"Александр Блок" - читать интересную книгу автора (Новиков В. И.)«КОЛЬЦО СУЩЕСТВОВАНЬЯ ТЕСНО…»Смерть пришла вовремя, но заставила помучиться. Это было воскресенье. Петроградское утро 7 августа 1921 года. Половина одиннадцатого. Мама стоит слева, Люба — справа. Простился с ними молча. Боль ушла навсегда. Криков не будет. Тело вытянулось и отделилось. Желтеет кожа, постепенно заостряется нос. Растут усы и бородка, которых не было при жизни. Мама сидит рядом и гладит холодную, твердую руку. Приходят Алянский, Евгения Книпович, Надежда Павлович. В доме появляется священник — позвали все-таки. Приходит Юрий Анненков. Сначала плачет, потом рисует посмертный портрет, фиксируя на нем две буквы: А. Б., вышитые красным на подушке. До последнего дня знакомые хлопотали об отправке Блока за границу, на лечение. Теперь беспокойства совсем другие… Замятин звонит Горькому: «Блок умер. Этого нельзя нам всем — простить». Во вторник решено, что похороны состоятся в среду, 10 августа. Через газеты оповещать поздно. В типографии на Моховой печатают извещение на голубой бумаге, тысячу экземпляров. Расклеивают по городу. С вечера Офицерскую улицу начинают заполнять люди. Читатели. И утром они собираются у ворот дома. Здесь и некоторые писатели — «всё, что осталось от литературы в Петербурге», как подумает и напишет Замятин. Сам он среди тех, кто несет на руках гроб — вместе с Андреем Белым, Владимиром Гиппиусом, Вильгельмом Зоргенфреем, Евгением Ивановым и Владимиром Пястом. На Васильевский остров Блока проносят по Офицерской улице, мимо Мариинского театра, по Николаевскому мосту. Всего от дома до Смоленского кладбища – шесть километров пути. Ахматова, приходившая «к поэту в гости» на Офицерскую в декабре 1913 года, сложит поэтический рассказ о последней с ним встрече: Марина Цветаева, которая так и осталась Блоку незнакомой, но видела и слышала его на двух вечерах, продолжает метафизический диалог с ним: Не обходится и без комических эпизодов. Некий стихотворец, не сообразуя ритм со смыслом, выступает перед публикой с неоправданно задорным некрологом: Или такой случай. Пушкинист Сергей Бонди, гуляя по дачному поселку под Петербургом, встречает печального Федора Сологуба. Тот, не здороваясь, произносит два слова: – Блок умер. Постояли, помолчали. Потом весь вечер бродили, вспоминая. Наутро пушкиниста потянуло снова наведаться к поэту. По дороге его окликает соседка: – Слышали, какое несчастье у Сологуба случилось? И в ответ на вопросительный взгляд продолжает: – Клока у него умерла. Он уж так убивался вчера. «Клокой» в этих местах называли курицу-несушку. По тем голодным временам она ценилась чрезвычайно высоко. По поводу этого недоразумения Сологуб потом сочинит стихи, обращаясь, конечно, не к соседке, а к бездушным «морлокам» (человекоподобным существам из уэллсовской «Машины времени»): Двадцатого сентября в берлинской газете «Руль» опубликованы стихи Вл. Сирина — под этим псевдонимом с недавних пор печатается Владимир Набоков: Красивая картина. Сам Блок, правда, представлял посмертное странствие души иначе, не так благостно. Новую жизнь он видел как еще один, не менее трудный путь: Только теперь каждое событие приобретает свободный от обыденности смысл |
||
|