ВАРВАР-ЦИВИЛИЗАТОР

Открывая книгу, посвященную далекому прошлому, мы первым делом стараемся припомнить, что нам известно о соответствующем историческом периоде и его героях. В случае Вильгельма Завоевателя запас знаний у большинства читателей будет прискорбно мал: нормандский герцог, завоевавший Англию и всячески обижавший ее жителей. Самые образованные припомнят, что он был потомком скандинавских разбойников-викингов и вел себя соответственно: обожал помахать мечом в схватке, ел и пил за троих, спать предпочитал в палатке, а то и на голой земле. И конечно же не умел ни читать, ни писать. Дикарь, одним словом. И тем не менее этого варвара многие историки считают основателем не только Английского королевства (ведь в жилах британских монархов до сих пор течет его кровь), но и всей европейской цивилизации.

Причины этого подробно излагаются в первой полноценной биографии Вильгельма, выходящей в России (изданная в 2005 году книга Д. Дугласа «Вильгельм Завоеватель: викинг на английском престоле» чересчур кратка и поверхностна). Особенно приятно, что автор ее — известный французский историк Поль Зюмтор (1915—1995), автор двух десятков книг о западноевропейском Средневековье. С характерной для медиевистов его поколения дотошностью он открывает свое исследование обстоятельным анализом жизни Европы XI века — времени, когда прекращение опустошительных нашествий скандинавов, венгров и арабов привело к экономическому подъему, росту населения и становлению классического феодализма с его атрибутами — рыцарями, замками, монашескими орденами и вассальной системой. Большую роль в этом процессе сыграли нормандцы — офранцуженные потомки викингов, быстрее своих соседей усвоившие феодальные обычаи и на острие меча разнесшие их по Европе.

Одним из самых известных эпизодов нормандской экспансии стало покорение Англии, предпринятое в 1066 году нормандским герцогом Вильгельмом (Гильомом) Незаконнорожденным, получившим после этого более благозвучное прозвище «Завоеватель». Англосаксонская знать, ослабленная междоусобными раздорами и борьбой со скандинавскими захватчиками, не смогла эффективно сопротивляться нормандцам, принесшим на остров новые, исторически прогрессивные для того времени феодальные порядки. Достаточно сказать, что именно с приходом Вильгельма в Англии появились каменные крепости (первым стал знаменитый лондонский Тауэр, возведенный в 1078 году), возникла централизованная система управления, была проведена первая земельная перепись, результатом которой стала знаменитая «Книга Страшного суда». Решающую роль во всех этих преобразованиях сыграл сам Вильгельм, заодно позаботившийся об основании как в Нормандии, так и в Англии множества монастырей — очагов культуры и просвещения. Этот неграмотный рубака говаривал, что перо острее меча, и даже если авторство этой фразы принадлежит другому, Завоеватель следовал ей в своих начинаниях.

Впрочем, монахи в первую очередь интересовали Вильгельма не как просветители его подданных, а как хронисты и публицисты — проводники весьма успешно осуществляемых им пропагандистских кампаний. Даже насильственное покорение Англии он сумел представить как исполнение воли последнего короля англосаксонской династии Эдуарда, будто бы завещавшего нормандцу свой трон. Сменивший Эдуарда Гарольд был объявлен узурпатором и клятвопреступником — задолго до этого Вильгельм захватил его в плен и вынудил (опять же будто бы) отречься от притязаний на трон. Гарольд сам был мастером политических интриг, но куда ему было до Завоевателя, в арсенал методов которого входили тайная дипломатия, лесть, подкуп и шантаж! Достаточно откровенно повествуя обо всем этом, П. Зюмтор акцентирует внимание на прогрессивности политики Вильгельма и ее положительных результатах для Франции и Англии. Что ж, результаты и правда имели место, и обе страны по праву могли бы числить Вильгельма в ряду своих национальных героев.

Как ни странно, этого не произошло. Основатель английской монархии, создатель армии и военного флота, автор установлений, на столетия вперед определивших жизнь королевства, так и не стал популярным на своей новой родине. Англичане не смогли простить ему гибель Гарольда при Гастингсе и выжженный дотла Йоркшир, повальные конфискации земель и разорительные налоги. Особенно тягостным был «лесной закон», по которому леса, кормившие множество людей, перешли в собственность короля, а тем, кто там охотился, грозили отрубание рук и даже смерть. Не случайно молва сделала легендарного Робин Гуда борцом с этим законом и его защитниками — нормандскими рыцарями и шерифами. Кстати, в правление Вильгельма уроженцы Англии очень быстро лишились государственных должностей и были заменены пришлыми нормандцами. Еще три столетия официальным языком в стране был французский, а английская речь третировалась как «грубое наречие пахарей и свинопасов».

Однако не полюбили Вильгельма и французы, для которых он завоевал Англию, — они помнили, что очень скоро после смерти Завоевателя его потомки, хоть и говорившие по-французски, стали национальными британскими монархами. А через триста лет после Гастингса случился исторический реванш — английские лучники и пехотинцы наголову разбили французских рыцарей при Креси и Пуатье. Не жаловали своего родича Вильгельма и скандинавы; при этом потомке норманнов Англия навсегда покончила с нашествиями с севера, а обосновавшимся на берегах Альбиона викингам пришлось забыть былую вольницу и подчиниться строгим королевским законам.

В общем и целом признавая заслуги Завоевателя, ни современники, ни потомки не платили ему искренней привязанностью. Это сказалось и на посмертной судьбе короля. В 1522 году гробница Вильгельма в Кане была вскрыта и изучена; в ней нашли громадного роста скелет и портрет на дереве, с которого была сделана копия сомнительной точности. Дело в том, что живописец XVI столетия изобразил короля с окладистой бородой, хотя Вильгельм по нормандскому обычаю брил бороду и стриг волосы «в скобку». В скором времени гробницы Завоевателя и его супруги Матильды были уничтожены гугенотами-иконоборцами; уцелевшие жалкие останки сложили в гроб и перезахоронили в другом месте. Еще раз их осквернили во время французской революции, и когда в 1961 году ученые смогли, наконец, исследовать захоронение Завоевателя с помощью современных методов, от костей уже почти ничего не осталось. В Алглии не уцелели ни королевские регалии Вильгельма, ни построенные им сооружения (кроме уже упомянутой башни Тауэра). Остались только письменные свидетельства, из которых лучше всех говорит об отношении англичан к своему монарху запись в «Англосаксонской хронике». В ней о Вильгельме говорится, что он «повсюду строил замки и угнетал простых людей», зато «оберегал оленей и бобров, будто был им родным отцом». Анонимный хронист порицал жадность короля в стихах: «Стяжательство обуяло его, и деньги возлюбил он превыше всего».

Что ж, такая неприязнь неизбежна и оправдана — варвар, берущийся нести цивилизацию, неизменно делает это варварскими методами. Однако бывают времена и ситуации, когда кроме варваров с их неукротимой решимостью и тягой к новизне осуществить великие исторические перемены просто некому. Это и пытался показать П. Зюмтор в биографии Вильгельма, и мы, сознавая всю жестокость и аморальность действий Завоевателя (и отнюдь не его одного), вынуждены с расстояния сотен лет признать: да, поступить иначе, более гуманно и справедливо, было просто невозможно. Смущает только одно: не станет ли подобное признание индульгенцией для новых «завоевателей», прикрывающих цивилизаторской миссией примитивную жажду власти?

Вадим Эрлихман