"Элайзабел Крэй и Темное Братство" - читать интересную книгу автора (Вудинг Крис)

6

Кэтлин и Таниэль возвращались к себе из особняка Тернеров, когда первые лучи солнца едва начали пробиваться сквозь густой туман. Такие холодные мглистые рассветы, когда на объятых тишиной улицах не видно ни души, были для охотников за нечистью куда более привычным временем суток, чем оживленные дневные часы.

— Тебя что-то тревожит, Таниэль, — сказала Кэтлин, вглядываясь в лицо юноши в полумраке кеба.

Таниэль пожал плечами и отвернулся к окну, сквозь которое не без труда можно было разглядеть очертания высоких домов на противоположной стороне переулка.

— Пайку я ее не отдам, — помолчав, глухо проговорил он. — Помешанная она или нет, но он ее не получит.

— Я с самого начала заметила, что она тебе небезразлична, — усмехнулась Кэтлин.

— Ничего смешного, — запальчиво произнес Таниэль.

Кэтлин задорно рассмеялась, откинув голову назад.

— Ну не дуйся, дружок. Не будь таким занудой. Ты всегда чересчур серьезно воспринимаешь все, что касается тебя лично. Капелька самоиронии тебе бы не повредила.

Таниэль метнул в ее сторону сердитый взгляд и не ответил ни слова.

— Послушай меня, Таниэль, — мягко произнесла Кэтлин. — Я понимаю, как тебе хочется спасти бедную девушку. Ты был бессилен помочь своей матери, предотвратить гибель отца, поэтому теперь ты себя чувствуешь…

— Кэтлин, — засопел Таниэль, — оставь это.

Она принялась внимательно изучать свои ногти.

— Я прежде всего хочу уберечь тебя от страданий. Вероятность того, что она безумна, очень велика. Ты не можешь этого не признать.

— Но я с ней говорил, да и ты тоже. Она в здравом уме, просто… С ней и в самом деле что-то не так, но это не душевная болезнь. Иначе я не оставил бы ее одну в пустом доме.

— Она приняла такую дозу успокоительного, — напомнила ему Кэтлин, — что наверняка проспит до середины утра. Насчет этого можно не беспокоиться.

Тем не менее, когда они вернулись, Элайзабел успела пробудиться и сидела в кресле у камина. Со спины были видны ее золотистые волосы, волнами ниспадающие на спинку кресла. В камине тлел огонь. Девушка никак не отреагировала на появление хозяев дома, и даже когда они ее окликнули, остановившись у входа, она не шевельнулась. Кэтлин взглянула на друга, недоуменно вскинув брови.

Таниэль, донельзя озадаченный, сделал несколько шагов вперед, чтобы заглянуть Элайзабел в лицо, и едва сдержал крик ужаса, когда она внезапно резким движением повернула голову в его сторону.

— Кто вы такие? — осведомилась она, и при звуках ее голоса Кэтлин, занятая чем-то в дальнем углу комнаты, обратила в ее сторону тревожно-вопросительный взгляд.

Таниэль не верил своим глазам. Элайзабел превратилась в старуху. На первый взгляд она осталась прежней: кожа ее была все такой же гладкой и свежей, черты лица такими же правильными, пальцы рук — тонкими. Изменилась до неузнаваемости ее манера держаться. Теперь Элайзабел горбилась у огня, как старая развалина. Голова ее была странно, по-черепашьи выдвинута вперед, шея словно окостенела. Черты ее юного лица стали как будто резче, углы рта опустились вниз, а пальцы скрючились, как если бы она страдала артритом. Кроме светло-лиловой ночной сорочки, подаренной Таниэлем, на ней не было никакой одежды.

— Кто вы такие? Сказано вам, отвечайте!

Голос бесспорно принадлежал ей, Элайзабел. Но произношение и интонации претерпели такие же изменения, как и ее внешность. Она говорила теперь с каким-то сильным и, насколько Таниэль мог судить, архаичным акцентом.

— Вы хорошо знаете, кто я такой, — ответил он.

Кэтлин подошла и встала рядом с ним, с нарастающей тревогой глядя на девушку. Она не хуже Таниэля понимала, что с той происходит нечто очень и очень скверное.

— Скажите на милость, я должна знать, кто он такой! — возмутилась Элайзабел. — Да я никогда прежде тебя не видала. И что это еще за мисс Элайзабел? Меня совсем не так зовут!

— Но тогда кто вы такая?

— Тэтч, вот кто я. Уж шестьдесят девятый годок так прозываюсь. Мужняя жена и вдова, чтоб ты знал. А вот вы-то кто такие будете? И что это за место? А? Где я? А ну отвечайте!

— Тэтч? — растерянно повторил Таниэль. — Тэтч?!

— Ну да, Тэтч. А ты, видать, деревенщина неученая, к тому же мозгов у тебя не густо, коли так туго соображаешь. Вот именно — туго, иначе не скажешь.

Таниэль никак не отреагировал на эти обидные слова. Он тяжело опустился в одно из кресел у камина. Кэтлин села в другое. Огонь, до которого никому теперь не было дела, по-прежнему едва тлел за решеткой.

— Хорошенькое дело! — прокаркала Элайзабел-Тэтч. — Устроились тут у моего очага, как будто я их пригласила садиться, и даже назваться не потрудились! Это зачем еще вы меня сюда притащили, а? У меня есть дела поважнее. Как с ними-то будет? Только время мое, которому цены нет, даром тратите А ведь знаете, что за мной — сила.

— А какие именно важные дела вам предстоят? — осторожно поинтересовалась Кэтлин.

— Знак мне свой сперва покажи, ясно? Покажи знак! Вы ведь не из Братства, так? Куда ж нелегкая занесла эту девчонку? Куда, спрашиваю? Ой-ей-ей, бедная моя головушка! Худо мне, ох, как худо! Почему это я должна так мучиться? За что мне такое наказание? Почему я должна с ней бороться? Да кто вы такие, в конце концов?!

Таниэль и Кэтлин переглянулись. Каждый мог прочесть в глазах другого свои собственные мысли. Им так хотелось надеяться, что они ослышались. Но оба понимали тщетность этих надежд: слово было сказано и услышано.

Братство.

Но только они собрались обсудить это, как Элайзабел заговорила снова, обращаясь к Таниэлю. В голосе ее слышалось сердитое нетерпение:

— Почему она до сих пор здесь?! Гляди! Гляди как следует, деревенский недоумок! Вот он, знак! Или опять станешь врать, что не понял?!

И с этими словами она кряхтя встала на ноги, завела руки назад и резким движением рванула за воротник рубашку, которая застегивалась сзади. Пуговицы с треском посыпались на пол. Ее спина обнажилась от лопаток до ягодиц. Это произошло столь внезапно, что Таниэль не успел отвести глаза, как следовало бы поступить воспитанному молодому человеку. И прежде чем он спохватился, взгляд его остановился на татуировке. Заметив этот темно-синий круг над копчиком девушки, он начисто позабыл о правилах приличия. Было что-то жуткое в этом клыкастом чудище, повернутом в три четверти оборота к зрителю. Изображение было омерзительным, как нельзя более отталкивающим, и тем не менее оно так и притягивало взор — эффект, свойственный магическим знакам, к числу которых данный рисунок, однако насколько Таниэль мог судить, не относился.

— Видал? — рявкнула Элайзабел. — Знак! Где ж это она таскается, паршивая девчонка? Почему я не могу доделать свою работу? Почему у меня голову точно обручем стянуло?!

В следующую минуту она без сил рухнула в кресло и зажмурила глаза.

— О-ох, голова моя, — донеслось до слуха Таниэля и Кэтлин ее едва внятное бормотание.

Гостья прижала ладони к вискам. Золотистые волосы заструились между ее скрюченными пальцами. Дыхание ее мало-помалу становились все медленнее и ровнее… И вот она вздрогнула, хватая ртом воздух, резко выпрямилась, откинула голову назад и открыла глаза. Теперь это снова была Элайзабел.

Перемена была разительной и мгновенной. Она больше не сутулилась, движения ее сделались более плавными и живыми, их больше не ограничивали боли в артритных суставах и неподатливость связок. К ней вернулась молодость. И когда она заговорила, голос ее зазвучал по-прежнему звонко, с привычными милыми интонациями, которые Таниэль за недолгое время их знакомства успел полюбить.

На лице девушки отразились сперва растерянность, затем испуг. Она обвела глазами комнату и обоих охотников, камин и коврик перед ним, поднялась на ноги… И тут только обнаружила то плачевное состояние, в каком пребывала ее одежда. Появиться перед малознакомыми людьми в ночной сорочке — это само по себе было ужасно, но позволить себе предстать перед ними с обнаженной до самых ягодиц спиной являлось неслыханным нарушением всех норм поведения, поступком до крайности неприличным и вызывающим. Ноги ее подкосились, и она снова опустилась в кресло, обхватив плечи ладонями.

— Я заснула, — произнесла она первое, что пришло ей в голову.

— Нет, — возразил Таниэль. — Ничего подобного.

Чердак, где обосновалась Кэтлин, прежде служил художественной мастерской матери Таниэля. Он был самым верхним помещением дома номер 273 по Крофтерс-Гейт и, в отличие от комнаты Таниэля, давал исчерпывающее представление о характере его нынешней хозяйки. В просторном зале отсутствовали стены и перегородки, он полностью просматривался отовсюду, и где бы ни находились хозяйка или ее гости, любой мог разглядеть каждый предмет обстановки, будь то миниатюрный столик или широкая кровать с четырьмя шаткими опорами для балдахина. Кровать стояла под одним из косых чердачных окошек, и в ясное время суток ее освещало солнце, которое беспрепятственно проникало во все углы сквозь многочисленные окна с северной и южной стороны и заливало своими яркими лучами жилище Кэтлин.

На чердаке безраздельно царил артистический беспорядок, что было вполне в духе его обитательницы. Ни один предмет убранства не соответствовал всем остальным ни цветом своим, ни формой, и все они валялись как попало или стояли в совершенно не предназначенных для них местах. Хвост чучела какой-то хищной птицы торчал из пасти чучела аллигатора, подвешенного к потолку и раскачивавшегося на сквозняке из стороны в сторону. Груды сложенных как попало книг высились возле книжных шкафов, поскольку у их владелицы не было желания и времени поставить их на полки, хотя большинство фолиантов были редкими и ценными изданиями, и стоимость почти любого из них равнялась месячной плате за наем большого особняка в центре Лондона. Темные, зловещего вида литые пентаграммы пылились на шкафах и полках, соседствуя с черными восковыми свечами, куклами и плюшевыми медвежатами. А над кроватью с расшатанных опор свешивался роскошный балдахин, траченный молью и порванный во многих местах, что свидетельствовало о его почтенном возрасте и о том, что когда-то он украшал собой более изысканную спальню.

— Вот здесь! — с торжеством воскликнула Кэтлин, извлекая из стопки растрепанную книгу в темно-коричневом кожаном переплете с вытесненным золотом названием на языке, который был Таниэлю незнаком.

Не вставая с корточек, она перебралась поближе к Таниэлю, сидевшему на скрипучем низком табурете, и поместила раскрытую книгу между ним и собой.

— Что это за язык такой? — спросил он, вглядываясь в непонятные значки, которыми были испещрены страницы.

— Санскрит, — рассеянно ответила Кэтлин, погрузившись в чтение. — Я помню, что видела нечто подобное где-то здесь…

Она привела Таниэля сюда, чтобы показать эту книгу, сразу же после того как он дал Элайзабел очередной порошок снотворного и проводил в спальню. Час для охотников за нечистью был уже поздний — утро полностью вступило в свои права. Обоим пора было отправляться в постель, но Кэтлин, словно ищейка, почуявшая след, не могла его оставить, пока он был еще теплый, и мчалась по нему с удивительным упорством и азартом.

— По-моему, он больше всего похож на осьминога, — сказала она.

— Разве у осьминогов бывают такие клыки? — возразил Таниэль, склоняясь над книгой, которая лежала перед ним вверх тормашками. — И под каким странным углом его изобразили: так и кажется, что он сейчас вырвется из своей рамки.

Кэтлин отвела взгляд от книги и забарабанила пальцами по колену, выстукивая какой-то мотив.

— Ты ведь помнишь, что она говорила?

Таниэль хмуро кивнул.

— Братство.

— Братство. — Кэтлин внезапно поднялась на ноги, вытянула руки и стала наклоняться назад и вниз, пока ее ладони не коснулись пола. Оттолкнувшись ступнями, она перекувырнулась в воздухе и с легкостью выпрямилась. — Может статься, — сказала она, склонив голову набок с лукавым выражением, которое нисколько не соответствовало серьезности ее слов, — что мы ввязались в нечто гораздо более опасное, чем нам казалось вначале. Ты готов идти до конца?

Таниэль откинулся назад, и ветхий табурет под ним протестующе заскрипел.

— У тебя когда-нибудь бывало такое ощущение, — спросил юноша, что выбор пути, по которому идешь, сделал за тебя кто-то другой? Что какая-то сила, названия которой ты не знаешь, зовет тебя, влечет, манит, сталкивает в сторону от той дороги, которую ты прежде считала своей? Понимаешь, мне кажется, что мной как будто кто-то руководит, а я вынужден слепо повиноваться. Потому что противиться этому призыву у меня нет сил.

Кэтлин сцепила ладони в замок и взглянула на него, изогнув бровь.

— Таниэль, ты выражаешься напыщенно и витиевато о самых обыденных вещах, как делают одни только мужчины Давай-ка повтори все то же самое, только попроще.

— Я… — неуверенно выдавил из себя он. — Я ей нужен.

— Ты нужен ей? — хихикнула Кэтлин. Таниэль проигнорировал ее насмешку.

— Она одинока, напугана, она стала жертвой чьих-то злых козней, и у нее нет больше никого на свете.

Он ненадолго смолк. На чердаке становилось все светлее. Ветер колыхнул занавеску на одном из приотворенных вертикальных окон.

— Я хочу с ней подружиться, — продолжал Таниэль, медленно подбирая слова. — Я хочу… какого-то разнообразия в своей жизни, понимаешь, Кэтлин? Она так непохожа на всех, кого я знал прежде. До недавнего времени она вела совсем иную жизнь, ничуть не похожую на мою. Мне хочется узнать, что это была за жизнь. А больше всего я бы хотел помочь ей.

Кэтлин понимающе улыбнулась. Она всегда понимала Таниэля. Они были родственными душами.

— Страница сто двадцать семь, — сказала она, кивком указывая на книгу.

Таниэль мельком взглянул на раскрытый том, перевел взгляд на Кэтлин и с упреком сказал:

— Ты с самого начала знала, где искать.

— Хотела с тобой поболтать, — усмехнулась Кэтлин и, посуровев, прибавила: — Прежде чем ты это увидишь.

— Так тебе известно, что это? — допытывался он. — Что это за знак? И его значение?

— О да, — ответила Кэтлин, и по ее тону он понял, что его ждет открытие не из приятных. — Он известен как шакх-морг. Этот символ используют приверженцы культа Глау Меска — Глубоководных. В последний раз его обнаружили тринадцать лет назад, на месте сборищ оккультистов в Чипсайде. Знак этот был составной частью многих из их церемоний. — Помедлив, она продолжила: — Эти люди поклоняются наиболее могущественным монстрам. Они устанавливают с ними определенные взаимоотношения, приносят им жертвы, работают на них, а те делятся с ними своей силой и мощью, своими сверхъестественными способностями.

— Но почему я об этом ничего не знал? — спросил Таниэль, хмурясь при мысли о столь серьезном пробеле в своем образовании.

— У нас в Лондоне последователей культов, подобных этому, в прежние времена было немало, но в наши дни их не так-то просто найти и разоблачить. Они или стали лучше маскироваться, или влились в более мощные сообщества. А кроме того, это работа пилеров. Мы, охотники, имеем дело с нечистью, что нам до этих дурацких сборищ, на которых кучка дегенератов пытается вызвать демона при помощи планшетки для спиритических сеансов и молитв, читаемых задом наперед? Ну а у пилеров, как водится, других забот по горло, им тоже не до оккультистов.

— Выходит, и она последовательница культа? И состоит в Братстве?

— Не исключено, — кивнула Кэтлин. — Но вряд ли члены Братства так глупы и неосторожны, чтобы метить свои тела татуировками и тем самым подбрасывать такую вескую улику против себя тем, кто их выслеживает. Нет, шакх-морг на ее копчике наверняка служит иным целям. Например, они нередко выжигают его на коже тех, кого потом приносят в жертву.

Кэтлин уселась на скамью возле Таниэля и сладко потянулась.

— Что же касается татуировки — как мне известно из многочисленных источников, они утруждают себя нанесением ее на кожу жертвы только в том случае, если обрекают ее не на мгновенную смерть, а на вселение в ее тело какой-то иной сущности.

— Но как им такое удается?

— Так ведь это только теория, — вздохнула Кэтлин. — Непроверенные слухи. И согласно теории, если духу необходимо тело, оно должно быть освобождено от души, которая в нем обитает от рождения. Жертве дается яд, который ее медленно убивает. И нуждающийся в телесной оболочке дух завладевает ею. Но он не станет поселяться в мертвом теле, а внедряется в умирающее. А перед самой смертью истерзанному телу вводится противоядие, и новый дух, вселившись в него, без труда побеждает прежний, ослабевший, и изгоняет его.

— Но в данном случае этого не произошло, — сказал Таниэль, понимающе кивая. — Чуждый телу Элайзабел дух не смог вытеснить ее душу, и теперь они вместе обитают в ней. — Он повернулся на табурете и, глядя Кэтлин в глаза, веско проговорил: — Элайзабел вовсе не помешанная. Она одержима. Кто-то вселил в ее тело эту Тэтч.

Кэтлин согласно кивнула.

— Похоже на то.

— Но какой цели может служить эта татуировка?

— А это приглашение. — Кэтлин встала и провела ладонями по бархатным брюкам, отряхивая их от пыли. — Опознавательный знак. Посторонний дух, как только его вызвали, должен по нему узнать тело, которое для него предназначили. Они дали ей яд, но девушка почему-то осталась жива. Возможно, она сопротивлялась изо всех сил, чего они от нее не ожидали. И Тэтч, когда появилась, застала жертву все еще полной сил и готовности бороться за свою жизнь.

— Братство! — воскликнул Таниэль, поднимаясь на ноги и прохаживаясь по чердаку. — Помнишь, она говорила, что ее сюда вызвало Братство?

— И теперь Элайзабел одержима этим духом, — сказала Кэтлин. — И я не сомневаюсь, что они жаждут заполучить ее назад — Внезапно она вскинула голову и хлопнула Таниэля по плечу. — Пошли в святилище! Мне кое-что пришло в голову.

В жилище каждого истребителя нечисти имелось по крайней мере одно святилище. Там они могли в полной изоляции от окружающего мира совершать свои ритуалы, производить необходимые эксперименты и процедуры. Обычно этим целям служили чердаки или подвалы. Святилище могло быть устроено в любом помещении, но независимо от его размеров, меблировки и внешнего убранства наличие большого числа амулетов, магических орудий, различных талисманов и оберегов придавало ему в глазах всякого, кто переступал его порог, некую таинственную значительность.

Святилище Таниэля и Кэтлин находилось в подвале их дома номер 273 по Крофтерс-Гейт. Это было просторное квадратное помещение с низким потолком, куда можно было попасть, открыв одну из дверей вестибюля и спустившись по каменным ступеням. Комната с ее деревянными панелями и блестящими черными плитами каменного пола освещалась газовыми лампами, укрепленными в нишах стен. Всякий, кто входил в нее и вдыхал ее тяжелый, неподвижный воздух, ощущал на себе гнетущую мрачность помещения. В одном из углов стояло ветвистое дерево, высохшее в камень, от ствола его во все стороны торчали заостренные на концах жесткие ветви. Под маленьким, задернутым шторой окошком, выходившим на Крофтерс-Гейт, над самым тротуаром, помещались две уродливые человекообразные фигуры, вырезанные из цельного куска древесины. Один из уродцев, приземистый, жирный и одновременно мускулистый, с отвратительным лицом горгульи и оскаленными заостренными зубами, отлитыми из меди, сидел на корточках, как жаба, и упирался ладонями в пол для равновесия. Другой стоял в полный рост за спиной первого, чуть наклонившись, и его непропорционально длинные волосатые руки свисали вдоль туловища. Лицо у него было плоским, широким, свирепые черты почти скрывала копна густых длинных волос. Оба были одеты в длинные рубахи без рукавов. Внизу, на подставке, блестела медная дощечка с выгравированными именами уродов: Живоглот и Костолом. Таниэль ненавидел эти изваяния, которые достались ему в наследство от отца. Кэтлин они, напротив, нравились.

Но главным в комнате несомненно был алтарь из черного мрамора и полированного металла, помещенный в дальнем углу. На нем в безупречном порядке были расставлены спиртовки, сосуды различной формы и восковые палочки. Поблизости от алтаря стояла дубовая этажерка, полки которой были уставлены всевозможной утварью — орудиями, необходимыми в деле охотников за нечистью. Тут имелись талисманы, склянки с высушенной кровью, плавильные тигли, всевозможные силки, кинжалы и тому подобное. Сведения о пользе многих из этих предметов в борьбе против всяческой нежити были почерпнуты из одних лишь народных поверий, и однако их применение неизменно оказывалось действенным. То, что большинство легенд основывается на реальных событиях, стало почти общепризнанным фактом, и не раз случалось, что тот или иной охотник за нечистью, оказавшись один на один с чудовищем, принимал подходящее к случаю народное сказание как руководство к действию — и тем спасал свою жизнь.

Едва они вошли в святилище, Кэтлин сразу же повлекла Таниэля к магическому кругу в центре помещения. Это был простой обруч из золота, вделанный в каменные плиты. Внутри него помещался в точности такой же золотой круг, только меньшего диаметра. Пространство между кругами было испещрено магическими знаками, выполненными также из золота. Если смотреть на них достаточно долго не отводя взгляда, казалось, что ровная цепь символов начинала медленно ползти по окружности.

Обустройство святилища требовало долгих месяцев кропотливого труда. В первую очередь его надлежало оснастить множеством амулетов и оберегов, чтобы никакая внешняя сила не смогла проникнуть внутрь и помешать проведению обрядов. Не менее важно было позаботиться, чтобы никакая нечисть не могла вырываться из святилища наружу в том случае, если какой-либо ритуал пройдет неудачно или будет нарушен порядок обрядовых действий. Таниэль мог бы без запинки назвать адреса некоторых из домов в Старом Городе, где прежде имелись святилища, устроители которых погибли из-за собственной беспечности или неопытности. Те сущности, которые их умертвили, навеки поселились в заброшенных помещениях для обрядов. Такие места быстро приобрели дурную славу, о них шепотом говорили, что там живут привидения. Жители в панике покидали ближайшие дома, и целые кварталы приходили в запустение.

Преобладающая часть талисманов и оберегов любого из святилищ находилась внутри или поблизости от магического круга. Ведь именно в нем совершалось большинство самых важных обрядов, и законы физики работали на этом участке пространства не столь безупречно, как в любом ином месте вселенной. В этом круге порой обнажалась истинная сущность некоторых монстров, что позволяло судить об их природе. Нередко здесь творились вещи поистине невозможные, неосуществимые, неподвластные разуму.

Кэтлин принялась отправлять один из самых простых обрядов, известных большинству охотников с первых лет ученичества. Из кармана брюк она выудила камешек, осколок вулканической породы, по форме напоминавший сосновую шишку. На его поверхности длинными глубокими штрихами был нацарапан магический знак. Она положила камешек на пол, присела на корточки и налила на него сверху немного кабаньей крови из маленького пузырька. Камень жадно впитал всю ее до капли.

Таниэль следил за ее действиями и все больше хмурился. Наконец, не выдержав, он недовольно произнес:

— Но это же Ворожба Страклеи. Я ее проделывал, когда мне было десять. Что ты с ее помощью хочешь доказать?

— Не сомневаюсь, что ты это умел еще младенцем, — пряча улыбку, пробормотала Кэтлин и подхватила с пола трещотку, какую в древности, вероятно, применяли для изгнания ведьм — скрепленные воедино вороньи кости и голубиные перья, унизанные цепочками с кусками янтаря и кошачьими зубами и щедро политые кабаньей кровью.

Она стала водить трещоткой по кругу над камнем и потряхивать ее то сильнее, то слабее. От звука, производимого этой нелепой погремушкой, кровь стыла в жилах, а стоило Кэтлин взмахнуть ею порезче, как закладывало уши. Не прекращая своего занятия, она громко, чтобы перекрыть шум трещотки, спросила Таниэля:

— А раз ты такой умный, будь любезен, напомни мне, для чего она предназначена.

— Для определения направления, в котором наличествует наибольшее скопление монстров, — без запинки ответил Таниэль. — Но метод этот довольно груб и страдает погрешностями, а к тому же в Лондоне Старый Город искажает его действие, как магнит — показания компаса.

— Это ответ, почерпнутый из учебника, дружок, — произнесла Кэтлин тоном строгой наставницы. Камень в магическом круге начал между тем подрагивать и поворачиваться вокруг своей оси. — Старый Город ведь лежит к югу от нас, так? Ну-ка, которая из стен южная?

— Та, за алтарем, — он указал большим пальцем через плечо.

— Верно. А теперь смотри. — И рука ее с трещоткой внезапно замерла.

Камень остановился, затем стремительно завертелся вокруг своей оси и вдруг оторвался от пола, с невероятной скоростью понесся вверх и вонзился в деревянный потолок.

Кэтлин, ни слова не говоря, выразительно взглянула на Таниэля.

— Ну-ка припомни, чья комната находится как раз над этим местом двумя этажами выше?

Таниэль выругался сквозь зубы.

— И что, по-твоему, это означает?

Кэтлин снова присела на корточки. От ее веселости не осталось и следа.

— Это означает, что все до единого монстры в городе знают, где она находится. Она для них как свет маяка. Вернее, не сама девушка, а злой дух внутри нее. Можешь не сомневаться, если она здесь останется, нынешней же ночью кто-нибудь из них опять заявится сюда, чтоб ее забрать. И следующей, и так до тех пор, пока они ее не заполучат.

Таниэль откинул волосы со лба.

— Можешь придумать, как этому помешать?

— Есть один обряд, который можно совершить, чтобы спрятать ее, сделать невидимой для любой нечисти на мили вокруг. — Кэтлин поднялась и рассеянно взглянула на изгибы тел Живоглота и Костолома, полированная поверхность которых блестела в свете газовых ламп. — Но это не решит проблемы. Нечисть будет знать, что наша гостья здесь, хотя и не сможет ее увидеть. И если не чудовища, то Братство до нас точно доберется.

— Сколько на это уйдет?

— На проведение обряда? Шесть-семь часов.

— Значит, до ночи мы успеем. Я развешу обереги по всему дому. Ночь мы как-нибудь продержимся, а на рассвете придется уйти.

— Куда? У Братства повсюду глаза и уши.

— Но не в Кривых Дорожках, — возразил Таниэль.

В течение двух последующих часов Таниэль бродил по комнатам дома, развешивая обереги, талисманы и амулеты над всеми окнами и дверьми. Он заново начертил магические знаки под дверью своей спальни, где поселилась Элайзабел, и запер комнату снаружи, спрятав ключ в карман. На сей раз, чтобы защитить саму девушку. Только когда после всех этих усилий дом наконец превратился в неприступную крепость, Таниэль устроился в одном из кресел в гостиной и позволил себе заснуть.