"Разлучница" - читать интересную книгу автора (Леманн Кристина)

В следующую пятницу в девять утра Адельтрауд стремительно вошла в офис, где в этот день за одним из столов всегда сидела Жасмин, и пригласила ее в свой кабинет.

— Ну у тебя и нервы, Жасмин! О чем ты думала, когда подарила Роне детектор лжи? Ты не представляешь, в какое положение ты нас поставила! Боже мой, ведь вся повседневная жизнь состоит из маленьких и больших неправд! А нам всем пришлось говорить правду. Фальк заявил, что Северин крал чеки не для него, а для себя, и Понтер ему поверил. Фальк просто подставлял себя под удар ради брата.

Жасмин притворилась, что эта новость поразила ее. Адельтрауд, казалось, не могла остановиться:

— Наш старший сын играл в карты. Оказалось, что Северин был слабее, чем мы думали. Для нас это стало ужасным открытием. Ты подарила нам очень трудные выходные, Жасмин. Но отец и сын наконец-то поговорили откровенно, и это действительно чудесно. — Адельтрауд на мгновение задумалась и, вздохнув, произнесла: — Но знаешь, было довольно тяжело и больно. Может, в следующий раз ты подаришь Роне что-нибудь такое, с чем нельзя играть даже взрослым? Кстати, ты не хотела бы приехать к нам в Пеерхаген на Рождество? Роня будет очень рада.

— Спасибо, Адельтрауд, но я обещала родителям навестить их.

— Тогда в другой раз. Но пообещай, что приедешь.

На Рождество Жасмин действительно отправилась в Карлсруе.

— Ты плохо выглядишь, — заявила мать. — А что, с Рольфом ничего не вышло? Смотри, чтобы ты не осталась старой девой, как тетя Гортензия. Кому ты нужна в свои двадцать восемь?

Вольфрам больше порадовал родителей: его повысили в должности и поручили подготовить обвинение против Тиллера. Мать даже постепенно привыкла к Сюзи, подружке Вольфрама. Та работала в школе и очень старалась быть милой и веселой. Они купили квартиру в одном из домов на Вайфен-штрассе и собирались в следующем году пожениться и завести детей.

На второй день Рождества, распивая с Жасмин бутылку «Ротхауса», отец сказал:

— Я всегда считал, что ты у меня особенная. Выше голову, малышка! У тебя все получится!

На самом деле было не так уж плохо.

В октябре по вечерам Жасмин работала официанткой, а по утрам разносила газеты. На протяжении нескольких недель она видела Берлин только в сумерках. Бывало, когда за окном начинало светать, она только ложилась спать. Но потом улыбнулась удача: Жасмин предложили взять на себя возню с бумагами на одном небольшом предприятии в районе Кройцберга. Предприятие состояло из столярной мастерской, где трудились инвалиды, диетического ресторана, который толком и не работал, и мастерской, в которой две женщины делали сумочки из необычных материалов: дерева, жестяных банок или шин — в форме шара, куба или цилиндра. Пользовались они просто бешеной популярностью. С тех пор как Жасмин начала заниматься финансами, арендой и государственными субсидиями и при этом не ленились систематически проводить собрания, вся бухгалтерия стала сходиться.

По пятницам она помогала в «Золотой Розе». Убедившись в недюжинных организаторских способностях Жасмин, Гайер и Адельтрауд с удовольствием предоставили ей возможность устраивать встречи для желающих вступить в брак, где она тоже должна была присутствовать, но как можно более незаметно.

В январе предстояли переговоры с представителями социальных организаций города в связи с тем, что психолог агентства хотела создать кабинет для консультаций по психологическим проблемам женщин. Финансировать перепланировку флигеля в квартиру из пяти комнат и кухни должен был город.

Жасмин удалось договориться о получении намного большей суммы, чем она рассчитывала, и весь февраль прошел в переговорах с фирмами, составлявшими предварительную смету, которая не выдерживала никакой критики. Слишком низкие суммы — только чтобы получить заказ — никак не устраивали Жасмин. После того как она разбила весь заказ на несколько частей и стала договариваться по отдельности с каменщиками, электриками, слесарями и малярами Кройцберга, психолог уволилась. Она влюбилась, вышла замуж и переехала в Мюнхен. Жасмин рвала на себе волосы, и Адельтрауд, стараясь успокоить ее, поучительно говорила:

— Единственная постоянная вещь на свете — это человеческое непостоянство. Вот только Фальк становится все надежнее. Он уже начинает меня беспокоить. Работает как вол! А когда приходит домой, занимается только Роней. Даже в шахматы с ней часами играет. Девочка просто с ума сходит — все пытается победить отца. Но он не поддается, считая, что она заметит. Удивительно, насколько Роня упрямая. Вся в отца. Я Фальку сказала, что, по твоему мнению, у нее синдром отсутствия внимания. Мне кажется, ему стало легче. Теперь он не корит себя в том, что Роня быстро перескакивает с одной темы на другую. Ты же знаешь, мы подарили ей велосипед на день рождения, и с тех пор она очень много катается. Это пошло ей на пользу, а Фальк почему-то не радуется. Он пугает меня своим хладнокровием. Конечно, в доме стало спокойнее с тех пор, как он перестал сам чинить водопроводные трубы, окончательно ломая при этом не только их, но и все инструменты в доме. Но с ним что-то происходит… Я думаю, моему сыну нужна жена. Я ему уже предлагала подыскать. У нас же здесь просто золотая жила! Но Фальк, конечно, отказался.

Жасмин испугалась: однажды это должно случиться. И в один прекрасный день Адельтрауд сообщит ей, что у Фалька появилась подружка или что вернулась Николь.

— Фальк всегда был послушным мальчиком, — продолжала болтать Адельтрауд без всякой задней мысли. — Я без опаски высказывала ему свое мнение, поскольку знала, что он не обидится. Он всегда был со мной честен. Поэтому я как-то его спросила… — Тут она пронзительно посмотрела на Жасмин своими темными глазами. — Почему у вас ничего не вышло…

Жасмин едва не поперхнулась.

— Но он не захотел говорить. А вы были такой красивой парой! Помнишь, когда вы в прошлом году, в августе, возвращались вместе с причала. Вы поссорились?

Жасмин покачала головой.

— Не то чтобы…

— Жасмин, что между вами произошло? Роня сказала, что Фальк не хочет тебя видеть, и он даже не возразил ей. Честно говоря, все это напоминает мне театральное представление.

— Я… Я думаю, что… — пробормотала Жасмин и сделала глубокий вдох. — Дело в том, что он не хочет простить мне одну… ложь, точнее, несколько.

— Даже несколько! — Адельтрауд опять налила себе чай и с любопытством посмотрела на нее.

И вдруг Жасмин почувствовала, что Адельтрауд не съест ее и не прогонит, если она признается в ошибках, которые совершила.

— Я, — начала Жасмин, — пять лет работала в агентстве, которое…

Тут дверь распахнулась и в комнату влетела фрау Гайер.

— Только что звонил граф. Он возмущался, что девушка не пришла к нему на встречу, а он прождал ее целых два часа. Он очень сердит.

Адельтрауд вздохнула.

— Это же не первая встреча с этой девушкой?

— Нет, третья.

— Ну почему они не понимают, что, начиная со второй встречи, все зависит только от них: придет девушка на третье свидание или нет. Ладно, фрау Гайер, соедините меня с ним.

Жасмин знала, о ком они говорили. Граф хотел себе в жены женщину, которая бы выглядела как топ-модель, а ее родословная восходила бы как минимум к Карлу Великому. К тому же у избранницы должны быть деньги, потому что небольшой замок графа на берегу Бодензе требовал средств на поддержание в нем порядка, а сам жених не располагал такими деньгами. Ему подыскали дочку алльгейского сырного магната — очень красивую и богатую. И граф смирился с тем, что она из не очень древней и славной семьи.

Проблема теперь была только в отце девушки, настоящем швабском крестьянине, который заявил, что не отдаст графу деньги. Он даже собирался лишить дочь наследства. Жасмин пояснила пригорюнившейся девушке, что при сегодняшних возможностях следить за своим здоровьем, особенно, здоровьем алльгейского крестьянина, ей придется долго ждать, прежде чем дело дойдет до наследства. А пока что у нее были земельные угодья и поселок, который старик подарил ей, чтобы увернуться от налогов. Это, кажется, успокоило претендентку в графини. Но видимо, что-то произошло.

Пока Адельтрауд пыталась успокоить возмущенного клиента, Жасмин вернулась за свой стол в офис, где сидели штатные сотрудницы, и позвонила Лизелотте. Дружба победила, и секрет раскрылся: подруга подтвердила, что Глория получила заказ от производителя сыров из Кристацгофен и этим делом уже занимается Ванесса.

По улицам Берлина хлестал противный дождь, принесенный западным ветром. При сильных порывах зонты то и дело выворачивались. Лица немногочисленных прохожих были хмурыми.

Фальк припарковал машину на Карл Маркс-штрассе неподалеку от дома Жасмин и позвонил ей с мобильного. Никто не отвечал. Было одиннадцать часов. Конечно, Жасмин на работе. Но где? От матери он знал, что она работала в Кройцберге, но адрес не спросил.

Две недели назад мать застала его ночью в кухне, где он почему-то сидел, не включая света. Фальк молча смотрел на раковину в углу и видел перед собой Жасмин, вспоминая, как она яростно критиковала некоторые неудобства современных кухонь. Мать включила свет и спросила его о Жасмин — прямо, но и как бы между прочим, как она всегда это делала.

— Мама, — сознался он, — Жасмин слишком непонятна для меня. Я ее не понимаю.

— Что ты не понимаешь? — голос матери звучал ласково, как в те времена, когда она садилась на его кровать, чтобы утешить.

— Жасмин — чудесная женщина, — вырвалось у Фалька. — Она красивая, чувственная, умная. Но я не могу понять, чего она хочет, что она чувствует по отношению ко мне.

— Так спроси ее.

«Исключено», — подумал он тогда, но промолчал. Как он узнает, насколько она честна с ним?

— Она любила Северина, мама, — пояснил Фальк. — А я… Я был для нее вторым, только вторым.

Адельтрауд рассмеялась.

— Вторым? Невысокого же ты о себе мнения! Может, ты не давал ей понять ничего, кроме сожаления, что она встретила первым не тебя, а Северина? Но вот что я тебе, Фальк, скажу: вторая любовь — настоящая. Первая — это просто девичьи мечты. Ничего серьезного у них с Северином не было. Кстати, она могла соблазнить его еще до свадьбы, но не сделала этого.

Фальк не возразил ей.

— Поговори с ней, — продолжала Адельтрауд. — Ты же не успокоишься, пока вы не выясните свои отношения. Будь приветлив, разумен, спокоен и не забывай слушать ее. Вы, мужчины, все время забываете об этом.

Две недели Фальк мучительно размышлял. Ему было стыдно, что он сомневается в себе, страдая от душевной боли. Казалось, что он отчаянно борется с ветряными мельницами, пытаясь подавить в себе чувства к Жасмин. В конце концов Фальк решил поехать в Берлин, чтобы разыскать ее. В крайнем случае, если встреча по какой-то причине не состоится, он позвонит ей и задаст самый главный вопрос.

Но ее не было дома.

Весь день Фальк слонялся по Берлину, раздражая и партнеров по бизнесу, и друзей, особенно Ахима. В половине шестого ее все еще не было дома. Фальк звонил каждые полчаса, но никто не брал трубку. Уже где-то в начале одиннадцатого на другом конце сняли трубку, но Фальк так испугался, что чуть было не проглотил язык и едва смог вымолвить слово. Оказалось, что он ошибся номером. В половине двенадцатого он перестал набирать номер Жасмин.

Фальк переночевал в доме на берегу Ваннзе, пытаясь привести свои мысли в порядок. Его не покидало чувство, что он все делает неправильно. Незадолго до рассвета какая-то мысль выдернула его из полудремы и он очнулся. К черту все прелюдии! Нужно просто сказать, что он любит ее. А потом спросить Жасмин и ждать ответа. Фальк схватил мобильник — телефон лежал тут же, на столике. Но прилично ли звонить куда-нибудь в шесть утра? Наверное, да, если речь идет о жизни и смерти. Он набрал номер. Гудок… еще гудок, и еще.

Он был поражен. Нормальные люди в шесть часов утра обычно бывают дома. Значит, Жасмин ночевала где-то в другом месте, вероятно у своего парня.

Фальк пошел в ванную. Душ освежил его. Если он вернется в Пеерхаген, то ему придется признать свое поражение и окончательно перевернуть эту страницу своей жизни. Возможно, он так и сделает, но хотелось бы по крайней мере знать почему.

Целый час он бродил по пустынному, мокрому и серому Николайфиртель в ожидании, когда же откроется агентство «Геран». Из кафе «Цум Нусбаум», что на углу, он увидел какую-то женщину, которая держала в руке зонт и пыталась открыть ключом дверь в доме, где располагалось агентство. Он узнал ее — это была секретарша. Фальк пошел за ней и, недолго думая, ворвался в офис. Петра как раз повесила мокрый плащ и собиралась поправить прическу.

— Госпожа Геран придет не раньше одиннадцати. Она пошла к стоматологу, — холодно пояснила секретарша.

— Хорошо, я подожду столько, сколько потребуется.

И стал ждать. Он стоял у окна и смотрел на затянутое тучами небо. Потом разглядывал цветы, украшавшие уголок для посетителей, и висевшие на стенах фотографии греческих и еще каких-то островов.

Сотрудники офиса начали приходить около девяти, среди них — одна маленькая, толстенькая женщина с глазами навыкате. Она украдкой поглядывала на него и улыбалась. Красивая блондинка со стрижкой каре бросила на Фалька довольно откровенный взгляд. Наконец явился и этот неприятный мужчина по имени Рольф.

— Господин Розеншток! — крикнул он и остановился, когда Фальк повернулся к нему. — Ваш чек оказался необеспеченным.

Фальк сдержанно улыбнулся.

— Это мое упущение. Со мной такое бывает, когда все хотят от меня денег.

Рольф отвернулся, пробормотав сквозь зубы ругательство, которое Фальк, правда, все равно не расслышал. Вскоре пришла Глория Геран.

— Вы ко мне, господин Розеншток? — прогнусавила она. — Очень жаль, что вам пришлось ждать, но мне нужно было к стоматологу. Проходите же. Простите, я не могу сейчас говорить четко. Ничего не чувствую. — Она притронулась к своей левой щеке. — Чем могу быть полезна?

Они сели в уголке. Петра принесла кофейные чашки и термос.

— Я ищу Жасмин Кандель, — начал Фальк, когда они остались одни.

— Она здесь больше не работает. С августа.

— Я знаю.

Глория задумчиво потрогала онемевшим языком припухшую десну и прошепелявила:

— Если вы знаете об этом, то зачем тогда пришли?

— Может быть, вы скажете, где она работает теперь.

— Может быть.

Фальк засунул руку во внутренний карман и достал бумажник, полный купюр редкого сиреневого цвета. Он неторопливо вытащил пару пятисотенных купюр и посмотрел на Глорию.

Глория, казалось, онемела и молча наблюдала за ним.

Фальк ждал.

— Я не могу дать вам ее домашний адрес, — наконец произнесла она.

— Он у меня есть.

— Тогда… Я действительно не могу вам сказать, где теперь работает Жасмин. Мы не поддерживаем с ней связь. Мы прекратили все деловые отношения с тех пор, как она последний раз была здесь в сентябре и…

Фальк положил купюры на стеклянный стол, откинулся на спинку кресла и стал ждать продолжения.

— Ладно, почему бы, в конце концов, не сказать вам? Это делу не повредит, да и Жасмин не обязывала меня хранить молчание. Тут дело вот в чем. В середине сентября в Берлин приезжала Николь Тиллер. Тогда ваши родители путешествовали, а вы были на какой-то ярмарке. Николь разыскала Жасмин, и они встретились. Речь шла о деньгах. Насколько мне известно, Николь угрожала, что расскажет представителям прессы какую-то сногсшибательную историю о Розенштоках. Жасмин пришла ко мне и попросила… вернуть ей долг.

Фальк с трудом сдерживал себя, чтобы не выругаться.

— Сколько? — выдохнул он.

— Я была должна ей восемьдесят девять тысяч евро. Но я знаю, что Николь получила ровно сто двадцать тысяч.

Сказать, что Фальку стало стыдно, значило ничего не сказать. Он молча встал, сжав кулаки, слегка поклонился и вышел.