я не был в городе весь день. – Гурран сухо усмехнулся. – Вряд ли это может быть правдой, так как все знают, что вазам Вендии, главный советник царя Бандаркара, находится в Аграпуре, пытаясь заключить мирный договор, а многие представители знати при дворе царя Турана находятся в настоящую минуту в Айодхье. И все же помни об интригах. Кто может знать наверняка? Ты все еще не сказал мне, почему ты так интересуешься этим?

Конан поколебался. Старик поставлял информацию и травы половине контрабандистов Султанапура. И то, что так много людей продолжало доверять ему, говорило в его пользу.

– Слухи ходят, что убийца был северянином, и городские стражники, кажется, думают, будто это я.

Старик с пергаментной кожей сунул руки в рукава своего халата и пристально посмотрел на Конана, склонив голову.

– Так ли это? Ты брал золото у вендийцев?

– Нет, не брал, – ответил Конан. – Я также не убивал принца или генерала.

Было очевидно, что ни один из тех людей, с которыми Конан столкнулся в этот злосчастный день, не являлся ни принцем, ни генералом.

– Ну, хорошо, – сказал Гурран. Его губы неохотно сжались. Затем он вздохнул и снял пыльный темно-синий халат со стены. – Держи. Эта одежда поможет тебе стать менее подозрительным, чем тот плащ, в который ты сейчас одет.

Удивленный, Конан тем не менее обменял свой плащ на халат Гуррана. Несмотря на пыль и то, что он был изрядно помят, провисев, вероятно, не один год на колышке, темно-синий халат был сделан из хорошей ткани и, по всей видимости, почти не надевался. Он был чуть-чуть тесноват киммерийцу в плечах, но явно был сделан для мужчины крупнее Гуррана.

– Возраст уменьшает и сушит человека, – сказал гербариус, как будто прочитав мысли Конана. Конан кивнул:

– Благодарю тебя, я запомню это.

Пока киммериец говорил с гербариусом, голоса солдат затихли. Конан слегка приоткрыл дверь и осторожно выглянул наружу. Узкая улица была переполнена народом, но стражники уже ушли.

– Прощай, Гурран. И еще раз прими мою благодарность.

Не дожидаясь ответа старика, Конан выскользнул за порог, спустился вниз по широким ступеням лестницы и растворился в толпе.

«Портовый квартал, – подумал Конан. – Как только я достигну его, у меня будет время поразмыслить и о других вещах».