"Дикое правосудие" - читать интересную книгу автора (Томас Крэйг)9. Старые дурные привычкиЛок вернулся в Джорджтаун, когда уже смеркалось. «Дворники» деловито работали, не успевая очищать ветровое стекло от дождя. Он припарковал машину у тротуара и выключил двигатель. В то же мгновение остановилась пленка с записью Боба Дилана и его мысли заполнили тишину, словно сердитые сигналы охотничьих рожков. Образ Кауфмана, сгорбившегося в кресле, сжимавшего в руке бокал с забытым мартини, был невероятно ярким. Лок сидел во взятом напрокат «крайслере», бесцельно поглаживая рубчатую поверхность рулевого колеса. Дождь водопадом стекал по ветровому стеклу. Совсем не похоже на слезы. «Для меня ничто больше не имеет значения: ни ты, ни я…» Он сказал Кауфману что-то в этом роде лишь для того, чтобы запугать его, но слова набрали собственную инерцию, превратились в обвал, готовый сокрушить всякое сопротивление. Ничто больше не имело значения. Кроме Тургенева. Кроме уверенности в том, что однажды опробованная схема повторилась в Афганистане, а потом в Сибири. Билли, как и Ван Грейнджер, ухватился за легкие доллары, за прибыльную ложь. Обнаружил источник героина, разработал маршрут доставки, организовал снабжение, начал заколачивать деньги. Потом его убили. Его – по заслугам. Но только не Бет… Джон Лок убрал руки с рулевого колеса и обхватил голову, в которой бушевала чужая бесплотная жизнь – все то, что он узнал от Кауфмана. Это было хуже мигрени. Он нападал на собственное прошлое и прошлое других людей, выворачивая все наизнанку. Вокруг истории Кауфмана образовался моральный вакуум, и скафандр повседневности уже не защищал Лока, как раньше. Он застонал, и прижался щекой к холодному стеклу окошка. Билли, Ван Грейнджер, Компания… Все свелось к многочисленным убийствам из-за денег. Перед виргинским особняком гордо развевался государственный флаг, а внутри собралась вашингтонская элита, отмечавшая день рождения его сестры. Тем временем Пит Тургенев угрожал Билли из-за… Из-за чего? Может быть, тот начал брать себе большую долю, чем ему полагалось? Двойная игра, сорвавшаяся сделка, запоздалое раскаяние? Но вместе с преступником пострадал невинный человек – Бет. Лок вышел из автомобиля, забыв запереть дверцу. Ярость, бушевавшая в нем, с новой силой разгорелась в фойе, насыщенном запахами дождя, палой листвы и его мокрой одежды. Он вслепую поднялся по лестнице, опустив голову, раскачиваясь из стороны в сторону. Кто-то заплатит, кто-то за все ответит – лишь об этом он мог более или менее ясно думать среди мешанины образов безвозвратно утерянного и испоганенного прошлого. Он захлопнул дверь своей квартиры и прошел по коридору в гостиную. Девушка лежала на большой софе. Ее тело изогнулось, так что одна рука оказалась завернутой за спину, а другая свесилась на ковер беспомощным, уже ничего не выражавшим жестом. Очень молодое незнакомое лицо. В широко раскрытых, густо подведенных голубых глазах застыл ужас. Один из его галстуков – он сразу же узнал пестрый рисунок подарка, полученного от Бет на прошлое Рождество – был крепко обмотан вокруг изящной шеи. Он задушил меня, безмолвно кричало тело. В своей квартире, воспользовавшись одним из своих галстуков. Юбка погибшей была задрана до талии; девушка не носила нижнего белья. Он задушил ее после жестокого, садистского изнасилования, последовавшего за распитием спиртных напитков. Полупустые бутылки стояли на кофейном столике. В борьбе, которая продолжалась очень недолго, жертва успела перевернуть настольную лампу и сдвинуть с места китайский коврик. Но нападавший оказался слишком силен. Он изнасиловал и убил ее. Все это было очевидно – настолько очевидно для обостренного восприятия Лока, что он сразу же прислушался к звукам улицы, в любую секунду ожидая услышать вой полицейской сирены. Притормозивший автомобиль… Лок прикоснулся к кружевным занавескам, но автомобиль свернул на автостоянку. Он узнал машину одного из своих соседей. Еще нет… пока что нет. Он повернулся к телу девушки. Молоденькая проститутка, возможно, даже школьница, – нечто, не имевшее для них ровным счетом никакого значения, но способное сыграть роль изнасилованной и убитой женщины. Невинная жертва, вроде Бет. Они поняли, что он подошел слишком близко к опасной черте, и решили его остановить. Что-то внутри его мозга продолжало работать, несмотря на панику, охватившую тело. Эта рассудочная сторона его личности увлекла Лока в спальню, к тайнику под полом, где хранились фальшивые паспорта, с почти религиозной тщательностью возобновлявшиеся с тех пор, как он перестал работать в Компании. Он начал заполнять спортивную сумку, вспомнил о пистолете и переложил его в один из ящиков шкафа. С пистолетом его задержали бы в любом аэропорту Соединенных Штатов. Вместо этого его подмывало собрать туалетные принадлежности, другие мелочи… Крупицы жизни, вроде фотографии Бет в серебряной рамке. Когда он вернулся в гостиную, на улице уже послышался приближающийся вой сирены. Времени не оставалось. Лок искоса взглянул на девушку, и ярость снова закипела в нем. Но он уже знал, что его квартира пропала, что он больше никогда не вернется сюда. Сначала Тургенев забрал Бет, а теперь – остатки его прошлой жизни. У него осталось лишь старое «я», которое, как он надеялся, ему никогда больше не понадобится. Он снова превратился в агента, знавшего, как убивать людей, как предавать их, как уходить от преследования и выживать в критических ситуациях. Тургенев… Ван Грейнджер должен подтвердить, что именно Тургенев стоит за сценой, что именно он руководил всем, включая убийство этой девушки. Лок считал, что когда он услышит об этом из уст старика, он сможет… Лок вышел из комнаты, пробежал по коридору и захлопнул за собой дверь квартиры. Завывание полицейских сирен прекратилось: автомобили остановились перед домом. Настойчивый звонок телефона пробудил Дмитрия Горова от глубокого, тяжелого сна. Он заворочался и понял, что спал одетым. В горле пересохло, во рту стоял отвратительный привкус. Прищурившись, он взглянул на циферблат часов. Должно быть, он заснул около часа назад, после ухода Алексея. Дмитрий со стоном поднял трубку и услышал возбужденный мальчишеский голос Голудина. – …Нашли, инспектор! Мы с Марфой обнаружили товар, героин! – Успокойся, – проворчал Дмитрий. – Где, каким образом? Говори помедленнее. Им тоже овладело радостное возбуждение. В унылой пустой комнате разом посветлело. – В одном из складских помещений больницы, – Голудин неожиданно понизил голос до хриплого театрального шепота. – Сейчас я звоню из автомата, который здесь в фойе. Пакет лежит у меня в кармане, это улика! Что нам делать теперь? – Не оставляй Марфу, – распорядился Дмитрий. – Я сам приеду, – он потер щеки, провел рукой по усталым слипающимся глазам. – Выезжаю сейчас же. Оставайся там до моего появления… Вас никто не вычислил? – Нет. Нам показалось… – теперь в трубке слышалась радостная скороговорка. – Нам показалось, будто кто-то собирается заглянуть на склад, но, к счастью, пронесло. Шаги прошли дальше по… – Прошли – и черт с ними! Старайся вести себя так, словно ничего не произошло. И… вы молодцы. Дмитрий положил трубку, немного подержав ее в руке и спрашивая себя, стоит ли звонить Воронцову. – Пусть отдохнет, – наконец пробормотал он и тяжело, словно инвалид, встал с постели. Затем реальный смыл сообщения Голудина настиг его, как приступ рези в желудке, и он чуть не согнулся пополам. – Бог ты мой! Однако его восклицание было восторженным. Мало-помалу нервное напряжение спало, и он выпрямился. Ему хотелось молотить кулаками воздух, словно спортсмену, торжествующему победу. – Мы достали тебя! Достали! Он торопливо прошел в ванную, поплескал холодной водой на сонное онемевшее лицо, энергично растерся полотенцем, остро ощущая тишину и пустоту в доме. Из зеркала на него смотрел изможденный стареющий человек, чей вид как будто отрицал все еще бушевавшее в нем возбуждение. Дмитрий отвернулся от своего отражения и вышел из ванной, откинув назад пятерней свои редеющие темные волосы. Оказалось, что он чуть не пропустил очередной телефонный звонок. Досадливо поморщившись, он вернулся к аппарату. – Да? – нетерпеливо спросил он. – Дмитрий? Это Любин. Только что поступило сообщение… – в голосе звучал благоговейный ужас, словно Любин потерял сбережения, которые копил всю жизнь. – …Насчет шефа. В его квартире произошел взрыв. Все разнесло в клочья. – Он жив? – Не знаю. Пытаюсь выяснить. Сообщение только что пришло от дежурного патруля. Полдома обрушилось, молодая женщина с ребенком наверняка погибли, но я… – Встретимся там, – отрезал Дмитрий. – Сейчас же! Он бросил трубку и повернулся, едва не потеряв равновесие. Сильно кружилась голова. Он осторожно прижал руки к лицу, словно пытаясь заверить себя в том, что он еще жив, дышит, думает, ходит по земле. Его лоб покрылся ледяной испариной, и он снова с необыкновенной остротой ощутил тишину и пустоту в доме. Алексей, Алексей… Они добрались до него, потому что он слишком близко подошел к истине. Слишком близко для того, чтобы оставить его в живых. Дмитрий стоял в дверях своего дома, глядя на падающий снег. Они убили Алексея… Войдя в палату, Голудин увидел доктора Дэвида Шнейдера, отходившего от постели Марфы. Голудин чуть было не выхватил пистолет, но вовремя понял, что Марфа цела и невредима. Она энергично качала головой за плечом Шнейдера, предостерегая его от необдуманных поступков. Голудин покраснел и отвел глаза, не желая встречаться со строгим вопрошающим взглядом американца. – Мне казалось, что вы охраняете коллегу, – заметил Шнейдер. Американец держался немного нервозно, но Голудин замечал лишь свое смущение и чувство вины перед Марфой. – Я обнаружил ее постель пустой, а дежурная медсестра не знала, где вы находитесь, – чопорно добавил Шнейдер, словно исполняя формальную обязанность. – Я… – он изобразил на лице умиротворяющую улыбку, – я предупредил даму, чтобы она оставалась в постели. Ради ее же блага. О'кей? – Что? Да-да… – Марфа по-прежнему выразительно качала головой. Какое оправдание она придумала? А что если Русский Шнейдера был по-школьному правильным. Он тщательно выговаривал слова, словно смакуя их звучание, однако сейчас Голудин чувствовал себя так, словно он сам пытался говорить на незнакомом языке. Он был уверен: Шнейдер что-то подозревает. Врач рассеянно кивнул и вышел из палаты. Голудин торопливо подошел к постели Марфы. – Что ты ему сказала? – прошептал он. – Я пошла в туалет, а ты отправился поискать что-нибудь из еды, – возбужденно ответила она. – Ну? – Дмитрий уже едет сюда. Нам остается только ждать, – теперь Голудин тоже улыбался; напряженность, сковавшая обоих после решающего открытия, начала спадать. – Черт побери, Марфа, мы это сделали! Мы и впрямь это сделали! Шнейдер помедлил в коридоре и оглянулся через плечо на оконце пожарного выхода из палаты. Он увидел молодого милиционера, склонившегося над женщиной в постели. Они казались детьми, узнавшими великий секрет и поздравлявшими друг друга с открытием. От этой мысли по его спине пробежал ледяной холодок. Он заторопился к лифтам. Он следил за ними, подозревая, что их поместили в больницу умышленно, как троянского коня. Однако они ничего особенного не делали, ничего не знали и вряд ли о чем-либо догадывались: довольно непоседливая молодая особа и мальчишка милиционер. Они не представляли никакой опасности. До сих пор… Шнейдер поспешно вышел из лифта, как только открылись двери, и зашагал по коридору к складским помещениям подземного этажа. По пути он миновал сиделку, которая несла кипу больничных полотенец. Она уважительно кивнула ему. Он чувствовал, что его ответная улыбка была вымученной и фальшивой. Шнейдер осмотрел замок. Никаких повреждений или признаков взлома. Он открыл замок и вошел внутрь, снова заперев за собой дверь перед тем, как включить свет. В глаза ему сразу же бросилась тонкая, едва заметная полоска белого порошка, просыпанного на пол. Шнейдер медленно двинулся к ней. Сердце бешено стучало в груди, в боку сильно покалывало. Он неуклюже наклонился, послюнил палец, прикоснулся к порошку, попробовал… …и сплюнул. «Красная лошадь»! Шнейдер мгновенно взмок от пота. Вскинув голову, как загнанное животное, он поднялся на ноги и начал карабкаться вверх по полкам. Найдя вскрытую коробку, он недоверчиво потрогал ее, лихорадочно желая лишь одного: чтобы его подозрение оказалось напрасным, чтобы он ошибся, чтобы… Он не спустился, а съехал на пол и прижался щекой к холодной металлической стойке. Образы женщины, покорно лежавшей в постели, и молодого милиционера с глуповато-простодушным лицом мелькали в его сознании, глумясь над ним. Как они могли обнаружить товар? Эти щенки, эти разини… Их начальник подозревал его, Шнейдер знал об этом. Один из пакетов исчез: теперь у них есть неопровержимая улика. Вскоре они заявятся сюда с обыском. Шнейдер обхватил голову руками. Он должен сообщить о случившемся Паньшину. Теперь, после смерти Роулса, только Паньшин мог вытащить его, помочь ему выбраться из того глубокого болота, в котором он увяз… – Успокойся, Паньшин! – пролаял Бакунин, стискивая правой рукой что-то невидимое на столе. – Об этом уже позаботились. Цыпленок лишился головы, теперь осталось лишь посмотреть, как умрет тело. Он прислушался к голосу в трубке. – Справиться с ними не составит труда. Скажи американцу, чтобы не пачкал штаны. Что за народ, неужели у них нет ничего, хотя бы отдаленно напоминающего силу духа! Все американцы были сентиментальными и напыщенными – вроде Роулса, который к тому же оказался слишком жадным. Его смерть помогла удержать в узде остальных. Наглядный пример возымел свое действие. А теперь из-за щенка-опера и какой-то сучки, случайно наткнувшихся на партию товара, ожидавшую отправки из Нового Уренгоя, паника разразилась снова, словно повторная волна эпидемии. Шнейдер и Паньшин – что за слабые союзники! Их действиями руководила только алчность, а по сути своей они были мелкими, пустыми, бесхребетными ничтожествами. – Скажи Шнейдеру, чтобы наблюдал за ними и смотрел, кто навещает их. Подбодри его, Паньшин! Передай ему, что обо всем уже позаботились и волноваться нечего. Ты понимаешь? Они лишились головы – скажи ему это! Бакунин бросил трубку и постучал пальцами по крышке стола. Утро было мрачным и хмурым, как и двое ремонтных рабочих, копавшихся в куче мерзлой земли за окнами его кабинета. Солнце спряталось за облаками. «Что же делать с этими придурками? – в очередной раз спросил он себя. – Может быть…» Он тщательно изучил идею, всплывшую в его сознании, поворачивая ее то так, то эдак, словно бесценную вазу. «Может быть, им нужен Пожалуй, имеет смысл устранить Шнейдера, даже если в устранении больше нет прямой надобности. Тени гор съежились, как высохшие листья под лучами аризонского солнца, когда самолет из Балтимора вынырнул из синевы безоблачного пустынного неба, спускаясь к Фениксу. Лок наблюдал, как ландшафт светлеет, становясь жестким, сухим и беспощадным: копией его самого, смотревшего вниз из иллюминатора «боинга». Впереди и справа по борту сверкала россыпь нефтяных резервуаров, маленьких, как брызги воды после недавнего дождя. Феникс подернулся туманной дымкой. Лок почувствовал, как напряжение возвращается к нему, и поерзал на сиденье, пытаясь ослабить сосущее ощущение пустоты в желудке. Он бросил взятый напрокат «крайслер» и сел на челночный автобус, ехавший из пригорода в балтиморский аэропорт. Рейсы на Феникс и Таксон не находились под наблюдением, его фальшивые документы не вызвали подозрений у сотрудников аэропорта, несмотря на первые сообщения Си-Эн-Эн о «джорджтаунском убийстве», снабженные описанием его внешности и старой фотографией из госдепартамента. Он зарегистрировался на рейс до Феникса; багажа у него не было, ручная кладь ограничивалась спортивной сумкой. Его прошлое становилось таким же чужим и неосязаемым, как старая кожа, сброшенная змеей. Когда «боинг» поднимался в ночное небо Мэриленда и пробивался через пелену дождя, все люди, которыми Лок когда-то был, превратились в отдаленные силуэты, один за другим уходившие в глубину небытия. Осиротевший ребенок, чьим единственным близким человеком была старшая сестра, давшая направление его жизни и облегчившая его горе; студент колледжа, подающий надежды баскетболист; бакалавр, затем магистр; полевой агент ЦРУ, получавший удовольствие от своей жестокой маленькой войны; эксперт госдепартамента по новой, еще непонятной Российской Федерации; холодный, практичный любовник; исполнительный чиновник, вполне сложившийся завсегдатай светских вечеринок; музыковед-любитель. Все они остались позади, утопая в темных глубинах времени. Пока пассажиры смотрели видеофильмы или пытались заснуть, он наблюдал, как угасает его прошлое, не в силах спасти ни одного из тех людей, которыми он был когда-то, за исключением одного – той тренированной, искусственной личности, которую он развил в себе во время работы в ЦРУ. Тот молодой человек оказался единственным, у кого имелся шанс выжить. Это он упаковал спортивную сумку, забрал деньги и фальшивые документы, не обращая внимания на мертвую девушку, лежавшую в соседней комнате. Пока Америка, погруженная в глубокую ночь, проплывала под крыльями самолета, Лок пришел к постепенному неохотному согласию с личностью полевого агента: человека, убивавшего других людей, планировавшего тайные операции, человека хитрого и безжалостного. Человека, пережившего Афганистан. Он был всем, кем сейчас хотелось быть Джону Локу, так как только он мог подобраться к Тургеневу достаточно близко, чтобы получить возможность убить его. Примирившись с происшедшими в нем внутренними изменениями, он некоторое время дремал. Промелькнули огни Оклахома-Сити, потом других небольших городов. Лок проснулся, лишь когда подали завтрак, чувствуя себя скорее взбодрившимся и оживленным, чем уставшим. Он не боялся. Совсем не боялся. Пустыня, окружавшая Феникс, стеклянные башни и гигантские кактусы. Пологие охристые холмы, крошечные тени, ветровые стекла на автостраде, сверкающие отблесками восходящего солнца. Самолет развернулся и начал заходить на посадку в аэропорту Скай-Харбор. Горы неожиданно окружили город, обступили посадочную полосу. Лок должен был услышать от Ван Грейнджера подтверждение того, что Тургенев приказал убить Билли, что Тянь был не главным человеком, что Тургенев стоит за контрабандой героина в США и Бог знает куда еще… Колеса шасси прикоснулись к бетонной полосе, на мгновение отделились от нее, затем восстановили сцепление. Турбины взвыли на пониженных оборотах. Тургенев стал слишком жаден и решил забрать весь бизнес из рук Ван Грейнджера и Билли. Когда Лок услышит это от умирающего старика, то какими бы средствами ему ни пришлось воспользоваться и сколько бы времени на это ни понадобилось, он отомстит за убийство Бет. Отомстит даже за молодую проститутку, убитую в его квартире. Самолет притормозил и вырулил с полосы к сверкающему зеркалу здания терминала. Солнце затопило салон. Люди зашевелились, словно пробуждаясь от летаргического сна. Лок передернул плечами и рассеянно уставился в окно. Борт самолета встретился в лязгающем поцелуе с пассажирским трапом, открылся входной люк. Лок не торопился. Остальные должны сойти первыми на тот случай, если его уже ждут полицейские из Феникса или ФБР. Наконец он вышел из самолета, натянуто улыбнувшись в ответ на дежурную улыбку стюардессы, со спортивной сумкой в левой руке. Как-то сразу почувствовалось отсутствие оружия. Догадались ли они, что он полетит в Феликс? Разве такое возможно? Первый полицейский не обратил на него внимания, разговаривая с мужчиной в клетчатом пиджаке и соломенной шляпе. Мимо прошествовала семья: парусиновые костюмы плотно обтягивали расплывшиеся тела мужа и жены, за ними гуськом следовали дети и носильщики с чемоданами. У Лока не было багажа, поэтому он сразу же направился к веренице такси навстречу ослепительному пустынному солнцу. Еще один равнодушный полисмен. Пот тонкой пленкой проступил у Лока на лбу и на шее под воротничком рубашки. Он огляделся по сторонам, прищурив глаза от яркого света. Утренняя жара уже давала о себе знать. Лок чувствовал себя неуютно в сером костюме и галстуке среди пятен ярких рубашек, цветных шорт и хлопчатобумажных платьев. Он торопливо подошел к первому такси, склонился к окошку водителя и пробормотал: – Госпиталь Маунтин-Парк, если не возражаете. Шофер лишь пожал плечами. Лок снова оглянулся вокруг. Никто, совсем никто не проявлял к нему интереса. Он опустился на сиденье, обитое кожзаменителем, бросил рядом свою спортивную сумку, уже нагревшуюся от жары, и потер небритые щеки, чувствуя себя почти так же скованно, как в салоне дряхлого «крайслера». Латиноамериканские глаза шофера безразлично изучали его в зеркальце. Лок принялся рассматривать машины, пролетавшие навстречу, время от времени быстро поглядывая назад. Судя по всему, за ними никто не ехал, но Лок уже не доверял своим чувствам. Госпиталь сверкал под солнцем, как отполированная ветрами скала из стекла и бетона. Лок расплатился с водителем, затем взглянул на несколько автомобилей, свернувших на стоянку вместе с такси. Ни один из них не выглядел подозрительным, ни один человек не остался сидеть в машине. Лок почти с радостью вошел в прохладное фойе, где работали многочисленные кондиционеры, но когда он направился в то крыло, где лежал Грейнджер, в ногах внезапно возникла свинцовая тяжесть, как будто он явился без оружия на поединок, а не собирался расспросить умирающего старика о его преступной деятельности, длившейся более двадцати лет. Он вошел в лифт и поднялся на верхний этаж. Панорамное окно с видом на парк и горы Нью-Ривер. Кактусы в горшках и рубиновые вспышки порхающих колибри, то и дело зависающих в воздухе, чтобы полакомиться сиропом у лотков. Дежурная медсестра сразу же узнала Лока. – Мистеру Грейнджеру стало гораздо лучше, – сказала она. – Мы думали, что вы вернулись в Вашингтон… – М-да. Но я… – он пожал плечами. – У него не осталось никого из близких. Вот я и решил… – Мы понимаем, мистер Лок. Я уверена, мистер Грейнджер с радостью примет вас, – она встала. – Только посмотрю, проснулся ли он, и подготовлю его к встрече с вами. Медсестра вошла в палату Грейнджера, оставив Лока одного в коридоре. Через несколько минут она вернулась и жестом пригласила гостя внутрь. – Мистер Лок, я оставлю вас наедине с ним. Постарайтесь не утомлять его. Лок кивнул и закрыл за собой дверь. Только теперь, поговорив со знакомой медсестрой, он вспомнил о своем имени и фотографии в выпуске Си-Эн-Эн. Женщина будет работать в дневную смену, и у нее найдется время посмотреть новости по телевизору. Лок вздрогнул. Когда он привык к полумраку в зашторенной комнате, то понял, что Ван Грейнджер смотрит на него пронзительным взглядом. Он медленно двинулся к постели. – Здравствуйте, мистер Грейнджер, – неловко пробормотал он. – Как вы себя чувствуете? Его взгляд невольно скользнул к монитору сердечной деятельности, тихо попискивавшему через равные промежутки времени, и к трубкам, соединявшим старика с приборами и медицинскими растворами. Грейнджер смотрел на него, но пронзительность его взгляда постепенно тускнела, словно он умер или был парализован в момент ярости. Грейнджер поднял руку и указал на стул рядом с постелью. Лок хотел было взять старика за руку, но она отдернулась и заползла под гладкую белую простыню. Он сел. Комната казалась душной, несмотря на мягкое мурлыканье кондиционера. За окном чирикала какая-то птица. – Мне пришлось вернуться, – сказал Лок, вытерев вспотевший лоб. – Почему? Лок пытался заверить себя в том, что у него достаточно времени. Мельком просмотрев заголовки газет на информационном стенде аэропорта, он не увидел себя на первых полосах. Полицейский департамент Вашингтона вряд ли предположит, что он вернется в Феникс. Скорее как раз наоборот. Значит, время еще есть… – Ван… – он прочистил горло, немного наклонившись к надменному скульптурному лицу старика, покоившемуся на взбитых белых подушках, словно лицо короля или патриарха. – Ван, мне кое-что известно. Мне рассказали много разных вещей. Теперь я понимаю, почему погиб Билли… и Бет тоже. Его слова разбивались о стариковское высокомерие. Лок видел одновременно два лица Ван Грейнджера – прошлое и настоящее, словно два Ван Грейнджера присутствовали в комнате. – Каких еще вещей? – это был тот Ван Грейнджер, которого он знал раньше: властный, уверенный в своей правоте. Никто на земле не мог подвергнуть сомнению правильность его поступков. – Что тебе взбрело в голову, Джон? Но его слова уже никого не могли обмануть. Монитор состояния сердечной деятельности засигналил чаще, зигзаги чаще побежали по экрану, и Лок услышал напряженное, неровное дыхание Ван Грейнджера. Это был всего лишь старик, игравший роль человека моложе своих лет, пытавшийся продлить иллюзию, которой более не существовало. – Послушайте, – более уверенно продолжил Лок, – вы знаете, о чем я говорю. О Тяне и о Вьетнаме, И о Билли тоже. Эти вещи… Правая рука, покрытая старческими пигментными пятнами, схватила его за запястье, словно когти охотничьей птицы. Глаза Ван Грейнджера сверкнули. – Какого дьявола ты спрашиваешь? Какого дьявола ты хочешь это знать? Лок стряхнул с себя руку старика. – Они убили мою сестру, – свирепым шепотом произнес он. Лицо Ван Грейнджера отдалилось, превратившись в лицо незнакомца. – Вы думаете, я могу об этом забыть? Голова Грейнджера качалась из стороны в сторону на подушках, его ладонь бессильно хлопала по простыне. Монитор сердечной деятельности напоминал радиоприемник, улавливающий отдаленный, ускользающий сигнал. Старик показал на свой рот, затем на кислородную маску, висевшую у него над головой. Лок передал ему маску. Комната заполнилась жадными сосущими звуками, мало-помалу успокаивавшимися. Наконец Ван Грейнджер убрал маску от лица. Его грудь стала вздыматься и опускаться в более спокойном ритме. Еще один фокус? Грейнджер мог прервать разговор в любой момент, вызвав медсестру или хотя бы нажав на кнопку звонка. Тогда Локу придется уйти. В глазах старика блестели слезы. – Тебе не следовало интересоваться этим, Джонни-бой. Не нужно переворачивать камни, под ними одна лишь мерзость. Дыхание Ван Грейнджера было громким и утомленным. – Я должен! Разве вы не понимаете? Ван Грейнджер неохотно кивнул. – Да, но это не доведет тебя до добра, Джон. Ты ничего не можешь поделать… ничего. Это игра для взрослых, а не скаутское приключение. Тебя не позовут домой подкрепиться бутербродами с ореховым маслом, когда игра тебе надоест, – теперь рука старика похлопывала Лока по запястью. – Они не позволят тебе ничего сделать. – Ван, за мной сожжены все мосты. Они позаботились об этом. Убита девушка в моей квартире, полиция направлена по нужному следу. Я знаю, по каким правилам они играют. Это сообщение изумило Грейнджера. Его кожа приобрела землистый оттенок, зигзаги монитора стали похожи на индекс падающей экономики. – Ты ничего не сможешь сделать. – Придется попробовать. Мне больше ничего не остается, – ответил Лок. Ван Грейнджер внимательно всмотрелся в черты его лица, словно рядом с ним стоял новый врач-кардиолог или священник, предлагающий жизнь и надежду. Писк сигналов монитора отсчитывал секунды, сообщая о ходе времени, которого у Лока уже не было. – Они убьют тебя, Джон. Я не могу этого допустить… Только не после того, что уже случилось, – старик неожиданно заплакал, не в силах совладать с собой. Слезы бежали по бледной морщинистой коже его щек, увлажняя воротник пижамы. – Джонни-бой, я просто Наступило молчание, наполненное лишь тихим жужжанием работавших приборов, шумом дыхания Ван Грейнджера и Лока. – Вам придется сказать мне, – тихо произнес Лок. – Просто придется – и все. – Что тебе уже известно? – спросил старик после очередной паузы. – Я знаю насчет вас и Тяня… Знаю, как вы обвели Компанию вокруг пальца в семидесятые годы, – Лок взглянул на монитор, но частота сердечных сокращений не изменилась. – Только не знаю, участвовал ли в деле еще с тех поре… Грейнджер покачал головой. – Нет, – проворчал он. Лок кивнул, попытавшись улыбнуться. – Я знаю, как вы ввозили наркотики. Знаю, почему вы это сделали. Один человек из ЦРУ по фамилии Кауфман… – Грейнджеру явно было знакомо это имя. – …Он рассказал мне все, что знал об операции «Озеленение». Каждая фраза, каждое слово, таившее в себе невысказанное обвинение, заставляли голову Ван Грейнджера судорожно подергиваться. В его глазах застыла боль, но в них был и открытый вызов судьбе. Старик производил впечатление не глубоко виноватого человека, а крупного игрока, с достоинством принимающего свое поражение. Ни раскаяния, ни самобичевания, лишь молчаливое признание того, что игра закончена и его обыграли. Раскаяние и признание своей вины предназначались для маленьких детишек. Осознание этого факта ожесточило Лока, позволило ему внутренне собраться для следующего вопроса: – Но это продолжалось и превратилось в новый способ существования, не так ли? Игра не закончилась, когда вы обманули Компанию, когда вы снова взлетели на самый верх. Почему, Ван? Разве было так трудно остановиться? Узловатые пальцы Грейнджера сжались в кулаки на простыне. Обвинения унижали его. Лок относился к нему свысока, с позиции морального превосходства. Черты Грейнджера заострились, стали холодными, как смерть. – Тебе не понять, – тихо ответил он. – Правда, Джонни-бой, тебе не понять. В его горле заклокотал пренебрежительный смешок. Сигнал на экране монитора держался ровно, словно поддерживаемый усилием воли. – Я должен услышать от вас только одну вещь, Ван. Пит Тургенев – главный в деле? Не вы, а он? Значит, это действительно правда. Бесцветная кожа, розовые пятнышки на щеках, яростно сверлящий взгляд и руки, комкающие хлопчатобумажную простыню, как будто душащие нечто извивающееся и отвратительное. – Прошло много времени с тех пор, когда вы стояли у руля – верно, Ван? Ни вы, ни Билли уже не контролировали ситуацию. Боссом вашего семейного дела был Пит, вы согласны? Грейнджер не ответил. Его блестящие бледно-голубые глаза беспокойно посматривали по сторонам, словно он хотел найти предлог для изменения темы разговора или просто затянуть молчание. Лок задыхался от жары и напряжения, коконом обволакивавшего их. Лучи беспощадного солнца пустыни плясали на закрытых шторах, монотонные сигналы монитора сердечной деятельности чертили линию жизни Ван Грейнджера, как эхолот, вычерчивающий карту морского дна. – Что случилось, Ван? – более теплым тоном спросил Лок, стараясь уменьшить напряжение. Взгляд старика сразу же остановился на нем, но стал более спокойным, расфокусированным. – Когда все пошло вкривь и вкось? Очередная пауза. Сигналы монитора рождали ощущение потраченного впустую времени, заставляли Лока изнывать от беспокойства. – Давно, – старик обращался к потолку, словно Лок был священником той конфессии, в которой он еще не успел разувериться. – Тургенев каким-то образом узнал о Вьетнаме… Впрочем, парень служил в КГБ, не так ли? Он знал о таких вещах или же задался целью узнать о них. Он, обратился с предложением… к Билли. Билли чуть не вышвырнул его из кабинета. Я… – голос дрогнул. – Мне пришлось просветить Билли насчет некоторых вещей. Руки снова принялись за простыню. Теперь они яростными, методичными движениями разглаживали ее. – Билли – Героин вывозился контрабандой через Сибирь, так? – Да. Мы двинулись вперед. Мы хотели обосноваться в Сибири, открыть ее для остального мира. Нам требовались средства на расширение производства, а банки оказались не в состоянии предоставить нам долгосрочные кредиты. Героин служил чем-то вроде ссуды, не более чем разумным вложением капитала. Тянь и другие имели развитую сеть сбыта еще с давних времен. Мы снова задействовали ее, – помедлив, Грейнджер презрительно добавил: – ЦРУ использовало героин как вид валюты. Мы всего лишь сделали то же самое, Джонни-бой! В его жарком шепоте не было мольбы, он просто сообщал непреложный факт. Так уж устроен мир, мой мальчик, и тебе лучше привыкнуть к этому. Может быть, он и Билли объяснял свою точку зрения в такой же манере? – Я понимаю, – мягко произнес Лок. В глазах Грейнджера вспыхнуло пламя. – Нет, Джонни-бой, ничего ты не понимаешь. Ты думаешь, будто мир устроен по-другому. Но это не так. – Почему возникла необходимость в смерти Билли? Грейнджер сглотнул слюну с отвратительным клокочущим звуком. – Тургенев решил забрать все, не больше и не меньше. Он подготовил план, согласно которому он должен был представлять нашу компанию здесь, в Фениксе. Вроде бы на прошлой неделе… – Казалось, старика страшила нечеткость его воспоминаний, а не сами события. – Да, на прошлой неделе, – подтвердил Лок, борясь с тошнотой. – Билли пытался обуздать его, ввести в дело новых крупных инвесторов, заинтересовать банки в перенесении срока выплаты задолженности на более поздний срок… Тургенев держал нас за горло. Он знал, что нам придется позволить его проклятой подставной корпорации выкупить наши активы с потрохами… иначе нас спустят в канализацию и упрячут за решетку со сроками по тысяче лет на каждого! Руки Грейнджера снова начали душить что-то невидимое на простыне, голова слегка приподнялась с подушек, шейные мышцы выступили, как веревки, глаза невидяще смотрели прямо перед собой. – Выходит, вы с самого начала знали, что ему придется убить Бет и Билли? – жестко спросил Лок. – Клянусь Богом, нет! – старик повернул голову и взглянул на Лока, пораженный тем, что собеседник мог так истолковать его слова. – Я почти ничего не знал. Почти ничего… Билли объяснил мне все на прошлой неделе. Я занимался только делами Фонда, – это прозвучало так похоже на просьбу о моральной сделке, что Лока передернуло от отвращения. – Только тогда я обнаружил, что Тургенев и другие – русская мафия в Америке – хотят захватить контроль и полностью вытеснить нас с рынка. Клянусь тебе, Джон, я не знал! То, что началось как выражение протеста, мало-помалу превратилось в признание собственной слабости и презрение к себе. Грейнджер откинулся на подушки и уперся взглядом в потолок, где полосы света из-за штор напоминали белые прутья клетки, заключавшей в себе темноту. – Наше сраное правительство, наши банки, крупные корпорации – никто не понимает, что русская мафия уже здесь, организованная и многочисленная. Они проснутся, когда будет уже слишком поздно что-либо предпринимать. – Тем не менее, вы знали, что Тургенев убил их, – настаивал Лок. Его напряженное дыхание почти заглушало сигналы монитора, зачастившие после слов. Грейнджер покачал головой. – Я не знал, я… не верил этому. Возможно, я недооценил… Но тогда я не знал, я даже и подумать не мог! – Зато потом… – Никто не хотел смерти Бет, Джон. – Этого хотел Тургенев. – Ее убили… вместе с моим сыном. – По приказу Тургенева. Вы об этом знаете, Ван. – Знаю, – прошептал старик после бесконечно долгого молчания. Обессилев, Лок откинулся на спинку стула. Старик казался спокойным и опустошенным, настроенным скорее умереть, чем выздороветь. Лок больше ничего не мог здесь узнать и не мог, да и не имел желания, что-то делать для Грейнджера. В комнате было невыносимо жарко, словно отказала система воздушного кондиционирования. Все закончилось… Или только началось? Пожалуй, так. Неужели ему хотелось услышать от Грейнджера возмущенные опровержения и улететь в Вашингтон несолоно хлебавши? Стать тем, кем он был до… прошлой недели? Лок покачал головой. Нет, он не хотел этого. Но вместе с тем, он не ожидал такой опустошенности, полного вакуума внутри себя. Грейнджер удивил его. По-прежнему глядя на узкие полосы солнечного света на потолке, старик прошептал: – Береги себя, Джон. Будь осторожен. В его голосе звучало сочувствие и даже какая-то гордость. Может быть, каким-то невероятным образом они в его представлении оказались связанными одной клятвой? Лок встал. Приняв все остальное, он не мог допустить и намека на мост через разделявшую их пропасть. Он повернулся и пошел прочь, продолжая слышать за спиной бормотание старика: «Береги себя, Джон. Будь осторожен… и удачи тебе». Лок вышел за дверь. Встревоженное выражение на лице медсестры почти сразу же сменилось дежурным оптимизмом. – Вы не слишком утомили его? – осведомилась она. – Что?.. А, нет-нет. Благодарю вас. Простите, но мне пора идти. – Он не должен использовать вас для своих деловых поручений, мистер Лок. Врачи прописали ему полный покой… Лок сердито повернулся к ней. – Думаю, ему сейчас спокойнее, чем когда-либо в жизни. Можете не сомневаться! Он отвернулся и пошел по коридору, не обращая внимания на кудахтанье женщины, оскорбленной в лучших профессиональных чувствах. Лифт доставил его в фойе госпиталя. Спортивная сумка колотилась о его бедро при ходьбе, словно неумело повешенная винтовка. Стеклянные двери с легким вздохом разошлись в стороны, выпустив его навстречу жаре и солнечному свету. Полуослепленный, он стоял на мраморных ступенях и нащупывал темные очки в нагрудном кармане. Постепенно его глаза привыкли к свету. Он не видел полицейских автомобилей, никто поблизости не обращал на него внимания. Когда он надевал очки, что-то тихо прожужжало возле его уха, словно рассерженная пчела, но прежде чем он успел отмахнуться от назойливого насекомого, стеклянная дверь за его спиной разлетелась вдребезги. Он услышал чей-то тихий, сдавленный крик. В следующее мгновение адреналин хлынул в его кровь, и он упал, покатившись по ступеням. Выстрелы из винтовки с глушителем. Снова звон разбитого стекла. Потом Лок увидел мраморную крошку, выбитую третьим выстрелом из ступени рядом с его головой. Пуля отрикошетила и унеслась прочь. Невдалеке взвыла полицейская сирена… Петр Леонидович Тургенев удовлетворенно кивал, просматривая лист бумаги, извлеченный из его личного факса. Установление контроля над «Грейнджер Текнолоджиз» через его подставную корпорацию в Америке сталкивалось с весьма слабым сопротивлением. «Грейнджер–Тургенев», пусть и не на бумаге, в действительности превратилась в совершенно автономную компанию, подставную корпорацию, выкупающую долю Грейнджеров. Он положил листок факса на свой ореховый письменный стол и подошел к панорамному окну кабинета. Несмотря на поздний час, повсюду в рабочих офисах его секретари, секретарши и ассистенты продолжали следить за соблюдением его деловых интересов: за курсом акций, исполнением контрактов, валютными операциями. Огоньки системы безопасности, протянувшиеся вдоль карниза, отбрасывали на снег багровые отсветы и протягивались от окон к кольцу деревьев, окружавших загородное поместье. Размытое гнилостное сияние на юге указывало на то место, где Новый Уренгой расползался, словно стоячее болото, воняющее гнилью и разложением. Тургенев недолюбливал город и все, что было с ним связано, даже если это имело непосредственное отношение к его интересам. В Новом Уренгое жили типы вроде Паньшина и Шнейдера – алчные, порочные, бесхребетные существа, или вроде Бакунина с его мужиковатой хитростью и садистскими наклонностями. Ему не нравилась их необходимость в житейской схеме, их статус сателлитов вокруг его светила. В прошлом веке охотничья усадьба принадлежала полубезумному князю из царской семьи. Он построил особняк посреди сибирской пустоши, вдали от светских забав и роскоши двора. По его приказу были выкопаны пруды, насажены деревья, завезены олени, медведи, лисицы и утки для княжеской охоты. Тургеневу приходилось признать: было что-то притягательное и восхитительное в размахе замысла и в величине состояния, необходимого для устройства охотничьей усадьбы в голой тундре, на краю арктического безмолвия. Он любил это место больше, чем свои апартаменты в Нью-Йорке, хотя и меньше, чем виллу на Антибах. Может быть, так же, как ранчо в Монтане. Москву и Петербург он одинаково презирал. Он провел указательным пальцем вверх-вниз по длинному изгибу своего орлиного носа, глядя на медленно падающий снег. Тихо постучавшись, в кабинет вошла секретарша, которая начала было говорить про какие-то важные документы… Он жестом приказал положить бумаги на стол и отпустил женщину взмахом другой руки. Ему хотелось еще немного подумать, прежде чем переходить к срочным делам. Джон Лок, объект его раздумий, был не более чем соринкой в глазу. Лок значил меньше, чем ничего, и однако он по-прежнему оставался на свободе, даже после операции с трупом девушки, подброшенным в его квартиру. Полиция опоздала лишь на несколько минут, но Локу удалось вырваться из захлопнувшейся ловушки, и теперь он был в Фениксе. Что он надеялся выведать? Тургенев знал, что он может услышать от Грейнджера, но его интересовало, захочется ли Локу копнуть еще глубже. Неужели он действительно хочет окончательно разрушить свою жизнь? Тургенев озадаченно улыбнулся. Он жалел, что в свое время не успел как следует познакомиться с Локом. В Афганистане Лок всегда казался тенью Билли – бесформенной, незрелой фигурой, девственницей, попавшей в зону военных действий. Тургенев снова улыбнулся. На самом деле парень обладал достаточной храбростью. Он хорошо усвоил уроки тренировок и сумел выжить в нескольких довольно рискованных ситуациях, но он никогда не был реальным противником, а играл в игры, витал в облаках. Он находился Может быть, недостаток внимания привел к недооценке личных качеств Лока? Тургенев так не думал; просто ему нравилась определенность во всем. С другой стороны, он был уверен в своих людях и в методичности Тяня. Вместе они без труда устранят Лока… Он щелкнул пальцами и переключил внимание на разложенные на столе документы. Лок был уже мертв. Местная проблема с Воронцовым благополучно разрешилась. Тургенев немного задержался на последней мысли. Воронцова он недооценил, это верно. Милиционер, которого он считал незначительным препятствием, почти дилетантом, или интеллектуалом, перебивающимся с хлеба на квас в ожидании пенсии, удивил его своей настойчивостью. Он успел подойти очень близко к делам фирмы, прежде чем его остановили. А следовательно, возможно и то, что он таким же образом недооценил Лока? Тургенев отмахнулся от вопроса, усевшись во вращающееся кожаное кресло за столом спиной к окну и придвинув к себе принесенные секретаршей документы. Нет, его оценка была верной. В третий раз Лок пойдет ко дну и успокоится навеки. Его рука инстинктивно ухватилась за спортивную сумку, которую он выронил при падении, и, словно крабья клешня, зашарила по мраморным ступеням. Полицейские сирены завывали все громче, и Лок напрягся в ожидании следующей пули. Затем он откатился по мозаичному полу к разбитым внутренним дверям клиники. Что-то клюнуло мрамор неподалеку от него и с сердитым жужжанием умчалось прочь. В следующее мгновение он оказался на ковре, в фойе, столкнувшись с женщиной, распростертой ничком на полу. Он поднялся на четвереньки и быстро отполз в сторону. Ковер был усеян телами испуганных людей, как будто здание подверглось воздушной бомбардировке. Лок видел кровь на чьем-то пестром хлопчатобумажном платье. Он поднялся на ноги и торопливо прошел мимо медсестры и врача в белых халатах, склонившихся над другим раненым. Сердце гулко колотилось о грудную клетку, задавая темп его паническому бегству. Он промчался мимо лифтов, едва отдавая себе отчет в том, куда он бежит, и позволив скрытым механизмам выживания направлять его путь. Потом он свернул в пустой, слабо освещенный коридор, показавшийся ему безопасным. Больше не имело значения, кто за ним охотится, люди Тяня или люди Тургенева. Важно было лишь то, что он по-прежнему вел себя как медленно движущаяся мишень, в которую нетрудно прицелиться, которую легко свалить. Лестница, ведущая вверх. Лок оглянулся через плечо на коридор и увидел две фигуры в белых халатах, но ни одна из них не преследовала его. Он поднялся по ступеням, тяжело дыша. Ноги внезапно налились свинцовой тяжестью. Маленькое, невзрачное помещение: приемная отделения травмотологии и срочных вызовов. Человек с рваной раной головы, капли крови на термопластовом покрытии пола. Другой человек с перевязанной рукой, испуганное лицо. Распахнув противоположную дверь, Лок вышел на пыльный бетон автостоянки. Он сразу же услышал полицейскую сирену и затравленно огляделся по сторонам. Бетонный прямоугольник, ряды автомобилей, сверкающие хромом и стеклом. Женщина, стоявшая рядом с маленьким «ниссаном», торопливо надевала белый халат. Лок подбежал к ней. Испуг на ее лице при виде его приближения почти сразу же сменился решительным, гневным выражением. – Ключи! – отрезал он. – У меня нет времени на объяснения. Дайте мне ключи от автомобиля! Женщина все еще боялась его, но продолжала владеть собой. Лок увидел, как она поднимает ключи, собираясь забросить их подальше. Он схватил ее за запястье и прижал к себе, ощутив ее жаркое дыхание на своей щеке. Ее глаза расширились в первом приступе паники при мысли о неизбежном насилии. Он хотел покачать головой, но вместо этого оттолкнул ее и выхватил ключи. – Мне нужна только ваша машина! – чуть ли не с мольбой выкрикнул он, отпирая дверцу. Ее страх сменился возмущением. Она оглянулась в поисках помощи, затем начала надвигаться на него. Лок швырнул спортивную сумку на заднее сиденье автомобиля. Приставное креслице для ребенка… к счастью, пустое. – Эй!.. – начала она, но замолчала, встретив его свирепый взгляд. – Леди, прошу вас! Просто отойдите от автомобиля! Лок забрался на сиденье и вставил ключ в замок зажигания. Двигатель завелся с пол-оборота. Женщина стучала в окошко. – Отойдите от машины! – яростно повторил он, сопроводив свои слова взмахом руки. Он отпустил тормоза, и автомобиль рванулся вперед, задев женщину крылом. Покрышки взвизгнули на горячем бетоне, когда он почти вслепую направил «ниссан» к барьеру автостоянки, автоматически поднявшемуся при его приближении. Женщина, размахивавшая руками в бессильном гневе, вскоре исчезла в зеркальце заднего вида. Лок свернул на север, к горам и пустыне за ними. Прочь из Феникса. Подальше от аэропорта – найдутся другие аэропорты. Он присмотрелся к дорожным указателям. Через минуту он выехал на Блэк Каньон хайвэй – автостраду № 17. Городок Флагстафф находился в ста сорока милях к северу, там имелся аэропорт, обслуживающий внутренние рейсы. Достаточно для начала. Лок смотрел в зеркальце заднего вида. Он обильно вспотел, но температура тела и сердцебиение постепенно возвращались к норме. Чувство приподнятости, радостного возбуждения преобладало над потрясением от неожиданного нападения на него. Кактусы мелькали вдоль дороги, словно указатели. Сзади не было видно автомобилей, преследовавших его или хотя бы ехавших с той же скоростью. Если повезет, то у него есть около получаса, прежде чем полиция поднимет вертолет для наблюдения за автострадой № 17 и другими дорогами, ведущими из города. Женщина-врач даст описание своей машины и описание его внешности. Не пройдет и получаса, и его опознают как Джона Лока, беглого преступника. А если они спросят медсестру у входа в палату Грейнджера, то понадобится еще меньше времени. Пригороды уносились прочь по обеим сторонам автострады. Перед немногочисленными коттеджами и бунгало переливались павлиньи хвосты водяных капель, фонтанирующих из разбрызгивателей. Самолет спускался к аэропорту Скай-Харбор, металл его фюзеляжа поблескивал на солнце. Горы постепенно расступались перед машиной. Дорога начала подниматься вверх, к отрогам Нью-Ривер и пустыне Сонора. Феникс превратился в отдаленный мираж, окутанный дымкой утренней жары. Лок начал вглядываться в разреженный воздух пустыни, выискивая приближающуюся точку – полицейский вертолет. Он осознал, что ему придется очень скоро избавиться от машины, и вздрогнул при этой мысли. Пустыня неожиданно стала более реальной, наваливаясь своей тяжестью на кондиционированную коробку маленького «ниссана». Нужно подыскать себе другой автомобиль, и побыстрее. |
||
|