"Один прекрасный вечер" - читать интересную книгу автора (Додд Кристина)

Глава 18

Клариса шла в библиотеку, забыв о Норвале, об Эми, о гостьях бала с их заботами о цвете лица. У Кларисы свело живот в предвкушении встречи с Хепберном.

Заметив, что Норвал чем-то встревожен, она остановилась и спросила:

– У тебя неприятности, Норвал? – Норвал зашаркал ногами.

– Да, ваше высочество. Хозяин велел сказать вам, чтобы вы шли в библиотеку сразу, как только закончите с дамами. Но… но я работал в другом месте. – Норвал покраснел под ее испытующим взглядом и торопливо, добавил: – Я говорил с одной из горничных и забыл вам это сказать.

– Ну, тогда мы ничего ему не скажем. – Клариса торопилась поскорее увидеться с Робертом.

– Хозяин все видит, и у него грозный нрав. – Норвал понизил голос до шепота: – Я слышал, вчера он убил десятерых разбойников голыми руками.

– Не десятерых, а двоих. И не убил, а побил. – Ей и самой было трудно поверить в то, что она успокаивает Норвала, хотя сама вчера чуть не умерла от страха, наблюдая за схваткой.

– На кухне говорят, что Хепберн не в себе, – прошептал Норвал.

– Он не сумасшедший, это точно, – раздраженно возразила Клариса. – Так и скажи им.

Норвал поклонился и торопливо пошел прочь.

Как глупо считать Хепберна сумасшедшим лишь потому, что он побил разбойников! Впрочем, она тоже склонялась к этой мысли, но прошлой ночью изменила свое мнение. Прошлая ночь…

Дрожащими пальцами Клариса заправила за ухо выбившуюся прядь.

Прошлой ночью она ненавидела его, и любила, и боялась. И легла с ним.

О Боже! Все эти несколько дней ее пребывания в Маккензи-Мэнор Клариса боялась его безумия. А может, она сама лишилась рассудка? Она шла к Хепберну и не знала, что скажет ему.

Яркий солнечный, свет, лившийся в окна, должен был придать ей храбрости, но она, напротив, боялась, что этот свет высветит ее мысли и все их увидят.

Внутренний голос насмешливо переспросил: «Все?»

Коридор был пуст. Она сама себя обманывала. Единственный, от кого ей хотелось спрятать свои мысли, был Хепберн. Потому что вчерашняя ночь была великолепна, потому что ей было неловко, и она так и не смогла осмыслить все произошедшее с нею.

Вот она, дверь в библиотеку. Прямо перед ней Клариса замерла. Он был по другую сторону границы. Прошлой ночью, вернувшись к себе в спальню, она уснула лишь под утро. Новые открытия боролись в ее сознании со старыми мечтами, ее бросало то в жар, то в холод, то возносило к ликующим высотам, то опрокидывало в бездну отчаяния. Сейчас ей предстояло столкнуться с ним лицом к лицу, и она не была к этому готова.

Впрочем, к такому невозможно подготовиться.

Шелест шелка и звук шагов за ее спиной заставили Кларису обернуться. Лариса быстро шла к ней. Взгляд ее был устремлен на Кларису, и в нем было меньше тепла и участия, чем во взгляде ястреба, высматривающего добычу.

– Принцесса Клариса! – раздраженно и требовательно крикнула она. Голос ее нисколько не напоминал тот сладострастный шепот, каким она обращалась к лорду Хепберну. – Я требую, чтобы вы немедленно явились ко мне в спальню!

Как интересно! Лариса и ее мамаша ясно дали понять, как они относятся к услугам принцессы.

– Могу я узнать причину?

Сначала, грудь у Ларисы сделалась пунцовой, и эта краска медленно поднялась вверх, заливая шею, щеки и лоб.

– Потому что я вам велю.

Но теперь и Клариса увидела причину. На людях Лариса могла заявлять, что ни за что не станет пользоваться маскирующими кремами Кларисы, но теперь на переносице у нее вскочил прыщ.

– Простите, мисс Трамбулл, но это невозможно. У меня другая встреча. – Клариса говорила вежливо, спокойным, ровным тоном. – Может быть, позже?

Лариса еще сильнее покраснела, а прыщ на переносице стал лиловым.

– Принцесса Клариса, – с нажимом на слове «принцесса» сказала Лариса, – вы не представляете, с кем говорите. Я – единственная дочь Реджинальда Бафорда, графа Трамбулл, и Анны Джоан Старк-Нэш, наследницы замка Грехем, и мы не желаем мириться с тем, чтобы нам дерзила какая-то торговка. – Она надменно улыбнулась. – Даже та, что называет себя свергнутой принцессой некой неизвестной страны, которая, несомненно, существует лишь в вашем горячечном воображении.

Кларисе и раньше приходилось терпеть оскорбления, но высокомерие этой выскочки задело Кларису за живое.

– Моя дорогая мисс Трамбулл, хотелось бы верить, что ваши предки действительно столь почтенны. Верите ли вы в мое королевское происхождение или нет, мне безразлично. Что для меня важно, так это то, что если я дала слово помочь кому-то другому, я его держу. – И с хлесткой презрительностью добавила; – Не сомневаюсь, что леди столь высокого ранга понимает, насколько важно держать данное слово.

Лицо Ларисы перекосило от ярости. Она подошла к принцессе и замахнулась, чтобы дать Кларисе пощечину.

Но в этот момент из библиотеки донесся голос Хепберна:

– Ваше высочество, благодарю вас за то, что вы, при всей вашей занятости, нашли время поговорить со мной.

Рука Ларисы задрожала и безвольно опустилась.

– О, мисс Трамбулл! – с притворным удивлением воскликнул Хепберн. Он стоял в дверях, прислонившись к косяку. Лариса поняла, что он все видел и слышал. – Я вас не заметил. Надеюсь, ваше высочество, я не помешал вашему разговору с мисс Трамбулл.

Грудь Ларисы заколыхалась.

– Я… Я вас не слышала, – только и смогла произнести Лариса.

– Разумеется. – Хепберн окинул ее взглядом с головы до пят и ясно дал понять, что увиденное ему не понравилось. – Знаю, что вы меня не слышали.

Лариса понимала, что только что продемонстрировала свою грубость и мелочность мужчине, которого, как всем объявила, вознамерилась завоевать. Однако она решила обвинить во всем Кларису.

– Принцесса Клариса вела себя со мной оскорбительно. – Хепберн отделился от косяка, выпрямился и, сбросил с себя маску праздного безразличия.

– Мисс Трамбулл, к числу того, что вызывает у меня отвращение, относится очевидная демонстрация женских прелестей, которые лучше бы едва обозначать, чем вываливать на всеобщее обозрение. Я также нахожу безудержную зависть крайне вульгарной. Вы виновны и в том и в другом, и пока не научитесь вести себя пристойно, предлагаю вам вернуться в класс.

Лариса во все глаза смотрела на Хепберна. Кровь отлила у нее от лица. Она хотела ответить, но так и не проронила ни слова. Наконец она развернулась и в жалкой попытке сохранить достоинство засеменила прочь.

Клариса смотрела ей вслед. Ей было неловко от сознания того, что, дав себе волю, обидела другого человека.

– Мы обе оказались не на высоте.

– Что вы имеете в виду? – Хепберн взял Кларису под руку и проводил в библиотеку. – Мисс Трамбулл – распущенная дерзкая девчонка и заслужила хорошую порку.

– Да, но теперь ей всякий раз будет стыдно поднять на вас глаза.

– Надеюсь.

Он не понимал и не хотел понимать, поэтому она сказала то, что он был в состоянии понять:

– Распущенные дерзкие девчонки вроде нее имеют тенденцию создавать проблемы для скромных торговок вроде меня. Мне следовало польстить ее самолюбию.

Кажется, Клариса забыла о том, что произошло между ними прошлой ночью. Роберту это не нравилось.

– Возможно, вы считаете, что мне следовало быть менее резким?

– Да!

Какая она все же глупая гусыня! Переживать из-за Ларисы, когда он стоял всего в двух шагах от нее!

– Но я поступаю так, как считаю нужным, – с чувственной хрипотцой произнес он.

Клариса резко повернула голову и уставилась на него, ее прелестный ротик был слегка приоткрыт.

Роберт с трудом сдержал смех. Теперь она вспомнила, опустила глаза, покраснела и отступила на шаг.

Хепберну не терпелось вернуть разговор в ту плоскость, которая его интересовала. Ему очень хотелось узнать, сожалеет ли она о том, что отдалась ему.

– Забудь о Ларисе. Нам нет до нее дела.

Клариса проскользнула мимо книжных полок. Розовое платье подчеркивало румянец ее щек и очень ей шло.

– Вам, может, и нет до нее дела, но я знаю, каково это – испытывать унижение, которое только что испытала она. Лариса наверняка испытала боль.

– Она уже все забыла. Таким, как она, все как с гуся вода. – Интересно, сколько пуговичек придется расстегнуть, чтобы наряд Кларисы соскользнул с плеч и пал к ее ногам шелковой лужицей? Он бы получил удовольствие, раздевая ее неторопливо, не вспугнув своей страстью. Он умел не торопиться. Прошлая ночь была исключением; прошлой ночью им овладело желание невиданной силы. В следующий раз все будет по-другому.

Он будет ухаживать за ней. Пусть не думает, что он всегда ведет себя как варвар, для которого что горячка схватки, что страсть – все едино.

Роберт открыл буфет, налил два бокала золотистого вина и протянул один Кларисе.

– Расскажите о себе. Что вы такого плохого сделали, чтобы потом испытывать унижение?

Она уставилась в бокал, словно вино было приманкой в западне. Собственно, так оно и было. Приманка, которая заставит ее войти с ним в более тесный контакт и ослабит тугой корсет предусмотрительности, в который она себя заточила Он не улыбнулся, когда она выхватила у него бокал, словно боялась обжечься об его пальцы. Пока все шло точно по плану. События развивались довольно интересно. Хепберн уже не помнил, когда испытывал нечто подобное.

– Каждый терпел унижения. И как бы нам ни хотелось забыть о тех прискорбных обстоятельствах, память удерживает их. Но об этом не рассказывают джентльмену, который… – Она запнулась и торопливо глотнула вина. Ее темные брови вспорхнули вверх. – Хорошее вино. Из Германии, да?

Клариса знала толк в вине. Взяв ее под руку, Хепберн провел ее в ту часть библиотеки, где стояли большие удобные кресла у просторного окна, где столы и полки были украшены изящной резьбой.

– Пожалуйста, присядьте. Здесь нам будет удобно обсудить вечера, которые у нас впереди.

Он удивился, заметив улыбку у нее на губах. Что такого забавного увидела она в предстоящих вечерах?

Затем он проследил за ее взглядом и увидел, что она смотрит на маленькую статуэтку Гермеса, готового взмыть в небо.

– Что?

Она села в кресло, на которое он указал.

– Я вспомнила один из случаев моего унижения.

Ах, вот и откровенность. Из нее ничего не пришлось вытаскивать щипцами. Все шло как по маслу. Прихватив бутылку, он подошел к ее креслу вплотную.

– Вас не расстраивает это воспоминание?

– Нет. Скорее забавляет. – Покачав головой, она провела ладонью перед глазами, словно открывала завесу перед окном в прошлое. – Когда мне было девять лет, бабушка вдруг решила, что все статуи во дворце, а это были настоящие произведения искусства, из коллекций, неприличны. – Клариса рассмеялась, и лицо ее словно засветилось изнутри. – И бабушка приказала одеть все статуи в тоги, чтобы наше целомудрие не пострадало.

Она говорит о сестрах. Роберт подлил ей еще вина.

– А как насчет вашего целомудрия? Оно не пострадало?

– Да мы просто не замечали статуи. Они были частью убранства дворца, только и всего. Но стоило бабушке устроить всю эту суету, как у нас проснулось любопытство, и мы, приподняв тоги, стали исследовать свидетельства разницы полов.

– Ну конечно, – он прислонился к спинке ее кресла, – запретный плод сладок.

Она посмотрела на него. Она смотрела на него чуть дольше и пристальнее, чем ему бы хотелось, и улыбка ее угасла.

– Моя старшая сестра Сорча должна была стать королевой и была помолвлена с Рейнджером, принцем королевства Ришарт. – Клариса состроила рожицу. – Противный мальчишка. Мне было очень жаль Сорчу. И вот она, я и наша младшая сестра устроили так, что, когда папа объявил об этом, мы потянули за веревку, и все тоги разом упали. – Клариса рассмеялась.

Роберт молча смотрел на нее, чувствуя, как наливается желанием его плоть. Она не была самой красивой из женщин, встречавшихся на его пути. Маленького роста, приветливая, настороженная. У нее была гладкая как шелк золотистая кожа и необычайно доброе сердце. Он был с ней и хотел снова быть с ней. И снова. И снова, пока не исчезнет мир, пока в нем не останется лишь она одна Клариса с ее нежными руками и нежным сердцем.

Не подозревая о его мыслях, Клариса продолжала:

– Некоторые тоги застряли на определенных частях тела, если вы понимаете, о чем я.

Он знал, что она имеет в виду, ему ли не знать? Хепберн усмехнулся.

– И от этого все стало гораздо хуже, – продолжала она. – Послы ужасно оскорбились, а бабушку трясло от ярости.

Клариса напомнила ему о том времени, когда он был молод, уверен в том, что в этом мире правит добро, уверен в надежности собственного положения и в собственном превосходстве. Еще он верил в семью, в любовь и в то, что зло всегда бывает наказано.

Теперь он ни во что не верил. И ничего не боялся. Даже смерти.

Клариса продолжала весело щебетать, не заметив перемены его настроения:

– Но папа… Готова поклясться, он тоже смеялся, – Клариса глотнула вина. – Нас в тот день отправили спать без ужина, в том числе и помолвленную принцессу.

И тут Роберт осознал, что верит Кларисе. Верит в то, что она – принцесса. Воспоминания были слишком искренними, печаль и радость – настоящими. Она пыталась скрыть слезы, когда говорила о своей утерянной семье, улыбалась, но губы ее дрожали.

Она была принцессой, принцессой в изгнании, а он собирался использовать ее по своему усмотрению и брать ее так часто, как ему захочется. Потому что в конечном итоге что бы между ними ни было, страсть нельзя отрицать. Он познал многих женщин. Некоторые были красивы, некоторые – загадочны, некоторые – доступны, кое-кто с опытом, но ни одна из них не затронула его сердца. Ни одна не волновала его так, как Клариса. Она была бесценным сокровищем, он не представлял, как сможет жить без нее.

– Я знаю, вы не верите мне. Но в том, что я рассказывала вам о своей жизни, нет ни слова лжи.

– Вы ошибаетесь. Я вам верю.

– Милорд, я не ослышалась?

В ее янтарных глазах отразилось недоумение. Ее рука задрожала, когда она поставила бокал на стол.

Она не могла представить себе, что человек, который запугивал ее, издевался над ней, вдруг признался, что верит ей. Роберт повторил:

– Я верю вам. Я верю, что вы принцесса. Вы можете обманывать и хитрить в том, что касается ваших кремов и мазей, но насчет вашего королевского происхождения вы не лукавите. Мне неизвестны обстоятельства, которые привели вас сюда, но, судя по вашему благородству, вы – принцесса. – Он чувствовал презрение к себе. Скривив губы, он зашагал по комнате и отступил в тень. – Но мне наплевать на это, потому что я все равно вас хочу.

Кларисе хотелось закружиться в танце, громким криком выразить свою радость. После стольких лет изгнания, если бы кто-то другой сказал, что верит ей, она задумалась бы о его мотивах. Но когда об этом ей говорит Хепберн, мужчина с циничной душой, и загрубевшим сердцем, она не может ему не верить. Она едва понимала себя. Она знала, что он не лжет. Ему ни к чему прибегать ко лжи, чтобы заставить ее выполнить его волю. Зачем ему это? Ведь она обещала выполнить его требование и появиться на балу в обличье другой женщины.

Он уже овладел ею. Теперь он дарил ей самое драгоценное из того, что мог дать. Свое доверие.

Клариса подошла к нему, положила руки ему на плечи и произнесла:

– Я тоже вас хочу.

Тело его было горячим под ее ладонями. Он медленно поднял руки и схватил ее за кисти.

– И что?

Дыхание ее участилось.

– А то, милорд, что если вы хотите меня, я получу вас. На время. Когда весь этот балаган закончится, придет пора мне вас покинуть. – Она сплела пальцы с его пальцами, подняла его руку к губам, поцеловала и прикусила одну из костяшек.

Он подпрыгнул, словно она причинила ему боль, и глаза его зажглись голубым огнем. Взяв ее за подбородок, он опустил голову, приблизив губы к ее губам, и прошептал:

– Раз вы отдаете меня себе, не могли бы вы называть меня по имени?

– Роберт.

Он прикоснулся губами к ее губам. Она с жадностью приняла его язык, ей хотелось вновь испытать ту гармонию, которую он подарил ей, когда они вместе пели песнь страсти. Еще никто в мире не целовался так, как целовались они, купаясь в этом восхитительном море, в котором нежность смешалась с силой. Она обхватила его руками за плечи и, удерживая его голову, требовала дать ей то, что он один мог ей дать: горячие толчки его языка, его горячее дыхание.

И тогда он отстранился.

– Слышите? Экипажи уже у ворот. Начали съезжаться джентльмены с охоты. – Он посмотрел на нее, но во взгляде его уже не было страсти. Он смотрел на нее оценивающе. – Я должен объяснить, что именно требую от вас на балу. Вы готовы?

Готова? Да, она готова. Только он не об этом говорил, но не все ли равно? Сейчас она готова была сделать все, чего бы он ни пожелал. Но она не станет ему в этом признаваться. Должно быть, она опьянела от этого поцелуя, но, каким бы сильным ни было опьянение, она не забывала о его беспощадности. Она не позволит ему унизить себя. И Клариса очень спокойно произнесла:

– Объясните, чего именно вы от меня хотите, и я скажу, смогу ли я это выполнить.

– Я верю в вас, моя принцесса. – Губы его шевельнулись, голос у него был низкий и чуть хрипловатый, и этот голос дарил невысказанное обещание. – И когда вы все сделаете, обещаю вам, что Блейз станет вашим по праву. Навеки. – Она думала не только о коне, когда эхом отозвалась:

– Навеки.