"Карми" - читать интересную книгу автора (Кублицкая Инна)

Глава 11

Храм Колахи-та-Майярэй, заложенный еще лет двести назад велением короля Арринхо, не был достроен до сих пор, хотя службы здесь велись с того времени, когда на массивном фундаменте храма был установлен алтарь. Карми здесь прежде не бывала, но полагала, что сумеет ввести в храм глайдер — хотя бы через огромные ворота. Однако, войдя в храм, она убедилась, что этого рискованного трюка не потребуется. Над храмом не было купола. Правда, строители уже почти завершили возведение каркаса для свода, но смять этот каркас для глайдера не составит труда.

Другое дело — следовало выяснить, возможно ли вообще извлечь вмурованный в алтарь Миттауский меч; то, что для этого придется разворотить алтарь, совершая тем самым святотатство, Карми мало беспокоило: богов для нее сейчас не существовало. Но дать майярскому самомнению здоровенную затрещину — это, по мнению Карми, могло стать равноценной заменой мщению, от которого она, что уж тут скрывать, все-таки отказываться не хотела.

Колахи-та-Майярэй в народе часто называли Храмом «на мече», и Карми со злорадством предвидела уже время, когда Колахи станет Храмом «ни на чем». К алтарю она приблизиться не рискнула, но, присматриваясь издали, решила, что для манипуляторов глайдера алтарь затруднений не представит.

И Карми, внимательно все осмотрев, направилась к выходу, но что-то знакомое услышала в речитативе монаха, сидящего у колонны. Вообще-то, все молитвенные речитативы на один лад, но Карми оглянулась и узнала. У колонны сидел Агнер, еще год назад бывший учителем малолетней принцессы Савири Сургарской.

«Однако, где встретиться довелось…»

Агнер сидел уставившись в пол и тянул молитву. Карми подмывало сказать: «Хорошо устроился, Агнер!» — но она сдержалась, нашарила в потайном кармашке пояса мелкую монету и бросила в чашку, стоящую перед Агнером. Тот, заметив это, прервал бормотание и стал ожидать обычной просьбы помолиться за чье-нибудь здоровье или что-нибудь еще.

Карми помедлила, потом чуть слышно сказала, стараясь, чтобы голос изменился от северогортуского выговора:

— Расскажи о Третьем Ангеле, святой человек.

Агнер не заподозрил ничего необычного. Монастырский устав запрещал ему поднимать глаза на женщин, но если бы он даже и поднял их к лицу Карми, то не узнал бы в этой бедной гортуской паломнице свою бывшую ученицу.

Однако напрягать голосовые связки за одну монетку ему не хотелось, поэтому он провозгласил на весь храм, привлекая внимание других паломников:

— Кто хочет услышать поучительную историю о возвышении и падении Третьего Ангела, Ангела Судьбы, Ангела, ведущего в Дорогу?

Его истошный вопль, гулко разошедшийся в стенах храма, обратил на себя внимание еще нескольких человек, и в чашке для подаяний заметно прибавилось. Тогда Агнер начал рассказ, одновременно пытаясь заполучить себе новых слушателей:

— Слушайте историю удивительную о делах божественных, истоки которой в седой древности, а конца ей и не видно! Слушайте о том, как восстал Третий Ангел против Лучезарного Накоми Нанхо Ванра, а случилось это совсем недавно по часам небесным! Дед моего деда видел, как сияла в небе звезда Третьего Ангела, и видел, как вспыхнула она ярко, и видел, как погасла она. Так слушайте же, вот повесть о мятежном ангеле! — Приходили люди, тоже желающие приобщиться к тайнам небесным, и бросали в чашку Агнера монеты. Агнер воодушевленно продолжал: — Отец наш Накоми Ванр правил в Мире под Хрустальными сводами, и никто — ни ангелы, ни демоны — не решался бросить ему вызов. Иные боги сражались между собой, но все споры прекращались, когда звучал голос Накоми Нанхо Ванра, потому что никто не смел перечить лучезарному. И в те годы озаряли северный небосклон три звезды, три ангела, три брата. Первым был Ангел Жизни, Ангел Рождений, Ангел в Красном. Вторым был Ангел, Несущий Смерть, Гибельный Ангел, Ангел в Белом. И третьим был Ангел Судьбы, Ангел в Черном. Каждый из этих ангелов обладает могуществом, ибо боги, как и мы, люди, рождаются и умирают, хотя, если брать их жизнь и жизнь человеческую, богов можно считать бессмертными. И перед Судьбой равны боги и люди, и эта сила, которую имеет над земными и небесными созданиями Третий Ангел, придала ему непомерную гордыню. О люди! Иногда, говоря о каком-нибудь человеке, терпящем бедствия жизни, мы произносим с сожалением: «Такова его судьба», но это неверно. Слушайте меня, люди! Что за забота Божественной Судьбе беспокоиться о жизни какого-нибудь смерда, или купца, или даже меня, смиренного инока? Нет, люди майярские, нас, простых смертных, в пути нашем земном ведут иные божества, те, кому мы ежедневно возносим молитвы, кому приносим наши скромные жертвы или, наоборот, кого забываем мы почтить, погрязая в неверии. А Судьба Божественная сотрясает царства и меняет судьбы народов, она влияет на деяния богов и их помыслы. И Ангел в Черном возомнил себя настолько сильным, что решился соперничать с Лучезарным и затмить его своим блеском, чтобы одному сиять под Хрустальными небесами и править миром. Говорю вам, дед моего деда видел, как начал разгораться свет Звезды Третьего Ангела, и как однажды свет Звезды пробил дневное сияние Лучезарного, и как среди бела дня в небе появилась Звезда более яркая, чем Вечерние или Утренние Сестры! И ваши предки видели то же самое, люди, если, конечно, не были слепцами. И ждали люди тогда смерти, ибо, если бы Звезда стала ярче Ванра, было бы сожжено все в подлунном мире. О, как близок казался тогда конец света! Но Царь в Огненной Короне, Сияющий Щит Вселенной, Отец Всего Живого спас пылинку у его ног. Он метнул в Третьего Ангела Копье-Пламень и сбил мятежного ангела на грешную нашу землю, ибо нельзя убить ни Первого Ангела, ни Второго, ни Третьего — они родные братья Лучезарного и бессмертны так же, как и он! И сказал Царь-Огонь своему мятежному брату: «Вот мир грешный, живи тут как хочешь, стремись к главенству, в сферы же хрустальные путь тебе заказан, пока на веки вечные не признаешь себя моим покорным вассалом!» — «Нет, ты этого не дождешься», — ответил Ангел в Черном и ушел, смеясь. Ангел в Одеждах Черных ушел, смеясь, и больше никто о нем ничего не слыхал… Но мы еще услышим о нем, люди, не сомневайтесь в этом!

Успокоив слушателей последней фразой, Агнер молитвенно сложил руки и стал поджидать, когда представится еще возможность испытать щедрость паломников. Те, кто только что прослушал повесть о мятежном ангеле, разошлись, и монах немного удивился, когда опять увидел рядом с собой пыльный подол длинной юбки девушки из Северного Горту. В чашку упал свиточек бересты, и девушка удалилась.

Монах недоуменно развернул свиточек.

«Агнер выйди жду тебя у реки очень важно».

Монах оторопел. Его назвали Агнером! Кто-то знающий его по Сургаре? Он ссыпал монетки в один рукав просторной рясы, чашку для подаяний сунул в другой, поднялся на ноги и побрел за спешащей впереди девушкой из Горту. Когда он приблизился к берегу реки, он уже решил, что она кем-то послана к нему с поручением.

— Не узнаешь старых знакомых, Агнер? — неожиданно весело спросила девушка, когда он подошел. — Свято чтишь устав и на женщин ни глазком?

— Госпожа моя! — выдохнул Агнер. — А Стенхе тебя на Ваунхо ищет.

— Пусть поищет, — насмешливо сказала Карми. — Или ты думаешь, я без него шагу не могу ступить?

Агнер обдумал ситуацию.

— Как прикажешь тебе служить? — осторожно спросил он.

Карми рассмеялась:

— Не беспокойся, Агнер, мне нужно от тебя очень немногое. Расскажи-ка мне о распорядке жизни в Колахи-та-Майярэй.

— Зачем тебе это, госпожа?

— Рассказывай, рассказывай, — усмехнулась она. — Мне пригодится.

Агнер, недоумевая, начал рассказывать о благочестивой жизни Великого Колахи, а сильно повзрослевшая госпожа слушала его с недоброй улыбочкой.

— Значит, в самом храме паломники не ночуют? — спросила она наконец.

— Нет, госпожа моя. Ворота запираются.

— А если кто услышит ночью шум в храме?

— Я думаю, и слышать-то шум некому, — пожал плечами Агнер. — Службы далеко от храма.

— Отлично, — проговорила Карми. — Ну что ж, Агнер, могу только посоветовать тебе на прощание не гулять ночами вблизи храма.

— А что такое? — осмелился спросить он.

— Скоро узнаешь, — кивнула Карми. — Прощай!

…Ночью она пошумела изрядно. Манипуляторы выламывали железные прутья из каркаса с оглушительным треском, но это не привлекло внимания — в эту самую ночь разразилась гроза, и Карми, пожалуй, могла бы разобрать под шумок и весь храм, но ей, конечно, не это было нужно. Алтарь неожиданно оказался крепким орешком: манипуляторы не могли справиться с ним грубой силой. Пришлось резать каменные плиты лучевым резаком, и Карми побаивалась, что заправки резака не хватит. Она плохо знала возможности резака и обращалась с ним по-варварски; имей она хоть небольшую подготовку, ей не пришлось бы, втихомолку чертыхаясь, резать камень вторично по только что сделанному, но уже застывшему и спекшемуся шву. Потом она наловчилась и в запале чуть было не разрезала сам меч — как раз через мгновение после того, как ей пришло в голову, что меча-то там может и не оказаться. Но старинные строители храма были люди честные. Меч оказался лежащим внутри своеобразной гробницы, и Карми, вернув резак в глайдер и опустив манипуляторы-ступоходы вниз, выскочила из глайдера.

Меч был невероятно тяжелый; огромный, длинный, двуручный, он наглядно свидетельствовал, что миттауский принц-правитель Каррин Могучий был действительно человеком незаурядной физической силы. Относительно же силы его ума Стенхе в свое время выражал сомнения, так как именно под руководством принца Каррина миттауские войска потерпели сокрушительное поражение от довольно разрозненных майярских отрядов. Но даже если меч и был утерян миттаусцами из-за глупости принца Каррина, прошло почти двести лет, и мечу пора уже вернуться на родину.

«Не надорваться бы», — подумалось Карми, когда она переносила меч к гравитационному лифту. В невесомости было проще, но Карми решила, что свободно плавающий меч может быть опасен, и она с трудом втиснула его в стенной шкаф.

Потом ей пришло в голову поозорничать, и Карми светящейся краской на самом видном месте, так, чтоб было видно сразу, как войдешь в храм, изобразила двенадцатиконечную звезду — ангельский знак. Впрочем, озорство удалось не в полной мере. Краска оказалась бесцветной, и когда утром в храм вошли люди, они первым делом увидели развороченный алтарь. Звезда была замечена только вечером. Краска к тому времени высохла и не размазывалась, когда по ней водили пальцами. Зрелище было впечатляющее: нежно-голубая звезда была настолько яркой, что резала глаз.

Светящаяся ночами звезда, оскверненный алтарь и исчезновение меча вызвали немалое волнение в Майяре. Тут же были усилены заставы на миттауской границе, и все караваны тщательно обыскивались. Люди, впрочем, толковали, что храм был поруган вовсе не миттаусцами, — им-то зачем рисовать огненные ангельские знаки? И чем рисовать, скажите на милость?

Агнер, полюбовавшись издали на звезду, решил, что поступит правильно, если не только не будет околачиваться вокруг храма ночью, но и вообще уйдет. Из Колахи он отправился к югу, имея настоятельную потребность посовещаться со старым недругом Стенхе. Чтобы не разминуться, он в каждом монашеском братстве по дороге оставлял для брата Стенхе из Лорцо подробные указания относительно своего маршрута. Когда он был уже недалеко от побережья Торского моря, Стенхе; получивший одну из весточек, его нашел.

— Что случилось в Колахи? — спросил он, едва поздоровавшись.

Агнер многозначительно обвел глазами шумную улицу, на которой они повстречались, и сказал:

— Брат мой, не лучше ли нам удалиться под сень дерев? Стенхе хмуро кивнул, пошел вслед за ним.

— Что ты мне голову морочишь, старый болтун… — пробормотал он сквозь зубы, когда они с Агнером вышли за пределы города и углубились в кедровую рощу.

— Может быть, и морочу, — неожиданно кротко согласился Агнер. — Но кой-какие новости у меня для тебя есть. Я видел госпожу.

— Какую госпожу? — насторожился Стенхе.

— Нашу госпожу Савири.

— Ты видел ее во сне? — насмешливо спросил Стенхе.

— Ну что вы все надо мною смеетесь? — отозвался Агнер обиженно. — Никакого почтения к ученому человеку.

— То есть ты в самом деле видел ее?

— Как тебя, — ответил Агнер. — И говорил с ней.

— Что же она тебе говорила?

— Ничего. Это я рассказывал ей. Сначала легенду о Третьем Ангеле, потом о распорядке в храме.

— Стоп, — сказал Стенхе. — Ну-ка давай все по порядку. Агнер рассказал все по порядку. В конце он описал погром в храме и выразил уверенность, что сургарская принцесса как-то связана с этим.

— С миттаусцами она связана, вот что, — раздраженно бросил Стенхе. — Значит, и искать ее надо в Миттауре.

Агнер засомневался:

— Да не может быть…

— А ты что, считаешь, она нежными своими ручками алтарь разбила?

— Алтарь был распилен, — медленно проговорил Агнер. — И на спиле камень был оплавлен. Как будто резали алтарь огненным мечом…

— Знаешь, не рассказывай мне сказки.

— Иди в Колахи и увидишь.

— Вот еще, кругами по Майяру ходить, — насмешливо отозвался Стенхе. — Неужели ты думаешь, что я пойду в Колахи проверять твои бредни?

Агнер обиженно промолчал.

Но Стенхе, хоть и выказывал недоверие, все-таки в Колахи побывал, правда очень нескоро, на обратном пути из Миттаура и Сургары. Он позволил себе безрассудство и рискнул явиться к принцу Арзрау, но тот ничего не мог сказать о местопребывании бывшей сургарской принцессы. Ничего не мог поведать и Паор. Он пересказал старому хокарэму, о чем они беседовали с Карми у горного озера, но никаких предположений о том, куда она двинулась, Паор строить не стал. Миттауский меч он получил через третьи руки, упакованный в шелка и мех, как полагается; если же Стенхе думает, что этот меч должен быть возвращен в Колахи…

— Какое мне дело до меча, принц Паор? — возразил Стенхе. — Я ищу государыню сургарскую. Лучше, если можно, покажи, во что был упакован меч.

Паор показал парчу и плащ из выдры. Стенхе сразу вспомнил, что этот плащ из вещей принцессы, которые хранились в тавинском доме Руттула. И Стенхе направился в Тавин.

Малтэр встретил Стенхе радушно, но история, которую он поведал хокарэму, тому не понравилась. Какая-то странная путаница возникала со временем.

Итак:

принц Горту умер в день святого Сауаро. По словам Малтэра, принцесса утверждала, что это она убила Горту. Проклятие хэйми, вообще-то, может убивать и на расстоянии, но даже если она и находилась в момент смерти принца в Лорцо Гортуском, она вполне могла оказаться в третий день Колиари по миттаускому календарю у горного озера, где повстречалась с Паором Арзрауским;

далее же начинается непонятное. По словам Малтэра, принцесса объявилась в Тавине в канун дня подвижника Криассо, то есть на следующий же день после встречи с Паором;

Агнер видел ее в Колахи через два дня после этого — срок опять-таки невероятно малый. И через три дня принцесса отдала меч Раханхо из Арзрау — в месте, отстоящем от Колахи на неделю пути. Этот последний отрезок вполне можно объяснить наличием у принцессы быстроногого скакуна, но как же объяснить все остальное?..

И ведь не в первый раз Стенхе сталкивается с подобным несоответствием. Зимой принцессе понадобилась тоже только одна ночь, чтобы из Пограничных гор, где ее упустил Маву, добраться до Тавина.

Так кто же растолкует, в чем тут дело, старому хокарэму?