"Экипаж машины боевой" - читать интересную книгу автора (Кривенко Виталий Яковлевич)

БЛОК

БТР ротного тронулся с места и, гудя движками, прокатил мимо. Я запрыгнул на броню, и наш БТР тоже двинулся. Все сидели и молча смотрели на меня, мне это надоело и, посмотрев на всех по очереди, я спросил:

– Ну, че вы на меня уставились?! Видите, живой я, живой! Понятно?

– Да нет, мы видим, что ты живой, только ты бледный весь, – негромко сказал Хасан.

– А ты что хотел, Хасан. По-твоему, я должен сиять от радости, да? Сейчас вот возьму гранату, сорву кольцо, а потом отпущу чеку, дам тебе ее в руки и посмотрю после этого на твою рожу.

– Да успокойся ты, Юра, я же не подкалываю тебя.

– Я сейчас как раз спокоен. Это пять минут назад я беспокоился. А где Сапог?

– Там внутри, наверно, где же еще ему быть, – ответил Урал.

Я постучал автоматом по броне и крикнул в люк:

– Сапог, вали сюда!

Из люка показалась голова Сапога, он вопросительно посмотрел на меня.

– Хватай кружку, канистру и налей каждому по кружке браги. Мне кажется, повод для этого есть? – Я посмотрел на пацанов.

– Да, да, конечно, какой базар! – воскликнул Хасан, потирая ладони.

– Хасан, я с тебя балдею, меня чуть миной не разорвало, а тебе лишь бы браги вмазать. Если б меня разнесло, то вы бы за упокой всю канистру выжрали, наверно.

– Да, конечно, и еще бы у ротного заняли, – подколол Хасан.

Появился Сапог, Хасан взял у него из рук налитую кружку и передал мне со словами:

– Но не разорвало же, так ведь? Это значит, долго будешь жить. Понял?

– Да, поживешь тут, –пробубнил я себе под нос, потом приподнял кружку со словами:

– Ну ладно, пьем за нас, чтоб долго жили, и за тех, кому не досталось пожить.

Я выпил, потом все остальные вмазали по кружке. Солнце быстро заходило за горизонт и начало быстро смеркаться. В низине у подножья гор показался наш полк, отчетливо была слышна стрельба, и трассера веером летели во все стороны; расстояние до полка, было километра два.

Я осмотрелся вокруг и промолвил с досадой в голосе:

– Через полчаса будет темно, если погонят на проческу, я лучше застрелюсь нахер.

– Да не погонят никуда. Полкач наш не дурак ведь? – произнес Хасан.

– Да хрен знает, что у них там на уме, – вмешался в разговор Урал.

– А что, на блоке легче? Наверху десантура укрепилась, туда духи не полезут, а через блоки попробуют прорваться, как пить дать. Да и ваще, че гадать, приедем посмотрим, – закончил я.

– Черт, мы мясо от верблюда забыли, – воскликнул Хасан.

– Ну, а че ты его не забрал? – спросил я Хасана.

– А ты че не забрал?

– Да мне до мяса было, что ли. Да и вообще, ну его нахер это мясо, с ним возиться одни проблемы. Лучше подумайте, как мы сейчас спускаться вниз будем, – сказал я, показывая пальцем на крутой спуск.

Дорога круто пошла вниз, и БТРы наши на пониженных скоростях начали спускаться вниз по горной дороге, местами приходилось съезжать на тормозах, и казалось, что вот-вот занесет машину, и улетим мы все в пропасть ко всем чертям. Мы молча смотрели вниз по ходу БТРа и держались за броню, чтоб не выскользнуть, каждый в душе молил бога: быстрее бы добраться до подножья.

Ну вот, наконец, мы и внизу, я глянул на часы, спускались мы чуть более двадцати минут, а казалось, что прошла целая вечность. Впереди уже отчетливо были видны наши блоки, невдалеке от них расположился артдивизион, чуть дальше расквартировалась ремрота и медики. Весь кишлак был взят в полукольцо, через каждые сто метров стоял БТР или танк, со стороны блоков по кишлаку велся беспорядочный огонь.

При подъезде к блокам машина ротного свернула в сторону и остановилась возле БТРа комбата, там же стоял БТР взводного, мы тоже свернули и стали рядом. Ротный спрыгнул с брони и пошел на доклад к комбату. Я и Хасан тоже спрыгнули, и направились к БТРу взводного узнать от пацанов, что тут за обстановка.

Взводный как орел восседал на башне БТРа, повернувшись к нам, он ехидно так заявил:

– Ну что, вояки, явились? Пока вы там болтались где-то, мы успели с духами постреляться.

– Ну а вы, товарищ лейтенант, уже шило намылили, чтоб дырку в кителе для ордена колоть? – ляпнул со злостью Хасан.

– А ну, повтори, что ты сказал? Ты сержантишка чмошный, да я тебя разжалую нахер, и не посмотрю что ты дембель, да ты у меня будешь ходить с одной соплей, я тебя вонючим вафлейтером сделаю.

Я заметил, как Хасан весь напрягся и побелел от злости, рука его с силой сжала цевье автомата висящего на плече. Я дернул Хасана за рукав.

– Хасан, успокойся, не стоит вязаться с этим козлом, – негромко сказал я ему.

Но Хасан с силой отдернул руку, и почти срываясь на крик, заявил, глядя взводному в глаза:

– Лучше заткнись, пиздюнант вшивый! Не ты мне давал эти лычки, не тебе и снимать, а когда я их получал, ты в это время, салабон сопливый, еще зеленым кадетом «машку» (полотер) тягал по казарме.

Взводный привстал от удивления, глаза его округлились, он некоторое время даже не мог подобрать слова, а Хасан стоял и смотрел на него, готовый ответить на любой выпад взводного. А я стоял и наблюдал, что же произойдет дальше, тормозить Хасана было бесполезно, когда он в таком состоянии, ему никакие убеждения не помогут.

Вдруг сзади раздался голос ротного:

– Что здесь за разборки? А ну прекращайте! Не хватало еще драки. Гараев, Бережной, а ну быстро в машину и поехали. Давайте быстро, быстро. Гараев, кому сказал, быстро в машину.

Мы с Хасаном направились к своему БТРу.

– Я с тобою в полку разберусь, – крикнул взводный Хасану вдогонку. Хасан повернулся, но я схватил его за плечо, развернул, и толкнул вперед.

– Ну все, хватит на сегодня, потом в полку разберетесь, – сказал я Хасану.

– Да я его пристрелю как собаку! Вот пидор, думает, раз он шакал, то можно борзеть без меры.

– Да успокойся ты, наконец.

– Я спокоен, пусть этот козел теперь беспокоится, я ему устрою, – не унимался Хасан.

Мы подошли к БТРу и запрыгнули на броню.

– Ну что, куда едем? – спросил Туркмен, высунувшись из люка.

– А хрен его знает, – ответил Хасан.

Я вдруг вспомнил, что Качка надо к медикам завезти, он же с температурой в БТРе валяется.

– Блин, Качка же надо к медикам. Туркмен, скажи ротному по рации, что мы завернем к медикам, пусть посмотрят рану Качку, может, у него там кишки порубило, у него вроде как температура, или, может, он от браги такой горячий. Ну, короче, передай и завернем к медикам. Понял?

– Да передам, не волнуйся, – ответил Туркмен.

– Че, к медикам едем? – спросил Хасан.

Я посмотрел на него, и ответил:

– Да, едем. А че?

– Давай сначала к танкистам заскочим, возьмем чарса, к тому же они вон, рядом.

– Да пошел ты со своим чарсом! Не успеешь что ли? Качок, вон, горит весь, – ответил я Хасану.

– Да не, я ниче не имею против, поехали к медикам, просто я хотел как лучше, – оправдывался Хасан.

– Туркмен! – крикнул я.

– О-у! – раздалось из люка.

– Ну, че там ротный базарит? – спросил я заглянув в люк.

– А че он скажет? Говорит, езжайте, раз надо, потом на блок станем между крайним танком и БТРом Грека. И еще сказал, что полкач приказал ночью вести беспокоящий огонь в сторону кишлака, боеприпасов хватает. А утром рано на проческу, надо успеть до ветра, а то если «афганец» подымет песок с пылью, то пиз…ец. Нас наверняка вертушки поддерживать будут, а то получится как в Шолбофоне, когда пехоту из соседнего полка свои же вертушки ракетами накрыли.

– Ты мужиков из санчасти хорошо знаешь? – спросил я Туркмена.

– Ну как тебе сказать, общаемся, в общем.

– Шириво можешь у них выцепить, морфия пару стекол хотя бы.

– Да не знаю, спрошу, в общем. А чего это ты морфий захотел? Сейчас у мужиков героина возьмем.

– Да героин бадяжить надо и все такое, хлопотно, а морфий набрал, ширнулся, и нет проблем.

– Ты что, Юра, вмазаться захотел? – спросил удивленно Туркмен.

– Да не сейчас, завтра кишлак чесать будем, а там мало ли чего, я боли не выношу, если что, то ширнусь, а потом пусть хоть в «цинковый фрак» одевают.

– Ладно, сделаем.

– И «баян» возьми.

– А твой где?

– Разбил, давно еще.

– Ну ладно, возьму, какой базар.

БТР наш резко остановился, я стукнулся головой об крышку люка.

– Приехали, – сказал Туркмен, посмотрев на меня, и засмеялся, увидев, как я долбанулся башкой.

– Тормозить надо плавно, водила ты липовый, – сказал я Туркмену.

– Так точно, товарищ сержант. Каску надо одевать, Юрик.

Я спрыгнул и осмотрелся: уже изрядно стемнело, на горизонте показался серп луны, это хорошо, что ночь лунная, из-за луны опасность налета резко снижалась, и наблюдающим было намного легче. За мной следом спрыгнул Хасан и Туркмен, рядом стояла палатка медиков и несколько «таблеток».

– Ну, я пошел к земляку, заодно и позову какого-нибудь айболита, – сказал Туркмен и, махнув рукой, пошел в палатку. Спустя примерно минуту из палатки вышел капитан медиков и, подойдя к нам, спросил:

– С чем пожаловали, воины?

– С раненым, товарищ капитан, – ответил я.

– А кто ранен-то, носилки надо?

– Да нет, вроде не надо, –ответил Хасан.

Я постучал по крышке десантного люка и крикнул:

– Урал, Качок! Ну че вы там?

– Уже выходим, Качок спал как убитый, еле разбудил, – ответил Урал открыв люк.

Потом показалась голова Качка с сонной рожей.

– Где мы? – спросил он сонным голосом.

– В раю, Качок, ты помер и в рай попал, вот ангел стоит, – сказал Хасан, показывая на капитана.

– Да пошел ты, Хасан, знаешь куда? – пробубнил Качок и, держась за бок, вылез из люка.

– Сам можешь идти? – спросил капитан Качка.

– Да, могу.

– Ну все, ребята, отремонтируем мы вашего товарища, будет как новый, а вы можете ехать.

Мы сели рядом с БТРом и стали ждать Туркмена. Минут через десять появился Туркмен и, подойдя к нам, бодро сказал:

– Ну че, заколебались, наверно, меня ждать?

– Да нам, в общем-то, похеру, или здесь сидеть или на блоке, – сказал, вставая, Хасан.

– Тогда прыгаем и поехали, – воскликнул Туркмен и, ударив меня по плечу, добавил:

– Все нормально Юра, сделал все, что ты просил.

– Ну, я не сомневался, ты, Туркмен, всегда все делаешь как надо.

Туркмен протянул мне сверток из бумаги со словами:

– На, держи, здесь «баян», пара стекол морфия и пара промедола.

– Ну ты, Туркмен, молодец, я твой должник.

– Да ладно, сочтемся, – сказал Туркмен, залезая на БТР.

Я запрыгнул в десантный люк, и мы тронулись с места.

Подъехав к блокам, мы стали между танком и БТРом Грека. Луна заметно поднялась, и стало более или менее светло, даже вдали вырисовывались силуэты, с одной стороны – танка, с другой – БТРа.

– Ну что, мужики, может браги вмажем на ночь грядущую, и заодно похаваем? – спросил я пацанов.

– Глупый вопрос, конечно же, вмажем, – сказал Урал.

– Не, подождите немного, я к танкистам за чарсом смотаюсь, – предложил Хасан, и подозвав Сапога, сказал:

– Возьми большую фляжку, пластмассовая которая. Понял? И набери в нее браги, только не разливай, а то я тебя задушу.

Сапог, сняв свою флягу с ремня, начал шариться по отсеку, ища вторую фляжку в полумраке.

– В вещмешке моем возьми, тормоз, а то до утра будешь здесь лазить, – сказал я Сапогу, и показал пальцем, где лежал мой вещмешок.

Сапог, недолго порывшись в мешке, нашел фляжку и вылез на броню за брагой.

– Пошли на свежий воздух, чего мы здесь сидим в этом железе, – предложил Туркмен.

Мы все вылезли из люков и расположились позади БТРа, чтоб огоньками от сигарет не привлекать внимание духовских снайперов.

Через минут пять появился Сапог с фляжками, и Хасан, взяв их, отправился к танкистам за чарсом, а мы расположились поудобней, закурили и стали болтать о всякой ерунде.

Минут через сорок появился Хасан, он был обдолбленый в доску. Хасан подошел и сел напротив, он смотрел на нас, мы смотрели на него.

– Ну, че ты пялишься своей обдолбленной харей. Взял то, за чем ходил, или забыл за чем ходил? – спросил я Хасана после небольшой паузы.

Хасан протянул кусок лепешки величиной с пачку сигарет и пару пластинок.

Я взял у него одну пластинку и положил себе в карман.

– Остальное пусть у тебя будет, – сказал я Хасану.

– У меня еще что-то есть, – заплетающимся языком прошепелявил Хасан.

Он залез во внутренний карман, вытащил небольшой пакетик и начал размахивать им у меня перед глазами, улыбаясь, как медведь после бани.

– Че это такое? – спросил я его.

– А это белый порошок, который называется героин, если я не ошибаюсь, – произнес Хасан.

– А я-то думаю, чего это ты такой балдежный. Ну, давай сюда эту герашу, мы сейчас ее хапнем, а тебе, по-моему, хватит, нам еще брагу квасить, – сказал я, забирая пакетик у Хасана.

– Не, я еще хапну маленько, – пролепетал Хасан.

– Вот крендель, нахапался уже до упора, а все равно мало. Ну ладно пусть хапает, нам браги больше достанется, – произнес Туркмен.

– А я и брагу буду тоже.

– Ну, это мы посмотрим позже, – сказал я Хасану, и обратился к Сапогу.

– Сапог, тащи сюда хавку, только кашу не бери, ее греть надо, бери тушенку и завтрак туриста, готовь на стол и брагу тащи.

Я размотал пакетик и посмотрел на содержимое, в темноте не очень-то разглядишь, и я спросил:

– У кого есть зажигалка или спички, посветите, а то не разберусь?

Урал зажег спичку, и заглянул в пакетик:

– О-о-о, да здесь пол-Китая можно раскумарить, – произнес с удивлением Урал.

Я снял часы, вытащил штык-нож и отковырнул заднюю крышечку от часов, потом достал шариковую ручку, открутил ее и, вытащив пасту и колпачок, положил их обратно в карман, оставив только нижнюю часть.

– На, Урал, будешь первым, – я протянул ему половинку от ручки и спросил:

– Пятак есть?

– Да, есть, – ответил Урал и достал из кармана пятикопеечную монету (пять копеек мы клали ребром под язык, когда затягивались дымом от героина, дым был горячий и мог обжечь горло, а проходя через медный пятак, дым остывал, половинка от ручки заменяла трубочку, через которую втягивался дым).

– Сапог, щипцы тащи сюда.

Сапог сбегал и принес щипцы, которыми я вытаскивал из Качка «рубашку» от пули. Я взял щипцы, зажал в них крышку от часов и сказал Уралу:

– Давай, сыпь дозу.

Урал насыпал небольшую горку героина на крышку.

– Туркмен, давай поджигай.

Туркмен взял у Хасана из кармана зажигалку, поджег, и направил пламя на дно крышки от часов. Урал закинул под язык пятак, потом взял в зубы трубку от ручки и приготовился ловить дым от сгорающего героина.

– Ну, смотри, Урал, не промажь, – сказал я ему.

Через несколько секунд появился дымок, Урал втянул его через трубку, после чего посидел некоторое время, потряс головой и передал трубку и пятак Туркмену.

– Татарин уже приплыл, – сказал Туркмен, беря у него причандалы. После чего Туркмен провел такую же процедуру, потом ее проделал я, кайф сначала волной прошел по всему телу, потом навалилась приятная расслабуха.

Я, летая в нирване, вдруг почувствовал, что кто-то трясет меня за плечо. Повернувшись, я увидел Хасана, который вопросительно-обдолбленным взглядом смотрел на меня. Я, преодолевая бешенный кумар, выдавил вопрос:

– Хасан, что тебе надо?

– Юра, про меня забыли что ли?

– Урал, дозу! – обратился я к Уралу, и протянул ему крышку от часов и пакет с героином.

– Айн момент, – прошипел Урал и, взяв пакет, насыпал дозу в крышку.

Я чиркнул зажигалкой, и поднес пламя к дну крышки.

Пока Хасан взял трубку и прицелился, героин сгорел и дымок улетучился.

– Хасан, тебе надо дым взять, положить в ложку, и засунуть в рот? Хочешь хапнуть – сам делай, – сказал я, и бросил щипцы с крышкой на землю.

– Юра, ты меня глухо обломал, – выдавил Хасан.

– Хреново, когда тебя обламывают? – спросил я к Хасана.

– Да, Юра, хреново, – ответил Хасан.

– Раз знаешь, тогда не обламывай меня. Если хочешь, то припаши Сапога, пусть он на тебе тренируется.

– Ну ладно, хрен с ним, потом хапну.

Вокруг раздавалась беспорядочная стрельба, пунктиры трассеров, пересекая друг друга, летели в сторону кишлака, сигнальные ракеты одна за другой вспыхивали в воздухе, освещая территорию. И по раскумарке весь этот фейерверк напоминал дискотеку, только вместо музыки была пальба и трескотня.

Появился Сапог с тушенкой, брагой и кружками, он открыл банки и разлил по кружкам брагу.

Мы сначала накинулись на еду, нас начал пробирать голодняк. Немного подкрепившись, мы начали потихоньку, небольшими глотками пить брагу, утоляя навернувшийся сушняк. Брага была в самый раз, в меру крепкая, до конца не доигравшая, и была похожа на шипучку.

Вдруг по броне зазвенели пули, мы пригнулись и обалдели. Что за хрень такая, откуда?

– С кишлака, что ли, долбят? – спросил Туркмен.

– Да хрен его знает. Наверно. А может наши дураки запарились? – удивленным голосом ответил я.

– В кишлаке ДШК работает, пули об лобовую броню рикошетят, – сказал Туркмен.

Нас начали пробирать шуги, такое по раскумарке часто случается.

– Сапог, неси сюда автоматы! – крикнул Хасан.

– И мой гранатомет, – добавил Урал.

– И ящик с гранатами, – крикнул я.

– А гранаты нафига? – спросил Хасан.

– Да пусть будут, так спокойней.

Сапог притащил охапку автоматов и гранатомет, положив все это рядом с нами, он снова убежал, и через время появился с ящиком гранат.

– А где гранаты от гранатомета? Тормоз! Чем я буду стрелять? Черт возьми! – кричал Урал, тряся трубой перед мордой Сапога.

– Татарин, да пошел ты со своим гранатометом. Сапог, давай открывай запалы быстрей и вкручивай их в гранаты. Быстро! – крикнул я.

Сапог схватил банку с запалами и начал открывать.

– А вдруг они взорвутся. Целый ящик, прикиньте только. Нас вместе с БТРом разнесет, – испуганно произнес Урал, отодвигаясь от ящика с гранатами.

– Сапог, неси отсюда ящик нахер! – опять крикнул я.

Сапог, весь в непонятках, схватил ящик и убежал опять в БТР.

– Стоп! Стоп – мужики, – заорал Туркмен, – мы все на изменах, хватит париться, давайте спокойно сидеть и пить брагу, а то эти гонки до утра не закончатся.

Мы все притихли и уставились на Туркмена.

– Ну че вы на меня пялитесь? Включитесь лучше. Какие к черту духи? Они в кишлаке за пару километров от нас, а везде вокруг наши, вон танк, вот БТР Грека. Сапог, наливай брагу, и не слушай этих дураков, а делать будешь, что я скажу. Понял? – Туркмен посмотрел в упор на Сапога.

Сапог закивал головой.

– И вы все тоже будете делать, что я скажу. Устроили здесь заморочки. В полку будете гусей гонять. Сейчас пьем брагу, и спать, утром на проческу. Забыли уже? Я буду первым за наблюдающего, а вы за это время растормозитесь, – Туркмен взял налитую кружку.

– Ну, все, пьем – и через час отдыхать.

Мы молча взяли кружки и выпили. До нас стало доходить, что мы запарились немного, один Туркмен контролировал себя, и никто не осмелился с ним спорить.

Раздалось несколько залпов, это танкисты из пушек долбили по кишлаку, наверное, духи обстреляли танковые блоки.

– Может и нам пострелять по кишлаку, – предложил Урал.

– Да там и без нас стрелков хватает, давай лучше посидим спокойно, – ответил я.

Мы посидели еще часа полтора, выпили по паре кружек браги, за это время кайф от героина немного развеялся, мы залезли в БТР и начали располагаться на ночлег, а Туркмен остался за наблюдающего.

Не знаю, как остальные, а я уснул сразу же и спал как убитый. Сквозь сон я почувствовал, как меня кто-то толкает за плечо, это был Урал, он будил меня на вахту.

– Сколько время? – спросил я зевая.

– Четыре утра, ты последний, там возле бака сигнальные ракеты, если нужны, – ответил Урал.

– Ну, ложись тогда, в шесть я всех бужу и будем готовиться.

Я взял автомат, нацепил бронежилет, каску, и залез на броню, изредка доносилась стрельба из блоков, кое-где вспыхивали сигнальные ракеты. Зачерпнув из бака воды, я сполоснул лицо, под утро на улице было прохладно, ночи вообще здесь прохладные, днем сумасшедшая жара, а ночью пронизывающий холод. Немного гудело в голове от вчерашнего пиршества, но в основном состояние было сносное. Зайдя за БТР я закурил сигарету, пряча огонек в ладони, и залез на броню, за время службы в Афгане прятать сигарету в ладони стало привычкой, даже днем, когда никакой опасности нет, все равно по привычке сигарету прячешь в руке.

Умостившись возле бака с водой, я стал смотреть в сторону кишлака, башня в БТРе невысокая, и поэтому из-за нее хорошо проглядывалась местность впереди БТРа. От нечего делать я начал из автомата стрелять по сигнальным ракетам, трассера ровной строчкой летели в сторону горящей ракеты, но в сигналку не так уж легко попасть. Увидев это, с других блоков тоже начали стрелять по ракетам. Расстреляв обе связки рожков, я достал из ящика цинк с трассерами и, открыв его, начал набивать патронами рожки. Расстреляв еще четыре рожка по ракетам, я посмотрел на часы, было пять утра, время пролетело быстро за этим занятием, сейчас начнет светать.

Через час надо поднимать пацанов и готовиться к проческе, часов в семь, наверное, начнем штурмовать. Исход сегодняшнего боя предвидеть невозможно, но потери будут, это я знал точно. Духи так просто не сдадутся, они загнаны в угол, а загнанный зверь опасен вдвойне, так что строить иллюзии насчет удачного финала не стоит. О том, что меня убьют или убьют кого-то из моих друзей, о таком даже не хотелось думать, но это произойти может, ведь здесь война, и в нас стреляют.

Тяжело в такие минуты оставаться одному, тяжело бороться со своими мыслями, и что хуже всего, от этих мыслей ни куда не деться, они безжалостно преследуют тебя, каждую секунду, каждый миг.

Я задумался о вере в бога, мне нечасто такие мысли приходили в голову, но иногда бывало.

Духи нас называют неверными, по их понятиям мы не верим ни в бога, ни в черта. Это не правда, без веры в бога жить нельзя, просто у каждого свой бог, и верит в него каждый по-своему, и не обязательно для этого ходить в храм или сидеть перед иконой, главное верить. Я никогда не углублялся в понятия какой-либо веры, не читал религиозной литературы, не посещал божью обитель. Если говорят, что бог вездесущ, то зачем идти в церковь, к богу в таком случае можно обратиться отовсюду, где бы ты ни находился.

Что там, за чертою жизни? Я слышал, что, умирая, люди попадают на небеса, и мне всегда представляется эдакая длинная лестница ведущая в небо, и люди, отжившие свой век, вбирающиеся по ней наверх.

Я не заметил, как закемарил, мне в полудреме приснилось, как я взбираюсь по этой лестнице, и видел я себя как бы со стороны. Вот я восхожу на эту лестницу, все старики толпятся у входа, а я захожу на нее откуда-то сбоку и начинаю взбираться, но видел я себя не стариком, а молодым, таким как сейчас.

Очнувшись от дремоты, я заметил, что начало светать, часы показывали полшестого утра, кемарил я минут десять, не больше. Что за чертовщина мне приснилась, я видел себя взбирающегося по лестнице в небеса. Но почему я видел себя таким, как сейчас? Может потому, что я боюсь старости, и мне трудно представить себя немощным стариком, одиноким и никому не нужным. А может быть? Не, не, об этом лучше не думать, только не сейчас.

Стрельба почти прекратилась, кое-где изредка раздавались выстрелы, наверное, всем уже надоело стрелять без всякого толку. Послышался гул моторов, и через минуту подъехал БТР, потом раздался голос комбата:

– Есть кто живой?!

– Да есть, товарищ майор. Сержант Бережной, – ответил я, и выглянул из-за баков.

– Ну, как дела, сержант?

– Да нормально, ночь прошла спокойно.

– В шесть поднимай экипаж, и готовьтесь. После того, как вертушки поработают кишлак, сразу пойдет пехота. Сидите на связи и ждите команды.

– Понял, товарищ майор.

БТР комбата дернулся с места и поехал в сторону танковой точки. Я спрыгнул с брони и зашел за БТР, чтоб облегчиться по малому, и спокойно покурить. Последние пол часа тянулись долго, в голову непроизвольно лезли мысли о боге, о жизни, о смерти, в сознании всплывал недавний сон. Хотелось закричать: «Да пропади все это пропадом!» и бежать, бежать, бежать – от жизни, от смерти, от войны, от себя, но что-то сдерживало весь этот порыв, и я покорно сидел и ждал, тешась мыслью, а может, пронесет и в этот раз?

Я посмотрел на часы, ну что ж, пора будить пацанов, хотя солнце еще не взошло, но было уже светло, наступало утро.

Запрыгнув на броню, я залез в командирский люк БТРа, пацаны спокойно спали, посмотрев на них пару минут, я ткнул Туркмена в плечо:

– Туркмен, вставай, пора.

– Не, не волде, – на родном языке выкрикнул Туркмен.

– Вставай Туркмен, – я продолжал его трясти.

Туркмен открыл глаза, посмотрел на меня, потом огляделся вокруг и спросил:

– Юра, это ты? А сколько время?

– Начало седьмого, буди остальных, – сказал я ему и вылез на броню.

Я сидел на броне и набивал «магазины» патронами готовясь к проческе, вдали показался БТР, через минуты три к нашему блоку подкатила машина ротного. Пацаны уже попросыпались и начали друг за другом вылезать из люков.

– Ну, как спалось, вояки? – спросил ротный.

– Спалось нормально, теперь надо думать, как бодрствовать будем, – ответил я.

Петруха, высунувшись из люка, начал мне показывать жестами из-за спины ротного, мол, чарс есть?

Я кивнул, Петруха нырнул опять в люк, спустя время из десантного люка вылез Закаров и направился ко мне. Когда он подходил, я заметил у него синяк под глазом, и еще он закусывал губу, судя по всему, она была разбита.

– Петруха меня послал к тебе, – сказал Закиров опустив лицо, чтоб я не видел синяк у него под глазом.

– Кто тебе фонарь поставил?

– Да это я ударился в БТРе.

– Кому ты эту туфту вешаешь, Закиров? Ротному будешь эти сказки рассказывать. Смотри на меня.

Закиров поднял голову.

– Носорог? – спросил я его.

– Да нет, Юра, это я сам.

– Так, значит Носорог, больше не кому. Ну ладно, я ему Козу сделаю.

Я достал из кармана пластинку чарса и протянул ему, он взял и направился в свой БТР.

Ротный в это время, усердно что-то разглядывал в бинокль.

– Что там такое, командир? – спросил я.

– А это фрагмент из кинофильма «к нам приехал цирк», – ответил ротный, продолжая разглядывать подъехавшую технику.

– Какой еще цирк? – спросил я ротного.

– Сарбосы прикатили, наверное, с нами на проческу собрались.

– Это что, шутка? – с удивлением произнес я, и перепрыгнул на БТР ротного.

– Да нет же, все это вполне серьезно, – ответил ротный и протянул мне бинокль со словами:

– На, посмотри на это ополчение.

Я взял бинокль и стал смотреть: возле крайнего танкового блока действительно расположились сарбосы, там я заметил несколько танков образца Т-34 и пару машин БТР-40. Какой-то сарбосовский офицер стоял на броне танка, и что-то торжественно объявлял своим воякам. Меня приколола видуха БТР-40, этакий броневик с открытым верхом, в кузове которого сидели сарбосовские солдаты в два ряда, они держали перед собой автоматы и слушали офицера.

– Если одеть буденовки этим воинам в броневике, то смотреться это будет, как Ленин в октябре, – промолвил я и передал бинокль ротному.

– Ну ладно, готовьтесь, а я смотаюсь к крайнему блоку, узнаю, что там за катавасия, – сказал ротный и крикнул водиле:

– Петруха, трогай!

Ротный укатил в сторону сарбосов, а я продолжил набивать рожки патронами. Подошли Туркмен с Хасаном.

– Че ротный хотел? – спросил Хасан.

– Да так, мотается, делать ему нечего. К нам «зеленые» прикатили, на проческу пойдут тоже.

– Да ну, сарбосы с нами на проческу? Ты шутишь, Юра, – удивился Хасан.

– Да какие шутки, вон они у крайнего блока.

Хасан залез на броню и стал разглядывать сарбосов.

– Да ты иди глаза промой, и вообще умойся весь, а то у тебя вид, как будто по твоей роже танки буксовали, – сказал я Хасану.

– Точно сарбосы, вот прикол. Сапог, возьми котелок, набери воды и польешь мне! – крикнул Хасан, слезая с брони.

Со стороны гор показались четыре вертушки и взяли курс на кишлак. Я встал и крикнул пацанам:

– Мужики, готовимся быстрей, хорош тормозить, вертушки уже летят бомбить кишлак, скоро нас припашут.

Я запрыгнул в БТР и стал надевать на себя причандалы. Особенно готовиться не надо было, все уже было давно готово, «лифчик» затарен всем необходимым, магазины забиты патронами, оставалось все это напялить на себя и ждать приказа к выдвижению. Надев на себя все необходимое, я вылез из машины, и стал все это на себе поправлять. На мне была каска, бронежилет, поверх бронежилета я напялил «лифчик» с дополнительными боеприпасами и сигнальными ракетами. Потом я нацепил фляжку с водой на ремень и затянул его покрепче, чтоб бронежилет не болтался, поверх ремня я надел патронташ с гранатами для подствольника, проверил штык-нож, ножны от которого были закреплены к полусапожку на правой ноги. Ну, вроде все в порядке, и все на месте, и закурив сигарету я приготовился наблюдать, как вертушки будут пахать кишлак, вертушки в это время как раз были на подлете к кишлаку.

Спустя время ко мне подошли пацаны и тоже сели рядом, один Туркмен остался в кабине на рации, мы некоторое время сидели молча, и наблюдали за бомбежкой. Вертушки кругами вились над кишлаком, и черные полосы от ракет то и дело резали воздух, разнося в пыль дувалы.

Хасан достал забитую сигарету и предложил нам, мы отказались, тогда он прикурил ее и стал курить сам. Я вообще удивлялся с Хасана, ему пофигу, когда обкуриться, перед боем, после боя, или во время него. Я же старался не обкуриваться в экстремальных ситуациях, чтоб не торчать на изменах, да и обламываться под кайфом не очень-то приятно, тут и в нормальном состоянии нарываться на засаду облом, а по раскумарке облом в двойне. Хотя в Афгане подобные ситуации предугадать невозможно, и бывало не раз, когда колонна попадает под обстрел, а ты в этот момент накуренный, как удав. Духи, конечно, тоже все обкуренные чарсом, и еще покруче нас. Но тут разные ситуации, духи настроены на обстрел, ждут его и готовятся, поэтому им по кайфу долбить по нашим колоннам, особенно с гор. А мы-то не ожидаем этого, и думки у нас левые, а тут вдруг – нате вам, посыпался свинец на головы и пошла канонада. И уже после всего произошедшего сидишь и думаешь, неужели я живой, неужели пронесло, и зарекаешься, что все, мол, больше курить не буду этот проклятый чарс, но проходит час-другой и снова пошел косяк по кругу, и ничего с этим не поделаешь, это Восток, кто не был там, тому не понять.