"УЗНИКИ ПОДЗЕМНЫХ ЛАБИРИНТОВ" - читать интересную книгу автора (Уиндем Джон)ГЛАВА ПЕРВАЯПервое, что увидела Маргарет, проснувшись, был потолок скалы. Он поднимался на семь футов, но, казалось, давил на нее. Она надеялась, что эти тонны камня не причинят никакого вреда ее телу, но на душу они давили нестерпимо, пытаясь сломить ее сопротивление. Это был самый страшный момент ее «дня». Небольшой запас сил иссякал. Пробудившись, она с удовольствием лежала с закрытыми глазами, собираясь с силами, чтобы открыть их. Сколько раз она с закрытыми глазами лежала без сна, напрасно надеясь, что это сон? Сначала она пыталась вести хоть какой-то счет времени, но один — или два раза? — ошиблась. Она сделала две царапины на стене, но потом передумала и одну стерла. Потом снова пропустила. Все спуталось. Да и что толку от этих царапин? Даже если периоды ее сна совпадают с ночью во внешнем мире, ей мало что даст знание того, как протекают дни, недели, месяцы. Это не поможет. Без всех этих дат можно представлять мир таким, каким видел его в последний раз. Даты означают изменения снаружи, и как-то горько думать о меняющемся мире, в котором сезоны приходят и уходят, цветы расцветают и отцветают, в то время как ты лежишь здесь, замурованный, словно мертвец в склепе. Почему она не убила себя? Каждый раз, просыпаясь она задавала себе этот вопрос. Иногда она решалась, но потом, когда сознание понемногу возвращалось, откладывала смертный приговор. Еще успеется. Когда она постареет, кожа потеряет свою эластичность, а волосы станут седыми, и возвращаться во внешний мир будет ни к чему, тогда она и сделает это. Маргарет подняла руку и притянула прядь волос на лицо. Вытянув, она, неудобно прищурившись, сосредоточенно разглядывала ее. Тщательный осмотр не обнаружил ни одного седого волоска в темно-рыжей шевелюре. Она слышала, что иногда люди седеют за одну ночь. Принимая во внимание собственное состояние, она была склонна считать это небылицей. Если это не так, она бы стала уже совершенно седой. Может быть, по бокам?.. Неудобно разглядывать, а зеркала поблизости нет! Она встала. Грязно-желтый комочек шерсти в другом углу выпрямился, широко зевнул, потянулся, сел и уставился на нее. — Доброе утро, Бает! Кошка снова зевнула и, опустив глаза, приступила к утреннему туалету. — Да, — согласилась Маргарет. — Время мыться. Она поднялась с груды грибных полосок, служивших ей постелью, и направилась к выходу. При выходе в коридор ей пришлось нагнуться: выход пигмей прорубили в расчете на свой рост. Оказавшись снаружи, она поздоровалась со своими охранниками. Неприязнь, охватившая ее вначале, прошла. Что толку? Они ее больше не беспокоили, она даже немного жалела их. По существу, они были не более чем простыми, беззлобными людьми, вычеркнутыми из жизни. Образовалась обычная процессия. Впереди шли два маленьких карлика, чей единственный наряд состоял из полоски на поясе, на которой висел каменный нож. Затем она в белом костюме, который раньше был таким нарядным, а теперь совсем потерял вид. Еще два пигмея с рогатками, камнями и ножами в ножнах. В таком порядке все пятеро направились к полузатопленной пещере, служившей плавательным бассейном. Церемония состояла из омовения Маргарет. Операция, предназначенная для чисто практических целей, стала непревзойденным спектаклем. Многочисленные потрясенные зрители, которым, по всей видимости, было нечего делать, пришли на него, как при других обстоятельствах пришли бы на смену караула. Она часто со смехом вспоминала, как все заулыбались, когда она впервые поплыла. Она оказалась в воде прежде, чем они поняли ее намерение. Ужасный жалобный вой, приветствовавший ее, когда она вынырнула на поверхность, нельзя было приписать исключительно бескорыстной заботе о ее безопасности. Она никогда не интересовалась, какое наказание настигло бы охранников, допустивших самоубийство или побег почти священной особы, но, вероятно, оно было бы ужасным. Она оглянулась и посмотрела туда, где завывание замолкло, а остались только удивленные взгляды. Все возбужденно забормотали, когда она направилась к берегу, а когда она подплыла к краю, ее встретили с благоговением и раболепством. Она не могла ни говорить на их языке, ни даже понимать его, но не требовалось слов, чтобы понять, что она поднялась в их глазах. Ее божественное происхождение сначала, вероятно, подтверждало только общение с кошкой, теперь же оно стало свершившимся фактом. Маргарет почувствовала, как изменились их взгляды, и решила обязательно воспользоваться преимуществом. Чтобы выполнить свои намерения, она сделала «ежедневное» плавание обычаем. Нынешним «утром» (привычка делить свое время на определенные промежутки бросала вызов неаккуратности) церемония выполнялась, как обычно. Толпа примерно из ста человек, для которых большое количество воды всегда означало лишь наводнения и смерть, собралась на краю ее «бассейна», восхищаясь и изумляясь. Когда она скинула одежду, от ложной скромности, беспокоившей ее вначале, не осталось и следа. У пигмеев ни мужчины, ни женщины обычно не носили одежду, и она теперь знала, что они смотрят на ее костюм не как на покров, а как на признак ее занятия. Они смотрели на ее обнаженное тело с восхищением. Один из них сказал, что тело Маргарет выглядит так, будто светится изнутри; его белизна в корне отличалась от мертвенной белизны их собственной кожи. Она очень боялась, что когда-нибудь оно станет не таким здоровым от отсутствия солнечного света и воздуха. С мгновение Маргарет стояла на краю, а зеваки в благоговейной тишине смотрели на ее стройную фигуру. Затем она бросилась вниз. Ее руки раскинулись, как крылья ласточки. Она почти без брызг нырнула под воду на двадцать футов. Некоторое время она развлекала их, смеясь над теми, на чьих лицах еще оставались следы страха. Она поворачивалась, и ее белые руки и ноги мелькали в темной воде. Она ныряла и плыла на глубине двадцати ярдов под водой, сбивая всех с толку. Ее появление всегда встречали возбужденной овацией: она совершала чудо. Наконец она длинным, широким кролем направилась к своей пристани. Пожилой пигмей с морщинистым лицом пошел за ней, когда она возвращалась в пещеру. Он был одет. Одежда не отличалась элегантностью, так как была грубо соткана из узких полосок грибной кожуры и представляла собой очень короткую тунику, зато выделяла его среди собратьев. Маргарет поздоровалась, назвав его «Гарм». Она так и не поняла, имя это или титул, но ей было все равно. Он небрежно спросил о здоровье женщины и очень заботливо о здоровье Бает. Она отвечала очень коротко, зная, что он не будет разговаривать, пока они не окажутся в ее пещере, где их не услышат охранники. Разговаривала она только с Гармом. Изучив язык достаточно, чтобы ее понимали, Маргарет твердо решила получше познакомиться с людьми, но все ее вопросы встречали вежливый отпор. Время от времени пигмеи возмущались, но чаще всего просто игнорировали их, и Маргарет становилось ясно, что она задает бестактные вопросы. Они прощали ей нарушения менее важных табу, в конце концов она же была привилегированной особой, служительницей богини, но сердились, когда переходила некоторые таинственные границы приличия. И это случалось нередко. Отношения с пигмеями то и дело давали трещины. Маргарет изо всех сил старалась не допускать крупных просчетов, но это было нелегко. Гарм отличался от остальных. Только глупцы с возрастом становятся нетерпимыми, а Гарм был неглуп. В своем мире он был мудрецом, видевшим многие несообразности в верованиях своего народа. Его благодушие было рано разрушено теориями, проросшими на гнилой почве, и он начал замечать изъяны, к которым, однако, относился с большой терпимостью. В его мозгу возникали нечестивые мысли. Многие новые заповеди засыхали на корню, только самые выносливые давали здоровую листву, но у него еще оставалось немалое количество вопросов, требовавших разрешения. Всю жизнь он скрывал свои сомнения, отчасти из страха, но больше из политических соображений. Зачем высовываться? Если он нарушит установившийся порядок вещей, то, скорее всего, понесет наказание. Вероятно, его ждет обычная судьба еретиков, и ему не останется ничего, кроме как умереть ради ничтожно малой толики знания. Но ему хотелось знать больше. Это желание и помогало ему держать язык за зубами, и теперь он был рад, что молчал. Обрывки информации, которые он получал от пленницы, были мудрыми, тривиальными или абсурдными. Немногие вписывались в его мозаику верований, остальные были бесполезны. Но все сведения были интересны и новы, вероятно, он был единственным человеком своей расы, проявлявшим интерес к новому. Разговор между ними не был легким. Не только он учил, ее своему языку. В ее жизни было столько всякого, о чем он не имел понятия и чего не могли объяснить слова и целые фразы его языка, что ему волей-неволей приходилось осваивать азы ее языка. Теперь они говорили, вместе пробираясь сквозь болото непонимания. Возвратившись в пещеру, Маргарет тотчас проверила состояние Бает. Пока кошка жива, женщина в безопасности. Если она умрет, неизвестно, что случится. Будь Маргарет уверена, что тогда ее отправят в тюремные пещеры, жизнь Бает была бы недолгой. Но пигмеи верили в жизнь после смерти, эта вера распространялась и на животных. Возможно, ее отправят сопровождать кошку на прогулках по загробному миру. Осторожные расспросы Гар-ма, по-прежнему считавшего кошек божествами, так и не рассеяли это заблуждение. В конце концов, заметил он, священную кошку вряд ли можно оставить гулять саму по себе, а кто может лучше ухаживать за ней, чем та, которая заботилась о ней при жизни? Если допустить, что кошка бессмертна, все звучит достаточно логично. Для Маргарет, сомневающейся в бессмертии, это было вдвойне неприятно. Она осмотрела Бает и убедилась, что той понадобится много времени, чтобы перегрызть веревку. Никуда Бает не убежит, если даже и захочет это сделать. Убедившись в безопасности кошки, Маргарет принесла небольшую миску. Бает посмотрела на содержимое, фыркнула со свойственной кошкам сдержанностью и начала есть. Вначале у Маргарет возникли проблемы. Бает наотрез отказывалась есть грибы в любом виде. Маргарет с помощью картинок, вызвавших всеобщее восхищение, удалось объяснить это пигмеям. Это их только удивило, потому что пища и грибы были для них синонимами. Молоко? Но нарисовать молоко невозможно. Она попыталась нарисовать корову. Безуспешно. Получилась не просто плохая картинка, изображавшая нечто квадратное с ногами в каждом углу, но она имела скрытый религиозный смысл. Только позже, увидев фигурки Ха-тор, она поняла, что вступила на опасную почву. Маргарет снова задумалась. Что едят кошки? Разумеется, рыбу. На этот раз была спровоцирована оживленная дискуссия. Как потом объяснил Гарм, обсуждался вопрос первенства. Законно ли кормить символ Бает символами Хамхит? Тут возникал более практический вопрос: которая из богинь опаснее, а одна из них обязательно будет недовольна, потому что или кошке, или рыбе придется умереть. Головоломку решили просто: рыб много, а кошка одна. Хамхит не станет сердиться, потому что рыбы достаточно для всех! Пигмеи принесли рыбу. Неприятные уродцы, попавшие в подводные реки и непохожие на то, что когда-то видела Маргарет. Белые и безглазые, миллионы их поколений рождались и жили в темноте. Одно существо, похожее на угря, особенно понравилось Бает. Убедившись, что у кошки с аппетитом все в порядке, Маргарет теперь могла подумать и о собственной трапезе. Она привыкла к однообразному питанию и ела рубленые грибы с тем же безразличием, с каким дома жевала хлеб. Гарм сел возле нее, зачерпнул каменной чашей спирта из миски и отпил. Миска стояла здесь только для него. Маргарет всего лишь один раз отведала этого пойла. Оно было значительно хуже водки, сделанной из хлеба. Гарму же оно явно нравилось: сделав несколько глотков, он вернулся к прерванному разговору. В данный момент его больше всего интересовало воспитание животных. Хотя его опыт ограничивался несколькими кошками, собаками, крысами и другими маленькими существами, каким-то образом проникавшими сверху, о других он знал по картинкам и статуэткам. Первоначальное непонимание понемногу прошло. Маргарет удалось разубедить пигмеев в том, что корова состоит из бычьей головы на женском теле. Старик нашел это сенсационным, но вполне вероятным. Его беспокоила разница между живой собакой и классической фигурой богини Анубис. — Вы не поклоняетесь животным? — спросил он. — Нет, — сказала Маргарет. — По крайней мере, в нашей стране, — добавила она. — А боги не сердятся? — Не думаю. У нас, видите ли, разные боги. Гарм задумался. Ему трудно было понять, что есть боги, не ассоциирующиеся с животными, но он все же понял. — Но животные много едят! Если вы не боитесь богов, почему не убиваете всех животных? — Мы заставляем их работать на себя. — Но ты говорила о специальных металлических существах, которых вы заставили работать на себя, они гораздо сильнее людей и животных. — Да, но иногда дешевле использовать животных, нежели машины. Гарм с удивлением посмотрел на Бает. — А что для вас делают кошки? — Ловят мышей. — Что такое мыши? Маргарет тихо застонала и принялась объяснять. Эти разговоры ей всегда давались с трудом. Точек соприкосновения было так мало, что по каждому поводу приходилось давать самые тривиальные объяснения. Более того, ей надоело говорить о животных и хотелось сменить тему. Но с Гармом дело обстояло иначе. Он зубами вгрызался в тему и хотел получить исчерпывающий ответ. Вскоре он, к своему удовлетворению, узнал о существовании таких животных, как домашние любимцы, которые ничего не делают, и что общество защиты прав животных поддерживается в основном любителями этих паразитов. Он, похоже, увидел в этом начало возвращения к милосердию. — Это говорит о том, — заметил он, — что вы снова начинаете поклоняться животным. — Это не… это говорит о сублимации, — возразила Маргарет. Она долго объясняла, что такое сублимация, но, наконец, Гарм понял. Идея ему понравилась. Он пустился в рассуждения об отношениях религии и сублимации и сделал вывод, что поклонение животным становится сильнее. — Животных, которых называют домашними любимцами, держат без какой-либо видимой причины. Это значит, что в животных находят что-то такое, чего больше нигде нет. Божественный дух. Зная о нем, люди объединяются в благородное общество для того, чтобы проповедовать его, и чтобы другие люди могли узнать о божественном духе. — Нет. Ты не понял. Тут нет ничего божественного, и вообще, говорят, у животных нет души. Подобное заявление Гарма шокировало. — Но они живут! — Конечно, но люди говорят, что только человеческие существа имеют душу. — Почему? Маргарет вынуждена была признаться, что не знает — почему. Гарм торжествовал. — Это значит, что ваши люди начинают возвращаться к вере. Вскоре они признают, что у животных есть душа. Да, наверное, они уже знают. Иначе зачем тратят на животных столько времени и средств? — Вполне возможно, — согласилась Маргарет. — Нет, ты не понимаешь. Я хочу сказать, что, если бы они считали, что у животных нет души, тогда тратили бы время и богатство на людей, у которых душа есть. Иначе это пустая трата времени и средств. Ты говоришь, вашему миру сейчас трудно. Это неудивительно, потому что вы отвергли богов. Но сейчас, когда вновь появляются их служители, боги снова вам улыбнутся. — Ох, — вздохнула Маргарет. Идея спасения мира с помощью общества защиты животных была ей в новинку, но мало вдохновляла. Гарм, удовлетворившись нынешним статусом животных, был готов перейти к обсуждению других тем. Маргарет поинтересовалась свежими новостями. — Были ли еще прорывы? — Нет, — ответил он, — прорывов не было, но когда начала протекать вода, две вентиляционные шахты пришлось закрыть. Значит, Новое море все еще поднимается. Маргарет задумалась, как долго огромные трубы Кабе будут лить свои миллионы галлонов. Некоторое время серьезных прорывов не было, но такая возможность сохранялась. Тяжесть воды медленно и неумолимо находила слабые места и прорывалась сквозь них. Пока с ней боролись, заблокировав отдельные туннели, но заодно перекрывались и отверстия воздуховодов. Как много сотен естественных вентиляционных систем они заблокируют прежде, чем давление воздуха в жилых пещерах станет невыносимым? Каждый раз, когда она слышала, что еще одним проходом стало меньше, ей казалось, что в пещерах стало более душно. Похоже, вопрос стоял так: кто нанесет последний удар — удушение или затопление? Конфигурация пещер ее озадачивала. Однажды Маргарет удалось улизнуть от своих охранников, и она пробралась в пещеру, куда они попали с Марком. Она стояла на вершине склона и смотрела на «Солнечную птицу», по-прежнему лежащую там, где ее пришвартовал Марк. Как давно это было? Но вода больше не заливала пещеру. Отверстие было заблокировано. Только струйка, такая тоненькая, что она вряд ли могла вызвать волнение воды, текла по туннелю, по которому когда-то и они мчались к отверстию в противоположной стене. Пещерное озеро было совершенно спокойным. Глядя на каркас искалеченной «Солнечной птицы», Маргарет испытывала искушение. Так легко было бы пробежать по склону, прыгнуть на борт и тронуться в путь. Разумеется, лучше было бы войти в другой туннель и рискнуть, чем продолжать существование среди пигмеев. Вероятно, побег не удастся, но разве это имеет значение? Просто умереть немного раньше, погибнуть при попытке, не ждать здесь и потом утонуть. Может быть, ей посчастливится выбраться наверх да еще и спасти это подземное место и его обитателей… И Марка. Она воображала, как будет спорить с чиновниками, дергать за все нити, пока, наконец, насосы Кабе не перестанут работать. Вниз будет послана экспедиция, чтобы спасти Марка и других обитателей тюремной системы. Она долго смотрела, но хотя фантазия ее парила высоко, тело отказывалось двигаться. Она боялась, но это не было единственной причиной ее колебания. Ее удерживало чувство, что она может быть полезной здесь, что кто-то, может быть, Марк, нуждается в ней, и она окажется дезертиром. Убежать одной никак нельзя, предприняв такую попытку, она разрушит шансы остальных. Все было неясно, но манило непреодолимо. Вздохнув, она отвернулась от «Солнечной птицы» и отправилась искать своих обезумевших охранников. Она знала, что были другие прорывы после того, который поглотил их с Марком, и все же «Солнечная птица» плавала фактически на том же уровне, что и раньше. Это озадачивало. Она решила расспросить Гарма, не открывая причин. На этот раз они говорили с трудом, но, насколько она поняла, он ответил: — Пещеры расположены на многих уровнях. Часто они похожи на глубокие дыры, связанные туннелями. Только там, где полы связанных пещер находятся на равной или почти равной глубине, туннели начинаются и кончаются на том же уровне. Часто было удобнее обрезать вход в скалу и делать наклонный уступ. Так можно значительно сократить работу над туннелем. Иногда встречались трещины и более твердые породы, которые приходилось обходить. Регулярности не было. Хотя в результате некоторых прорывов вода проникла на более низкие уровни, остальные, похожие на колодцы пещеры остались сухими. Нам удалось остановить воду прежде, чем она добралась до боковых туннелей и затопила их. К счастью, нас там было немного, удалось спасти почти всех. Ей пришлось отступить, хотя многое оставалось неясным. Почему, например, слабый поток все-таки течет в пещере, где стоит «Солнечная птица»? Может быть, вода пробирается на нижний уровень? Если это так, почему пигмеи ее не остановят? Возможно, вода прорвалась где-то за пределами системы пещер пигмеев, но поток еще не соединился с подземной рекой, уже текущей по пещере. В конце концов она вздохнула и сдалась: в этом непостижимом месте столько проблем оставались нерешенными! Она с облегчением узнала, что за последнее время прорывов не было. Каждый раз, когда она слышала о прорыве, ее сердце билось учащенно. Облегчение наступало после известий, что тюремным пещерам ничто не угрожает. Сначала Маргарет сердилась на себя за невольную тревогу. Она еще не простила Марку убийство пигмеев. Внезапное проявление насилия шокировало ее больше, нежели само насилие. Она уже давно не могла представить Марка без трогательно распростертых перед ним тел, похожих на детские. Маргарет бессознательно заняла позицию пигмеев. Жизни были потеряны, это несчастье, но ничего тут уже не поделаешь. Никто не требовал крови убийцы, никто не намекал, что тот мог бы действовать иначе. Пигмеи, казалось, придают акту смерти гораздо меньше значения, нежели ее народ. Или она не права? Разве ее народ не превращает редкие формы смерти в сенсацию? Одно убийство, пусть даже оправданное, вызывает больше негодования и огласки, чем сто роковых дорожных происшествий. Но очевидно, в расчет принимается способ, а не само действие, иначе не было бы разницы между повешением по закону или частными лицами. Все знают, что закон может многое из того, что не позволено обычному гражданину. Да, на эмоции людей действует именно способ. Если вам пришлось пристрелить человека потому, что он представлял опасность для общества, то все придут в ярость, но если вы убили образцового гражданина, нарушив правила движения, это никого особенно не обеспокоит. Все это сбивало с толку… Внезапно выяснилось, что пигмеи не понимают этих различий, они, похоже, всякую смерть называют смертью от несчастного случая. В конце концов смерть так же естественна, как и рождение, и любой образ жизни только приближает ее наступление. Каждый приговорен к смерти с самого рождения, и изменить тут ничего нельзя. Проходило время, и образ убитых пигмеев уже не так впечатлял. Отвращение от неожиданной жестокости Марка исчезло… По крайней мере, мысль о жестокости теперь не шокировала. В самом деле, нашлись аргументы в пользу грубости, разумеется, в малых дозах… Гарм оборвал ход ее мыслей. — Нам пора идти, — сказал он. Маргарет давно уже не удивлялась, что все в мире временно. Она встала, подошла к Бает, взяла ее и развязала веревку. Гарм одним глотком допил остатки спирта и направился к туннелю. |
||
|