"Девон: Сладострастные сновидения" - читать интересную книгу автора (Байерс Кордия)Глава 5Занятая своими мыслями, Дэвон даже не заметила, что вслед за их экипажем неотступно следует какой-то другой. Не обратила она внимания и на то, что этот второй экипаж остановился невдалеке, когда они подъехали к дому. Дэвон думала только об одном: быстрее бы прошла эта ночь. Снимая на ходу перчатки, она устремилась к подъезду. Быстрее, быстрее, сейчас она поглядит, как там бабуля, переоденется, и горе тебе, Нейл Самнер! Пока он там занимается совращением очередной жертвы, она набьет себе карманы его монетой. И вдруг какая-то фигура в черном плаще, возникнув из стоящего поблизости и не замеченного ею кабриолета, загородила дорогу. Она от неожиданности вскрикнула, зрачки глаз расширились от негодования. Это был Хантер Баркли! А она-то надеялась, что никогда в жизни его больше не увидит! — Добрый вечер, миледи, — церемонно раскланялся Хантер. — Что вы здесь делаете? — Дэвон не смогла придумать лучшего вопроса. — Миледи, я решил, что нам не стоит откладывать осуществление нашей сделки, — ответил он, предлагая ей руку. — Мой предыдущий опыт общения с вами подсказывает, что к завтрашнему вечеру вы будете скорее всего где-нибудь не ближе сотни миль от Лондона. Дэвон покраснела: он, конечно, прав, считая ее лгуньей. Отступила в тень, чтобы скрыть от него эту свою реакцию: не очень-то приятно, когда тебя ловят на вранье. Ей было крайне неловко, и тем не менее она высокомерно взглянула на его протянутую руку и не думая ее принимать. — Ваши сомнения и догадки — это ваше дело, сэр. В условиях нашей договоренности это ничего не меняет. Во всяком случае, я не собираюсь решать все по-новому. — Я уже решил — причем за нас двоих, — сказал Хантер, решительно взяв ее за локоть и направляя к своему экипажу. Нет, он правильно делал, что решил ковать железо, пока горячо. Он видел, с каким выражением лица она покидала бал, и сразу же понял, что она что-то замыслила. Поэтому он решил последовать за ней. — Ты что это, парень, себе позволяешь? — раздался громкий голос Уинклера. Он спрыгнул с козел и поспешил на помощь Дэвон. — А ну-ка, руки прочь от леди, а то я тебе их вырву с плечами вместе. — Скажи своему человеку, чтобы он нас оставил в покое. Это наше дело, — произнес Хантер; он и сам с трудом мог объяснить себе свое поведение, и уж тем более не собирался обсуждать его с лакеем. Дэвон бросила на Уинклера умоляющий взгляд. — Уинклер, все в порядке. — Я так не считаю. Какое право этот парень имеет так с тобой обращаться! Вот сейчас я его научу хорошим манерам! — Уинклер, ради бога! Иди в дом и скажи Хиггинсу, что я сейчас. У меня есть пара вопросов, которые я должна обсудить с лордом Баркли. Заметив недоверчивое выражение на лице своего друга, она энергично потрясла головой. — Все будет в порядке. Иди и жди меня там. — Мне это не нравится. И Хиггинсу тоже не понравится, — пробормотал Уинклер, отходя от них. Он остановился у ступенек подъезда, обернулся еще раз и покачал головой. — Непорядок. Что бы ты ни говорила, а парень заслуживает хорошей взбучки. Дэвон облегченно вздохнула, когда за Уинклером закрылась входная дверь. Взглянула на Хантера, уже рассерженная. — Ну, удовлетворены? Что, весь мир должен знать о том, на что вы меня толкаете? Неужели не может уйти? Договорились же: завтра вечером! — Пошли, Дэвон, — Хантер как будто и не слышал ее. — Я заказал ужин на двоих в отдельном кабинете «Петуха и Вороны» Там можем все обсудить. Дэвон резко вырвала свою руку. Она потеряла власть над собой — и над своим языком, который высказал ему в глаза кое-что и из того, что лучше было бы попридержать. — Я никуда с вами не поеду и не собираюсь встречаться с вами где-либо ни сегодня, ни завтра. Да, я воровка, но я не шлюха, которая должна вас обслуживать, пока вы в Лондоне. Зовите полицию, если хотите, но учтите, что они могут заинтересоваться истинной причиной вашего приезда в Лондон не меньше, чем поимкой Тени. Измена, как и воровство, — это тоже нечто, за что вешают. Хантер окаменел. Так, значит, она слышала его разговор с Мордекаем. Дурак он, дурак! Хантер на минуту задумался, глядя на Дэвон, что скрывается за этими изумительными чертами ее лица? То, что она знает о его миссии, может поставить под угрозу как источники финансирования, так и источники информации, равно необходимые колониям для того, чтобы обеспечить себя оружием. Если власти Великобритании узнают об этом — катастрофа неминуема! Голландцы сразу прекратят свои поставки — они не захотят пойти на риск обострения отношений с Англией Сейчас они, правда, наложили эмбарго на боеприпасы и на все, что связано с военно-морским флотом. Но, к счастью для патриотов, они не мешают контрабандной торговле этими товарами. Но если Дэвон обо всем расскажет, это вызовет огромный скандал, и вся система этой нелегальной торговли рухнет. Глаза Хантера приобрели угрожающе стальной оттенок — так же, как и голос. — В интересное положение мы попали, каждый из нас может отправить другого на виселицу. Дэвон порывисто дышала. Зря она, наверное, выдала свой секрет Опять ее подвел темперамент. Но отступать поздно Теперь только вперед, дожать его. — Согласна, сэр. И думаю, это хорошая основа для взаимопонимания. Храните мою тайну — и я буду хранить вашу. Да, она не дура. Да и смелостью ее нельзя не восхититься — хотя, конечно, неплохо было бы схватить ее за эту ее нежную шейку и придушить, как котенка. Но нет… И условия сделки она сформулировала точно и недвусмысленно. Придется, видно, согласиться. — Как я могу вам верить? Если память меня не подводит, у вас прямо-таки страсть к вранью и нарушению всяческих соглашений Вы же не отрицаете, что не собирались выполнять вот это, насчет завтрашнего вечера? Дэвон отрицательно покачала головой. — Не собиралась, не отрицаю. То, что вы предложили, было бы недостойно и подло. Я в своей жизни делала много того, чем я не могу гордиться — так же, как и вы, полагаю. Но я не проститутка, и никогда ею не была. Уголок рта Хантера поднялся в циничной усмешке. — Ну, конечно, вы — невинная девочка… Только такие и занимаются кражами со взломом! И ни одного правдивого слова, ни одного! — Я и не прошу вас мне верить. Я хочу просто, чтобы вы меня оставили в покое. Завтра утром я уезжаю из Лондона, так что вам нечего бояться, что я расскажу кому-либо о ваших подвигах здесь в Англии. Мне наплевать на вас и ваши колонии. У меня другие заботы. Хантер скептически выгнул бровь, но спорить не стал. Дилемма была ясна. Либо он должен поверить ей на слово, либо заставить ее замолчать навсегда. Впервые в жизни он никак не мог решиться ни на что — и это в самой опасной ситуации за всю его жизнь! Да и как тут рационально рассуждать, когда видишь эти зеленые глаза и губы, таящие такое наслаждение для мужчины! Хантер снова взял Дэвон за руку, притянул к себе. — Миледи, разрешите предупредить вас. У меня в Англии много друзей. Если вы меня выдадите, ни вы, ни ваши близкие все равно не успеют увидеть, как я буду болтаться на виселице. У Дэвон пересохло в горле. Она судорожно сглотнула: — У меня тоже есть друзья, господин Баркли. Давайте держаться нашего соглашения и живите себе спокойно и сколько угодно защищайте вашу революцию. И молитесь, чтобы со мной ничего не случилось. Если что-нибудь случится, если кто-нибудь узнает, кто такая Тень — даже после того, как вы покинете Англию, знайте: жизни ваших друзей в моих руках. Понятно? Пальцы Хантера крепче сжали руку Дэвон. Она вскрикнула. — Не пугайте уж особенно, дорогая! Помните: вам еще надо найти кого-то, чтобы рассказать о том, что слышали. А вы вот здесь, передо мной. Я вам сейчас шею сверну, и конец вашему шантажу! — Уинклер вас видел. Хантер холодно улыбнулся: — Кому поверят — наследнику лорда Барк — ли или кучеру воровки? А лучше всего, я и Уинклера твоего пришью. Это даже проще будет, — Хантер говорил это, и сам понимал, что его угрозы звучат не очень-то убедительно; но, может быть, Дэвон хотя бы наполовину в них поверит и будет держать язык за зубами. — Пожалуйста, уходите. Мои друзья, моя семья — это для меня все, они мне дороже жизни. Хантер ослабил свою хватку, но все еще не отпускал Дэвон. Странно, но он опять поверил ей. Он мысленно сам выругал себя за это: вспомни, ведь прошлой ночью ты ей тоже поверил; хотя в чем она, собственно, солгала? Ладно, прочь сомнения: уголки его рта тронула слабая, какая-то даже виноватая усмешка. — Тогда закрепим нашу сделку поцелуем, а? За то, чтобы эта наша встреча была последней! Дэвон не успела даже слова сказать — а она, конечно, хотела сказать «нет», как Хантер заключил ее в объятья, и его губы властно овладели ею. Его поцелуй сразу лишил ее всякой способности к сопротивлению, зато вызвал лавину новых, не испытанных до сих пор ощущений. Они рождались в виде каких-то маленьких шариков-пузырьков, которые надувались, становились больше, сливались вместе — и, наконец, приливной волной обрушились на нее, смывая все рациональное, все разумное, что было в ней Сама того не желая, она расслабилась, прижалась к Хантеру — как будто нашла недостающую часть своего тела и хотела теперь соединить обе половинки. Все куда-то ушло: ушла туманная ночь, ушли их словесные перепалки, ушла ложь, ушли угрозы. Не было ни прошлого, ни будущего. Существовало одно чувство, охватившее их. Теперь они были равны — равны в этой магнетической, почти животной тяге друг к другу. Такого наслаждения она, во всяком случае, раньше никогда не испытывала. Вдруг он резко отстранил ее от себя. Дэвон молча смотрела на Хантера; он тоже; глаза в глаза. Затем он резко потряс головой, как будто отгонял сон или дурную мысль. — Прощайте, леди Макинси. Хорошей вам поездки. Он не оглянулся. Подошел к экипажу; взобрался на козлы: он ехал без кучера; огрел лошадей кнутом и рванул с места. Она осталась на тротуаре. Пусть там же останутся и те чувства, которые она в нем вызвала. Хватит думать об этой воровке-красотке. Он сюда послан с важной миссией — он должен всецело посвятить себя ее выполнению. Его родина ведет смертельную битву с королем Георгом III, и он, Хантер Баркли, готов отдать жизнь за ее свободу. А что же Дэвон? Потрясенная сперва поцелуем Хантера, а затем его внезапным уходом, она некоторое время стояла недвижимо. Вот экипаж завернул за угол и исчез из виду. Она дотронулась до своих горячих губ; на глазах появились слезы. Она внезапно ощутила какую-то утрату; и этого утраченного было так невыразимо жаль.. Брось это, дуреха. Радуйся, что не угодила в Ньюгейт, тихо пробормотала Дэвон сама себе и двинулась по выложенному брусчаткой проходу к дому. У нее еще есть на сегодня работа. Ее надо сделать, если она хочет вернуться в Макинси-Холл. Задержав руку на задвижке, она вновь бросила взгляд на безмолвную улицу. «Прощайте, Хантер Баркли. Пусть ваши ангелы-хранители оберегают вас. Пусть никто не узнает вашей тайны». Дэвон открыла дверь и вошла в дом. «С завтрашнего дня — никаких тайн больше», — подумала она, сбрасывая черную бархатную накидку и бросая взгляд наверх по лестнице. Тень уйдет из жизни Лондона — и она не будет оплакивать ее смерть. Но вот уход из жизни бабушки — дело другое. Глубоко вздохнув, она начала подниматься по лестнице. На стуле у спальни бабушки сидел Хиггинс. При ее приближении он встал. — Она спит, Дэвон. Я только что заглядывал. — Спасибо, Хиггинс, — сказала Дэвон. «Слава Богу, жива!» — Я понимаю, что ты устал, но не посидишь ли здесь еще немного? У меня сегодня на ночь кое-что есть сделать. Хиггинс, прикрыв глаза, покачал головой. — Дэвон, с этим надо кончать. Дэвон протянула руку и положила ее ему на рукав. Через поношенную ткань чувствовалась кость — тоже весь высох, бедный. — Последний раз. Скажи Уинклеру, чтобы паковал вещи, пока меня не будет. Завтра с утра мы уезжаем в Макинси-Холл. Бабушка должна быть у себя дома. — Нужно, чтобы Уинклер был с тобой, — сказал Хиггинс. — Я и слышать не хочу, чтобы ты пошла одна. — Уинклер мне сегодня не нужен. Лорд Самнер живет в нескольких кварталах отсюда. Наоборот, если там заметят мой экипаж, скорее заподозрят. — Боже, Дэвон! Ты что, сошла с ума? — ахнул Хиггинс. — Нет, напротив. Это раньше я была ненормальная. Ты предупреждал меня насчет этого человека, а я отказывалась слушать. Теперь-то я сама убедилась в том, какой это мерзавец, и пусть он заплатит за все. A теперь — хватит спорить. Уже поздно, я должна спешить, пока он не вернулся от леди Хит. Хиггинс проводил Дэвон взглядом, когда она быстрыми шагами прошла в свои покои. За последние несколько дней он постарел лет на десять. Какое-то время судьба благоприятствовала Дэвон, но теперь что-то изменилось. Она чуть-чуть не попалась в доме лорда Монтмейна, и, хотя она не сказала ему, что произошло прошлой ночью, он понял, что что-то было не так. А теперь она нацелилась на лорда Самнера. А ведь если он ее схватит, он добьется, чтобы ее повесили просто из подлости натуры. Хиггинс рухнул на стул и схватился за голову своими раздутыми от артрита руками. Боже! Почему он не смог убедить ее оставить все это! Но нет, ее не переубедишь. Она слишком упряма, и это ее погубит. Держа свечку перед открытым секретером, Дэвон слегка присвистнула от неожиданности. Она легко обнаружила место, где Нейл держал деньги, но никак не рассчитывала, что добыча будет такой большой. Не в силах сдерживаться, она опустила руку в массу золотых монет и зачерпнула пригоршню. Монеты посыпались у нее между пальцев сверкающим потоком. — Господи, да здесь хватит и на Макинси — Холл и еще на стадо овец — никак не меньше, — пробормотала Дэвон тихо. Радостно возбужденная удачей, она не слышала ни щелчка замка, ни мягких шагов по ковру у нее за спиной. Только прикосновение чего-то холодного, острого — это, наверное, острие шпаги заставило ее очнуться. Поздно! Спина похолодела, когда она услышала тихий, угрожающий и такой знакомый мужской голос: — Не двигаться — или я проткну тебя насквозь! Дэвон кивнула и в бессильной ярости сжала кулачки Она едва удержалась, чтобы не выругаться как когда-то на кухне. Боже! Она так увлеклась мыслями о том, на что она потратит золото Нейла, что совсем забыла об осторожности. И вот опять ее поймали. Но Нейл Самнер — это не Хантер Баркли; от ее прежнего ухажера пощады ей не будет. Она уже явственно услышала, как за ней с грохотом захлопываются двери тюрьмы. — Неужели мне попалась эта великая, неуловимая Тень? — возгласил Нейл, подкрепляя вопрос резким тычком шпаги. Дэвон вновь кивнула, чувствуя, как острие шпаги прорвало ткань ее одежды и вонзилось в тело. Нейл торжествующе захохотал. — Черт подери, я так много слышал о тебе! Ну-ка, повернись, дай посмотреть на парня, о ловкости которого говорит весь Лондон. Дэвон медленно повернулась к нему лицом. А он продолжал оживленно комментировать свою удачу: — Ты знаешь, ты стал легендой. Но любая легенда кончается, и оказывается, что… — слова застряли у него в горле, зрачки глаз расширились. Да это же она — та, кто всего несколько часов тому назад залепила ему пощечину на балу у Хитов! Его лицо приняло выражение злобно-холодного удовлетворения, он рассеянно потрогал себя за щеку, все еще, казалось, горевшую от удара. — О-ля-ля! — издевательским тоном заговорил он наконец. — Судьба, кажется, решила опять свести нас вместе, дорогая Дэвон! Нейл опустил шпагу и оглядел свою пленницу раздевающим взглядом. Дэвон не съежилась под этим взглядом. Она глядела ему прямо в глаза, пытаясь унять дрожь ужаса, поднимавшуюся внутри. — Что ты собираешься со мной делать? — спросила она. Жестокая усмешка исказила лицо Нейла, все тот же оскорбительный взгляд все еще скользил по ее фигуре. — Полиция будет счастлива заняться тобой: ты им в последнее время задала работенки. Сомневаюсь, правда, что они отнесутся к тебе-к Тени — с большой симпатией. — Ну тогда, чего же ждешь? Зови их, и покончим с этим, — сказала Дэвон, чувствуя спазм в желудке. Нейл шагнул к ней поближе, поближе, почти прижав ее к столику, на котором стоял секретер. Ее сердце отчаянно забилось; в глазах его — на таком расстоянии это было хорошо видно — горели опасные огоньки. Дэвон нервно сглотнула, внезапно поняв, что прежде, чем передать ее полицейским, он намерен взять над ней свой мужской реванш. — Ах ты, бедняжка, — мягко упрекнул он ее, как какое-то неразумное дитя. — Ты что же, меня за идиота считаешь? Ньюгейт от тебя не уйдет, но сперва ты мне заплатишь за эту пощечину. Дэвон как могла подальше отодвинулась от Нейла; спина изогнулась — вот-вот сломается. Она хотела спросить громко, но сумела только срывающимся шепотом выдавить из себя: — Что ты собираешься делать? Нейл осклабился. — Я собираюсь поиметь тебя — как я собирался это сделать с того самого момента, как тебя в первый раз увидел. — Я тебе не позволю, — ее слова лишь вызвали улыбку на лице Нейла. Ее всю затрясло. — Выбора у тебя нет, — Нейл протянул руку и погладил щеку Дэвон, ставшую пепельно-серой. В его голосе вдруг обнаружилась мечтательная нотка. — Давно я уже не насиловал бабу. Знаешь, это то, из-за чего я люблю армию. Бабы всегда сопротивляются победителям. Мне нравится, как они отчаянно дерутся, чтобы спасти свою честь от поругания. Еще приятнее видеть, как она корчится от боли, когда ее берешь против воли. Нет ничего лучше: вонзить свою шпагу во врага, и свой член — в его бабу. В глазах Дэвон плеснулся ужас. — Вы отвратительны. Пальцы Нейла протянулись к ней, улыбка превратилась в какой-то дикий оскал. — Ты изменишь свое мнение после того, как я тебя трахну. Будешь умолять меня не посылать за полицией, но это будет бесполезно, ты, сука! Дэвон обеими руками с силой оттолкнула его от себя. Застигнутый врасплох этой неожиданной реакцией с ее стороны, он пошатнулся, но не потерял равновесия. Ему не составило труда схватить ее, когда она бросилась к двери в тщетной попытке убежать от этого маньяка. Извиваясь, она резкими рывками попыталась освободиться от его железной хватки. Шляпа упала с ее головы, волосы разметались. С отчаянной яростью она изловчилась и ударила его каблуком по подъему ноги. Он взвыл от неожиданности и боли и на мгновение отпустил ее. Дэвон тут же вцепилась ему ногтями в лицо, метя в глаза. Нейл понял, что если он хочет выйти из битвы без серьезных потерь, ему нужно прежде всего держать и не отпускать ее руки. Но она еще и стала кусаться. Он метался с ней по всему кабинету, пытаясь как-то скрутить и лишить ее свободы движения. Трещала мебель. Падали стулья, с полок сыпались книги — разгром был полный. Но вот Дэвон каким-то чудом удалось высвободиться, и она вновь бросилась наутек. С громким воплем ярости Нейл устремился за ней. Уловив краешком глаза направление его движения, Дэвон резко отпрыгнула в сторону, а затем изо всех сил врезалась всем телом ему в бок. Он снова пошатнулся, и на этот раз не смог удержаться на ногах. Он с размаху угодил прямо в топку камина, где ярко пылали куски угля. В последний момент он успел вытянуть руки, чтобы не упасть туда лицом, но левая рука попала как раз в самый жар. Рукав его бархатного костюма вспыхнул как порох, и он, весь в огне и дыму, дико вопя, начал кататься по ковру, стараясь сбить пламя. Чисто инстинктивным движением Дэвон сбросила с себя накидку и накрыла его ею; пламя погасло; Нейл, издавая стоны и тяжело дыша, распростерся на полу. — Я позову на помощь, — бросила она, вставая. Повернулась к двери: там уже столпились слуги; разинув рты, они разглядывали ее. — Пошлите за доктором. Не видите, что ли, вашему хозяину плохо. Высокий, седовласый мужчина, как поняла Дэвон, дворецкий, сделал знак молодому лакею, который стоял, почесывая свою белокурую шевелюру, в полнейшем недоумении. Понадобилось несколько энергичных толчков ему под ребра со стороны стоявшей рядом молоденькой горничной, чтобы он наконец понял, что от него требуется. — Его нужно уложить в постель, — сказала Дэвон, решительно беря бразды правления в свои руки. Комната наполнилась народом; Дэвон, встав на колени, стала распеленывать пострадавшую руку Нейла. Она еще дымилась. Нейл снова завопил и поспешно, почти в ужасе, отполз от нее. — Не прикасайся ко мне, сука! — Нейл, я только хочу помочь. За доктором уже послали, тебе нужно лечь в постель, он придет и сделает все, что нужно. — Я от тебя ничего не хочу! — заорал Нейл, пытаясь сесть. Комнату заполнил запах горелого мяса. Он прижал к груди раненую руку, поискал глазами дворецкого. — Стивенс, пусть Реймонд и Матисон отведут эту суку в Ньюгейт. Скажи констеблю, что мы поймали Тень, и я дам против нее показания. — Милорд, с этим можно потом. Разрешите вас поднять и отвести в постель. У вас шок от травмы. — Черт тебя подери, Стивенс! — прогремел Нейл. — Я солдат и не умру от боли. Это все из-за этой суки, и я не успокоюсь, пока она не окажется в самом чреве Ньюгейта. Я хочу, чтобы ее вздернули. И зачем она осталась, дура! Начала ему помогать! Надо было бежать сразу, пока никто не опомнился. Может быть, и сейчас еще не поздно? Пока дворецкий препирался со своим хозяином, она потихоньку начала пробираться поближе к двери. Но тут этот проклятый Стивенс вытянул по направлению к ней свой длинный палец: — Вы слышали лорда Самнера? Возьмите ее, отведите в Ньюгейт. Она обвиняется в воровстве… и покушении на жизнь лорда Самнера. Несколько пар сильных рук крепко схватили ее. Она взглянула на грубые лица и поняла, что сопротивляться бессмысленно. Только лишних синяков наставят. Ее потащили из кабинета под аккомпанемент проклятий Нейла: — Ты сгниешь в аду, Дэвон Макинси. Запомни мои слова. Больше ты воровать не будешь! Ее вели два лакея. Ночной туман обернулся легкой изморосью. По пути от Холборн-стрит до Нъюгейта она промокла, и ее время от времени пробирала дрожь — и от холода, и от предчувствия того, что предстоит. Один из конвоиров вызвал стражника. Через несколько секунд в толстых, обитых жестью воротах открылось маленькое окошечко и в темноту выглянула пара выпученных глаз под густыми, кустистыми бровями, «Что вам, черт побери, надо в такое время?» — Нагл хозяин, лорд Самнер, велел вам сказать, что это — Тень. Выпученные глаза с сомнением уставились на маленькую фигурку, стоявшую с опущенной головой, между двумя здоровенными громилами. — Не очень-то похоже. Катитесь-ка вы отсюда. Нашли время для шуточек! — Не шутим, начальник. Ты открывай лучше, если тебе твое место дорого. Эта бабенка хотела грабануть нашего хозяина, да еще и сжечь его заживо, когда он ее поймал. Раздался звон ключей, скрип замка, грохот открываемых задвижек; звуки мрачные и никак не подходившие к тишине и благости раннего утра. Узкий сноп света прорезал темноту Стражник, гнилозубый толстяк, с лицом, наполовину покрытым шрамами, наполовину — неопрятной жесткой бородкой, еще раз с сомнением оглядел всю троицу. Почесал отвисший живот, поддернул брюки. — Она не выглядит такой уж страшной. — Сейчас скажу, что знаю. Мой хозяин сказал, что эта шлюха — это и есть та самая Тень, и на твоем месте я бы прислушался к тому, что говорит лорд Самнер. Он не любит, когда ему не верят. — Дубина, дело не в том, верю я твоему хозяину или нет. Просто, обыкновенная баба, по-моему, — стражник пожевал губами и прокашлялся. Сплюнул Дэвон под ноги, оценивающе оглядел ее. — Ньюгейт и так набит шлюхами до отказа, куда я еще одну дену? — Да это не обычная шлюха. Говорю тебе, это сама Тень, собственной персоной, — с гордостью изрек один из конвоиров. — Хм, — бормотнул стражник. — Это ты так считаешь. — Ну что, мы так и будем здесь трепаться всю ночь или ты все-таки примешь ее у нас? А то пожалуемся хозяину — и тебе несдобровать, — вступил в разговор второй конвоир. Стражник вызвал младшего караульного. Черт его знает — а вдруг лакеи говорят правду? Не очень похоже, но если так, то это попахивает наградой. О Тени в последнее время только и болтали в Лондоне. Он снова взглянул на девушку — почти девочку, стоявшую между двумя здоровенными мужиками. Вряд ли такая малявка могла одна все это натворить. Да и вообще, чтобы женщина занялась кражей со взломом — это неслыханное дело. Это — мужская профессия. Стражник почесал щетину на лице и отступил в сторону; караульный повел ее на третий этаж во второй корпус — там содержались преступницы. Ладно: он давно научился принимать как должное все, что говорили те, кто выше его по положению. Лорд Самнер утверждает, что это Тень; пусть будет так — даже если девочка вообще никогда в своей жизни не взяла ничего чужого. На Дэвон одели кандалы. Их холодный металл врезался в лодыжки, когда она взбиралась узкими маршами в женский корпус. Воздух провонял испражнениями, было даже трудно дышать. Дэвон чуть не стошнило когда ее новый конвоир распахнул дверь камеру, которая теперь будет ее домом. Он подтолкнул ее внутрь и с грохотом захлопнул за ней дверь. Ее окружало тяжелое, мрачное молчание. Волна страха пронизала ее всю. Сердце бешено билось, она изо всех сил старалась не дышать, мускулы все напряглись; а ведь она здесь, конечно, не одна. Кто-то сзади нее громко щелкнул пальцами Забыв о кандалах, Дэвон резко обернулась, готовая дать отпор. Запутавшись в цепях, она бы наверняка рухнула на пол, если бы ее не поддержала чья-то грубая, мозолистая лапа. — Иди-ка туда вот, милашка. Да не упади на меня, а то сейчас рожу, мне несколько дней осталось. — Ты, сука ё…. кончай треп. Моя красота требует отдыха. — Твоя красота? Еще одну бородавку растишь, ты, жаба? — сплюнула ее спасительница. — Ах ты, свинья жирная! Я у тебя твоего ублюдка из пуза вырежу и на завтрак сожру, если не заткнешься… — А, мать вашу! Альма! Мозель! Заткните ваши пасти, а то я сама этим займусь! — это раздался какой-то низкий голос из темноты. — Не сердись, Монахиня. Эта сука просто напрашивается, чтобы ее пришили, — сказала Альма. — Я тут хотела подружиться с новенькой, а эта Мозель сует свой гнилой нос во все дела. — Да мне все равно, что там у вас. Я спать хочу… Раздалось несколько голосов, выражавших одобрение. Капли холодного пота выступили на верхней губе и на лбу у Дэвон, когда она слушала этот обмен любезностями. Дрожь ужаса прошла по всему телу — от пяток, выше, выше — до самой макушки. В горле застрял дикий вопль, она едва-едва сдерживала его. Она крепко сжала руки в кулачки так, что ногти врезались в ладони. Боль на какое-то время отогнала страх. Дэвон судорожно вздохнула. Надо держаться. Нельзя поддаваться эмоциям — иначе в этом аду не выжить! — Иди-ка сюда, дорогуша. Здесь у меня есть местечко для тебя, — произнес кто-то почти нежно, похлопав Дэвон по ноге. — Давай-ка, устраивайся, старушка Агги о тебе позаботится. Я не дам Альме или Мозель приставать к тебе. С Агги ты будешь в безопасности. Да-да, малышка. — Агги, оставь цыпленка в покое пока, — прогремел из темноты голос Монахини. — Дай ей время освоиться. Потом, если она захочет тебя побаловать, сколько угодно пользуйся. Дэвон отступила обратно к двери. Ее кандалы при каждом движении мрачно звенели, так что всем сокамерницам было ясно, куда она направляется. — Бесполезно, милашка! Стража не услышит, а даже если и услышит, не придет. Привыкай к нам, — дала ей Мозель бесплатный совет со своего места на грязном полу. Дэвон медленно опустилась на солому. Уселась, обхватив руками колени. Тщетно вглядывалась в темноту, пытаясь увидеть кого-нибудь из сокамерниц. Нет, даже контуров фигур не видно. Только мирные звуки от дыхания спящих, да время от времени — ругательство, храп или стон во сне говорили ей, что она не одна. Ближе к рассвету усталость взяла свое, и она, уронив голову на колени, заснула беспокойным, тревожным сном. Последняя ее мысль наяву была о бабушке, Хиггинсе и Уинклере: это ее семья. Она их больше не увидит на этом свете. Несколько слезинок скатились у нее по щекам. Она плакала во сне. Слезинки бесследно исчезли в ткани ее брюк, как и ее надежды на будущее. С посеревшим лицом Уинклер стоял перед Хиггинсом. Дрожащей рукой он провел по своим спутанным волосам, голос его дрожал, когда он попытался поведать Хиггинсу то, чему был свидетелем. — Они ее отправили в Ньюгейт. Я ничего не мог сделать. Хиггинс рухнул на стул. Он был близок к отчаянию. — Я ей говорил, что это рано или поздно случится, но она меня не слушала. Даже тебя сегодня не захватила. Вот вся она в этом… Хиггинс запрокинул голову, борясь со слезами, которые уже застилали ему глаза. Он бессильно опустил кулаки на колени. — И мы ничего не можем сейчас для нее сделать. У нас нет денег, чтобы подкупить стражу — даже увидеться не сможем, не говоря уже о том, чтобы ее оттуда выручить. — Все золото Англии ее теперь не выручит. Я подслушал, что лакеи Самнера говорили стражнику: этот лорд хочет, чтобы нашу Дэвон повесили — не больше, не меньше. Они знают, что она — это и есть Тень, и вдобавок ей еще пришьют покушение на жизнь лорда Самнера. Хиггинс провел двумя пальцами по переносице, чтобы остановить слезы. Сглотнул нервный комок. Вновь глянул на Уинклера. Никакой надежды, никакой. Тяжело вздохнув, Хиггинс перевел взгляд на дверь в спальню леди Макинси. Да, смерть не приходит одна. Кто кого опередит? Во всяком случае, старая леди не переживет известия о казни Дэвон. Просто сердце не выдержит. — Неужели мы ничего не сможем для нее сделать, Хиггинс? Мы же не можем допустить, чтобы она гнила там в Ньюгейте, а мы тут даже не попытаемся ей помочь. Хиггинс печально покачал головой. — Остается только на Бога надеяться; раньше у Макинси была власть и сила, теперь — остался только титул, а за это в Ньюгейте и стакана воды не подадут. — Нет, я что-нибудь придумаю, чтобы ей помочь. Она это все делала не для себя, а для нас и для старой леди. — Ну, что ты можешь сделать, Уинклер, разве только, чтобы тебя рядом повесили… Будешь околачиваться около тюрьмы — и тебя возьмут как сообщника. Да ты и есть… — По воинственному выражению на лице Уинклера Хиггинс видел, что его слова до него не доходят Уинклер сделает все по-своему — как: делала и Дэвон, и кончит так же, как и она — петлей на Тайбернском холме. — Я найду способ, вот увидишь. Дэвон мне как сестра, и, что бы ты ни говорил, я так дела не оставлю. — Тогда давай, действуй. Ты всегда попадал в какие-нибудь переделки. И на этот раз будет то же самое. — Посмотрим, посмотрим, — сказал Уинклер со знакомой Хиггинсу усмешкой, которая всегда предвещала какую-нибудь новую авантюру. Дэвон приснился кошмарный сон: со всех сторон к ней протягивались руки, хватали ее за волосы, срывали с нее платье, туфли, чулки. Она, крича, отбивалась и никак не могла проснуться, чтобы избавиться от этого жуткого сновидения. Сильный удар под ребра заставил ее скорчиться от боли; сон перешел в явь: над ней склонились грязные, одичавшие лица; тянулись руки со сломанными ногтями и забившейся под них грязью — это были ее сокамерницы. — Пустите меня, — вскрикнула Дэвон, лягнув кого-то наудачу. Несколько рук схватили ее за плечи; вот и все: она не может шевельнуть ни рукой, ни ногой. На нее уставилась какая-то жирная харя, изборожденная глубокими морщинами, которые оставляют возраст и порок. Что-то вроде улыбки тронуло губы этой ведьмы, когда она наклонилась поближе, чтобы рассмотреть новенькую получше. Она одобрительно кивнула: — Ничего кусочек. Симпатяжечка. Деньги есть? Дэвон быстро-быстро замотала головой. Ведьма пожала плечами. — Дело дрянь. Раз денег нет, отдам тебя Агги. Она уже просила. Дэвон непонимающе моргая глядела на нее. — Вы не можете отдать меня Агги. Я не ваша рабыня, и ничья. Монахиня — это была она — откинула голову и захохотала, обнаружив гнилые корни зубов. — За кого ты себя держишь? За королеву, что ли? Здесь, дорогуша, право сильного. А я здесь сильнее всех. Монахиня обвела всех в камере тяжелым взглядом, и они, как показалось Дэвон, все как-то скукожились, хотя никто не двинулся с места. — И здесь никто не может сказать мне слова против. Я здесь король, королева и парламент вместе взятые, — она одарила Дэвон пронизывающим взглядом. — И сам господь бог тоже — пока еще сама жива. — Я вызову стражу. Они не позволят вам сделать мне что-либо плохое. Монахиня снова запрокинула голову, и от смеха вся ее грузная туша заколыхалась. — Дорогуша, стражники и ухом не поведут, что бы здесь ни творилось — пока мы их готовы обслуживать, когда и как они захотят. Монахиня деловито протянула руку и пощупала груди Дэвон. — Сиськи что надо, Агги будет довольна. Дэвон все еще не могла ничего понять, и это явно отразилось в растерянном выражении ее лица. Монахиня наклонила голову набок и подмигнула Альме: — Слушай, а она, кажись, еще девушка, а? — Ну вряд ли, Монахиня. Ей явно больше десяти, а на улицах Лондона вряд ли найдешь девственницу старше семи лет, — вмешалась еще какая-то сокамерница. — Да, но эта по разговору вроде бы и не с улицы. Вроде как настоящая леди, — раздумчиво промолвила Монахиня. Она почесала свой поросший волосами подбородок. — Вообще-то она и выглядит как ледь, хотя по одежде — как мужик. — Леди не носят мужских брюк, — высказала свое мнение Мозель, протиснувшись в круг столпившихся вокруг Дэвон. — Бьюсь об заклад, она — шлюха, как старуха Альма. — Я не шлюха, — сказала Дэвон. — И не кусок мяса, который можно продать или выменять. — Так кто же ты, богиня этакая? — с некоторым интересом вопросила Монахиня, уже понимая, по языку и манерам Дэвон, что это не какая-то обычная карманница или проститутка. Если она леди, как подозревала Монахиня, тогда, может быть, полезнее с ней подружиться. Дэвон открыла было рот, но быстро закрыла его. Какой смысл называть здесь свое настоящее имя? Ее все равно повесят, так зачем бесчестить среди этих свой титул? Она была Тенью, пусть они и знают ее под этой кличкой. — Меня звали Тенью. Монахиня с сомнением покачала головой: — Знаменитая Тень, та самая! Заливаешь! — Можете считать, как хотите. Вы меня спросили, я вам ответила. Не устраивает — простите. — Красиво говоришь, сучка, — сказала Монахиня, нахмурившись. Кем бы эта дрянь ни была — шлюхой или леди, она должна быть с ней почтительной; иначе узнает, что с ней может сделать Монахиня, если разозлится. — Хочешь, я ее научу манерам, — вмешалась Агги. — Дай ее мне, и она быстренько научится держать язык за зубами, когда разговаривает с теми, кто выше ее. Дэвон рывком сбросила с себя держащие ее руки и вскочила на ноги. Господи, как бы хотелось повернуться и убежать отсюда — но некуда; и не спрячешься нигде и заклюют сразу, если обнаружишь свою слабость. Глядя прямо в глаза паханше, Дэвон расправила плечи, отбросила назад копну волос, подбоченилась. — Если кто-нибудь до меня дотронется, пасти порву — вот так, голыми руками! Если бы боялась таких, как вы, я не была бы Тенью. По камере прошел какой-то ропот, и воцарилась мертвая тишина. Женщины ждали, как на эти слова новенькой отреагирует Монахиня. К их изумлению, та только ухмыльнулась. — У тебя кишка крепкая, сучка! Но знай, кто здесь главная. Пока что, потому как я сама ледь, я прощаю тебе твои угрозы. Но не заходи слишком далеко, дорогуша. Иначе, ты не дождешься, пока тебя повесят. Однажды утром от тебя они найдут одни кусочки. Вздох облегчения облетел камеру. Все начали разбредаться по местам, которые каждая из сокамерниц облюбовала для себя на грязном полу. Когда-то там были тростниковые маты, но они, смешавшись с отбросами пищи, испражнениями и мочой, давно превратились в разлагающуюся вонючую массу, которая кишела всякого рода паразитами. Поняв, что Монахиня заключила с ней перемирие, Дэвон кивнула головой. Ну что ж, ее блеф пока удался; она не будет испытывать судьбу — тем более, что Монахиня популярно объяснила ей, что ее может ожидать. Главное, что теперь ее оставили вроде в покое. Монахиня улыбнулась, Дэвон ответила тем же. Теперь все знали, кто есть кто. — Ну, гореть мне в огне, ты первая, которая заставила Монахиню отступить, — вымолвила Альма, снова прищелкнув пальцами. Дэвон бросила взгляд на беременную, сложившую руки на громадном животе, и возразила: — Она не отступила, она отсрочила битву. Альма, облизнув губы, выразила кивком согласие. — Ты молись, чтоб тебя вздернули до того, как Монахиня решит, что тебе пора заплатить по счету. То, что она делает с людьми, это — не особенно приятное зрелище. Если она тебя не убьет сразу, ты об этом пожалеешь; смерти запросишь, лишь бы ее морды не видеть. Дэвон не сомневалась, что Альма права, но в данный момент ее не очень-то волновало, что сделает или не сделает с ней Монахиня. Сомнительно, будет ли у нее вообще для этого время. Нейл Самнер использует все свое влияние, чтобы она быстрее предстала перед судом и чтобы судьи отправили ее на виселицу. Она сухо улыбнулась про себя. Да, Монахиня — не самая большая ее забота. |
|
|