"Лорд Престимион" - читать интересную книгу автора (Силверберг Роберт)

5

При лорде Конфалюме, а до него при лорде Пранкипине существовал обычай: во вторую субботу каждого месяца устраивать официальный прием у короналя.

Выдающихся граждан государства приглашали к короналю, и он оказывал им честь, уделяя каждому несколько секунд своего внимания. Престимион, хоть и считал этот обычай бессмысленным и даже неприятным, понимал его пользу для формирования тех связей, через которые осуществляется правление. Мгновение, проведенное в присутствии короналя, останется в памяти подданного на всю жизнь, человек всегда будет считать себя в каком-то смысле связанным с величием и властью правителя, и это придаст ему силы и наполнит глубокой благодарностью и вечной преданностью.

Престимион всего в третий раз после своего восшествия на престол нашел время для подобного приема.

Поскольку прием у короналя был в основном актом политического спектакля, он нуждался в тщательной постановке и репетиции. Среди прочих вещей ему пришлось потратить час или два накануне вечером и вместе с Зельдором Луудвидом, распорядителем, ответственным за подобные события, просмотреть программу мероприятий. При этом он старался запомнить какой-нибудь лестный факт о каждом из приглашенных.

Затем, в день церемонии, по крайней мере еще час отняла процедура одевания. Он должен выглядеть царственно величественным. Это означало надеть не просто какой-нибудь наряд в традиционных зеленых и золотистых тонах, которые символизировали должность и власть короналя. Это означало разодеться с изысканной роскошью: в различные сочетания меховых накидок, шелковые шарфы, жесткие пышные эполеты, диадемы, драгоценности и всякие прочие излишества. На него надевали то одно, то другое украшение, потом снимали, потом снова надевали, пока не добились необходимой степени величия.

Сегодня основным костюмом был свободный, с завышенной талией, золотистый бархатный дублет, с прорезями на груди и спине, открывающими зеленую шелковую сорочку под ним. Широкие рукава-крылья дублета, также разрезанные у локтей и тесно облегающие запястья, завершались кружевными отложными манжетами, частично скрытыми красивыми перчатками с раструбами из красной кожи. Сапоги с отворотами были из той же кожи, а выше виднелись зеленые шелковые чулки.

Сапоги вызвали некоторое замешательство, поскольку их подошва была утолщенной, что добавило к его росту два дюйма. Престимион уже давно примирился с тем, что он не так высок ростом, как многие другие мужчины, и это его совсем не волновало. Он даже редко вспоминал об этом. Искусственная прибавка в росте, которую давали эти сапоги, его оскорбляла, и он попросил, чтобы их унесли и заменили обыкновенной парой. После пятнадцатиминутной задержки обнаружилось, что в гардеробе нет других сапог такого цвета, который подходил бы к остальному костюму, и поэтому ему придется начать одевание сначала — в золотой дублет другого оттенка. Это вызвало у него бурную вспышку гнева, потому что и так уже было слишком поздно. И в конце концов он надел сапоги на платформе, хотя тот факт, что он смотрит на мир с высоты на два дюйма большей, чем обычно, его смущал.

На его голову, разумеется, возложили корону лорда Конфалюма — сложное нелепое сооружение из изумрудов, рубинов и пурпурных диниабасов на переплетениях ослепительного металла, громовым голосом возвещавшее, что ее носитель олицетворяет законную королевскую власть в государстве. А на груди висел золотой медальон с печатью лорда Стиамота в центре, который надел на него Конфалюм во время коронации. На вид это была современная репродукция медальона, который носили коронали древности. Но в действительности все было несколько иначе. Престимион сам, сговорившись с Сирифорном и покойным и всеми забытым принцем Корсибаром, придумал сказку об этом медальоне и нарисовал правдоподобную «копию» давно утерянного оригинала, чтобы подарить его лорду Конфалюму на сорокалетний юбилей пребывания в должности короналя. Теперь медальон перешел к самому Престимиону и дальше, наверное, будет переходить из века в век, от короналя к короналю, почитаемый и оберегаемый. Через пару сотен лет все будут безоговорочно верить, что сам легендарный лорд Стиамот носил именно этот медальон целую вечность тому назад.

Вот так рождаются прочные традиции, подумал он.

Лорд Конфалюм также украсил тронный зал треногами, курильницами и астрологическими вычислительными машинами своих придворных магов, не потому, что эти устройства играли какую-то роль в официальных придворных церемониях, но просто потому, что с возрастом ему все больше и больше нравилось окружать себя подобными вещами. Но Престимион был менее доверчивым человеком, чем Конфалюм.

Он хорошо понимал и просчитывал пользу применения магии в современной жизни Маджипура, но никогда не принимал ее с таким полным доверием, как широкие массы. Ведь она часто оказывалась ловким обманом, основанном на суеверии.

Поэтому он приказал вынести все магические приспособления Конфалюма из зала. Однако разрешил одному-двум магам быть под рукой во время приемов, чтобы потрафить вкусам публики. Если им необходимо верить, что он правит не только по милости Верховного Божества, но и с помощью тех демонов, духов или других сверхъестественных сил, которые в данный момент пользуются всеобщим уважением, он не станет их разочаровывать.

Сегодня дежурил Мондиганд-Климд — су-сухирис всегда обладал неоценимым даром внушать почтение, — а также, по особой просьбе Септаха Мелайна, еще два геоманта из Тидиаса, в высоких бронзовых шлемах и сверкающих металлом одеждах. Лорд Конфалюм привез их в Замок вместе со многими другими собратьями по профессии, и, по-видимому, они все еще оставались при дворе и получали зарплату, хотя и не занимали официальных постов в администрации нового короналя. Очевидно, эти двое пожаловались на безделье Септаху Мелайну, который сам был родом из Тидиаса, поэтому оказались здесь и теперь с суровым видом стояли по обеим сторонам от Мондиганд-Климда — внушительные, увенчанные шлемами символы царства сверхъестественных сил, существующего рядом со зримым, повседневным миром Маджипура. Тем не менее им не разрешено было произносить заклинаний, чертить невидимые силовые линии на полу или жечь разноцветные порошки, обладающие таинственными свойствами. Они были, скорее, простыми украшениями, подобно невероятно дорогим россыпям лунных камней, турмалинов, аметистов и сапфиров, которые при строительстве этого зала лорд Конфалюм приказал вставить в гигантские позолоченные балки потолка.

— Ваша светлость, — произнес Нилгир Сумананд. — Пора идти на прием.

Действительно, пора. Престимион вышел из туалетной комнаты и, неуклюже шагая в своих сапогах на толстой подошве, двинулся по коридорам и бесчисленным комнатам древнего Замка, который унаследовал после множества своих царственных предшественников. Он знал, что и сам после долгих лет правления наложит свой отпечаток на Замок короналя. В конце концов, существовала традиция, чтобы каждый правитель внес в него собственные дополнения и переделки.

Например, ряд небольших комнат, находящихся между туалетной комнатой и тронным залом Конфалюма, мог служить образцом неудачного использования пространства. Он задумал переделать их и соорудить большой зал суда, прилегающий к тронному залу, нечто грандиозное и огромное, с хрустальными люстрами и окнами из матового стекла. Строгая, но внушительная часовня для уединенных размышлений короналя также была бы здесь уместной. Существующая сейчас часовня выглядела маленькой и неуклюжей, добавленной как бы между прочим, и не отличалась никакими архитектурными достоинствами. А за пределами центральной части, возможно, над той безумной сторожевой башней, которую давным-давно соорудил лорд Ариок, Престимион хотел воздвигнуть музей истории Маджипура, архив, вмещающий свидетельства о далеком прошлом планеты, где коронали будущего могли бы изучать достижения своих предшественников и обдумывать собственные начинания. Но все это еще впереди. Его царствование только началось.

Без улыбки, не глядя ни вправо, ни влево, напряженной походкой, чтобы не упасть в этих неуклюжих сапогах, он вошел в тронный зал, торжественно наклонил голову в ответ на знаки Горящей Звезды, которые изображали подданные, и поднялся по многочисленным ступенькам пьедестала из красного дерева, на котором стоял сам трон.

Торжественно. Вот ключевое слово. Он лучше всех остальных знал, каким пустым маскарадом был этот спектакль. Его главная и единственная цель — внушать благоговение доверчивым людям. И все же, несмотря на весь свой ум и опыт и на склонность к непочтительности, которую Престимион надеялся никогда не потерять, он и сам в немалой степени преисполнился благоговения. Корональ должен верить в собственный маскарад, чтобы поверили и остальные.

А вера в величие и могущество лорда короналя основывалась на этом самом язычестве, на этом параде одеяний, тронов и корон, имеющем большое отношение, по его убеждению, к общему спокойствию и процветанию этой великой планеты в течение тринадцати тысячелетий, миновавших с тех пор, как здесь поселились первые люди. Корональ был олицетворением надежд, страхов и чаяний всей планеты. И все это теперь поручено заботам Престимиона Малдемарского, который слишком хорошо понимает, что он всего лишь человек и смертей, но тем не менее обязан вести себя так, словно он нечто гораздо большее. Если ради общественного блага он должен нарядиться в причудливые зеленые с золотом одеяния и сидеть с торжественным лицом на гигантской сверкающей глыбе черного опала, пронизанной красными как кровь прожилками рубина, пусть так и будет — он сыграет свою роль именно так, как от него ожидают.

Когда он сел на трон, слева от него встал Зельдор Луудвид, а неподалеку поставили стол с грудой наград, которые предстояло сегодня вручить. Немного поодаль стоял Мондиганд-Климд, а справа и слева от него — два геоманта из Тидиаса. По другую сторону от трона возвышались двое младших распорядителей дворца — массивные скандары, огромные даже для скандаров, с жезлами в руках. Престимион заметил в тени за ними Септаха Мелайна, который задумчиво смотрел на него. Присутствие на приеме Верховного канцлера было несколько необычным, но Престимион хорошо понимал, почему Септах Мелайн явился сюда сегодня.

Ибо вот стоит Симбилон Кайф, он ясно выделяется среди многочисленных граждан, которых в этот день должны представить короналю, своей торчащей гривой сверкающих серебром волос, а рядом с отцом — леди Вараиль, высокая, статная и красивая. И Септах Мелайн, — будь он проклят! — явился сюда, чтобы наблюдать за ее встречей с короналем.

— Его величество корональ Престимион приветствует вас в Замке, — торжественно провозгласил Зельдор Луудвид, — и извещает вас о том, что он внимательно изучил все ваши достижения и свершения и считает всех вас украшением государства.

Это было стандартное приветствие. Престимион слушал вполуха, но принял позу повышенного внимания, сидя совершенно прямо и глядя безмятежным взглядом на застывшую в ожидании толпу. Однако он старательно избегал останавливать свой взгляд на ком-нибудь одном. Он смотрел поверх голов на сияющий гобелен на дальней стене, где был изображен лорд Стиамот, принимающий знаки почтения от побежденных метаморфов.

Уже не впервые ему пришло в голову: интересно, сколько тысяч реалов потратил Конфалюм, пока был короналем, на создание этого сказочного тронного зала, носящего его имя. Престимион мысленно сделал себе отметку, когда-нибудь посмотреть в архивах точную цифру. Вероятно, больше, чем Стиамот потратил на строительство первого Замка. Потребовалось много лет, чтобы соорудить это помещение с высокими сводами, балками, инкрустированными драгоценными камнями и покрытыми тонкими листами светло-красного золота, с живописными гобеленами и полом из дорогого желтого дерева гурна. Один лишь трон, наверное, стоил целое состояние — не только потому, что сделан из колоссальной глыбы черного опала, но и благодаря массивным серебряным колоннам рядом с ним, поддерживающим огромный балдахин из золота, инкрустированный голубым перламутром. А, над всем этим сиял знак Горящей Звезды, сделанный из платины и пурпурного оникса.

Но, разумеется, Конфалюм не испытывал недостатка в деньгах. Маджипур никогда не знал таких времен расцвета и всеобщего благоденствия, как в годы его правления.

Конечно, во многом причиной стала удача: в течение многих десятилетий не было засух, наводнений, крупных бурь и других природных катаклизмов. Но, кроме того, прежний корональ, основываясь на трудах своего предшественника, лорда Пранкипина, резко снизил налоги, что тут же повысило благосостояние народа, а также потратил много усилий на то, чтобы найти и отменить древние и глупые ограничения, сдерживающие свободный поток товаров из одной провинции в другую. И разными другими способами убрал все ненужные помехи в торговле. В этом ему очень помогал Дантирия Самбайл, который в качестве прокуратора Ни-мойи за эти годы стал править Зимроэлем практически как полновластный король. Многие из древних правил торговли первоначально вводились для того, чтобы защитить интересы Зимроэля от более древнего и лучше развитого Алханроэля. Но Дантирия Самбайл понимал, что все эти устаревшие ограничения теперь приносят больше вреда, чем пользы, и не возражал против их отмены. В результате на всей планете резко возросла производительность труда, а также всеобщее благосостояние.

С точки зрения Престимиона, это было и хорошо и плохо. Он получил трон необыкновенно благополучной страны, и хотя теперь возникла необходимость ликвидировать ущерб, нанесенный гражданской войной, и решить проблему, возникшую в связи с тем, что Дантирия Самбайл перестал способствовать всеобщему благосостоянию и стал препятствием его росту, Престимион был уверен, что обе эти проблемы можно решить довольно быстро. И сделать это необходимо, не то, если в последующие годы ему не удастся сохранить и умножить тот уровень процветания, который был достигнут во времена лорда Конфалюма, имя его проклянут навеки.

Друг за другом отобранных на этот день кандидатов, чьи достоинства и достижения корональ изучил так тщательно, вызывали к трону, где они получали подтверждение признания своих заслуг.

Сегодня среди них не оказалось титулованных благородных особ. Аристократия получала награды другими способами. Собравшаяся сейчас перед короналем группа состояла из более скромных людей: чиновников из разных городов и провинций, деловых людей и фермеров, которые тем или иным способом способствовали развитию сельского хозяйства, а также художников и писателей, актеров, спортсменов; там была Даже пара ученых.

Обычно Престимиону удавалось вспомнить причину того, почему тот или иной из них получает награду на сегодняшней церемонии, или догадаться об этом по вводной фразе Зельдора Луудвида. Если ничего конкретного не приходило ему в голову, он всегда мог, по крайней мере, сделать общее замечание, подходящее к случаю. Так, когда мэр Кинтора вышла вперед получать награду за какое-то несомненно значительное муниципальное достижение, Престимион никак не смог вспомнить, что же совершила эта добрая женщина. Но для него не составило труда с большим оживлением побеседовать с ней о знаменитом мосте Кинтора, этом выдающемся инженерном сооружении, волшебным образом переброшенном через потрясающе широкую реку Зимр: любой ребенок на Маджипуре знал о нем хоть что-нибудь. Когда к трону приблизился психоживописец из Сефарада, нарисовавший знаменитую серию полотен, изображающих приливные озера Варфанира, Престимион обнаружил, что спутал этого человека с другим психоживописцем, известным своими портретами балерин, и не знает, который знаток озер, а который — танца. Тогда он совершил краткий экскурс в чудеса самого искусства психоживописи, заговорил о том, как его привлекает этот вид искусства, где художник запечатлевает свои образы на особым образом подготовленном психочувствительном полотне. Он выразил надежду когда-нибудь самому заняться этим видом искусства, когда заботы правителя позволят ему выделить достаточно времени для овладения им. И так далее: одна небольшая, ловко составленная речь за другой, милостивая, отточенная, царственная, после чего Зельдор Луудвид награждал кандидата соответствующим знаком отличия — яркой перевязью или , сверкающим медальоном, и мягко отсылал его обратно на место, куда тот возвращался с приятным головокружением от встречи с великим человеком.

Симбилона Кайфа представили одним из последних. В его случае, разумеется, у Престимиона не было проблем с памятью. Сначала он заговорил о важности частных банков, таких как банк Симбилона Кайфа, в стимулировании роста предпринимательства на Маджипуре, затем легко перешел к достижениям самого Симбилона Кайфа, поднявшегося из скромных заводских рабочих Сти до положения одного из влиятельнейших людей в мире финансов. Пока Престимион произносил свою речь, Симбилон Кайф не отрывал глаз от его лица, и Престимион снова спросил себя, не удалось ли этому хитрому, неприятному человеку каким-то образом связать коронованного правителя, сидящего перед ним высоко на троне, с бородатым торговцем, который явился в его дом в Сти за кредитом.

Однако Симбилон Кайф ничем не выдал такого понимания. На протяжении всей аудиенции у короналя его лицо неизменно выражало лишь благоговение и почтительность. А когда он принял из рук Зельдора Луудвида золотой венок ордена лорда Хэвилбоува и пробормотал слова благодарности, его голос звучал хрипло и взволнованно, а руки дрожали, словно он едва мог вынести ту огромную честь, которая была ему оказана.

После церемонии корональ всегда устраивал менее официальный прием в прилегающих комнатах для награжденных наиболее почетными наградами. Сейчас, как полагал Престимион, наступал момент триумфа режиссуры Септаха Мелайна. Ведь те, кто награжден орденом лорда Хэвилбоува, должны были присутствовать на этом втором приеме. Престимион неизбежно снова встретится с Симбилоном Кайфом и его дочерью при обстоятельствах, когда избежать более длительной беседы будет трудно. И даже невозможно.

Очевидно, это входило в замыслы Септаха Мелайна.

Престимион быстро и плавно скользил сквозь толпу в переполненном зале, на ходу кратко обмениваясь репликами с каждым из гостей. Неестественно толстые подошвы его сапог лишь немного мешали ему, хотя было странно ощущать себя таким высоким. Через некоторое время прямо по ходу своего движения он заметил нелепую шапку волос Симбилона Кайфа. Как ни странно, Вараиль не было нигде поблизости, но потом Престимион увидел ее в противоположном конце зала.

Она беседовала с Септахом Мелайном.

Банкир все еще казался подавленным всем происходящим. Он едва сумел, заикаясь, пробормотать несколько слов благодарности короналю за доброту и за сегодняшнее приглашение на прием. Через несколько мгновений он заговорил о собственных успехах, и его речь стала отрывистой и бессвязной, он тяжело дышал, и лицо его побагровело. Все это было вполне в его духе: сочетание высокого самомнения и крайней неуверенности в себе. Такое выступление банкира укрепило в Престимионе уверенность, что человек, подобный Симбилону Кайфу, вряд ли мог бы догадаться о связи между бородатым посетителем и короналем, стоящим теперь перед ним. И Вараиль явно не нарушила своего обещания и сохранила правду в тайне.

Пыхтение и заикание Симбилона Кайфа все продолжалось и продолжалось. Наконец Престимион отошел от него и двинулся вперед сквозь толпу, но прошло еще минут десять, пока он добрался до Вараиль.

Их взгляды встретились, и он почувствовал точно то же, что и раньше, в доме ее отца в Сти: тревожное жжение, как он удара электрическим током, дрожь волнения, неуверенности, смущения. И она тоже, в этом он был уверен — он заметил, как расширились ее ноздри, дрогнули уголки губ, глаза вдруг заметались, забегали, а по безупречным чертам лица медленно разлился румянец.

Это не иллюзия, подумал он. Это нечто очень реальное.

Но ощущение быстро прошло. Через мгновение она уже снова стала спокойной, холодной и уверенной в себе, совершенной моделью хорошо воспитанной девушки, которая хорошо знает, как следует вести себя в присутствии короналя. Она держалась в той же степени уравновешенно и достойно, в какой ее отец — нелепо и нервно, приветствовала его с подобающим почтением знаком Горящей Звезды и своим низким, изумительно музыкальным голосом, который он так хорошо запомнил после Сти, просто, но тепло поблагодарила за великую честь, оказанную ее отцу. Само событие больше ничего от нее и не требовало. Теперь Престимион мог бы просто принять ее благодарность, произнести пару ничего не значащих слов и отойти к другим гостям.

Но он видел, что Септах Мелайн стоит сбоку, скрестив на груди руки, и пристально наблюдает за ним с лукавой улыбкой. Он понимал, что сейчас преимущество на стороне друга. Искусный дуэлянт загнал его в угол.

Септах Мелайн не позволит ему струсить и так легко ускользнуть.

Тем временем Вараиль ждала. Престимион подыскивал нужные слова, которые перебросили бы мост через разделявшую их сейчас зияющую пропасть между короналем и его подданной и превратили бы их разговор в нормальную беседу мужчины и женщины. Но слова не находились. Возможна ли вообще подобная беседа? — подумал он. Он не имел представления, что сказать. С детства его учили вести себя непринужденно в любой дипломатической ситуации; но он не был подготовлен ни к чему подобному. И стоял теперь перед ней, немой и беспомощный.

В конце концов его спасла Вараиль. Он продолжал молчать, как замороженный, и постепенно спокойное выражение официальной почтительности на ее лице сменилось более мягким и менее чопорным. В глазах вспыхнула насмешливая искра, на губах появилась легкая тень игривой улыбки — молчаливое подтверждение того, что она уловила комизм их положения. Больше ничего и не понадобилось. Между ними тут же снова возник электрический ток — потрясающе интенсивный, внезапный.

На Престимиона нахлынула волна облегчения и восторга.

Ему трудно стало сохранять свою царственно строгую позу. Он несколько расслабился, выражение лица стало менее официальным, и она поняла намек. И тихо произнесла, глядя ему прямо в глаза, чего не смела сделать минуту назад, самым небрежным и неофициальным тоном:

— Вы сейчас выше ростом, чем тогда, в Сти. Тогда ваши глаза находились на одном уровне с моими.

Это был гигантский прыжок через все разделяющие их границы. И тут же, словно отпрянув в ужасе от собственной смелости, она тихо ахнула и сделала шаг назад, прижав кончики пальцев к губам. Они снова стали монархом и подданной.

Разве он не этого хотел? Нет-нет. Совсем не этого.

Так что теперь настала очередь Престимиона помочь ей, или мгновение будет потеряно.

— Эти дурацкие сапоги, — сказал он с улыбкой. — Считается, что в них я должен выглядеть внушительнее. Уверяю вас, больше вы их на мне не увидите.

В ее взгляде тут же снова вспыхнула насмешка.

— Сапоги не увижу Но увижу ли я снова вас?

Септах Мелайн, стоящий у стены в десяти шагах позади нее, кивнул головой и расплылся в восторженной улыбке.

— А вы бы хотели? — спросил Престимион.

— О… милорд… о да, милорд…

— Если хотите, для вас есть место при дворе, — сказал Престимион. — Септах Мелайн все устроит. Мне вскоре придется нанести визит в Лабиринт, но мы могли бы вместе пообедать после моего возвращения в Замок. Мне бы хотелось познакомиться с вами поближе.

— Это доставило бы мне огромное удовольствие, милорд. — На этот раз ее тон был одновременно официальным и нетерпеливым. Небольшая дрожь в голосе выдавала ее смущение. Несмотря на все свое внутреннее самообладание, она не знала, как справиться с возникшей ситуацией. Но и он тоже не знал. Престимион подумал: интересно, что именно наговорил ей Септах Мелайн о его намерениях? И еще интересно, каковы же эти его намерения?

А их беседа слишком затянулась. Теперь за ними наблюдал не только Септах Мелайн.

— Милорд? — произнесла она, когда он официально попрощался с ней и двинулся прочь.

— Да, Вараиль?

— Милорд, это действительно были вы, тогда, в нашем доме в Сти?

— А у вас остались какие-то сомнения?

— А зачем вы приходили к нам, могу я спросить?

— Чтобы встретить вас, — ответил Престимион и понял, что теперь назад дороги нет.