"Солги мне" - читать интересную книгу автора (Крузи Дженнифер)

Глава 1

В один из теплых августовских дней, в четверг, Мэдди Фарадей сунула руку под сиденье «кадиллака», принадлежавшего ее мужу, и вытащила оттуда черные кружевные трусики. Чужие.

Вплоть до этого события день казался вполне сносным. Правда, когда Мэдди попыталась разогреть для Эм оладьи на завтрак, микроволновка пыхнула дымом и сгорела. И все же над их голубым домиком продолжало сиять солнце, жара до самого полудня не поднималась выше девяноста градусов[1], а Эм была поглощена составлением списка покупок к новому учебному году. В доме царили тишина и согласие, и даже Брент, все утро ворчавший по поводу беспорядка в салоне своей машины, оживился и воспрянул духом, когда Мэдди сама вызвалась вычистить его автомобиль. Она сделала это, повинуясь скорее чувству вины, нежели долга — ведь летом в отличие от Брента она не работала.

В последние дни Мэдди из кожи вон лезла, проявляя самые лучшие свои качества. «Я едва терплю тебя, — хотелось ей сказать. — Почему же я должна мыть твою машину?» Но в глазах общества Брент был примерным супругом; он не орал на жену, не бил ее, не напивался в день получки. Брент честно исполнял свои супружеские обязанности, и Мэдди оставалось лишь притворяться, будто она исполняет свои.

Брент обнял дочку, попрощался с ней и направился к двери. Тогда-то он и узнал о ее решении.

— Так и быть, мы с Эм вычистим твой автомобиль, — сказала Мэдди. — Позвони Хауи, пусть подбросит тебя на работу.

Брент был так изумлен, что даже чмокнул жену в щеку.

Услышав о том, что ей предстоит, Эм по своему обыкновению страдальчески закатила глаза за стеклами очков, но потом на ее мордашке появилось хитрое выражение, и она тут же превратилась в пай-девочку. После обеда Эм покорно отправилась к сверкающему отцовскому «кадиллаку», над которым уже трудилась мать. Сметая мусор с пассажирского кресла машины и подпевая льющемуся из магнитофона голосу Розанны Кэш, Мэдди думала, что все идет слишком хорошо, и каждую минуту ожидала какого-нибудь подвоха.

Эм собрала на заднем сиденье гору хлама, который едва поместился в огромную картонную коробку.

— Я отнесу все это в дом и спрячу, — объявила она, прижимая к себе коробку и отправляясь на кухню. Мэдди, сидя на полу у пассажирского кресла, махнула ей вслед рукой.

Потом она полезла под кресло и выудила оттуда шоколадную обертку. Розанна запела «Светит месяц, сердцу мука». Славная песенка, славный денек. Справа послышался скрип сетчатой двери, Мэдди вытянула шею и увидела соседку, миссис Кросби, которая, еле передвигая ноги, вышла на свое крохотное, безупречной белизны крылечко, спустилась в свой опрятный дворик, окруженный грядками бархатцев, и с удивлением воззрилась на «кадиллак», вопреки обыкновению стоявший у дома в будний день.

Сегодня миссис Кросби принарядилась — на ней были красные эластичные гамаши, обтягивавшие ее худосочные бедра, и ярко-оранжевая футболка с надписью «Лучшая бабушка в мире» — материальное подтверждение того, что ханжество и лицемерие городка Фрог-Пойнт, штат Огайо, начинало приобретать современные черты.

Мэдди в знак приветствия подняла руку и крикнула:

— Добрый день, миссис Кросби, мы моем машину!

Миссис Кросби хотя и утратила былые слух и зоркость, до сих пор отличалась болтливостью и острым языком. Если бы Мэдди попросту не обратила на нее внимания, она могла бы устроить изрядный переполох, сообщая каждому встречному-поперечному, что Брент задирает нос и думает, что если у него такая здоровенная машина, ему уже нет нужды ходить на работу. Куда проще было своевременно поприветствовать соседку, избежав тем самым ненужных пересудов и объяснений со знакомыми.

Миссис Кросби помахала в ответ и, уверившись в том, что на подъездной дорожке Фарадеев не происходит ничего интересного, поплелась обратно. Мэдди сунула обертку в мешок для мусора, забралась под сиденье, чтобы выгрести оставшуюся грязь и наткнулась на трусики.

Итак, миссис Кросби ошиблась.

Мэдди уселась, высунула из салона голые ноги и тупо уставилась на резинки и кружева, болтавшиеся у нее в руке. Она не сразу поняла, что это такое. У трусиков не было промежности, они представляли собой четыре кружевных треугольничка на эластичной подвязке, и лишь минуту спустя Мэдди догадалась, что это нижнее белье, женские трусики с дыркой. В ее голове вихрем завертелись мысли: «Значит, опять Бет… Слава Богу, Эм ушла на кухню… наконец-то я смогу развестись с ним». Потом она услышала шум — к соседнему дому слева подъехала машина, и Мэдди, вздрогнув, смяла кружева в плотный комок, неприятно царапнувший ладонь.

Это была Глория. Она вернулась домой, и Мэдди абсолютно не хотелось, чтобы соседка, как обычно заглянув сквозь высокий палисадник, увидела ее на полу автомобиля Брента с бельем посторонней женщины в руках. В тот самый миг, когда Розанна затянула новую песню, Мэдди выключила магнитофон и попыталась привести в порядок свои мысли.

Вероятно, было глупо опасаться, что Глория Мейер сумеет на расстоянии в сорок футов углядеть женские трусики, но дело происходило во Фрог-Пойнте, и Мэдди не могла рисковать. Если бы Глория все же увидела это в ее руках, она тут же ринулась бы в дом, и уже час спустя Мэдди пришлось бы отвечать по телефону на вопросы матери — правда ли то, что ей сообщила тетя Эстер, и то, что во Фрог-Пойнте все говорят, будто Брент опять выставил ее дурой, и как же все это получилось. Она так старалась вырастить Мэдди хорошей девочкой, и — ах! — какой это позор для Эмилии!

Выжженный солнцем сельский пейзаж, дрогнув, поплыл перед глазами Мэдди, а содержимое ее желудка подступило к горлу. Осознав, что она уже несколько секунд не дышит, Мэдди втянула в легкие горячий пыльный воздух и ощутила, как в ушах застучала кровь.

Слева послышался звук захлопнувшейся двери. Глория вошла в дом.

«Возьми себя в руки и думай!» — приказала себе Мэдди. Предыдущая ссора с Брентом была самым настоящим кошмаром, а ведь Эм уже не маленькая, ее не проведешь. Она все понимает.

И еще мать. О Господи!

«Думай. Прекрати паниковать!» Что ж, кое-что она может сделать — например, не позволить вновь обмануть себя. Она может подать на развод. Мэдди кивнула собственным мыслям и тут же почувствовала себя набитой дурой оттого, что сидит в одиночестве на полу машины и кивает сама себе.

Она ухватилась рукой за нагревшуюся обивку кресла, выбралась из машины и окинула взглядом свой двор. Мир не перевернулся, и все находилось на своих местах — палисадник из сосновых кольев, потрескавшийся столик для пикников и обшарпанный синий велосипед Эм. А это она — стоит с чужими трусиками в руках здесь, на Линден-стрит, между домами Глории Мейер и Леоны Кросби, в самой середине собственной жизни.

Мэдди глубоко вздохнула, поднялась по ступеням крыльца и вошла в кухню, не забыв захлопнуть за собой дверь, которую уже начинало заклинивать от жары. Она остановилась у раковины, держа в руках трусики и пытаясь мысленно втиснуть их в рамки окружающей реальности — покрытая желтым пластиком кухонная стойка, испорченная микроволновая печь, отмокающая в раковине кастрюля с остатками фарша с сыром, коричневая лоскутная прихватка для сковороды с надписью «Я тебя люблю, мама»…

…и черные кружевные трусики.

— Мама?

Трусики выскользнули из ее пальцев и плюхнулись в сырное месиво. Мэдди запихнула их на самое дно кастрюли, забрызгав жирной водой свою футболку. Повернувшись, она увидела в дверях Эм в огромном, не по размеру свитере с портретом Мартина-марсианина, хрупкую и беззащитную, какими бывают только восьмилетние девочки.

Мэдди оперлась о раковину.

— Да, милая?

— Что это было? — Эм глядела на мать. Ее рыжеватые брови, увеличенные линзами очков, казались неправдоподобно большими.

Несколько секунд Мэдди тупо смотрела на дочь, потом спросила:

— Что «это»?

— Та штука. — Эм подошла ближе, задевая по пути желтую стойку и цепляясь за ручки выдвижных ящиков. — Ну, та черная штука.

— Э-э-э… — Мэдди посмотрела на всплывшие трусики и вновь погрузила их в воду. — Это ершик для чистки посуды, — сообщила она и принялась соскребать трусиками грязь со стенок кастрюли, испытывая громадное наслаждение при виде кружев, покрывавшихся бледным сырным налетом.

— Ершик? — Эм бросила взгляд поверх руки матери.

— Этот ершик никуда не годится, — сказала Мэдди и разжала пальцы. Трусики опустились на дно кастрюли. — Придется его выбросить, — добавила она и спросила: — Как у тебя дела? Закончила уборку?

— Ага. — Эм была воплощенная невинность. — Я унесла коробку в подвал, чтобы никто не споткнулся.

Добродетельный вид Эм означал, что она вынашивает какой-то план. Ее детский мир был чистым и бесхитростным, девочка еще не умела притворяться, и любой коварный замысел тут же выдавало ее лицо. Мэдди уже хотела приступить к допросу, но тут ее ноги подкосились, и ей пришлось ухватиться за стойку и сесть в кухонное кресло, чтобы не упасть на пол и не выставить себя на посмешище перед собственной дочерью.

— Мама? — пробормотала Эм. Мэдди, обняв, привлекла ее к себе.

— Я люблю тебя, крошка, — сказала она, уткнувшись лицом в волосы девочки и покачивая ее из стороны в сторону. — Я так тебя люблю.

— Я тоже тебя люблю, — произнесла Эм, отодвигаясь. — Ты хорошо себя чувствуешь?

— Да, — ответила Мэдди, усилием воли разжимая объятия и отпуская дочь. — У меня все хорошо.

— У меня тоже. — Эм отстранилась и бочком направилась к выходу из кухни. — Если тебе нужно будет помочь, позови меня. Пера заняться списком школьных покупок. В этом году он получается такой длинный! Третий класс гораздо труднее второго.

— Да, конечно, — отозвалась Мэдди.

Судя по всему, Эм хотела что-то попросить, однако решила отложить просьбу до той поры, когда мать окончательно придет в себя. Но для этого Мэдди должна была покончить с кошмаром, который обрушился на ее голову. Не принимать случившееся близко к сердцу — вот что главное. Вспомним о повседневной жизни. Чем бы она занялась, если бы не трусики в машине Брента? Она бы вымыла наконец кастрюлю из-под фарша с сыром и вынесла мусор. Сегодня должен приехать мусоровоз. Да, сегодня Мэдди определенно занялась бы мусором.

Она поднялась на ноги и ухватилась за ручку голубого мусорного ведра, стоявшего под раковиной. Ведро накрепко приклеилось, и Мэдди, стиснув зубы, вновь и вновь дергала его до тех пор, пока оно не оторвалось от пола. «То-то же», — злорадно подумала она и, затаив дыхание, выплеснула в ведро грязную воду из кастрюли вместе с комком кружев, покрытых остатками сыра. Ее охватил приступ тошноты; Мэдди выудила из-под раковины бутыль лизола и поливала им содержимое ведра и собственные руки до тех пор, пока мусор не пропитался жидкостью, а в носу не защипало от едкого запаха. Потом она вынесла ведро на улицу, перевернула вверх дном и опорожнила его в уличный контейнер, старательно отворачиваясь при этом от машины Брента. Вообще-то мусор полагалось выбрасывать в мешках, но сегодня Мэдди была не в настроении. Грохнув крышкой контейнера, она выпрямилась, и в тот же миг сетчатая дверь соседнего дома скрипнула и распахнулась. На пороге появилась Глория.

— А, Мэдди! — воскликнула она, выглядывая поверх забора и закладывая за ухо прядь светлых волос. Мэдди посмотрела на нее, щурясь от солнца. Невзирая на чрезвычайную худобу и бледность, Глория была совсем недурна. Может быть, Брент спал и с ней тоже. Глория жила по соседству, и соблазнить ее не составляло особого труда. Вполне в духе Брента. — Мэдди! Я хотела спросить тебя, что ты думаешь насчет травы?

Мэдди стиснула зубы.

— Честно говоря, я о ней вообще не думаю, — ответила она и повернулась лицом к своему дому, ругая себя за грубость. Она не видела причин обижать соседку, а тем более — давать ей повод для сплетен. Проходя мимо Глории, Мэдди улыбнулась ей, ощущая неловкость. «Могла бы держаться повежливее, черт побери», — подумала она про себя. Слава Богу, Глория ничего не заметила.

— Ну, не знаю, — на лбу Глории появилась складка. — Тебе не кажется, что трава малость высоковата? Будь добра, попроси Брента зайти ко мне вечером, я хочу переговорить с ним насчет вашей лужайки.

Мэдди пришлось взять себя в руки, чтобы не вцепиться соседке в волосы. Глория Мейер была изрядной занудой, но представить ее в постели с Брентом было невозможно. Во-первых, Глория нипочем не надела бы трусики с дыркой. Во-вторых, чтобы заняться любовью, ей пришлось бы прекратить нескончаемые разговоры о газонах и лужайках.

— Мы подстрижем траву, Глория, — пообещала Мэдди.

— Правда? Все же я поговорю с Брентом, — отозвалась соседка, боком пробираясь вслед за Мэдди вдоль своей стороны забора — точь-в-точь как Эм вдоль кухонной стойки.

Мэдди, ступив на крыльцо, даже не остановилась.

— Мне пора, — сказала она и скрылась на кухне. Должно быть, у нее расшалились нервы. Она начинала психовать, была готова убить мужа — и из-за чего? Из-за женских трусиков, которые могли попасть в машину совершенно случайно. Она вела себя словно персонаж дурацкого телесериала, начинающегося с недоразумения, которое любой слабоумный видит насквозь. Потом на протяжении получаса герои строят козни и воюют друг с другом, вместо того чтобы спокойно обсудить свои проблемы как взрослые разумные люди. В последние пять минут действия они договариваются, все улаживается, и на экране появляется очередной рекламный ролик. Смешно и нелепо. Все, что требуется, — это предъявить Бренту трусики, когда он вернется домой.

Привет, дорогой. Какого черта в твоей машине валяется это белье?

«Успокойся. Будь взрослым разумным человеком. Скушай шоколадку».

Отличная мысль. Шоколад стимулирует выделение эндорфинов, успокаивающих нервы, а еще в нем масса кофеина, который поддержит ее силы, когда настанет время убивать супруга. Двух зайцев одним махом!

В ящиках буфета было полно консервированных овощей и хлопьев, но в холодильнике за пакетом мороженого горошка и оставшимся с прошлой недели куриным супом притаилось одинокое шоколадное пирожное, доведенное до состояния камня. Слава Богу. Мэдди сняла обертку, срывая пленку полосками, и швырнула пирожное на стойку. Оно заскользило по пластику, крутясь, словно ледяной кубик.

Ну и что дальше? Микроволновка сломана. Женщина с чувствительной душой непременно усмотрела бы в этом событии символ разбитой жизни. К счастью, Мэдди не страдала излишней чувствительностью. Она съест проклятое пирожное холодным.

Она попыталась отгрызть зубами кусочек, но пирожное не уступало по твердости булыжнику. Мэдди открыла ящик и вынула оттуда огромный разделочный тесак. Пирожное лежало на стойке, холодное и неприступное. Мэдди приложила к нему тесак и попыталась ударом вогнать его в самую сердцевину, но лезвие соскользнуло, оставив на желтом пластиковом покрытии стойки глубокую царапину. Брент будет взбешен; в последнее время он постоянно выходил из себя, а в течение этой недели его раздражало все, чем бы ни занималась жена. Вероятно, именно это обстоятельство побудило ее вычистить его автомобиль. Вспомнив о машине Брента, Мэдди почувствовала, как в ее висках снова застучала кровь. Значит, Брент взялся за старое. С кем? С Бет? Мэдди словно наяву увидела ее маленькую задорную рыжеволосую головку. Она ненавидела нахальных женщин. Будь они оба прокляты, Брент и Бет.

Мэдди вновь приложила острие к середине пирожного. Тонкая работа. Стиснув зубы, она налегла всем весом и загнала лезвие внутрь, но оно застряло — пирожное никак не желало раскалываться на куски. Мэдди выдохнула сквозь сжатые зубы. До сих пор она ни разу в жизни не видела такого упрямого комка жира и сахара. Повезло, нечего сказать — во всем доме одно-единственное шоколадное пирожное, и то оказалось с мужским характером.

Мэдди приподняла тесак. Пирожное прилипло к его лезвию и поднялось следом. Это зрелище доставило Мэдди ни с чем не сравнимое мстительное удовольствие. Она поднесла всю конструкцию к плите, включила газ и начала разогревать пирожное на огне. По кухне распространился запах подгоревшего какао.

Кто же на сей раз? Действительно Бет? Или Брент завел новую милашку? В мозгу Мэдди мелькали имена вероятных кандидаток.

Соседка Глория?

Секретарша Брента, Кристи?

Какая-нибудь девка из кегельбана?

Кто-нибудь из клиенток, которым Брент и Хауи строят дома?

Впрочем, ей что за дело?

Мэдди повернула ручку, пламя взметнулось выше. Если это случилось однажды, какая разница, кто будет следующим. Брент сделал гадость, он виноват перед Мэдди. И перед Эм. Господи, Эм. Мэдди надеялась, что Брент…

Раздался звонок телефона. Мэдди раздраженно хмыкнула, выключила газ и отправилась к телефону, все еще держа в руке тесак с наколотым на него пирожным.

— Алло?

— Мэдди, милая, это я. — Мэдди закрыла глаза, ожидая, что мать скажет: «Ты нипочем не догадаешься, что я слышала сегодня про Брента», но та вместо этого спросила: — У тебя все в порядке? Я звонила тебе пятнадцать минут назад, но никто не взял трубку.

Мэдди проглотила застрявший в горле комок.

— Мы были на улице, чистили машину Брента. — «Угадай, что мы там нашли», мысленно добавила она и, пройдя в гостиную, уселась на свою тахту с покрывалом в синий цветочек, туго натянув при этом телефонный шнур. Оставь она тесак в гостиной, Брент мог бы споткнуться о шнур и упасть на острие. Мэдди представила, как его массивное тучное тело валится на пол, раздается хруст, и лезвие входит в его плоть…

— Сейчас слишком жарко, чтобы мыть машину, — услышала она голос матери. — Уж лучше сидеть в доме.

— Именно этим мы и занимаемся. — Мэдди стиснула рукоятку тесака с такой силой, что побелели костяшки пальцев, и отгрызла уголок пирожного. Пирожное по-прежнему оставалось твердым и холодным, но все же это был настоящий шоколад. Мэдди пососала обгрызенный кусок, чувствуя, как он плавится во рту, и наконец проглотила, едва не подавившись. «Спокойно!» — велела она себе и втянула воздух через нос.

— У тебя опять аллергия? — заботливо осведомилась мать.

— Нет.

— И все же прими бенадрил. Так, на всякий случай. Ладно, не стану отрывать тебя от дел, я лишь хотела сообщить, что к тебе с минуты на минуту может пожаловать гость.

— Шутишь? — Мэдди откусила другой уголок пирожного.

— Племянник шерифа Хенли, вы когда-то учились в одной школе.

— Племянник? — Когда это известие дошло до ее сознания, Мэдди выронила тесак вместе с пирожным. Кей Эл Старджес, первая ошибка в ее жизни. Если бы она сохранила девственность, сейчас все было бы по-другому. Мэдди наклонилась, подняла тесак с темно-синего ковра и только потом ответила, стараясь говорить безразличным тоном: — Что-то не припомню.

Зато мать помнила все. Ее мозг представлял собой самый настоящий архив, в котором хранились многолетние сведения о том, кто, когда и что натворил в городе; стало быть, там нашлась была и карточка на Кей Эла. Теперь ее досье на Мэдди, и без того достаточно обширное, вот-вот должно было пополниться новыми материалами.

— Я столкнулась с ним у полицейского участка, — сообщила мать. — Он искал Брента, но когда я сказала, что после обеда ты сидишь дома, он решил, что заглянет к тебе.

«Большое спасибо, мамуля». Кстати, куда запропастилось чертово пирожное?

— Мне было так неловко, — продолжала мать, понизив голос. — Я не смогла вспомнить, как его зовут. Его фамилия не Хенли, ведь он сын сестры Анны. Как ни старалась, так и не вспомнила. Он учился классом младше тебя, вечно ввязывался в драки и гонял на машине. Неужели не помнишь?

— Что-то припоминаю. — Мэдди опустила голову, сунула ее между колен и обнаружила на полу у своих ног пирожное, покрытое ворсинками от ковра. Итак, Кей Эл вернулся.

Мэдди подняла пирожное, вскочила на ноги и принялась расхаживать по комнате. Черт возьми, только накануне жизнь казалась ей пустой и скучной, зато теперь она готова на все, лишь бы вернуться во вчерашний день. У нее опять перехватило дыхание, а кожа покрылась пупырышками. Мэдди попыталась сосредоточить свое внимание на пирожном, однако счищать с него ворсинки, действуя одной рукой и вдобавок расхаживая при этом из угла в угол, было не так-то просто.

Мать продолжала болтать:

— Он женился на Шейле Бэнкхед и уехал из города, но она бросила его и обобрала до нитки. Неужели не помнишь? Я думаю, он вернулся домой, потому что Шейла опять выходит замуж. Как же его зовут? Такое странное имя…

Мэдди прижала аппарат к плечу и сдула с пирожного оставшиеся ворсинки, а мать тем временем начала вслух перебирать всевозможные имена и фамилии. Наконец она выдохлась, и Мэдди подсказала ей:

— Кей Эл Старджес.

— Точно! Он самый, приемыш Старджесов. Он может заявиться к тебе в любую минуту. — Тут голос матери изменился, и она спросила: — Как же это ты вспомнила его имя?

— По чистой случайности, — небрежно ответила Мэдди. Как будто она могла его забыть! Будь он проклят, Кей Эл Старджес. Будь они прокляты, все мужчины на свете. Особенно Брент. Мэдди вновь начала расхаживать по комнате, откусывая на ходу кусочки медленно тающего пирожного.

— Короче говоря, Шейла выходит за Стэна Сойера. — Мать вздохнула. — Он туп как дерево, но Шейле нужны не мозги, а деньги. Стэн только что унаследовал состояние своей тетки Бэкнелл. Бедняжка скончалась от рака. Какой кошмар! Во всяком случае, Шейла куда лучше Бет, с которой путался Стэн.

Мэдди замерла на месте. Бет. Мэдди спрашивала себя, сохранилась ли в ее душе та ненависть, которую она питала к Бет пять лет назад. Но нет, гнев исчез без следа. Странно. Она должна ненавидеть Бет. Во всяком случае, она терпеть ее не может. Однако вражда с Бет ничего не решала. Даже если именно она оставила в «кадиллаке» свое белье, главным затруднением Мэдди был Брент. Она должна уйти от этого сукина сына. Пусть женится на Бет. Тогда Мэдди могла бы считать, что она наконец расквиталась с мерзавкой.

Мать все не умолкала. Она могла тарахтеть до второго пришествия, словно журналист, ведущий репортаж с места событий.

— …и вот теперь грешники окунулись в озеро адского пламени, и даже отсюда я вижу эту шлюху Бет, как она плывет на спине…

Мэдди оставалось лишь пожалеть бедняжку, она и сама чувствовала себя так, будто барахтается в адском огне и уже в третий раз идет ко дну с Брентом, привязанным к ее шее вместо камня. Мэдди прислонилась к портьере, а мать перешла на другую тему:

— В банке я разговорилась с Кендэйс Лоуэри. На ней был очаровательный бежевый жакет. Глядя на эту дамочку, не скажешь, что она принадлежит к семейству Лоуэри.

— Мама… — пробормотала Мэдди. Ей казалось, что устами матери вещает сам Фрог-Пойнт: «Она не развелась с Брентом после первой измены, так чего же ей ждать? Глядя на ее поведение, не скажешь, что она принадлежит к семейству Мартиндейл». Мэдди расправила плечи и, выставив перед собой тесак, откусила еще немного пирожного.

— В «Ревко» мне повстречалась Трева. Она сказала, Три приезжает домой из колледжа на целый месяц. Как по-твоему, это не слишком долго.

— Это славно, — отозвалась Мэдди, подумав, что было бы неплохо навестить Треву. Она выскажет свои мысли вслух, Трева сделает по поводу ее страхов несколько иронических замечаний, и они вместе славно посмеются. Они уже давно не виделись. В последний раз Мэдди разговаривала с Тревой на прошлой неделе.

— А ты и не знала? Трева твоя лучшая подруга, а ты не знала о том, что ее сын возвращается домой? — спросила мать, повышая голос.

— Я была занята, — сказала Мэдди. Она и сама не знала, почему так долго не встречалась с Тревой, но в эту минуту ей было плевать. Ей хватало неприятностей с Брентом. Мэдди заставила себя забыть обо всем и доела пирожное. Если учесть, какие испытания выпали на долю бедняги, пирожное оказалось совсем недурно.

— Чем же это ты занята? — осведомилась мать. В тот же миг раздался звонок в дверь, и Мэдди вздрогнула от неожиданности.

Кей Эл.

— Сейчас лето, — продолжала мать, — летом учителям нечего делать…

Звонок повторился, и Мэдди, выпрямившись, обернулась.

— Кто-то звонит в дверь, — сказала она. — Пойду открою.

— Это мальчишка Старджесов. Не пускай его в дом, поговори с ним на крыльце. Я подожду у телефона, пока ты выяснишь, что ему нужно.

— Нет, мама. Я пойду. Целую. — Мэдди повесила трубку, в которой все еще звучал голос матери, и вдруг подумала — что, если она откроет дверь, а там затаился маньяк-убийца. Он ее прикончит, а потом, на похоронах, мать станет объяснять налево и направо: «Я говорила ей, не вешай трубку, но она не послушалась». Обычно злая молва преследует человека даже после смерти, и возможно, Мэдди, собираясь открыть дверь, делала к этому первый шаг.

Ей вовсе не хотелось видеть Кей Эла Старджеса, особенно теперь. Всякий раз, когда она ссорилась с Брентом, Кей Эл Старджес неизменно выныривал из глубин ее памяти. «Все могло кончиться еще хуже, — говорила себе Мэдди. — Я могла выйти замуж за Кей Эла Старджеса». Но если забыть о том, что ее нынешнее положение было хуже некуда, Старджес был не таким уж неприятным воспоминанием. К тому же за двадцать лет, миновавших с того дня, когда Кей Эл завалил ее на заднем сиденье своего автомобиля, он вполне мог исправиться. Брент так и остался набитым болваном, но это еще не значило, что Кей Эл не стал приличным человеком.

Опять послышался звонок, и Мэдди, выйдя в прихожую, распахнула дверь.

Как она и ожидала, на крыльце, залитый солнечными лучами, стоял Кей Эл Старджес, вновь вторгшийся в ее жизнь по воле ее матери и всемогущей Судьбы. Он выглядел прекрасно, невзирая на двадцать прошедших лет. Старджес сказал: «Привет, Мэдди», и при взгляде на него, тридцатисемилетнего, ей пришлось внести поправки в свои воспоминания о том, каким он был в семнадцать. Его лицо избороздили морщины, он подрос, плечи под рубашкой в синюю полоску стали шире, но темные волосы по-прежнему были густы и взъерошенны, брови по-прежнему сходились на переносице буквой V, придавая Кей Элу сходство с мальчишкой на посылках у Сатаны; и еще у него по-прежнему были жгучие темные глаза и широкая детская улыбка.

— Мэдди? Твоя мать сказала, что я могу заскочить к тебе в гости. — Кей Эл говорил все тем же легкомысленным тоном, и ухмылка его никуда не девалась, но глаза светились холодным подозрительным огоньком. Чем перед ним провинилась Мэдди, отчего он так на нее смотрит? Неужели все еще злится на то, что она дала ему отставку после памятного вечера на заднем сиденье его машины? Не мог же он хранить обиду целых двадцать лет! Кей Эл отступил на шаг, и Мэдди нахмурилась. «А почему бы нет?» — подумала она. Судя по тому, как разворачивались сегодняшние события, ухажер, которого она в свое время выставила на посмешище, вполне мог явиться к ней с гранатой в кармане.

Кей Эл нагнул голову, впился взглядом в ее лицо и на минуту стал похож на подростка, неуверенного в себе и оттого вдвойне опасного. Мэдди вспомнила, что Кей Эл бывал особенно страшен, когда выглядел таким вот беззащитным, хотя это случалось очень редко.

— Что, скверный денек выдался? — спросил он. Только этого не хватало. Даже Кей Эл догадывается о ее ссоре с Брентом. Мэдди сердито посмотрела на гостя.

— С чего ты взял?

Кей Эл указал на ее левую руку:

— У тебя нож. И хмурое лицо.

Мэдди опустила глаза и увидела, что ее пальцы все еще сжимают ручку тесака, выставив его лезвием вперед словно для защиты.

— Я ела пирожное, — сообщила она. Кей Эл кивнул, ничуть не успокоенный.

— Ага. Все ясно, — сказал он. — Я не стану отнимать у тебя время. Брент дома?

Мэдди не верила своим ушам. Еще час назад жизнь казалась ей безоблачной, и вот теперь она разговаривает с Кей Элом Старджесом, которому зачем-то потребовался похотливый болван, ее муж.

— Мать предупредила меня о том, что ты вот-вот заявишься, но я почему-то не поверила.

Кей Эл не спускал взгляда с тесака.

— Придется поверить. Так как насчет Брента?

Чтоб его черти взяли, Брента. Мэдди взмахнула рукой, словно отгоняя надоедливое насекомое, и ответила:

— Послушай, Кей Эл, я сейчас занята…

И тут Кей Эл молниеносно выхватил у нее тесак. Мэдди тупо взирала на свою опустевшую ладонь.

— Не обижайся, Мэд, но мне сказали, что ты до сих пор готова меня убить. — Кей Эл спустился с крыльца и всадил тесак по самую ручку в цветочную клумбу у ступеней. Мэдди отметила, что у него все та же симпатичная задница, которой он щеголял в школе, а судя по состоянию его джинсов, он с той самой поры носил их не снимая. Тем временем Кей Эл поднялся на крыльцо и вновь улыбнулся, и Мэдди готова была поклясться, что на его лице играет та же улыбка, что двадцать лет назад, — радостная и одновременно сулящая всяческие неприятности. Мэдди не могла оставаться холодной и неприступной, когда он ослеплял ее своей улыбкой. В облике этого человека было нечто, заставлявшее людей улыбаться в ответ, даже когда они знали, что этого не стоит делать.

Мэдди перевела дух, и в ту же секунду ослабло напряжение, сковывавшее ее шею.

— Прости, Кей Эл. У меня действительно выдался скверный денек.

Он кивнул, дружески и сочувственно, и Мэдди вспомнила, что заставило ее забраться на заднее сиденье машины двадцать лет назад.

— Это оттого, что ты по-прежнему торчишь во Фрог-Пойнте, — заявил Кей Эл. — Здесь любой день — скверный. Кстати, ты прекрасно выглядишь.

Мэдди бросила взгляд на свою замызганную футболку, заляпанную пятнами грязной воды из мойки.

— В своем желании польстить ты заходишь слишком далеко, — отозвалась она.

— Ничуть, — сказал Кей Эл. — Ты действительно выглядишь чудесно. Прямо как в школьные времена.

Не иначе, ему что-то нужно, подумала Мэдди. Сейчас, после двадцати лет усталости, слез и Брента, никто не мог бы сказать, что она выглядит «как в школьные времена». Мэдди снова насторожилась.

— Спасибо, — ответила она. — А теперь говори: чего тебе надо?

Кей Эл смутился, впрочем, ненадолго.

— Мы разоружились, покончили с приветствиями, и я наконец могу спросить: Брент дома?

Брент. Сукин сын. Он был везде, куда бы ни упал ее взгляд. Мэдди посмотрела на Кей Эла.

— Нет. У меня масса дел. Поищи его в конторе. — Она начала закрывать дверь, но Кей Эл сунул в дверную щель ботинок.

— Минутку. Я уже искал его там.

Теперь он стоял совсем рядом, и Мэдди вдруг заметила, что он гораздо тяжелее и шире в плечах, чем был когда-то. В его облике чувствовалась сила, темные глаза под шапкой густых волос излучали уверенность. Кей Эл стал настоящим мужчиной.

А Брент так и не повзрослел. В том-то и беда.

Мэдди глубоко вздохнула.

— Сегодня не моя очередь присматривать за ним, ясно? Я понятия не имею, где он сейчас.

— Не верю. — Кей Эл нахмурился. На мгновение его лицо стало холодным и жестким, и Мэдди сделалось не по себе. — В этом городишке человек не может так просто исчезнуть. Ты его жена и должна знать, где он находится.

— Послушай, я не знаю, где Брент. И у меня действительно много дел.

— Ладно, ладно. — Кей Эл выставил вперед ладони, словно защищаясь. — Мне нужно немного побеседовать с ним. Ты не возражаешь, если я подожду его в доме?

— Возражаю. И даже очень. — Мэдди пнула ногой ботинок Кей Эла и захлопнула дверь, удивляясь тому, как быстро она вышла из себя. В ее жизни было лишь двое мужчин, и оба пытаются сделать из нее дуру. Впрочем, черт с ними.

— Мэдди? — послышался из-за двери голос Кей Эла.

— Не сейчас, Кей Эл. И никогда. Проваливай. — Мэдди навострила уши, пытаясь понять, уходит ли он, и тут же сзади раздался голос Эм:

— Мама?

Мэдди испуганно оглянулась. Эм стояла за ее спиной со школьным списком в руках.

— Я услышала, как вы разговариваете. Кто это был? Такой забавный.

Опять Эм. Всякий раз, когда Мэдди попадала в дурацкое положение и пыталась сделать вид, будто ничего особенного не произошло, тут же появлялась ее дочь со своими проблемами.

— Это был никто, — ответила Мэдди. — Мы идем навестить тетю Треву и Мэл.

— Ладно, — ответила Эм, но в ее взгляде светилось подозрение.

Десять минут спустя Мэдди стояла на дорожке у двери дома своей лучшей подруги, старательно скрывая ярость, клокотавшую в ее душе, а Трева смотрела на нее, испуганно хлопая ресницами.

— Мэл в гостиной, — сказала она Эм, не отрывая взгляда от лица Мэдди. — Иди к ней. — Как только Эм вошла в прихожую, Трева схватила Мэдди за руку. — Что с тобой? Ты выглядишь хуже некуда. Это из-за меня? Каюсь, я все время забываю тебе позвонить… Но что случилось?

— Брент мне изменяет, — ответила Мэдди, чувствуя подступающую тошноту. — Я собираюсь уйти от него, хочу с ним развестись.

Выговорить это слово вслух оказалось намного труднее, чем произносить его мысленно, и Мэдди, спрыгнув с крыльца, исторгла из себя пирожное, забрызгав кусты.

— Ну и дела, — пробормотала Трева.

Будучи совершеннолетним и, можно сказать, почти взрослым, разумно мыслящим человеком, Кей Эл старательно убеждал себя, что его детская любовь, получившая неожиданное развитие в старших классах, никак не может оказать сколь-нибудь существенное влияние на его жизнь, как вдруг сообразил, что он проехал по Линден-стрит целых четыре квартала, не имея ни малейшего понятия о том, куда направляется и где он шлялся с тех пор, как его взгляду предстала Мэдди в грязной футболке. Его репутация в этом городишке была и без того безнадежно подмочена, так что Кей Эл решил съехать на обочину, пока, обуреваемый греховными мыслями о замужней женщине, не начал давить обитателей Фрог-Пойнта своим роскошным автомобилем с откидным верхом, пополняя тем самым Список Злодеяний Кей Эла Старджеса, Коими Он Позорит Генри И Разрывает На Куски Сердце Тетушки Анны.

Он побарабанил пальцами по гладкой поверхности руля, пытаясь обратить свои мысли в привычное русло. При всем вожделении, которое вызывала в нем Мэдди Мартиндейл, стоящая на пороге своего дома, при всей соблазнительности мягких округлостей ее тела, эта женщина была лишь частью его прошлого. Он не сделал ничего особенного, лишь поболтал с ней на крылечке, а значит, ему не в чем себя винить. Взрослый человек, едущий в машине, купленной на свои кровные, имеет полное право находиться там, где хочет, и разговаривать с кем хочет.

Кей Эл обвел взглядом старые высокие дома, все, как один, смотревшие на улицу темными окнами, и уселся поудобнее на сиденье, морщась при воспоминании о своих детских шалостях — деревьях, обвитых туалетной бумагой, картофелинах, забитых в выхлопные трубы машин, фейерверках, заложенных в почтовые ящики. Потом он взял себя в руки. В конце концов, он уже двадцать лет не делал этому городишку ничего дурного. Он ни в чем не виноват. И даже имеет право выбраться из машины. Черт с ним, с Фрог-Пойнтом. Кей Эл затянул стояночный тормоз, вылез из автомобиля и хлопнул дверцей.

Казалось, звук прокатился по улице из конца в конец. Кей Эл закурил сигарету, гадая, отчего ему до сих пор кажется, что его вот-вот арестуют за курение. Ему уже тридцать семь лет, и он имеет полное право курить на людях.

На противоположной стороне улицы распахнулась дверь, и из дома вышла пожилая женщина. Остановившись на крыльце, она с подозрением уставилась на Кей Эла. Тот не сомневался, что старуха специально выползла из своей заплесневелой гостиной, чтобы выяснить, кто этот незнакомец и почему он поставил машину на ее улице в час, когда всякий добропорядочный мужчина должен находиться на службе. Женщина показалась ему знакомой. Мгновение спустя Кей Эл вспомнил, кто она, и понял, что припарковал здесь машину по давней привычке. Миссис Бэнистер. В свое время, когда учился в выпускном классе, он частенько торчал здесь, соблазняя дочку миссис Бэнистер, Линду, в чем и преуспел многократно. Теперь, много лет спустя, инстинкт опять привел его на это место.

Кей Эл выпрямился и помахал старухе рукой, давая понять, что он не какой-нибудь извращенец и не бродяга, вознамерившийся ободрать цветы на ее клумбе. Миссис Бэнистер смерила его прищуренным взглядом и, войдя обратно в дом, с грохотом захлопнула за собой дверь. Кей Эл так и не понял, удалось ему успокоить старуху или, наоборот, он еще усугубил ее подозрения, но ему было плевать.

Его мысли теперь всецело занимала Мэдди. Раздраженная женщина, разговаривавшая с ним сегодня язвительно и грубо, ничем не напоминала ту смешливую девчонку, которую он знал в юности. В последние годы Кей Эл не раз думал о Мэдди, вспоминая ее дружелюбный веселый нрав, но теперь от него, похоже, не осталось и следа. Было абсолютно понятно, кто виноват в произошедшей в ней перемене, и это приводило его в бешенство. Кто-то должен заплатить за несчастья Мэдди, и Кей Эл ничуть не сомневался, что этим «кто-то» будет Брент Фарадей.

Вдобавок Кей Эл прекрасно знал, как он это сделает. Не кто иной, как бывшая жена, дала ему оружие против Брента.

«Кей Эл, мне нужна твоя помощь, — сказала Шейла, позвонив ему неделю назад. — Мне нужен бухгалтер, которому я могла бы доверять. Возьми отгул. Тебя ценят на работе и дадут столько выходных, сколько потребуется. Ты был паршивым мужем, но лучшего экономиста, чем ты, не сыскать».

После такого вступления Кей Эл, естественно, ответил отказом. Шейла сказала, что ее адвоката надувают, но Кей Эл продолжал отнекиваться. Тогда Шейла заплакала, однако Кей Эл был непоколебим. Он продолжал упорствовать даже и тогда, когда Шейла пообещала подписать отказ от алиментов, ведь она все равно лишится их после свадьбы со Стэном. Наконец она взмолилась: «Кей Эл, прошу тебя. Брент Фарадей предлагает Стэну четверть паев своей компании за двести восемьдесят тысяч, и я боюсь, что он хочет облапошить Стэна. Все, что от тебя требуется, — это изучить документы и сказать, права я или нет».

И тогда Кей Эл согласился.

Он глубоко затянулся сигаретой, стараясь не слишком увлекаться воспоминаниями. Шейла еще сказала: «Вполне возможно, там все чисто. Это ведь не кто-нибудь, а Брент Фарадей», — и Кей Эл сразу понял, что дело швах. Он ненавидел Брента даже больше, чем Фрог-Пойнт. В те давние времена Фрог-Пойнт так любил Брента, что ему сошло бы с рук даже убийство. Тогда же Мэдди вышла за него, а у Кей Эла началась полоса сплошных неприятностей.

Слава Богу, теперь все это в прошлом. Теперь Кей Эл добропорядочный гражданин, у него хорошая работа и обеспеченное будущее. Наконец-то он прижмет Бренту хвост — Кей Эл ничуть не сомневался в том, что сумеет это сделать; те дни, когда он сам боялся угодить в кутузку, миновали безвозвратно.

Кей Эл докурил сигарету и уже собирался отправиться в путь, когда у заднего бампера его «мустанга» остановился патрульный автомобиль. Из салона вылез полицейский и направился в его сторону.