"Эдисон" - читать интересную книгу автора (Лапиров-Скобло М. Я.)

МЕНЛО-ПАРК

Менло-Парк – небольшая деревушка, куда в 1876 году переселился Эдисон, – в течение ближайшего десятилетия приобрел мировую известность. Этот маленький уголок США вскоре стал центром притяжения ученых, артистов, художников и практических деятелей всего мира. Сюда приезжали сотни и тысячи людей, чтобы посмотреть на «чудеса» техники.

Здесь родились телефонный микрофон, фонограф, электрическая лампочка накаливания, новая система освещения, новая система производства и распределения электрической энергии, годная для эксплуатации динамо-машина. Здесь впервые в мире маленькая центральная станция залила электрическим светом целый поселок. Здесь, вокруг Менло-Парка, двигался первый электровоз Эдисона.

После лабораторий в подвале отцовского дома в Порт-Гуроне, затем в багажном вагоне поезда, после экспериментов в ювелирной мастерской, в темных углах телеграфных контор, после изобретательской работы в неприспособленных помещениях в Ньюарке Эдисон получает, наконец, возможность работать в настоящей, оборудованной лаборатории. Изобретательство становится его основной профессией.

Благодаря Генри Форду мы имеем возможность в точности воспроизвести обстановку жизни и творчества Эдисона в Менло-Парке. Будущий автомобильный король Форд встретился впервые с Эдисоном в 1896 году. Они стали друзьями. К восьмидесятилетнему юбилею Эдисона в 1927 году и к «золотому юбилею» электрической лампочки в 1929 году Форд перевез к себе в Дирборн и восстановил почти все здания и обстановку Менло-Парка периода 1876–1886 годов.

Здание лаборатории, которое теперь стоит в Дирборне, имеет два с половиной этажа. В нижнем этаже помещается небольшая контора, от которой перегородкой отделена библиотека. Далее идет большая комната, где расставлены под стеклянными колпаками модели различных изобретений Эдисона. Здесь помещался испытательный стол, укрепленный на двух кирпичных колонках, зарытых глубоко в землю, чтобы избавить от вибраций установленные чувствительные приборы. Здесь находился зеркальный гальванометр Томсена, электрометр, а рядом – стандартные элементы, при помощи которых регулировались и калибрировались гальванометры. От испытательного стола провода шли в верхний этаж, в лабораторию, а также в мастерскую, так что измерения могли производиться на расстоянии. Несколько в стороне от этого стола за перегородкою помещалась химическая лаборатория с ее печами и вытяжными шкафами. Позднее против этого стола были установлены фотометрические приборы для определения вольтажа и силы света электрических лампочек.

Весь второй этаж занимает одна большая светлая комната-лаборатория, размерами в 30X7,5 метра, освещенная окнами с каждой стороны. Френсис Джел, который в то время работал с Эдисоном и являлся одним из его помощников в период изобретения лампочки накаливания, помогал Форду восстанавливать внутреннюю обстановку здания. По его словам, наиболее важные эксперименты производились именно в этой лаборатории. У стен лаборатории были установлены полки, заполненные бутылками, колбами и другими сосудами, содержащими всевозможные химикалии и другие материалы. В этом зале расположено несколько длинных столов, на которых помещаются различные инструменты, электрические и химические аппараты и приборы того времени. Тут же лежали книги. На столах – микроскопы, телефоны, спектроскопы и т. п. На одном из столов стоял фонограф, а рядом с ним лежала книжка поэм Эдгара По. В конце зала – прекрасный по тому времени орган. Сзади него большой стеклянный ящик, содержавший драгоценные металлы в листах и проволоке. В нем находились очень редкие и ценные химикалии.

Через два года после постройки лаборатории Эдисону понадобилась мастерская для конструирования его динамо– и других машин, необходимых для введения новой системы освещения. Он построил одноэтажное кирпичное здание, а позднее сделал к нему пристройку для силовой станции. В этом здании была изготовлена первая эдисоновская динамо-машина (под руководством Джона Крузи), а в пристройке были установлены восемь таких динамо и возбудитель. Это была, в сущности, первая в мире эдисоновская центральная станция, которая освещала небольшой городок.

Форд нашел большую часть мастерской сохранившейся в Менло-Парке, а также добыл большинство из тех кирпичей, которые были унесены. Таким образом, новая мастерская в отношении стен и фундамента является восстановлением первоначальной. Форд должен был поставить только новую крышу. Он не мог найти всего старого оборудования, за исключением котла. Паровая машина, динамо и все остальные машины пропали, но по заказу Форда были вновь изготовлены по старым чертежам, сохранившимся у Эдисона.

Существовало еще одно важное каменное здание, которое было воздвигнуто Эдисоном в 1878 году, но не сохранилось. Форд восстановил его из точно такого же кирпича, который был применен в оригинальном здании. Это здание служило для выставочных целей, сюда также несколько позднее были перемещены контора и библиотека. В это выставочное помещение приглашались предприниматели, и здесь им демонстрировали новые изобретения.

Между мастерской и лабораторией помещалось еще небольшое деревянное здание, которое использовалось под столярную мастерскую. Вблизи находилась газолиновая установка. До того, как вошла в жизнь лампа накаливания, освещение было газовое. Позднее газ применялся в маленькой стеклодувной мастерской для изготовления стеклянных колб. Столярная мастерская и газовое помещение не сохранились, но Форд их полностью восстановил и оборудовал.

Восстановил Форд и стеклодувную мастерскую – маленькое одноэтажное здание, размерами 3X9 метров. Вначале Эдисон построил это здание в качестве фотографической студии. Когда же встретились большие затруднения в выдувании стеклянных колб для первых электрических ламп, он приспособил это здание для стеклодувной мастерской.

За территорией лаборатории начиналась опушка леса.

Еще одно существенное здание, которое, правда, не принадлежало Эдисону, воспроизведено Генри Фордом. Это был пансион, где жили и спали помощники великого изобретателя, когда они могли уйти из лаборатории. Это был первый дом в мире, который был освещен лампами накаливания. Здание имеет тридцать комнат. Форд нашел большую часть оригинальной мебели и воспроизвел в первоначальном виде все комнаты дома, за исключением одной, куда он поместил часть мебели из дома в Майлане, где родился Эдисон.

Таким образом, восстановлена вся группа зданий Менло-Парка во всех деталях, снаружи и внутри. Здесь можно увидеть все, что окружало Эдисона, – его аппараты, приборы, инструменты – и ощутить обстановку, где творил гениальный изобретатель.

Форд пошел еще дальше в реконструкции обстановки жизни Эдисона. В более поздний период своей жизни Эдисон выезжал нередко, особенно весной, на отдых во Флориду, где тоже построил лабораторию, которую в 1923 году передал Форду. В этой флоридской лаборатории Эдисон окончательно усовершенствовал фонограф, добившись правильной передачи звука «S». Здесь он начал многие из своих исследований, которые затем закончил в северных лабораториях.

Незадолго перед смертью Эдисона Форд купил железнодорожную станцию Смитс-Крик на железнодорожной линии Грэнд-Трэнк и восстановил ее целиком на своей земле. Станция, построенная в 1858–1859 годах, является, как мы помним, исторической. На этой станции разносчик газет Эдисон был выброшен из поезда вместе со своей маленькой лабораторией.

На юбилее Эдисона Форд решил воспроизвести полностью картину. Он достал старый локомотив, применявшийся на поездах, которые Эдисон обслуживал в качестве разносчика газет. Он также нашел и восстановил несколько старых пассажирских вагонов того времени, и в одном из них с большой точностью воспроизвел поездную лабораторию мальчика – Аля Эдисона. Форд при этом тщательно проработал каждую деталь с самим Эдисоном и его помощниками. «Предполагаю, – говорил Форд, – что воспроизведение получилось точное».

Среди первых, которые пришли к Эдисону в Менло-Парк в эти ранние годы, были: Людвиг К. Бем, бывший стеклодув, Джони Грифин, бывший директор телеграфа, друг изобретателя, ставший его личным секретарем, Джон Лоусон. Вскоре после них поступил Бильям Эндрюс и Чарльз Кларк, впоследствии крупные инженеры Всеобщей компании электричества в Скенектади; Джон Либ, бывший потом долгое время вице-президентом нью-йоркской эдисоновской компании; Эдвард Ачесон, известный работник в области получения электрохимическим путем карборунда; Эдвард Никольс, позднее профессор в Институте Корнеля; Вильям Гаммер, который являлся представителем изобретателя на многих важных постах в Америке и за границей; его брат Эдвард Гаммер и другие. С первых же дней переехал в Мен-ло-Парк из Нью-Йорка Чарльз Бэчлор, ставший и здесь правой рукой Эдисона. Умный, деловитый, прекрасно знавший американский быт, Бэчлор быстро улаживал всякие деловые вопросы.

Вильям Гаммер рассказывает о своей первой встрече с Эдисоном, к которому мальчиком явился в Менло-Парк просить работы.

– Мистер Эдисон, – сказал Гаммер, – я хочу здесь работать, но мне не нужны деньги, пока я не буду хорошо работать.

– Ну хорошо, приходите завтра утром, – отвечал изобретатель, – может быть, вы подойдете. Большинство из тех, кто сюда приходит за работою, хотят знать две вещи: сколько мы платим и как долго работаем. Ну так вот: мы ничего не платим, и мы работаем все время.

На следующий день утром Гаммер явился. Подойдя к Эдисону, он спросил:

– Я готов работать. Что мне делать?

Не глядя на него, Эдисон сказал:

– Найди что-нибудь.

«Я нашел, – говорит Гаммер, – полку с первичными батареями, которую надо было вычистить, и я начал над нею работать. И никогда после этого я не спрашивал Эдисона, что мне надо делать».

Сотрудники Эдисона в Менло называли своего хозяина не иначе, как «старик». Его возраст, конечно, не имел ничего общего с этим именем. Он был «старик», а они его «племя».

Вся их жизнь сосредоточивалась в лаборатории. Вот что говорит по этому поводу Джел:

«Наш завтрак всегда кончался сигарою, и я могу заметить, что Эдисон, не будучи разборчив в пище, всегда любил хорошую сигару и, казалось, находил в ней утешение и отдых. Часто случалось, что, когда мы наслаждались сигарами после нашего полночного ужина, кто-либо из юношей играл на органе, а мы подпевали.

Когда Бем бывал в хорошем настроении, он играл на цитре или забавлял нас пением красивых германских песенок. Нередко в этих случаях в лабораторию сходились веселые и приятные знакомые, большей частью старые друзья Эдисона. Иногда заглядывали на минутку некоторые конторские служащие. Всякий приходивший во время этих полуночных ужинов встречал хороший прием. Мы все радовались этим развлечениям.

Когда мы чувствовали себя отдохнувшими и способными опять приступить к работе, подавался сигнал.

Иногда можно было видеть некоторых из лабораторных работников спящими на столах в ранние утренние часы. Если их храп мешал тем из нас, которые продолжали работать, то применялся особый «успокоитель». Он состоял из коробки из-под мыла без крышки. На ней была смонтирована широкая зубчатка с кривошипом, а зубья колеса задевали эластичный деревянный стержень. Коробка помещалась на столе, где спал храпящий, и кривошип начинали быстро вращать. Шум, производимый таким образом, был настолько силен, что спящий вскакивал, как будто бы в лаборатории разразился тайфун.

Дух юмора старых дней, хоть и несколько грубоватый, доставлял много веселых моментов, которые, по-видимому, освежали юношей и давали им возможность продолжать работу с новыми силами».

Самуэль Инсул – впоследствии один из «электрических королей» США, который в Менло был помощником Эдисона, – дает следующее описание жизненного режима конторы и лаборатории:

«Я никогда не пытался систематизировать деловую жизнь Эдисона. Его метод работы перевернул бы вверх ногами любую конторскую систему. Он работал в своей лаборатории так же охотно в полночь, как и в полдень. Он не думал ни о часах дня, ни о днях недели. Если он уставал, то охотнее спал среди дня, чем среди ночи, так как большая часть его работ в области изобретений была выполнена ночью. Я управлял его конторою на деловой лад, насколько это позволял мой опыт. Я старался попадать к Эдисону именно тогда, когда ему было удобно. Иногда он целыми днями не просматривал почты, в другие же дни регулярно утром являлся в контору. Часто мне приходилось бывать у него в Менло-Парке по деловым вопросам ночью, так как днем я был занят в Нью-Йорке. За своим полночным завтраком он уделял мне несколько минут, чтобы просмотреть корреспонденцию и дать мне нужные указания.

Эдисон в течение всей своей жизни сохранял демократические привычки своей «богемной» молодости. Устав от работы, он ложился на один из лабораторных столов и, подсунув под голову несколько книг, засыпал крепким сном. Он уверял, что это для него лучше, чем спать в мягкой постели, которая нежит и портит человека. Его отдых был так же нерегулярен, как и его работа. Он мог, если нужно, бодрствовать несколько суток подряд.

Весь его быт, все его силы были направлены к одной цели, и этой целью была работа, очередное увлечение каким-либо изобретением.