"Плутовка" - читать интересную книгу автора (Куин Джулия)

Глава 21

Это было единственным объяснением, но от него Генри не становилось легче. По мере того как близилась полночь, все ее мысли возвращались к предстоящему свиданию Данфорда с Кристиной Фаулер. Даже музыкальный вечер Смит-Смайтов, вполне оправдавший рекомендации Данфорда, не смог отвлечь ее.

К чести Генри, ей удалось высидеть весь вечер не шелохнувшись. Она думала, что неплохо бы придумать способ закрывать уши изнутри. Генри украдкой взглянула на часы. Пятнадцать минут одиннадцатого. Наверное, сейчас он все еще в клубе и вскоре отправится на свидание.

Наконец прозвучала последняя фальшивая нота, и у зрителей вырвался дружный вздох облегчения. Поднимаясь со стула, Генри услышала чьи-то слова:

— Слава Богу, им не пришло в голову исполнить свои собственные произведения.

Генри чуть не рассмеялась, но вдруг увидела, что одна из исполнительниц тоже услышала это замечание. Странно, но девушка ничуть не расстроилась. Похоже, она была в ярости. Генри с одобрением кивнула: по крайней мере у девушки есть характер. Но затем она поняла, что гневный взгляд предназначался не грубияну, а собственной матери. Генри все это показалось любопытным, и она немедленно решила представиться. Пробравшись через толпу, она поднялась на импровизированную сцену. Три сестры уже исчезли в толпе приглашенных, а четвертая все еще стояла, не в состоянии одна нести свою виолончель и не решаясь оставить ее без присмотра.

— Здравствуйте, — сказала Генри, протягивая руку, — я — Генриетта Баррет. Конечно, представляться самой не принято, но пусть это будет исключением из правила.

Несколько секунд девушка отрешенно смотрела на нее, а затем произнесла:

— Ах да. Значит, это вы помолвлены с Данфордом. Он здесь?

— Нет, к сожалению, сегодня у него дела.

— Прошу вас, не извиняйтесь. Все это, — она показала рукой на стулья и пюпитры, — просто ужасно. Ваш жених — великодушный человек и уже трижды приходил на наши вечера. Скажу честно, я даже рада, что его нет. Мне не хотелось бы нести ответственность за глухоту, которая разовьется у него, если он будет посещать наши музыкальные вечера.

Генри с трудом сдержала смех.

— Нет-нет, вы можете смеяться, — сказала девушка, — это намного лучше, чем говорить комплименты, как все.

— Но скажите, — Генри нагнулась к ней, — почему же тогда все продолжают приходить на эти вечера?

Девушка была явно озадачена.

— Не знаю. Полагаю, из уважения к моему покойному отцу. Простите, что не назвала своего имени. Я — Шарлотта Смит-Смайт.

— Я знаю. — Генри показала программку, в которой были перечислены исполнительницы.

Шарлотта даже зажмурилась.

— Мне очень приятно познакомиться с вами, мисс Баррет, и надеюсь, у нас еще будет возможность увидеться. Но прошу вас, не приходите на наши вечера, если вам дороги рассудок и слух.

Генри улыбнулась ей:

— Ну, ваше исполнение было не настолько ужасно.

— Я-то знаю, о чем я говорю.

— Но если честно, вы правы, — признала Генри. — И все же я рада, что пришла. Ведь вы — единственная из родственников Данфорда, с кем я познакомилась.

— А вы — первая из его невест, с которой я познакомилась.

У Генри сердце сжалось в груди:

— Простите?

— О Господи, — сообразила Шарлотта, ее лицо залилось румянцем. — Я все время говорю что-то не то. И почему-то мои слова каждый раз вслух звучат иначе, чем у меня в голове?

Генри улыбнулась: кузина Данфорда чем-то напоминала ей саму себя.

— Конечно же, вы первая и, надеюсь, единственная его невеста. Его помолвка была для всех полной неожиданностью. Он всем казался таким повесой, и… О Господи, вам, наверное, совсем не хочется слышать об этом.

Генри безуспешно попыталась улыбнуться. Меньше всего ей хотелось слушать сейчас о былых похождениях Данфорда.

Вскоре после этого разговора Каролина и Генри уехали. Каролина, удобно расположившись в экипаже и обмахиваясь веером, заявила:

— Клянусь, больше никогда не появлюсь на их концертах.

— На скольких вы уже побывали?

— Это был третий.

— Не пора ли уже сделать выводы?

Каролина вздохнула:

— Ты права.

— Тогда почему вы продолжаете ездить туда?

— Не знаю. Девушки так милы, и мне не хотелось обижать их.

— По крайней мере сегодня мы сможем пораньше лечь. Весь этот шум так утомил меня.

— Меня тоже. Если получится, я лягу сегодня пораньше.

Полночь. Генри закашлялась.

— Который теперь час?

— Наверное, уже половина двенадцатого. Часы показывали четверть двенадцатого, когда мы уезжали.

Если бы Генри могла заставить свое сердце биться не так быстро! Должно быть, в эту минуту Данфорд собирается уехать из клуба. Скоро он поедет в Блумсбери, на Рассел-сквер, четырнадцать. В душе она проклинала леди Уолкотт за то, что та назвала ей адрес. Генри не удержалась и отыскала его на карте города. Теперь она знала точно, куда поедет Данфорд, и от этого ей стало еще тяжелее.

Экипаж подъехал к особняку Блайдонов. В ту же минуту из дома вышел лакей и помог дамам сойти. Они вошли в холл, и Каролина, с трудом сняв перчатки, сказала:

— Я сразу же иду спать, Генри. Не знаю почему, но я чувствую себя совершенно разбитой. Будь добра, скажи слугам, чтобы меня не беспокоили.

Генри кивнула.

— А я пойду в библиотеку, возьму что-нибудь почитать. До утра.

Каролина зевнула.

— Спокойной ночи.

Генри взяла со столика подсвечник и вошла в библиотеку, освещая корешки книг. «Нет, — подумала она, — что-то мне не хочется читать Шекспира. „Памела“ Ричардсона слишком длинна. Том был толстым, никак не меньше тысячи страниц.

Она взглянула на часы, стоявшие в углу. Лунный свет ярко освещал циферблат. Половина двенадцатого. Генри скрипнула зубами. По-видимому, этой ночью ей не суждено заснуть. Минутная стрелка не торопясь двинулась влево. Она стояла и смотрела на часы, пока стрелка не остановилась на тридцати трех минутах. Это было невыносимо. Не будет же она всю ночь стоять и смотреть на часы? Надо что-то делать.

Бегом поднявшись наверх, Генри оказалась в своей комнате. Еще не решив, что предпринять, она открыла гардероб. В самом углу лежали бриджи и жакет, словно служанка хотела запрятать их подальше. Взяв в руки одежду, девушка задумалась. Темно-синий жакет и темно-серые бриджи ночью не будут бросаться в глаза. Она быстро выскользнула из вечернего платья и, натянув на себя мужскую одежду, предусмотрительно положила ключ от дома в карман. Затянула волосы шнурком и заправила их под воротник жакета. Если кто-то и вздумает хорошенько присмотреться к ней, ни за что не отличит ее от мальчугана, а уж она-то постарается не привлекать к себе внимания.

Генри уже хотела было выйти из комнаты, но вспомнила о часах. Метнувшись к ночному столику, она схватила маленькие часы и побежала назад к двери. Затем высунула голову и, удостоверившись, что коридор пуст, поспешила вниз. Ей удалось выбраться из дома незамеченной. Генри быстро шла по тротуару. Мейфер считался одним из самых спокойных районов Лондона, однако и здесь следовало быть начеку. Недалеко от дома можно нанять экипаж. Она доберется до Блумсбери, понаблюдает за домом Кристины Фаулер, а затем вернется в Мейфер.

Одиннадцать сорок четыре. Ей придется ехать быстро.

Несколько экипажей стояли вереницей. Забравшись в первый, она назвала адрес Кристины Фаулер. «Остановитесь недалеко от дома», — приказала она четко, пытаясь интонационно сымитировать Данфорда. Именно так он говорил, когда хотел получить что-то немедленно.

Возница, свернув, несколько минут ехал по Оксфорд-стрит, после чего, сделав еще пару поворотов, выехал на Рассел-сквер.

— Приехали, — сказал он, не сомневаясь, что она собирается выйти.

Генри взглянула на часы! Без четырех минут двенадцать. Вряд ли Данфорд уже приехал. Он был пунктуален, но не относился к тем, кто своим преждевременным приездом ставит хозяев в неудобное положение.

— Я немного подожду, — объяснила вознице Генри. — Я жду одного человека, и его еще нет.

— Это будет стоить дороже.

— О деньгах не беспокойтесь.

Возница внимательно, посмотрел на Генри. Если у дамы денег куры не клюют, зачем она напялила на себя этот ужасный наряд? Он откинулся на спинку сиденья и подумал о том, что такое времяпрепровождение куда приятнее поиска нового заработка.

Генри, не отрываясь, смотрела на маленькие часы. Минутная стрелка медленно приближалась к двенадцати. Наконец, послышался цокот копыт, и, вглядевшись в темноту улицы, она узнала экипаж Данфорда. Генри сидела затаив дыхание. Он вышел из экипажа, как всегда элегантный и красивый. Генри вздохнула. Любовнице Данфорда совсем не захочется отпускать его.

— Это не тот, кого вы ждете? — спросил возница.

— Нет, это не он, — поспешила сказать Генри. — Я подожду еще немного.

Он пожал плечами:

— Дело ваше.

Данфорд поднялся по ступенькам и постучал тяжелым латунным кольцом в дверь. Этот звук отозвался гулким эхом по всей улице. Ее измученные нервы были напряжены до предела. Она подвинулась ближе к окну. Кристина Фаулер, должно быть, держит в доме лакея, но Генри на всякий случай решила смотреть повнимательнее.

Дверь открылась, и на пороге показалась необыкновенно красивая женщина, с густыми черными волосами, волнами спадавшими вниз. Было видно, что ее наряд предназначался не для обыкновенного посетителя. Генри подумала о своем, явно неженственном одеянии, и у нее предательски засосало под ложечкой. Перед тем как захлопнуть дверь, Кристина обвила руками шею Данфорда и прильнула к его губам. Генри сжала кулаки. Дверь захлопнулась, и Генри не увидела, насколько продолжителен был этот поцелуй. Взглянув на ладони, она увидела кровавые следы от ногтей.

— Он не виноват, — тихо пробормотала она. — Сам он и не думал целовать ее. Он не виноват.

— Вы что-то сказали? — послышался голос возницы.

— Нет!

Он снова откинулся назад, убедившись в том, что его теория о странностях женщин нашла еще одно подтверждение.

Генри нервно хлопала ладонью по сиденью. Сколько времени понадобится ему, чтобы рассказать все Кристине и посоветовать ей найти себе другого покровителя? Пятнадцать минут? Полчаса? Никак не больше. Сорок пять минут от силы, в том случае если им предстоит обсудить денежные проблемы. Генри вовсе не интересовало, сколько денег он даст своей бывшей любовнице, чтобы избавиться от нее. Навсегда. Она постаралась дышать глубоко, чтобы справиться с нервным напряжением, затем положила часы на колени и смотрела на циферблат так долго, что у нее начало двоиться в глазах и выступили слезы. Увидев, как минутная стрелка остановилась на четверти, Генри подумала, что была слишком оптимистична. Ему не удастся уладить свои дела за пятнадцать минут. Минутная стрелка опускалась все ниже и остановилась на половине первого. Генри вздохнула, подумав о том, что ее жених — очень деликатный человек. Наверное, он не смог сразу же огорошить ее новостью. Ему нужно больше времени. Прошло еще пятнадцать минут, и она с трудом сдержала стон. Даже самый деликатный мужчина избавился бы от своей любовницы за сорок пять минут. Где-то вдалеке часы пробили час ночи. Затем они пробили два. А потом совершенно неожиданно она услышала три удара.

Совершенно отчаявшись, Генри толкнула спящего возницу в спину и сказала:

— Гросвенор-сквер, пожалуйста.

Он кивнул, и экипаж тронулся.

Генри смотрела вперед и ничего не видела. Тому, что мужчина провел у своей любовницы так много времени, могло быть только одно объяснение. Он не выходил уже целых три часа. Она подумала о том, как недолго он пробыл в ее спальне в Вестонберте. Уж, конечно же, не три часа. Ее попытки вести себя с достоинством и самообладанием были тщетны. Ей так и не удалось стать женщиной, которая могла бы вызывать интерес. Ей суждено остаться такой навсегда. И нечего надеяться на большее!

Экипаж остановился за несколько домов от особняка Блайдонов, как и просила Генри. Она хорошо заплатила вознице и побрела домой. Проскользнув никем не замеченной в дом, поднялась в свою комнату, сняла одежду, бросила ее под кровать и натянула на себя ночную рубашку. Это была та же рубашка, в которой они с Данфордом… Нет, больше она ее не наденет. Теперь она казалась ей грязной. Генри бросила ее в камин и достала другую.

В комнате было тепло, но, забравшись под одеяло, она не могла унять дрожь.

Данфорд вышел из дома Кристины лишь в половине пятого утра. Она всегда казалась ему благоразумной. Именно поэтому он и встречался с ней на протяжении столь долгого времени. Однако сегодня ему едва не пришлось изменить свое мнение о ней. Сначала были слезы, которых он терпеть не мог. Затем Кристина предложила ему выпить, а когда он осушил свой бокал, предложила еще. Улыбнувшись, Данфорд отказался и сказал, что алкоголь не поможет ей соблазнить его, если он того не хочет. Кристина опасалась, что ее скромные сбережения закончатся, прежде чем она найдет другого покровителя. Тогда Данфорд рассказал ей о герцоге Биллингтоне и заверил бывшую любовницу в том, что оставит ей некоторую сумму, к тому же она может оставаться в доме до конца аренды. Потом они пили чай, отказаться от которого Данфорду не позволила деликатность. Кристина с грустью сказала, что ценила его не только как любовника, но и как друга. Ведь у нее почти не было друзей. Все, чего она хотела немного поговорить на прощание. Только поговорить. Данфорд посмотрел в ее черные глаза. Ей всегда была свойственна искренность, и ему это нравилось. Они дружески беседовали о том о сем. Кристина рассказывала ему о службе своего брата в армии, а он ей — о Генри. Она, казалось, уже нисколько не переживала по поводу его помолвки и даже не могла удержаться от смеха, услышав историю о строительстве свинарника. В конце концов Кристина призналась, что очень рада за него.

Данфорд по-братски поцеловал ее.

— Ты будешь счастлива с Биллингтоном. Он — хороший человек.

Она грустно улыбнулась:

— Я верю тебе.

Взглянув в экипаже на часы, Данфорд чуть не вы ругался. Как долго он пробыл у нее! Ему не хотелось выглядеть днем уставшим. Впрочем, ему можно спать до полудня. Кроме прогулки с Генри, у него не было ничего запланировано.

Генри. Одна мысль о ней заставила его улыбнуться.

Утром ее подушка была мокрой от слез, хотя она и не помнила, чтобы плакала ночью. Видно, и во сне ее не оставляла мысль о том, что теперь она не может выйти замуж за Данфорда. Это было единственной ее мыслью. Генри знала, что существуют браки без любви. Но выйти замуж за мужчину, который, признавшись ей в любви, отправился на свидание к любовнице? За две недели до свадьбы! Должно быть, он сделал ей предложение из жалости и своего идиотского чувства ответственности. Другого объяснения не было. Он признался в любви, и она поверила ему. Надо же быть такой идиоткой! Если только… Генри всхлипнула. А если Данфорд и в самом деле любит ее? Если она ошибается? Быть может, она просто не подходит ему как женщина? Или он лгал? Но зачем? Генри не знала, что и думать. Удивительно, но у нее не было к нему ненависти. Она помнила, как он был так добр и внимателен к ней! За что же ненавидеть его? Вряд ли Данфорд переспал с Кристиной для того, чтобы оскорбить ее чувства. Просто он был мужчиной, а мужчины часто делают подобные вещи. Ей не было бы так больно, если бы он не заверял ее в своей любви. Тогда она, пожалуй, смогла бы выйти за него замуж. Как же теперь расторгнуть помолвку? В Лондоне только и разговоров что о ней. Расстроить свадьбу значило бы дать повод для пересудов на целый год. Конечно, ей все равно, что будут говорить о ней. Она все равно не будет жить в Лондоне… Разумеется, и не в Стэннедж-Парке, думала Генри с горечью. Скорее всего Данфорд не позволит ей вернуться туда. Значит, придется ехать в такое место, куда не доходят светские сплетни. Но с ним все обстоит иначе. Он-то будет жить, в Лондоне.

— О Боже! — произнесла она вслух. — И почему я не могу сделать ему больно, ведь он сделал больно мне!

Конечно же, Генри все еще любила его. Кому-то это показалось бы смешным. Он должен сам расторгнуть помолвку. В этом случае он не будет унижен ее отказом. Но как добиться этого? Как?

Она пролежала в кровати больше часа, не сводя глаз с крошечной трещинки на потолке. Как же заставить Данфорда возненавидеть ее так, чтобы он разорвал помолвку? Задача казалась неразрешимой, хотя… Да, пожалуй, это выход.

С тяжелым сердцем она подошла к письменному столу, в ящике которого Каролина предусмотрительно положила для нее бумагу и перо. На память пришло имя несуществующей подруги, которую она сама придумала себе в детстве. Розалинда. Впрочем, сгодилось бы любое имя.

«Особняк Блайдонов

Лондон

2 мая 1817 гола

Дорогая Розалинда!

Прости, что так долго не писала тебе, но у меня есть оправдание. За последнее время в моей жизни произошли большие изменения, и я сама еще не успела во всем до конца разобраться.

Я выхожу замуж. Представляю себе, как ты удивлена! Несколько месяцев назад скончался Карлайл, и в Стэннедж-Парк приехал новый лорд Стэннедж. Он приходился дальним родственником Карлайлу, но они даже не были знакомы. Не буду описывать детали,

скажу только, что теперь мы помолвлены. Думаю, ты понимаешь мою радость, ведь это означает, что я навсегда смогу остаться в Стзннедж-Парке, без которого я не мыслю жизни. Его зовут Данфорд. Это — фамилия, но никто не называет его по имени. Он очень милый и прекрасно относится ко мне. Данфорд признался мне в любви, и я из вежливости сделала то же самое. Поступить иначе я не могла. Разумеется, я выхожу за него только ради обожаемого мною Стэннедж-Парка. Однако Данфорд мне нравится, и было бы жаль обидеть его. Уверена, мы с ним прекрасно поладим.

К сожалению, пока нет возможности написать обо всем подробнее. Сейчас я живу в Лондоне у друзей Данфорда и пробуду здесь еще две недели. Позже ты можешь писать мне в Стэннедж-Парк. Уверена, мне удастся убедить его вернуться туда сразу же после свадьбы. Там мы проведем медовый месяц, а затем не исключено, что он захочет вернуться в Лондон. Если же он захочет остаться, я не буду возражать: как я уже сказала, он очень мил. Но мне кажется, что жизнь в поместье скоро наскучит ему. Это было бы очень кстати, поскольку тогда я смогла бы вернуться к привычной жизни и уже не опасаться закончить свои дни чьей-нибудь гувернанткой или компаньонкой.

На этом заканчиваю, твоя подруга

Генриетта Баррет».

Дрожащими руками Генри вложила письмо в конверт и написала на нем: «Лорду Стэннеджу». Чтобы не передумать, быстро сбежала вниз по лестнице и, отдав письмо лакею, распорядилась немедленно доставить его по адресу. Затем она развернулась и медленно подошла к лестнице. На этот раз каждая ступенька давалась ей с большим трудом. Генри закрыла дверь на замок, легла и, свернувшись калачиком, пролежала так несколько часов.

Данфорд с улыбкой принял письмо из рук слуги, он узнал почерк Генри. Как это похоже на нее — простой белый конверт, без всяких украшений.

Он распечатал его и развернул письмо.

«Дорогая Розалинда…»

Глупая девчонка перепутала письма и конверты! Данфорду подумалось, что ее любовь к нему стала причиной столь не характерной для нее рассеянности. Он начал уже было складывать письмо, как вдруг заметил свое имя. Любопытство взяло верх над щепетильностью, и он снова развернул листок.

Спустя минуту письмо выскользнуло из его онемевших пальцев и легло на пол.

«Я выхожу замуж только ради Стэннедж-Парка. Я выхожу замуж только ради Стэннедж-Парка. Я выхожу замуж только ради Стэннедж-Парка»,

О Господи, что же он наделал?! Она не любит его! Она никогда не любила его и скорее всего никогда не полюбит. Как, должно быть, она смеялась над ним! Он опустился на стул. Нет, она не могла смеяться над ним. Несмотря на этот расчетливый поступок, ее нельзя назвать жестокой, просто она любит Стэннедж-Парк больше чего бы то ни было и кого бы то ни было на этом свете. Его любовь была безответной. Господи, как все нелепо! Он все еще любит ее. Даже после прочитанного письма! Он подавлен, он почти ненавидит ее, но все еще любит. Что же теперь делать?

С трудом поднявшись со стула, Данфорд прошел к буфету и достал бутылку виски и бокал, так сильно сжав его рукой, что тот чуть не лопнул. Он выпил содержимое залпом, но боль не утихла, и он налил еще. Перед глазами у него стояло ее лицо. Воображение рисовало темные вразлет брови, ее чудесные серебристые глаза. А ее волосы? Среди сотни цветов и оттенков он смог бы узнать этот цвет, единственный и неповторимый, несмотря на то что любой другой человек назвал бы его просто светло-каштановым. Вспоминать ее дразнящий рот, улыбку и смех было сладко и мучительно. Он почти ощущал ее губы на своих. Чуть припухшие, нежные и страстные. Он почувствовал возбуждение при одном воспоминании о ее ласках. Несмотря на свою неискушенность, она инстинктивно знала, как довести его до любовного безумия. Он хотел ее, хотел ее так сильно, что это пугало его. Он не может расторгнуть помолвку, не увидев ее в последний раз. Достаточно ли он любит, чтобы жениться вопреки всему? Достаточно ли в нем ненависти, чтобы жениться, а потом отомстить за те муки, которые она причинила ему? Он должен увидеть ее. И тогда ему все станет ясно.