"Стрела времени" - читать интересную книгу автора (Крайтон Майкл)

ДОРДОНЬ

Вертолет углубился в плотную завесу густого тумана. Диана Крамер тревожно заерзала на заднем сиденье. Всякий раз, когда туман чуть рассеивался, она видела очень близко под собой верхушки деревьев. Наконец она не выдержала:

– Разве нам нужно держаться так низко?

Андре Марек, сидевший впереди рядом с пилотом, рассмеялся.

– Не волнуйтесь, это совершенно безопасно.

Но Марек не казался человеком, которого могло хоть что-нибудь волновать. Ему было двадцать девять лет от роду, он был высоким и очень сильным; под его футболкой играли рельефные мускулы. Конечно, никому не могло бы прийти в голову, что он доцент истории Йельского университета. И к тому же заместитель руководителя проекта «Дордонь», куда они сейчас и направлялись.

– Этот туман уже через минуту разойдется, – сказал Марек.

В его речи лишь слегка угадывался родной голландский акцент.

Крамер знала о нем все: Марек, выпускник Утрехтского университета, был представителем новой породы историков-"экспериментаторов", намеревающихся возродить элементы прошлого, собственноручно погрузиться в них и таким образом добиться лучшего понимания. Марек был фанатично предан этой идее; он детальнейшим образом изучил средневековую одежду, ремесла и язык. Не исключено даже, что он был в состоянии принять участие в рыцарском турнире. Глядя на него, Крамер могла в это поверить.

– Мне странно, – сказала она, – что с нами нет профессора Джонстона.

Крамер на самом деле рассчитывала иметь дело с Джонстоном лично. Ведь, в конце концов, она была высокопоставленным представителем компании, которая финансировала их исследования. И протокол требовал, чтобы ее встречал Джонстон собственной персоной. Она намеревалась взяться за его обработку уже в вертолете.

– К сожалению, у профессора Джонстона на этот день была назначена другая встреча.

– Да?

– С Франсуа Беллином, министром памятников старины. Он прибывает из Парижа.

– Понимаю. – Крамер сразу почувствовала облегчение. Конечно же, Джонстон должен был прежде всего уделить внимание властям. Проект «Дордонь» полностью зависел от хороших отношений с французским правительством. – А что, появились проблемы? – спросила она.

– Не думаю. Они старые друзья.

Вертолет вырвался из тумана в светлое солнечное утро. Каменные сельские дома отбрасывали длинные тени.

Когда они пролетали над одной из ферм, гуси во дворе всполошились и женщина в переднике погрозила вертолету кулаком.

– Она нам не рада, – сказал Марек, указывая на крестьянку своей мощной рукой.

Крамер, сидевшая позади него, надела солнечные очки.

– Конечно, ведь сейчас только шесть утра. Почему мы вылетели так рано?

– Из-за света, – объяснил Марек. – Ранние утренние тени подчеркивают контуры, выделяют различные кочки и тому подобное. – Он ткнул пальцем себе под ноги. К передним стойкам шасси вертолета были прикреплены три массивных желтых кожуха. – Прямо в данный момент у нас с собой стереовидеокамера, инфракрасная и ультрафиолетовая камеры и радар бокового обзора.

Крамер указала на заднее окно, за которым виднелась серебристая труба шести футов длиной:

– А это что такое?

– Протонный магнетометр.

– А-а. И что он делает?

– Ищет в земле под нами магнитные аномалии, которые могли бы указывать на захороненные стены, керамику или металл.

– Не испытываете ли вы нехватки какого-нибудь оборудования, которое вы считаете нужным?

Марек улыбнулся.

– Нет, мисс Крамер, благодарю вас. Мы получили все, о чем просили.

Вертолет стремительно скользил над сливавшимися в зеленую пену верхушками деревьев. Но вдруг Диана увидела каменистое обнажение, скальный фас, возникший посреди пейзажа. Марек, словно профессиональный гид, говорил почти без умолку.

– Эти известняковые утесы остались от древнего берега, – сообщил он. – Миллионы лет назад эта часть Франции была покрыта морем. Когда море отступило, остался пляж. За несколько геологических периодов пляж превратился в известняки Это очень мягкий камень. Утесы изрыты пещерами.

Крамер действительно видела пещеры – темные дыры в скале.

– Их там много, – согласилась она.

Марек кивнул.

– Эта часть южной Франции – одно из мест, которые были населены постоянно и практически непрерывно. Таких на земле не так уж и много. Люди живут здесь по крайней мере четыре сотни тысяч лет – от неандертальцев до нашего времени. И тому есть бесчисленное множество подтверждений.

Крамер нетерпеливо кивала.

– А где же проект? – спросила она наконец.

– Совсем рядом.

Лес закончился, сменившись полями, среди которых тут и там были разбросаны фермы. Вертолет направлялся теперь в сторону деревни, расположенной на верхушке холма; Диана увидела группу каменных зданий, узкие дорожки и вздымающуюся в небо каменную башню замка.

– Это – Бейнак, – сказал Марек, не оборачиваясь. – А вот поступает наш доплеровский сигнал.

Крамер услышала в наушниках электронное бибиканье; сигналы звучали все чаще и чаще.

– Приготовьтесь, – предупредил пилот.

Марек защелкал переключателями на своем пульте. Зажглось несколько зеленых огней.

– Отлично, – одобрил пилот. – Пошел первый разрез. Три… два… один.

Пена лесистых холмов ушла за голую скалу, и Диана Крамер увидела раскинувшуюся внизу долину Дордони.

Река Дордонь, подобно коричневой змее, извивалась внизу в долине, которую прорезала за сотни тысяч предшествующих лет. Даже в этот ранний час на воде уже поблескивали веслами путешествующие на байдарках туристы.

– В Средние века по Дордони проходила военная граница, – сказал Марек. – Эта сторона реки была французская, а другая – английская. Бои возобновлялись то и дело. Прямо под нами находится Бейнак, французская цитадель.

Крамер смотрела сверху на живописный туристский городок со странными каменными зданиями и темными, тоже каменными, крышами. Узкие извилистые улочки были еще свободны от туристов. Бейнак был построен на скалистом утесе, вздымавшемся от реки прямо к стенам старого замка.

– А там, – продолжал Марек, указывая на другую сторону реки, – вы видите город Кастельнод. Английскую цитадель.

Высоко на далеком холме Крамер увидела еще один замок, выстроенный из желтого камня. Замок был небольшим, но располагался очень красиво; три его круглые башни, связанные между собой высокими стенами, изящно вздымались в воздух. Вокруг этого замка тоже располагался необычный и привлекательный туристский город.

– Но это же не наш проект… – начала она.

– Нет, – согласился Марек. – Я лишь показываю вам обычное расположение поселений в этой области. Всюду по Дордони вы сможете найти такие пары противостоящих один другому замков. В нашем проекте также задействована такая пара, но они находятся в нескольких милях вниз по течению. Сейчас мы отправимся туда.

Вертолет заложил вираж и устремился на запад над грядой холмов. Туристская зона осталась позади. Крамер с удовольствием заметила, что земля под ними была в основном покрыта лесом.

Они миновали расположенный возле реки городок под названием Анво и снова оказались над холмами. После того как вертолет миновал очередную вершину, перед Дианой внезапно возникло широкое зеленое поле, посреди которого виднелись остатки разрушенных каменных зданий и стен, смыкавшихся под какими-то неожиданными углами. Совершенно ясно, что некогда это был город, раскинувшийся у стен замка. Но сейчас эти стены представляли собой только груды щебня; от замка вообще почти ничего не осталось; она увидела лишь основания двух круглых башен и жалкие остатки соединяющей их разрушенной стены. Тут и там среди руин белели палатки. В каменных развалинах копошились несколько десятков человек.

– Еще три года назад все это принадлежало фермеру, разводившему коз, – рассказывал Марек. – Французы почти совсем забыли об этих руинах, которые заросли густым лесом. Мы вырубили его, расчистили и восстановили контуры. То, что вы видите перед собой, некогда было известной английской твердыней Кастельгард.

– Вот это – Кастельгард? – вздохнула Крамер.

От него осталось так мало. Несколько еще не рухнувших стен позволяли угадать местонахождение города. А от самого замка не сохранилось почти ничего.

– Я думала, что увижу здесь побольше, – призналась она.

– Через некоторое время увидите. Кастельгард был для своего времени большим городом с очень внушительным замком, – ответил Марек. – Но для того, чтобы восстановить все это, потребуется несколько лет.

Крамер спросила себя, как объяснить это Дониджеру. Проект «Дордонь» продвинулся вовсе не так далеко, как воображал себе президент. Начать капитальную реконструкцию, пока участок все еще представляет собой путаницу каменных насыпей, чрезвычайно трудно. К тому же она была глубоко уверена, что профессор Джонстон окажет яростное сопротивление любому предложению о немедленном начале этих работ.

– Мы разместили штаб-квартиру на ферме, вон там, – продолжал просвещать ее Марек.

Он указал на несколько каменных домиков, стоявших неподалеку от руин. Около одного из домов виднелась зеленая палатка.

– Не хотите ли еще раз облететь Кастельгард, чтобы как следует рассмотреть его с воздуха?

– Нет, – ответила Крамер, стараясь не дать разочарованию прорваться в ее голосе, – поехали дальше.

– Что ж, тогда отправимся на мельницу.

Вертолет повернулся носом к северу, в сторону реки. Холмы внизу стали ниже, а потом и вовсе сгладились, перейдя в берег Дордони. Машина пересекла широкую темно-коричневую реку и направилась к густо заросшему лесом острову возле дальнего берега. Между островом и северным берегом была теснина шириной, наверно, футов пятнадцать, по которой мчался стремительный поток. И здесь Диана увидела остатки еще одного здания – разрушенного настолько, что было практически невозможно угадать, что же здесь когда-то находилось.

– Вот это? – спросила она, глядя вниз. – Что это такое?

– Это водяная мельница. Когда-то здесь был мост через реку, под которым стояли водяные колеса. Энергию воды использовали для того, чтобы молоть зерно и качать большие мехи в кузнице.

– Здесь вообще ничего не восстановлено… – вздохнула Крамер.

– Нет, – согласился Марек. – Но мы изучили эти руины. Крис Хьюджес, один из наших аспирантов, провел здесь чрезвычайно скрупулезное исследование. Вон он, Крис, рядом с Профессором.

Крамер разглядела невысокого темноволосого молодого человека, стоявшего рядом с крупной представительной фигурой, в которой она узнала профессора Джонстона. Ни один человек не взглянул на ревевший над ними вертолет – они были полностью сосредоточены на своей работе.

Вертолет оставил реку позади и летел теперь над плоской равниной на восток. Внизу прошел комплекс низких прямоугольных стен, видимых в косом утреннем свете как темные линии. Крамер предположила, что на самом деле эти стены имеют в высоту не более нескольких дюймов. Тем не менее было ясно видно что-то вроде маленького города.

– А это что? Еще один город?

– Не совсем так. Это монастырь Сен-Мер, – ответил Марек. – Некогда один из богатейших и наиболее влиятельных монастырей Франции. Он был полностью уничтожен в четырнадцатом столетии.

– Там полно землекопов, – заметила Крамер.

– Да, это наиболее важный из наших участков.

Пока они пролетали над раскопками, Крамер успела разглядеть несколько больших квадратных ям, углублявшихся в расположенные под монастырем катакомбы. Крамер знала, что исследователи уделяли этому месту много внимания, поскольку надеялись найти глубоко зарытые тайники с монастырскими документами. И действительно, несколько уже было обнаружено.

Вертолет метнулся в сторону и понесся к известняковым утесам на французской стороне и городку рядом с ними. Машина поднялась к вершинам утесов.

– Мы прибываем на четвертый и последний участок, – сказал Марек. – Крепость над городом Безенаком. В Средневековье она называлась Ла-Рок. Хотя она и находится на французской стороне реки, но на самом деле была построена англичанами, которым было чрезвычайно важно иметь постоянную точку опоры на французской территории. Как видите, точка весьма солидная.

Действительно, крепость представляла собой огромный военный комплекс на вершине холма с двумя концентрическими окружностями стен и занимала площадь более пятидесяти акров. Диана испустила вздох облегчения. Крепость Ла-Рок находилась в заметно лучшем состоянии, чем другие участки проекта; ее стены гораздо выше поднимались над землей. И понять, что собой представляла эта крепость в годы своего расцвета, было куда легче.

Но по ней ползали группки туристов.

– Вы пускаете сюда туристов? – с тревогой спросила она.

– Это не наше решение, – ответил Марек. – Как вы знаете, это новый участок, и французское правительство решило открыть его для публики. Но, конечно, мы закроем его снова, когда начнем реконструкцию.

– И когда же это произойдет?

– О… где-то еще через два, а то и пять лет.

Она промолчала. Вертолет сделал круг и поднялся повыше.

– Итак, – сказал Марек, – мы прибыли в конечный пункт. Вы можете теперь представить себе весь проект: крепость Ла-Рок, монастырь на равнине, мельницу и на другом берегу реки – крепость Кастельгард. Хотите взглянуть еще раз?

– Нет, – отрезала Диана Крамер. – Можно возвращаться. Я повидала достаточно.

Эдвард Джонстон, профессор Королевской кафедры истории Йельского университета, покосился на проревевший над головой вертолет. Машина направилась на юг, к Домму, где имелась посадочная площадка.

– Давайте продолжать, Крис, – сказал Джонстон, поглядев на часы.

– Хорошо, – отозвался Крис Хьюджес. Он повернулся к установленному на трехногом столике компьютеру, подключил разъем ГСП [15] и щелкнул выключателем. – Сейчас, минуту.

Кристофер Стюарт Хьюджес был одним из аспирантов Джонстона. У Профессора – его всегда называли только так – работали пять аспирантов и две дюжины студентов, влюбившихся в него за время вводного курса по истории западной цивилизации.

«А влюбиться в Эдварда Джонстона, – думал Крис, – было совсем нетрудно». Несмотря на то что ему далеко перевалило за шестьдесят, Джонстон был широкоплечим и подвижным; он быстро передвигался и казался исполненным энергии и жизненной силы. Загорелый, темноглазый, с саркастической манерой общения, он частенько казался не столько профессором истории, сколько Мефистофелем.

И при этом он сохранял облик типичного профессора колледжа: даже здесь, в археологической партии, он постоянно ходил в застегнутой на все пуговицы рубашке и при галстуке. Его единственной уступкой полевым условиям был рабочий костюм и тяжелые ботинки.

Но больше всего студенты любили Джонстона за то участие, которое он принимал в их судьбах: он еженедельно угощал их у себя дома, заботился о них, а если у кого-то из них возникали проблемы с обучением, деньгами или чисто семейного свойства, он всегда был готов помочь преодолеть трудности, причем делал это чрезвычайно тактично и по большей части незаметно для окружающих.

Крис аккуратно открыл стоявший у его ног металлический ящик. Прежде всего он извлек оттуда прозрачный жидкокристаллический экран, который установил вертикально в специальные крепления над компьютером. Затем он перезагрузил компьютер, чтобы тот смог инициализировать экран.

– Ну вот, – сказал он, – осталось всего несколько секунд. Проходит калибровка по ГСП.

Джонстон в ответ лишь спокойно кивнул и улыбнулся.

Крис был аспирантом в области истории науки – дисциплины, известной как поле непрерывных ожесточенных споров, – но старательно уклонялся от диспутов, сосредоточившись не на современной науке, а на науке и технике Средневековья. Таким образом он уже превращался в настоящего эксперта в области металлургии, изготовления брони, трехпольного земледелия, химии дубления и множества других отраслей техники того периода. Свою докторскую диссертацию он решил посвятить средневековой технологии мукомольного производства – предмету, подвергавшемуся незаслуженному пренебрежению.

И его, разумеется, особенно интересовала мельница Сен-Мер.

Джонстон спокойно ждал.

Когда Крис был еще студентом одного из младших курсов, его родители погибли в автомобильной катастрофе. Крис, единственный ребенок в семье, оказался в совершенном отчаянии – он готов был бросить колледж. Джонстон на три месяца взял молодого студента жить к себе домой, а потом в течение нескольких лет заменял ему отца, помогая советами во всех областях жизни, начиная с управления имуществом, доставшимся пареньку от родителей, и кончая проблемами, возникавшими в отношениях с любовницами. А проблем с любовницами у Криса было много.

После смерти родителей он завел беспорядочные отношения с множеством женщин. В результате в его жизни возникла масса затруднений, таких, как ненавидящие взгляды брошенной возлюбленной на семинаре, невероятный полуночный трезвон в его комнате, когда он, находясь в постели с одной женщиной, пропускал свидания с другой, тайные встречи в номере гостиницы с преподавательницей философии, переживавшей отвратительный бракоразводный процесс… Все это стало неотъемлемой и основной составляющей его жизни. Неизбежно пострадали его оценки, и тогда Джонстон взялся за парня, потратив на разговоры с ним несколько вечеров.

Но Крис не пожелал прислушаться к советам, и вскоре его имя прозвучало в процессе о разводе. Только личное вмешательство Профессора позволило ему избежать исключения из университета. В ответ на эту внезапную угрозу он вынужден был полностью углубиться в занятия; его оценки стали стремительно улучшаться, и в конечном счете Крис закончил образование пятым в своем потоке. Но за время процесса он превратился в отпетого консерватора. Теперь, в двадцать четыре года, он был склонен к нервозности, имел больной желудок и проявлял опрометчивость только в отношениях с женщинами.

– Ну наконец-то, – проронил Крис. – Вот оно.

На жидкокристаллическом экране появился ярко-зеленый контур. Он дополнял на прозрачном дисплее очертания руин мельницы. Это был новейший метод моделирования археологических структур. Прежде приходилось полагаться на обычные архитектурные модели из белого пенопласта, которые вырезали и собирали вручную. Но эта техника требовала массу времени, да и вносить изменения в модели оказывалось довольно сложно.

Но теперь все модели создавались в компьютере. Их можно было и быстро создать, и легко трансформировать. Кроме того, компьютерная технология позволяла рассматривать модели в пространстве, со стороны. В компьютер вводились точные координаты руин, и благодаря использованию заложенной в программу триангуляционной сети ГСП изображение, появлявшееся на экране, оказывалось с изумительной точностью вписанным в ландшафт.

Они смотрели, как зеленый контур наполняется содержанием, приобретает твердую форму. Вот показался построенный из камня массивный крытый мост, под которым виднелись три водяных колеса.

– Крис, – сказал Джонстон, – ты сделал его укрепленным. – В голосе Профессора явно слышалось удовольствие.

– Я знаю, что это рискованно… – проговорил молодой человек.

– Нет-нет, – прервал его Профессор. – Я думаю, что в этом есть смысл.

В литературе попадались упоминания об укрепленных мельницах, и, конечно, сохранились сведения о неисчислимом множестве сражений за мельницы и право молоть зерно. Но доподлинно известны были всего лишь две укрепленные мельницы: одна в Бурже, а вторая, обнаруженная совсем недавно, находилась неподалеку отсюда, близ Монтобана. Большинство историков, изучавших Средневековье, полагали, что такие укрепленные мельницы встречались крайне редко.

– Базы колонн на уровне воды очень широкие, – сказал Крис. – Как это бывало повсеместно, едва только мельница становилась заброшенной, местные жители начинали использовать ее в качестве карьера. Они разбирали ее по камешку, чтобы строить свои собственные дома. Но камни в базах колонн остались на месте, потому что они были просто слишком велики и их не удалось утащить. Мне кажется, что это указывает на массивный мост. Вероятно, укрепленный.

– Может быть, ты и прав, – ответил Джонстон. – А я думаю…

Радиотелефон, висевший у него на поясе, издал негромкий треск.

– Крис? Профессор с вами? Министр появился.

Джонстон посмотрел на противоположную сторону раскопок монастыря, где вдоль берега реки пробегала проселочная дорога. По ней, оставляя за собой длинный и широкий пыльный хвост, к ним мчался зеленый «Лендровер» с белыми буквами на боку.

– Да, действительно, – сказал он. – Это может быть только Франсуа. Всегда в спешке.

– Эдуар! Эдуар, – Франсуа Беллин обнял Профессора за плечи и расцеловал в обе щеки.

Беллин был крупным, лысеющим, переполненным энергией человеком Французские слова просто сыпались из него.

– Мой дорогой друг, мы видимся слишком редко У вас все хорошо?

– Да, Франсуа, – ответил Джонстон, отступая на шаг от этого фонтана экспансивности. Чрезмерно дружественное поведение Беллина всегда означало наличие серьезной проблемы. – А вы, Франсуа? – спросил он. – Как ваши дела?

– Точно так же, точно так же. Но в моем возрасте это просто прекрасно. – Он окинул взглядом раскопки, а потом заговорщическим жестом положил руку на плечо Джонстону. – Эдуар, я должен попросить вас о любезности. У меня возникла небольшая трудность.

– Неужели?

– Вы знаете, эта репортерша из «Экспресс»…

– Нет, – ответил Джонстон. – Совершенно не знаю.

– Но, Эдуар…

– Я уже разговаривал с ней по телефону. Она одна из этих заговорщиков. Капитализм – зло, все корпорации – исчадья ада.

– Да-да, Эдуар, вы совершенно правы. – Беллин наклонился к его уху. – Но она спит с министром культуры.

– Это вряд ли что-то меняет, – спокойно отозвался Джонстон.

– Эдуар, прошу вас. Люди начинают прислушиваться к ней. Она может причинить неприятности. Мне. Вам. Этому проекту.

Джонстон вздохнул. Беллин тоже вздохнул и продолжил:

– Вы знаете, что существует иррациональное мнение, будто американцы уничтожают чужую культуру, потому что у них нет своей собственной. Происходят всякие казусы с кино и музыкой. Была дискуссия насчет того, что американцам следует запретить работы на французских памятниках культуры. А?

– Это старые новости, – заметил Джонстон.

– И ваш собственный спонсор, МТК, попросил, чтобы вы поговорили с нею.

– Разве?

– Да. Госпожа Крамер настаивала на том, чтобы вы побеседовали с этой дамочкой.

Джонстон вздохнул снова.

– Это отнимет у вас всего лишь несколько минут, обещаю вам, – заявил Беллин, махнув рукой в сторону «Лендровера». – Она сидит в автомобиле.

– Вы лично привезли ее? – удивился Джонстон.

– Эдуар, я же пытаюсь объяснить вам. Необходимо принимать эту женщину всерьез. Ее зовут Луиза Дельвер.

Крис увидел, что из автомобиля выходит стройная смуглая женщина лет сорока пяти, с резкими чертами красивого лица. Она была элегантна в том стиле, присущем некоторым европейским женщинам средних лет, при помощи которого достигается сложный эффект преуменьшенной сексуальности. Было заметно, что она оделась для поездки: на ней была легкая рубашка цвета хаки и свободные брюки спортивного типа; на шее висели видеокамера и магнитофон. Деловой, целеустремленной походкой, держа блокнот в руке, она направилась к мужчинам.

Но по мере того как женщина подходила ближе, ее шаги замедлялись.

Дельвер протянула руку.

– Профессор Джонстон, – произнесла она на безукоризненном английском языке. Ее улыбка была совершенно естественной и теплой. – Я не могу передать вам, насколько высоко ценю ваше согласие уделить мне время.

– Вам не за что меня благодарить, – ответил Джонстон, пожимая ей руку. – Вы проделали длинный путь, мисс Дельвер. Я буду счастлив оказать вам любое содействие.

Джонстон все так же продолжал держать ее руку в своей. Она все так же продолжала улыбаться ему. Это длилось еще добрый десяток секунд, пока она не заявила в конце концов, что он слишком добр к ней, а он возразил, что, напротив, это наименьшее из того, что он мог сделать для нее.

По раскопкам монастыря шла небольшая группа, разделившаяся на две части: Профессор и мисс Дельвер впереди, Беллин и Крис чуть сзади, пытаясь тем не менее прислушиваться к тому, о чем идет речь. На лице Беллина застыла тихая удовлетворенная улыбка; при взгляде на нее Крис подумал, что его спутник обнаружил новый способ вести дела со столь неприятным министром культуры.

Что касается Профессора, то его жена умерла много лет назад, и, хотя какие-то слухи ходили, Крис никогда не видел шефа с другой женщиной. Он был очарован тем обликом, в котором сейчас предстал Джонстон. Тот не изменил своей манеры поведения; он просто полностью обратил свое внимание на репортершу. Из его поведения было видно, что в мире нет ничего более важного, чем его сегодняшняя гостья. И у Криса сложилось впечатление, что Дельвер задавала намного менее острые вопросы, чем намеревалась.

– Как вы знаете, Профессор, – сказала она, – моя газета уже некоторое время исследует материалы, связанные с американской компанией МТК.

– Да, мне известно об этом.

– Верны ли мои сведения о том, что МТК финансирует эти раскопки?

– Да, это так.

– Нам сообщили, что они отпускают вам миллион долларов в год.

– Это близко к истине.

Несколько секунд они шли молча. Казалось, что журналистка старалась тщательно сформулировать свой следующий вопрос.

– В газете есть люди, – сказала она наконец, – которые считают, что это слишком большие деньги для того, чтобы тратить их на средневековую археологию.

– Что ж, вы можете сообщить этим людям, – ответил Джонстон, – что это не так. На самом деле это обычная стоимость такого большого участка, как этот. МТК дает нам двести пятьдесят тысяч прямыми платежами, сто с четвертью – непрямыми, которые идут университету, еще восемьдесят на обучение, стипендии, оплату поездок и проживания и еще пятьдесят на содержание лаборатории и сохранение находок.

– Но наверняка денег имеется намного больше, – предположила репортерша, обматывая шариковую ручку прядью волос и часто моргая. «Она стреляет в него глазами», – подумал Крис.

Он еще никогда не видел ни одной женщины, которая могла бы это делать. Для этого нужно было родиться француженкой.

Но Профессор, казалось, не замечал этого.

– Да, денег гораздо больше, – согласился он, – но они предназначены не для нас. Остальное – это непосредственные затраты на реконструкцию участка. Они расходуются отдельно с тех пор, как – вы, конечно, знаете – финансирование реконструкции осуществляется совместно с французским правительством.

– Разумеется, – согласилась Дельвер. – Так что, на ваш взгляд, полмиллиона долларов, которые тратит ваша команда, расходуются самым обычным порядком?

– Ну, об этом мы можем спросить Франсуа, – ответил Джонстон. – Но в этой части Франции работают двадцать семь археологических партий. Они разрабатывают уровни, начиная от палеолитической стоянки – этим занимается университет Цюриха совместно с фондом Карнеги-Мэллона – и кончая римским каструмом, крепостью, которую вместе раскапывают университеты из Бордо и Оксфорда. Средняя ежегодная стоимость этих проектов и составляет приблизительно полмиллиона долларов в год.

– Я не знала этого. – Она смотрела на него, и в ее глазах читалось открытое восхищение. «Слишком открытое», – подумал Крис.

До него внезапно дошло, что он может не правильно истолковывать происходящее. Ведь это вполне могло быть просто ее методом получения информации.

Джонстон оглянулся на Беллина, который шел на несколько шагов позади.

– Франсуа, что вы скажете по этому поводу?

– Я полагаю, вы знаете, что делаете, то есть говорите, – ответил Беллин. – Размеры финансирования варьируются от четырех до шести сотен тысяч американских долларов. Скандинавские, немецкие и американские исследования стоят больше. Палеолит обходится очень дорого. Но, действительно, полмиллиона можно принять за среднюю величину.

Мисс Дельвер все так же смотрела на Джонстона.

– И насколько крепкие контакты вам приходится поддерживать с МТК, профессор Джонстон, чтобы получать это финансирование?

– Практически никаких.

– Практически никаких? На самом деле?

– Их президент, Роберт Дониджер, появлялся у нас два года назад. Он влюблен в историю и был в восторге, прямо как ребенок. МТК посылает сюда примерно раз в месяц кого-нибудь из своих вице-президентов. Один из них сейчас находится здесь. Но, вообще говоря, они предоставляют нам свободу действий.

– А что вам известно о самой компании МТК?

Джонстон пожал плечами.

– Они ведут исследования в области квантовой физики. Производят компоненты, используемые для отображения магнитного резонанса в медицинских приборах, и тому подобное. И попутно развивают несколько методик точного датирования предметов, основанных на квантовой технологии. А мы помогаем им в этом.

– Понятно. А эти методы действенны?

– У нас есть опытный образец прибора на нашей базе, на ферме. Пока что они слишком хрупкие для полевой работы. Постоянно ломаются.

– Получается, что МТК финансирует вас потому, что вы испытываете на практике их разработки?

– Нет, – возразил Джонстон. – Здесь дело совсем в другом. МТК разрабатывает оборудование для датировки по той же самой причине, по которой финансирует нас, – потому что Боб Дониджер является энтузиастом истории. Мы его хобби.

– Дорогостоящее хобби.

– Не для него, – сказал Джонстон. – Он миллиардер, Он купил Библию Гутенберга за двадцать три миллиона. Он купил руанский гобелен на аукционе за семнадцать миллионов. Так что наш проект для него просто мелочь.

– Возможно и так. Но мистер Дониджер еще и серьезный бизнесмен.

– Да.

– Вы на самом деле считаете, что он поддерживает вас из личного любопытства? – Ее тон был легким, почти дразнящим.

Джонстон посмотрел ей прямо в лицо.

– Мисс Дельвер, думаю, что очень трудно узнать чьи-то истинные соображения.

«Он тоже что-то подозревает», – подумал Крис.

Похоже, это ощутила и Дельвер. Она сразу же вернулась к более деловитой манере:

– Конечно, вы правы. Но у меня есть основания для такого вопроса. Разве не правда, что вы не являетесь владельцами результатов вашего исследования? Ведь все, что вы найдете, все, что вы обнаружите, принадлежит МТК.

– Да, это верно.

– И это не тревожит вас?

– Если бы я работал для «Майкрософт», то результатами моих исследований владел бы Билл Гейтс. Все, что я обнаружил бы, принадлежало бы Биллу Гейтсу.

– Да Но вряд ли это одно и то же.

– Почему же? МТК – техническая компания, и Дониджер организовал этот фонд именно так, как это всегда делают технические компании. Договоренности не беспокоят меня. Мы имеем право публиковать наши результаты. Больше того, они даже оплачивают публикации.

– После того как одобрят их.

– Да. Мы сначала посылаем наши отчеты им. Но они еще ни разу не возражали.

– Значит, вы не видите за всем этим никакого более крупного плана МТК? – спросила она.

– А вы? – парировал Джонстон.

– Не знаю, – призналась она – Именно поэтому я и спрашиваю вас. Потому что, несомненно, во всем этом имеются определенные аспекты поведения МТК как компании, которые чрезвычайно сильно озадачивают меня.

– И что же это за аспекты?

– Ну, например, – сказала она, – эта компания является одним из крупнейших в мире потребителей ксенона.

– Ксенон? Вы имеете в виду газ?

– Да. Он используется в лазерах и электронных трубках, Джонстон пожал плечами.

– Они могут потреблять столько ксенона, сколько им вздумается. Я не вижу, каким образом это может касаться меня.

– А как насчет их интереса к редким металлам? МТК недавно купила нигерийскую компанию, чтобы обеспечить себе стабильные поставки ниобия.

– Ниобий? – Джонстон покачал головой. – Что это такое?

– Это металл, наподобие титана.

– И для чего он используется?

– Для электромагнитов на основе сверхпроводимости и ядерных реакторов.

– И вы бьетесь над загадкой, для чего МТК все это использует? – Джонстон снова покачал головой. – Вам следовало бы спросить это у них самих, мисс Дельвер.

– Я так и поступила. Они сказали, что это нужно для исследований новых магнитов..

– Ну вот. Разве у вас есть какие-нибудь основания не верить им?

– Нет, – сказала она. – Но, как вы сами сказали, МТК – это исследовательская компания. Они нанимают две сотни физиков для работы в своем главном центре, местечке Блэк-Рок, в Нью-Мексико. Совершенно ясно и бесспорно, что эта компания занимается высокими технологиями.

– Да…

– Вот я и удивляюсь: зачем компании, разрабатывающей высокие технологии, столько земли?

– Земли? – Джонстон явно упустил инициативу в разговоре.

– МТК купила большие участки земли в труднодоступных местах в разных концах мира: в горах Суматры, на севере Кампучии, на юго-востоке Пакистана, в джунглях центральной Гватемалы, на высокогорном плато в Перу.

Джонстон нахмурился.

– Вы уверены?

– Да. Они совершают приобретения и в Европе. К западу от Рима – полтысячи гектаров. В Германии, около Гейдельберга, – семьсот гектаров. Во Франции – тысяча гектаров в известняковых холмах над рекой Лот. И, наконец, прямо здесь.

– Здесь?

– Да. Используя британские и шведские холдинговые компании, они без всякой огласки приобрели пятьсот гектаров земель, окружающих ваш участок. На сегодня это главным образом лес и сельскохозяйственные угодья.

– Холдинговые компании? – Джонстон уже не в первый раз повторял слова собеседницы.

– Благодаря этому сделки было очень трудно проследить. Безотносительно того, зачем МТК это понадобилось, очевидно, что их цель требует тайны. Но зачем эта компания могла взяться за финансирование ваших исследований, а также решила скупать все земли вокруг участка раскопок?

– Понятия не имею, – сказал Джонстон. – Тем более что сам этот участок не принадлежит МТК. Вы, конечно, помните, что в прошлом году они передали весь этот район – Кастельгард, Сен-Мер и Ла-Рок – французскому правительству.

– Помню. Для освобождения от налогов.

– Но тем не менее этот участок не принадлежит МТК. Почему они должны покупать землю вокруг него?

– Я буду счастлива показать вам все, что у меня есть по этому поводу.

– Пожалуй, – сказал Джонстон, – вам действительно следует это сделать.

– Мои материалы здесь. Они в автомобиле.

Они вместе направились к «Лендроверу». Глядя на них, Беллин прищелкнул языком.

– Ах, боже мой, боже мой! Как же трудно доверять людям в наши дни.

Крис совсем было собрался ответить на своем плохом французском языке, когда его радиотелефон издал сигнал.

– Крис? – Это был Дэвид Стерн, физик, обслуживавший в экспедиции приборы. – Крис, Профессор с тобой? Спросите его, не знает ли он человека по имени Джеймс Уонека.

Крис нажал кнопку ответа.

– Профессор сейчас занят. А в чем дело?

– Это какой-то парень из Галлапа. Он звонит уже второй раз. Хочет послать нам картинку нашего монастыря, которую, по его словам, нашел в пустыне.

– Что? В какой пустыне?

– Может быть, он немного спятил. Клянется, что он полицейский, и что-то бормочет о каком-то умершем служащем МТК.

– Пусть он пошлет свою картинку нам по электронной почте, – распорядился Крис – Посмотрим, что это такое.

Он отключил радиотелефон. Беллин взглянул на часы, опять щелкнул языком и перевел взгляд на автомобиль, возле которого стояли Джонстон и Дельвер. Они внимательно рассматривали бумаги, и их головы почти соприкасались.

– У меня есть собственные планы, – мрачно проронил министр. – Кто знает, насколько это затянется?

– Думаю, – ответил Крис, – что, возможно, не слишком надолго.

Спустя двадцать минут Беллин, рядом с которым сидела мисс Дельвер, отправился на машине в обратный путь, а Крис и стоявший рядом Профессор махали им вслед.

– Я думаю, что все прошло довольно хорошо, – сказал Джонстон.

– Что она вам показывала?

– Несколько записей о покупке земли в этом районе. Но это все неубедительно. Четыре участка были приобретены немецкой инвестиционной группой, о которой мало что известно. Два участка купил британский адвокат, который уверяет, что собирается поселиться здесь, выйдя в отставку, еще один – голландский банкир для своей взрослой дочери и так далее.

– Англичане и голландцы уже давно покупают землю в Перигоре, – заметил Крис. – В этом нет ничего нового.

– Совершенно верно. А она убеждена в том, что эти покупки так или иначе связаны с МТК Но все ее доводы очень шаткие. Хотя ты должен был оказаться среди ее сторонников.

Автомобиль скрылся из виду. Они повернулись и пошли к реке. Солнце уже поднялось довольно высоко, и стало заметно теплее.

– Очаровательная женщина, – осторожно произнес Крис.

– Я думаю, – ответил Джонстон, – что она слишком много сил отдает своей работе.

Они сели в лодку, привязанную у берега, Крис взялся за весла и принялся выгребать через реку, к Кастельгарду.

Оставив лодку у берега, они начали взбираться на холм Кастельгард Вскоре перед ними появились первые следы стен замка. С этой стороны от стен остались лишь поросшие травой валы, обрывавшиеся в длинных шрамах обнаженного растрескавшегося утеса. По прошествии шести веков это было очень похоже на естественное образование. Но на самом деле это были остатки крепостной стены.

– Знаешь, – сказал Профессор, – вообще-то, этой милой даме не нравится спонсорство со стороны корпораций. Но археологические исследования всегда зависели от сторонних благотворителей. Сто лет назад все меценаты были отдельными личностями, скажем, Карнеги, Пибоди, Стэндфорд. Но в наше время богатство стало корпоративным, и поэтому японское телевидение финансирует Сикстинскую капеллу, «Бритиш телеком» финансирует Йорк, «Филипс электронике» финансирует тулузский каструм, а МТК финансирует нас.

– Помяни черта… – протянул Крис. Поднявшись на холм, они сразу же увидели черный костюм Дианы Крамер, стоявшей рядом с Андре Мареком.

Профессор вздохнул.

– Этот день бесповоротно пропал. Надолго она к нам?

– Ее самолет стоит в Бержераке. Она собиралась отбыть во второй половине дня, часа в три.

– Прошу прощения, что направила к вам эту женщину, – сказала Диана Крамер, когда Джонстон подошел к ней. – Она раздражает всех и каждого, но мы были не в состоянии что-либо поделать.

– Беллин передал мне, что вы хотели, чтобы я поговорил с нею.

– Мы хотим, чтобы с нею поговорили все, кто только может, – ответила Крамер. – Мы делаем все возможное, чтобы показать ей, что у нас нет никаких тайн.

– Мне показалось, – сказал Джонстон, – что ее главным образом волнуют земли, которые МТК покупала в этом районе.

– Земли? МТК? – Крамер рассмеялась. – Я что-то об этом еще не слышала. А она расспрашивала вас насчет ниобия и ядерных реакторов?

– Честно говоря, да. Сказала, что вы купили компанию в Нигерии, чтобы обеспечить стабильные поставки.

– Нигерия, – повторила Крамер и помотала головой. – Какая чертовщина. Наш ниобий поступает из Канады. Знаете, ниобий вовсе не такой уж редкий металл. Его продают по семьдесят пять долларов за фунт. – Она вскинула голову. – Мы предложили ей поездку по нашим объектам, интервью с нашим президентом, разрешили взять с собой фотографа, своих собственных экспертов, невзирая на то, какие цели она преследует. Но – нет. Вот она, современная журналистика: не позволяй фактам встать у тебя на пути.

Крамер повернулась и повела рукой в сторону руин Кастельгарда.

– Но в любом случае, – продолжила она, – я совершила в обществе доктора Марека превосходную экскурсию на вертолете и пешком. Совершенно очевидно, что вы ведете изумительную, захватывающую работу. Успехи просто бросаются в глаза, академический уровень весьма высок, документация в идеальном порядке, ваши люди довольны, управление участком прекрасное. Просто невероятно. Я в восторге. Но доктор Марек сказал мне, что он может опоздать на… как это?

– Урок владения мечом, – подсказал Марек. – Фехтование.

– Что вы говорите! Фехтование на мечах. Я думаю, что ему следует пойти. Это звучит не как мероприятие, которое можно отменить или перенести, вроде урока фортепиано. Ну, а мы тем временем, может быть, обойдем участок с вами вдвоем?

– Конечно, – согласился Джонстон.

Радиотелефон Криса подал сигнал.

– Крис? – послышался голос. – Тебя вызывает Софи.

– Я перезвоню ей.

– Нет-нет, – возразила Крамер. – Вы идите вперед. Я поговорю с Профессором наедине.

– Обычно я беру Криса с собой, – быстро сказал Джонстон, – он ведет записи.

– Я думаю, что сегодня это не понадобится.

– Что ж, отлично. – Он повернулся к Крису:

– Но все же дай мне твое радио на всякий случай.

– Никаких проблем, – бодро откликнулся Крис.

Он отцепил трубку от пояса и вручил ее Джонстону. Тот, принимая радиотелефон, щелкнул пальцем по кнопке «передача» и сразу же прицепил аппарат к ремню.

– Благодарю, – сказал Джонстон. – А теперь лучше иди и позвони Софи. Ты же знаешь, что она не любит подолгу ждать.

– Совершенно верно, – согласился Крис.

Джонстон и Крамер не спеша отправились к руинам, а он бегом рванулся через поле к каменному зданию, в котором располагался штаб археологической партии.

Археологи купили стоявший у самых остатков стен Кастельгарда обветшалый каменный склад, восстановили в нем крышу и закрепили каменную кладку. Здесь они разместили всю свою электронику, лабораторное оборудование и компьютеры. Необработанные записи и экспонаты хранились на земле в просторной зеленой палатке, разбитой рядом с домом.

Крис вошел в бывший склад, представлявший собой одну большую комнату, которую они разделили на две. Слева, ссутулившись над листами пергамента, сидела в своем отсеке Элси Кастнер, лингвист и эксперт по графологии. Не обращая на нее внимания, Крис направился прямо в комнату, заполненную электронным оборудованием. Там Дэвид Стерн, тощий, с большими очками на носу, технический эксперт проекта, разговаривал по телефону.

– Ну, – объяснял Стерн своему собеседнику, – вам нужно отсканировать этот документ с достаточно высоким разрешением и послать нам. У вас есть сканер?

Крис принялся торопливо рыться в оборудовании, сваленном на большом столе, в поисках запасного радиотелефона. Как назло, они не попадались: все зарядные устройства были пусты.

– В полицейском управлении нет сканера? – удивленно воскликнул Стерн. – Почему бы вам не пойти туда и не воспользоваться сканером?

Крис тронул Стерна за плечо и прошептал:

– Радио.

Стерн кивнул и отцепил свой радиотелефон от пояса.

– Да, конечно, сканер больницы вполне подойдет. Может быть, у них найдется кто-нибудь, кто смог бы вам помочь. Нам нужно разрешение двенадцать-восемнадцать или хотя бы десять-двадцать четыре в формате джей-пи-и-джи. Потом вы перешлете его нам…

Крис выбежал из помещения, на ходу прослушивая каждый канал.

Стоя возле двери склада, он видел перед собой весь участок раскопок. Он видел, как Джонстон и Крамер идут по краю плато, образующего вершину холма, разглядывая монастырь. Женщина держала в руке записную книжку; она открыла ее и показала что-то Профессору.

И в этот момент он нашел их на восьмом канале.

– …щественное увеличение темпов исследования, – говорила она.

– Что? – спросил Профессор.

Профессор Джонстон посмотрел сквозь свои очки в тонкой оправе на женщину, стоявшую перед ним.

– Это невозможно, – сказал он.

Она глубоко вздохнула.

– Наверное, я плохо объяснила вам ситуацию. Вы уже проводите некоторые работы по реставрации. А Боб хотел бы, – продолжала она, – чтобы вы увеличили их объем, то есть перешли к полной программе реставрации.

– Да. И это невозможно.

– Объясните мне, почему.

– Потому что мы знаем слишком мало, вот почему! – сердито ответил Джонстон. – Посудите сами, единственная реставрация, которую мы пока что провели, была проделана только ради безопасности. Мы укрепили стены, чтобы они не падали на наших исследователей. Но мы не готовы к настоящему восстановлению строений в раскопках.

– Ну, разумеется, частично, – поправилась Крамер. – Я хочу сказать… Взгляните на монастырь. Вы наверняка могли бы восстановить и церковь, и келейный корпус рядом с нею, и трапезную, и…

– Что? – опять воскликнул Джонстон. – Трапезную? Джонстон указал на участок, где низкие стены и перекрещивающиеся траншеи образовывали запутанный лабиринт. – Кто сказал, что трапезная находилась рядом с келейным корпусом?

– Ну, я…

– Вы понимаете? Это уж точно моя специальность, – сказал Джонстон. – Мы до сих пор не знаем, где на самом деле находилась трапезная. Только в самое последнее время нам начало казаться, что она действительно могла находиться рядом с кельями, но уверенности в этом у нас пока что нет.

– Профессор, – раздраженно возразила Крамер, – академическое изучение может продолжаться неопределенно долгое время, но в реальном мире результатов…

– Я всей душой за результаты, – прервал ее Джонстон. – Но главный смысл раскопок, подобных этим, состоит в том, чтобы не повторять ошибки прошлого. Около сотни лет назад архитектор по имени Виолетт-ле-Дюк восстанавливал памятники по всей Франции. Некоторые он сделал удачно. Но когда у него было недостаточно информации, он просто-напросто делал новые. И строения оказывались плодами его фантазии.

– Я понимаю, что вы стремитесь к точности…

– Если бы я знал, что МТК требуется Диснейленд, я никогда не согласился бы на эту работу.

– Мы не хотим строить Диснейленд.

– Но если мы примемся за реставрацию сейчас, мисс Крамер, то именно его вы и получите. Вы получите фантазию. Парк «Средневековье».

– Нет, – возразила она. – Я могу поручиться вам в самых сильных выражениях. Нам не нужна фантазия. Нам нужен исторически точно восстановленный участок.

– Но это невозможно.

– Мы полагаем, что это возможно.

– Каким же образом?

– Несмотря на все мое уважение к вам. Профессор, я должна заметить, что вы сверхосторожны. Вам известно гораздо больше, чем вы согласны признать. Ну, например, город Кастельгард, ниже замка. Его наверняка можно восстановить.

– Я полагаю, что… Часть – можно, да.

– И это все, о чем мы просим. Просто восстановить часть.

Дэвид Стерн вышел из бывшего склада и наткнулся на Криса, стоявшего с прижатой к уху трубкой радиотелефона.

– Подслушиваешь, Крис?

– Шшшш, – остановил его тот, – это важно.

Стерн пожал плечами. Он всегда ощущал себя несколько в стороне от пылавших энтузиазмом других аспирантов. Те были историками, а Стерн получил физическое образование и был склонен смотреть на вещи по-другому. Он просто не мог приходить в восторг по поводу обнаружения еще одного средневекового очага или нескольких костей из захоронения. Вообще-то Стерн взялся за эту работу, которая заключалась в обслуживании электронного оборудования, выполнении различных химических анализов, датировке по радиоуглероду и тому подобном, чтобы быть поближе к своей подружке, сопровождавшей учеников летней школы, направившихся в Тулузу. Его интересовала идея квантового датирования, но оборудование пока что не работало.

Из радиотелефона доносился голос Крамер.

– …А если вы восстановите часть города, – говорила она, – то вы могли бы также восстановить часть внешней стены замка, там, где она примыкает к городу. Вон ту секцию. – Она указала на низкую полуобвалившуюся стену, пересекавшую участок раскопок с севера на юг.

– Ну, полагаю, могли бы… – продолжал отступление Профессор.

– И, – давила дальше Крамер, – у вас появилась бы возможность продлить стену на юг, там, где она уходит в лес, так ведь? И вы могли бы вырубить лес и восстановить башню.

Стерн и Крис уставились друг на друга.

– О чем она говорит? – удивленно спросил Стерн. – Какая башня?

– Никто еще даже не совался в лес, – ответил Крис. – Мы собирались вырубить его в конце лета, а потом, осенью, исследовать это место.

По радио они слышали, как Профессор говорил:

– Ваше предложение очень интересно, мисс Крамер. Позвольте мне обсудить его с сотрудниками, а потом мы опять встретимся за ленчем.

Крис увидел, как стоявший далеко в поле Профессор обернулся, посмотрел прямо на них и указал пальцем в сторону леса.

Миновав открытое поле раскопок, молодые люди поднялись на поросший зеленой травой прибрежный вал и вступили в лес. Деревья были стройными, но росли тесно, и под сенью их крон было темно и прохладно. Крис Хьюджес шел вдоль старой внешней стены замка, которая постепенно уменьшалась от заметного – по пояс – неровного барьера до гряды рассыпанных камней, скрывавшейся в густом подлеске.

Ему пришлось пригнуться и, раздвигая папоротники и мелкий кустарник, следить, куда идет стена.

Лес вокруг становился все гуще. Крис постоянно ощущал здесь состояние покоя. Он помнил, что, когда он впервые увидел Кастельгард, почти весь участок был покрыт таким лесом. Немногочисленные уцелевшие стены были сплошь затянуты мхом и лишайниками, и казалось, будто они, словно гигантские грибы, возникли из земли. Тогда весь этот участок был окутан тайной, но она исчезла, как только расчистили землю и приступили к раскопкам.

Стерн тащился следом за ним. Техник редко выходил из лаборатории, и было похоже, что подобный образ жизни ему нравится.

– Почему все деревья такие маленькие? – вдруг спросил он.

– Потому что это молодой лес, – объяснил Крис. – Почти все леса в Перигоре моложе ста лет. Прежде вся земля здесь была расчищена под виноградники.

– И что же?

Крис пожал плечами.

– Болезнь. Вредитель, филлоксера, погубил все виноградные лозы на переломе столетий. И лес вырос снова. Здешнее виноделие чуть не погибло, – добавил он. – Французы спаслись только благодаря импорту филлоксероустойчивых виноградных лоз из Калифорнии. Сейчас-то они совсем забыли об этом.

Разговаривая, Крис продолжал внимательно смотреть на землю, тут и там находил обломки камня, что позволяло ему следовать вдоль того места, где некогда проходила старая стена.

Но внезапно стена исчезла. Он потерял ее. Теперь ему нужно было вернуться назад и снова найти ее.

– Проклятье!

– Что случилось? – поинтересовался Стерн.

– Я не могу найти стену. Она шла примерно здесь, – Крис взмахнул ладонью, – и куда-то делась.

Они стояли среди особенно густого подлеска, состоявшего из высоких папоротников, среди которых росла какая-то колючая лоза, похожая на виноградную, царапавшая голые икры Криса. Стерн был одет в брюки и направился вперед.

– Я не знаю, Крис, – бормотал он, – она должна быть где-то тут…

Крис знал, что назад возвращаться придется все равно. Но едва он успел повернуться, чтобы пройти по своим следам, как услышал отчаянный вопль Стерна.

Крис оглянулся назад.

Стерн пропал. Исчез.

Крис стоял один посреди леса.

– Дэвид?

Стон.

– Ох… Будь оно проклято!

– Что случилось?

– Я разбил колено. Чертовски болит.

Крис хорошо слышал голос своего спутника, но не видел его.

– Ты где?

– В дыре, – ответил Стерн. – Я провалился. Будь поосторожнее, если пойдешь за мной. На самом деле… – Он заворчал, потом выругался. – Не беспокойся. Я могу стоять; Со мной все в порядке. На самом деле… Эй!

– Что?

– Подожди минутку.

– Ну что еще?

– Просто подожди, ладно? На самом деле.

Крис видел, как кусты и папоротники закачались, показывая, что Стерн направился налево. Потом Стерн заговорил. Его голос звучал неотчетливо.

– Эй, Крис?

– Что?

– Это кусок стены. Изогнутый.

– Что ты сказал?

– Я думаю, что стою на дне того, что когда-то было круглой башней, Крис.

– Не шути так, – отозвался Крис.

Он задумался: «Откуда Крамер могла узнать об этом?»

– Пошарьте в компьютере, – распорядился Профессор. – Посмотрите, есть ли у нас хоть какие-нибудь съемки с вертолета – инфракрасные или радарные, – на которых была бы видна башня. Может быть, она уже попадала в кадр, а мы просто не обратили на нее внимания.

– Ваша главная надежда на инфракрасную съемку, сделанную под вечер, – откликнулся Стерн.

Он сидел на стуле, а на его колене покоился пакет со льдом.

– Почему именно под вечер?

– Потому что этот известняк хорошо поглощает тепло. Именно поэтому пещерные люди так любили эти места. Даже зимой в пещерах Перигора известняк был на десять градусов теплее, чем внешний воздух.

– Значит, вечером…

– Стена сохраняет тепло, а лес успевает остыть. И это видно на инфракрасном снимке.

– Даже из-под земли?

Стерн пожал плечами.

Крис, сидя за компьютером, принялся стучать по клавиатуре. Вдруг компьютер негромко бибикнул. Изображение на экране резко изменилось.

– А-а. Это электронная почта.

Крис щелкнул мышкой по почтовому ящику. Там оказалось только одно сообщение, которое, правда, очень долго загружалось.

– Что бы это могло быть?

– Держу пари, что это тот парень, Уонека, – заявил Стерн. – Я велел ему послать довольно большой графический файл. Он, вероятно, не заархивировал его.

Затем на экран выскочило изображение: множество точек, выстроенных в геометрическом порядке. Все они сразу узнали схему. Это был, вне всякого сомнения, монастырь Сен-Мер. Их участок раскопок.

И гораздо более детальный, чем на их собственных планах.

Джонстон, не отрываясь, глядел на изображение и барабанил пальцами по столу.

– Очень странно, – проронил он наконец, – что Беллин и Крамер оказались здесь в один и тот же день.

Аспиранты уставились друг на друга.

– И что же в этом странного? – решился спросить Крис.

– Беллин не попросил о встрече с нею. А ведь он всегда старается поговорить со спонсорами.

Крис пожал плечами.

– Он казался очень занятым.

– Да. Именно таким он и казался. – Профессор повернулся к Стерну. – В любом случае распечатай это послание, – сказал он. – Посмотрим, как на него отреагирует наш архитектор.

Кэтрин Эриксон, или просто Кейт, – синеглазая, дочерна загорелая пепельная блондинка – висела на ремнях на высоте пятидесяти футов, всего в нескольких дюймах от полуразрушенного потолка готической часовни Кастельгарда. Она лежала на спине в сложной сбруе и спокойно делала в блокноте записи о нависшем над нею своде.

Эриксон была самой молодой из аспирантов в партии; она и присоединилась к ней всего лишь несколько месяцев тому назад. Она поступила в Йель, чтобы изучать архитектуру, но вскоре обнаружила, что просто ненавидит выбранную специальность, и перевелась на факультет истории. Там ее разыскал Джонстон и убедил присоединиться к нему. Он использовал те же аргументы, которыми привлекал к себе и других студентов: «Почему бы вам не отложить в сторону эти старые книги и не заняться настоящей историей? Практической историей?»

Как выяснилось, практическая история заключалась в том, чтобы висеть под потолком. Прежде Кейт представляла себе это совсем по-другому. Но она выросла в штате Колорадо и была увлеченной альпинисткой. Она проводила каждое воскресенье, забираясь на скалы и поднимаясь на утесы, возвышавшиеся вдоль Дордони. Ей редко приходилось видеть кого-нибудь из собратьев по увлечению, и это было грандиозно: дома иногда приходилось даже стоять в очереди, чтобы подняться на интересную вершину.

Небольшой скарпелью девушка отделила в разных местах несколько кусочков штукатурки, чтобы использовать их для спектрального анализа. Добычу она поместила в пластмассовые контейнеры, похожие на кассеты для фотопленки, прикрепленные к ленте, которая опоясывала ее торс, словно патронташ.

Она делала пометки на контейнерах, когда снизу раздался знакомый голос:

– Ты не могла бы спуститься оттуда? Я хочу тебе кое-что показать.

Посмотрев через плечо, девушка увидела внизу Джонстона.

– Без проблем, – бодро откликнулась она.

Кейт освободила один из стропов, плавно соскользнула вниз, мягко встала на ноги и откинула прядку белокурых волос с лица. Кейт Эриксон не была хорошенькой – о чем ей часто говорила мать, одна из доморощенных королев красоты, которых так много в США, – но обладала тем свежим, общим для всех американок обаянием, которое мужчины считают привлекательностью.

– Я так и думал, что ты куда-нибудь залезла, – сказал Джонстон.

Девушка отцепила ремни.

– Это единственный способ раздобыть необходимые материалы.

– Ну, если ты так говоришь…

– Я серьезно, – ответила Кейт. – Если вы хотите получить архитектурную историю этой часовни, то мне следует забраться туда и раздобыть образцы штукатурки. Потому что этот потолок восстанавливался много раз – то ли из-за того, что был плохо построен с самого начала и время от время обрушивался, то ли его разрушали во время войн осадными машинами.

– Конечно, из-за войн, – сказал Джонстон.

– Возможно, хотя я в этом и не уверена, – возразила Кейт. – Основные части замка – большой зал, внутренние жилые помещения – очень солидные, но часть стен возведена халтурно. Иногда даже кажется, что стены были построены только для того, чтобы сделать в них тайные проходы. В этом замке таких несколько. Один даже ведет на кухню! Не знаю, кто затеял эти перестройки, но наверняка он был параноиком. И, возможно, все это делали наспех. – Она вытерла руки о шорты. – Так. Ну что вы мне собирались показать?

Джонстон протянул ей лист бумаги. Это была компьютерная распечатка, точки и пунктиры, выстроенные в определенном геометрическом порядке.

– Что это такое? – удивилась девушка.

– Это ты сама должна мне сказать.

– Похоже на Сен-Мер.

– Правда?

– Я бы сказала, что да, но…

Кейт вышла из часовни и с высоты окинула взглядом раскопки монастыря, находившиеся на равнине на расстоянии примерно мили. Очертания расчищенных участков фундаментов и стен были очень похожи на рисунок, который она держала в руке.

– Ого!

– Ну что?

– На этой схеме есть детали, до которых мы еще не добрались, – удивленно заявила она. – Часовня с апсидой, пристроенная к церкви, еще один келейный корпус в северо-восточном секторе и… вот это похоже на сад, обнесенный стенами. И вообще, откуда вы взяли этот план?

Ресторан в городке Маркейзак располагался на краю плато, и оттуда открывался широкий вид на долину Дордони. Крамер, сидя за столом, взглянула в сторону входа и с удивлением увидела, что там появился Профессор в обществе Марека и Криса. Диана нахмурилась. Она рассчитывала на приватный ленч и выбрала столик на двоих.

Но Марек притащил два стула от соседнего стола, и археологи уселись за ее стол все вместе. Профессор наклонился вперед и пристально посмотрел на вице-президента МТК.

– Мисс Крамер, – сказал он, – откуда вам известно, где находится трапезная?

– Трапезная? – Она пожала плечами. – Понятия не имею. Может быть, она упоминалась в еженедельном отчете о ваших результатах? Нет? Тогда, возможно, о ней упоминал доктор Марек. – Она пробежалась взглядом по озабоченным лицам сидевших перед нею людей. – Господа, монастыри, в общем-то, не моя специальность. Наверно, я где-то слышала об этом.

– И о башне в лесу?

– Наверно, о ней говорилось в каком-нибудь старом отчете. Или она была на старых фотографиях.

– Мы проверяли. Ее нигде не было.

Профессор положил на стол листок с планом и пододвинул к ней.

– Каким образом у служащего МТК Джозефа Трауба оказался план монастыря, причем гораздо более подробный, чем тот, которым располагаем мы?

– Не знаю… А откуда он у вас?

– От полицейского из Галлапа, города в Нью-Мексико. Этот парень задавал мне некоторые из тех вопросов, с которыми я сейчас обращаюсь к вам.

Диана ничего не сказала. Она лишь смотрела на Профессора.

– Мисс Крамер, – произнес он после продолжительной паузы. – Я думаю, что вы что-то скрываете от нас. Я думаю, что вы провели за нашей спиной свои собственные изыскания и не поделились с нами своими находками. И еще я думаю, что именно поэтому вы и Беллин вели переговоры об эксплуатации участка, к которым не привлекли меня. Французское правительство будет только радо вышвырнуть американцев с территории своего исторического памятника.

– Профессор, вы совершенно не правы. Я могу поручиться…

– Нет, мисс Крамер. Не можете. – Он посмотрел на часы. – Когда вылетает самолет, на котором вы возвращаетесь в МТК?

– В три часа.

– Я готов отправиться прямо сейчас.

Он отодвинул свой стул от стола.

– Но я лечу в Нью-Йорк.

– Тогда, я думаю, вам было бы лучше изменить свои планы и направиться в Нью-Мексико.

– Вы захотите встретиться с Бобом Дониджером, а я не знаю его расписание…

– Мисс Крамер, – он наклонился к ней через стол, – разберитесь с этим.

Когда Профессор уезжал, Марек сказал ему на прощанье:

– Я молю бога благосклонно взирать на ваше путешествие и вернуть вас назад невредимым. – Он всегда так напутствовал уезжающих друзей. Это была любимая фраза графа Жоффруа де ла Тура, жившего шестьсот лет назад.

Кое-кто считал, что интерес Марека к прошлому гипертрофирован до размеров навязчивой идеи. Но это увлечение было для него совершенно естественным. Еще будучи ребенком, Марек стремился окунуться в Средневековье, а теперь, похоже, пытался так или иначе перенестись в него и на деле. Как-то, находясь в ресторане, он сказал приятелю, что не станет отпускать бороду, потому что это не принято. Знакомый удивленно возразил: «Как же не принято; ты только посмотри, сколько бород вокруг». На что Марек ответил: «Нет, нет, я хочу сказать, что это не принято в моем времени». А своим временем он как раз считал тринадцатое и четырнадцатое столетия.

Многие ученые-медиевалисты [16] могли читать на мертвых языках, но Марек мог разговаривать на них: средневековом английском, старофранцузском, окситанском и, конечно, латыни. Он прекрасно разбирался в одежде и вопросах этикета того времени. Будучи сильным и спортивным человеком, он решил овладеть военным мастерством того периода. В конце концов, это было время непрерывных войн. Он уже умел ездить на огромном першероне, которого использовал в качестве боевого коня. И получил определенные навыки владения копьем, так как имел возможность часами упражняться с квинтаной [17]. Марек настолько хорошо стрелял из лука, что даже начал обучать других. А теперь он учился фехтовать на мечах.

Но детальное знание прошлого никоим образом не уводило его от настоящего. После внезапного отъезда Профессора все участники проекта почувствовали себя покинутыми и встревоженными. Мгновенно распространились самые дикие слухи, особенно среди новичков: МТК приостанавливает финансирование, МТК заменяет исследовательский проект созданием парка «Средневековье», люди МТК убили кого-то в пустыне, и теперь у компании неприятности. Работа прекратилась: люди просто стояли, сидели, ходили и бесконечно переливали из пустого в порожнее.

Марек наконец решил, что будет лучше всего созвать собрание, чтобы покончить со слухами; поэтому вскоре после полудня он пригласил всех в большую зеленую палатку возле склада. Марек объяснил, что у Профессора с МТК возникли разногласия и Профессор отправился в штаб-квартиру компании, чтобы разобраться. Это просто недоразумение, заверил всех Марек, которое разрешится в течение нескольких дней. Он сообщил, что будет в постоянном контакте с Профессором, который обещал звонить каждые двенадцать часов, и он рассчитывает, что Профессор скоро возвратится и все встанет на свои места.

Его старания не завершились успехом. Глубинное ощущение обеспокоенности сохранилось. Несколько человек из новичков решили, что день слишком жаркий для работы и будет лучше пойти поплавать на байдарках по реке. Марек, почувствовав в конце концов общее настроение, разрешил.

Аспиранты, один за другим, обрадовались возможности использовать нечаянно выпавший выходной. Появилась Кейт, с несколькими фунтами звенящего металла вокруг талии, и объявила, что она собирается подняться на утес возле Гажека. Она спросила Криса, не хочет ли он пойти с нею (чтобы подержать страховочную веревку, она знала, что сам он ни в коем случае не полезет на скалу), но тот сказал, что отправляется вместе с Мареком в конюшни. Стерн объявил, что едет в Тулузу на обед. Рик Чанг отправился в Лез-Эйз навестить коллегу, раскапывавшего палеолитическую стоянку. Одна только Элси Кастнер, графолог, решила остаться в бывшем складе, чтобы и дальше возиться с документами. Марек спросил, не хочет ли она поехать вместе с ним. Но она фыркнула:

– Не говорите глупостей, Андре! – и вернулась к работе.

До конноспортивного центра возле Сойака, где Марек тренировался два раза в неделю, было четыре мили. В дальнем конце малоиспользуемого поля он устроил тренировочный стенд со странной Т-образной установкой. На одном конце перекладины был закреплен деревянный квадрат, а на другом – кожаный мешок, напоминавший боксерскую грушу.

Это и была квинтана, устройство настолько древнее, что еще тысячу лет тому назад часто встречалось на полях иллюстрированных монахами рукописей. Именно изучая старинные рисунки, Марек создал свою версию этого тренажера.

Сделать квинтану было вовсе не так уж и сложно; куда труднее оказалось раздобыть приличное копье. Это была проблема, с которой Мареку приходилось вновь и вновь сталкиваться в его занятиях экспериментальной историей. Даже самые простые и наиболее распространенные предметы прошлого было почти невозможно воспроизвести в современном мире. И это в условиях, когда благодаря спонсорам из МТК с деньгами затруднений не было.

В средневековые времена турнирные копья вытачивались на специальных деревянных токарных станках, куда помещались заготовки длиной более одиннадцати футов – этого требовал стандарт копья.

Но токарных станков такого размера в мире оставалось очень мало. После напряженных поисков Марек обнаружил деревообрабатывающий завод в северной Италии, около австрийской границы. Там могли изготовить древко нужного ему размера, но удивились, услышав его начальный заказ: двадцать. «Копья ломаются, – объяснил он, – и мне их понадобится много». Чтобы не повредить лицо обломками, он приспособил к футбольному шлему своеобразное сетчатое забрало. Всякий раз, появляясь на людях в этом шлеме, он привлекал всеобщее внимание. Больше всего он напоминал сумасшедшего пасечника.

В конце концов Марек сдался перед современной технологией. Теперь он был вооружен алюминиевыми копьями, изготовленными компанией «Бейсбольные биты». Алюминиевые копья были лучше сбалансированы; он даже воспринимал их как более подлинные, хотя, конечно, в Средние века таких быть не могло. И поскольку проблема со щепками от сломанных копий больше не стояла, то теперь он ездил в обычном шлеме наездника.

Именно такой и был сейчас у него на голове.

Остановившись на краю поля, он помахал Крису, который налаживал квинтану.

– Крис! Готово?

Крис кивнул, развернул перекладину лицом к Мареку и махнул рукой. Марек опустил копье и послал лошадь вперед.

Тренировка с квинтаной казалась простой, но это впечатление было обманчивым. Наездник галопом подъезжал к «вешалке» и старался поразить закрепленный на ней квадрат острием копья. Если он попадал в цель, то должен был успеть пришпорить лошадь, чтобы успеть пролететь мимо, прежде чем перекладина развернется и кожаный мешок ударит его по голове. В старину – Марек знал это точно – мешки делали настолько тяжелыми, что от подобного удара неопытный наездник мог вылететь из седла. Но сам он подобрал такой вес, при котором можно было лишь получить чувствительную оплеуху.

В первой попытке Марек ударил точно в центр мишени, но не успел проскакать мимо и получил удар по левому уху. Он сдержал коня и повернул назад.

– Крис, почему бы тебе не попробовать?! – крикнул он.

– Может быть, попозже, – ответил Крис, разворачивая перекладину для следующей атаки.

Мареку удалось за последние дни пару раз уговорить Криса испытать свои силы в единоборстве с квинтаной. Но он подозревал, что причиной здесь был внезапно проснувшийся у последнего интерес ко всем тонкостям искусства верховой езды.

Марек развернул коня, вздернул его на дыбы и снова помчался к квинтане. Когда он только начал упражняться, попасть на полном галопе копьем в мишень размером всего в квадратный фут казалось ему невероятно трудным делом. Теперь он научился этому и, как правило, поражал цель четыре раза из пяти.

Лошадь, громко стуча копытами, летела вперед. Марек опустил копье.

– Крис! Привет!

Крис обернулся и помахал рукой проезжавшей мимо девушке. В этот момент копье Марека ударило в цель, и кожаный мешок, пролетев по кругу, с силой ударил Криса по лицу.

Крис лежал и сквозь гул в голове слушал звонкий девичий смех. Но девушка моментально соскочила с седла и помогла ему подняться на ноги.

– О, Крис, прости мне этот смех, – проворковала она со своим милым британским акцентом. – Это я во всем виновата. Мне ни в коем случае не следовало отвлекать тебя.

– Я в полном порядке, – угрюмо ответил он.

Он соскреб грязь с подбородка и теперь стоял перед нею, пытаясь выдавить улыбку.

Как всегда, он был поражен ее красотой, особенно в этот момент, когда предвечернее солнце озаряло сзади ее белокурые волосы такого изумительного цвета. Лицо девушки как будто светилось, подчеркивая глубину ее фиалковых глаз Софи Рис-Хэмптон была самой красивой женщиной из всех, которых ему когда-либо в жизни довелось видеть. И самой интеллигентной. И самой воспитанной. И самой соблазнительной.

– О, Крис, Крис, – проговорила Софи, поглаживая его лицо прохладными кончиками пальцев. – Правда, я прошу прощения. Ну, как ты? Получше?

Софи была студенткой Челтенхэмского колледжа; ей было двадцать лет, на четыре года меньше, чем ему. Ее отец, Хью Хэмптон, был лондонским барристером [18]; он приобрел в этих местах сельский дом, который предполагал сдавать на лето. В этом сезоне дом снимал Профессор. Софи жила со своими друзьями в сельском доме поблизости. Однажды, когда она приехала что-то забрать из кабинета отца, Крис увидел ее и намертво остолбенел.

«И это, похоже, определило характер наших отношений», – подумал он с сожалением.

Вот и сейчас Софи, взглянув на него, сказала:

– Мне льстит, Крис, что я произвожу на тебя такое впечатление. Но я опасаюсь за твое здоровье. – Она хихикнула и быстро чмокнула его в щеку – Я звонила тебе сегодня.

– Знаю, но я был напрочь занят. У нас произошел кризис.

– Кризис? Что же представляет собой археологический кризис?

– Ничего удивительного. Стычка со спонсором.

– А-а. МТК. Из Нью-Мексико. – В ее устах название штата прозвучало так, словно она говорила о крае света. – Ты знаешь, они хотели купить ферму моего отца?

– Да ну?

– Они сказали, что им нужно снять этот участок на такой долгий срок, что лучше было бы просто купить его. Конечно, отец отказал.

– Ну, разумеется, – он улыбнулся ей. – Пообедаем?

– О, Крис. Сегодня вечером я не могу. Но мы можем поехать завтра. Поедем?

– Конечно.

– Утром? В десять часов?

– Отлично, – согласился он. – Увидимся в десять.

– Я не нарушаю твои рабочие планы?

– Ты же сама знаешь, что нарушаешь.

– Можно это сделать и в другой день.

– Нет-нет, – возразил он. – Завтра в десять утра.

– Заметано, – сказала она с потрясающей улыбкой.

Честно говоря, Софи Хэмптон была слишком красивой, имела слишком совершенную фигуру, слишком очаровательные манеры для того, чтобы быть реальной земной девушкой. Марека ее присутствие тоже отвлекло от тренировки.

Но Крис был совершенно очарован.

Когда Софи отъехала, Марек предпринял очередную атаку. На сей раз Крис благополучно уклонился от мешка.

– Тебя водят за нос, мой друг, – заявил Марек, направляясь назад.

– Возможно, – согласился Крис.

Но его нисколько не волновало, так ли все обстояло на самом деле.

Наступивший день застал Марека в монастыре, где он помогал Рику Чангу раскапывать катакомбы. Они рыли здесь уже несколько недель. Дело продвигалось очень медленно, потому что им то и дело попадались человеческие останки. Всякий раз, натыкаясь на кости, они откладывали в сторону лопаты и продолжали рыть совочками, наподобие детских, и зубными щетками.

Рик Чанг был медиком-антропологом экспедиции. Взглянув на кусок кости с горошину величиной из очередного захоронения, он мог сказать, от правой или левой руки этот фрагмент, принадлежал мужчине или женщине, ребенку или взрослому, древнему или современному.

Но человеческие останки, которые они находили здесь, озадачивали. С одной стороны, они все принадлежали мужчинам, на многих крупных костях сохранились боевые повреждения. Некоторые черепа были пробиты стрелами. Именно так в четырнадцатом столетии погибало большинство солдат. Но никакие хроники ничего не сообщали о том, что монастырь подвергался нападениям. По крайней мере, известные им хроники.

Они нашли ржавую железку, похожую на обломок шлема, когда зазвонил сотовый телефон Марека. Это был Профессор.

– Как дела? – спросил Марек.

– Пока что прекрасно.

– Вы встречались с Дониджером?

– Да. Сегодня.

– И?

– Пока не знаю.

– Они все еще хотят форсировать восстановительные работы?

– Вообще-то, я не уверен. Здесь все не так, как я ожидал. – Профессор говорил неопределенно; казалось, что он сильно озабочен.

– То есть?

– Я не могу обсуждать это по телефону, – сказал Профессор. – Но я хотел предупредить тебя, что не смогу позвонить тебе в ближайшие двенадцать часов Может быть, даже ближайшие сутки.

– Ну… Понятно. Но в целом все нормально?

– Все прекрасно, Андре.

Марек не был полностью уверен в этом.

– Вам не требуется аспирин?

Это была одна из их кодовых фраз, употреблявшихся, когда нельзя было говорить прямо. Аспирин означал появление проблем.

– Нет, нет. Совершенно не нужен.

– Вы кажетесь мне каким-то странноватым.

– Я бы сказал, удивленным. Но все идет прекрасно. По крайней мере, я думаю, что все прекрасно. – Он помолчал. – А что с раскопками? Чем ты занимаешься?

– Сейчас я нахожусь с Риком в монастыре. Мы откапываем катакомбы в четвертом квадрате. Вероятно, мы закончим сегодня вечером или, самое позднее, завтра.

– Отлично. Постарайся, Андре. Я свяжусь с тобой через день или два.

Профессор отключился.

Марек прицепил телефон к своему ремню и нахмурился. Что, черт возьми, это все могло означать?

В небе гудел вертолет; под его кабиной висели коробки датчиков. Стерн решил сделать несколько внеочередных облетов: он надеялся разглядеть те детали, о которых упомянула Крамер, точно понять, что видно при инструментальной съемке.

Марек все время думал о том, что показывает воздушная разведка, но связаться с вертолетом он мог только по радиотелефону, а ближайший находился на складе.

– Элси, – сказал Марек, войдя в бывший склад. – Где радио, настроенное на Дэвида?

Конечно, Элси Кастнер ничего не ответила. Она даже не оторвала взгляда от лежавшего перед нею документа.

Элси, симпатичная полноватая женщина, была способна к глубочайшей сосредоточенности. Она просиживала в домике долгими часами, разбирая рукописные тексты на пергаментах. Профессия требовала от нее знания не только шести основных языков средневековой Европы, но и давно забытых местных диалектов, жаргонных выражений и сокращений. Марек считал, что ее участие в экспедиции было удачей, даже несмотря на то, что она держалась в стороне от остальной части группы. Временами ее поведение казалось немного странным.

– Элси, – повторил он.

Она резко вскинула голову.

– Что? Ай, извините, Андре. Я только… ммм… я имею в виду… – Она ткнула пальцем в лежавший перед нею пергамент:

– Это счет, который монастырь выставил немецкому графу за ночлег его свиты; двадцать девять человек и тридцать пять лошадей. Граф ездил с таким отрядом по окрестностям. Но написано на смеси латыни и окситанского наречия, и почерк совершенно невозможный.

Элси взяла пергамент и направилась к фотокопировальному столу в углу комнаты. Над столом на четырех опорах была установлена камера; со всех сторон на стол были нацелены лампы-вспышки. Она аккуратно уложила пергамент, расправила его, приложила снизу бирку со штриховым кодом, рядом поместила двухдюймовую эталонную линейку и сделала снимок.

– Элси, где радио, настроенное на Дэвида?

– О, извините. На дальнем столе. На нем наклейка с буквами Д и С.

Марек подошел к столу, взял радиотелефон и нажал кнопку:

– Дэвид? Это Андре.

– Привет, Андре.

Марек с трудом разбирал его голос сквозь шум вертолета.

– Ну, что ты нашел?

– Ноль. Nada de nada [19]. Пусто, – сообщил Стерн. – Мы проверили монастырь, мы проверили лес. Ни одного из ориентиров, о которых говорила Крамер, не обнаружено. Ни локатором бокового обзора, ни радаром, ни в ультрафиолете, ни инфракрасным сканером. Я понятия не имею, каким образом им удалось сделать эти открытия.

Они неслись стремительным галопом по заросшему травой гребню длинного высокого холма, протянувшегося вдоль реки. По крайней мере, Софи неслась галопом, а Крис неуклюже подпрыгивал и старательно удерживал равновесие, в буквальном смысле цепляясь за жизнь. Обычно во время прогулок она не ездила галопом, уважая своего не столь умелого спутника, но сегодня, проносясь по лугам, она во все горло кричала от удовольствия.

Крис пытался следовать за ней, молясь про себя, чтобы она поскорее остановилась. Наконец она натянула уздечку своего отфыркивающегося взмокшего вороного жеребца, конь со всадницей остановился. Ласково похлопывая животное по шее, девушка поджидала, пока Крис подъедет к ней.

– Разве это не было великолепно?! – воскликнула она.

– Да, – согласился он, пытаясь перевести дыхание. – Конечно.

– Должна заметить, Крис, что ты все делал очень хорошо. И твоя посадка становится лучше.

В ответ он смог только кивнуть. Его зад болел от ударов о седло, а бедра просто омертвели от напряжения.

– Как здесь красиво, – сказала она, указывая на реку и темные замки на далеких утесах. – Разве это не великолепно?

И тут Софи поглядела на часы, что серьезно задело Криса. Но прогулка обещала быть удивительно приятной. Она ехала совсем рядом с ним, так что лошади чуть ли не соприкасались крупами, она время от времени наклонялась, чтобы прошептать что-нибудь ему на ухо. Однажды она положила ему руку на плечо и поцеловала в губы, а потом быстро оглянулась кругом, очевидно, испугавшись своей смелости.

С того места, где они находились, была хорошо видна вся территория раскопок: руины Кастельгарда, монастырь и, на далеком холме, Ла-Рок. В небе пролетали облака, отбрасывая в долину отчетливые тени. Воздух был теплым и спокойным; вокруг царила тишина, которую нарушал лишь отдаленный гул автомобиля.

– О, Крис! – воскликнула девушка и еще раз поцеловала его. Когда они оторвались друг от друга, Софи посмотрела куда-то вдаль и вдруг широко замахала рукой.

По проселочной дороге к ним пылил желтый открытый автомобиль. Это была спортивная машина; ее мотор глухо рычал. Немного не доезжая до них, автомобиль остановился, и водитель, поднявшись из-за руля, уселся на спинку сиденья.

– Найджел! – счастливым голосом воскликнула Софи.

Человек в автомобиле лениво махнул в ответ, его рука описала в воздухе плавную дугу.

– О, Крис, пожалуйста, будь умницей! – с этими словами Софи вручила ему уздечку своей лошади, соскочила на землю, сбежала с холма к автомобилю, обняла водителя и уселась рядом с ним в машину. Когда автомобиль рванул с места, она оглянулась на Криса и послала ему воздушный поцелуй.

Заново отстроенный средневековый город Сарла казался особенно очаровательным по ночам, когда его прижавшиеся друг к другу дома и узкие переулки были освещены мягкими газовыми лампами. Марек и несколько аспирантов сидели в открытом ресторане на улице Турни под белыми зонтиками и потягивали темно-красный кагор.

Обычно Крису Хьюджесу очень нравились такие ночи, но этим вечером все ему было не по нраву. Вечер был слишком теплым, металлический стул – неудобным. Он заказал свое любимое блюдо, пинтад-о-сепе [20], но птица казалась сухой, а грибы слишком мягкими. Даже разговоры раздражали его: обычно аспиранты обсуждали то, что сделали за день, но нынешним вечером их молодой архитектор, Кейт Эриксон, встретила и пригласила сюда каких-то своих нью-йоркских знакомых – пару биржевиков лет под тридцать со своими подружками. Крис почти сразу же возненавидел их.

Гости то и дело вставали из-за стола, чтобы поговорить по сотовым телефонам. Обе женщины были журналистками, а вернее, рекламными агентами из одной и той же пиаровской фирмы; они только что закончили грандиозную рекламную кампанию, пропагандировавшую новую книгу Марты Стюарт. Крикливая самоуверенность этих людей очень скоро начала действовать Крису на нервы. К тому же, как многие удачливые бизнесмены, новые знакомые были склонны обращаться с учеными словно с отсталыми людьми, не способными к существованию в реальном мире, к игре в реальные игры.

«А может быть, – думал Крис, – эти типы просто не могут представить себе, как кто-нибудь добровольно выбрал занятие, которое не сделает человека миллионером к двадцати четырем годам…»

Но все же Крис должен был признать, что они были вполне приятными людьми; они пили много вина и задавали множество вопросов по поводу проекта. К сожалению, это были обычные вопросы, те, которые всегда задают туристы: «Что в этом месте такого особенного?», «Откуда вы знаете, где надо копать?», «Откуда вы знаете, что искать?», «Насколько глубоко вы роете и каким образом узнаете, когда нужно остановиться?»

– Но почему вы работаете именно там? Все-таки что в этом месте такого исключительного? – спросила одна из женщин.

– Участок очень типичен для того периода, – объяснила Кейт, – с двумя противостоящими один другому замками. Но настоящей находкой он оказался потому, что эта территория была, в общем-то, заброшена и там еще никогда не производились земляные работы.

– Это хорошо? То, что земля была заброшена? – Женщина нахмурилась; она прибыла из мира, где заброшенность была страшным грехом.

– Это очень желательно, – вмешался в разговор Марек. – В нашей работе реальные возможности возникают только в тех случаях, когда мир почему-либо проходит мимо какого-то места стороной. Как, например, получилось с Сарла, вот с этим городом.

– Здесь очень мило, – одобрительно заметила вторая женщина. Мужчины опять отошли в сторонку, чтобы поговорить по телефонам.

– Но главная штука в том, – сказала Кейт, – что, по чистой случайности, этот старый город вообще существует. Сначала Сарла был городом паломников, выросшим вокруг монастыря со священными реликвиями; в конце концов город так разросся, что монастырь перебрался в другое место, где было больше покоя и тишины. Сарла долгое время оставался важным торговым центром области Дордонь. Но с годами его значение неуклонно падало, и к двадцатому столетию мир совершенно забыл о Сарла. Городок был настолько незначительным и бедным, что даже не имел денег на ремонт своих одряхлевших от времени кварталов. Старые дома оставались такими же, как были, без современного водопровода и электричества. Многие оказались брошенными.

Кейт объяснила, что в пятидесятых годах город наконец-то решил снести старые кварталы и возвести на их месте современные дома.

– Андре Мальро [21] удалось воспрепятствовать этому. Он убедил французское правительство наскрести денег и взяться за реставрацию старинных построек. Народ считал его сумасшедшим. А теперь Сарла оказался самым аутентичным средневековым городом во Франции и одной из главных приманок для туристов в стране.

– Очаровательно, – неопределенно откликнулась женщина.

Внезапно оба мужчины вместе возвратились к столу, уселись и с видом выполненного долга одинаковыми движениями убрали в карманы свои телефоны.

– Что случилось? – поинтересовалась Кейт.

– Биржа закрылась, – объяснил один из них. – Вы говорили о Кастельгарде. Так что же в нем такого особенного?

– Мы говорили о том, – сказал Марек, – что в нем никогда и никто не производил земляных работ. Но для нас также важно, что Кастельгард – это типичный укрепленный город четырнадцатого века. Сам город старше, но между 1300-м и 1400 годом в нем было возведено очень много построек, а старые перестроены для укрепления обороны: стали толще стены, выстроен их второй ряд, более сложными стали рвы и ворота.

– Когда эго все происходило? В Темные века? [22] – спросил один из мужчин, наливая себе вина.

– Нет, – ответил Марек. – Технически, это Высокое Средневековье.

– Не такое высокое, как хотелось бы мне, – ответил биржевик. – А что там идет перед ним? Низкое Средневековье?

– Правильно, – сказал Марек.

– Эй, – воскликнул его собеседник, поднимая свой бокал, – ну, по первой!

Примерно за сорок лет до наступления новой эры всей Европой управляли римляне. Та часть Франции, где они находились, в древности называлась Аквитанией. Это название она получила от римских колонизаторов. Римляне строили по всей Европе дороги, организовывали торговые отношения и поддерживали общественный порядок. Европа процветала.

Позднее, где-то в 400 году новой эры, Рим начал отзывать своих солдат, выводить гарнизоны. После крушения империи Европа погрязла в беззаконии, которое продолжалось целых пятьсот лет. Численность населения многократно снизилась, торговля погибла, города превратились в мелкие поселения. Все римские провинции были захвачены варварскими ордами. Здесь хозяйничали готы и вандалы, гунны и викинги. Этот темный период получил название Низкого Средневековья.

– Но к концу тысячелетия – я имею в виду тысячный год – положение начало улучшаться, – сказал Марек. – К этому времени образовалось новое государственное устройство, которое мы называем теперь «феодальной системой», хотя в те времена люди и представления не имели об этом термине.

С возникновением феодализма появились сильные владыки, которые оказались в состоянии обеспечить порядок в своих владениях. Новая система работала. Сельское хозяйство стало развиваться. Торговля возобновилась, города начали расти. И к тысяча двухсотому году Европа вновь расцвела, и населения в ней оказалось даже больше, чем было во времена Римской империи.

– Получается, что этот самый тысяча двухсотый год можно считать началом Высокого Средневековья – времени роста и расцвета культуры.

Реакция американцев на эту микролекцию оказалась скептической.

– Если все было так хорошо, то зачем нужно было возводить повсюду столько оборонительных сооружений?

– Из-за Столетней войны, – объяснил Марек, – которую вели между собой Англия и Франция.

– Наверно, это была религиозная война?

– Нет, – ответил Марек. – Религия не имела к этому никакого отношения. В то время все были католиками.

– Неужели? А как же протестанты?

– Не было никаких протестантов.

– А где же они были?

– Они тогда еще не выдумали себя, – высказал афоризм Марек.

– Да ну! Тогда из-за чего же они воевали?

– Из-за суверенитета. Значительная часть Франции принадлежала тогда Англии.

Один из мужчин недовольно нахмурился.

– Что вы болтаете? Франция принадлежала Англии?

Марек вздохнул.

У него было собственное определение для таких людей: «провинциалы времени» – люди, не знавшие прошлого и гордившиеся этим.

Провинциалы времени были убеждены, что настоящее является единственным временем, которое имеет хоть какое-то значение, и все, что происходило ранее, можно преспокойно игнорировать. Современный мир был неотразимым и новым, а прошлое не имело для них никакого значения. Изучение истории было таким же бессмысленным занятием, как, к примеру, овладение азбукой Морзе или искусством управления грузовым фургоном. И Средневековье – все эти рыцари в звенящей броне и дамы в высоких остроконечных головных уборах – настолько, очевидно, не имело отношения к реальности, что о нем и вовсе не стоило разговаривать.

Но суть заключалась в том, что основы современного мира были заложены именно в Средневековье. Все, начиная от системы правосудия до моноэтнического государства, от технологии до концепции романтичной любви первоначально возникло в средневековые времена. И самим понятием «рыночная экономика», которой эти биржевые маклеры поклонялись, они были обязаны Средневековью. Если они не знали этого, значит, они не знали главного о том, кем они сами являются. Почему они делают то, что делают. Откуда они возникли.

Профессор Джонстон часто говорил, что человек, не знающий истории, не знает ничего Это все равно что лист, не знающий, что он является частью дерева.

А биржевик продолжал наскакивать на Марека. Именно так все невежи отстаивают свое право на незнание.

– Да что за чушь вы несете! Англия владела частью Франции? Это же совершенный бред Англичане и французы всегда ненавидели друг друга.

– Вовсе не всегда, – возразил Марек. – Ведь мы говорим о том, что происходило шестьсот лет назад. Мир тогда был совсем не таким, как теперь. И англичане с французами были намного ближе друг к другу. После того как норманны в 1066 году захватили Англию, практически вся аристократия на острове оказалась французской. Они говорили по-французски, ели французские блюда, одевались по французской моде. И не следует видеть ничего удивительного в том, что они оккупировали французскую территорию. Вот и здесь, на юге, они больше ста лет владели Аквитанией.

– Допустим. Но все же чего ради велась эта война? Вероятно, французы решили возвратить все эти земли себе?

– Примерно так.

– Ну и людишки! – буркнул биржевик.

Марек говорил так, будто читал лекцию первокурсникам, а Крис тем временем изучал глаза Кейт. Сейчас, при свете люминесцентных ламп, черты ее лица, которые при свете солнца казались грубыми, выглядели гораздо мягче. Она вдруг показалась ему привлекательной.

Но девушка не реагировала на его взгляды, полностью сосредоточившись на своих приятелях-биржевиках.

«Обычное дело, – подумал Крис. – Женщины тянутся к тем, у кого есть власть и деньги. Даже к таким бездарям и пустобрехам, как эта парочка».

Он поймал себя на том, что рассматривает часы своих соседей по столу. Оба носили большие тяжелые «Ролексы», но металлические браслеты их часов были расстегнуты, и они свободно болтались на запястьях, словно женские украшения. Это был символ богатства и независимости, случайная небрежность, подчеркивавшая, что обладатели этих часов находятся в отпуске. Манеры этих людей все сильнее раздражали его.

Когда один из мужчин принялся играть с часами – он крутил их вокруг запястья, звонко пощелкивая браслетом, – Крис наконец не выдержал. Он резко поднялся из-за стола, пробормотав что-то насчет того, что ему необходимо проверить результаты последних анализов образцов, найденных в раскопках, и торопливо зашагал по улице Турни в сторону автостоянки, находившейся на краю старинного квартала.

Ему казалось, что на всем протяжении улицы он встречал только влюбленные пары, прогуливавшиеся под руку; каждая женщина обязательно шла, склонив голову на плечо спутника. Никто не разговаривал, молча наслаждаясь созерцанием окружающего. И с каждой встречающейся парой его раздражение становилось все сильнее, заставляя ускорять и ускорять шаги.

Когда он в конце концов уселся в автомобиль и поехал домой, то почувствовал, что у него на душе стало намного легче.

Найджел.

Каким же идиотом нужно быть, чтобы носить такое имя!

На следующее утро Кейт опять висела в своей страховочной сбруе под сводами кастельгардской часовни, когда вдруг ее радиотелефон захрипел и сообщил:

– Горячие тамалес! [23] Горячие тамалес! Четвертый участок! Приходите попробовать! Завтрак подан.

Это было принятое в экспедиции условное кодированное сообщение о новом открытии. Археологи разработали систему кодов для всех важных сообщений, так как было известно, что местные власти частенько прослушивали переговоры. На различных раскопках уже бывали случаи, когда представители правительства являлись и конфисковывали находки, прежде чем исследователи успевали хотя бы вкратце изучить их и сделать полноценное описание. Хотя французское правительство относилось к археологам довольно лояльно, даже доброжелательно – пожалуй, гораздо лучше, чем американские власти, – отдельные его представители на местах пользовались печальной известностью благодаря непоследовательности своих поступков. И, конечно, частенько встречались проявления ревности к иностранцам, копавшимся в истории благородной Франции.

Четвертый участок, насколько было известно Кейт, находился в монастыре. Некоторое время она раздумывала, идти ей туда или остаться в часовне, но в конце концов решила пойти. Дело заключалось в том, что повседневная работа экспедиции была в значительной степени скучной и бедной событиями, и археологам требовался хлыст для того, чтобы поддерживать свой энтузиазм на достаточно высоком уровне. А роль такого хлыста играли именно открытия, которые время от времени совершал кто-нибудь из их коллег.

Кейт шла через руины Кастельгарда. В отличие от многих своих товарищей, она была способна восстановить перед своим мысленным взором тот облик, который эти развалины имели в незапамятные времена, увидеть город целиком. Ей нравился Кастельгард, это был деловой город, зародившийся и обустраивавшийся в эпоху непрерывных войн. Он обладал той неподдельной подлинностью, которая, как девушка обнаружила, отсутствовала у архитектурных школ.

Она ощущала шеей и голыми ногами солнце и в который раз думала о том, как ей повезло, что она оказалась во Франции, а не сидит в Нью-Хейвене в тесной каморке, именовавшейся ее рабочим кабинетом, на шестом этаже здания, из огромных окон которого открывается вид на псевдоколониальное строение Дейвенпорт-колледжа и фальшивую готику гимназии Пэйн Уитни. Архитектурный факультет невыносимо угнетал Кейт, теория и практика архитектуры приводили ее в совершенное уныние, и девушка никогда не сожалела о том, что переключилась на историю.

Конечно, трудно найти какие-то минусы улета в южной Франции. Она удачно вошла в команду, работавшую здесь, в Дордони. Нет, лето действительно пока что было очень приятным.

Хотя ей пришлось поставить на место нескольких мужчин. Сначала какие-то поползновения предпринимал Марек, затем Рик Чанг, а потом ей пришлось иметь дело с Крисом Хьюджесом. Крис тяжело принял отставку, которую дала ему английская девчонка – вероятно, он единственный не видел, что дело шло к этому, – и теперь вел себя как раненый щенок. И вчера за обедом он все время пялился на нее. Мужчины, судя по всему, не понимают, что для женщины оскорбительно, когда кто-то начинает ухаживать за нею только для того, чтобы возместить потерю предмета своего истинного поклонения.

Окончательно запутавшись в своих мыслях, Кейт спустилась к реке. Там была привязана небольшая гребная лодочка, на которой участники экспедиции переправлялись через реку.

А около лодки ее поджидал улыбающийся Крис Хьюджес.

– Я буду грести, – предложил он. Кейт согласилась, и он легкими движениями весел направил лодку к другому берегу. Девушка молчала; она сидела на корме, подставив лицо солнечным лучам. От тепла она ощущала приятную расслабленность.

– Прекрасный день, – услышала она слова Криса.

– Да, хорошо.

– Знаешь, Кейт, – начал он, – мне действительно очень понравился вчерашний обед. Я подумал: может быть…

– Приятно слышать это, Крис, – ответила она, – но я должна быть честной с тобой.

– На самом деле? И в чем же?

– Я только что порвала кое с кем.

– А-а… Гм….

– И хотела бы сделать небольшой перерыв.

– А-а… – повторил он. – Ясно. Понимаю. Но, может быть, мы все-таки могли бы…

Она улыбнулась ему самой милой и открытой улыбкой, на какую была способна.

– Я так не считаю.

– Что ж, ладно. – Кейт заметила, что ее спутник начал было дуться, но Крис вдруг добавил:

– Знаешь, ты права. Я тоже думаю, что нам будет лучше остаться просто коллегами.

– Решено! – сказала она, протягивая Крису руку. Тот пожал ее ладонь.

Лодка мягко ткнулась носом в берег.

В монастыре большая толпа окружила четвертый участок. Все жадно пялились в глубину раскопа.

Раскоп имел форму точного квадрата двадцать на двадцать футов.

С северной и восточной сторон землекопы раскрыли плоские верхушки каменных арок, которые указывали на то, что раскопки дошли до уровня катакомб, располагавшихся под монастырем. Сами арки были заполнены слежавшейся землей; на прошлой неделе под северной аркой пробили траншею, но она, судя по всему, никуда не вела. Траншею закрепили деревянными подпорками, но сейчас никто не обращал на нее внимания.

Все взгляды были устремлены на восточную арку, где недавно начали бить другую траншею. Работа продвигалась медленно, так как на пути то и дело попадались человеческие кости, которые Рик Чанг считал останками солдат.

Глянув вниз, Кейт увидела, что стенки траншеи осыпались с обеих сторон и земля практически полностью завалила канаву. Образовалась куча грунта, похожая на оползень, преградившая дальнейший путь, а на месте обвала обнажились черепа и длинные кости, большая часть которых лежала в явном беспорядке.

Она увидела в раскопе и Рика Чанга, и Марека, и Элси, покинувшую ради находки свою берлогу. Элси притащила свою цифровую фотокамеру, установленную на штативе-треножнике, и почти непрерывно сверкала вспышкой, делая снимки.

Позднее их введут в компьютер, чтобы создать искусственную панораму участка. Такие панорамы будут составляться снова и снова с часовым интервалом, чтобы запечатлеть каждую фазу раскопок.

Марек поднял голову и увидел Кейт на краю котлована.

– Эй, – крикнул он, – тебя-то я и искал! Спускайся сюда.

Кейт спустилась по лестнице на глинистое дно ямы. Там, несмотря на яркое солнце и полуденный зной, она почувствовала запах сырой земли и тления. Один из черепов вывалился из своей глинистой постели и подкатился к самым ее ногам, но Кейт не коснулась его. Она твердо знала, что все кости должны оставаться на месте обнаружения до тех пор, пока Чанг не поработает с ними.

– Это вполне могут быть катакомбы, – сказала Кейт, – но кости здесь не из захоронений. Возможно, здесь произошло сражение?

Марек пожал плечами.

– Сражения тут происходили повсюду. Меня больше интересует вот это. – Он ткнул пальцем вперед, в сторону лишенной какой-либо отделки арки со скругленными углами.

– Цистерцианцы, возможно, даже двенадцатый век… – начала было Кейт.

– Да, несомненно, – прервал ее Марек. – А как насчет этого? – Прямо под центром арки на дне траншеи зияло черное отверстие шириной примерно в три фута.

– А ты что думаешь? – вопросом на вопрос ответила она.

– Я думаю, что лучше всего будет забраться туда. Немедленно.

– Почему такая спешка? – удивилась Кейт.

– Потому что там, ниже уровня раскопок, есть какое-то пустое пространство, – ответил ей Чанг. – Комната, а может быть, и несколько.

– Возможно.

– А теперь туда попал воздух. Наверно, впервые за все шестьсот лет.

– А в воздухе содержится кислород, – хмуро добавил Марек.

– Вы думаете, что там могли сохраниться какие-нибудь предметы?

– Я не знаю, что там есть, – ответил Марек, – но, что бы там ни находилось, в ближайшие несколько часов оно может оказаться непоправимо испорченным. – Он повернулся к Чангу:

– У нас есть змейка?

– Нет, она в Тулузе, на ремонте.

Змейкой археологи называли между собой оптико-волоконный кабель, который можно было подключить к камере. Его использовали для съемки труднодоступных мест.

– А почему бы не заполнить это помещение азотом? – поинтересовалась Кейт. Если бы они закачали этот инертный газ через отверстие, то он заполнил бы подземную комнату подобно воде. И защитил бы любые экспонаты от окисляющего воздействия кислорода.

– Я бы так и сделал, – ответил Марек, – но у нас есть только один баллон на пятьдесят литров. Этого было совершенно недостаточно.

Она указала на черепа:

– Я понимаю, но если вы начнете что-нибудь делать, то нарушите…

– Мне кажется, что не стоит волноваться из-за этих скелетов, – ответил Чанг. – Они уже перемещены из первоначального положения. И, судя по всему, это было массовое захоронение после сражения. Вряд ли мы сможем много узнать по этим останкам. – Он обернулся и посмотрел вверх. – Крис, кто забрал прожектора?

– Не я, – ответил Крис сверху. – Я думал, что в последний раз ими пользовались именно здесь.

– Нет, они на третьем участке, – сообщил один из студентов.

– Давайте их сюда. Элси, вы закончили свои съемки?

– Я спешу.

– Да или нет?

– Еще минуточку.

Чанг крикнул стоявшим наверху студентам, чтобы те принесли прожектора. Четыре человека тут же взволнованно сорвались с места.

Марек обратился к оставшимся:

– Ладно, ребята, мне нужны фонари, наборы для раскопок, кислородные приборы, телефонные гарнитуры, респираторы, кабели питания и связи – и все это немедленно!

Преодолевая волнение, Кейт продолжала рассматривать отверстие под аркой. Сама арка казалась ей слабой, камни, похоже, почти не были скреплены между собой. Все арки, как правило, держатся за счет веса стен, опирающихся на центральный, замковый камень. Но здесь вся кладка была перекошена, и верхняя, изогнутая часть арки могла внезапно обрушиться А в дыру можно было разглядеть, что там продолжает оползать земля. Кейт видела, как то тут, то там вываливаются и соскальзывают вниз небольшие камешки. Она сочла это нехорошим признаком.

– Андре, я считаю, что лезть туда небезопасно…

– Никто не говорит о том, чтобы лезть. Мы опустим тебя сверху.

– Меня?

– Да. Ты спустишься с арки, а потом пойдешь в глубину. – Вероятно, у Кейт был ошарашенный вид, потому что Марек усмехнулся:

– Не волнуйся, я пойду с тобой.

– Ты понимаешь, что если мы ошибемся… – Она умолкла, подбирая слова. – Нас может похоронить заживо.

– Что с тобой? – насмешливо спросил Марек. – Нервишки сдают?

Больше ему ничего говорить не потребовалось. '* * *

Десять минут спустя она висела в воздухе под показавшимся ей ненадежным арочным сводом перекрытия. За спиной у нее был рюкзак с набором для раскопок, к которому был добавлен кислородный баллон, а на поясе, как ручные гранаты, висели два небольших, но мощных переносных прожектора. Маску респиратора она сдвинула на лоб; из-под нее выглядывала дужка наушников. Провода от радиотелефона уходили в карман, где лежал батарейный источник питания. Обвешанная таким количеством оборудования, Кейт чувствовала себя стесненно, неловко. Марек стоял на своде над ней, держа страховочный канат. И внизу, в яме, Рик и его студенты напряженно глядели на нее.

Она взглянула на Марека.

– Дай пять.

Он вытравил пять футов каната, и она опустилась вниз, чуть коснувшись влажной земли свежеобразовавшейся насыпи. Из-под ее ног выскользнуло несколько струек земли. Кейт шагнула вперед.

– Еще три.

Она стала на четвереньки, опустившись на насыпь всем своим весом Земля держала. Но она тут же перевела встревоженный взгляд на арку. Замковый камень крошился по краям.

– Все в порядке? – окликнул ее Марек.

– Да, – ответила она. – Я пошла внутрь.

Она отползла назад, к зияющему провалу под аркой. Взглянула вверх, на Марека, стоявшего вне светового конуса прожектора.

– Не знаю, Андре, сможешь ли ты сюда спуститься. Земля может не выдержать твоего веса.

– Очень смешно. Кейт, ты не полезешь туда одна.

– Ладно, тогда по крайней мере дай мне прежде туда забраться.

Она щелкнула тумблером, включив свой переносной прожектор. Включила радиотелефон, закрыла рот и нос маской респиратора и поползла сквозь отверстие во тьму.

Воздух в подземелье оказался на удивление холодным. Желтый луч ее прожектора плясал на голых каменных стенах и каменном полу. Чанг оказался прав это было помещение ниже уровня монастыря. И, похоже, в давние времена, до того, как обрушившаяся земля и камни перекрыли дальнейший проход, оно тянулось на немалое расстояние. Так или иначе, это помещение, в отличие от большинства других, не было заполнено землей. Она направила луч света на потолок, пытаясь определить его состояние, но не смогла как следует разглядеть перекрытие.

Кейт еще немного проползла вперед на четвереньках, а потом начала спускаться, временами скользя, по сырой насыпи к твердому основанию. Спустя несколько мгновений она уже стояла в катакомбах.

– Я на месте.

Вокруг было темно, воздух был ощутимо влажным. Даже сквозь фильтры респиратора чувствовался неприятный запах сырости. Фильтры поглощали бактерии и вирусы. На большинстве участков раскопок никто и не думал о масках, но здесь они требовались, потому что на протяжении четырнадцатого века в городе трижды случались эпидемии чумы, истребившие треть его населения. Хотя считается, что чума переносится зараженными крысами, но существует легочная форма заболевания, и в этом случае зараза передается через воздух, при кашле и чихании, поэтому любой, кто входит в древние закупоренные помещения, должен учитывать…

Она услышала шум у себя за спиной и, оглянувшись, увидела, что сверху, из отверстия, появился Марек. Он поскользнулся и перескочил на земляной пол. В наступившей вслед за этим тишине они оба услышали негромкий шорох камешков и струек земли, неторопливо скатывавшихся с насыпи.

– Ты понимаешь, – сказала она, – что нас тут может завалить и похоронить заживо?

– Всегда смотри на действительность со светлой стороны, – ответил Марек.

Он выступил вперед, держа в руках мощный прожектор, и осветил большой участок подземелья. Теперь, при ярком свете, комната показалась удручающе пустой. Слева находился каменный саркофаг рыцаря: на сдвинутой крышке было вырезано рельефное изображение воина в доспехах. Заглянув внутрь саркофага, археологи увидели, что он пуст. Еще в подземелье находился грубый деревянный стол, стоявший вплотную к стене. На нем ничего не было. Левее начинался коридор, упиравшийся в каменную лестницу, которая вела наверх, заканчиваясь в обрушенной куче земли. В правой части комнаты была еще одна куча земли, которая обрушилась с потолка, перекрыв проход под соседней аркой.

Марек вздохнул.

– Такие волнения… и все попусту.

Но Кейт, продолжая опасаться, что земля обвалится еще раз и заполнит подземелье, в котором они находились, пристально вглядывалась в правую кучу. Именно поэтому она и смогла это увидеть.

– Андре, – позвала она, – подойди сюда.

Это была кочка цвета земли, грязно-коричневое вздутие на коричнево-бурой насыпи, но поверхность его слегка поблескивала. Кейт обмахнула находку рукой. Это оказалась клеенка. Девушка нащупала твердый угол. В клеенку что-то было завернуто.

Марек заглянул через ее плечо.

– Очень хорошо, просто чудесно.

– А разве тогда существовала клеенка?

– О, да. Клеенку изобрели викинги, вероятно, в девятом столетии. Она получила широкое распространение в Европе к нашему периоду. Хотя я не думаю, что нам удастся найти в монастыре еще что-нибудь, завернутое в клеенку.

Он помог ей откапывать находку. Они ковырялись в земле очень осторожно, не желая вызвать новый оползень прямо на себя, но вскоре откопали сверток. Это был прямоугольник площадью примерно два квадратных фута, обвязанный промасленным шпагатом.

– Я предполагаю, что это документы, – сказал Марек. Его пальцы дергались во флуоресцентном свете, так ему хотелось развернуть находку, но он сдержался. – Мы возьмем это с собой.

Он взял сверток под мышку, повернулся обратно, к входу. Кейт окинула кучу земли еще одним взглядом, стараясь не упустить ни малейшей детали. Но она ничего не заметила. Тогда она перевела луч света в сторону – и замерла на месте.

Краем глаза она уловила вспышку яркого света, повернулась, посмотрела еще раз. Несколько секунд она не могла разглядеть сверкающей точки, но вскоре все же нашла ее.

Это был торчащий из земли маленький кусочек стекла.

– Андре! – воскликнула она. – Похоже, что я нашла еще кое-что.

Стекло было тонким и совершенно чистым. Изогнутый гладкий край по качеству обработки казался совершенно современным. Кейт вытерла грязь с кончиков пальцев и извлекла из земли стекло от очков.

Это была бифокальная линза.

– Что это такое? – удивился Андре, подойдя к ней.

– Это ты мне скажи.

Он, прищурившись, рассматривал находку, держа се совсем рядом со своим прожектором. Потом поднес ее вплотную к лицу, чуть не коснувшись стекла носом.

– Где ты нашла это? – в голосе Марека слышалось волнение.

– На этом самом месте.

– Лежало на виду, так же, как сейчас? – Он говорил нервно, почти обвиняюще.

– Нет, торчал только краешек. Я вынула стекло из земли.

– Как?

– Пальцем.

– Значит, ты говоришь, что оно было частично захоронено в земле? – По интонации заместителя руководителя экспедиции можно было подумать, что он не верит Кейт.

– Эй, что это значит? – возмутилась она.

– Просто ответь, пожалуйста.

– Нет, Андре. Оно было почти полностью захоронено. Из земли торчал только этот вот левый уголок.

– Жаль, что ты прикасалась к нему.

– Мне тоже жаль. Если бы я могла предположить, что ты будешь вести себя так, словно…

– Этому нужно найти объяснение, – прервал ее Марек. – Повернись.

– Что?

– Повернись! – Он взял ее за плечо и резким, даже грубым движением развернул, так что теперь она оказалась спиной к нему.

– Боже! – Она взглянула через плечо, чтобы понять, что он делает. А Марек держал свой фонарь рядом с ее рюкзаком и медленно перемещал его, скрупулезно исследуя рюкзак с самого верха и вплоть до ее шорт. – Ну и что ты собираешься мне сказать?

– Помолчи, пожалуйста.

Прошла еще почти минута, прежде чем он закончил осмотр.

– «Молния» на нижнем левом кармане твоего рюкзака расстегнута. Ты расстегивала ее?

– Нет.

– Значит, она была открыта все время? С тех пор, как ты надела рюкзак?

– Видимо, так…

– Ты хоть раз задевала за стену?

– Кажется, нет. – Кейт внимательно следила, чтобы ни за что не задевать, потому что не хотела, чтобы стена внезапно обрушилась.

– Ты в этом уверена? – настаивал он.

– Ради всего святого, Андре, конечно, уверена.

– Отлично. А теперь ты проверь меня. – Он вручил девушке свой мощный прожектор и повернулся к ней спиной.

– Что я должна проверять? – поинтересовалась она.

– Это стекло – очевидная контаминация, – сказал Марек. – Мы должны объяснить, откуда оно здесь взялось. Посмотри, не расстегнут ли где-нибудь мой рюкзак.

Кейт послушно осмотрела рюкзак. Все застегнуто.

– Ты внимательно смотрела?

– Да, внимательно, – раздраженно откликнулась она.

– Мне кажется, что ты сделала это слишком поспешно.

– Андре, я смотрела очень внимательно.

Марек уставился на кучу глины перед ними. Оттуда то и дело вываливались мелкие камушки.

– Оно могло вывалиться из одного из наших рюкзаков, а потом его засыпало .

– Да, я думаю, что это возможно.

– Раз ты смогла откопать его кончиком пальца, значит, оно не было плотно впрессовано в землю…

– Нет-нет, оно лежало совершенно свободно.

– Отлично. В таком случае мы получили хоть какое-то объяснение.

– Какое же?

– Мы каким-то образом притащили эту линзу с собой, и, пока мы раскапывали клеенку с документами, она вывалилась из рюкзака и ее присыпало землей. Потом ты увидела ее и откопала. Это единственно возможное объяснение.

– Ладно…

Марек вынул фотоаппарат и несколько раз сфотографировал стекло с различных расстояний – сначала очень близко, потом дальше и дальше. Только после этого достал пластмассовую коробочку, аккуратно поднял стекло пинцетом и положил его туда. Потом он достал моток мягкой обертки и рулончик клейкой ленты, запечатал коробку, заклеил сверток скотчем и вручил его Кейт.

– Возьми его и, пожалуйста, будь поосторожнее, – он, казалось, смягчился и разговаривал не таким резким тоном.

– Хорошо, – согласилась она.

Они принялись снова карабкаться на кучу земли, возвращаясь назад.

Студенты восторженно приветствовали их. Клеенчатый пакет вручили Элси, и та торопливо удалилась с ним в старый склад – базу экспедиции. Все, кроме Чанга и Криса Хьюджеса, весело смеялись и сверкали улыбками на загорелых лицах. А эти двое, у которых на головах были наушники, слышали все разговоры, проходившие в пещере, и потому выглядели мрачными и растерянными.

Контаминация раскопок, то есть загрязнение участка посторонними предметами, являлась чрезвычайно серьезным грехом, и это было всем известно. Ведь такие случаи говорили о небрежности в проведении работ и позволяли поставить под сомнение все остальные, даже самые интересные находки, сделанные экспедицией. Классическим примером тому мог послужить небольшой скандал, который произошел в Лез-Эйзи годом раньше.

В Лез-Эйзи под скальным выступом была обнаружена стоянка пещерных людей. Археологи вели раскопки на уровне, относившемся к периоду 320 000 лет до новой эры, и вдруг один из них наткнулся на полускрытый землей презерватив в фабричной упаковке из фольги. Конечно, никому и на мгновение не могла прийти в голову мысль, что находка имеет отношение к исследовавшемуся уровню.

Но сам факт того, что эта штука оказалась там, в земле, позволял предположить, что экспедиция не соблюдала правила проведения раскопок. В команде возникли панические настроения, которые не прошли даже после того, как аспиранта, работавшего на этом участке, с позором отправили в Париж.

– Где эта стеклянная линза? – спросил Крис, обращаясь к Мареку.

– У Кейт.

Она вручила пакетик Крису. И пока большинство восторженно аплодировало паре, вернувшейся из подземелья, тот, отвернувшись, снял обертку и принялся рассматривать прозрачную коробочку на свету.

– Вне всякого сомнения, современное изделие, – заявил он, скорбно мотнув головой. – Я, конечно, проверю. Только проследи, чтобы эта ерунда была упомянута в отчете о работах на этом участке.

Марек сказал, что обязательно проследит.

После этого Рик Чанг повернулся и несколько раз хлопнул в ладоши.

– Люди, все! Веселье кончилось. Назад, за работу.

На вторую половину дня Марек наметил тренировку по стрельбе из лука. Студентам эти занятия очень нравились, и они никогда не пропускали их. А с недавних пор к группе лучников присоединилась и Кейт. Мишенью сегодня служило набитое соломой чучело, установленное в пятидесяти ярдах от линии стрельбы. Молодежь со своими луками выстроилась вдоль черты, а Марек расхаживал позади шеренги.

– Если вы собираетесь убить человека, – сказал он, – вам следует помнить, что почти наверняка на нем будет металлический нагрудник. Куда менее вероятно, что у него окажется броня на голове, шее или на ногах. Значит, чтобы убить его, вы должны стрелять в голову или в бок туловища, не защищенный броней.

Кейт слушала Марека и все больше удивлялась. Андре ко всему подходил очень серьезно. Убить человека. В его устах это звучало так, будто он на самом деле учил именно этому. Когда стоишь под желтым полуденным солнцем южной Франции, прислушиваясь к отдаленному гулу автомобилей на шоссе, сама мысль об этом кажется абсурдной.

– Но если вы хотите просто остановить человека, – продолжал Марек, – тогда стреляйте ему в ногу Он сразу свалится. Сегодня мы воспользуемся пятидесятифунтовыми луками.

Пятьдесят фунтов составляла величина усилия, необходимого для того, чтобы полностью натянуть тетиву. А сами луки, конечно, были тяжелыми, и натягивать их было трудно. Стрелы были длиной почти в три фута. Многим младшим студентам стрельба поначалу давалась с большим трудом, и Марек обычно заканчивал каждую тренировку упражнениями по поднятию тяжестей, чтобы его подопечные накачали себе мускулатуру.

Сам Марек мог натянуть стофунтовый лук. Он упорно утверждал, хотя в это было трудно поверить – ведь воспользоваться им мог далеко не каждый из его современников, – что реальное оружие четырнадцатого века было именно таким.

– Теперь, – скомандовал Марек, – наложите стрелы, натяните тетиву, прицельтесь и отпустите их! – Стрелы взвились в воздух. – Нет, нет, нет, Дэвид, не старайся тянуть до тех пор, пока задрожит рука. Сохраняй контроль. Карл, обрати внимание на свою стойку. Боб, слишком высоко. Диана, не забывай про положение пальцев. Рик, сейчас намного лучше. Ладно, повторим еще раз. Наложите стрелы, натяните тетиву, прицельтесь и… пускай!

Уже ближе к вечеру Стерн вызвал Марека по радиотелефону и попросил его прийти на базу. Он сказал, что у него хорошие новости. Когда Марек вошел в каменное строение, Дэвид сидел за микроскопом, рассматривая линзу.

– Ну, в чем же дело?

– Вот. Смотри сам.

Стерн отошел в сторону, Марек уселся на его место и приник к окуляру. Перед ним возникла линза, рассеченная плотной линией бифокального раздела. Местами на стекле были заметны беловатые круги, напоминавшие на первый взгляд колонии бактерий.

– И что я, по твоему мнению, должен увидеть? – с ноткой скепсиса спросил Марек.

– Посмотри на левый край.

Марек передвинул предметный столик, и в поле зрения объектива появился левый край стеклышка Благодаря преломлению света в стекле срез казался ярко-белым Чуть позже он заметил, что эта белизна заходит за пределы среза и распространяется по поверхности стекла.

– Это колонии бактерий, поселившихся на стекле, – пояснил Стерн, – вроде каменного лака. – Каменным лаком часто называли слой из частиц почвы и бактерий, нараставший на нижней стороне камней Поскольку это образование было органическим, можно было определить его возраст.

– Их можно датировать? – поинтересовался Марек.

– Было бы можно, – ответил Стерн, – если бы имелось достаточное количество культуры для углеродного анализа. Но я сразу могу тебе сказать, что органического вещества не хватит С таким количеством получить более или менее точную дату невозможно. Нет смысла даже пробовать.

– Ты уверен?

– Но дело в том, что этот край линзы оказался на виду, верно? Уголочек, по словам Кейт, торчал из земли?

– Да, но…

– Так вот, Андре, это старое стекло. Не знаю, какого оно возраста, но это не загрязнение слоя. Рик рассматривает все обнаруженные сегодня кости и считает, что часть из них относится к гораздо более поздним периодам, чем наши раскопки: к восемнадцатому, а то и к девятнадцатому векам. А это означает, что на одном из трупов могли оказаться бифокальные очки.

– Ну, не знаю. Эта линза кажется изготовленной очень точно …

– Что вовсе не означает ее принадлежность к новейшему времени, – возразил Стерн. – Стеклянную шихту научились очень мелко и ровно размалывать уже лет двести тому назад. Я договорюсь с одним оптиком из Нью-Хейвена о более тщательном исследовании этой линзы. Я также попросил Элси побыстрее посмотреть документы в клеенке, просто для того, чтобы убедиться, что там нет ничего необычного. Но в общем я считаю, что мы можем не волноваться.

– Это и впрямь хорошие новости, – сказал Марек, усмехнувшись.

– Я подумал, что тебе будет интересно все это услышать. Увидимся за обедом.

В этот день они договорились пообедать на площади старинного городка Домм, превратившегося ныне в деревню, которая находилась на вершине скалистого холма в нескольких милях от их участка раскопок. Крис весь день без всяких причин огрызался на всех, кто к нему обращался, но с наступлением сумерек его настроение несколько улучшилось Было похоже, что он с нетерпением поджидает позднего обеда Он то и дело спрашивал себя, получил ли Марек известия от Профессора, и если нет, то как должны они поступать в этом случае. Грудь ему теснило от какого-то неясного предчувствия.

Однако его хорошее настроение сразу же улетучилось, стоило ему заметить, что оба биржевых маклера со своими спутницами снова сидят за их столом. Очевидно, они получили приглашение и на этот вечер. Крис собрался было развернуться и уйти, но Кейт, вскочив с места, обняла его за талию и потащила к столу.

– Я лучше уйду, – чуть слышно пробормотал он, – я не вынесу этих людей.

Но девушка что-то прошептала ему на ухо и усадила на стул. Оказалось, что биржевики должны были сегодня покупать вино «Шато-лафит Ротшильд» девяносто пятого года, чуть ли не по две тысячи франков за бутылку.

«Какого черта, в конце концов», – подумал он.

– Право, совершенно очаровательный город, – тараторила одна из женщин. – По дороге мы видели стены вокруг него. Такие длинные. И высокие. И, знаете, очень симпатичные ворота на въезде в город, такие, с двумя круглыми башнями по бокам.

Кейт кивнула.

– Это может показаться смешным, – сказала она, – но многие деревни, которые теперь кажутся нам такими очаровательными, на самом деле были торговыми центрами четырнадцатого столетия.

– Торговыми центрами? Что вы хотите этим сказать? – удивилась женщина.

В этот момент радиотелефон, как обычно висевший у Марека на поясе, издал призывный треск.

– Андре? Это вы?

Это была Элси. Она никогда не ходила на обед вместе с коллегами, а допоздна засиживалась за описанием находок. Марек включил прием.

– Да, Элси.

– Я только что нашла нечто совершенно сверхъестественное.

– Слушаю, слушаю…

– Я хотела бы, чтобы Дэвид сейчас приехал ко мне и помог с анализами. Но вот что, парни, если это шутка, то она мне не нравится.

Радио щелкнуло и отключилось.

– Элси?

Молчание.

Марек оглядел сидевших за столом.

– Кто-нибудь шутил с ней?

Все отрицательно замотали головами.

– Может быть, она свихнулась? – предположил Крис Хьюджес. – Это не удивило бы меня: столько времени просиживать над пергаментами…

– Поеду, узнаю, что у нее случилось, – буркнул Дэвид Стерн, вставая из-за стола, и почти сразу же скрылся в темноте.

Крис подумал было отправиться вместе с ним, но Кейт метнула в него быстрый взгляд и улыбнулась. Поэтому он откинулся на спинку стула и протянул руку к бокалу с вином.

– Так вы говорите, что эти города были чем-то наподобие торговых центров?

– Да, многие из них, – ответила Кейт Эриксон. – Эти города были местами, где делались деньги для производителей сельскохозяйственной продукции, точно так же, как происходит это в современных торговых центрах. И так же, как наши торговые центры, все они строились по практически единому образцу.

Она повернулась, не вставая со стула, и указала належавшую за ее спиной городскую площадь.

– Видите крытый деревянный рынок посредине? Почти такие же рынки вы найдете здесь в очень многих городах. Это означает, что город представляет собой бастид – новую для того времени укрепленную деревню. В течение четырнадцатого столетия во Франции была построена почти тысяча городов-бастидов. Часть из них предназначалась для контроля за территорией. Но многие создавались просто для того, чтобы делать в них деньги.

Разговор о деньгах вызвал интерес у биржевых спекулянтов.

Один из них резко вскинул голову и спросил:

– Минуточку, постойте. Каким образом постройка деревни может быть связана с добыванием денег?

Кейт улыбнулась.

– Экономика четырнадцатого века складывалась таким образом, – начала она. – Допустим, вы дворянин и владеете обширными землями. Территорию Франции тогда главным образом занимали леса; значит, и ваша земля – это в основном лес, населенный волками. Возможно, на ней обитают несколько фермеров, которые вносят вам ничтожную арендную плату. Но это не дает возможности разбогатеть. А так как вы дворянин, то всегда отчаянно нуждаетесь в деньгах, чтобы вести большие и малые войны и развлекаться, швыряясь золотом направо и налево, как этого ожидают от вас окружающие.

И что же вы в таких условиях можете сделать, чтобы увеличить доход со своих земель? Вы строите новый город, заманиваете в свой новый город жителей, предлагая им особые налоговые льготы, различные привилегии, которые подробно перечисляются в городской хартии. Прежде всего это послабления в части феодальных повинностей жителей.

– Но зачем нужны эти льготы? – спросил второй из биржевиков.

– Благодаря им у вас в городе вскоре появятся свои купцы и рынки, на которых они будут торговать, а тогда налоги и различные сборы станут приносить вам намного больше денег. Вы собираете пошлины за все. За использование дороги, по которой идут и едут в город. За право войти в городские ворота. За право открыть лавку на рынке. За содержание стражников, поддерживающих порядок. За возможность заниматься ростовщичеством.

– Неплохо, – заметил один из дельцов.

– Совсем неплохо. И, кроме того, вы получаете процент от стоимости всего, что продано на рынке.

– Да ну! И какой процент?

– Это зависело от места и конкретных товаров. Вообще, от одного до пяти процентов. Таким образом, получается, что на самом деле именно рынок явился причиной основания города. Это хорошо видно из планировки поселения. Вот посмотрите на церковь, – сказала Кейт, указав рукой в сторону. – В более ранние столетия церковь являлась центром любого города или деревни. Люди ходили к мессе по меньшей мере один раз в день. Вокруг церкви в буквальном смысле этого слова вращалась вся жизнь. Но в Домме церковь стоит в стороне. Центром города теперь стал рынок.

– Значит, дворяне получали все свои деньги от рынка?

– Нет, еще не все, так как наличие укрепленного города означает усиление защиты близлежащей местности, а отсюда следует, что крестьяне расчистят окрестности и устроят новые фермы. Таким образом у вас увеличиваются еще и сельскохозяйственные арендные платежи. В целом новый город был надежной инвестицией. Именно поэтому их было построено так много.

– Неужели это единственная причина, по которой строили города?

– Нет, многие из них были построены из военных соображений, такие…

Радиотелефон Марека издал призывный хриплый треск. Это снова была Элси.

– Андре?

– Да, – откликнулся Марек.

– Лучше бы вам поскорее приехать сюда. Потому что я не знаю, что со всем этим делать.

– С чем? Что случилось?

– Лучше приезжайте. Немедленно!

Генератор громко тарахтел, и старый деревенский амбар в темном поле под частыми звездами сверкал ослепительным электрическим светом.

Все столпились в амбаре. Элси сидела за своим столом посредине, уставившись в вошедших невидящим взглядом.

– Элси?

– Это невозможно, – сказала она.

– Что невозможно? Что здесь произошло?

Марек взглянул на Дэвида Стерна, но тот, не поднимая головы, возился с каким-то прибором в углу комнаты. Элси вздохнула.

– Я не знаю, не знаю… – забормотала она с истерическими нотками в голосе.

– В таком случае, – прервал ее Марек, – начните с начала.

– Ладно, – согласилась Элси, – пусть будет с начала.

Она встала, пересекла комнату и указала на несколько пергаментов, разложенных на аккуратно вырезанном полотнище пластиковой пленки.

– Вот начало. Комплект документов, который я обозначила индексом М-031, обнаруженный в раскопках монастыря сегодня в первой половине дня. Дэвид попросил меня обработать эту находку как можно скорее.

Никто не произнес ни слова. Все просто смотрели на нее.

– Так, – сказала она после паузы. – Я просмотрела документы. Как обычно. Я делаю это так. Я беру сразу штук десять пергаментов и несу их сюда, на свой стол. – Она положила на стол десять листов. – Теперь я сажусь за стол и просматриваю их один за другим. Затем, после того как я составила аннотацию содержания одного листа и ввела ее в компьютер, я переношу этот лист сюда, чтобы сфотографировать его.

Она перешла к соседнему столу и разложила пергамент под объективом фотокамеры.

– Мы хорошо знаем… – попытался прервать ее Марек.

– Нет, – резко возразила она, – вы совсем не знаете, – Элси вернулась к своему столу и взяла из стопки следующий пергамент. – И так я обрабатываю все документы, один за другим. В этой вот стопке оказались самые разнообразные документы: счета, копии писем, ответы на распоряжения епископа, отчеты о ходе уборки урожая, перечни монастырского имущества. Все датируются, с небольшими отклонениями, 1357 годом.

Она один за другим брала пергаменты из пачки на столе.

– И в конце концов, – она взяла последний лист, – я вижу это.

Все уставились в одну и ту же точку.

Никто ничего не сказал.

По размеру пергамент был точно таким же, как все остальные в пачке, но вместо плотных – строка к строке – записей на латинском или старофранцузском языке этот содержал всего лишь два небрежно нацарапанных самых обычных английских слова: