Крылатова СУлыбка (2)

С.Крылатова

УЛЫБКА

Необъятные кладовые памяти каждого из нас хранят особенные, по-разному дорогие воспоминания и впечатления о моментах прожито жизни; иногда и объяснить трудно, зачем память держит эти воспоминания, зачем бережет от забвения, зачем ворошит, сверяя со свежими приметами быстротекущего времени, и только смерть отнимает их у нас вместе с жизнью. Мой рассказ об одном из таких мгновений, оставшемся в моей памяти и неподвластном вездесущему времени.

Несколько лет тому назад моя мать собралась переехать ко мне в Москву насовсем. Ей шел 75-й год, и, конечно, такое решение в её возрасте диктовалось какими-то особыми соображениями, тем более, что мама родилась и всю жизнь прожила в Крыму - теплом, благодатном крае, где и я родилась. Много лет я живу в Москве, и временами тоска о тепле родного края жалящей змеей расползается по коже тела, пробирая ознобно, остро, проникая насквозь, до нутра, до потайных уголков души, где лелеется бессознательная надежда - вдруг жизнь даст ещё возможность встретить хотя бы одну весну в Крыму, снова увидеть чудесное цветение абрикоса в палисаднике под нашими окнами, вдохнуть разливающиеся в прогретом весеннем воздухе ароматы цветов, услышать томное воркование египетских голубей в нашем парке, и чтобы солнце, наше яркое крымское солнце, такое нежное и ласковое весной, прогрело тело радостным желанным теплом, чтобы это тепло растеклось по всем клеточкам и тканям истосковавшегося по нему тела, чтобы они пропитались насквозь этой живительной солнечной энергией, вобрали её и, обновленные, родились заново, чтобы они жили и дышали ею, чтобы она вечно циркулировала горячим током в крови.

Нелегко покинуть родные теплые места, нелегко оставить дом, где прожита вся жизнь, где выросли дети, но, видно, ещё труднее матери было видеть, как будет хозяйничать в её доме новая жена старшего сына. Сложный сплав чувств - любви к сыну и ревности к его молодой красивой жене - гнал мать прочь из родного дома, она приехала ко мне уже больная, простудившись во время ремонта, который сама затеяла незадолго до отъезда. Лечение от простуды не помогало, температура поднялась почти до 40° и стойко держалась несколько дней, и тогда лечащий участковый врач предложил положить мать в больницу для выяснения диагноза. Санитарная машина пришла только вечером, несмотря на температуру, мать шла сама, я только поддерживала её ослабевшее тело. Больница (почти в центре Москвы) помещалась в небольшом обветшавшем здании и поэтому казалась какой-то несовременной. Я ужасно расстроилась, узнав, что мать положат на раскладушку прямо в коридоре - в палатах не было мест, и потратила уйму времени на то, чтобы раскладушку заменили кроватью с хорошим матрасом, т.к. опасалась, что у матери воспаление легких. Утром я помчалась в больницу, к счастью, и врачи, и сестры сквозь пальцы смотрели на родственников, ухаживающих за больными, лишь бы они одевали белые халаты. Халат я где-то раздобыла, помогла матери с утренним туалетом и завтраком, потом проводила её в рентгенкабинет, дождалась врача и узнала, что легкие у матери совершенно здоровые, чистые, несмотря на пристрастие к курению. Теперь на подозрении были почки, предстояло несколько сложных анализов. Ночью ей начали колоть пенициллин, температура немного упала, и мать чувствовала себя лучше.

Кровати с больными стояли вдоль окон длинного коридора одна за другой так, что изголовья кроватей упирались в изножья; наброшенные на спинки кроватей полотенца и халаты отгораживали больных друг от друга. Мне давно пора было уходить, а я все сидела возле матери, и мне казалось, что ей легче от моего присутствия. В паузах между массой дел по уходу за матерью я приглядывалась к больничным порядкам - теперь её здоровье в какой-то мере зависело и от них. Несколько раз мельком я смотрела на женщину на кровати, стоявшей впереди кровати матери, удивляясь странной неподвижности её лица и укрытого одеялом тела. Мужчина, сидевший подле неё, не хлопотал так, как я вокруг матери, его согнутая спина, маячившая перед моими глазами не распрямлялась, он не вставал со стула. В руках он держал банку с киселем насыщенного яркого цвета, явно приготовленного в домашних условиях, а не в больнице. Маленькой ложкой с киселем он касался сомкнутых губ больной и терпеливо ждал, пока они слегка приоткроются, тогда он осторожно вливал эту ложку ей в рот и снова долго л терпеливо ждал медленных глотательных движений гортани. Долго-долго продолжалось это кормление, но вот я заметила, что мужчина встал, убрал банку с остатками киселя в тумбочку и достал оттуда мягкую льняную салфетку. Непривычно ласковыми для мужских рук прикосновениями он обтер рот больной, погладил кончиками пальцев её лоб и волосы, заботливо натянул одеяло. Вот в эту минуту я оказалась свидетелем чуда, потрясшего и взволновавшего меня. Тело женщины было полностью парализовано, жизнь догорала в нем, но глазами, единственным, что ещё оставалось подвластным угасающему сознанию, женщина из глубин надвигавшегося небытия послала, может быть, последний привет, последний знак любви, признательности и благодарности кормившему её мужчине признательности и благодарности за нежные прикосновения рук, за заботу, уход, а может быть, и за всю прожитую вместе с ним жизнь. Прощальная, благодарная улыбка приоткрывшихся глаз на мгновения озарила застывшее, неподвижное лицо женщины, оно непостижимо преобразилось - засветилось внутренним ясным и чистым светом.

Пораженная этим светом, этой пронзительной, щемящей улыбкой этой сокровенной, предсмертной красотой лица, захлестнутая острой жалостью к умиравшей незнакомой женщине, я не смогла сдержать слез, выбежала в туалет и там расплакалась так горько, как не плакала давно, со времени смерти свекрови.

Благодарность, признательность... Благодарность и признательность это состояние души, её желание, её способность и потребность сторицей отплатить за самую малость сделанного добра. Благодарность, благородность, благодатность ... Если вдуматься в смысл слова "благодаритъ", то получается, что благодарить означает дарить благо. Не в каждом человеке живет потребность благодарить - дарить благо - и мне жалко людей обездоленных, не наделенных этой высокой душевной потребностью. Благодарность, благородность, благодатность - мне кажется, что эти высокие нравственные качества души человека необязательно должны быть врожденными, их можно образовать в себе в процессе жизни. Я отчетливо помню свое первое яркое, бурное выражение благодарности. Мне было семнадцать лет, я жила в Симферополе и получила из Москвы извещение о зачислении меня на первый курс юридического факультета Московского государственного университета. С этой маленькой, невзрачной, в одночасье круто менявшей мою жизнь бумажкой в руках я пошла в спальню, стала на колени возле своей кровати и, вся в слезах, горячо благодарила Бога за ниспосланное мне счастье. Я чувствовала острую потребность излить, выплеснуть, высказать переполнявшую меня благодарность, и я молилась истово, самозабвенно, многократно повторяя слова благодарности и читая "Отче наш" - единственную известную мне молитву...

Благодарность, признательность - эти прекрасные человеческие чувства сближают даже незнакомых людей, вот почему меня так взволновало то, что умирающая парализованная жеенщина нашла в себе силы, чтобы хотя бы печальным сиянием засветившихся глаз выразить благодарность и признательность мужу, выразить так, что воспоминание об этом не меркнет в моей памяти до сих пор.

Не праздное любопытство, а глубокое участие, заставило меня, когда я успокоилась, подождать, пока мужчина зачем-то вышел в соседний с коридором холл, подойти к нему и расспросить его. Оказалось - ему 84 года, а не лет 60, как я думала. С женой, в прошлом певицей, он прожил всего 15 лет, они поженились, когда ей было за шестьдесят, но несмотря на возраст, она сохраняла редкостную красоту и обаяние. Три месяца назад с ней случился первый инсульт, тогда паралич затронул только половину тела, она лежала дома, он сам тщательно выполнял все назначения врача, выхаживая её с материнской самоотверженностью. После второго инсульта её увезли в больницу, но никакой надежды не оставалось, он старался не отходить от жены, хотя уже ничем не мог помочь...

Когда я пришла на следующее утро, мать уже перевели из коридора в палату, не было в коридоре и кровати с женщиной, так поразившей меня вчера... Больше я не видела ни её, ни мужчины.

Мать через три недели выписали из больницы, и я, счастливая увозила её домой, живую я здоровую, и безмерная благодарность Богу, жизни, судьбе, врачам, выносливому организму матери плескалась во мне и ясной звонкой радостью, и сознанием неоплатного долга пере жизнью, перед людьми за совершившееся счастье, за чудо выздоровления дорогого человека, и потребностью, готовностью когда-то, кому-то, чем-то оплатить его.

1982 г.