"Морские львы" - читать интересную книгу автора (Купер Джеймс Фенимор)

Глава IX

Теки, океан, к лазури темной и глубокой, теки. Десятки тысяч кораблей бесследно бороздят твои волны; человек отмечает землю следами развалин; его могущество останавливается на твоем берегу. Байрон

В этот вечер солнце зашло за облака, хотя на востоке горизонт был относительно ясный.

Росвель, вышедший на другой день утром на палубу, нашел погоду совершенно изменившейся. Буря, так долго приготовлявшаяся, наконец, наступала, и ветер был теперь юго-восточный.

Газар маневрировал согласно ветру. «Морской Лев» из Виньярда подражал каждому движению своего противника и плыл под теми же парусами. В это время расстояние между кораблями было еще меньше, и только ойстер-пондский находился немного под ветром. Однако шхуна имела некоторый перевес в ходу, когда ветер был свеж, а море зыбко.

Ветер постепенно увеличивался и заставил уменьшить паруса шхун. Хотя ход кораблей замедлился, моряки думали, что будет гораздо лучше уменьшить несколько узлов, нежели остановиться, а в результате шли, скорее придерживаясь ветра, нежели при другом маневре.

Раз или два корабли были готовы разлучиться; расстояние между ними делалось таким значительным, что для них казалось невозможным идти вместе; потом вследствие искусного маневра обе шхуны переменяли место и ближе подходили одна к другой. В это время никто не мог определенно сказать, как происходили эти перемены, хотя большая часть находившихся на палубе понимали их причины. Но Росвель Гарднер скоро убедился в том, что капитан Дагге соединился с ним по расчету, потому что всякий раз, как этот последний находился довольно далеко от «Морского Льва» из Ойстер-Понда, то всегда старался подойти к нему тотчас же, как только это было возможно.

Росвель Гарднер вечером третьего дня, с которого начался ветер, полагал, что он находится в тридцати двух-трех морских милях от берега.

— Я хотел бы знать мнение самого Дагге, — сказал молодой капитан тогда, как день кончался и начинался бурный вечер. — Мне не нравится погода, а потому я не хотел бы оставаться в открытом море, но я не подойду к берегу и не укроюсь от опасности, если другая шхуна не сделает того же.

Здесь Росвель Гарднер выказал слабость, основание наших ошибок Он не хотел быть побежденным своим противником даже в безрассудности. А погода была столь бурная, что ветер рвал паруса и надо было по возможности убавить их. Когда наступил день и туман исчез, показалась земля. Посоветовавшись с своими морскими картами и взглянув на берег, Росвель Гарднер уверился, что он был под ветром острова Курритук, и таким образом находился около шести градусов на юго-востоке от порта, из которого он вышел, и почти около четырех к западу.

Тогда наш молодой человек понял, какую сделал ошибку, позволяя овладеть собой глупой страсти соперничества, и жалел, что прошедшим вечером не пошел по другой дороге. Теперь он не знал, на что ему решиться.

Около десяти часов ветер, постоянно дуя с востока немного к северу, еще усилился. Утром офицеры, находившиеся на палубе обоих кораблей, воспользовавшись несколькими минутами тишины, довольно хорошо видели землю и могли дать себе ясный отчет в своем взаимном положении. Всякая мысль о соперничестве исчезла. Каждый корабль маневрировал с единственным желанием своего спасения. Большие паруса были ослаблены, и экипажи обоих кораблей, напрягая все силы, боролись с ветром и приливом.

— Большая мачта гнется, как китовый ус, — сказал Газар, когда испытали этот новый маневр в течение десяти минут. — Она прыгает как лягушка, которая спешит броситься в лужу.

— Надо, чтобы шхуна выдержала эту борьбу или стала на мель, — хладнокровно отвечал Гарднер, хотя сам очень беспокоился. — Даже если бы Пратт простил мне гибель своей шхуны, то я никогда не прощу этого самому себе.

— Если шхуна погибнет, капитан Гарднер, то останется очень мало людей из экипажа, чтобы чувствовать угрызения совести или радость. Посмотрите на этот берег, сударь, теперь, когда он представляется нашим взглядам и можно различить его наибольшее протяжение. Я никогда не видал земли, на которой было бы легче погибнуть.

Весь берег был низок, и виднелась непрерывная линия подводных камней, высовывавшихся светлыми остриями, что не оставляло никакого сомнения в опасности, которой они угрожали. Были минуты, когда целые столбы воды поднимались в воздух, а пена с них падала на землю. В это время лица моряков сделались угрюмыми, потому что они хорошо поняли степень угрожавшей им опасности.

Тайная надежда Гарднера была найти проход, ведущий в Курритук, проход, который был тогда открыт и который после был занесен песком.

Гарднер знал, что плыл по опаснейшей части берегов Америки. Большие проливы, распространяющиеся между берегами, образованными песком, делали плавание столь же трудным, как отмели, находящиеся на севере. Однако он счел за лучшее плыть по одному из этих проливов, чем попасть на подводные камни, которые выдавались наружу.

Виньярдский экипаж оказывался в лучшем положении, потому что шел по ветру и отстоял на длину кабельтова от камней, а потому и дальше от опасности. Это преимущество не было слишком важно в том случае, если бы ветер продолжал дуть с одинаковой силой, потому что спасение для обоих кораблей было бы невозможно. В самом деле, положение их было так опасно, что им невозможно было уступить и одной сажени пространства, ими занимаемого. Скоро глаза всех устремились на проход; но решились держаться вдалеке от «Морского Льва» из Ойстер-Понда, если этот проход был под ветром.

Теперь очень хорошо была видна линия подводных камней, и с каждой минутой она приближалась все более и более. Старались найти место для якоря, к помощи которого всегда прибегают моряки, прежде чем сядут на мель, хотя на это и не очень надеялись.

В таком положении были дела, когда шхуна глубоко нырнула в волны и встретила снизу какое-то сопротивление, которое ее оттолкнуло, как будто она ударилась об утес.

Большая мачта была крепка, но не могла быть довольно толстой; один или два дюйма в диаметре могли бы спасти ее, но Пратт купил такую из экономии, несмотря на все сделанные ему представления. Дерево переломилось на два куска и упало в нескольких футах от палубы, под ветром, увлекая верхнюю часть передней мачты и оставляя таким образом «Морского Льва» из Ойстер-Понда в положении гораздо худшем, нежели бы он был совершенно без мачт.

Дело заключалось в том, что надо было бросить якорь. К счастью, Гарднер в этом отношении все предвидел. Если бы не вняли этой предосторожности, то наверное через десять минут шхуна была бы брошена на подводные камни, и для экипажа не было бы никакого спасения. Разом бросили два небольших якоря и вытравили канаты во всю их длину; корабль поднялся и тотчас же обратился к морю.

Росвель смотрел, как плавала на волнах вся масса дерева и снастей с удовольствием, которого не старался скрывать. Он ощутил истинную радость, когда увидал, что шхуна плывет под ветром. Также бросили лот, чтобы узнать, держали ли якоря. Этот несомненный опыт показал, что шхуна каждые две минуты подавалась вперед на длину своего корпуса. Единственная оставшаяся надежда была та, что лапы якоря вонзятся в лучшую почву, нежели в ту, какую до того встречали. По вычислениям Росвеля Гарднера, шхуна самое большее через час должна быть брошена на подводные камни. «Морской Лев» из Гольм-Голя, когда это случилось с его товарищем, был под ветром и около полумили на юг. Даже в эту самую минуту подводные камни, так сказать, шли навстречу шхуне и вынуждали ее поворотить. Этот маневр был возможен при повороте корабля на юг, и он направился не без больших усилий к своему товарищу.

Росвель Гарднер стоял на корме своего корабля, следя с беспокойством за дрейфом другой шхуны, по мере того как она приближалась, борясь с волнами почти столь же белыми, как подводные камни, неизбежно угрожавшие кораблям. Корабль, стоявший на якоре, хотя и подвигался, но так медленно, что его собственный ход еще яснее обнаруживал скорое и постоянное приближение «Морского Льва» из Виньярда к опасности, в которой не было никакого сомнения. Сначала Гарднер думал, что Дагге столкнется с носом его корабля, и трепетал за свои канаты, которые по временам показывались поверх воды, как железные прутья, на протяжении тридцати или сорока сажен, но шхуна виньярдцев бежала с такой скоростью под ветром, что не могла принести этой новой опасности своему товарищу.

Когда менее кабельтова оставалось между двумя кораблями, оба капитана с минуту поговорили, в то время как шхуны были на ближайшем расстоянии.

— Ваши якоря держат? — спросил Дагге, начавший первый говорить, как будто он думал, что его судьба зависела от ответа на его вопрос.

— К сожалению, должен сказать, что нет. Каждые две минуты мы подвигаемся на всю длину корабля. Это отдалит критическую минуту на час или на два. Взгляните, какая за нами борозда.

В самом деле, берег имел что-то ужасающее. Лишь только нос «Морского Льва» из Виньярда очутился подле кормы «Морского Льва» из Ойстер-Понда, Гарднер приметил, что виньярдская шхуна, идя под ветром со скоростью всегда ровной, описывала косвенную линию.

— Бог да благословит вас… Бог да благословит вас! — вскричал Росвель Гарднер, делая ему рукой знак прощания в полной уверенности, что капитан виньярдцев и он более не встретятся на этом свете. — Пережившие уведомят об участи жертв. Когда наступит кризис, прикажу, если будет можно, спустить шлюпки.

Дагге не отвечал. Всякий ответ был бесполезен, потому что никакой человеческий голос не мог господствовать над столь сильным ветром и быть услышанным на расстоянии, сделавшемся довольно значительным.

— Эта шхуна разобьется о камни через полчаса, — сказал Газар, находившийся подле молодого Гарднера. — Отчего он не бросает якоря? Только одно Божественное Провидение может спасти его.

— И Божественное Провидение его спасет! — вскричал Росвель Гарднер. — Видели ли вы это, господин Газар?

Это замечание нашего молодого капитана в самом деле было очень важно. Ветер уменьшился так внезапно, что лоскуты парусов, бывшие на другой шхуне, повисли во всю длину мачт. Сначала наши моряки думали, что морские волны, все время подымавшие корабль, теперь несколько стихли, но происшедшая перемена была для них слишком очевидна и не оставляла никакого сомнения. Ветер с минуту опять дул еще с прежней яростью, но потом снова стих. Гарднер бросился к лоту, чтобы получить понятие об этом действии относительно собственного корабля. Шхуна более не тащила своего якоря.

— Бог помогает нам, — вскричал молодой капитан, — да будет всегда благословенно Его святое имя!

— И имя Его Сына! — отвечал чей-то голос.

Несмотря на сильное душевное волнение, Росвель Гарднер обернулся, чтобы видеть, откуда были эти слова. Самый старый из матросов, находившихся на палубе, Стимсон, произнес эти слова. Благоговение, с которым они были произнесены, произвело на молодого человека более действия, нежели самые слова. В самом деле, в этом благоговении было что-то более необыкновенное для матроса, нежели слова, им произнесенные. Гораздо позже Гарднер не забыл этого случая, который не остался без последствий.

— Я думаю, сударь, — вскричал Газар, — что ветер переменился! Часто случается даже подле наших берегов, что юго-восточный ветер вдруг переменяется на северо-восточный. Я надеюсь, что это не будет слишком поздно для спасения виньярдской шхуны, хотя она бежит к подводным камням с ужасной скоростью.

— Посмотрите на ее фоковый парус… Опять тишина, — сказал Гарднер. — Говорю вам, Газар, что ветер переменится, а это только и может спасти нас от подводных камней.

— Эта перемена случится только по милосердию Всемогущего Бога и Его Сына, — прибавил Стимсон с жаром, хотя говорил очень тихо.

Росвель ощутил то же удивление, которое уже почувствовал, и на несколько минут забыл бурю. Ветер стих, хотя колебание волн еще угрожало другой шхуне, увлекая ее к подводным камням, хотя и с меньшей скоростью.

— Почему она не бросает якорь? — вскричал Гарднер, беспокоясь за другой корабль, потому что он не боялся за свой. — Если он не бросит якорь, то сядет на мель или разобьется о подводные камни.

— Он, кажется, об этом не думает, — отвечал засмеявшийся Газар. — Посмотрите, у него снимают марсель, и вы можете заметить, что подымают большой парус.

В самом деле, казалось, что Дагге был не более расположен воспользоваться своими парусами, нежели канатами. Через несколько минут он поднял все паруса и старался отплыть от земли. Потом ветер совершенно перестал, и на пространстве полумили Гарднер и его товарищи услышали шум бившихся о мачты парусов. Потом паруса надулись с другой стороны, и ветер подул с земли. Нос шхуны тотчас же оборотился к морю, и лот, висевший на его стороне, показал, что он следовал по настоящему направлению. Эта внезапная перемена погоды, иногда пагубная, иногда спасительная, всегда ведет за собой столкновение двух противоположных течений воздуха.

— Теперь, — сказал Газар, — будет, наверное, северо-западный ветер.

Через десять минут подул довольно сильный ветер по направлению, почти совершенно противоположному тому, по которому он дул до сих пор. «Морской Лев» из Виньярда удалился от земли, рассекая волны океана, тогда как «Морской Лев» из Ойстер-Понда старался попасть под ветер и, казалось, находился между двумя противоположными силами.

Гарднер думал, что другая шхуна уйдет, но вместе того капитан Дагге подошел к лишившемуся мачты кораблю и бросил якорь. Этот знак истинного братства был слишком ясен и не нуждался в объяснениях. В самом деле, виньярдцы имели намерение остаться подле своего товарища до тех пор, пока он будет в опасности. Северо-западный ветер не позволил никакого сношения между экипажами до следующего утра. Сила ветра была невелика, и волны, почти что сгладившиеся, едва виднелись у берегов.

На подводных камнях заметна была только белая пена, но она уже более не пугала. Поправили мачты поврежденного корабля и с помощью шлюпок отыскали все паруса и большее число снастей.