"Как я таким стал, или Шизоэпиэкзистенция" - читать интересную книгу автора (Белов Руслан)34В то утро мне удалось принять двойную дозу таблеток, и я весь день был счастлив смотреть в потолок, смотреть, впитывая божественный мысленный свет. Вечером, когда я был уже не очень счастлив – стемнело, и потолок виделся не таким белоснежным, как выглядел днем, – вошел Степа – психический больной с небольшой, но стойкой манией (ему хотелось лишить дыхания всех женщин, изменяющих мужьям, но только лишь после получения весомых доказательств; за сбор коих и составление секретных баз данных он и был заключен в лечебницу по просьбе соседей и сослуживцев). Озабоченно склонившись надо мной, борец за чистоту супружеских отношений сообщил: – Доктор уже неделю избегает тихих. Я молчал, слабо улыбаясь, и Степа предложил поиграть в комнате отдыха в домино. Видимо, считая, что я не в себе, он был настойчив, и мне не удалось отвертеться. Простившись с потолком, я пошел, ведомый за руку. В коридоре, не удивившись, увидел Павку Грачева. Он стоял у стены в чистом и хорошо выглаженном белом халате. Вместе с ним на меня смотрел санитар. Они смотрели с трогательным благоговением, у Павки последнее было окрашено воспоминаниями о нашем совместном прошлом. Степа, дав мне время осознать происходящее, потянул за руку; я пошел. К моему удивлению мы миновали комнату отдыха – санитар и Грачев, соблюдая дистанцию, шли следом, – и оказались в кладовке, в которой хранилась гражданская одежда пациентов. Моя, аккуратно сложенная, лежала на столе. – Одевайся, – посмотрел Степа победно. – Меня выписали? – спросил я, не чувствуя ровным счетом ничего. – Нет. Давай, быстрее. У нас всего десять минут до пересменки. Я посмотрел на санитара. – Сан Саныч – наш человек, – улыбнулся Степа. – Он здесь лечился десять лет, а когда вылечился, не захотел уйти. – Но и я не хочу никуда уходить! Мне никогда не было так хорошо, как здесь. Меня все любят, и всех люблю, – сказал я, начав испытывать сильное беспокойство. – Ты должен идти... – странно посмотрел Степа. – Куда? – Не знаю. В Иерусалим, на Голгофу, в Саратов, в Воронеж, тебе решать. – Но я не хочу! Пойми, не хочу! Вовне одиноко и надо что-то делать физически! – Пойдешь! Мы так решили. – Кто решил? – Индеец, Наполеон, Отелло, Сан Саныч, тетя Клава, я. И остальные. – Но моя Голгофа, может быть, здесь! – Покажи ему эту Голгофу, – выцедил санитар, стоявший сзади. – Время еще есть. Степа взял меня за руку, привел в какую-то комнату, снял со стены постер с изображением киноактера Антонио Бандераса в роли красавца и предложил посмотреть в открывшуюся дырочку. Я посмотрел. И увидел кабинет доктора. Тот, с голой задницей, в белом халате, задранном до плеч, стоял, согнувшись в три погибели. Квазимодо, один из буйных совершал с ним половой акт посредством кулака, внедренного в анальное отверстие. В какой-то момент я увидел лицо доктора. Оно было искорежено страхом и наслаждением, болью и порочным счастьем. Степа потянул меня за плечо. Оторвавшись от отверстия, я посмотрел в его глаза и понял – ему хорошо известно, что происходит в кабинете, и, более того, он сам в нем бывал. – Вот почему ты должен идти. Он и тебя заставит. Помолчав, Степа вздохнул: – У нас тут Содом и Гоморра, факт. И они стоят на голове. Я сел на табуретку, стоявшую рядом. Захотелось увидеть белоснежный потолок. Я задрал голову. Потолок в комнате был сер и в трещинах. Местами обнажалась дранка. "Они поверили, что я – Христос. Они считают, я пришел их спасти". – Понимаешь, нам будет легче, если мы будем знать, что ты идешь по свободе, идешь, собирая вокруг себя хороших людей. Мы будем улыбаться, представляя тебя идущим, – прочитал мои мысли Степа. – И эти улыбки станут твоей силой. – И еще одно, чтобы все по правде... – сказал он, поморгав. – Ты же сам говорил, что все люди рождаются Христами... – Говорил. А что? – Ну, Вася из 28-й палаты... – Что Вася из 28-й палаты? – Он это понял... – Понял, что родился Христом? – Да... – Понимаю... Боливар не вынесет двоих. – Ничего ты не понимаешь... Нам неловко, что у нас целых два Христа, а за забором ни одного... Подумав с трудом, я согласился с доводом, вздохнул и попросил: – Павел, ударь меня. Санитары и Степа вышли, чтобы не видеть, как бьют Христа, и Грачев ударил. Он ударил несильно, но мне хватило, и мозги заработали по-прежнему. Утерев выступившие слезы, я посмотрел на него пристально, внушая действовать, посмотрел. Он кивнул и вышел. Прильнув к отверстию, я увидел доктора. Тот стоял у окна, застегивая поясной ремень. Квазимодо, подергиваясь, сидел на полу и дикими глазами рассматривал кулак, поворачивая его то так, то эдак. Павел неслышно вошел в кабинет, птицей подлетел к доктору и со всего маха ударил по глазам. Тот упал. В моем сознании появились свет и знание: – Он ослеп, и будет уволен. |
|
|