Брукнер Карл Золотой фараон

ПРИКЛЮЧЕНИЯ ГРАБИТЕЛЕЙ МОГИЛ ЗA ТРИ ТЫСЯЧИ ТРИСТА ЛЕТ ДО НАШЕЙ ЭРЫ

Менафт, камнерез, трусил. Только что завыл шакал.

Менафт полз последним в цепочке грабителей, своих товарищей, пробиравшихся во тьме Долины царей. Сзади его уже никто не прикрывал. Он содрогался при мысли о том, что из темноты на него может броситься страж мертвых – бог Анубис.

Камнерез был свидетелем того, как жрецы несли деревянное изваяние бога к гробнице фараона Тутанхамона. Анубис был изображен в образе собаки с головой длинноухого шакала. Его тело покрывала блестящая черная смола. Бог лежал на позолоченном постаменте и смотрел угрожающе.

Жрецы поставили Анубиса у входа в сокровищницу гробницы. Там он должен отныне охранять мертвого царя, которому предстояло стать богом Осирисом в загробном мире.

От скалистых гор, где днем немилосердно палило солнце, веял знойный ветерок. И все же Менафт дрожал. Он еще крепче зажал под мышкой плетеную сетку с бронзовыми инструментами и подтянул повыше сползавшую набедренную повязку. Камнерез мог бы теперь спокойно спать в своей глинобитной хижине на берегу Нила. И он раскаивался в том, что позволил Сейтахту, столяру царских мастерских, уговорить себя на этот опасный набег.

Бесценные сокровища скрывала гробница фараона. Но как собирался Сейтахт сбыть с рук награбленные драгоценности? И если бы ему удалось, как он говорил, обменять их через некое высокопоставленное лицо на сосуды, полные масла и вина, зерно или скот, такое неожиданное богатство столяра или каменотеса должно было бы сразу броситься в глаза.

А три остальных его спутника еще в меньшей степени смогли бы правдоподобно объяснить, каким образом они сумели получить за свой труд такое баснословное вознаграждение. О том, что горшечник Эменеф в состоянии лишь кое-как прокормить своих детей, знал каждый. А водонос Мунхераб был простым рабочим и вообще не имел никаких постоянных доходов. Он помогал при постройке храмов и гробниц фараонов, а ночью спал под открытым небом на связке соломы. Самая убогая тростниковая хижина на Ниле была бы для него царским дворцом. Хенум – гребец царского чиновника Поа, был вообще всего лишь рабом. Даже его набедренная повязка и веревочные сандалии принадлежали его господину.

Менафт взглянул на небо. Зловеще мерцали звезды. Среди многочисленных египетских богов не было ни одного, кто охранял бы грабителей могил. Но все они подслушают его, если он откроет своим сообщникам дорогу к гробнице фараона. Только бог солнца Ра не может его видеть, так как он сейчас правит своей священной баркой, направляясь в подземный мир. А когда он поднимается утром на небо в образе пылающего сокола, то шакалоголовый страж гробниц Анубис определенно расскажет ему, какое преступление совершил Менафт. Ужасное наказание ожидало камнереза, если жрецы храма узнают его имя от бога солнца. С одного грабителя могил содрали кожу, а потом его посадили на кол.

И еще раз пробежала по спине Менафта дрожь от жуткого страха. В нерешительности он остановился. Снова раздался вой шакала, протяжно, жалобно… С ужасом прислушался к нему Менафт. Не извещает ли о себе бог Анубис? Не гонится ли он за ним?

Да, теперь вой раздался ближе; эхо принесло его от скалистых гор, окружающих Долину царей. Богиня неба Нут, повелительница всех богов, должна слышать предостерегающий оклик Анубиса. А над скалами уже поднимается Ях, бог луны. Как похож его молодой серп на острый кривой меч! Ведь Ях тоже может низвергнуться с неба, размозжив головы всем преступникам вместе с Менафтом.

А Сейтахт с тремя помощниками беззаботно двигался дальше. Неужели они все ослепли и оглохли от жадности к золоту, которое ждет их в гробнице фараона? Неужели они не видят Ио? Неужели не слышат воя Анубиса?

Какое-то мгновение Менафт смотрел вслед спутникам. Не попытаться ли удержать их? Но это ему вряд ли удалось бы: они просто потеряли рассудок, желая как можно скорей захватить драгоценности. И если они не боялись гнева богов, то разве сможет он вернуть их назад? Ему жалко было Сейтахта: столяр к тому же был хорошим другом. Он сделал для камнереза черный расписной ларец из дуба с крышкой искуснейшей резной работы. Ларец должен был стать для Менафта одной из самых ценных вещей в погребальной утвари. Камнерез охотно спас бы Сейтахта от верной гибели. Но это было невозможно. Страж мертвых Анубис завыл снова. Грозный вой прозвучал в ушах Менафта, как крик мести из загробного мира. Защищаясь, он накрыл голову плетеной сумкой и прижался к земле. Возможно, Анубис не заметит его, когда в неистовом беге обрушится на шайку грабителей.

Менафт в ужасе прислушался. Тихие шаги послышались сзади него. Кто-то догонял камнереза. Анубис?

Застонав от страха, Менафт закрыл лицо руками. Что-то толкнуло его в спину. Он вскрикнул, бросился плашмя на землю и услышал гневный голос Сейтахта:

– Что с тобой? Почему ты отстал? Встань! Иди сюда!

Менафт сконфуженно посмотрел на темную фигуру товарища.

– Разве ты не слышал вой? Анубис охраняет царя. И Ях уже взошел. Он наблюдает за нами. Я не пойду с вами.

Сейтахт зашипел от ярости:

– У тебя разум ребенка. Разве может видеть нас Ях в новолуние, когда он, как молодая луна, плывет далеко в небе? Сегодня наша ночь, ночь грабителей. Я не напрасно ждал ее.

– Но Нут богиня. Она все видит и слышит. Столяр, однако, процедил сквозь зубы, нагнувшись ниже:

– Беги не заботятся о таких людях, как мы. Это я знаю наверняка. В последние ночи я воздевал руки к звездам и грозил им. Я хотел знать, смогут ли боги отомстить мне. Но они безмолвствовали!

Менафт приподнялся, опершись рукой о землю.

– Звезд бесчисленное множество, но не все они божества, а у некоторых вообще нет имен. Но если бы ты попытался пригрозить самим великим богам, они уничтожили бы тебя.

Сейтахт презрительно махнул рукой.

– Я уже поносил богиню неба Нут и Гора, Амуна и Шу, Птаха и Исиду и самого Осириса. Проклятия призывал я на головы этих богов, потому что хотел всех их вызвать против себя. Ну, посмотри на меня, разве не стою я живой перед тобой! Я говорю тебе: жрецы лгут, рассказывая в храмах, что диск солнца – единый бог.

В ужасе от подобного богохульства Менафт простер ладони перед столяром.

– Замолчи! Я не хочу, чтобы меня поразил гнев богов заодно с тобой. Может быть, боги солнца не слышат тебя – ведь сейчас уже ночь. Зато сейчас властвуют Осирис и Анубис. Они страшно накажут тебя, если ты переступишь порог царской гробницы!

– Так ты думаешь, что они накажут меня? Именно меня? – насмешливо сказал столяр. – Но тогда скажи мне, почему они не наказали ни одного из грабителей гробниц, которые уже задолго до нас прибрали к своим рукам золотые сокровища мертвых царей? Здесь в долине почти каждая гробница обворована. Это ты знаешь так же хорошо, как я.

– Да, но я знаю и то, что многие грабители были схвачены стражами царского Города мертвых. Их пытали, и ужасные крики несчастных можно было слышать на другом берегу Нила.

– Хорошо, хорошо, я согласен с тобой, но я спрашиваю тебя, кто наказал этих дураков? Боги? Едва ли.

Не дождавшись ответа, Сейтах закончил:

– Только люди могут награждать или наказывать, но уж никак не изображения богов из дерева и камня. В них нет жизни, ибо люди сами сделали их. Разве не сам ты помогал высекать из камня фигуры богинь Исиды, Нефтиды, Нейт и Селкет на саркофаге фараона? Своими руками, своими инструментами ты создал богов. Подумай, Менафт, как слабы наши боги, если они нуждаются в нашей помощи, чтобы люди могли увидеть их.

Менафт поднялся и беспомощно посмотрел на небо. Сейтахт высказал сейчас то, о чем и сам он давно размышлял, стоя перед старыми храмами и изучая формы статуй. Глубокое почтение питал он к искусству людей, которые создали подобные скульптуры. Когда жрецы храма Амона готовились к жертвоприношениям и молитвам, когда они в торжественной процессии, обволакиваемые фимиамом, под глухо звучащие песнопения исчезли в святилищах – тогда казалось ему, что он ощущает непосредственную близость божества.

– Идем со мной, – потребовал Сейтахт. – Ночь коротка. Нам предстоит много работы. Осирис-Тутанхамон хочет освободиться от – золота, которым набит до отказа его погребальный покой.

– В загробном мире ему не понадобится столько золота, груз слишком тяжел для него, – произнес кто-то гортанным хриплым голосом позади Сейтахта.

Это был гребец Хенум, неслышно подкравшийся к собеседникам. Черное лицо нубийца выделялось темным пятном на фоне звездного неба. Его мощные плечи тряслись от сдавленного смеха.

– Я видел его частенько, вашего маленького царя, когда он охотился за утками, плывя по реке на камышовой лодке. Он был красив, этот прелестный мальчик. Как-то раз он проплыл совсем рядом со мной, строго и гордо глядя в пространство. Я быстро бросился на землю, склонив перед ним голову. Он и правда выглядел словно юный бог. Но сегодня я возьму все его сокровища!

Клокочущий смех сопровождал речь нубийца, которая звучала так глухо, словно рождалась у него где-то в желудке.

– Ты ничего не заберешь, – прошипел Сейтахт, – тебе позволено будет унести только то, что я нагружу на твои плечи. И это мое дело. А если ты посмеешь вынести хотя бы самую малость без моего разрешения, я убью тебя.

Хенум склонил голову и пробормотал:

– Поа, мой господин, велел мне взять столько, сколько я смогу унести. Я должен быть внимателен, чтобы не оставить ничего ценного. Это тоже приказал мне господин.

– Иди прочь, проклятый раб! – выругался Сейтахт, ударив нубийца кулаком по плечу. – Иди, или я расскажу твоему господину, какой ты болтун. Если бы он знал, что ты назвал его имя, он приказал бы вырезать тебе язык!

Рабу был нанесен ещё один удар, чтобы тот шел вперед. Затем Сейтахт потащил с собой камнереза.

– Этот черный не умеет держать язык за зубами, – бормотал он про себя. Потом он заговорил стремительно и горячо: – Ты не должен был знать имени нашего заказчика. Я сам узнал его лишь случайно и остерегался рассказывать об этом кому бы то ни было. Мне достаточно того, что стражи здесь в долине подкуплены и сегодняшней ночью будут спать. Или ты мог серьезно подумать, что я проник бы в царскую гробницу, если бы не был уверен в нашей безопасности?

Менафту нечего было возразить. Его смутило то, что сказал болтливый Хенум. Он понял, наконец, что Поа, писец при дворе нового фараона Хоремхеба, и есть тот самый высокопоставленный человек, который хотел обменять все награбленные сокровища на масло, вино, зерно, скот. Страх быстро пропал, Поа покровительствовал сам всемогущий Майа, тот, кто уже при жизни так рано умершего Тутанхамона носил титулы «управителя строительными работами в обители вечности, хранителя сокровищницы, главного царского писца». Майа был также любимцем фараона Эйе, который после смерти Тутанхамона царствовал над Верхним ни Нижним Египтом. А теперь Майа служил новому царю Хоремхебу, получив звания «носителя опахала справа от фараона» и «главы презднества Амона в Карнаке».

Неужели этот крупнейший вельможа в государстве соблазнился драгоценностями из погребальных покоев? Он был богаче многих правителей. Тысячи рабов трудились в его имениях.

Менафт схватил столяра за руку.

– Скажи мне, знает ли великий господин Майа, что мы… – Камнерез не договорил до конца, о чем думал. Его подозрение показалось ему самому чудовищным.

Сейтахт сразу не понял его. Потом тихо рассмеялся и сказал словно про себя:

– Поа великий господин, а Майа еще выше. Но чем выше положение человека, тем сильнее жадность!

– Итак, ты не знаешь?

Столяр отрицательно покачал головой:

– Я уже сказал тебе, что Поа не разговаривал со мной сам. Его посредник пришел ко мне и очень осторожно повел речь об одном важном господине, который знает меня как прилежного мастера, изготовляющего отличные лари и барельефы, и доброго резчика иероглифов по дереву. Затем он заговорил о том, что, насколько помнит высокий господин, я помогал изготовлять четыре покрытых золотом погребальных ковчега в гробнице Тутанхамона. – Сейтахт замолчал на некоторое время, потом усмехнулся. Этот высокий господин велел мне сказать, будто он знает также, что я один из тех рабочих, которые собирали эти четыре позолоченных ковчега в погребальном покое царя.

Сейтахт опять замолчал, словно размышляя о чем-то, а потом неожиданно громким голосом выкрикнул:

– Трудно даже представить себе, какой хорошей памятью обладал тот писец. Ведь со времени смерти юного царя прошло уже одиннадцать лет!

– Ты думаешь, господин помнил о том, что и я работал тогда над саркофагом царя?

Столяр засмеялся и положил руку на плечо Менафта:

– В своем деле ты мастер, но размышляешь славно нильский бегемот. Действительно, Поа сразу сообразил, кто лучше всего сумеет украсть для него золото. Всему есть свои причины. И нам дали в помощники Эменефа, горшечника, не случайно. Позже он сделает для найденного золота красивые выпуклые кувшины с узкими горлышками. Никто не заподозрит, что в таких кувшинах хранится золото из царских погребений. Если даже они будут когда-либо стоять среди сотен им подобных в подвале дома Поа!

– Разве Эменефу придется изготовлять эти кувшины в своей мастерской?

– Ты задаешь глупые вопросы, Менафт. Мастерская будет совсем в другом месте. Я думаю, в одном из глиняных карьеров у Нила, владельцем которого является Поа, можешь мне поверить. Во время работы у Эменефа не будет свидетели.

– Ну, а если Эменеф сам проболтается?

– Тогда он быстро отправится в загробный мир. Спроси водоноса Мунхераба, и он скажет тебе, где ждут нильские крокодилы тех, чей болтливый язык может показаться опасным важному чиновнику.

И все же у Менафта было еще одно последнее сомнение:

– Дозорный Города мертвых все равно сообщит, что одна из гробниц вновь ограблена. Сейтахт застонал от нетерпения:

– Сколько я должен тебе повторять, что Ях, бог луны, нем и слеп. И царский дозорный вместе со всеми стражами тоже.

Камнерез ломал в отчаянии руки:

– О всемогущий Птах! Я думал, что я один был тем низким человеком, на которого Осирис натравит Анубиса! Но чиновники из Города мертвых еще хуже меня!

– Они такие уже тысячу лет, – возразил столяр равнодушно. – Вспомни-ка гробницы из некрополя на западном берегу. Знаешь ли ты хоть одну, которая не была ограблена? И разве тебе не известно, что воры проникли даже в могучие пирамиды Мемфиса. Как могли они разыскать тайные ходы, преодолеть лабиринты, двери-заслоны и другие препятствия? Уж конечно, не без помощи посвященных. Погребальные покои в пирамидах первых великих царей уже более тысячи лет пусты. Послушай меня, будь я царь, я приказал бы после своей смерти мой труп только набальзамировать и поместить в каменный саркофаг без какой-либо погребальной утвари из золота. И это я довел бы до сведения каждого. Только тогда я мог бы спокойно почить в веках.

– Но как бы Осирис узнал тогда в загробном мире, что ты царь? Он спутал бы тебя с безымянными покойниками, и ты потерял бы все свои преимущества. Тебе пришлось бы заниматься тяжелой работой, как простолюдину.

Безбожник-столяр бросил насмешливый взгляд на небо.

– О Менафт, как ты глуп! Если существует бог загробного мира Осирис, то должен же он знать, царь перед ним стоит или такой же человек, как ты и я. А если он к тому же еще и справедлив, то должен судить плохого царя так же, как и плохого столяра.

– Значит, ты признаешь, что боишься наказания на том свете.

Сейтахт повернул руки ладонями вверх:

– Наказание? За что? Я беру золото, от которого никому нет пользы. Оно лежит глубоко под землей в гробницах. И его хочет иметь Поа, писец. За золото он даст нам масло, вино и другие хорошие вещи. Я не могу пользоваться золотом, так же как ты и другие.

– Это правда, – согласился робко Менафт, – золотом владеют лишь знатные вельможи, но никогда – ремесленники или крестьяне.

– Ну, а раз так, тогда почему ты боишься наказания богов? Бери пример, с Мунхераба, Хенума или Эменефа. Их привлекает не золото, а то, что дадут за него. Не мы грабители могил, а наши заказчики. Это их должен бы наказать Осирис, а не нас.

Менафт выпятил нижнюю губу. Слова Сейтахта поколебали его. Молча шагал он во мраке долины рядом со своими товарищами, размышляя: солнечный диск не может быть богом. И луна не может, да и ничто другое на небе и на земле. Сейтахт не лгал; он и правда хулил тогда богов, а они не сказали в ответ ни слова. Безмолвные и беззащитные лежали также и многочисленные фараоны в своих гробницах. Хотя при жизни они утверждали, что являются детьми небесных богов, а после смерти соединятся с Осирисом, однако они не защищались, когда воры грабили их гробницы. Да, очень возможно, что столяр прав: только люди могут карать и миловать людей на этом свете. И кто знает, что происходит на том свете? Оттуда еще никто не возвращался, чтобы дать показания.

На той стороне при обвалах скал снова раздался вой шакала. Он прозвучал словно вопль отчаяния. С противоположной стороны долины тотчас же последовал ответ. Теперь вой слышался уже в разных местах.

Менафт внимательно осмотрелся. «Это только шакалы, – подумал он, – наверняка это только шакалы». Они встречаются не только здесь. Он знал их привычку: подвывать своим собратьям. Не раз он прогонял их камнями, когда шакалы мешали ему спать. Просто смешно, что он их испугался. Однако Менафт оглянулся через плечо: что это за огоньки там позади, в темноте? Не светятся ли чьи-то глаза? А теперь огоньки потухли. Неужели его все-таки преследовал Анубис?

Сейтахт беззаботно шел дальше и смотрел вперед на дорогу. Он искал в темноте Мунхераба и двух других. Куда они ушли? Долина заканчивалась невдалеке скалами, которые, подобно гигантской стене, уходили высоко в небо. Гробница Тутанхамона должна была находиться где-то поблизости.

Сейтахт остановился, осмотрелся. Проклятия, которые он изрыгал, шипели, как вода на раскаленном камне. Недалеко послышался шорох, словно кто-то тер деревом о дерево.

Менафт испуганно схватил столяра за руку:

– Слышишь? Кто-то высекает огонь.

Столяр некоторое время прислушивался.

– Это они! – крикнул Сейтахт. – Эти сумасшедшие хотели разжечь огонь под открытым небом, вместо того, чтобы ожидать нас.

Сейтахт поспешил вперед. Его набедренная повязка светлым пятном плыла в темноте, указывая дорогу, которую выбрал Сейтахт и которая вела к возвышенности. Это была стена, опоясывающая спуск к гробнице.

У восточного края стены вырисовывались силуэты трех фигур. Это наверняка были Мунхераб, Эменеф и Хенум. Вдруг там вспыхнула искорка.

Огонь осветил белое пятно набедренной повязки Сейтахта. Послышался его гневный свистящий шепот. Огонь внезапно погас, и четыре фигуры исчезли так неожиданно, словно провалились сквозь землю. Менафт понял: грабители спустились к гробнице.

В скале было вырублено шестнадцать ступенек. Шестнадцать. Число, которое оставило неизгладимый след в памяти Менафта. Одиннадцать лет назад на этих ступеньках он чуть было не расстался с жизнью.

В его памяти вновь всплыла страшная сцена, которая разыгралась здесь в прошлые времена.

Высеченный из глыбы благороднейшего желтого кварцита многотонный саркофаг медленно опускался по наклонной площадке к гробнице. Двенадцать рабов тащили его на деревянных катках через подземный ход в переднюю камеру и далее – в гробницу.

Он, Менафт, как искусный мастер был прикреплен к чиновнику, который следил за правильной расстановкой всех предметов в погребальном покое. Когда колоссальный саркофаг встал, наконец, на подготовленное для него место, надсмотрщики и рабы вздохнули свободнее. Саркофаг каменотесы вытесали с необычайным искусством; это была исключительно тонкая работа. Одно неосторожное движение при спуске, один сильный толчок в узком скалистом проходе могли безнадежно испортить саркофаг. Поэтому все – от надсмотрщика до последнего раба – считали, что доставка менее тяжелой крышки саркофага не представит особых трудностей.

И тогда это случилось. Один из канатов, на которых спускали крышку, лопнул. Тяжелая, как три каменных статуи в натуральную величину, крышка заскользила вниз по ступеням. Рабы тщетно упирались в блок, их неудержимо тянуло вниз. Менафт попытался подставить под скользящую все быстрее крышку деревянный клин. Но и это не помогло. В самый последний момент он едва успел отскочить. Драгоценная крышка, с грохотом подскакивая на каждой из шестнадцати ступенек, раздавила на своем пути двух рабов и разлетелась на куски.

Надсмотрщик сорвал головной платок, затопал ногами в бессильном гневе. Он тотчас отстегал плетью оставшихся невредимыми рабов, а Менафту пригрозил всеми возможными карами. Но когда до его сознания дошло, что он, надсмотрщик, в первую очередь будет привлечен к ответственности, он стал соображать, что делать.

С большой поспешностью и в глубокой тайне велел он доставить из давно разграбленного царского погребения крышку саркофага из красноватого гранита. Старые надписи и рисунки удалили, а на их месте Менафт с двумя помощниками вырезал новые по образцу разбитой кварцитовой крышки.

Но это могли разоблачить: красноватый гранит никак не подходил к желтому кварциту саркофага. Во время погребальных торжеств жрецам и вельможам разница должна сразу же броситься в глаза.

Поэтому надсмотрщик распорядился покрасить поддельную крышку в желтый цвет, накинуть на нее покров и поставить в угол погребального покоя.

И вот наступило время погребальных торжеств. Холодный пот выступил на лбу у надсмотрщика. Но никто не интересовался крышкой. Церемония проходила быстрее, чем обычно. Три вставленных друг в друга гроба последний, из чистого золота, содержал набальзамированную мумию царя были погружены в кварцитовый саркофаг; вельможи и жрецы поспешно оставили гробницу.

Новый царь Эйе собирался взять в жены юную вдову покойного фараона. Поэтому растягивать на длительное время торжество погребения никак не входило в его планы.

Это было смутное для Египта время. Вместо многочисленных старых богов в стране стали почитать одного – бога солнца Атона. Жрецы бога Амона ненавидели царей, которые лишили их влияния. Народ не знал, кому теперь верить – богам своих предков или Атону, которого царь объявил единственным богом. Потом вдруг совсем молодыми один за другим умерли три царя-еретика. Жрецы победили, а народ должен был теперь еще больше почитать своих старых богов.

Голос столяра быстро вернул Менафта к действительности.

– Ты где? Куда ты исчез? – кричал Сейтахт. – Опять испугался кары богов? Давай свой инструмент и отправляйся домой!

– Я останусь с вами, – решительно заявил Менафт.

– Тогда поторапливайся! Поможешь нам пробить проход в гробницу!

– Почему вы до сих пор не зажигаете света? – спросил Менафт. – В темноте я не могу работать.

Столяр поспешно спустился по лестнице к гробнице и закричал своим сообщникам:

– Что с вами? Почему прекратили разводить огонь?

Из глубины послышалось ворчание Мунхераба:

– Ты же сам говорил, что надо подождать камнереза. Сначала ты ругаешься, что мы слишком рано разводим огонь, потом тебе кажется, что слишком поздно. Сам не знаешь, чего хочешь!

Водонос замолчал, и вскоре опять послышался звук трения. Вокруг рифленой поверхности веретена была обвита тетива лука, которая подобно пиле двигалась туда и сюда, вращая при этом само веретено. На верхнем его конце был надет набалдашник, который Мунхераб придавливал рукой. С помощью втулки, насаженной на нижний конец веретена, он сверлил подставку из мягкого дерева. В канавке возле просверленного отверстия лежал трут. Видимо, горшечник Эменеф держал кусок мягкого дерева, так как теперь он подбадривал Мунхераба:

– Тяни быстрее лук! Дерево уже нагрелось и сейчас загорится!

Менафт услышал напряженное дыхание водоноса, потом увидел, как что-то сверкнуло в темноте. Эменеф, стоя на коленях и низко наклонившись к земле, изо всех сил раздувал трут. Посыпались искры, трут начал гореть. Затанцевал крохотный огонек. Хенум держал нагртове масляную лампу.

Менафт посмотрел вверх. Перед ним находился замурованный вход в гробницу. На оштукатуренной стене были оттиснуты печати царского некрополя с изображением шакала над девятью пленными и печать фараона Тутанхамона. Кто без позволения повредит хотя бы одну из печатей, будет жестоко наказан.

Однако грабители бесстрашно ощупывали оттиски печатей на стене. Только-руки Сейтахта слегка дрожали.

– Нас никто не опередил, все печати целы, – прошептал он взволнованно.

– Мы найдем много золота, – обрадовался Эменеф, – у меня будет столько масла, зерна и скота, как у какого-нибудь управляющего царскими поместьями.

– Не радуйся раньше времени, у нас пока еще нет сокровищ, – бросил ему Сейтахат. – Кто знает, не завален ли ход за этой стеной. – При этом он посмотрел на Менафта, как бы желая найти у него подтверждение своему предположению.

Камнерез схватил масляную лампу и начал внимательно осматривать верхнюю часть замурованного входа. На его лице застыло привычное сосредоточенное выражение, как во время работы в мастерской. Наконец Менафт передал лампу Мунхерабу.

– Подними лампу повыше и посвети мне, – приказал он, взял в руки бронзовое долото и приставил его к левому верхнему углу стены. ~

– Ты хочешь пробить вверху дыру? – удивился Эменеф. – Ведь гораздо удобнее пролезть снизу.

– Тогда ты недалеко уйдешь, – не глядя на него, ответил камнерез. Сейтахт догадался, что ход за этой стеной забит оставшимся после стройки неиспользованным камнем. – Но я надеюсь, что там у потолка осталось достаточно места, чтобы проползти.

Он с силой ударил по долоту и больше уже не оборачивался. Штукатурка на стене треснула под тяжелыми ударами камнереза. Обнажилась стена из плотно пригнанных друг к другу камней. Сверху ее замыкала толстая деревянная притолока: Менафт выдолбил под ней камни. Несколько камней упало во внутреннюю галерею. Образовался пролом. Нетерпеливо смотрели сообщники, как Менафт просунул лом в дыру. Наконец отверстие стало достаточно широким для того, чтобы в него мог пролезть человек. Хенум бросился вперед, но Сейтахт оттолкнул его в сторону:

– Ты останешься и будешь стоять на страже! Я полезу сам.

Нубиец обиделся.

– Мой господин приказал мне идти в гробницу вместе с вами.

– Я сказал, ты останешься здесь и не двинешься с места, иначе…

Столяр неожиданно схватил долото и грозно посмотрел на своих товарищей.

– Я полезу первым. Обождите меня! – сказал он, протиснулся в отверстие и приказал подать лампу. Грабители остались в темноте.

– Что замыслил Сейтахт? – спросил водонос. – Может быть, он хочет забрать все золото один и оставить нас стоять здесь?

– Имей терпение, он сейчас вернется обратно, – уверенно ответил Менафт. – Без нас он беспомощен. В гробнице есть еще несколько замурованных дверей.

Он прислушивался некоторое время, потом засмеялся злорадно.

– Слышите? Он уже зовет нас. Дверь в переднюю комнату преградила ему путь. Полезайте внутрь!

Пропустив Мунхераба и Эменефа, он остановил Хенума, прошептав ему:

– Ты видел, как жаден до золота Сейтахт. Я не верю ему. Если услышишь крик, бросай все и беги ко мне!

Хенум ударил себя кулаком по мускулистой груди.

– Я приду на помощь, если Сейтахт будет угрожать тебе. Поа, мой господин, обещал хорошо наградить меня, и я не позволю обокрасть себя.

Он охотно помог неповоротливому камнерезу протиснуться в пробитое отверстие, а сам стал слушать.

Менафт полз на четвереньках по щебню и осколкам камней. Спиной камнерез все время касался свода. Горячий и удушливый воздух, тучи пыли, оставленные прошедшими вперед грабителями, затрудняли дыхание. Щебень завалил почти весь ход, свободным осталось лишь узкое пространство. Не раз казалось Менафту, что он застрянет. Камнерез был старше и не так подвижен, как Сейтахт и остальные сообщники. Ход казался ему бесконечным, хотя он хорошо помнил, что длина его от первой двери до второй составляла всего лишь около пятнадцати шагов. Гробница Тутанхамона была одной из самых маленьких в Долине царей. О таком не очень значительном фараоне, которого жрецы считали к тому же почитателем бога Атона, не стоило много беспокоиться.

Задыхаясь, толкал Менафт перед собой сумку с инструментом. Пот заливал глаза. Камнерез задыхался. Узость прохода пугала его, и он чувствовал себя беспомощным, стиснутым этими страшными камнями. Сейчас или никогда выяснится, могут ли боги загробного мира наказывать. А если это случится, страшный конец ждет Менафта.

«Назад!» – приказал он себе и хотел уже повернуть обратно, когда услышал окрик Сейтахта. Столяр лежал на животе рядом со своими товарищами и направлял на Менафта свет масляной лампы.

– Ты ползешь, как улитка, Менафт. Поторопись! Перед нами еще одна стена.

Камнерез, тяжело дыша, осмотрелся. Каким образом в таком узком проходе он должен пробить дверь во второй стене? Он израсходовал все свои силы.

– Возьми мой инструмент и сам пробивай ход, – попросил он Сейтахта, – у меня нет больше сил. Но столяр не хотел и слышать об этом.

– Кто из нас камнерез, я или ты? Если пробивать дыру буду я, то может обрушиться вся стена, а этого никак нельзя допустить!

Менафт колебался. Тогда к нему подполз на животе Эменеф и протянул руку.

– Дай инструмент, Менафт! Я буду пробивать отверстие.

Но Сейтахт яростно обрушился на него:

– Ты не сделаешь этого! Каждый из нас обязан делать свое дело. Вперед, Менафт, иначе…

Острие резца в руках Сейтахта было нацелено в лицо Менафту. Камнерезу не оставалось ничего другого, как покориться и ползти дальше. Горшечник и водонос прижались к стене. Сейтахт тоже с готовностью освободил ему место. И все же очищенное грабителями пространство было до смешного мало, чтобы в нем можно было работать. Когда-то туннель был достаточно высок и широк. Человек среднего роста мог свободно поднять в нем руки, а расставив их, лишь с трудом доставал до стен. Но после того как ход был забит осколками камней, между сводом и слоем щебня осталось узкое пространство высотой не более трех пядей.

– Как я могу здесь работать, – жаловался Менафт, приблизившись к стене, которая загораживала проход. – Лежа на животе, я не могу действовать руками. А ведь здесь нужно долбить стену.

Он надеялся, что столяр поймет его и отправит назад. Но Сейтахт приказал двум другим сообщникам вырыть углубление перед стеной. Они сделали это, но подняли столько пыли, что даже лампы не стало видно.

Менафт думал, что задохнется. Он хотел отползти назад, но Сейтахт крепко держал его и отпустил лишь тогда, когда яма стала достаточно велика. Скорчившись, царапая колени об острые камни, Менафт пробивал стену. Он бил изо всех сил, как если бы это были голова и тело Сейтахта. Долгое время столяр был его другом, но теперь Менафт ненавидел его. Из-за этого совратителя боги наказали его. Но боги не знали, как долго он отказывался от участия в этом грабеже. Десять лет жизни будет стоить ему эта ночь, если он вообще выйдет отсюда живым. Может быть, пока еще не поздно, позвать на помощь Хенума? Но кто знает, поможет ли тот ему? Золото ведь еще не найдено. Золото Осириса-Тутанхамона!

Менафт продолжал работать с ожесточением. Один камень в стене никак не поддавался его ударам. Тогда он схватил лом. От ударов лом согнулся.

Менафт застонал от напряжения. Кровь стучала в висках. Еще раз поднял он лом и вдруг почувстовал, как в груди что-то оборвалось. Выпустив инструмент из рук, Менафт схватился за сердце. В глазах зарябило. Застонав от боли, камнерез склонился вперед. «Птах, всемогущий Птах, прости меня», – еще успел он подумать, после чего ему показалось, что он проваливается в бездну. Сейтахт встряхнул его.

– Работай, работай! Отдохнуть сможешь дома.

Он протиснулся ближе к сделанному Менафтом отверстию, просунул в него лампу и жадно прильнул к дыре, словно увидел за стеной гору золотых сокровищ.

– Скоро мы будем там. Ты должен выбить еще только пару камней, прошептал он и только теперь заметил, какое пепельно-серое лицо у Менафта. Камнерез сидел в яме на корточках, согнув спину. Его голова качалась из стороны в сторону. Левая рука бессильно упала на край плоского камня, там же лежал брошенный Менафтом инструмент. Менафт повалился ничком. Столяр испуганно подхватил его:

– Что с тобой, Менафт? Ответь, ты слышишь меня?

Камнерез, пожалуй, услышал вопрос, скорее не вопрос, а шум, наполнявший голову. Какая-то кроваво-красная пелена кружилась вихрем вокруг него, внезапно она остановилась и превратилась в гигантский солнечный диск. Менафту казалось, что он узнал пылающего бога-солнце, чей жар обжигал ему сердце. Загудело в груди, словно по телу ударяли молотом. Жизнь гасла. Он думал, что плывет в бесконечную даль.

Мунхераб вскрикнул:

– Он мертв! – и, упав навзничь, закрыв лицо руками, простонал: Осирис, пощади меня и прости!

Горшечник Эменеф втянул голову в плечи. Неужели Осирис действительно близко? Не схватит ли и его бог смерти? – Он дрожал. Во рту пересохло. Впрочем, это могло быть от пыли. Он крепко обхватил камень. Нет, в его руках еще достаточно сил. Осирис не имел над ним власти. Ведь ori простой горшечник. Камнерез же высекал изображения богов из камня, и боги хорошо знали его.

Сейтахт был уверен, что камнерез мертв. Возможно, он умер от страха. Кто постоянно боится наказания богов, тот живет полжизни. Сейтахту боги вообще не могут повредить. Он просто не верит в них. Куда же пропал Осирис? Разве эта гробница не принадлежит его царству, его загробному миру?

Сейтахт схватил инструмент Менафта. Он хотел доказать своим трусливым сообщникам бессилие Осириса.

– Смотрите сюда, вы оба, – напустился он на них. – Я покажу вам, что я сильнее богов. – Он изо всех сил ударил по замурованной двери.

Мунхераб испуганно уставился на него и подумал: сейчас Осирис убьет и дерзкого столяра.

Эменеф не чувствовал страха; с любопытством наблюдал он, как Сейтахт расширяет отверстие в стене. Вдруг ему пришла в голову мысль, что ведь и столяр создавал изображения богов, а поэтому был им тоже достаточно известен. Снова ему стало жутко.

Сейтахт отложил инструмент.

– Что, по-прежнему трусите? Можете отправляться на все четыре стороны, но золото достанется мне одному.

Эменеф вскочил.

– Я буду помогать тебе. Но скажи прежде, что случилось с Менафтом?

– Вытащите его наружу, – приказал столяр. – Труп не должны найти здесь. Пусть Хенум поможет вам спрятать покойника в одной из пустых царских гробниц.

Столяр вновь приставил долото и продолжал работать.

Эменеф толкнул водоноса. Из-за шума ударов Сейтахт не расслышал, как он сказал своему товарищу:

– Ну, что рот разинул? Если мы не поторопимся, столяр сам вынесет все золото, а мы останемся такими же бедными, как и были.

Некоторое время Сейтахт пробивал отверстие, потом оглянулся. Он остался один. Масляная лампа коптила. Столяр оборвал и выбросил обугленный конец фитиля – он сослужил свою службу и был уже не нужен, как и Менафт, которого теперь, наверное, уже зарыли в землю. А ведь он был искусным камнерезом и хорошим товарищем.

Вздохнув, Сейтахт взялся за лом. Если бы Менафт умер не здесь, а, скажем, у себя дома, он искренне скорбел бы о его смерти. Но здесь над ним властвовали золотые сокровища – ведь только тонкая стена отделяла его от несметного богатства. Сейтахт с силой ударил ломом в стену. После третьего удара лом не нашел опоры. Быстро выломав еще несколько камней из стены, столяр с лихорадочной поспешностью протиснулся в отверстие ногами вперед. Свой инструмент он небрежно бросил на той стороне, а масляную лампу бережно втащил за собой. Отыскав ногами опору, Сейтахт почувствовал, что это сундук. Но едва он стал на него, как тот развалился. Собрав все присутствие духа, столяр ухватился за край стенки, помешав тем самым лампе погаснуть. Яростно оттолкнул он обманчивую подставку и~ упал вниз. Подняв лампу вверх, он оглядел помещение. Глаза его расширились. Куда бы ни бросил он свой взгляд, повсюду сверкало золото. Перед ним стояли три больших ложа в форме чудовищных зверей с вытянутыми туловищами. Его ослепил царский трон, обитый искусно обработанным листовым золотом. Он увидел расписные ларцы, отделанные эбеновым деревом, слоновой костью, золотом, драгоценными камнями и покрытые богатой резьбой. Здесь стояли роскошные охотничьи колесницы царя, хотя и разобранные, но не утратившие своего великолепия. Там – вазы из прозрачного алебастра – чудо резьбы по камню. А там! Золотой сундук!

Золото, повсюду золото. А сзади у стены…

Сейтахт отскочил назад и нагнулся, защищая лицо левой рукой. Там, у стены перед входом в погребальный покой, стояли два стража. Один справа, другой – слева. Они были неподвижны и молча и пристально глядели друг на друга. Это были статуи, выполненные в натуральную величину!

Сейтахт тяжело дышал. Страх парализовал его, так ужасающе правдивы были эти фигуры. Стражи держали в руках позолоченные булавы и длинные посохи. Золото сверкало на их шлемах, набедренных повязках и даже сандалиях.

Бросив еще один пытливый взгляд на деревянные фигуры, Сейтахт поспешно начал опустошать ларец.

Эменеф первым обнаружил, что камнерез жив. Они уже успели оттащить его от гробницы на расстояние выстрела из лука, когда горшечник услышал тихий вздох. Почувствовав, что мнимый покойник зашевелился, Мунхераб от страха уронил его. Хенум почти не испугался. Ему не раз приходилось вылавливать из Нила еле живых людей. Он начал массировать грудь Менафта, поднимать и опускать его руки, а потом стал дуть ему в рот. Это, по мнению египтян, дарило новую жизнь покойнику.

Менафт и правда опять вздохнул, потом открыл глаза. Еще не придя полностью в сознание, он не сразу понял, где находится. Три темные фигуры окружали его. Над ним блестели звезды. Теперь ему стало все ясноон на том свете. Фигуры около него – это посланцы богов из потустороннего мира. Они поведут его к высшему судье – Осирису. Может быть, они выступят в качестве свидетелей перед Осирисом на его стороне, и тогда наказание будет уменьшено. И камнерез воспрянул духом.

– Я не виноват, о боги! Я вовремя раскаялся в том, что сотворил. Я хотел убежать из гробницы, но столяр Сейтахт заставил меня остаться, пригрозив резцом. Вы должны сказать об этом Осирису. Слышите?

Мунхераб посмотрел на Менафта с простодушным удивлением. Эменеф наклонился вперед.

– Что ты мелешь, МенафтТ Уж не лишился ли ты рассудка?

– Может быть, столяр треснул его по голове? – предположил Хенум.

Глухой голос нубийца заставил Менафта насторожиться. Притянув Хенума к себе, камнерез пытался разглядеть в темноте его лицо.

– Это ты, Хенум? – удивился он. – Разве я не на том свете?

Раб залился своим своеобразным, клокочущим смехом.

– Мы уже вытащили тебя оттуда. Ты был как мертвый. Мы уже хотели похоронить тебя.

– Ну, а раз ты жив, мы возвращаемся к Сейтахту, иначе он все лучшее заберет себе, – сказал Эменеф и потащил за собой Мунхераба.

– Останьтесь здесь! – закричал Менафт. – Осирис возьмет ваши жизни. Он звал меня. Я уже был на том свете!

Но Эменеф и Мунхераб уже исчезли в темноте.

Он встал, шатаясь, и уцепился за раба.

– Верни их обратно, Хенум! Осирис жестоко накажет их. Он всех уничтожит!

Хенум равнодушно наблюдал за убегающими товарищами.

– Я не могу остановить их. Ведь они свободные люди, а я всего лишь только раб.

– Тогда я приказываю тебе остановить их. Беги за ними, иначе ты будешь виноват. Нубиец пожал плечами.

– Почему же я буду виноват, если мой господин прислал меня сюда? Я делаю только то, что он приказал.

– Тогда я не позволю им грабить бога! – закричал Менафт и заковылял прочь.

Перед входом он остановился. Подняв руки к звездному небу, он взмолился, как жрец Амона:

– Дайте мне силы, о справедливые боги! Я ваш слуга – пусть буду я сильней ваших врагов!

Уверенность в помощи неба вдохновила его. Быстрее, чем в первый раз, проник он в проход и пополз на животе по щебню. В темноте он то налетал на камни, то ударялся головой о свод. Но Менафт не чувствовал боли. Он верил, что выполняет священный долг и искупит свою вину за осквернение гробницы. Вскоре Менафт увидел перед собой слабый огонек, затем послышались шум, грохот и крики. Грабители могил рылись в сокровищах.

Камнерез пополз еще быстрее. Протиснувшись через второй пролом в стене, он в ужасе оцепенел. Казалось, что здесь трудились демоны. Сундуки и лари были открыты и перевернуты. Их содержимое было повсюду разбросано. Грабители отбросили утварь и сосуды, сорвали золотые украшения с драгоценных вещей. Мунхераб стоял на куче расшитых золотом одежд и рылся в чудесно расписанном сундуке. Эменеф изо всех сил рвал золотую обшивку с царского трона. Столяр стоял на коленях перед небольшой горкой золотых предметов из погребальной утвари. Он походил на голодного хищника, который хочет проглотить больше, чем может.

– Остановитесь! – закричал сверху Менафт осквернителям могилы. Оставьте все лежать на месте и бегите! Здесь царство Осириса! Я видел его своими глазами, когда он возник передо мной как раскаленное солнце. Спасайтесь! Не мешкайте, иначе он сожжет вас!

Мунхераб и Эменеф смутились. Они, должно быть, уже сообщили Сейтахту о том, что мнимый покойник воскрес, так как столяр не был удивлен и испуган его появлением. На предостережение Менафта он ответил злым смехом:

– Ты, дурак, видел только одного бога. А я покажу тебе многих богов. Смотри! Здесь боги из дерева, камня и золота. И не один не будет защищаться, если я оплюю его. Все они мертвы. Это мертвые боги. А если кто и сгорит, то только они сами, когда я подожгу их пламенем своей лампы.

Лицо столяра исказилось от гнева. Его невозможно-было образумить. Скорее можно было убедить Мунхераба и Эменефа.

Менафт умолял их, угрожал наказанием богов. Некоторое время они глазели на него, но потом опять начали копаться среди разбросанных в беспорядке сокровищ.

Еще раз попытался Менафт уговорить столяра. Тогда Сейтахт начал неистовствовать. Он схватил глиняный сосуд с изображениями богов и разбил его о стену. Такая же судьба постигла Гора, бога с головой сокола. Столяр растоптал ногами ларец, на дверце которого были изображены фигуры Исиды и Осириса. На мелкие куски разлетелись драгоценные вазы и резные предметы. Каждое разрушение сопровождалось ревом безумца:

– Защищайтесь, великие боги! Накажите меня, если можете! Ну, где ваша сила? Нет ее, нет! Я разобью вас – я, столяр Сейтахт!

И египетские боги разлетались на мелкие куски один за другим. Застонав, прижался Менафт лицом к пролому в стене. Почему Осирис не сожжет огнем этих преступников?

Мунхераб и Эменеф крепко держали разбушевавшегося столяра.

– Успокойся, дурак. Ты хочешь уничтожить все, что нам так нужно.

Сейтахт отбросил ногой осколки.

– Все это нам не нужно. Я хочу лишь золота… – И он закричал озадаченным сообщником: – Ищите, ищите! Что вы стоите и глазеете? Тащите золото, золото!

Он осмотрелся вокруг, обнаружил среди посуды ларец и вытряхнул его содержимое на землю. Зазвенели браслеты, ножные обручи, кольца, цепи все из чистого золота, украшенные сверкающими камнями и цветной эмалью.

Следующей находкой Сейтахта был ценнейший сундук, обшитый листовым золотом, на котором мастер выбил изящный барельеф из жизни царя и его супруги Анхесенамон.

Сейтахт отодвинул засов на двойной двери. Заблестела статуэтка бога Амона из массивного золота. Она стояла на маленьком пьедестале. Сейтахт вытащил ее наружу и поднял вверх.

– Смотрите-ка, глупцы! Шарите в бесполезном хламе и не видите подлинных драгоценностей. Золотой бог! Он весит столько же, сколько вся мелочь, которая валяется здесь.

С этими словами он отшвырнул ногой все найденные ранее сокровища. Горсть колец покатилась по полу.

Эменеф проводил внимательным взглядом брошенные столяром драгоценности. За спиной Сейтахта он незаметно подошел к ним, поспешно собрал – кольца в шарф и завязал его. Горшечник бросил настороженный взгляд на своих сообщников, но никто из них ничего не заметил. Узелок с кольцами исчез под набедренной повязкой Эменефа.

Менафт видел все: хаос вокруг и алчные лица грабителей. На земле валялись разбитые изображения богов. Он все еще пытался найти объяснение: почему же боги не наказывают за это страшное святотатство? Ему-то бог солнца все-таки явился во всем своем грозном обличий. Или он уже гак стар, что память ему изменяет? Неужели все то, что он, как ему~ казалось, видел, – это только результат переутомления? Почему же теперь он не видит раскаленного солнца? Огонь в его голове погас, дыхание успокоилось, сердце билось, как прежде. Только острый камень, на котором он лежал, до боли впился в его тело. Нечего ему больше здесь делать. Чего он ждет? Камнерез собрался уже было ползти обратно, когда услышал крик Эменефа:

– Здесь еще одна замурованная дверь!

– И там тоже, – сказал Мунхераб, показав на стену, где стояли два стража.

– У вас острый взгляд, – насмешливо сказал Сейтахт, – но вы всегда видите то, что я уже давно заметил. Или вы думаете, что здесь собраны все сокровища? Лучшие из них – за этими дверями. И этот помешанный поможет нам их взломан.

Он прыгнул к Менафту, схватил его за руку и с силой потянул его к себе.

– Иди сюда, любимец богов! Ты уже давно бьешь баклуши. Пора снова браться за работу. Помогите мне вы оба!

Он сделал знак водоносу и горшечнику и с их помощью протащил камнереза через дыру.

Менафт не сопротивлялся и не защищался. Он дал себя поднять и крепко сжал инструмент, который ему сунули в руки. Пережитое сокрушило его веру в карающую десницу божества. Только от людей исходит добро и зло. Столяр превосходил его силой и хитростью. Итак, он должен ему подчиниться.

И Менафт выдолбил дыру в нижней части замурованной двери. Безучастно наблюдал он за тем, как Мунхераб и Эменеф проскользнули в лазейку. Камнерез слышал шум и проклятья, раздавшиеся в темноте соседней комнаты, когда грабители сталкивались головами. Они потребовали от Сейтахта масляную лампу; но тот, по-видимому, не доверял им и приказал передавать через отверстие в переднюю комнату те предметы, которые, судя по их тяжести, могли быть золотыми. Он осматривал их и большинство из этих ценностей небрежно откладывал в сторону. Внезапно в кладовой, где действовали воры, что-то разбилось. Наступила тишина. Затем раздался голос Мунхераба:

– Чувствуешь, Эменеф, как пахнет масло в кувшине? Что бы это могло быть?

– Не знаю, – ответил горшечник. – Может быть, это масло, которое цари употребляли для натирания? Здесь много таких сосудов.

Сейтахт быстро нагнулся к дыре.

– Что вы там бормочете? Нашли благовонные масла? Ну-ка, передайте один сосуд сюда!

Эменеф и Мунхераб передали алебастровый сосуд через отверстие. Он был высотою в фут, а его ручки были увенчаны львиными головами двух богов, вырезанными из камня. Сейтахт сорвал крышку и понюхал содержимое. Он с удивлением посмотрел на Менафта:

– Это действительно изысканное благовонное масло. Оно ценнее золота. Если бы мы смогли унести отсюда несколько полных сосудов… – Он не договорил до конца и крикнул: – Сколько таких кувшинов вы насчитали?

– Здесь их довольно много, – последовал ответ. – Они нужны тебе?

– Да, да. Давайте их мне. Все, которые найдете! Слышите? Я хочу заполучить их все. И вылезайте с ними наружу!

Эменеф и Мунхераб стали передавать столяру алебастровые вазы и кувшины различной формы. Из каждого сосуда Сейтахт брал пробу. Глаза его блестели.

– Это огромное богатство! – кричал он. – Я оставлю их только для себя. Понюхай, Менафт! Здесь драгоценная мазь. А здесь – благовонное масло… Только самые богатые в стране могут позволить себе натираться ими. Размышляя над чем-то, он бормотал: – Сосуды очень тяжелые. Но завтра ночью я вернусь и все масла и мази перелью в бурдюки из козьей кожи. Если я вынесу все таким образом, то вместе с товарами, вымененными на золото, перевезу это на барже по Нилу в Гелиополь. И буду там жить, как богатый торговец. Прислуживать мне будут рабы…

Менафт понимал его. Ведь мечта столяра была также и его мечтой. Уже тридцать лет работал он в царских мастерских каменотесов, но так и не скопил никакого богатства. Его начальник, надсмотрщик и главный надсмотрщик получали большие награды, если царские заказчики были довольны работами мастерской по украшению гробниц. Чиновников награждали доходными должностями за искусное украшение саркофагов и погребальных покоев, хотя сами они только выбирали лучшие образцы, изготовленные их подчиненными, и представляли их на просмотр властителю. Если царю нравилась будущая гробница, в которой он вместе со своими сокровищами надеялся вести царскую жизнь и на том свете, то надсмотрщик передавал заказ.

Да, Сейтахт оставался бедным, так же как и Менафт. Поэтому жадность столяра к богатству была понятна. Но сокровища мертвых не могли принести счастья. Они принадлежали загробному миру, и он, Менафт, не стал бы брать оттуда ничего.

Из кладовой доносились какие-то странные звуки. Руки Мунхераба коснулись в темноте горлышка пузатого кувшина с вином. Он поднял один из глиняных кувшинов и разбил его о землю. Он тотчас же узнал запах жидкости.

– Эменеф! На этот раз я нашел кое-что приятное. Вино из царских подвалов! Хочешь попробовать? – Он сломал глиняную печать на горлышке второго кувшина и выпил.

Вино было изысканным.

Это признал и Эменеф. Работа пробудила в нем жажду. Горшечник пил большими глотками.

– Хорошо живут цари на том свете, – сказал он. – Ведь они берут с собой все драгоценности, отправляясь в загробный мир. Ты понял, сколько корзин, полных винограда, фиников, дынных косточек и других хороших вещей лежит здесь?

Мунхераб пил и чмокал.

– Да, да, а когда умираем мы, нас просто зарывают в песках пустыни. В лучшем случае положат в гроб амулет. А цари, вельможи и высшие чиновники позволяют себе строить дорогие гробницы и наслаждаются в них приятной прохладой. Пей, Эменеф, такого вина ты даже не нюхал ни разу за всю свою жизнь.

– Это правда. Дай сюда кувшин! – Эменеф снова сделал большой глоток. В кувшине забулькало. Для Мунхераба этот звук был подобен музыке.

– Дай мне тоже отпить еще разок, – попросил он и уселся поудобнее на полу. Кувшин был тяжелым, но вино в нем бесподобно! Долгое время выдерживалось оно в царских подвалах и потом еще одиннадцать лет стояло в этой прохладной подземной камере. Знаки древнеегипетского письма жрецов на глиняных табличках удостоверяли, что вино это выжато из лучших сортов винограда, который рос в царских поместьях в дельте Нила. Вино было крепкое и быстро пьянило.

Мунхераба и Эменефа не интересовали ни печати, ни знаки. Они были простыми людьми, и их никто не учил ни писать, ни читать. Восхитительное питье было им все больше по вкусу. Водонос и горшечник по очереди тянулись к кувшину, забыв о поисках сокровищ. Эменеф почувствовал себя так беззаботно и радосто, что начал петь; а Мунхераб тем временем отбивал кулаками аккомпанемент на кувшине.

Сейтахт испуганно вскочил, пробудившись от своих грез. Он все еще мечтает или действительно слышит пение? Губы Менафта не шевелились. Он стоял, прислушиваясь, и пристально смотрел на пламя масляной лампы.

Певец находился в кладовой!

Сейтахт вскочил:

– Что вы там делаете? Вы сошли с ума?

– Нет, мы нашли вино, – заорал Мунхераб и засмеялся. – Самое лучшее вино на свете! Иди сюда и выпей с нами за здоровье царя!

Столяр посветил в отверстие. Там, на земле, сидели эти два дурака и крепко обнимали пузатый глиняный кувшин.

– Вон отсюда! Сейчас же вылезайте, иначе я спущу с вас кожу! – бушевал Сейтахт.

Страшная угроза отрезвила пьяниц. Отправиться на тот свет без кожи считалось самым большим наказанием. Они блуждали бы там без лиц целую вечность. Покорно – вылезли они один за другим из кладовой и зажмурились от света лампы, которую Сейтахт поднес к ним.

Мунхераб виновато спросил:

– Что нужно еще делать? Разве мы нашли недостаточно золота?

Столяр поднял левую руку, словно хотел ударить его.

– Нет, еще слишком мало! В сокровищнице золота в три раза больше. Я не собираюсь оставлять его здесь.

– Но как же мы унесем столько золота? Ведь нам предстоит дальняя дорога, – робко сказал Эменеф. Мунхераб хитро улыбнулся:

– Зачем пришел с нами Хенум? Ты забыл о нем? Раб силен и понесет двойной груз.

Сейтахт издал шипящий звук, что, по-видимому, должно было выражать его презрение к ленивому водоносу. Потом он схватил Менафта за руку и потащил его к запечатанной стене. Он указал на правый нижний угол.

– Здесь ты пробьешь дыру. Я хочу пройти мимо погребального ковчега в сокровищницу.

И опять Менафт беспрекословно послушался. Но, взявшись за долото, он испуганно посмотрел на фигуры стражей гробницы. Оба они стояли в одинаковых позах на подставках: левая нога выставлена вперед, словно стражи готовились двинуться дальше. В кулаках они сжимали булавы таким образом, чтобы казалось, будто в следующий момент они будут подняты и просвистят над головой. Пристальный взгляд, казалось, предупреждал грабителя: не трогай эту дверь! Мы убьем тебя, если ты посмеешь нарушить покой царя!

Столяр сразу понял, что означает испуганный взгляд Менафта.

– Какой же ты трус, если испугался стражей из раскрашенного дерева, издевался он. Потом он выхватил из кучи лежащей рядом погребальной утвари две полотняные тряпки.

– Я прикрою их, чтобы они не могли тебя видеть. Ну, ты все боишься?

Сейтахт закрыл тряпками стражей, потом потряс одну из фигур и язвительно засмеялся:

– Не упади ты, деревянный человек, иначе мой друг Менафт поверит, что ты живой, и умчится прочь.

Менафт сконфуженно потупил взор. Столяр снова доказал ему, что все эти скульптуры бессильны против людей. Он решил не думать больше о наказании богов и изо всех сил стал бить молотком. Стена дрожала под его ударами. Куски штукатурки с печатями Города мертвых и фараона Тутанхамона стали крошиться.

Сверху донизу на стене были оттиснуты эти печати. Зачем? Для кого? Ни в одной из царских гробниц не смогли они испугать воров.

Наверное, Менафт был первым грабителем, который испугался гнева богов.

Никто до них не проникал еще в царскую гробницу так просто. Здесь не было ни шахт, ни ложных ходов, как в гробницах великих фараонов Древнего царства. Каменные блоки в рост человека нигде не загораживали прохода внутрь. Только эта тонкая стена преграждала вход в погребальную камеру и к сокровищам в соседней комнате. За этой стеной покоился царь, который уже при жизни стал богом. Об этом свидетельствовало его имя Тутанхамон, что означало: «Живое подобие Амона».

Менафт сильнее и сильнее бил стену. Он хотел заглушить мысли, которые заставляли его опасаться худшего.

Внезапно чья-то рука схватила его за плечо. Менафт вскрикнул. Над ним склонился Сейтахт.

– Дыра достаточно велика. Отойди, я пролезу. – Он подал знак Мунхерабу и Эменефу, которые до сих пор недоверчиво разглядывали стражей. – Идемте со мной. Менафт останется здесь и будет принимать вещи, которые мы ему подадим.

Камнерез сел на корточки рядом с проломом и наблюдал, как грабители один за другим протиснулись через отверстие в стене. Эменеф лез последним. Узелок, который был наполовину засунут сзади под набедренной повязкой, вывалился. Камнерез быстро схватил его и нащупал несколько колец, завязанных в тряпку. Он насчитал восемь штук. Одно из них он поднес к отверстию, через которое теперь проникал свет от лампы из погребального покоя. Это было искусно отделанное кольцо из литого золота, которое, может быть, носил сам царь.

Менафт вскочил и спрятал узелок с драгоценностями в куче платья. Теперь этот узелок останется лежать здесь навечно. Если бы душа фараона, присутствующая в этой гробнице, могла бы рассказать богу Осирису об этом поступке и о том, что Менафт не принимал участия в грабеже!

Довольный Менафт снова уселся на корточках перед отверстием. Может быть, он должен совершить что-либо более значительное, чтобы задобрить дух Покровителя мертвых. Нужно припрятать часть драгоценностей, которые сейчас начнут передавать ему грабители. Впрочем, они ведут себя удивительно тихо. Ни звука не проникало из погребального покоя.

Обеспокоенный и в то же время сгорая от любопытства, Менафт просунул голову в отверстие в стене. То, что он увидел, поразило его. Перед ним возвышалась золотая стена. Это была стенка-дверца гигантского погребального ковчега из позолоченного дерева. Ее покрывали многочисленные письмена и скульптуры. Ковчег заполнял весь погребальный покой так, что между четырьмя его сверкающими золотом стенками и каменной стеной гробницы оставалось пространство, равное длине вытянутой руки. Но Менафта поразила не великолепие золотосо погребального ковчега, а поведение Сейтахта. Столяр стоял неподвижно в проходе между водоносом и горшечником. Он освещал лампой золотую двустворчатую дверь ковчега. Его лицо сияло отраженным блеском золота и казалось просветленным, как у безумно молящегося. Он нежно водил кончиками пальцев по створке двери и шептал:

– Над этим ковчегом я тоже работал. Эта дверь – мое изделие. Она хорошо мне удалась, не правда ли?

Мунхераб и Эменеф, раскрыв рты, любовались этим шедевром. Их взгляды переходили от искусно выполненного золотого фриза на верхней части к изображениям на дверях и боковых стенках.

– Ты большой мастер! – похвалил Мунхераб. – Я никогда не поверил бы, что этот ковчег был сделан людьми, которые говорят и двигаются, как я. Я принял его за произведение богов.

Эменеф согласно кивал головой, а затем спросил:

– Сколько вам пришлось работать над этим ковчегом? Я думаю, понадобилось несколько лет, чтобы вырезать такие изящные фигуры и письмена и покрыть их золотом.

Сейтахт нахмурил лоб от тяжелых воспоминаний.

– Много раз наступало полнолуние, пока одна из четырех стен этого ковчега была выполнена. И когда наши руки уже перестали чувствовать, а глаза – видеть, надсмотрщик пригрозил, что отправит всех в царские каменоломни и заставит там выполнять работу рабов, если мы вовремя не закончим.

Мунхераб задумчиво качал головой.

– Почему вас так торопили? Ведь всегда наши цари сооружали свои погребальные ковчеги еще при жизни и саркофаги тоже.

Эменеф наклонился вперед и тихо прошептал:

– Разве ты забыл, что фараону Тутанхамону было только восемнадцать лет, когда он умер?. Кто мог знать заранее, что он так скоро умрет?

– Может быть, жрецы Амона, – ответил Сейтахт. Он перевел свой взгляд с горшечника на водоноса и обратно. – Вы никогда не слышали о том, что молодого царя отправили?

Мунхераб в страхе наклонил голову, словно уклоняясь от удара.

– Об этом говорить очень опасно. Многим за это уже вырвали языки.

– Здесь нас никто не слышит, – ворчал горшечник. – Правда также и то, что жрецы Амона были врагами юного царя. А то, что они его убили, знает сегодня самый глупый раб в стране.

– И все-таки я не хочу знать этого, – защищался Мунхераб. – Лучше я сохраню свой язык и стану глупым богачом. Открывай ковчег, Сейтахт! Ты ведь сказал, что в нем много золота!

Он схватился за засов, но Сейтахт оттолкнул его:

– Ты не смеешь касаться этих дверей! Это моя работа, как и все ковчеги внутри.

– В этом большом ковчеге есть еще и другие? – удивился Эменеф. – Как же вы их туда поместили?

Этот вопрос сразу заглушил гнев Сейтахта. Он был горд, что может объяснить.

– Здесь четыре ковчега, вставленных друг в друга. Мы доставили их в эту камеру в разобранном виде и прежде всего соорудили самый маленький и самый красивый вокруг саркофага. Только такие художники, как я, имели право выполнять подобную работу.

Мунхераб хитро подмигнул:

– А какова была награда за этот большой труд? Ты, наверное, стал очень богатым, если не хочешь даже раскрыть двери ковчега и достать золото, которое тебе причитается.

– Я достану золото, но не из этих ковчегов! – закричал Сейтахт, вновь багровея от ярости и тотчас же начал протискиваться за спиной Мунхераба. – Убирайся отсюда, уйди прочь с дороги! – Он оттолкнул водоноса и тем самым заставил горшечника, также уйти с прохода. Тут свет исчез, и Менафт услышал крик ужаса. Эменеф первым достиг входа в сокровищницу, но путь ему загораживала статуя стража мертвых – бога Анубиса.

Бросился ли бог на незваных гостей? Растерзал ли их уже?

Менафт со страхом прислушивался. В погребальном покое царила мертвая тишина.

Эменеф все еще стоял перед изваянием бога, оцепенев от ужаса.

Ничего не подозревая, завернул он за угол погребального ковчега и ощупью стал двигаться вдоль каменной стены. У входа в темную сокровищницу он остановился и ждал, пока Сейтахт посветит ему лампой.

И тогда он закричал. Ужасен был неожиданный вид бога Анубиса. Он лежал на позолоченном постаменте в облике собаки с головой шакала. Длинные острые уши стояли прямо и настороженно. Глаза сверкали от ярости.

Эменеф не сомневался: божественный страж гробницы прыгнул бы на него, как только он пошевелился бы. Тут на него налетел Мунхераб, подталкиваемый Сейтахтом. По тому, как Эменеф держал руки, словно защищаясь от удара, и по испуганному выражению его лица Мунхераб понял, что идущий впереди увидел нечто страшное. Осторожно заглянул он через плечо Эменефа.

На него грозно смотрел бог Анубис.

В ужасе Мунхераб закрыл лицо руками.

Странное поведение сообщников насторожило Сейтахта. Он отступил на один шаг назад и приготовился бежать. На лицах его спутников был написан смертельный ужас. Насколько он знал, их не так-то легко было испугать. Что они могли увидеть ужасного, чтобы так испугаться?

Эменеф застонал, медленно нагнулся, поднял руки и, дрожа всем телом, попятился назад. Теперь зашевелился и Мунхераб. Он поднял левую ногу и искал, куда бы ее поставить. Внезапно повернувшись, он попробовал отскочить, но так как Эменеф предпринял то же самое, они столкнулись с такой силой, что оба упали.

– Прости меня, великий Анубис! – причитал Эменеф, лежа на земле и закрыв лицо руками.

Только теперь Сейтахт понял все. Он схватил горшечника за плечи.

– Вы испугались куска дерева? Эта собака Анубис сделана в нашей мастерской! Пропустите меня. Я покажу вам, что он не может даже кусаться.

Бесцеремонно наступив на распростертого Мунхердба, протиснувшись мимо Эменефа, он осветил изваяние бога. Секунду черная голова шакала с глазам из алебастра и обсидиана приковывала его взгляд. Если фигура Анубиса даже при свете лампы приводила в трепет, как должна она была напугать в полумраке обоих грабителей. Они все еще боязливо поглядывали на нее. Теперь Сейтахт должен был доказать, что мнимый бог не мог ни прыгать, ни кусаться.

Сейтахт поднял лампу к морде шакала и крикнул:

– Ну, мой добрый старый пес Анубис, как поживаешь? Здесь довольно скучно, не так ли? Мне тоже не хотелось бы сто тысяч лет сидеть на одном и том же месте. Ну, а теперь подвинься в сторону! Я и мои друзья хотим очистить сокровищницу.

В полном страха ожидании Мунхераб и Эменеф подняли головы. Они увидели, как Сейтахт поставил лампу на землю и оперся о постамент, на котором лежал грозный страж гробницы. Черный шакал не прыгнул ни после первого, ни после второго толчка, а потом вообще был отодвинут в сторону.

Столяр снова поднял лампу и осветил сокровищницу. Его глаза расширились. Он не надеялся найти здесь такое богатство. Вокруг стояли многочисленные ларцы, инкрустированные золотом, серебром и слоновой костью. Ему бросился в глаза ларец для драгоценностей из эбенового дерева, наверное, доверху набитый великолепными кольцами, деревянными цепочками и браслетами самого царя. Он увидел богато украшенные футляры, определенно предназначенные для хранения луков и стрел, а также сундуки для одежды царя. Сундуки стояли один на другом и все были набиты до отказа дорогими тканями и одеждой. Удивленный взгляд столяра скользнул по маленьким черным саркофагам, по фигурам из позолоченного дерева и моделям судов разной величины. Все это должно было пригодиться мертвому фараону во время путешествия через загробный мир.

У противоположной стены камеры что-то тускло блестело. Сейтахт поднял лампу повыше. Возглас восхищения сорвался с его уст. Там стоял массивный ковчег на санных полозьях. Блеск его золота ослеплял. Карниз в виде поднявшихся кобр, поддерживаемый четырьмя колоннами, простирался до самого потолка. Четыре богини охраняли стены ковчега, стоящего между колонн. Столь искусной показалось Сейтахту это чудесное творение, что он подошел поближе и стал рассматривать детали. Со знанием дела он осторожно провел кончиками пальцев по резьбе. И только теперь столяр признал, что ковчег вышел из его собственной мастерской. Он стоял перед ковчегом, внутри которого хранились набальзамированные внутренности царя. Конечно, для них был изготовлен драгоценный футляр. Имеет ли он право ради жалких кусочков золота разрушить это чудо искусства? Вокруг стояло достаточное количество сундуков, наполненных драгоценностями. И он пошел искать другие сокровища. Мунхераб и Эменеф наблюдали из погребальной камеры, как столяр ощупывал большой золотой ковчег. Водонос толкнул товарища и прошептал ему на ухо:

– Почему он стоит там и глазеет на этот шкаф, вместо того чтобы взломать его?

– Я думаю, он беседует со статуями богов, которые стоят перед ним. Он и с Анубисом, сторожевой собакой, тоже разговаривал.

Мунхераб с сомнением покачал головой.

– Деревянная фигура не может ни слушать, ни разговаривать.

– Это ты теперь так говоришь, – взволнованно прошептал горшечник, – а недавно сам свалился от страха, когда эта сторожевая собака уставилась на нас. И ты убежал бы точно так же, как и я, если бы Сейтахт не успокоил бога. Он знает тайны, о которых мы не имеем понятия. И в этом погребальном ковчеге наверняка есть что-то таинственное, что столяр не хочет нам показать.

– Ты ошибаешься, – возразил Мунхераб. – Таинства ведомы только жрецам. Боги посвятили их в свои тайны в святилищах и научили разным волшебствам.

Эменеф задумчиво рассматривал золотую стену погребального ковчега с искусно выполненными изображениями.

– Сейтахт, наверное, тоже учился у богов, потому что обыкновенный человек не смог бы создать такой ковчег. Подумай, Мунхераб. Сейтахт сын крестьянина. Его отец владел лишь простым крестьянским инструментом, парой глиняных; горшков да связкой соломы, на которой спал вместе с женой и детьми. Как мог сын крестьянина изготовить золотые чудо-ковчеги, если он никогда прежде не видел их?

Мунхераб задумчиво кивнул.

– Может быть, ты и прав. Сейтахт, должно быть, обучался колдовскому искусству. В передней комнате он разбил изображения богов, и с ним ничего не случилось, потом он договорился со стражами гробницы и с богом Анубисом, чтобы они нас не растерзали.

Эменеф назидательно поднял вверх указательный палец.

– Но я прав и тогда, когда говорю, что в этом ковчеге лежит что-то таинственное. И я хотел бы это получить. Может быть, это сделает меня вельможей или даже царем.

– Оставь волшебство там, где оно есть. Оно может оказаться для нас опасным, – прошептал испуганно водонос. Он хотел оттащить Эменефа, но тот прыгнул назад и сорвал печать, которой были скреплены створки дверцы ковчега.

– Я хочу по крайней мере видеть, что спрятано за этими дверями, прошептал он и приоткрыл одну створку. Но в полутьме ему не удалось различить, что было в ковчеге. Поэтому он протянул руку внутрь, нащупал там стену, а на ней вторую печать.

В тот же момент свет упал в узкое пространство между погребальным ковчегом и скалой. У входа в сокровищницу, высоко подняв левую руку с лампой, стоял Сейтахт.

– Чем вы тут занимаетесь, негодяи! – закричал он. – Не сломали ли вы ковчег? – Теперь он поднял над головой и правую руку. Тяжелая золотая булава угрожающе повисла над головой Мунхераба.

Водонос умоляюще простер руки.

– Не бей нас, великий Сейтахт! Мы не дотронулись до твоего творения!

– Мы только полюбовались им, господин, – добавил Эменеф. Голос столяра вовремя предупредил его. С быстротой молнии горшечник захлопнул створки двери и стал сзади Мунхераба. Теперь его лицо выражало смирение и преданность.

Столяр опустил золотое оружие. С удивлением смотрел он на обоих сообщников. Они называли его «великий Сейтахт» и «господин». Он не понимал, почему они вдруг наградили его титулами, которые приличествуют лишь чиновнику. Более дружелюбно, чем намеревался, он приказал:

– Пойдемте в сокровищницу. Помогите мне упаковать золотую утварь, которую я нашел там.

Менафт вытащил голову из пролома. Он слышал все, о чем говорили только что Эменеф и Мунхераб, и облегченно вздохнул. Ожидая худшего, он решил стать ворам поперек дороги, если бы они рискнули взломать погребальный ковчег. Он не мог помешать краже сокровищ, но покой бога в золотом доме-ковчеге не должен был быть нарушен.

Простодушные грабители строили догадки о каком-то волшебном предмете, спрятанном в ковчеге и способном придать силы его владельцу. На самом деле ничего подобного там не было.

Четвертый, последний ковчег погребального покоя действительно был неповторимым произведением искусства, но уж, конечно, никаким не волшебством. Внутри саркофага хранились два позолоченных деревянных гроба, вложенных друг в друга. Во втором находилось бесценное сокровище. Оно было такое тяжелое, что много лет назад десять мужчин едва подняли его.

Менафт ясно представил себе, как это было.

Началось время торжественного погребения. Высшие сановники государства тянули саркофаг на санных полозьях. На них лежал гроб, в котором покоилось набальзамированное тело фараона Тутанхамона.

Этот гроб был самым красивым произведением искусства, какое Менафт когда-либо видел. Он был выкован из листового золота толщиной с бычью кожу. Лучшие ювелиры Египта сделали его в форме скульптуры бога Осириса. Он излучал такой блеск, что многие закрывали глаза. Он был уложен в нижнюю половину второго гроба, вырезанного из дуба, позолоченного и, так же как и металлический гроб, сделанного в виде бога Осириса. Теперь там лежал золотой бог во всем своем великолепии и ждал, пока жрецы польют его священным маслом. Лик его сиял; блестели драгоценные камни и цветная эмаль. Сверкало ожерелье из красных и желтых золотых бус и синих камней. Фигуры двух богинь, искусно выкованные из металла, своими крыльями укрывали тело бога-царя, как будто хотели защитить его в вечности.

Очарованный красотой этого произведения искусства, камнерез Менафт был тогда убежден в том, что в золотом гробу действительно покоится бог. А когда после торжественной церемонии крышка второго гроба была закрыта, Менафт понял, что и через тысячелетия ни один мастер не сможет создать ничего подобного.

Позолоченный деревянный гроб тоже был настоящим чудом искусства. Его вложили в третий гроб так точно, что между ними невозможно было даже просунуть палец. И этот третий гроб также воспроизводил фигуру Осириса и был весь покрыт золотом.

Все три вставленные друг в друга гроба были потом помещены в кварцитовый саркофаг, и молодая вдова царя-бога Анхесенамон подошла и попрощалась с покойным.

Она была совсем еще ребенок и плакала навзрыд, как дитя, когда в сопровождении жрецов шла к саркофагу. Долго и пристально смотрела она на большой позолоченный деревянный гроб, в котором покоилось тело ее супруга. Сходство черт лица любимого с очертанием лица Осириса, в виде которого был сделан гроб, смущало ее. При свете многочисленных масляных лампочек металлическая облицовка сверкала, как золотой покров, и Анхесенамон казалось, будто бог дышит. Глаза из черного обсидиана и прозрачного белого алебастра, казалось, смотрели на богов. А полные губы словно готовились рассказать о тайнах потустороннего мира.

Жрецы бормотали последние заупокойные молитвы. Запах курящегося ладана и благовонных масел и смол наполнял помещение. Пламя масляных ламп колебалось. Тускло блестело золото. Тени метались по стенам. Предостерегающе покашливал верховный жрец. И тогда девочка-царица Анхесенамон пришла в себя. Она бросила робкий взгляд на присутствующих, потом быстро наклонилась над саркофагом. Дрожащей рукой положила она венок из цветов вокруг царских символов – урея и головы коршуна – на лбу Осириса.

Менафт как будто снова увидел перед собой этот трогательный маленький букетик полевых цветов. Камнерез вспомнил слезы нежной царицы, капающие на золотой лик бога-царя; вспомнил, как, пошатываясь, покинула она гробницу.

Менафт потер лоб. Он хотел стереть воспоминания об этих событиях одиннадцатилетней давности. Но это ему не удавалось. Образ маленькой Анхесенамон все время стоял перед глазами. Влажное от слез лицо царицы, казалось, заклинало: «Я умоляю тебя, выгони богохульников из гробницы! Они заберут у моего дорогого покойника все, в чем он нуждается для того, чтобы жить в загробном мире, как подобает царю. Помоги мне, помоги!»

Менафт вскочил в испуге. Из пролома был виден слабый свет. Голоса стали громче. Из погребального покоя его звал Мунхераб:

– Менафт, ты здесь? Осторожно, я передаю ценные вещи. Много золота! Держи, мой дорогой, вещи тяжелые!

Узел заткнул отверстие в стене. Когда Менафт потащил его в переднюю комнату, раздался металлический звон. Камнерез нагнулся и заглянул в погребальный покой. Мунхераб уже убежал. Второпях Менафт разодрал узел. Он ощутил под руками браслеты, статуэтки, ожерелья, кольца и множество других украшений и посуды. В темноте он нащупал также какой-то предмет, состоящий из многих частей, который мог быть чешуйчатым панцирем.

Он выбрал самые большие предметы и уже хотел их – спрятать, когда вернулся Мунхераб со вторым узлом, который был еще тяжелее, чем первый. Мунхераб стал совать в переднюю комнату отдельные предметы: парадную одежду, булавы, мечи и другое оружие, покрытое инкрустациями из золота и драгоценных камней, а также вазы и украшения. И тотчас же убежал за новыми сокровищами. Подобно Эменефу, Мунхераба охватила жадность при виде чудесных сокровищ, которые Сейтахат выбросил из ларцов. Водонос не хотел ничего оставлять здесь. Он хватал все, что блестело как золото, а кроме того, его еще нагружал горшечник. Многие из вещей падали на землю и были забыты или растоптаны, потому что Сейтахат тем временем находил еще большие ценности, которые обязательно надо было унести. Ужас охватил Менафта, когда он понял, что сообщники хотят унести из сокровищницы большую часть богатств. После каждой партии груза, который Мунхераб, а теперь и Эменеф проталкивали ему через отверстие в стене, холм из драгоценностей поднимался все выше и выше. С лихорадочной поспешностью прятал камнерез все, что попадало ему под руки, под валявшуюся в беспорядке погребальную утварь, которую еще раньше отбросили как не имевшую ценности в сторону. Вдруг Менафт увидел какую-то вещь, которую он принял за панцирь. Он был довольно тяжелый и, казалось, на редкость ценный. Осквернители могил не должны были унести его. Камнерез тащил и дергал мнимый панцирь. Наконец он освободил его. Менафт собирался как раз спрятать панцирь, когда услышал, что один из грабителей зовет его. Камнерез быстро бросил драгоценный предмет позади себя.

В отверстие протолкнули какой-то ларчик, за ним узел, а потом в переднюю комнату пролез Сейтахт. Он высоко поднял лампу и осветил сваленные в кучу сокровища. Об Эменефе и Мунхерабе, которые появились за ним, он не заботился. Для него существовало только золото. Глаза столяра блестели как в лихорадке. Он поднял оружие и золотую посуду так, что они заблестели в свете лампы. Вдруг он начал что-то искать вокруг себя и недовольно поднял брови.

– Куда делся парадный панцирь царя? —. напустился он на Мунхераба. Теперь и водонос оглядел награбленное добро.

– Я вынес его, я уверен в этом. Но я не вижу его здесь, покажи мне его! – закричал столяр раздраженно.

Менафт до сих пор сидел на корточках возле пролома. Он понял, что подразумевал под парадным панцирем царя Сейтахт, и медленно отполз назад. Непонятный предмет, который он принял за нагрудный панцирь, оказался одним из тех драгоценных украшений, которые цари Египта надевали во время торжественных приемов. Он состоял из большого воротника-пелерины и широкой набедренной повязки из нескольких сотен золотых пластинок. Эта драгоценная вещь лежала сзади него!

У него не было времени убрать панцирь. И теперь он хотел прикрыть его своим телом. Устремив взгляд на столяра, Менафт опять подвинулся назад. Он уже почувствовал под пальцами часть парадного панциря, когда Сейтахт уставился на него. Настороженный взгляд и странное поведение Менафта показались столяру подозрительными. Он прыгнул к нему, и оттолкнул в сторону.

– Проклятый вор! – закричал Сейтахт. – Самую драгоценную вещь, которую нашел я, ты хочешь присвоить себе! – И он бросился на камнереза с кулаками. Трижды кулак опускался на голову и плечи Менафта. Хотя удары почти оглушили его, все же страстное желание защитить собственность царя победило. Он бросился на драгоценную вещь и прикрыл ее своим телом.

Мунхераб и Эменеф пришли на помощь Сейтахту. Они крепко держали Менафта, а столяр тем временем пытался вырвать у него драгоценность. Когда Менафт лег на спину, Сейтахт уперся ногой ему в живот. Потом он наступил на лицо камнереза и стал рвать панцирь с таким неистовством, что звенья его порвались. Но Менафт крепко вцепился в оставшуюся часть панциря. С силой, которую придало ему отчаяние, защищался он от Мунхераба и Эменефа. Вскоре то, что несколько минут назад было еще величайшим произведением ювелирного искусства, было разорвано на мелкие части.

Не помня себя от злости, бросились грабители на Менафта. Они, вероятно, убили бы его, так как его силы иссякали. Камнерез больше уже не защищался, он только думал: «Осирис, помоги мне! Помоги своему слуге Менафту! Они убивают меня. Пошли на помощь Анубиса, или они убьют меня!» Но не бог загробного мира, не его сторожевая собака Анубис, а раб Хенум пришел на помощь страдающему камнерезу. Он услышал бешеный рев Сейтахта, а затем крики Мунхераба и Эменефа. Сначала он подумал, что оба они спорят со столяром из-за дележа добычи. Но когда он услышал шум ударов, то испугался, что трое грабителей напали на Менафта. Не колеблясь, он пополз по забитому щебнем ходу и увидел, что его предположение подтвердилось: они как раз собирались убить камнереза. Этого не должно было случиться. Камнерез разговаривал с ним как с равным.

Хенум попытался протиснуться в переднюю комнату через пролом в стене. Но это ему не удалось: слишком широки были плечи. Тогда он просунул свой огромный кулак и закричал громовым голосом:

– Оставьте его в покое, а то я переломаю вам кости!

Горшечник и водонос испуганна обернулись. Они решили, что слышат голос бога мести. Сейтахт, напротив, мгновенно схватил один из найденных бронзовых мечей и швырнул его в Хенума. Оружие не достигло цели. Вслед за мечом в каменную стену ударилась статуэтка бога из слоновой кости величиной с кулак.

Сейтахт нагнулся в поисках третьего метательного снаряда.

– Свободному человеку ты хочешь переломать кости, проклятый раб? Я научу тебя… – закричал он и метнул в него тяжелую, покрытую золотом булаву. Ручка завертелась в воздухе и головка задела руку Хенума. Теперь и ему грозила опасность быть убитым, тем более что теперь уже и Мунхераб с Эменефом стали бросать в него тяжелые предметы.

– Прекратите! – закричал он. – Я пришел только затем, чтобы предупредить вас. Я видел огни в долине. Они приближаются к этой гробнице!

Эменеф выскочил вперед.

– Это жрецы! Бежим! Быстрее! Иначе нас поймают и сожгут живьем!

Горшечник вопросительно и в то же время со страхом посмотрел на Сейтахта, но в нем не было и признака испуга. Сейтахт только прищурил глаза, когда спросил Хенума:

– Откуда идут огни?

– Оттуда, где встает солнце, – соврал Хенум. Обрадовавшись беспокойству Сейтахта, он начал сочинять дальше:

– Было много огней. В темноте они качались в воздухе. Я думаю, едут стражники с факелами!

– Это могут быть воины царя! – закричал в ужасе Эменеф и отскочил к стене, которая преграждала выход.

– Останься, трус! – закричал ему вдогонку Сейтахт. – Ты хочешь бросить здесь золото? Возьми все, что можешь унести, иначе не выйдешь живым из этой гробницы!

Спокойным голосом он приказал Мунхерабу:

– Расстели парадные одежды и упакуй все, что там лежит!

Водонос причитал:

– Мне не нужно золото, оно приносит несчастье. Если это действительно всадники, то они скоро будут здесь и… – Он не смог договорить. Столяр нанес ему такой удар, от которого Мунхераб зашатался. Эменеф без возражений подчинился приказу Сейтахта, увидев, как тот выхватил из богато украшенного драгоценными камнями колчана длинную боевую стрелу и держал ее как копье, приготовленное к броску.

С большой поспешностью сокровища были завернуты в полотна, звериные шкуры и одежды, и один за другим тюки были переданы наверх Хенуму.

Теснота помещения не позволяла Хенуму повер нуться. Ему пришлось протискиваться вперед ногами и при этом тащить за собой два тюка. Дорога каза лась ему бесконечной. Пыль и раскаленный воздух затрудняли дыхание. Кожа его была ободрана, пот лился по лбу. Хенум проклинал и тяжелое золото и своего жадного хозяина, придворного чиновника Поа. Столяру он, в свою – очередь, желал самую дур ную болезнь, а себя ругал именами самых отврати тельных животных, каких только знал.

И кто ему велел лезть в эту проклятую дыру! Дремать на воздухе было намного приятнее. Если бы речь шла о возвращении домой, они все равно нагрузили бы на него самый большой груз. А во всем был виноват только этот сумасшедший Менафт. Очевидно, он опять угрожал столяру местью богов и поэтому был побит. Теперь несчастный камнерез лежит в гробнице и, возможно, там и умрет. И ни один из его богов не поможет ему.

Хенум отдохнул немного, чтобы перевести дух, а потом опять потащил тюки. Что-то зазвенело, завязки на одном из узлов ослабли, и золотые предметы высыпались на землю. Хенум не остановился. Ноги нубийца провалились куда-то в пустоту, и он сразу же вдохнул свежий воздух. Последнее усилие – и раб оказался на свободе. Задыхаясь, бросил он тюк рядом с собой. Над ним раскинулось звездное небо. Жизнь была все-таки прекрасна! Как приятно вытянуть, наконец, затекшие руки и ноги! Во второй раз он ни за что не полезет в эту пропасть.

Из гробницы его позвали. Пусть зовут. С удовольствием он потер руки. Тем, кто остался там внутри, он не завидовал. Им предстояло с огромным трудом тащить тяжелые тюки золота через узкие проходы.

Но что же все-таки случилось с камнерезом? Ведь он был избит до полусмерти. Собственными силами ему не выбраться ~из этой ужасной тюрьмы.

Хенум озабоченно нахмурил лоб. Менафта ему было жаль. Он охотно помог бы ему, но не знал, как это сделать.

Словно в поисках совета, Хенум задумчиво посмотрел на усеянное сверкающими звездами небо. При этом он вспомнил о той небылице про приближающиеся огни, которую он рассказал своим сообщникам в гробнице. Почему нельзя прибавить кое-что новое к этой сказке? Он мог бы сказать, что прибыли всадники, от которых ему пришлось бежать. Или еще лучше: он убежал, отвлекая всадников от гробницы, чтобы грабители могли безнаказанно унести добычу в безопасное место. Этому они определенно поверят и будут ему вдобавок благодарны. В действительности он хотел просто спрятаться поблизости от гробницы, чтобы после ухода сообщников освободить комнереза Менафта.

Довольный этой счастливой идеей, Хенум рассмеялся своим особенным, булькающим смехом, который, казалось, исходил из живота. Завтра его уже никто не сможет уличить, врал он или говорил правду.

Сейтахт неистовствовал. Мунхераб и Эменеф кричали до хрипоты. Ничто не помогало. Снаружи не раздавалось никакого ответа. Хенум не давал о себе знать. Может быть, его уже схватили всадники? Или жрецы Города мертвых?

Горшечник высказал это предположение первым. Сейтахт сначала дико уставился на него, но потом сам стал озабоченно прислушиваться. Ни единого звука не раздавалось у входа в гробницу.

Должно быть, там было что-то неладно, иначе Хенум обязательно откликнулся бы. Убежать он определенно не мог. Этот раб скорее дал бы себя сожрать крокодилу, чем ослушался своего господина. Может быть, теперь стража устроила засаду у входа? Вполне возможно, что эти люди были врагами цар ского писца Поа, которые каким-либо образом узнали о его намерении ограбить гробницу Тутанхамона с помощью доверенных лиц. Полный жутких предчувствий, Сейтахт посылал страшные проклятия. Горе ему и его спутникам, если его предположение оправдается! И все же он не желал ждать здесь вечность. Он хотел удостовериться в этом, и немедленно.

Один из них должен сейчас проползти по проходу.

Менафт?

Он лежал как мертвый на куче царской одежды.

Эменеф?

Он трясся от страха. Мунхераб сидел, согнувшись, на земле и визжал, как собака под плетью.

Ни один из этих трех жалких людишек не отваживался выйти наружу. Если ему уготована смерть, он не сможет ее избежать.

Сейтахт подал знак горшечнику.

– Я полезу наружу и возьму с собой один тюк золота. Если я позову вас – значит опасности нет. Но если закричу: «Могущественный Птах!» – тогда плачьте о великом мастере, так как я буду мертв.

– А что будет с нами? – со страхом прошептал Эменеф.

Сейтахт язвительно засмеялся.

– Об этом вы должны спросить Менафта. Он хороший друг богов. Может быть, он сумеет умолить одного из них, и тот спрячет вас. – Потом он подтянул ноги и пополз в темный проход.

Тюк, который столяр перед тем протолкнул в дыру, он двигал перед собой, как щит. Сейтахт лелеял слабую надежду с помощью этого тюка сохранить себе жизнь. Если он с силой вытолкнет его из выхода, золото посыплется на землю и, возможно, отвлечет бдительность караулящих его врагов. Воины, несомненно, никогда в жизни не видели таких драгоценностей. Если бы они бросились на них, то ему, возможно, удалось бы убежать в суматохе. Но если его подкарауливали жрецы, то спасения нет. Жрецы царского Города мертвых привыкли к виду золотых сокровищ гробниц.

Дорога через узкий душный туннель казалась столяру бесконечной. Он жаждал развязки. Но золотой груз был тяжел. Временами он цеплялся за острые камни, и столяру еле удавалось снова освободить его. Задыхаясь, он остановился и уперся лбом в свою ношу. Пыль забилась в легкие, разъедала глаза. Сейтахт думал, что задохнется, и проклинал это золото. В тысячу раз больше отдал бы он теперь за то, чтобы быть как можно дальше от этой проклятой гробницы.

В бессильной ярости столяр бил кулаком по сокровищу, ради которого поставил на карту свою жизнь. Вдруг тюк подался вперед – туннель кончился.

Сейтахт напряженно прислушался. Сердце готово было выскочить у него из груди. Кровь стучала в висках. Он не воспринимал ничего, кроме этого непрерывного стука. Снаружи его, наверное, подкарауливали мстители.

Протянув руки, Сейтахт дрожащими пальцами развязал узел. Его содержимое должно было вылиться наружу, как бурный поток. Он последний раз изо всех сил толкнул тюк. Золото зазвенело по ступеням. В ночной тишине это походило на бряцание оружием. Потом дребезжание прекратилось. Не было слышно ни звука. Ни один страж не выскочил из своего укрытия. Или ожидали его появления?

Холодный пот выступил на лбу у столяра. Сейчас должно было выясниться, суждена ли ему смерть. Он чувствовал себя хищником, попавшим в западню.

Чего же он ждал? Боялся? Он всегда ненавидел трусов.

Стремительно ринулся Сейтахт в пустоту. Перекувыркнувшись через голову, он упал на золотую утварь и уставился на звездное небо. «Всемогущий Птах, благодарю тебя!» – подумал он и даже усмехнулся этой поспешной молитве. Птах, защитник Египта, и не подумал бы спасать осквернителя могил от смертельной опасности. Скорее он мог надеяться на духа-хранителя, потому что был великим художником.

И завтра ночью ему, может быть, удастся пронести алебастровые сосуды с драгоценными благовонным маслом и эссенциями.

Но куда же девался Хенум? Два узла с золотом, которые притащил нубиец, лежали на первой ступеньке лестницы. Если бы стражи схватили и увели раба, то не оставили бы, наверное, без внимания драгоценные тюки. Или они намеренно хотели ввести в заблуждение сообщников Хенума?

Следовало быть крайне осторожным, так как стражи вполне могли скрываться поблизости.

Согнувшись, и так тихо, как только мог, Сейтахт поднялся по ступеням. Наверху он прислушался затаив дыхание. Ни малейшего шороха не было слышно. Сейтахт огляделся вокруг, но не заметил ничего подозрительного. Тогда столяр отошел на несколько шагов от входа в гробницу, готовый исчезнуть в темноте, если покажется подозрительная тень.

Но ничего не произошло.

– Хенум! – позвал он приглушенно в ночную тишину. И еще раз уже громче: – Хенум!

Никакого ответа.

В задумчивости от спустился вниз к входу в гробницу и позвал товарищей. Столяр слышал, как они обрадовались и поспешно поползли по туннелю.

– Вы взяли золото? – закричал Сейтахт в пролом. – Я не советовал бы вам возвращаться с пустыми руками, иначе вам не видеть неба!

Он слышал, как они с проклятиями быстро полезли назад.

Если бы он дольше остался у входа, то мог бы услышать, как Мунхераб сказал горшечнику:

– По дороге к твоей хижине я убью его, клянусь тебе. Золото для него важнее, чем наши жизни.

Сейтахт был уже занят тем, что собирал добычу, разбросанную по земле.

Менафт очнулся от глубокого обморока. Непроницаемая тьма окружала его. Не на том ли он уже свете? Оцепенев от ужаса, камнерез прислушался, но услышал только свое тяжелое дыхание. Он хотел было подняться, но ощутил резкую боль в груди. Вероятно, ему сломали несколько ребер. Голова горела как в огне. Он попытался вытянуть правую ногу и совсем не почувствовал ее. Руки, лицо, спина – все было сильно разбито. Только левой рукой он мог двигать безболезненно. Менафт хотел узнать, где он находится, и ощупывал землю вокруг себя. Прежде всего камнерезу попалась ручка от какой-то вазы, потом его пальцы скользнули по крышке ларца и, наконец, нашли туго набитый узел.

Теперь Менафт понял все.

Этот узел осквернители могил оставили. И его тоже.

Он был один в гробнице!

Когда утром на востоке поднимется бог солнца, стражи и жрецы Города мертвых увидят пролом в замурованном входе и начнут осмотр гробницы. Если они найдут его здесь, то ему предстоят ужасные пытки. Он должен покинуть эту гробницу или убить себя.

Несмотря да страшную боль, Менафт облокотился на левую руку и попытался медленно ползти. Ему удалось сделать небольшое движение, и он с радостью почувствовал, что может двигать и левой ногой. Но тут у него от боли захватило дух, голова закружилась, и он опустился на землю. Некоторое время камнерез лежал неподвижно, собираясь с силами. Но потом ему пришло на ум, что отверстие в стене пробито слишком высоко, а сам он без посторонней помощи не сможет влезть наверх.

Отчаяние охватило Менафта. Как несправедливы боги, что так наказали его, а настоящим преступникам позволили скрыться! Он один защищал собственность царя-бога Тутанхамона и теперь лежит здесь беспомощный. Видит ли кто-нибудь из многочисленных богов его бедственное положение? Может, все они лишь выдумка людей? Или есть только один владыка над небом и землей? И он помогает лишь тем, кто в него верит?

Камнерез поднял левую руку вверх и крикнул неведомому богу:

– Ты, которого я никогда еще не видел! Умоляю тебя, помоги мне, чтобы я смог узнать о твоей власти над слепыми и глухими богами из дерева и камня!

Крик о помощи замер вдали. Менафт все еще держал руку над головой. Он надеялся, что с минуты на минуту он будет вознесен наверх незнакомым единственным богом. Но ничего не чувствовал.

Следовательно, никакого бога вообще не существовало!

В отчаянии камнерез опустил руку. Зачем он сопротивлялся осквернителям могил? Если бы он помогал им, то был бы теперь уже на свободе и к тому же богатым человеком.

Ни один бог еще не вознаградил добро и не покарал зло. Только люди судили друг друга. И его, камнереза Менафта, они осудят жестоко.

Страх от сознания, что его ждет наказание, был так силен, что Менафт заплакал. Щеки стали мокрые от слез, и камнерез устало поднял руку, чтобы вытереть их. Вдруг он застыл. До него донесся шорох. Какой-то человек пролезал в отверстие стены.

Потом Менафт отчетливо услышал, как неизвестный протискивался сквозь туннель. Он приближался, тяжело сопя.

Теперь он позвал его:

– Менафт, ты жив еще? Это я, Хенум! Я хочу вынести тебя!

Менафт пошевелил губами, но язык не слушался его. Радость была слишком велика. Неизвестный бог услышал его молитву и прислал своего слугу Хенума, раба! Нубиец закричал в пролом:

– Менафт! Отвечай! Скоро наступит день. Мы должны уходить!

Наконец-то Менафт вышел из оцепенения.

– Я здесь, – прошептал он. – Иди сюда, добрый человек… – и помоги мне встать!

– Это они так избили тебя? – удивился Хенум. – Да, трудновато будет тебя вынести. Я должен сначала увеличить дыру.

И он изо всех сил стал трясти камни, мешавшие проходу.

Менафт слышал тяжелое дыхание нубийца и звук падающих камней.

Его спаситель карабкался через пролом. Он ощупью добрался до него, поднял Менафта и понес.

С удивлением услышал он шепот камнереза:

– Я благодарю тебя, единственнй владыка земли и неба.

Хенум решил, что Менафт просто бредит в лихорадке, так как о единственном владыке земли и неба он еще никогда ничего не слыхал…

Утреннее солнце уже высоко стояло над скалистыми горами, когда Минхун, страж гробниц в царском некрополе, добрался, наконец, до дома главного надзирателя Города мертвых, Небхера. Он чуть не падал от изнеможения. Дальний путь из Долины царей он проделал, состязаясь с солнцем. Чем выше оно поднималось, тем сильнее становился его страх получить от своего господина ударов розог больше, чем может вынести человек.

Минхун совсем не чувствовал себя виновным в том, что прошедшей ночью дерзкие грабители очистили гробницу фараона Тутанхамона. Он приготовился вчера, как и всегда с заходом солнца, отправиться со своими товарищами в ночной дозор в Город мертвых. Они уже зажгли факелы и надели колчаны, когда появился их начальник, дозорный Энемпсес, и обратился к ним с длинной речью. Он говорил о строгих обязанностях стражей гробниц, о том, что их служба в Городе мертвых – это в то же время служение богам. И никто из них не смеет и помышлять о том, чтобы спать ночью, так как боги слышат и видят все. Они назовут имя забывшего свой долг стража своим жрецам, и те беспощадно его накажут.

Все, что сказал Энемпсес, было и без того известно каждому из них. Все они были удивлены, почему дозорный об этом так долго говорил. И еще больше они удивились, когда, помимо угроз, он начал хвалить их за усердие и подарил полный бурдюк вина. Каждый мог пить сколько ему угодно. Тех, кто пил мало, Энемпсес даже поощрял подкрепиться перед тяжелой ночной службой.

Вино имело странный привкус. Уже после нескольких глотков Минхун почувствовал непреодолимое желание спать и видел товарищей словно в тумане. О том, что произошло дальше, он не мог уже вспомнить.

В предрассветных сумерках его разбудили шаги Энемпсеса. Как взбесившийся бык, неистовствовал дозорный, а потом поклялся, что каждый из перепившихся стражей получит пятьдесят ударов розгами по подошвам ног. Он выгнал их дубинкой и потребовал, чтобы стражи тотчас же осмотрели все царские гробницы в долине. И тогда Минхун обнаружил нечто ужасное: гробница Тутанхамона была взломана! Добыча грабителей была так велика, что много золотых предметов из погребальной утвари было брошено перед входом.

Очень странно встретил Энемпсес это ужасное известие: он даже бровью не повел. Он только спросил, не видел ли Минхун кого-либо из жрецов долине, и после этого приказал ему так быстро, как он только мог, уведомить главного надзирателя Небхера.

Пошатываясь от усталости, Минхун приближался теперь к воротам дома, в котором жил чиновник. Страж пристально вглядывался в стену дома, будто он мог проникнуть туда и узнать, как примет Небхер известие. Минхун страстно желал, чтобы высокий господин хорошо отдохнул и пребывал в прекрасном настроении.

Небхер был известен как вспыльчивый человек. Многих стражей он приказывал бить из-за ничтожных провинностей до тех пор, пока у бедняги не трескалась кожа. Других за подобную же вину наказывал лишь пинком ноги.

Из ворот дома вышел раб. Минхун спросил его приглушеным от страха голосом:

– Скажи мне, друг, куда посмотрел сначала твой господин после пробуждения? На запад или на восток?

– Этого я не могу тебе сказать, – ответил раб. – Ты здесь чужой. Господин может наказать меня, если я расскажу тебе, что ему указали боги.

Минхун умоляюще сложил руки.

– Поверь мне, мой дорогой, я не выдам тебя. Ты можешь мне даже не говорить, а только намекнуть. Укажи пальцем направление, прошу тебя!

Раб лукаво хихикнул.

– Ты хитрый человек. Но я окажу тебе такую любезность – смотри сюда… – Он указал на восток. – Туда повернул свой лик мой господин. Это означает добрую весть для него.

Минхун застонал, словно от боли. Он закрыл лицо руками и поднял его к солнцу:

– Да защитит меня огненный бог там наверху, так как я принес очень плохое известие.

Раб хотел было задать вопрос, но его оттолкнул пузатый мужчина, незаметно вышедший из дому. Он стоял теперь, широко расставив ноги, ковыряя ногтем между зубами, и, жмурясь, рассматривал Минхуна, который все еще прикрывал руками лицо.

– Кто этот человек? – напустился толстяк на раба.

При звуке чужого голоса Минхун посмотрел вверх.

Перед ним стоял сам главный надзиратель Города мертвых Небхер.

Страж тотчас же бросился на землю. Он услышал ответ раба и решил, что солнце затмили тучи. Теперь он почувствовал, как его ударили ногой по плечу – это означало, что ему велено говорить.

– Великий господин! – страж хрипел от волнения. – Твой преданный слуга Энемпсес послал меня к тебе. Я должен сообщить тебе, что сегодня ночью ограбили одну из царских могил.

Минхун ждал, что его ударят головой о каменную плиту. Но когда этого не случилось, он осмелился взглянуть на ноги Небхера. Они стояли неподвижно. Сверху прозвучал голос чиновника.

– Какую гробницу?

В его голосе не слышалось гнева. Минхун поднял глаза еще выше. Он увидел Небхера, который смотрел вдаль, и отважился прошептать:

– Гробницу царя-бога Тутанхамона, великий господин.

От страха он втянул голову в плечи, но Небхер продолжал ковырять ногтем между зубами. Он произнес монотонно, словно во сне:

– Следовало бы вас всех, включая дозорного Энемпсеса, посадить на кол. – После небольшой паузы последовал новый вопрос: – Сколько золота похитили проклятые собаки из гробницы?

Минхун вздохнул.

– Не знаю, великий господин. Но я думаю… Должно быть… очень много, так как часть драгоценностей они бросили перед входом.

– Ты ничего не знаешь и смеешь сюда являться?! – закричал внезапно главный надзиратель гробниц. Его голос сорвался от гнева. – Я велю, тебя отстегать плетью, чтобы ты запомнил, как приносить…

Минхун умоляюще протянул к нему руки.

– Великий господин, прости меня, я не виновен! Твой слуга Энемпсес так спешил послать меня к тебе, что даже не дал стражам времени обследовать гробницу.

Дерзкий ответ, казалось, сбил с толку Небхера. Он некоторое время пристально смотрел на распластавшегося перед ним стража, словно хотел броситься на него, потом внезапно повернулся к рабу и потребовал неожиданно спокойно:

– Запрягай самых быстрых лошадей в мою охотничью колесницу. Поспеши. Я должен тотчас же ехать в Долину царей.

Энемпсес стоял перед спуском в гробницу. Он нетерпеливо переступал с ноги на ногу. Жара стала невыносимой, а легкое дуновение ветерка, которое создавал раб, обмахивая его опахалом из пальмовых листьев, почти совсем не освежало.

На почтительном расстоянии от своего начальника стояло несколько стражей. Им было ясно, что Энемпсес ждет вестника от главного надзирателя, и они шепотом строили предположения о приказе, который этот вестник привезет. Может быть, вестник привезет приказ, предписывающий наказать всех стражей ударами розог. И им придется вынести их, даже не смея защищаться, хотя виною этого нового ограбления была не их невнимательность. Во всем виноват был один Энемпсес.

Почему вчера вечером он выдал им так много вина? То, что это не было случайностью, понял даже самый глупый из них. Всегда перед тем, как грабители посещали ночью Город мертвых, начальство отдавало какие-то странные приказания. Так, например, перед ограблением одной из самых богатых царских гробниц стражам было приказано занять все горные тропы в окрестности. И в эту самую ночь банда грабителей прошла в долину по неохраняемой основной дороге.

Но кто осмелится открыто высказывать подозрение, что один из высших чиновников покровительствует ворам? Такой наглец, вероятно, вскоре будет найден мертвым где-нибудь в ущелье. Гораздо умнее было держать язык за зубами и претерпеть наказание, даже будучи невиновным.

Дозорный Энемпсес пользовался покровительством главного надзирателя Небхера, а тот, в свою очередь, имел хорошего защитника могущественного придворного чиновника Поа. А одного только легкого кивка Поа было достаточно, чтобы дерзкий умолк навеки.

Поэтому подчиненные дозорного Энемпсеса покорно ожидали своей участи. Но вместо гонца они увидели приближающееся облако пыли и вскоре узнали охотничью колесницу главного надзирателя. Четверка чистокровных лошадей тащила легкую повозку.

Небхер сам горячил лошадей. Как бог мести, летел он в Долину царей. Это означало самое худшее!

Стражи испуганно отступили назад, когда Небхер, натянув поводья, остановился у входа в гробницу. Он милостиво позволил Энемпсесу помочь ему сойти с колесницы, не удостоив, однако, ревностного слугу ни единым взглядом и ни единым приветствием. Он так надувал щеки, словно готов был лопнуть от злости. С минуту Небхер стоял молча, уставившись на ступени, ведущие к гробнице, как бы усиленно вспоминая, зачем он прехал сюда. Потом быстрым движением вытер пот с голого черепа и проворно спустился по степеням.

Бросив беглый взгляд на стражей, Энемпсес последовал за ним. Однако стражи неверно поняли его и подошли поближе. Движением руки Энемпсес отослал их обратно. По его лицу сначала нельзя было понять, гнев или страх владеет им. Лишь когда он остановился на нижней ступеньке лестницы перед замурованным входом, неподвижное выражение его лица изменилось. Он улыбнулся своему начальнику как человек, уверенный в том, что его ждет похвала.

– Великий господин, – сказал он, насмешливо поклонившись. – Я надеюсь, ты доволен мной.

Толстый главный надзиратель поднял коротенькую руку, словно для удара, и злобно прошипел:

– Ты что, смеешься надо мной? Посылаешь ко мне идиота, который, даже не может сказать, сколько золота вынесли из этой гробницы. Или ты собрался присвоить себе часть награбленного?

Насмешливо улыбаясь, Энемпсес показал на несколько золотых предметов из погребальной утвари, валявшихся на земле:

– Господин, посмотри, что здесь лежит, и повтори, что я нечестен. Разве я не мог спрятать эти вещи до твоего приезда? Я говорю тебе, что столяр Сейтахт хорошо потрудился. Бедняга нашел, должно быть, столько золота, что эти драгоценности показались ему не стоящими внимания.

Небхер удивленно посмотрел на дозорного.

– Почему ты говоришь – бедняга? Этот человек получит свою часть. Господин Поа еще никогда не обманывал честного слугу.

Энемпсес внимательно посмотрел вверх, но не заметил никого, кто мог бы его подслушать. И все же он наклонился еще ниже к Небхеру:

– Сейтахта убили сегодня ночью, – прошептал он. – Труп нашел мой раб-лодочник. Перед восходом солнца я послал его замести следы Сейтахта. Я был осторожен, как всегда.

– Раб еще сегодня должен лишиться языка! – прошептал Небхер. – Ты слышишь? Сегодня же. Он не должен говорить!

Энемпсес опять оскалил зубы.

– Успокойся, господин. Мне не нужны рабы, которые могут разговаривать. Ни у кого из моих рабов нет языка. А я никому не расскажу, что сам похоронил столяра.

– Это ты сделал? – удивился Небхер.

– Да, я. Или мне надо было оставить его лежать до тех пор, пока прилетят коршуны и оповестят о случившемся? Мы можем радоваться, что избавились от главного свидетеля. А кроме того, теперь наша доля возрастет.

Небхер застонал и снова вытер пот с головы.

– Это меня мало радует. Сейтахт был прославленный мастер. Его будут искать. А это может доставить нам неприятности. Камнерезу Менафту я совсем не доверяю. У него в голове никогда не было порядка. Может быть, это он убил Сейтахта?

– Для нас это теперь безразлично, господин. И ты ведь вовсе не поэтому утруждал себя приездом, не так ли?

Главный надзиратель ничего не ответил. Проявив внезапно необыкновенное усердие, он внимательно осмотрел пролом в замурованном входе и сказал:

– Послушай, Энемпсес, твои люди должны сейчас же проникнуть в гробницу и привести там все в порядок. А то, что лежит вокруг, нужно побыстрее убрать. Потом вели замуровать проломы и запечатать печатью Города мертвых. Если жрецы узнают, что эта гробница была тоже взломана, ты скажешь им, что в ней все цело, так как твои люди своевременно прогнали воров. Ты понял?

Энемпсес поклонился.

– Все будет так, как ты сказал, господин. Мои стражники будут счастливы, если я не накажу их на этот раз плетьми.

– Это хорошо. Я доверяю тебе, – пробормотал главный надзиратель и собрался идти. На третьей ступеньке он остановился. Прищурив глаза, он указал на золотые вещи на земле.

– Что с ними делать? Надеюсь, ты не оставишь их здесь?

Энемпсес клятвенно прижал руку к сердцу и сказал с притворной серьезностью:

– Господин, мои стражи будут свидетелями, что я велю убрать в гробницу это золото. Они должны видеть, какой я честный человек.

Небхер задумчиво покачал головой. При этом он облизнул губы и с трудом оторвал взгляд от золота.

– Жаль, жаль, – пробормотал он. – Некоторые из этих вещей мне пришлись бы по вкусу.

Дозорный, словно приняв внезапное решение, вскочил на две ступеньки. Он заставил Небхера посмотреть ему прямо в глаза и хрипло проговорил:

– Мы можем иметь более ценные вещи, господин, чем это золото. Ты же знаешь, сколько ароматных эссенций и благовонных масел ставили в гробницы царям. Пришли мне сегодня ночью трех своих самых надежных рабов, и я разделю с тобой поровну эти сокровища. До сих пор драгоценные масла наши повелители всегда оставляли для себя. Почему не должны на этот раз мы…

Движением руки Небхер прервал его, посмотрел наверх и тихо сказал:

– А где будут твои стражи, когда придут мои рабы?

– Они будут праздновать, господин. Для этого у них будет достаточно причин – ведь я освобожу их от наказания.

– Хорошо. Я полагаюсь на твой ум, Энемпсес. А теперь вели скорее привести все в порядок. Потом замуруешь и опечатаешь дыры. Ночью ты легко сможешь их опять открыть, когда придешь за благовонным маслом. Но потом ты должен будешь вторично закрыть и опечатать вход. Тебе все ясно?

На этот раз Энемпсес поклонился церемонно и еще ниже, чем прежде:

– Все будет сделано так, как велит твоя мудрость. Прежде чем божественный диск солнца достигнет зенита, стена будет в первый раз замурована и опечатана.

Воздух в долине мерцал от полуденного зноя, когда верховный жрец Ментуфер во главе отряда своих подчиненных прискакал в Долину царей.

В храме бога Амона-Ра он получил известие о новом ограблении гробницы и тотчас же прервал ежедневное богослужение. Амон-Ра был оскорблен самым ужасным образом, так как царь Тутанхамон, гробница которого оказалась опозоренной, носил имя этого божества.

На этот раз нужно было сделать все, чтобы разыскать преступника. Ментуфер намеревался лично доложить об этом новому владыке Египтафараону Хоремхебу. Если даже грабителей захотят покрыть высшие чиновники государства, фараон не должен быть снисходительным. Со всей суровостью закона должны быть наказаны разбойники и их покровители.

Ментуфер был похож на бога мести. Беспрерывно бормотал он заклинания и молитвы. Амон-Ра непременно услышит своего преданного слугу и не откажет ему в помощи.

Темные глаза верховного жреца были широко открыты, его пристальный взор обращен вдаль. Он не чувствовал ни солнечного зноя, ни жажды, ни усталости.

Сопровождавшие его жрецы, напротив, стонали от полуденного зноя. В горле у них пересохло, глаза болели от яркого света и дорожной пыли. Им казалось бессмысленным переносить такие мучения из-за какой-то одной ограбленной гробницы. А как прекрасен был покой в холодке храма!

Такой незначительный царь, каким был этот Тутанхамон, не заслуживал того, чтобы обращать на него столько внимания. Его гробница была ограблена. Теперь это требовало расследования. А каков будет результат? В ответ только плечами пожмут, как всегда, когда грабители посетят одну из царских гробниц. Ментуфер не слышал их брюзжания. Глаза его горели. Лошадь остановилась. Стражи Города мертвых проводили верховного жреца на место последнего преступления. С глубокими поклонами приблизился к нему Знемпсес.

Ментуфер протянул руку в сторону отвешиваю щего поклоны дозорного.

– Гнев карающего бога да поразит тебя, потому что ты виновен в содеянном.

Дозорный простер ладони к солнцу:

– Огненный бог, который все видит и все знает, может подтвердить, что я сделал все, чтобы помешать разбойникам проникнуть в гробницу божественного Тутанхамона.

– И все же это случилось! – рассердился Ментуфер. – Тебя привлекут к ответу, в этом я клянусь тебе именем высшего божества, которому я служу.

Стражники смотрели испуганно. Их господин Энемпсес публично обвинен верховным жрецом!

Жрецы позади него гудели хором.

– Жалоба будет подана на Энемпсеса, дозор ного!

Энемпсес разглядывал толпу одетых в белое людей без всякого страха. Он читал по их лицам, как безразлично им волнение их верховного жреца. А то, что они произнесли обычную формулу приговора, мало что значило. Они пришли не за тем, чтобы задержать его, иначе их сопровождали бы воины царя. Из этого он заключил, что Ментуфер знал не больше любого его стража: воры были в гробнице Тутанхамона.

Но кто их направил туда, Ментуфер доказать не мог, хотя, наверное, догадывался.

С уверенностью человека, который не чувствовал за собой вины, Энемпсес подошел к толпе жрецов и произнес громким голосом:

– Ложь тайно выпускает ядовитые стрелы клеветы. Неужели я должен поверить, будто святые слуги Амона-Ра оказались настолько несправедливы, что выслушали клевету, не разобравшись в случившемся?

Энемпсес намеренно обратился не к верховному жрецу, а к его подчиненным. Он хотел скомпрометировать Ментуфера, разоблачив его как человека, который выносит обвинение без достаточных оснований. Таким образом он хотел нанести удар ненавистному шпиону Ментуферу.

План дозорного, казалось, удался. Жрецы стали возбужденно перешептываться между собой. Равнодушные свидетели превратились в заинтересованных судей.

Энемпсес использовал новую ситуацию наилучшим образом. Он стал как оратор перед толпой жрецов, отделив тем самым Ментуфера от его подчиненных.

Верховный жрец озадаченно сморщил лоб. Он стоял как обвиняемый перед этим презренным лицемером Энемпсесом. Это ожесточило жреца настолько, что он потерял все свое самообладание.

– У тебя изворотливый язык, но я не дам ввести себя в заблуждение! – закричал он. – Я знаю, ты покровительствуешь грабителям. С тех пор как ты стал дозорным в Городе мертвых, гробницы царей все время в опасности. Но это новое преступление в гробнице божественного Тутанхамона должно стать также последним. Я пойду к царю и доложу ему, что знаю виновных.

С внушающим уважение спокойствием Энемпсес поднял руки. Казалось, он хотел поклясться богу:

– Высокий слуга богов! Твой гнев справедлив, но ты говоришь так, как будто я один тысячу лет охраняю все царские гробницы Египта. Уже с давних времен бессильны стражи против хитрости грабителей. Самые могущественные цари тщетно набирали армии надсмотрщиков. Как же я с моим маленьким отрядом должен охранять эту обширную долину?

Мы ведь не боги, чтобы видеть в темноте, как днем. Мы освещаем факелами каждую гробницу и спугнули уже немало грабителей.

– Да. А сегодня ночью твои люди были слепы по твоему же приказу! – закричал Ментуфер. – Иначе грабители не смогли бы беспрепятственно взломать гробницу.

Впервые Энемпсес почувствовал неуверенность.

Знал ли уже верховный жрец, что стражей опоили? От кого он мог узнать об этом?

Взгляд Энемпсеса настороженно скользнул по лицам подчиненных. Все они со страхом смотрели на него. Никто не опустил глаз с тайным сознанием своей вины. Нет, среди его людей не было предателя.

С притворным удивлением Энемпсес повернулся к отряду жрецов:

– Кто из вас знает лжеца, который рассказал, будто здесь была беспрепятственно взломана гробница?

Не дождавшись ответа, Энемпсес быстро повернулся опять к Ментуферу.

– Тебя тоже известили, что гробница была ограблена. – Дозорный снова не стал ждать ответа и, хлопнув себя ладонью по лбу, произнес: – Только теперь я понял, почему ты обвиняешь меня! Ты решил, что грабители унесли сокровища, оставшись незамеченными! Иди, господин! Иди! Я покажу тебе, что случилось на самом деле.

Ментуфер смотрел в растерянности на своих жрецов, потом на стражей и позволил даже Энемпсесу схватить себя за руку. Но он позволил ему тащить себя только до первой ступеньки и тут же вырвался.

– Может быть, ты хочешь сказать мне, что ничего не случилось? – спросил он злобно.

– Нет, тогда я оказался бы лжецом! – крикнул Энемпсес. – Но если ты взглянешь на замурованный вход, то увидишь свежую штукатурку и оттиски печатей Города мертвых. Мы вовремя прогнали разбойников. Они как раз пробили дыру в стене. Услышав шум, мои стражи прибежали к гробнице, а грабители обратились в бегство. Одному из них я сам запустил факелом в голову. Должно быть, я сильно опалил ему волосы. Сегодня я еще осмотрю окрестные деревни. И горе отмеченному мной злодекг, если мы его найдем.

Ментуфер непрерывно смотрел на вход в гробницу. Дозорный говорил убедительно. Там, внизу, ничто не говорило о том, что разбойникам сопутствовала удача. Влажное пятно на стене было невелико. Грабители, видимо, не успели расширить пролом.

Теперь жрецы тоже подошли к входу. Энемпсес предлагал каждого, кто пожелает, проводить вниз, чтобы тот смог осмотреть замурованное отверстие. Но никто не воспользовался его предложением. Видимо, все они думали одно и то же: для чего спускаться на шестнадцать ступенек вниз, а потом опять подниматься, если и без того ничего не случилось?

Только один Ментуфер пока еще не верил, что гробница не тронута. Спокойным движением руки он прервал речь дозорного.

– Ты должен был очень спешить, чтобы замуровать и опечатать лазейку. Почему ты не подождал моего прибытия?

– Потому что гробница не была осквернена, – ответил не теряющий присутствия духа дозорный. – А как дозорный я обязан следить за хорошим состоянием всех гробниц.

– Но все же ты должен был сначала уведомить меня, ибо только я один могу решить, осквернена или нет гробница.

Ментуфер надеялся, что теперь дозорный начнет смущенно оправдываться. Но Ментуфер опять ошибся. Энемпсес без промедления ответил:

– Если мое усердие возбудило твои подозрения, тогда убедись сам в правдивости моих слов. Ты один, как верховный жрец, имеешь право открыть гробницу. Поступай так, как велит тебе совесть. Прикажи своим жрецам взломать замурованный вход.

И, словно желая доказать, что его намерения серьезны, Энемпсес крикнул стражам:

– Принесите инструменты! Высокий слуга бога желает нарушить покой божественного Тутанхамона.

Потом он повернулся к жрецам и сказал с притворной скорбью:

– Извините, что я не смогу помочь вам в предстоящей работе. Я вовсе не хочу, чтобы после смерти меня привлекли за это к ответу.