"Крылья" - читать интересную книгу автора (Крайтон Майкл)ВТОРНИККейси проснулась с головной болью еще до того, как прозвенел будильник. Накинув купальный халат, она вышла в кухню, включила кофеварку и выглянула в окно. Голубой седан по-прежнему стоял напротив дома, внутри сидели двое. Кейси привыкла совершать по утрам семикилометровую пробежку, чтобы взбодриться перед рабочим днем, но сегодня решила воздержаться. Она понимала, что не должна позволить себя запугать, но не видела смысла рисковать. Налив чашку кофе, она устроилась в гостиной. Сегодня все выглядело иначе, чем накануне. Вчера дом казался уютным, сегодня – крохотным, беззащитным, затерянным в глуши. Кейси порадовалась тому, что Эллисон уехала на неделю к отцу. Кейси уже доводилось переживать периоды напряженных отношений с профсоюзами и рабочими, и она знала, что угрозы обычно заканчиваются ничем. Однако следовало соблюдать осторожность. Одной из первых наук, которые Кейси усвоила на “Нортоне”, была та, что цеха завода – суровый мир, куда более опасный, чем даже сборочный конвейер “Форда”. “Нортон” оставался одним из немногих предприятий, где зеленый выпускник колледжа мог получать до 80 тысяч в год, разумеется, со сверхурочными. Такие рабочие места были редкостью, и их оставалось все меньше. На заводе шла яростная борьба за вакансии. Если профсоюзы решили, что китайская сделка будет стоит рабочим их мест, они вполне могли сорвать контракт, пустив в ход любые, самые жестокие меры. Кейси сидела, опустив чашку на колени. Она вдруг осознала, что боится ехать на завод. Она отставила чашку и отправилась в спальню одеваться. Выйдя из дома и усевшись в свой “Мустанг”, она увидела второй седан, остановившийся у багажника первого. Едва “Мустанг” вырулил на улицу, первый седан тронулся с места и покатил следом. Значит, Мардер приставил к ней сразу две группы охраны. Одна для наблюдения за домом, вторая – лично за ней. Должно быть, ситуация куда серьезнее, чем она полагала. Кейси въехала на территорию завода с чувством безотчетной тревоги. Первая смена уже началась; огромная стоянка была забита машинами. Она остановилась у пропускного пункта номер семь, седан не отставал. Дежурный жестом велел Кейси проезжать и, по-видимому, подчиняясь какому-то незаметному сигналу, пропустил седан следом, не опуская перед ним шлагбаум. Кейси подкатила к своей парковочной площадке у здания администрации. Седан остановился рядом. Кейси вышла из машины. Один из охранников высунулся из окошка. – Желаю удачи, мэм, – сказал он. – Спасибо, – ответила Кейси. Охранник махнул рукой. Седан покатил прочь. Кейси оглядела огромные серые ангары. К югу от нее возвышалось здание номер 64, в востоку – номер 57, в котором собирали легкие машины. Здание номер 121, малярный цех. К западу вытягивались ряды ремонтных ангаров, залитых лучами солнца, поднимавшегося над горами Сан-Фернандо. Такой знакомый пейзаж; Кейси провела здесь пять лет. Но сегодня огромное пространство, безлюдное в этот ранний час, внушало ей тревогу. Она заметила двух секретарш, входящих в здание администрации. Больше ни души вокруг. Кейси остро почувствовала собственное одиночество. Она передернула плечами, отгоняя страхи. Пора взять себя в руки и приступать к работе. Роб Вонг, молодой программист вычислительного центра “Нортона”, отвернулся от видеомонитора и сказал: – Очень жаль, Кейси. Мы получили РПД, но от него мало проку. Кейси вздохнула: – Только этого не хватало. – Так уж вышло. Впрочем, Кейси не удивилась. Регистраторы полетных данных редко работают так, как положено. В прессе и на телевидении отказы “черных ящиков” объясняют поломками при падении. После того как самолет врезается в землю на скорости более тысячи километров в час, отказ оборудования представляется чем-то само собой разумеющимся. Однако посвященные полагают иначе. Все знают, что РПД очень часто не срабатывают, даже если самолет не разбился. Причина состоит в том, что ФАВП не требует проверки его работоспособности перед каждым полетом. На практике регистраторы полетных данных проверяют от силы раз в год. Результат вполне предсказуемый: чаще всего они не работают. Об этом знают все: ФАВП, НКТБ, авиакомпании и производители самолетов. Несколько лет назад “Нортон” провел выборочный контроль РПД, находящихся в эксплуатации. Кейси принимала участие в работе комиссии. Было обнаружено, что полностью исправен лишь один прибор из шести. Почему ФАВП требует оборудовать самолеты регистраторами, не требуя вместе с тем поддерживать их в рабочем состоянии? Этот вопрос зачастую становился темой долгих споров в барах авиапредприятий, разбросанных от Сиэтла до Лонг-Бич. Нередко высказывалось циничное мнение, будто бы никто не заинтересован в работоспособности прибора. В стране нахрапистых юристов и падкой на сенсации прессы надежная объективная информация о причинах аварии сулила производителю одни неприятности. – Мы делаем все, что в наших силах, Кейси, – сказал Вонг, – но показания регистратора весьма противоречивы. – Что это значит? – Если верить записи, третья шина данных вышла из строя за сутки до происшествия и сигналы потеряли блочную синхронизацию. – Блочную синхронизацию? – Да. Видишь ли, РПД записывает данные циклически, так называемыми блоками. Допустим, мы зафиксировали скорость движения машины. В следующий раз это показание будет снято через четыре блока. Если значения скорости в двух последовательных блоках резко различаются, то данные теряют синхронизацию, и мы не можем восстановить картину полета. Взгляни… Он повернулся к монитору и застучал по клавишам. – Как правило, показания РПД позволяют создать трехмерную картинку. Вот самолет, готовый отправиться в путь. На экране возникло изображение N-22, словно сплетенное из проволоки. На глазах Кейси ячейки “каркаса” заполнились, и, наконец, он принял вид летящего лайнера. – Отлично. А теперь мы введем данные, записанные в РПД… Изображение самолета покрылось рябью. Он вовсе исчез с экрана, потом мелькнул еще раз, опять пропал, а когда появился вновь, его левое крыло отделилось от фюзеляжа и повернулось на девяносто градусов. Фюзеляж с правым крылом скользнул в сторону. Потом пропал хвост, самолет словно растворился, возник опять и вновь исчез. – Компьютер пытается построить изображение машины, – продолжал Вонг, – но в полетных данных то и дело встречаются разрывы. Крыло не согласуется с фюзеляжем, а он в свою очередь с хвостом. Самолет разваливается на части. – Что же делать? – спросила Кейси. – Нужно восстановить блочную синхронизацию. Но это потребует времени. – Сколько? Мардер вцепился в меня словно клещ. – Работа может затянуться надолго, Кейси. Разве что экспресс-анализатор… – На этом самолете его не оказалось. – Что ж, коли вы и впрямь застряли, я передам запись ребятам из группы тренажеров и переподготовки пилотов. У них есть классные программы. Может быть, им удастся быстрее заполнить пробелы и объяснить, что произошло. – Но, Роб… – Я ничего не обещаю, Кейси, – сказал Вонг. – Уж очень плохая запись. Мне очень жаль. Ричман встретил Кейси у здания номер 64, и они вдвоем зашагали к ангару по залитой утренним солнцем площадке. – Ты прежде работал в отделе маркетинга? – спросила Кейси. – Да, – ответил Ричман. – В ту пору мне не приходилось вставать в такую рань. – Чем ты там занимался? – Почти ничем. Эдгартон загрузил весь отдел работой над китайским контрактом. Сплошные секреты, посторонние не допускаются. Мне поручили небольшое юридическое дельце с “Иберией”. – Много путешествовал? Ричман самодовольно ухмыльнулся: – Только по личным делам. – Как это? – спросила Кейси. – Поскольку в маркетинге для меня работы не нашлось, я ездил кататься на горных лыжах. – Забавно. Куда именно? – Вы катаетесь на лыжах? – спросил Ричман. – Лично я считаю, что после Гштаада лучшее место для горных лыж – Солнечная Долина. В Штатах, разумеется. Кейси поняла, что Ричман уклоняется от ответа. Они вошли в боковую дверь и оказались в ангаре. Кейси то и дело ловила откровенно враждебные взгляды рабочих. Атмосфера в цеху была натянутая, напряженная. – В чем дело? – спросил Ричман. – На нас смотрят волком. – Профсоюзы считают, что компания передает стапели Китаю. – Что значит – передает? – Они думают, что администрация передает производство крыла Шанхаю. Я спрашивала Мардера. Он ответил отрицательно. Рев клаксона эхом отразился от стен. Прямо над их головами двинулся с места желтый потолочный кран, и Кейси увидела, как первый из огромных контейнеров со стапелями поднялся в воздух на полтора метра и повис на толстых тросах. Контейнер был изготовлен из армированной фанеры. Он был шириной с дом и весил около пяти тонн. С десяток рабочих шагали по обе стороны контейнера. Подняв руки, они поддерживали его, не давая раскачиваться. Контейнер двигался к боковым воротам, где его ожидал трейлер. – Если Мардер сказал “нет”, так в чем затруднение? – спросил Ричман. – Они ему не верят. – Вот как? Почему? Кейси посмотрела налево, туда, где рабочие упаковывали остальные стапели. Огромные голубые конструкции обертывали вспененным пластиком, обвязывали и укладывали в контейнеры. Кейси знала, что без обвязки и амортизации не обойтись. Хотя высота стапелей составляла шесть метров, они изготавливались с точностью до двух тысячных сантиметра. Перевозка стапелей сама по себе была искусством. Она вновь оглянулась на контейнер, плывущий в воздухе. Люди, обступавшие его до сих пор, куда-то исчезли. Контейнер двигался, забирая вбок. До него оставалось менее десяти метров. – Ого, – сказала Кейси. – Что такое? – спросил Ричман. Кейси уже тянула его в сторону. – Беги! – крикнула она, толкнув Ричмана вправо, под прикрытие решетчатых лесов под частично собранным фюзеляжем. Ричман уперся. Было ясно, что он ничего не понимает. – Беги! – вновь крикнула Кейси. – Сейчас сорвется! Ричман побежал. Кейси услышала позади хруст трескающейся фанеры, потом с металлическим звоном лопнул первый трос, и гигантский ящик начал выскальзывать из подвесной системы. Едва Ричман и Кейси укрылись под лесами, послышался еще один удар, и контейнер рухнул на бетон. Во все стороны со свистом разлетелись щепки. Контейнер с гулом повалился набок. По цеху пронеслось громоподобное эхо. – Ради всего святого! – воскликнул Ричман, поворачиваясь к Кейси. – Что это было? – Так называемая акция саботажа, – ответила она. Со всех сторон сбегались люди – неясные фигуры в облаке поднятой пыли. Слышались вопли, крики о помощи. Взревела сирена аварийного оповещения. У противоположной стены Кейси заметила Дуга Доэрти, который скорбно качал головой. Ричман бросил взгляд через плечо и выдернул длинную щепку, вонзившуюся ему в куртку на спине. – Ну и дела. – Он снял куртку и осмотрел прореху, просунув в нее палец. – Это было предупреждение, – объяснила Кейси. – Заодно они испортили стапель. Теперь его придется распаковать и отправить в ремонт. Это означает задержку на несколько недель. Цеховые инспекторы в белых рубашках и галстуках подбежали к толпе, окружившей рухнувший контейнер. – Что будет теперь? – спросил Ричман. – Запишут имена и накажут виновных, – ответила Кейси. – Но толку от этого… Завтра повторится то же самое. Саботаж ничем не остановить. – Это была угроза? – спросил Ричман, натягивая куртку. – Угроза всем, кто ведет расследование, – подтвердила Кейси. – Откровенное предупреждение: берегите головы и почаще оглядывайтесь по сторонам. Как только кто-нибудь из нас появится в цеху, начнут падать гаечные ключи и происходить самые разные неприятности. Отныне нам нужно соблюдать осторожность. От толпы отделились двое рабочих и зашагали к Кейси. Один из них, приземистый и грузный, был одет в джинсы и красную клетчатую рубаху. Второй, повыше, носил бейсбольную каскетку. Рабочий в красной рубахе держал в руках стальную подпорку для электродрели, помахивая ей словно дубиной. – Э-ээ… Кейси… – пробормотал Ричман. – Я вижу. – Кейси не собиралась выказывать страх перед цеховыми головорезами. Мужчины продолжали мерно шагать. Внезапно перед ними возник инспектор с блокнотом. Он потребовал предъявить нагрудные знаки. Мужчины остановились поговорить с ним, продолжая сверлить Кейси взглядами поверх его головы. – Они ничего нам не сделают, – сказала Кейси. – Через час их и след простынет. – Она вернулась к лесам и подняла с пола свой портфель. – Идем, – велела она Ричману. – Мы опаздываем. Присутствующие со скрежетом придвинули кресла к столу. – Давайте начинать, – сказал Мардер. – Профсоюзы начали акцию протеста с целью воспрепятствовать расследованию. Не дайте им себя запугать. Пункт первый: погодные условия. Секретарь раздала присутствующим копии отчета диспетчерской службы лос-анджелесского аэропорта, отпечатанного на бланке с надписью “Федеральная администрация воздушных перевозок/Отчет об авиапроисшествии”. Кейси прочла: "Погодные условия в районе происшествия во время его возникновения: Боинг– 747/R рейс JAL054 следовал тем же курсом, что ТР545, тремястами метрами выше и опережая его на 15 минут. Сообщений о турбулентности с борта JAL054 не поступало”. "Сообщение, предшествовавшее инциденту: Боинг– 747/R рейс UAL829 сообщил о незначительной тряске в точке с координатами 40°00 сев.ш. и 165°00 зап.д. на высоте 10 500 метров. Это произошло в 120 милях к северу от ТР545 за 14 минут до его появления. Других сообщений о турбулентности с борта UAL829 не поступало”. "Первое сообщение после возникновения инцидента: AAL722 сообщил о продолжительной тряске в точке с координатами 39°00 сев, ш, и 170°00 зап, д, на высоте 10 500 метров. AAL722 следовал курсом ТР545, отставая на 29 минут. Сообщений о турбулентности с борта AAL722 не поступало”. – Спутниковые карты еще не прибыли, но я думаю, что погодные данные говорят сами за себя. Три самолета, находившиеся неподалеку от места происшествия с Пятьсот сорок пятым в одно с ним время, не сообщали о каких-либо аномалиях, если не считать легкой тряски. Я исключаю турбулентность как причину инцидента. Все закивали. Никто не стал спорить. – Какие будут замечания? – Пассажиры и члены экипажа подтверждают, что панель с требованием пристегнуть ремни была выключена. – Все ясно. Итак, с погодой мы покончили. Что бы ни случилось с этой машиной, турбулентность здесь ни при чем. Что показывает РПД? – Данные регистратора противоречивы, – ответила Кейси. – Их продолжают изучать. – Что дал визуальный осмотр? – В салоне серьезные повреждения, – сказал Доэрти. – Снаружи самолет не пострадал. – Передняя кромка крыла? – Никаких неисправностей не замечено. Сегодня самолет перегонят сюда, я проверю направляющие рельсы и фиксирующие штифты. Но до сих пор все, кажется, в порядке. – Вы испытали поворотные плоскости? – Все в порядке. – Органы управления? – То же самое. – Сколько раз вы их испытывали? – После того как Кейси передала нам слова пассажиров, мы по десять раз выпустили и втянули каждую плоскость. Все нормально. – Кейси, тебе удалось что-нибудь вытянуть из пассажиров и стюардесс? – Да, – ответила Кейси. – Одна пассажирка упомянула о легком рокоте, доносившемся со стороны крыла. Он длился десять-двадцать секунд… – Черт побери, – сказал Мардер. – …после чего самолет чуть задрал нос и свалился в пике… – Проклятие! – …потом круто взмыл вверх и снова провалился. Это повторилось несколько раз. Мардер свирепо взирал на нее: – Хочешь сказать, опять предкрылки? У N-22 по-прежнему трудности с предкрылками? – Не знаю, – ответила Кейси. – Одна из бортпроводниц сообщила, что капитан говорил о нештатном выпуске предкрылков и что ему пришлось бороться за управление с автопилотом. – Господи. Еще и автопилот? – Пошел он к такой-то матери, – подал голос Бэрн. – Он меняет показания каждые пять минут. Диспетчеру он говорит о турбулентности, стюардессе – о предкрылках. Готов спорить, своему начальству он доложит что-нибудь еще. Истина в том, что мы не знаем, что произошло в кабине пилотов. – Очевидно, выпуск предкрылков, – сказал Мардер. – Это еще не факт, – возразил Бэрн. – Пассажирка, с которой беседовала Кейси, сказала, будто бы рокот доносился со стороны крыла либо двигателей. Верно? – Верно, – ответила Кейси. – Но, взглянув на крыло, она не увидела предкрылков, хотя должна была заметить их, если бы они были выпущены. – И это верно, – согласилась Кейси. – Но она не могла видеть двигатели, потому что они расположены под крылом, – продолжал Бэрн. – Возможно, выдвинулась решетка реверса. На крейсерской скорости это вызвало бы заметный шум. За этим следует внезапная потеря скорости, возможен сильный крен. Пилот струхнул, попытался выровнять самолет, переборщил – и дело сделано! – Чем подтверждается выпуск решетки? – спросил Мардер. – Повреждена турбина? Лопнули патрубки? – Вчера мы осматривали их, – ответил Бэрн. – Но ничего не обнаружили. Сегодня мы исследуем двигатели рентгеном и ультразвуком. Если есть повреждения, мы их найдем. – Ясно, – сказал Мардер. – Будем проверять предкрылки и решетки, но нам нужно больше данных. Что с ЭНП, Рон? Что показывает запись сбоев? Все повернулись к Смиту. Под взглядами коллег он ссутулился в кресле, словно пытаясь втянуть голову в плечи. Он откашлялся. – Ну? – спросил Мардер. – Э-ээ… да, Джон. В памяти курсопрокладчика зафиксированы рассогласования сигналов от левого и правого предкрылков. – Значит, предкрылки были выпущены? – На самом деле… – И самолет начал дельфинировать. Вытряхнул душу из пассажиров и погубил трех человек. Ты это хотел сказать? Молчание. – Господи, – заговорил Мардер. – Где были ваши глаза? Считалось, что с предкрылками покончено четыре года назад. И вы хотите мне сказать, что они продолжают доставлять нам неприятности? Присутствующие молчали, рассматривая стол, сбитые с толку и возмущенные гневом Мардера. – Черт побери! – рявкнул Мардер. – Джон, не надо кипятиться, – послышался негромкий голос Ван Трунга. – Мы упустили из виду очень важный фактор. Автопилот. Повисла долгая тишина. – Что – автопилот? – осведомился Мардер, буравя взглядом Трунга. – Даже если предкрылки выпущены на крейсерской скорости, автопилот без труда удержит самолет в равновесии, – объяснил Трунг. – Он запрограммирован таким образом, чтобы справляться с подобными ошибками. Предкрылки выпускаются – автопилот вводит необходимые поправки – пилот видит предупреждающий сигнал и втягивает предкрылки. Тем временем полет продолжается как ни в чем не бывало. – Может быть, он отключил автопилот. – Наверняка. Только зачем? – Может быть, автопилот вышел из строя, – сказал Мардер. – Может быть, ты допустил ошибку в программе. Трунг ответил скептическим взглядом. – Такое бывает, – произнес Мардер. – Год назад автопилот “Шарлотты” компании “ЮС Эйр” ни с того ни с чего накренил машину. – Да, – согласился Трунг, – но программа здесь ни при чем. Наземная бригада извлекла процессор курсопрокладчика для ремонта, и когда его устанавливали обратно, не до конца вдвинули в гнезда штыри разъема. Электрический контакт то и дело прерывался. – Но стюардесса Пятьсот сорок пятого утверждает, будто бы капитан боролся с автопилотом за управление. – Этого и следовало ожидать, – ответил Трунг. – Как только полетные параметры выходят за допустимые пределы, автопилот берет управление на себя. Обнаружив необычное поведение самолета, он считает, что им никто не управляет. – Это отражено на записи отказов? – Да. Запись свидетельствует о том, что автопилот каждые три секунды пытался перехватить управление. Полагаю, капитан противодействовал ему, считая, что сам должен вести машину. – Но этот самолет вел хороший пилот. – Именно поэтому я согласен с Кенни, – сказал Трунг. – Мы не знаем, что случилось в кабине. Все повернулись к Майку Ли, представителю компании-перевозчика. – Как насчет опроса пилотов, Майк? – спросил Мардер. – Это можно устроить или нет? Майк вздохнул, напуская на себя философский вид. – Видишь ли, я немало времени просидел на совещаниях такого рода. И каждый раз вину пытаются свалить на отсутствующих. Такова человеческая натура. Я уже объяснил, почему экипаж покинул Штаты. Ваша документация подтверждает, что капитан – первоклассный пилот. Возможно, он совершил ошибку. Но, вспоминая историю N-22 – речь идет о трудностях с предкрылками, – я бы первым делом проверил самолет. И как можно тщательнее. – Мы это сделаем, – заверил его Мардер. – Мы обязательно это сделаем, но… – Ни одна из сторон не заинтересована в шумихе, – перебил Ли. – Вы сейчас думаете только об отложенной сделке с Пекином. Я вас понимаю. Но “Транс-Пасифик” тоже ценный клиент. Мы уже купили десять машин и закажем еще двенадцать. Мы организовываем все больше рейсов и ведем переговоры об участии в перевозках на территории Штатов. Нам не нужен скандал в прессе. Ни о самолетах, которые мы у вас приобретаем, ни о наших пилотах. Надеюсь, я выразился достаточно ясно. – Ясно как божий день, – сказал Мардер. – Я сам не смог бы выразиться лучше. Ребята, вы получили распоряжения. Выполняйте. Мне нужны ответы. – Рейс 545? – переспросил Феликс Уоллерштейн. – Весьма тревожный случай. Очень, очень тревожный. Уоллерштейн был седой, необычайно учтивый мужчина. Он приехал из Мюнхена и руководил группой тренинга и переподготовки пилотов с истинно немецкой деловитостью. – Почему тебя так встревожил случай с Пятьсот сорок пятым? – спросила Кейси. Уоллерштейн пожал плечами: – Потому что я не понимаю, как такое могло произойти. Это невозможно. Они вошли в широкие ворота и оказались в здании номер 202. Над их головами возвышались два тренажера, имитирующие пилотские кабины самолетов, находившихся в эксплуатации. Они представляли собой переднюю часть машины, поддерживаемую сложной системой гидравлических подъемников. – Вы получили запись РПД? Роб сказал, может быть, вам удастся прочесть ее. – Я пытался, – ответил Уоллерштейн. – Но безуспешно. Я бы не стал утверждать, что это невозможно, однако… А что показывает экспресс-анализатор? – На этом самолете ЭАД не установлен. – Ага. – Феликс вздохнул. Они приблизились к пульту управления – ряду мониторов и клавиатур, протянувшихся вдоль стены. Здесь находились рабочие места инструкторов, наблюдающих за действиями тренирующихся пилотов. Сейчас были заняты два тренажера. – Мы предполагаем, что в полете могли выдвинуться предкрылки, – сообщила Кейси. – Либо решетка реверса. – И что же? – спросил Уоллерштейн. – Почему это вас волнует? – У нас и раньше были неполадки с предкрылками… – Да, но они уже давно устранены. Вдобавок выпуск предкрылков не мог вызвать такое серьезное происшествие. Погибли люди… Нет, ни в коем случае. Предкрылки не виноваты. – Ты уверен? – Абсолютно. Я покажу тебе. – Он повернулся к инструктору, сидевшему за пультом. – Кто сейчас ведет N-22? – Ингрэм. Второй пилот “Нортвеста”. – Какая у него квалификация? – Средняя. Около тридцати часов налета. На экране монитора кабельной телесети Кейси увидела мужчину лет тридцати пяти, сидящего в кабине тренажера. – Где он сейчас находится? – спросил Феликс. – Сейчас посмотрим. – Инструктор посмотрел на свой терминал. – Где-то в центре Атлантики. Эшелон девять ноль ноль, скорость восемь десятых числа Маха. – Отлично, – сказал Феликс. – Иными словами, он летит на высоте девять километров, скорость восемь десятых скорости звука. Тренировка продолжается уже давно, до сих пор все было нормально. Пилот расслаблен, может быть, чуть-чуть вяловат. – Так точно, сэр. – Отлично. Выпусти предкрылки. Инструктор протянул руку и нажал на клавишу. Феликс повернулся к Кейси: – Следи внимательно. Несколько секунд лицо пилота оставалось спокойным и равнодушным, потом он подался вперед, явно встревоженный, и окинул хмурым взглядом приборы. Феликс показал на экран инструктора и ряд компьютерных дисплеев. – Здесь ты видишь все, что видит пилот. На дисплее курсопрокладчика загорелся сигнал выпуска предкрылков. Он его заметил. Самолет тем временем чуть задрал нос… Завизжали гидравлические подъемники, и нос корабля приподнялся на несколько градусов. – Ингрэм, как и положено, проверяет рычаг управления предкрылками. Рычаг поднят и зафиксирован, стало быть, предкрылки выпущены самопроизвольно… Нос тренажера по-прежнему смотрел вверх. – Ингрэм принимает решение. Времени у него достаточно. Автопилот удерживает машину в равновесии. Посмотрим, что придумал Ингрэм. Ага. Он решил поиграть с управлением. Он опускает рычаг предкрылков, затем поднимает его, рассчитывая погасить предупреждающий сигнал. Однако все остается по-прежнему. Он понимает, что в системе возник отказ, но сохраняет спокойствие и продолжает размышлять. Что он делает?… Вводит в автопилот другие параметры. Опускается ниже, уменьшает скорость… все правильно. Нос самолета все еще задран кверху, но теперь он летит в более благоприятных условиях. Ингрэм вновь опускает рычаг предкрылков… – Может быть, достаточно? – спросил инструктор. – Вполне, – ответил Феликс. – Мы выяснили все, что хотели. Инструктор нажал клавишу. Тренажер принял горизонтальное положение. – Итак, – сказал Феликс, – машина вернулась к нормальному полету. Ингрэм фиксирует отказ, чтобы сообщить о нем ремонтной бригаде, и продолжает лететь в Лондон. – Но все это время самолетом управлял автопилот, – заметила Кейси. – Что произошло бы, если бы Ингрэм его выключил? – Зачем ему это? Машина набрала заданную высоту и крейсерскую скорость. Автопилот работает уже по меньшей мере полчаса. – И все же?… Феликс пожал плечами и повернулся к инструктору. – Выведи из строя его автопилот. – Так точно, сэр. Послышался звук сирены. На экране было видно, как Ингрэм, окинув приборы взглядом, положил руки на штурвал. Сирена умолкла; в кабине воцарилась тишина. Ингрэм продолжал держать штурвал. – Теперь человек ведет машину? – спросил Феликс. – Да, сэр, – ответил инструктор. – Высота восемь восемьсот, скорость семьдесят одна сотая Маха, автопилот отключен. – Отлично, – сказал Феликс. – Выдвигай предкрылки. Инструктор нажал клавишу. На системном дисплее пульта управления тренажером замигал сначала желтый, потом белый индикатор выпуска предкрылков. Кейси заглянула в соседний экран и увидела, что Ингрэм подался вперед. Он заметил сигнал индикатора у себя в кабине. – Итак, – заговорил Феликс, – мы видим, что нос машины опять задрался, но теперь Ингрэм сам управляет самолетом. Он берет на себя штурвал… очень мягко, чуть заметно… прекрасно. И вот машина опять выровнялась. Вот видишь, – продолжал он, поворачиваясь к Кейси и пожимая плечами. – Что бы ни случилось с Пятьсот сорок пятым, предкрылки не виноваты. И реверс тоже. В любом случае автопилот внес бы необходимые поправки и справился с управлением. Говорю тебе, Кейси, это происшествие – сплошная загадка. Наконец они вновь оказались под открытым небом, и Феликс подошел к своему джипу, на крыше которого лежала доска для серфинга. – Купил новую доску, – похвалился он. – Хочешь взглянуть? – Феликс, – сказала Кейси. – Мардер начинает бесноваться. – Вот как? Пускай беснуется. Он любит покричать. – Как ты думаешь, что случилось с Пятьсот сорок пятым? – Так. Давай говорить откровенно. Аэродинамика N-22 такова, что, если на крейсерской скорости происходит выпуск предкрылков и пилот берет управление на себя, машина становится очень чувствительной. Ты должна помнить, Кейси. Три года назад ты сама изучала это ее свойство. Однако сразу после вашего расследования все просчеты в конструкции предкрылков были устранены. – Это верно, – отозвалась Кейси, возвращаясь мыслями к прошлому. – Мы создали специальную комиссию, которая проверила все случаи потери устойчивости N-22, и пришли к выводу, что чувствительность приборов управления здесь ни при чем. – И были совершенно правы, – сказал Феликс. – Затруднение вовсе не в этом. Устойчивость любого современного самолета обеспечивается компьютерами. Реактивным истребителем вообще нельзя управлять без них. Истребители по сути своей неустойчивы. Транспортные машины менее чувствительны к ошибкам в управлении, но даже и на них электроника переключает топливные баки, контролирует тангаж и крен, управляет тягой двигателей. Секунда за секундой компьютеры вносят едва заметные поправки в полетные параметры и тем самым обеспечивают устойчивость корабля. – Да, – отозвалась Кейси, – но пассажирскими самолетами можно управлять и без автопилота. – Разумеется, – подтвердил Феликс. – И мы учим этому своих людей. Если самолет задирает нос, капитан, принимая во внимание чувствительность управления, должен очень осторожно вернуть машину в горизонтальное положение. Если он переусердствует, самолет клюнет носом, и его придется поднимать, но опять-таки очень и очень мягко, иначе машина сорвется в пике. Именно это случилось с Пятьсот сорок пятым. – Значит, ошибка пилота? – В других обстоятельствах я предположил бы именно это, но Пятьсот сорок пятым управлял Джон Чанг. – Он хороший пилот? – Да, – ответил Феликс. – И не просто хороший, а выдающийся. По роду своей профессии мне доводилось встречать очень многих пилотов, среди которых попадались весьма одаренные. Но дело не только в его быстрой реакции, знаниях и опыте. Тут нечто большее, чем просто мастерство. Бывают пилоты, наделенные шестым чувством, инстинктом. Джон Чанг – один из пяти или шести лучших капитанов, которых я когда-либо учил управлять этим самолетом. Что бы ни произошло с Пятьсот сорок пятым, человеческий фактор исключается. Мне неприятно тебе об этом говорить, но если за штурвалом был Джон Чанг, остается винить только технику. Кейси вместе с Ричманом шагала по огромной автостоянке, погрузившись в размышления. – Итак, какие у нас успехи? – после долгого молчания спросил Ричман. – Никаких. Как бы Кейси ни складывала события, она неизменно приходила к одному и тому же выводу. До сих пор у них нет ничего определенного. Пилот заявил, что была турбулентность, но турбулентности не было. Рассказ пассажирки свидетельствовал о выпуске предкрылков, но выпуском предкрылков нельзя было объяснить столь тяжелые повреждения самолета и гибель людей. Стюардесса сказала, будто бы капитану пришлось бороться за управление с автопилотом, но Трунг считает, что так поступил бы только неграмотный летчик. Феликс назвал пилота выдающимся. Ничего. Ничего определенного. Ричман молча шагал рядом с Кейси. Загадка Пятьсот сорок пятого, так заинтересовавшая его вчера, сегодня казалась чересчур сложной. Однако Кейси не была обескуражена. Она уже не раз попадала в такое положение. Не было ничего удивительного в том, что предварительные данные противоречат друг другу. Воздушные аварии редко происходят из-за одной ошибки или неисправности. В ходе расследования, как правило, обнаруживались целые каскады происшествий: одно перетекало в другое, другое вызывало третье. Конечная картина оказывалась сложной: отказ системы – реакция пилота – неожиданное поведение машины – авария. Всегда каскад. Длинная цепочка незначительных ошибок и промахов. Кейси услышала звук реактивного двигателя. Подняв лицо, она увидела силуэт N-22 на фоне солнца. Самолет промчался над головой, и Кейси заметила желтую эмблему “Транс-Пасифик” на хвосте. Аэробус перегнали из Лос-Анджелеса. Огромная птица мягко опустилась на землю, пыхнув дымом из-под колес, и покатила к ремонтному ангару номер 5. Запищал пейджер. Кейси отстегнула его от пояса. – О черт, – пробормотала Кейси. – Надо найти телевизор. – Зачем? Что случилось? – спросил Ричман. – У нас неприятности. "Это произошло несколько минут назад в международном аэропорту Майами. Самолет компании “Санстар Эрлайнз” охватило пламя – после того как его левый двигатель правого борта внезапно взорвался, осыпав смертоносными осколками запруженную лайнерами взлетную полосу”. – Будь я проклят! – вскричал Кенни Бэрн. Полдюжины инженеров собрались у телевизора, заслонив экран от Кейси, входившей в помещение. "По счастливой случайности не пострадал ни один из двухсот семидесяти пассажиров, находившихся на борту. Аэробус N-22 производства компании “Нортон Эйркрафт” приготовился к взлету, когда внимание пассажиров привлек черный дым, вырывающийся из двигателя. Секунды спустя самолет потряс взрыв. Двигатель буквально разлетелся на куски, и машину охватил огонь”. Ничего подобного на экране видно не было. Вдали стоял N-22, из-под крыла которого струился плотный дым. Пошел другой кадр. Телекамеры показывали пассажиров, толпящихся у терминала. Журналист взял несколько коротких интервью. Мальчик лет семи-восьми сказал: “Все заволновались, потому что пошел дым”. На экране появилась юная девушка. Она встряхнула головой, отбрасывая за спину волосы. “Это было очень, очень страшно. Я увидела дым и очень испугалась”. “Вы, наверное, подумали, что это бомба?” – спросил репортер. – “Еще бы, – ответила девушка. – Бомба террористов”. Кенни развернулся на каблуках, воздев руки кверху. – Вы слышали, какую чушь они несут? Спрашивают детей, что они думают. И это называется новости. “Вы испугались?” “Да, я со страху проглотила свою жвачку”. – Кенни фыркнул. – “Самолет-убийца! – провозгласил он. – И пассажиры, ставшие его жертвами!” Тем временем на экране появилась пожилая женщина. “Да. Я подумала, что сейчас умру. А что еще мне было думать?” Мужчина средних лет: “Мы с женой молились. Потом вся моя семья преклонила колени на посадочной полосе, вознося благодарность всевышнему”. “Вы испугались?” – спросил репортер. “Мы приготовились к смерти, – отозвался мужчина. – Салон заволокло дымом. Это просто чудо, что мы остались в живых”. – Придурок! Ты мог погибнуть в автомобиле! Ты мог сдохнуть в ночном клубе! Но только не в N-22! – вновь закричал Кенни. – Мы сконструировали его так, что твоей ничтожной жизни ничто не угрожало! – Успокойся, – велела Кейси. – Я хочу послушать репортаж. – Она внимательно следила за происходящим, гадая, как далеко заведет журналистов фантазия. Перед камерой с микрофоном в руках стояла изящная испанка в бежевом костюме от Армани. "Пассажиры начинают приходить в себя, – сказала она, – но их судьба казалась куда менее определенной, когда широкофюзеляжный самолет компании “Нортон Эйркрафт” взорвался на посадочной полосе, взметнув высоко в небо оранжевые языки пламени…” На экране вновь появилось изображение самолета. Из-под его крыла валил дым, который казался ничуть не опаснее догорающего походного костра. – Минутку, минутку! – заговорил Бэрн. – Не N-22 взорвался, а этот кусок дерьма, двигатель “Санстар”! – Он ткнул пальцем в экран. – Разлетелся ротор турбины, и осколки ее лопаток пробили корпус – именно об этом я их предупреждал! – Ты их предупреждал? – спросила Кейси. – Еще бы, черт побери, – ответил Кенни. – Я знаю об этом буквально все. В прошлом году “Санстар” приобрел шесть агрегатов у “Аэросивикас”. Я участвовал в сделке в качестве консультанта от “Нортона” и обнаружил массу дефектов – зазубрины и трещины на лопатках турбин. Я посоветовал “Санстару” отказаться от них. – Кенни развел руками. – Но зачем срывать сделку? Руководство “Санстара” решило отремонтировать их. При разборке мы обнаружили множественные следы коррозии – вероятно, сертификат качества был поддельный. Я еще раз сказал: выбросьте их на помойку. Но “Санстар” установил двигатели на самолеты. И вот теперь ротор турбины разрывается – подумать только, какая неожиданность! – а осколки впиваются в крыло с такой силой, что начинает дымиться негорючая гидравлическая смесь. Пожара не случилось только потому, что жидкость не горит. И они сваливают вину на нас! Он повернулся, вновь указывая на экран. “…серьезно испугав двести семьдесят пассажиров, находившихся на борту. К счастью, никто не пострадал…” – Еще бы! – сказал Бэрн. – Фюзеляж уцелел, леди. Никто не пострадал. Крыло поглотило энергию взрыва – наше крыло! "…и мы ждем реакции властей на эту ужасную трагедию. Мы еще вернемся к этой теме, а сейчас я передаю слово Эду…” Вновь показали студию программы новостей. Прилизанный ведущий сказал: – Спасибо, Алиция. Это был репортаж с места происшествия в аэропорту Майами, где взорвался самолет. Мы будем знакомить вас с развитием событий по мере поступления сведений. А теперь вернемся к повестке дня… Кейси облегченно вздохнула. – Не верю своим ушам! – Кенни развернулся и вышел из комнаты, хлопнув за собой дверью. – А в чем дело? – спросил Ричман. – На сей раз Кенни имеет полное право сердиться, – ответила Кейси. – Дело в том, что “Нортон” не несет ответственности за неполадки в двигателе. – Как же это? Он ведь сказал, что был консультантом… – Послушай, – сказала Кейси, – ты должен уяснить себе одну вещь: “Нортон” строит корпуса и крылья. Мы не производим двигатели и не ремонтируем их. Мы не имеем к ним никакого отношения. – Никакого? Это вряд ли… – Двигатели для наших самолетов поставляют другие фирмы – “Дженерал Электрик”, “Пратт и Уитни”, “Роллс-Ройс”. Но репортеры не улавливают различия. – Уж очень оно тонкое, – съязвил Ричман. – Ничего подобного. Если у тебя сгорела электропроводка, тебе ведь и в голову не придет обратиться в газовую компанию. Если у тебя лопнула шина, ты не станешь винить производителя автомобиля. – Нет, конечно, – отозвался Ричман. – Но это ваш самолет – с крыльями, двигателями и всем прочим… – Нет, – сказала Кейси. – Мы строим самолет и устанавливаем на нем двигатели по выбору заказчика. Именно так, как ты ставишь на свой автомобиль шины той или иной марки. Если “Мишелин” выпустил бракованную партию резины, “Форд” не виноват. Если твои шины облысели и это привело к аварии, “Форд” не виноват. То же самое касается и нас. Ричман все еще сомневался. – Все, что мы можем сделать, – продолжала Кейси, – это гарантировать безопасность полетов наших машин с двигателями, которые мы устанавливаем. Но мы не можем заставить авиакомпанию как следует обслуживать силовую часть. Это не наша забота, и только уяснив это, можно понять, что на самом деле произошло. В сущности, журналисты перевернули все кверху ногами. – Кверху ногами? Но каким образом? – Взорвалась турбина, – объяснила Кейси. – Лопатки сорвались с ротора, и корпус не выдержал удара. Двигатель загорелся, потому что его не правильно эксплуатировали. Такого не должно было случиться. Но наше крыло поглотило энергию разлетающихся осколков и защитило пассажиров, находившихся в салоне. Истинное значение происшествия в том, что этот самолет был построен так качественно, что смог уберечь двести семьдесят человек от последствий взрыва неисправной турбины. По сути, нас нужно наградить орденом – но уже завтра акции “Нортон Эйркрафт” упадут в цене. Кое-кто из пассажиров побоится лететь на наших машинах. Разве это оправданная реакция на то, что случилось? Нет. Но это разумная реакция на репортаж. И это волнует наших людей. – Что ж, – заметил Ричман, – по крайней мере, журналисты не упомянули о “Транс-Пасифик”. Кейси кивнула. Именно это беспокоило ее в первую очередь, и именно потому она поторопилась побыстрее оказаться у телевизора. Она хотела узнать, свяжут ли журналисты взрыв в Майами с вчерашним происшествием на борту Пятьсот сорок пятого. Пока о нем молчали. Пока. Но рано или поздно заговорят. – Теперь на нас обрушится шквал звонков, – сказала она. – Тигр вырвался из клетки. Ангар, в котором разместили Пятьсот сорок пятый, окружили около десятка охранников. Это была обычная процедура, когда на авиазаводах появлялась бригада РВС. Сотрудники ремонтно-восстановительной службы путешествовали по всему миру, расследуя причины аварий самолетов. Все они имели лицензии ФАВП на производство работ в любой точке земного шара. Однако поскольку выбирали их исходя из квалификации, а не трудового стажа, они не принадлежали к профсоюзам; их появление на предприятии зачастую вызывало различные трения. Аэробус “Транс-Пасифик” стоял в ангаре под лучами флуоресцентных ламп, едва видимый за паутиной решетчатых лесов. Техники облепили его со всех сторон. Кейси заметила Кенни Бэрна, который возился с двигателем, осыпая бранью своих людей. Они выдвинули решетку реверса, торчавшую из гондолы двигателя, и просвечивали изогнутые обтекатели рентгеном, измеряли электросопротивление материала. Рон Смит в окружении группы электриков стоял на подъемной платформе под брюхом корабля. Подняв глаза, Кейси увидела в окошке пилотской кабины Ван Трунга. Его подчиненные проверяли бортовые компьютеры и тестировали программы. Доэрти с бригадой механиков работал на крыле. Его люди при помощи крана снимали трехметровые алюминиевые секции одного из предкрылков. – Первым делом осматривают самые крупные конструкции, – сказала Кейси Ричману. – Такое чувство, будто самолет раздирают на части. – Это называется уничтожать улики, – произнес голос за их спинами. Кейси повернулась. К ней неторопливо приближался Тед Роули, летчик-испытатель. Он носил ковбойские сапоги, клетчатую рубаху, дымчатые очки. Подобно большинству своих коллег Тед любил создавать себе имидж отчаянного парня. – Это наш старший пилот-испытатель, – сказала Кейси. – Тедди Роули. Его называют Рок-н-Ролли. – Уж лучше быть плясуном, чем Кейси с Семью гномами, – заявил Тед. – Это ее прозвище? – спросил Ричман, внезапно заинтересовавшись. – Да. Кейси и ее гномы. – Роули небрежно махнул рукой, указывая на инженеров. – Вот эти парнишки. Хей-го, хей-го. – Он отвернулся от самолета и хлопнул Кейси по плечу. – Как поживаешь, малышка? Я вчера звонил тебе. – Знаю, – ответила Кейси. – Я была занята. – Еще бы, – сказал Тед. – Готов спорить, Мардер вас всех поставил на уши. Ну и что обнаружили инженеры? Подожди, не говори ничего. Сам догадаюсь: все впустую. Эта великолепная машина работает как часы. Стало быть, виноват пилот? Кейси промолчала. Ричман неловко замялся. – Эгей, – произнес Тедди. – Не надо смущаться. Я и прежде такое слыхивал. Давай признаем: все инженеры как один – члены клуба “Дай пилоту по рукам”. Вот почему они делают самолеты так, чтобы те и впрямь летали сами. Одна мысль о том, что ими кто-нибудь будет управлять, приводит инженеров в бешенство. Что за нелепость – сажать за штурвал живого человека! И, конечно, когда что-нибудь идет наперекосяк, все сваливают на пилота. Пилот один во всем виноват. Я прав? – Прекрати, Тедди, – сказала Кейси. – Ты знаком со статистическими данными. Большинство аварий происходит из-за… В этот миг Доэрти, ползавший по крылу над их головами, свесил голову вниз и скорбно произнес: – Кейси, у меня дурные вести. Думаю, тебе будет интересно взглянуть. – В чем дело? – Кажется, я понял, что случилось с Пятьсот сорок пятым. Кейси взобралась по лесам и прошла по крылу. Доэрти сидел, склонившись над передней кромкой. Механики сняли предкрылки, обнажив внутреннюю конструкцию крыла. Кейси опустилась на колени и локти рядом с Доэрти. На месте снятых плоскостей виднелись направляющие – расположенные через каждый метр узкие рельсы, по которым скользили предкрылки, приводимые в действие гидравликой. У передней кромки на направляющих были установлены кулисные механизмы, которые при выпуске предкрылков наклоняли их вниз. У противоположного конца рельсов Кейси увидела цилиндры с поршнями, которые перемещали предкрылки. Теперь, когда предкрылки были сняты, рычаги поршней висели в воздухе. Как всегда, при взгляде на внутреннее устройство самолета Кейси подумала о том, какая это сложная машина. – Что случилось? – спросила она. – Вот, – сказал Доэрти. Он склонился над рычагами и ткнул пальцем в расположенный у его основания крохотный стержень, загнутый наподобие крюка. Деталь была размером с большой палец Кейси. – Что? Доэрти нажал на крюк и отпустил. Тот вернулся в прежнее положение. – Это фиксирующий штифт, – сказал он. – Он подпружинен и управляется спрятанным внутри соленоидом. Когда предкрылки втягиваются, фиксатор защелкивается и удерживает их на месте. – Так что же? – Посмотри внимательно, – ответил Доэрти, качая головой. – Он искривлен. Кейси нахмурилась. Если штифт и был искривлен, она этого не замечала. Он казался ей прямым. – Дуг… – Нет. Смотри. – Доэрти приложил к стержню металлическую линейку, демонстрируя, что деталь изогнута влево на несколько миллиметров. – И это еще не все, – добавил он. – Посмотри на рабочую поверхность. Она изношена. Он протянул Кейси увеличительное стекло. Кейси распласталась на крыле на высоте шести метров, разглядывая деталь. Действительно, износ был. Она увидела шероховатости и заусенцы. Но как избежать износа в таком месте, где металл трется о металл? – Дуг, неужели ты и впрямь придаешь этому такое большое значение? – Еще бы, – совсем уж замогильным голосом произнес Доэрти. – Износ составляет два, а то и три миллиметра. – Сколько штифтов удерживают предкрылок? – Всего один. – И если он неисправен?… – Во время полета предкрылки могут сдвинуться вперед. Им было достаточно выдвинуться лишь отчасти Не забывай, предкрылки используются на малой скорости. При крейсерском полете эффект их действия многократно возрастает. Даже малое увеличение кривизны могло серьезно изменить аэродинамику крыла. Кейси хмуро рассматривала деталь в лупу. – Но почему они выдвинулись, когда полет приближался к концу? Доэрти покачал головой. – Осмотри фиксаторы других плоскостей, – предложил он. – Ни один из них не изношен. – Может быть, остальные фиксаторы заменяли, а этот оставили? – Нет, – ответил Доэрти. – Полагаю, остальные – настоящие, а этот поставили на замену. Взгляни на соседний фиксатор. Видишь клеймо у основания? Кейси увидела выпуклую букву “Н” в треугольничке и несколько цифр. Все производители деталей клеймили свою продукцию подобными символами. – Да… – А теперь посмотри на этот. Улавливаешь разницу? На этом фиксаторе треугольник развернут вершиной вниз. Это подделка, Кейси. Фальсификация деталей становилась на пороге двадцать первого века злейшим врагом производителей авиатехники. Внимание средств массовой информации сосредотачивалось в основном на подделке товаров широкого потребления – часов, компакт-дисков, компьютерных программ. И, тем не менее, производство подделок бурно развивалось во всех сферах промышленности. Детали автомобилей и самолетов не были исключением. Однако в данном случае проблема фальсификации принимала новый, зловещий оборот. В отличие от поддельных часов “Картье”, фальшивая деталь самолета грозила гибелью людей. – Ладно, – сказала Кейси. – Я проверю ремонтные ведомости и выясню, откуда взялась эта штука. ФАВП обязывала авиакомпании скрупулезно фиксировать любые ремонтные работы, произведенные на их машинах. Замена любой детали должна была отмечаться в сервисном журнале. Вдобавок производители самолетов по собственной инициативе вели подробный учет деталей, первоначально установленных на заводе, и их изготовителей. В результате этой деятельности можно было проследить историю любой из миллиона составных частей машины. Если деталь переносили с одного самолета на другой, это становилось известно. Если деталь снимали для ремонта, это становилось известно. Имея достаточно времени, можно было точно выяснить, откуда взялась та или иная деталь, кто ее установил и когда. Кейси ткнула пальцем в дефектный фиксатор. – Ты сфотографировал его? – Еще бы. Документация в полном порядке. – Тогда снимай, – велела Кейси. – Я отправлю его на металлургическую экспертизу. Кстати, могла ли эта неисправность вызвать рассогласование сигналов от правого и левого предкрылков? На лице Доэрти появилась одна из редких улыбок. – Да, могла. И, по моему мнению, так оно и было. Мы имеем дело с нестандартной частью, которая едва не погубила самолет. Спускаясь с крыла, Ричман возбужденно допытывался: – Значит, причина обнаружена? Дело в неисправной части? Значит, все разъяснилось? Он начинал действовать Кейси на нервы. – Будем действовать по порядку, – сказала она. – Нужно все проверить. – Проверить? Что проверить? И как? – Первым делом выяснить, откуда взялась дефектная деталь, – объяснила Кейси. – Отправляйся в контору и попроси Норму проверить, прислали ли ремонтные ведомости из Лос-Анджелеса. Потом пусть отправит телекс гонконгскому СП. Нам нужна документация компании-перевозчика. Пусть скажет, что ее затребовала ФАВП и мы хотим взглянуть первыми. – Хорошо, – сказал Ричман. Он двинулся к открытым воротам ангара номер пять и вышел наружу. Он шагал чуть вальяжно, с видом человека, которому доверили важнейшие сведения. Однако Кейси по-прежнему казалось, что она бродит в потемках. Во всяком случае, пока. Кейси вышла из ангара. Утреннее солнце ударило ей в глаза, и она заморгала. Увидев Дона Брэлла, который вылезал из автомобиля у ворот здания номер 121, она двинулась ему навстречу. – Привет, Кейси, – сказал Дон, захлопывая дверцу. – А я все жду, когда же ты меня отыщешь. – Я говорила с Мардером, – отозвалась Кейси. – Он поклялся, что не отдаст китайцам крыло. Брэлл кивнул: – Мардер звонил мне вчера вечером. Сказал то же самое. Тем не менее в голосе Брэлла сквозила тревога. – Мардер утверждает, что это всего лишь сплетня. – Он лжет, – сказал Брэлл. – Он намерен отправить крыло в Китай. – Ни за что, – ответила Кейси. – Это бессмысленно. – Послушай, – заговорил Брэлл. – Лично меня это не касается. Завод закроют через десять лет, к тому времени я выйду на пенсию. Но твоим детишкам настанет пора поступать в колледж. Образование стоит немалых денег, а тебя вышвырнут на улицу. Ты думала об этом? – Дон, – сказала Кейси, – отдавать крыло китайцам нельзя, это твои собственные слова. Это было бы чистым безумием… – Мардер и есть настоящий безумец. – Брэлл смотрел на нее, щурясь от яркого света. – И ты об этом знаешь. Ты знаешь, на что он способен. – Дон… – Послушай, – перебил Брэлл. – Я знаю, что говорю. Эти стапели отправляют не в Атланту. Их пошлют в Сан-Педро, в морской порт. В Сан-Педро сейчас сооружают специальные контейнеры для перевозки стапелей по воде. Теперь Кейси понимала, на чем основаны слухи, которые распускали профсоюзы. – Стапели – негабаритный груз, – сказала она. – Их нельзя перевозить по шоссе или железной дороге. Крупные грузы всегда следуют морем. В Сан-Педро строят контейнеры, чтобы везти стапели через Панамский канал. Это единственный путь, которым их можно доставить в Атланту. Но Брэлл уже качал головой: – Я видел фрахтовые документы. Там значится не Атланта, а Сеул. Южная Корея. – Корея? – Кейси нахмурилась. – Именно. – Бессмыслица какая-то. – Совершенно верно. Потому что это всего лишь прикрытие. “Нортон” посылает стапели в Корею, чтобы потом переправить их в Шанхай. – Ты снял копии документов? – спросила Кейси. – С собой у меня их нет. – Я бы хотела взглянуть. Брэлл вздохнул: – Так и быть, Кейси. Я достану тебе копии. Но ты ставишь меня в чертовски трудное положение. Рабочие “Нортона” не желают, чтобы сделка состоялась. Мардер требует, чтобы я их успокоил, но что я могу сделать? Я всего лишь руководитель местного отделения профсоюза, ваш завод мне не подчиняется. – Что ты хочешь этим сказать? – В данной ситуации я бессилен. – Дон… – Ты всегда мне нравилась, Кейси, – произнес Брэлл. – Но если ты и впредь будешь околачиваться в цехах, я ничем не смогу тебе помочь. Он повернулся и ушел. На залитой утренним солнцем территории завода бурлила кипучая деятельность. Механики катили на велосипедах из одного ангара в другой. Казалось, ничто не предвещает опасность или угрозу, но Кейси отлично понимала, что хотел сказать Брэлл: она вступила в зону непримиримого конфликта. Беспокойно озираясь, она вынула сотовый телефон, собираясь позвонить Мардеру, и в ту же секунду заметила грузную фигуру Джека Роджерса, который направлялся к ней. Джек освещал вопросы аэрокосмической индустрии на страницах газеты “Телеграф-Стар”, издававшейся в округе Орандж. Он принадлежал к уже почти вымершему поколению газетчиков, которые знали свой предмет не хуже людей, у которых брали интервью. Джек небрежно махнул рукой, приветствуя Кейси. – Доброе утро, Джек. Что стряслось? – Хочу расспросить тебя об утреннем происшествии в ангаре номер 64, – сказал Джек. – Кран уронил стапель крыла. – Да, это очень неприятно, – ответила Кейси. – Чуть позже случилась еще одна такая же неприятность – стапель погрузили на трейлер, но водитель слишком резко повернул у ангара номер 94. Контейнер соскользнул на землю. Последствия самые плачевные. – Угу, – пробормотала Кейси. – Очевидно, это саботаж, – продолжал Роджерс. – Мои источники сообщают, что профсоюз настроен против сделки с Китаем. – Я слышала об этом, – отозвалась Кейси, кивая. – Это потому, что в согласии с условиями контракта производство крыла передается в Шанхай? – Прекрати, Джек, – сказала Кейси. – Это попросту смешно. – Ты точно знаешь? – Джек… – Кейси отступила на шаг. – Я не могу обсуждать условия контракта. И никто не может, пока на нем не высохнут чернила. – Ладно. – Роджерс достал блокнот. – Это и вправду похоже на глупую сплетню. Ни одна компания не отдаст крыло. Это было бы самоубийством. – Совершенно верно, – подтвердила Кейси. Она вновь возвращалась к тому же вопросу: зачем Эдгартону, да и любой другой компании, отдавать производство крыла на сторону? Это совершенно бессмысленно. Роджерс оторвал взгляд от блокнота: – Хотел бы я знать, почему профсоюз решил, будто бы крыло отправляют за рубеж. Кейси пожала плечами. – Спроси у них. – Она знала, что у Роджерса есть источники информации в профсоюзе. Брэлл – наверняка. А может, и другие. – Я слышал, у них есть документы, подтверждающие это. – Тебе их показывали? – спросила Кейси. Роджерс покачал головой: – Нет. – Если у профсоюза есть улики, зачем их скрывают? Роджерс улыбнулся и сделал в блокноте очередную пометку: – Прими мои соболезнования по поводу взрыва турбины в Майами. – Я знаю только то, что показывали по телевизору. – Ты не боишься, что этот случай повлияет на отношение публики к N-22? – Роджерс занес перо над блокнотом, готовясь записать ответ Кейси. – Не вижу тому причин. Загорелся двигатель, а не самолет. Полагаю, следствие обнаружит дефект роторного диска. – В этом нет никаких сомнений, – отозвался Роджерс. – Я говорил с Доном Питерсоном из ФАВП. Он сообщил мне, что причиной происшествия был разрыв диска шестой ступени. В материале диска обнаружены хрупкие азотистые включения. – Включения альфа-фазы? – спросила Кейси. – Да, – ответил Джек. – А также усталостные дефекты. Кейси кивнула. Турбина реактивного двигателя работает при температуре 1400 градусов Цельсия, выше точки плавления большинства конструкционных сплавов, которые размягчаются уже при 1200 градусах. Поэтому детали турбины изготавливают из титановых сплавов при помощи весьма сложных технологий. Некоторые части являются произведением искусства; турбинные лопатки представляют собой монокристалл металла, выращивание которого – весьма деликатная процедура даже для опытного мастера. “Усталостными дефектами” называют нарушения структуры, обусловленные временем и условиями эксплуатации. При этом монокристалл распадается на поликристаллические колонии, ослабляющие устойчивость лопаток к усталостным разрушениям. – Теперь о Пятьсот сорок пятом, – сказал Роджерс. – В чем причина? Тоже двигатели подвели? – Этот инцидент произошел лишь вчера, Джек. Мы только приступили к расследованию. – Ты представляешь ГК в ГРП, не так ли? – Да. – Ты удовлетворена ходом расследования? – Джек, я не имею права комментировать это происшествие. Слишком рано. – Зато для домыслов – самая пора. Ты знаешь, как это бывает, Кейси. Досужие разговоры, кривотолки, которые впоследствии будет трудно опровергнуть. Я хотел бы сразу взять правильный тон. Вы исключаете неисправность двигателей? – Джек, комментариев не будет, – ответила Кейси. – Стало быть, не исключаете? – Комментариев не будет. Роджерс черкнул что-то в блокноте и, не поднимая глаз, сказал: – Полагаю, вы проверяете также и предкрылки. – Мы все проверяем, Джек. – Учитывая, что у N-22 и прежде были нелады с предкрылками… – Все это уже быльем поросло, – возразила Кейси. – Мы устранили дефект несколько лет назад. Помнится, ты сам написал об этом статью. – За два дня ваши самолеты дважды потерпели аварию. Вы не боитесь, что пассажиры сочтут N-22 ненадежной машиной? Теперь Кейси видела, каким образом Роджерс собирается построить интервью. Кейси стремилась уклониться от ответов, и он намекнул, о чем напишет в статье, если она будет и дальше держать рот на замке. Это был обычный журналистский шантаж, хотя и в мягкой форме. – Джек, – заговорила Кейси, – во всем мире эксплуатируются три сотни N-22. У этой модели завидный послужной список. – За пять лет на N-22 не погиб ни один человек – до вчерашнего дня. В сущности, этим можно было только гордиться, но Кейси решила промолчать. Она словно воочию видела заголовок: “Первые жертвы аэробуса компании “Нортон”…” – Самая лучшая услуга, которую мы можем оказать обществу, – это точная исчерпывающая информация. Однако в настоящий момент мы ничего не знаем. Публиковать домыслы было бы безответственно. Она достигла своей цели. Роджерс убрал перо. – Ладно, – сказал он. – Может быть, поговорим неофициально? – С удовольствием. – Кейси знала, что может ему доверять. – Итак, не для записи: Пятьсот сорок пятый испытал сильные колебания тангажа. Мы полагаем, что самолет дельфинировал, но не знаем, почему. Показания РПД противоречивы. Чтобы восстановить данные, потребуется несколько дней. Мы стараемся работать как можно быстрее. – Затронет ли это китайскую сделку? – Надеюсь, нет. – Пилот был китаец, не так ли? Чанг? – Он живет в Гонконге. Его национальность мне неизвестна. – Стало быть, ошибка пилота представляется сомнительной? – Ты знаешь, чем оборачиваются подобные расследования. Какую бы причину мы ни назвали, у кого-нибудь обязательно останутся сомнения. Мы не можем руководствоваться чьими-то сомнениями. Наша задача – дать объективный вывод. – Еще бы, – отозвался Роджерс. – И, кстати, эта ваша сделка с Китаем – дело решенное? Я слышал, что нет. Кейси пожала плечами: – Откровенно говоря, не знаю. – Мардер говорил с тобой о ней? – Со мной лично – нет. – Кейси ответила, тщательно подобрав слова, надеясь, что Роджерс не будет развивать эту тему дальше. Ее надежды оправдались. – Так и быть, Кейси, – сказал он. – Я не буду об этом писать. Но, может быть, у тебя найдется что-нибудь стоящее? Я должен сдать материал уже сегодня. – Почему бы тебе не заняться “Чипскейт Эрлайнз”? – предложила Кейси. Этим презрительным прозвищем в авиаиндустрии именовали компании, осуществлявшие перевозки по удивительно низким тарифам [Cheapskate – крохобор (англ)]. – Они по-прежнему остаются в тени. – Побойся бога, Кейси, – заспорил Роджерс. – О них так много написано, что всего не перечтешь. – Но никому и в голову не пришло докопаться до сути дела, – заметила Кейси. – Дешевые авиаперевозки – настоящее биржевое мошенничество. – Биржевое мошенничество? – Разумеется, – ответила Кейси. – Ты покупаешь старый и такой дряхлый самолет, что ни одна уважающая себя компания не взяла бы его даже на запчасти. Потом ты заключаешь субконтракт на обслуживание, чтобы ограничить свою ответственность. Ты продаешь дешевые билеты и пускаешь выручку на приобретение новых маршрутов. Это типичная пирамида, но на бумаге все выглядит великолепно. Обороты растут, прибыли растут, и перед тобой распахиваются все двери Уолл-стрит. Ты столько экономишь на техническом обслуживании, что твои прибыли взлетают до небес. Твои акции удваиваются в цене, потом учетверяются. К тому времени, когда твои корыта начинают разваливаться на лету – а это непременно когда-нибудь начинается, – ты уже сорвал на бирже такой куш, что можешь нанимать лучших адвокатов. В этом смысл и суть дерегуляции [дерегуляция – ослабление вмешательства государства в ту или иную сферу экономики (Прим. перев.)], Джек. Когда приносят счет, по нему никто не платит. – Только пассажиры. – Именно. Безопасность полетов всегда была делом чести. ФАВП – орган наблюдательный, но не принудительный. И если в результате дерегуляции меняются правила игры, мы должны предупредить общество. Либо утроить финансирование ФАВП. Либо так, либо эдак. Роджерс кивнул. – Берри Джордан из лос-анджелесской “Таймс” сказал, что он намерен заняться освещением вопросов безопасности транспорта. Но это требует немалых ресурсов – время для поиска материалов, консультации с юристами. Моей газете это не по карману. Мне нужно что-нибудь, что я мог бы тиснуть сегодня вечером. – Опять-таки неофициально, – сказала Кейси. – У меня есть хороший сюжет. Только обещай не раскрывать источник. – Разумеется, – ответил Роджерс. – Взорвавшийся двигатель был из числа тех шести, которые “Санстар” приобрел у “Аэросивикас”, – заговорила Кейси. – Кенни Бэрн был их консультантом. Он осмотрел механизмы и обнаружил множество дефектов. – Какого рода дефекты? – Трещины в лопатках турбин. – Усталостные разрушения лопаток турбин? – изумленно переспросил Роджерс. – Да. Кенни посоветовал воздержаться от покупки, но “Санстар” отремонтировал их и поставил на самолеты. Когда турбина взорвалась, Кенни был вне себя от ярости. Можешь упомянуть, что узнал о “Санстаре” от Кенни. Но не вздумай сообщить, что мы на них жаловались. Нам еще работать с ними. – Понимаю, – сказал Роджерс. – Спасибо. Но мой редактор захочет сегодня же узнать, что случилось в цеху. Поэтому я задам тебе следующий вопрос: ты уверена в том, что слухи о передаче крыла китайцам беспочвенны? – Кажется, мы пошли по второму кругу, – заметила Кейси. – Да. – Об этом нужно спрашивать не меня, а Эдгартона, – ответила Кейси. – Я звонил ему в контору, и мне сказали, что его нет в городе. Где он? В Пекине? – Комментариев не будет. – А Мардер? – Что – Мардер? Роджерс вздохнул. – Все знают, что Эдгартон и Мардер на ножах. Мардер нацелился на должность президента, но совет директоров его прокатил. Однако с Эдгартоном заключен лишь годовой контракт. У него всего двенадцать месяцев, чтобы добиться успеха. Я слышал, Мардер подсиживает его всеми доступными способами. – Я ничего об этом не знаю. – Разумеется, до Кейси доходили подобные слухи. Ни для кого не было секретом, что назначение Эдгартона явилось тяжелым ударом для Мардера. Однако мог ли Мардер что-нибудь противопоставить ему – дело совсем иное. Его жена владела одиннадцатью процентами акций “Нортона”. Воспользовавшись своими связями, Мардер мог наскрести еще пять. Однако шестнадцати процентов было недостаточно, чтобы переломить ситуацию – особенно если учесть, что Эдгартон пользовался твердой поддержкой совета директоров. Поэтому большинство служащих предприятия полагали, что у Мардера нет иного выхода, кроме сотрудничества с Эдгартоном, – по крайней мере, в данный момент. Компания переживала серьезные финансовые затруднения. Она уже начала строить самолеты, на которые не было покупателя. Чтобы удержаться на рынке и создавать новые модели, требовались миллиарды долларов. Ситуация была очевидная. Эта сделка необходима компании. И каждый это понимал. Мардер тоже. – Тебе не доводилось слышать, что Мардер подсиживает Эдгартона? – спросил Роджерс. – Комментариев не будет, – ответила Кейси. – Но, опять-таки неофициально, скажу: поступать так было бы глупо. Все на заводе мечтают об этой сделке. И Мардер не исключение. В эти дни он всеми силами подталкивает расследование происшествия с Пятьсот сорок пятым, чтобы контракт не оказался сорванным. – Способно ли соперничество двух ведущих руководителей повредить репутации компании? – Вряд ли. – Ладно. – Роджерс закрыл блокнот. – Позвони мне, если что-нибудь выяснится с Пятьсот сорок пятым. – Непременно, Джек. – Спасибо, Кейси. Расставшись с Роджерсом, Кейси почувствовала, как много сил отняла у нее беседа. В нынешние дни разговор с журналистом все больше напоминал решающий шахматный матч: ты должен просчитывать свои действия на несколько ходов вперед, предвидеть, каким образом репортер может исказить твои слова. Интервью зачастую проходило в атмосфере откровенной неприязни. Так было не всегда. Когда-то журналистов интересовала информация, их вопросы были нацелены на выяснение сути обсуждаемого события. Репортеры стремились получить точную ясную картину, и для этого им приходилось смотреть на вещи твоими глазами, проникаться образом твоего мышления. В конечном итоге они могли не соглашаться с тобой, однако делом чести было скрупулезно изложить твою точку зрения, прежде чем ее опровергать. Процесс взятия интервью был официальный, безличный, поскольку внимание было приковано в основном к предмету, который предполагалось освещать. Но теперь журналисты приступали к делу, имея в голове готовый сюжет. Они видели свою обязанность в том, чтобы подтверждать то, что уже известно. Им требовались не столько сведения, сколько улики. Они относились к точке зрения собеседника с неприкрытым скептицизмом, заранее считая, что он старается скрыть правду. Они исходили из презумпции всеобщей виновности, вели разговор в духе едва сдерживаемой враждебности и подозрительности. Эта новая манера подразумевала весьма личный подход: человека пытались загнать в угол, подловить на мелких промахах, вырвать у него неловкое заявление или хотя бы фразу, которую можно извлечь из контекста и подать как глупость или бессмыслицу. Поскольку беседа принимала столь личный характер, репортер непрерывно интересовался собственным мнением интервьюируемого: как вы считаете, будет ли иметь событие отрицательные последствия? Как вы думаете, пострадает ли компания? Подобные спекуляции были неприемлемы для старого поколения журналистов, которых интересовала истинная подоплека дела. Современный журналист склонен к откровенной субъективности восприятия – он предпочитает термин право на собственную интерпретацию, – и так называемые “личные мнения” составляют основу его продукции. Кейси находила такой подход весьма утомительным. "Джек Роджерс еще из лучших, – подумала она. – Работать с репортерами печатных изданий всегда было легче и приятнее. Но за тележурналистами нужен глаз да глаз. От них можно ожидать любой пакости”. Шагая по заводской территории, Кейси вынула из сумочки сотовый телефон и позвонила Мардеру. Эйлин, его секретарь, сообщила, что у шефа деловая встреча. – Я только что говорила с Джеком Роджерсом, – сказала Кейси. – По-моему, он собирается написать статью о передаче производства крыла Китаю и серьезных трениях в нашем руководстве. – Ого, – отозвалась Эйлин. – Это очень плохо. – Пусть Эдгартон встретится с ним и покончит со слухами. – Эдгартон не общается с прессой, – сказала Эйлин. – Джон освободится в шесть. Хочешь встретиться с ним, когда он вернется в контору? – Да, пожалуй. – Я запишу тебя на прием, – пообещала Эйлин. – Амос! – крикнула Кейси, подходя к Питерсу, роющемуся в груде железок, сваленных рядом со зданием лаборатории прочностных испытаний. Он оглянулся и посмотрел на нее: – Проваливай! Амос был легендой “Нортона”. Несдержанный и грубый, в возрасте около семидесяти лет, он далеко перешагнул все положенные сроки ухода на пенсию, но продолжал работать, потому что на заводе его некем было заменить. Его специальностью была полная загадок наука о сопротивляемости нагрузкам, или усталостные испытания. В нынешнее время они были куда важнее, чем десяток лет назад. С тех пор, как началась дерегуляция, компании-перевозчики эксплуатировали самолеты намного дольше, чем следовало. На внутренних линиях летали три тысячи машин, переваливших за двадцатилетний рубеж, а через пять лет их число должно было удвоиться. Никто не знал, что будет с этими самолетами по мере их старения. Никто, кроме Амоса. Именно его НКТБ пригласила консультантом для расследования нашумевшего происшествия с “Боингом-737” компании “Алоха” в 1988 году. “Алоха” осуществляла внутренние перевозки между Гавайскими островами. Один из самолетов “Алохи” находился на высоте семь тысяч метров, когда внезапно отвалился трехметровый участок обшивки от входного люка до крыла. Салон разгерметизировался, одну из стюардесс засосало в образовавшийся пролом. Невзирая на взрывную декомпрессию, экипажу удалось благополучно посадить машину на острове Мауи, и ее тут же сдали на слом. Весь парк “Алохи” был исследован на предмет коррозии и усталостных повреждений. Были списаны еще два престарелых “Боинга”, а один несколько месяцев простоял в ремонте. Корпуса всех трех машин имели значительные растрескивания корпуса и иные следы коррозии. ФАВП издало Директиву о годности к полетам, потребовав осмотреть все находящиеся в эксплуатации “Боинги-737”. Еще сорок девять машин восемнадцати различных авиакомпаний имели трещины в корпусе. Контролирующие органы авиаиндустрии переполошились. Считалось, что “Боинг”, “Алоха” и ФАВП внимательно следят за состоянием “семьсот тридцать седьмых”: на этих машинах раннего выпуска нередко отмечались коррозионные повреждения. “Боинг” предупреждал “Алоху”, что влажный соленый воздух Гавайев “весьма способствует” коррозии. Последовавшее за этим расследование показало, что происшествие было вызвано рядом причин. Выяснилось, что машины “Алохи”, совершая короткие рейсы, накапливают циклы взлета – посадки намного быстрее, чем предусматривается установленными сроками регламентных работ. Избыточное напряжение вкупе с корродирующим воздействием океанского воздуха способствовало образованию мелких трещин в обшивке корпуса. Это обстоятельство ускользнуло от внимания “Алохи”, располагавшей низкоквалифицированным техническим персоналом. ФАВП упустило их из виду по причине большой загруженности и нехватки кадров. Технический инспектор ФАВП в Гонолулу надзирал за девятью авиакомпаниями и множеством ремонтных станций, разбросанных по всему Тихоокеанскому региону от Китая до Сингапура и Филиппин. Со временем трещины в корпусах самолетов расширялись, и конструкция теряла прочность. "Алоха”, “Боинг” и ФАВП интерпретировали результат расследования каждый по-своему. Незамеченные повреждения самолетов “Алохи” объяснялись плохим обслуживанием, неправильной эксплуатацией, недостатком внимания со стороны ФАВП и конструкторскими просчетами. Несколько лет участники событий обменивались взаимными обвинениями. Однако происшествие с самолетом “Алохи” привлекло внимание производителей к проблеме старения флота, и Амос приобрел широкую известность на “Нортоне”. Он уговорил руководство приобретать все больше старых машин, с тем чтобы использовать их крылья и фюзеляжи в качестве объектов исследований. День за днем испытательные машины подвергали дряхлые самолеты циклическим нагрузкам, имитируя взлет, посадку, воздействие воздушных потоков и турбулентности. Амос получил возможность определять, в каких местах они ломаются и почему. – Амос, – сказала Кейси, приближаясь к старику. – Это я, Кейси Синглтон. Амос близоруко моргнул. – А, Кейси. Не узнал тебя. – Он смотрел на нее, прищурившись. – Доктор выписал мне новый рецепт… Э-ээ… Как поживаешь? – Он двинулся к маленькому зданию в нескольких шагах от испытательного стенда, жестом велел Кейси идти следом. Для всех было загадкой, каким образом Кейси удается ладить с Питерсом. Все объяснялось просто – они были соседями; Амос жил один со своим мопсом, и Кейси раз в месяц приходила к нему что-нибудь состряпать. В ответ Амос угощал ее рассказами об авиакатастрофах, которые ему доводилось расследовать с той поры, когда в пятидесятых годах произошли первые крушения “Кометы”. Во всем, что касалось самолетов, Амос был ходячей энциклопедией. Кейси многому научилась у него, он стал для нее кем-то вроде наставника. – Кажется, я видел тебя вчера утром, – сказал Амос. – Да. Я была с дочерью. – Я так и подумал. Хочешь кофе? – Он открыл дверь, и в нос Кейси ударил острый запах подгоревшей гущи. У Амоса всегда был отвратительный кофе. – Не откажусь, – сказала она. Старик налил ей чашку: – Надеюсь, черный сойдет. Забыл купить сливки. – С удовольствием выпью черный. – Амос забывал о сливках уже много лет кряду. Амос налил себе кофе в грязную кружку и жестом предложил Кейси сесть в потертое кресло, стоявшее напротив его стола. На столе возвышалась высокая стопка толстых сборников “Международного симпозиума ФАВП/НАСА по структурной целостности, надежности воздушных кораблей, методикам термографического анализа, устойчивости к коррозии и сопротивлению материалов”. Водрузив ноги на стол, Амос раздвинул журналы, чтобы видеть гостью. – Какая скучища – возиться с этим старьем, – заговорил он. – Как бы я хотел вернуть времена, когда в моей лаборатории в последний раз проводили “Т2”! – “Т2”? – Еще бы, откуда тебе знать, – заметил Амос. – Ты работаешь здесь пять лет, за это время мы не выпустили ни одной новой модели. Всякий раз, когда появляется новая машина, первый экземпляр подвергают тестам по программе “T1” – статические испытания. Самолет укрепляют на вибростенде и трясут, пока он не развалится на куски. Таким способом мы обнаруживаем слабые места. Второй экземпляр испытывают по программе “Т2” – тесты на усталостные разрушения. Это задача посложнее. Со временем материал теряет упругость, становится хрупким. Мы закрепляем самолет в испытательной машине и день за днем, год за годом в ускоренном темпе имитируем взлеты и посадки. По стандартам “Нортона” самолет должен выдержать испытания усталостной прочности в течение более чем двух сроков службы. Иными словами, если конструкторы рассчитывают машину так, чтобы она служила двадцать лет – скажем, пятьдесят тысяч часов налета и двадцать тысяч циклов, – мы терзаем его более чем вдвое дольше, прежде чем передать в серийное производство. Мы твердо уверены в надежности машины. Как кофе? Кейси пригубила напиток, сумев не поморщиться. Зарядив кофеварку порошком, Амос с утра до вечера гнал сквозь него кипяток. Именно поэтому кофе приобретал столь специфический аромат. – Очень вкусно, Амос, – ответила Кейси. – Захочешь добавки – только попроси. Там, где я его взял, найдется еще. Так вот, испытания в течение удвоенного срока службы проводят почти все производители самолетов. Мы дотягиваем до четырехкратного срока. Именно поэтому у нас на заводе говорят, что все остальные делают конфетку, а “Нортон” – роскошный деликатес. – И именно потому, – подхватила Кейси, – Мардер говорит, будто бы все остальные делают деньги, а мы сидим без гроша. – Мардер. – Амос фыркнул. – У него одни деньги на уме. В былые времена начальство говорило нам: “Делайте самый лучший самолет, какой только сможете”. Теперь говорят: “Делайте самый лучший… в пределах отпущенных средств”. Улавливаешь разницу? – Он с шумом прихлебнул кофе. – Итак, Кейси, что привело тебя ко мне? Пятьсот сорок пятый? Кейси кивнула. – Ничем не могу тебе помочь, – сказал Амос. – Почему? – Самолет новый. Об усталости не может быть и речи. – У нас возникли трудности с одной деталью. – Кейси протянула ему фиксатор в пластиковом пакете. – Хм-мм… – Старик покрутил фиксатор в пальцах, поднес его к свету. – Это скорее всего… нет-нет, не подсказывай… это, по всей вероятности, фиксатор предкрылка, второго по счету от основания крыла. – Совершенно верно. – Еще бы. – Амос нахмурился. – Но деталь с дефектом. – Знаю. – Так в чем же вопрос? – Доэрти полагает, что эта деталь могла стать причиной происшествия. Он прав? – Ну… – Амос поднял глаза к потолку, размышляя. – Нет. Ставлю сотню долларов – эта деталь здесь ни при чем. Кейси вздохнула. Она вернулась на исходные позиции. Единственная версия оказалась ложной. – Разочарована? – спросил Амос. – Честно говоря, да. – Значит, ты плохо меня слушала, – продолжал старик. – Это очень ценная улика. – Но ты сам сказал, что фиксатор не мог… – Кейси, Кейси! – Амос покачал головой. – Пошевели мозгами. Сидя в кабинете, пропахшем горелым кофе, Кейси пыталась заставить себя думать. Она пыталась понять, к чему клонит Амос, однако ничто не шло ей на ум. Она посмотрела на старика: – Так и быть. Сдаюсь. Что я упустила? – Были ли заменены остальные фиксаторы? – Нет. – Только этот? – Да. – Почему только этот, Кейси? – спросил Амос. – Не знаю. – Узнай. – Зачем? Какой от этого прок? Амос потряс в воздухе кулаками: – Кейси! Вдумайся хорошенько. На Пятьсот сорок пятом что-то случилось с предкрылком. Иными словами, неисправно крыло. – Верно. – Ты обнаружила, что одну из деталей крыла заменили. – Верно. – Зачем? – Понятия не имею… – Что, если крыло было повреждено? Что с ним могло случиться, если пришлось заменить одну из его деталей? Были ли заменены другие? В каком состоянии крыло сейчас – исправно или требует ремонта? – Мы осмотрели его и не заметили никаких неполадок. Амос раздраженно затряс головой: – Забудь о том, что можно увидеть глазом, Кейси. Изучи техническую документацию самолета и ремонтные ведомости. Выясни, откуда взялась эта деталь, и проследи историю всего крыла в целом. Иначе ты окажешься в тупике. – Думаю, ты найдешь и другие поддельные детали. – Амос вздохнул и поднялся на ноги. – В последнее время на самолетах все чаще попадаются фальшивки. Этого и следовало ожидать. В наши дни люди все больше верят в магию и волшебство. – О чем ты? – Они верят, будто бы можно делать нечто из ничего. Сама знаешь: правительство вводит дерегуляцию авиаперевозок, цены на билеты снижаются, и все в восторге. Однако перевозчик вынужден сокращать издержки. В самолетах все хуже кормят – неприятно, но не беда. Все меньше становится прямых рейсов, все больше с пересадками. Неприятно, но не беда. Салоны ветшают, потому что нет денег на косметический ремонт, – неприятно, но не беда. Но перевозчику приходится еще сокращать расходы. Самолеты эксплуатируются все дольше, новые приобретаются все реже. Парк машин стареет. Но и это не беда – по крайней мере, пока. В будущем это нам аукнется. Но расходы нужно еще уменьшать. На чем еще можно сэкономить? На техническом обслуживании? На запчастях? Это не может продолжаться до бесконечности. Разумеется, конгресс помогает авиакомпаниям, урезая ассигнования ФАВП, ослабляя тем самым технический надзор. Компании-перевозчики сокращают расходы на обслуживание, потому что за ними никто не следит. А публике все равно – последние тридцать лет наши авиалинии считаются самыми безопасными в мире. Но дело в том, что прежде мы платили за это. Мы платили за новые надежные машины, оплачивали контроль за тем, что их поддерживают в хорошем состоянии. Но те времена прошли. Нынче все верят, будто бы можно получить нечто из ничего. – Чем же все это кончится? – Готов спорить на сто долларов, через десять лет государство вновь начнет контролировать гражданскую авиацию. Произойдет серия катастроф, и дерегуляцию придется отменить. Сторонники экономической свободы взвоют. Однако свободный рынок не способен обеспечить безопасность полетов. Это можно сделать только путем государственного регулирования. Хочешь иметь качественные продукты – приставь к фермерам инспекторов. Хочешь иметь чистую воду – учреди экологические комитеты. Хочешь, чтобы людей не обманывали на бирже, – организуй контроль за деятельностью акционерных обществ. Хочешь избежать воздушных катастроф – присматривай за авиаперевозчиками. И уж поверь мне, так оно и будет. – Насчет Пятьсот сорок пятого… Амос пожал плечами. – За рубежом требования к безопасности перевозок еще менее строги. Там царит сущий кавардак. Загляни в ремонтные ведомости и будь предельно внимательна, изучи документы на каждую подозрительную деталь. Кейси шагнула к двери. – И, Кейси… Она повернулась: – Да? – Надеюсь, ты понимаешь, какая сейчас обстановка. Чтобы проверить этот фиксатор, тебе придется поднять заводскую документацию на Пятьсот сорок пятый. – Знаю. – Документация находится в ангаре номер 64. На твоем месте я бы сейчас туда не совался. По крайней мере, в одиночку. – Не преувеличивай, Амос, – сказала Кейси. – Я привыкла работать в цеху. Все будет хорошо. Амос покачал головой: – Происшествие с Пятьсот сорок пятым – случай особый. Ты знаешь, что о нем думают рабочие. Если у них появится возможность помешать расследованию, они используют каждый шанс. Будь осторожна. – Постараюсь. – Будь предельно осторожна. Вдоль осевой линии здания номер 64 протянулись огороженные сеткой площадки – склады деталей для конвейера и автоматизированные рабочие места кладовщиков. Они занимали маленькие отсеки и были оборудованы проекторами для чтения микропленок, складскими терминалами и мониторами общезаводской компьютерной сети. Кейси склонилась над проектором, прокручивая фотокопии заводской документации на фюзеляж 271 – этот номер был присвоен при выпуске самолету, выполнявшему рейс “Транс-Пасифик” 545. Джерри Дженкинс, старший кладовщик цеха, стоял рядом, нервно постукивая по столу ручкой. – Уже нашла? – то и дело спрашивал он. – Нашла? – Джерри, – сказала Кейси. – Успокойся. – Я спокоен, – отозвался Джерри, оглядывая цех. – Я просто подумал, тебе было бы лучше заняться этим между сменами. Во время пересменки они привлекали бы меньше внимания. – Джерри, – сказала Кейси. – У меня срочное дело. Джерри вновь забарабанил ручкой. – Китайская сделка у всех на слуху, – заметил он. – Что я скажу ребятам? – Скажи ребятам, – ответила Кейси, – что, если эта сделка не состоится, конвейер остановят и все окажутся на улице. Джерри сглотнул. – Это правда? Но я слышал… – Джерри, не мешай работать. Документация самолета насчитывала огромное количество позиций – миллионы листов бумаги, по одному на каждую деталь, использованную при сборке машины. Эти листы вкупе с еще более подробной документацией, которая требовалась для получения сертификата ФАВП, содержала сведения, составлявшие коммерческую тайну “Нортона”. Потому ФАВП не держала их у себя, поскольку в противоположном случае конкуренты компании могли бы получить документацию, ссылаясь на Акт о свободе распространения информации. “Нортон” хранил тысячи тонн бумаги, занимавшие по двадцать пять метров полок на каждую модель, в громадном здании в Комптоне. Все они были сняты на микропленку, чтобы ими можно было пользоваться в цеху. Однако найти документацию на отдельную деталь – дело долгое, подумала Кейси, и… – Нашла? Уже нашла? – Да, – ответила Кейси. – Нашла. Она рассматривала фотокопию документа на бланке фирмы “Хоффман Метал Уоркс”, что в городе Монтклер, штат Калифорния. Фиксатор предкрылков был помечен шифром, который совпадал с конструкторской маркировкой: A/908/B-2117L(2) предкрыл. фикс. SS/HT. Дата изготовления, напечатанная типографским шрифтом, штамп с датой поставки и дата установки на самолет. Далее следовали две печати – одна с подписью сборщика, поставившего деталь, другая – личное клеймо инспектора ГК, подтвердившего, что работа выполнена качественно. – “Хоффман” – это ОП? – спросила Кейси. – Да, ОП. – Фирма “Хоффман Метал Уоркс” была официальным производителем. Ее продукция поставлялась напрямую, без посредников. Джерри смотрел сквозь сетку, разглядывая раскинувшийся по ту ее сторону цех. Казалось, никто не обращает на них внимания, но Кейси знала, что за ними наблюдают. – Уже уходишь? – спросил Джерри. – Да, Джерри. Уже ухожу. Кейси двинулась к выходу, шагая по коридору между складскими отсеками – подальше от потолочных кранов. Время от времени она поглядывала на подвесные галереи, желая убедиться, что там никого нет. До сих пор галереи пустовали. Стало быть, ее на время оставили в покое. Было ясно одно: деталь, которую поставили на Пятьсот сорок пятый во время заводской сборки, поступила от заслуживающего доверия производителя. Эта деталь была качественная. Та, которую обнаружил Доэрти, – дефектная. Иными словами, Амос оказался прав. Что– то случилось с крылом, и его пришлось ремонтировать. Но что именно? Кейси предстояло проделать огромную работу. В самые сжатые сроки. Если деталь некачественная, откуда она взялась? Кейси требовались ремонтные ведомости, но они еще не прибыли. Куда запропастился Ричман? Вернувшись в кабинет, Кейси пролистала пачку телексов. Сервисные представители всего мира запрашивали информацию о N-22. Самым типичным был телекс от мадридского СП: "МОЙ ИНФОРМАТОР В “ИБЕРИИ” Б. АЛОНЗО ПОДТВЕРЖДАЕТ ЧТО ВВИДУ АВАРИИ В МАЙАМИ ОАВП НАМЕРЕНА ОТЛОЖИТЬ ВОЗОБНОВЛЕНИЕ СЕРТИФИКАТА N-22 ССЫЛАЯСЬ НА ДИРЕКТИВУ О ГОДНОСТИ ПОЛЕТАМ ЖДУ УКАЗАНИЙ”. Кейси воздохнула. Сообщение СП нетрудно было предвидеть. ОАВП, Объединенная администрация воздушных перевозок, была европейским аналогом ФАВП. В последнее время она доставляла американским производителям все больше неприятностей. ОАВП постепенно набирала силу, и в ее рядах было немало крючкотворов, не способных провести четкую грань между годностью к полетам и защитой интересов того или иного производителя. Уже долгое время ОАВП прилагала немало сил, вынуждая американских самолетостроителей ставить на свои машины европейские двигатели. Американцы сопротивлялись, и не было ничего странного в том, что ОАВП воспользовалась взрывом турбины в Майами, чтобы усилить нажим на “Нортон”, отсрочив возобновление сертификата. Решив, что это вопрос политики и, стало быть, не ее дело, Кейси взяла следующий телекс: ОТ: С. НИЕТО, СПВАНКУВ ДЛЯ: К. СИНГЛТОН, ГК/ГРП СЕГОДНЯ В 4:00 ВТОРОМУ ПИЛОТУ ЛЬЮ ЗАН ПИНГУ БЫЛА СДЕЛАНА СРОЧ. ОПЕРАЦИЯ. ДИАГНОЗ ВНУТРИЧЕРЕП. КРОВОИЗЛИЯНИЕ. ОПРОС В/П ОТЛОЖЕН ПО МЕНЬШ. МЕРЕ НА 48 ЧАСОВ. Кейси надеялась получить ответы пострадавшего пилота раньше чем через двое суток. Она хотела выяснить, почему тот был на корме, а не в кабине. Но, по-видимому, опрос придется отложить до конца недели. Она взяла следующий телекс и изумленно вытаращила глаза: ОТ: РИК РАКОСКИ, СПГНКНГ ДЛЯ: К. СИНГЛТОН, ГК/ГРП ВАШ ЗАПРОС РЕМОНТНЫЕ ВЕДОМОСТИ ТРАНС-ПАСИФИК 545 ФЮЗЕЛЯЖ 271 РЕГИСТР 098/443/НВ09 ПЕРЕДАН ПЕРЕВОЗЧИКУ В ОТВЕТ НА ЗАПРОС ФАВП “ТРАНС-ПАСИФИК” ПРЕДОСТАВИЛ ВСЕ ДОКУМЕНТЫ РЕМОНТНЫХ СТАНЦИЙ КАЙТАК, ГНКНГ, А ТАКЖЕ СИНГАПУРА И МЕЛЬБУРНА. ДОКУМЕНТЫ ОТПРАВЛЕНЫ ЭЛЕКТРОННОЙ ПОЧТОЙ В АДРЕС НОРТОН ЭЙРКРАФТ. ПРОДОЛЖАЮ ИЗЫСКИВАТЬ ВОЗМОЖНОСТЬ ОПРОСИТЬ ЭКИПАЖ. СИТУАЦИЯ ОСЛОЖНЯЕТСЯ. Ловкий ход со стороны “Транс-Пасифик”, подумала Кейси. Не желая, чтобы их людей подвергали расспросам, руководство компании предоставило все иные сведения, демонстрируя готовность к сотрудничеству. В кабинет вошла Норма. – Ведомости из Лос-Анджелеса поступят с минуты на минуту, – сказала она. – Документы из Гонконга уже прибыли. – Вижу. Ты знаешь, в какую директорию их записали? – Вот. – Норма подала Кейси листок бумаги, и Кейси защелкала клавишами терминала, стоявшего у ее стола. Пришлось подождать, пока центральный процессор обслужит запрос, потом на экране вспыхнуло: РЕМ. ВЕДОМОСТИ N-22 ФЮЗ. 271 РЕГ. 098/443/НВ09 РЕМ. СТ. КАЙТАК РЕМ. ВЕДОМОСТЬ КАТЕГОРИИ А-С РЕМ. СТ. СНГПР РЕМ. ВЕДОМОСТЬ КАТЕГОРИЯ В РЕМ. СТ. МЛБРН РЕМ. ВЕДОМОСТЬ КАТЕГОРИИ А, В – Ага, – сказала Кейси и принялась за работу. Прошло около часа, прежде чем Кейси получила ответы на свои вопросы. Однако в конце концов у нее сложилась ясная картина того, что стряслось с фиксатором предкрылков Пятьсот сорок пятого. 10 ноября прошлого года во время перелета из Бомбея в Мельбурн на борту возникли неполадки с радиосвязью. Пилот совершил незапланированную посадку в Индонезии на острове Ява. Радиостанцию отремонтировали без особого труда – заменили треснувшую плату, – и яванская наземная бригада заправила машину для полета в Мельбурн. После посадки в Мельбурне механик австралийской бригады заметил, что правое крыло было повреждено. Спасибо тебе, Амос. Крыло действительно пострадало. Мельбурнский механик заметил, что заправочный патрубок правого крыла был погнут, в результате чего был незначительно поврежден находящийся рядом фиксатор предкрылка. Решили, что это произошло ввиду небрежности наземной бригады во время дозаправки на Яве. Топливные патрубки N-22 расположены на внутренней поверхности крыла, чуть позади передней кромки. Неопытный заправщик воспользовался подъемником неподходящего для N-22 типа, и ограждение платформы задело наконечник шланга, подключенного к топливному патрубку самолета. Наконечник вдавился в патрубок, согнув его и повредив расположенный рядом фиксатор предкрылка. Фиксаторы предкрылков меняют нечасто, и на складах мельбурнской ремонтной станции этой детали не оказалось. Было решено не задерживать рейс и разрешить экипажу продолжать полет до Сингапура, с тем чтобы ремонт был произведен в порту назначения. Бдительный сингапурский механик заметил, что ведомость о замене фиксатора выглядит подозрительно. Создавалось впечатление, будто бы рабочие не знали толком, какую деталь поставили – настоящую или поддельную. Однако деталь была уже на месте и функционировала безупречно, поэтому было решено не заменять ее, а отправить самолет в Гонконг, порт приписки “Транс-Пасифик”, где была гарантирована замена фиксатора на настоящий. Служащие ремонтной станции Гонконга, отлично понимая, что находятся в мировом центре промышленных подделок, принимали особые меры предосторожности, с тем чтобы запасные части были настоящими. Они заказали деталь непосредственно у официального производителя в США. 13 ноября прошлого года на самолет установили новый фиксатор. Казалось, документы в полном порядке – на экране Кейси появилась фотокопия. Фиксатор был изготовлен “Хоффман Метал Уоркс”, Монтклер, Калифорния – официальным поставщиком “Нортона”. Однако Кейси знала, что документ подложный, потому что деталь оказалась фальшивой. Ей еще предстояло расследовать подлог и выяснить, откуда на самом деле поступил фиксатор. Но в эту минуту ее мысли занимал вопрос, который задал Амос: Были ли заменены другие части? Сидя за терминалом, Кейси пролистывала полный отчет гонконгской ремонтной станции за 13 ноября. Она хотела выяснить, какие еще работы производились на самолете в тот день. Дело продвигалось медленно; Кейси пришлось просмотреть фотокопии бланков с начертанными от руки галочками в квадратиках. Но в конце концов она нашла список ремонтных операций на крыле: ЗАМ. ПР.7. ПРАВ. П. Ф. – Замена седьмого предохранителя правого посадочного фонаря. ЗАМ. ФИКС. ПРАВ. ПРКР. – Замена правого фиксатора предкрылка. КОНТР. ГСО – Контроль группы смежного оборудования. Ниже стояла пометка механика: “НОРМ”. Это значило, что проверка произведена и все оказалось в норме. Группой смежного оборудования называют совокупность деталей и механизмов, которые надлежит проверять при выходе из строя той или иной части. Например, если была обнаружена течь в стыках топливной системы правого крыла, как правило, полагалось проверить также стыки левого, поскольку они принадлежат к одной ГСО. Ввиду неисправности фиксатора правого предкрылка была произведена проверка смежного с ним оборудования. Но что входит в эту группу? Кейси знала, что состав групп определяется конструкторами “Нортона”. Однако она не могла вывести список на экран своего компьютера. Чтобы получить его, она должна была отправиться в цех. Кейси оттолкнула кресло от стола. Здание номер 64 практически вымерло; казалось, во время пересменки в цеху не оставалось ни человека. Между первой и второй сменой был часовой перерыв – именно столько времени требовалось, чтобы освободить парковочные стоянки. Первая смена завершала работу в 14:30, вторая приступала в 15:30. По мнению Джерри Дженкинса, Кейси следовало прийти именно в этот час, чтобы поработать без свидетелей. Она была вынуждена признать его правоту. Вокруг не было ни души. Кейси сразу направилась к складским помещениям, чтобы найти Дженкинса, но его там не оказалось. Встретив инспектора, она спросила, куда девался Джерри. – Джерри? Он ушел домой, – ответил инспектор. – Почему? – Сказал, что неважно себя чувствует. Кейси нахмурилась. Рабочий день Дженкинса кончался только в пять. Она отправилась к терминалу, чтобы самой добыть нужные данные. Пощелкав клавишами, она вскоре вошла в базу данных ГРО. Отстучав слова “ФИКС. ПРАВ. ПРДК.”, она получила ответ на свой запрос: НАПРАВ. РЕЛЬС ПРАВ. ПРДК. (22/ПРАВ. КРЫЛО/2-5455) ГИДРАВЛ ЦИЛ. ПРАВ. ПРДК. (22/ПРАВ. КРЫЛО/2-7334) ГИДРАВЛ. ПОРШ. ПРАВ. ПРДК.(22/ПРАВ. КРЫЛО/2-3444) ШТОК ПРАВ. ПРДК. (22/ПРАВ. КРЫЛО/2-3445) ПРАВ. Б/К ДАТЧИК (22/ПРАВ. КРЫЛО/2-0212) КРЕП. ПРАВ Б/К ДАТЧИКА (22/ПРАВ КРЫЛО/2-0445) КОЖУХ ПРАВ. Б/К ДАТЧИКА (22/ПРАВ. КРЫЛО/2-0343) РАЗЪЕМ ПРАВ. Б/К ДАТЧИКА (22/ПРАВ. КРЫЛО/2-0102) Разумно и логично. В группу предкрылка входили еще четыре элемента его привода: направляющий рельс, гидравлический цилиндр и поршень, а также шток, которым он соединялся с предкрылком. Вдобавок механикам предписывалось осматривать соседний бесконтактный датчик приближения, его крепление, защитный кожух и электрический разъем. Кейси помнила, что Доэрти уже проверил направляющий рельс. Если Амос не ошибся, им придется очень внимательно осмотреть датчик приближения. Кейси была уверена, что до сих пор никто этого не сделал. Мог ли датчик оказаться причиной аварии? Да, подумала она. Это было вполне возможно. Она выключила терминал и зашагала по цеху, направляясь к своей конторе. Нужно позвонить Рону Смиту, попросить проверить датчик. Кейси прошла под брюхом самолета в сторону открытых ворот у северного торца ангара. Приближаясь к воротам, она заметила двух мужчин, входивших в здание. В ярком полуденном свете они казались неясными силуэтами, но Кейси видела, что один из них одет в красную рубашку. А на голове другого она заметила бейсбольную шапочку. Кейси вернулась к складам, чтобы попросить инспектора вызвать охрану. Но инспектор уже ушел; за сетчатыми заборами никого не было. Кейси огляделась и внезапно обнаружила, что цех пуст. Она увидела лишь пожилую чернокожую женщину, которая орудовала шваброй в дальнем углу ангара. До нее было около километра. Кейси бросила взгляд на часы. До появления рабочих второй смены оставалось пятнадцать минут. Мужчины шагали ей навстречу. Кейси развернулась и двинулась прочь, возвращаясь по пути, которым пришла сюда. Как-нибудь справлюсь, подумала она и, не теряя присутствия духа, открыла сумочку и вынула сотовый телефон, собираясь позвонить в охрану. Аппарат не работал. Связи не было. Кейси сообразила, что находится в самом сердце ангара, а под потолком натянута медная сеть, экранирующая радиопомехи, которые могли помешать испытаниям электронных систем самолета. Она могла воспользоваться телефоном, только добравшись до противоположного торца здания. На расстоянии километра от того места, где она находилась. Она прибавила шаг. Каблуки туфель цокали по бетону. Казалось, звук разносится по всему ангару. Неужели она и впрямь одна? Нет, конечно. В это самое мгновение ее окружают сотни людей. Просто она их не замечает. Они находятся внутри фюзеляжей либо за огромными стапелями, обступившими самолеты. Где-то рядом сотни людей. С минуты на минуту кто-нибудь попадется ей на глаза. Кейси оглянулась через плечо. Мужчины нагоняли ее. Кейси зашагала еще быстрее, почти побежала, спотыкаясь на высоких каблуках. Это попросту смешно, вдруг подумала она. Вице-президент “Нортон Эйркрафт” мчится по цеху словно заяц в самый разгар дня. Она пошла обычным шагом. Она глубоко втянула в себя воздух. Она оглянулась: мужчины еще приблизились. Сумеет ли она постоять за себя? Нет, подумала Кейси. Когда вокруг ни души, с двумя здоровяками ей не совладать. Она пошла быстрее. Слева от нее потянулись раздаточные окошки. Во время рабочей смены здесь суетились десятки механиков, нагружая проволочные корзины комплектующими. Но сейчас у окошек никого не было. Тишь да гладь. Кейси оглянулась через плечо. Мужчины находились в пятидесяти шагах позади и сокращали расстояние. Кейси знала, что стоит ей закричать, и на подмогу ринутся десятки механиков. Громилы тут же исчезнут среди стапелей и лесов, и она окажется в очень затруднительном положении. Она не переживет такого позора. Нет, она не станет кричать. Ни за что. Но где же, черт возьми, пожарные извещатели? Куда подевались кнопки вызова экстренной медицинской помощи? Где кнопки оповещения об утечке опасных веществ? Они установлены повсюду. Кейси проработала в этом здании несколько лет. Она должна вспомнить, где они располагаются. Она нажмет кнопку и скажет, что произошел несчастный случай… Но где же кнопки? Мужчины приблизились на расстояние тридцати шагов. Если они побегут, то догонят Кейси в считанные секунды. Но они соблюдали осторожность – видимо, тоже опасались, что в любой момент могут появиться люди. Но Кейси не видела вокруг никого. Справа возвышался лес голубых столбов – сборочных зажимов, которые удерживали секции фюзеляжа, пока их соединяли вместе. Последнее место, где можно было укрыться. Я – вице-президент. “Нортона”, а эти двое… Плевать. Кейси свернула направо, нырнула между столбов и, спотыкаясь, начала пробираться между ними, минуя лестницы и подвесные светильники. Она услышала, как мужчины за ее спиной удивленно вскрикнули, потом бросились следом. Но Кейси уже двигалась в густой тени решеток. Двигалась очень быстро. Кейси отлично ориентировалась в цеху. Она шла быстрым уверенным шагом, то и дело поглядывая вверх в надежде кого-нибудь заметить. Как правило, на каждой платформе работали двадцать-тридцать человек, соединяя секции фюзеляжа в ярком свете флуоресцентных ламп. Но сейчас там никого не было. Кейси услышала ворчание мужчин, с проклятиями натыкавшихся на распорки столбов. Она побежала, ныряя под низко нависавшие балки, перепрыгивая через кабели и кожухи, и вдруг оказалась на открытом пространстве. Участок номер четырнадцать. Самолет стоял на своих шасси, высоко вздымаясь над полом. Еще выше Кейси заметила подвесную платформу, окружившую хвост на высоте восемнадцати метров. Она бросила взгляд на фюзеляж и заметила чей-то силуэт в иллюминаторе. В самолете кто-то есть. Ну, наконец-то! Кейси взбежала по лестнице, щелкая каблуками по металлическим ступеням. Поднявшись на два пролета, она остановилась и огляделась. Высоко над головой на подвесной платформе она увидела грузные фигуры трех механиков в касках. Они стояли на “качелях” – платформе, подвешенной в трех метрах от потолка ангара, – и собирали верхнюю секцию вертикального руля. Кейси слышала пронзительный визг электроприводов ручного инструмента. Она посмотрела вниз и увидела двух преследователей. Они продрались сквозь чащу синих столбов, подняли лица, заметили Кейси и начали подниматься к ней. Кейси двинулась дальше. Добравшись до кормового люка самолета, она вбежала внутрь. Огромный недостроенный фюзеляж – набор тускло сверкающих дуг – был похож на скелет металлического кита. В середине фюзеляжа она увидела одинокую женщину-китаянку, которая укрепляла на стенах серебристые панели теплоизоляции. Женщина робко посмотрела на Кейси. – Здесь есть кто-нибудь еще? – спросила Кейси. Женщина покачала головой. Казалось, она испугана, словно ее застали за чем-то дурным. Кейси повернулась и бросилась назад к люку. Внизу она увидела мужчин, которых отделял от нее лишь один лестничный пролет. Кейси вновь повернулась и побежала вверх по лестнице, ведущей к подвесной платформе. В том месте, где она впервые ступила на лестницу, ее ширина составляла около трех метров. Теперь она сузилась до шестидесяти сантиметров и становилась все круче, скорее напоминая пожарный трап, уходящий на головокружительную высоту среди решетчатых лесов. Повсюду свисали электрические кабели, словно лианы в джунглях; поднимаясь, Кейси то и дело натыкалась плечом на соединительные коробки. Лестница запетляла. Каждые десять шагов она сворачивала в сторону под прямым углом. Кейси уже поднялась на высоту двенадцати метров. Посмотрев вниз, она видела широкую “спину” самолета, глядя вверх – его огромный хвост. Внезапно ее охватила паника. Посмотрев на мужчин, собиравших вертикальный руль, она закричала: – Эй! Эй! Механики не обращали на нее внимания. Внизу виднелись преследователи. По мере того как они поднимались, их головы то исчезали, то вновь появлялись среди решеток лесов. – Эй! Эй! Механики и не подумали оглянуться. Поднявшись еще выше, Кейси поняла, почему не может до них докричаться. Уши механиков были закрыты черными пластиковыми чашечками звукоизолирующих наушников. Они ничего не слышали. Кейси полезла вверх. На высоте пятнадцати метров лестница круто свернула направо, огибая горизонтальные рули, прикрепленные к хвосту. Рули не давали Кейси рассмотреть механиков, работавших над ее головой. Она двинулась в обход рулей. Их поверхность была черной; они были изготовлены из органического композита, и Кейси помнила, что к ним нельзя прикасаться. Ей хотелось схватиться за них рукой; лестница, по которой она поднималась, не годилась для быстрой ходьбы. Она раскачивалась под ее ногами, и каблук Кейси сорвался со ступеньки. Она ухватилась за поручень взмокшей рукой и соскользнула вниз на два метра, прежде чем остановиться. Она продолжала взбираться вверх. Она уже не видела пола: его загораживали решетки лесов. Она не видела, появились ли рабочие второй смены или еще нет. Она продолжала подъем. Ее охватила дурнота; под крышей ангара собирался жаркий влажный воздух, и Кейси вспомнила обиходное название верхних рабочих площадок – “парилка”. Продолжая взбираться вверх, она наконец поравнялась с горизонтальными рулями. Едва Кейси поднялась над ними, лестница вновь изогнулась, на сей раз по направлению к широкой вертикальной плоскости хвоста. Люди, работавшие по ту его сторону, вновь скрылись из виду. Теперь Кейси боялась смотреть вниз; она не отрывала глаз от деревянных стропил крыши над головой. Еще пять футов, еще один поворот лестницы вокруг хвоста, и она окажется… Кейси замерла на месте, вытаращив глаза. Рабочие куда-то исчезли. Кейси посмотрела вниз и увидела под собой три желтые каски. Механики забрались в подъемную клеть и теперь спускались вниз. – Эй! Эй! Рабочие не слышали. Услышав стук подошв преследователей, которые продолжали взбираться за ней, Кейси вновь подняла лицо. Она чувствовала, как вибрирует лестница. Она понимала, что эти двое совсем близко. Ей некуда было деться. Прямо перед ней лестница упиралась в металлическую платформу полтора на полтора метра, окружавшую хвост. У края платформы возвышалось ограждение, а за ним – пустота. Кейси стояла на крохотной платформе на высоте восемнадцати метров, прижимаясь к огромной плоскости хвоста. Преследователи нагоняли ее. А ей некуда было деться. Не стоило лезть вверх, подумала она. Лучше было оставаться внизу. Однако у нее не было выбора. Кейси перебросила ногу поверх ограждения платформы и, дотянувшись до решетки лесов, ухватилась за нее рукой. Металл нагрелся в горячем воздухе. Кейси перебросила вторую ногу. И начала спускаться по решетке, цепляясь за прутья. Она почти сразу осознала свою ошибку. Решетки были собраны из диагонально пересекающихся прутьев, и всякий раз, когда Кейси хваталась за них рукой, ладонь соскальзывала, защемлялась в крестовине и пальцы охватывала жгучая боль. Прутья имели острые грани, держаться за них было трудно. Уже через несколько секунд спуска Кейси начала задыхаться. Она просунула руку в решетку, зацепилась за нее согнутым локтем и перевела дыхание. Она старалась не смотреть вниз. Бросив взгляд налево, она увидела преследователей на крохотной платформе – мужчину в красной рубахе и его приятеля в бейсбольной каскетке Она стояли на площадке, глядя на нее и решая, что предпринять дальше. Кейси висела в двух метрах под ними, держась за внешнюю решетку лесов. Один из преследователей натянул толстые брезентовые рукавицы. Кейси поняла, что ей пора возобновить спуск. Она осторожно отцепила локоть и двинулась вниз. Два метра. Еще два. Она поравнялась с горизонтальными рулями, которые были видны сквозь решетку. Леса затряслись. Вскинув глаза, она увидела мужчину в красной рубахе, который начал спускаться следом. Она понимала, что тот окажется рядом в считанные секунды. Другой мужчина спускался по лестнице, то и дело задерживаясь, чтобы рассмотреть Кейси сквозь решетку. Головорез в красной рубахе находился всего в четырех метрах над ней. Кейси поспешила вниз. Изрезанные пальцы горели, воздух вырывался из груди хриплыми выдохами. В самых неожиданных местах решетку покрывали масляные пятна, ее руки продолжали соскальзывать. Она почти физически ощущала приближение преследователя. Посмотрев вверх, она увидела огромные рыжие башмаки с массивными рубчатыми подошвами. Еще несколько мгновений – и эти подошвы наступят ей на пальцы. Внезапно что-то ударило Кейси по плечу. Она оглянулась и увидела силовой кабель, свисавший с потолка. Он был толщиной пять сантиметров и покрыт серой пластиковой изоляцией. Интересно, какой вес он выдержит? Мужчина над головой Кейси продолжал спускаться. Рискнем. Кейси потянулась к кабелю и дернула его. Кабель казался надежным. Она посмотрела вверх и увидела соединительную коробку. Она подтянула к себе кабель и обхватила его рукой, затем ногой. Рыжий башмак приблизился вплотную, и в ту же секунду Кейси отпустила решетку и повисла на кабеле. И соскользнула вниз. Она попыталась передвигаться, перебирая руками, но ее пальцы слишком ослабли. Она соскальзывала, чувствуя, как горят ладони. Она мчалась вниз слишком быстро. Но ничего не могла с этим поделать. Боль в ладонях стала невыносимой. Кейси спустилась на три метра, еще на три. Внезапно ее нога наткнулась на соединительную коробку, и Кейси остановилась, раскачиваясь в воздухе. Она обогнула коробку, обхватила кабель ногами, и собственный вес вновь повлек ее вниз… Она почувствовала, что кабель подается. Из коробки вылетел сноп искр, взревели сирены. Кабель раскачивался из стороны в сторону. Кейси услышала крики внизу. Опустив глаза, она к своему изумлению увидела, что до пола осталось всего два – два с половиной метра. К ней тянулись чьи-то руки. Люди что-то кричали. Кейси разжала пальцы и рухнула вниз. Кейси сама удивилась тому, как быстро она оправилась от потрясения. Она вскочила на ноги, неловко отряхивая одежду. – Все в порядке, – вновь и вновь повторяла она обступившим ее людям. – Я в полном порядке. – К ней подбежали санитары. – Я цела и невредима, – сказала им Кейси. Разглядев ее нагрудный знак с синей полосой, рабочие смутились. Зачем одному из руководителей компании подниматься на леса? Они переминались с ноги на ногу, не зная, что делать. – Все в порядке. Я цела и невредима, – говорила им Кейси. – Возвращайтесь к работе. Санитары заспорили, но Кейси протиснулась сквозь толпу и двинулась прочь, но вдруг рядом с ней возник Кенни Бэрн и обхватил ее за плечи. – Что случилось, черт побери? – Ничего, – ответила Кейси. – Сейчас не время находиться в цеху. Понимаешь, надеюсь? – Да, понимаю, – сказала Кейси. Кенни вывел ее из цеха на залитую солнцем площадку. Кейси сощурилась от яркого света. Огромную стоянку теперь занимали машины рабочих второй смены. Солнечные лучи отражались от ветровых стекол выстроившихся колоннами и шеренгами автомобилей. Кенни повернулся к ней. – Надо быть осторожнее, Кейси. Ты понимаешь, что я имею в виду? – Да, – ответила она. – Понимаю. Она осмотрела свою одежду. Блузку и юбку пересекал жирный след. – У тебя есть во что переодеться? – спросил Кенни. – Нет. Придется ехать домой. – Я отвезу тебя. Кейси хотела отказаться, но передумала. – Спасибо, Кенни, – сказала она. Джон Мардер оторвал взгляд от стола и посмотрел на Кейси. – Я слышал, в шестьдесят четвертом ангаре что-то произошло? – спросил он. – Ничего особенного. Я кое-что проверяла. Мардер кивнул. – Я запрещаю тебе появляться в цеху в одиночку. Если тебе нужно туда пойти, бери с собой Ричмана или кого-нибудь из инженеров. – Хорошо. – Сейчас не время испытывать судьбу. – Понимаю. – Теперь давай о репортере, – сказал Мардер. – Что он затеял? – Джек Роджерс работает над статьей, которая может доставить нам неприятности. Профсоюзы обвиняют нас в намерении передать производство крыла Китаю. Произошла утечка документов, якобы подтверждающих это. Роджерс объясняет утечку трениями в руководстве. – Трениями? – переспросил Мардер. – Какими еще трениями? – Он утверждает, будто бы вы с Эдгартоном ведете непримиримую борьбу, и спросил, не отразится ли конфликт в руководстве на судьбе сделки. – О, господи, – раздраженным тоном отозвался Мардер. – Это попросту смешно. В этом вопросе я поддерживаю Гэла на все сто. Контракт необходим компании как воздух. И никто из нас не выдавал никаких секретов. Что ты ему сказала? – Мне удалось уговорить его повременить со статьей, – ответила Кейси. – Но если мы хотим, чтобы она вовсе не вышла, нужно скормить Роджерсу что-нибудь более заманчивое. Например, устроить интервью с Эдгартоном либо предоставить исключительные права на освещение сделки с Китаем. Только так мы заткнем ему рот. – Все это прекрасно, – сказал Мардер, – но Гэл не общается с прессой. Я могу попросить его, но он вряд ли согласится. – Может быть, кто-нибудь другой? – предложила Кейси. – Например, вы. – Все не так просто, – заметил Мардер. – Гэл велел мне уклоняться от встреч с представителями средств массовой информации до тех пор, пока не состоится сделка. Я вынужден соблюдать осторожность. Этому парню можно доверять? – Насколько я его знаю, да. – Если я сообщу ему кое-что по секрету, он прикроет меня? – Конечно. Все, что ему требуется, – это материал для публикации. – Коли так, я встречусь с ним. – Мардер черкнул что-то в блокноте. – У тебя все? – Да. Кейси повернулась, собираясь уходить. – Кстати, как дела у Ричмана? – Отлично, – ответила Кейси. – Просто ему не хватает опыта. – Кажется, он довольно сообразительный малый, – сказал Мардер. – Загрузи его работой. Поручи ему что-нибудь. – Ладно, – отозвалась Кейси. Мардер поднялся из-за стола: – Встретимся завтра на совещании ГРП. Едва Кейси ушла, открылась боковая дверь, и в кабинете появился Ричман. – Ты, тупой болван, – прорычал Мардер. – Ее едва не убили в шестьдесят четвертом ангаре. Где ты был? – Ну, я… – Уясни себе хорошенько, – сказал Мардер. – Я не хочу, чтобы с Синглтон что-нибудь случилось. Ты меня понял? Она нужна нам целой и невредимой. Она не сможет работать, лежа на больничной койке. – Я все понял, Джон. – Вот и славно. Не отходи от нее ни на шаг, пока мы не утрясем это дело. Кейси вернулась в свою контору на четвертом этаже. Норма до сих пор сидела за своим столом, в углу ее рта висела сигарета. – Тебя дожидается очередная пачка, – сказала она. – Я положила документы тебе на стол. – Ясно. – Ричман уехал домой. – Ясно. – Во всяком случае, он рвался побыстрее смыться. Я разговаривала с Эвелин из бухгалтерии. – И что же? – Пока Ричман работал в маркетинге, его разъезды оплачивались из фонда обслуживания клиентов. Это липовый счет, на котором держат деньги для взяток. Наш парень профукал целое состояние. – Сколько? – Лучше сядь, не то упадешь. Двести восемьдесят четыре тысячи долларов. – Ух ты! – воскликнула Кейси. – За три месяца? – Да. – Для лыжных забав многовато, – заметила Кейси. – Каким образом списывались расходы? – На представительство. Имя клиента не указывалось. – В таком случае кто подписывал счета? – Этот фонд принадлежит производственному сектору, – ответила Норма. – Иными словами, он в руках Мардера. – Стало быть, средства отпускал Мардер? – Видимо, да. Эвелин пообещала разобраться. Остается лишь запастись терпением. – Норма перебрала бумаги на своем столе. – Больше ничего важного… ФАВП задерживает стенограмму переговоров в пилотской кабине. Многое говорилось по-китайски, и переводчики расходятся во мнении относительно смысла сказанного… “Транс-Пасифик” готовит свой собственный перевод, так что… – Чего и следовало ожидать, – сказала Кейси, вздохнув. В случаях, подобных инциденту с Пятьсот сорок пятым, запись переговоров в кабине передавалась ФАВП, которая излагала их в письменном виде, поскольку голоса пилотов являются собственностью перевозчика. Однако всякий раз, когда речь шла о зарубежных авиакомпаниях, возникали трудности с переводом. – Эллисон звонила? – спросила Кейси. – Нет, милая. По личным делам тебе звонил только Тедди Роули. Кейси вздохнула: – Забудь о нем. – Я хотела посоветовать тебе то же самое. Уединившись в кабинете, Кейси перелистала бумаги, лежавшие на ее столе. Большинство из них касались происшествия с Пятьсот сорок пятым. На первой странице перечислялись документы, собранные в папке: ФОРМА ФАВП №8020-9 ПРЕДВАРИТЕЛЬНОЕ СООБЩЕНИЕ ОБ ИНЦИДЕНТЕ/КАТАСТРОФЕ ФОРМА ФАВП №8020-6 ОТЧЕТ О ВОЗДУШНОЙ КАТАСТРОФЕ ФОРМА ФАВП №8020-6-1 ОТЧЕТ О ВОЗДУШНОЙ КАТАСТРОФЕ (ПРОДОЛЖЕНИЕ) ФОРМА ФАВП №7230 ГРАФИК ПРОХОЖДЕНИЯ КОНТРОЛЬНЫХ ПУНКТОВ СТАНЦИЯ ПРИБЛИЖЕНИЯ ГОНОЛУЛУ СТАНЦИЯ ПРИБЛИЖЕНИЯ ЛОС-АНДЖЕЛЕСА СТАНЦИЯ ПРИБЛИЖЕНИЯ ЮЖНОЙ КАЛИФОРНИИ ПЛАН ПОЛЕТА/МЕЖДУНАРОДНАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ ГРАЖДАНСКОЙ АВИАЦИИ (МОГА) Папка содержала несколько десятков страниц с картами, на которых был обозначен курс самолета, стенограммы записей регистратора переговоров в пилотской кабине и погодные карты. За папкой следовали материалы “Нортона” – распечатка записи сбоев в системах самолета, которая до сих пор оставалась единственным надежным источником информации. Кейси решила взять бумаги с собой. Она очень устала; документы можно просмотреть и дома. Он рывком уселся в постели, повернулся и опустил ноги на пол. – Послушай, крошка… – заговорил он, не глядя на Кейси. Кейси рассматривала бугры мускулов на его обнаженной спине, хребет позвоночника, крепкие плечи. – Это было что-то особенное, – продолжал он. – Я рад, что мы смогли встретиться. – Угу, – отозвалась Кейси. – Но ты ведь знаешь, завтра у меня трудный день… Кейси была бы рада задержать его до утра, но понимала, что он непременно уйдет. Он никогда не оставался на ночь. Поэтому она сказала: – Да, конечно. Я понимаю, Тедди. Услышав эти слова, Тедди встрепенулся. Обернувшись, он одарил Кейси своей неотразимой, чуть кривоватой улыбкой. – Ты – первый класс, Кейси! – Наклонившись, он прильнул к ее губам долгим поцелуем. Кейси понимала: это награда за то, что она не стала упрашивать его остаться. Она поцеловала Тедди в ответ, вдыхая едва заметный запах пива, и провела ладонью по его шее, ласково приглаживая нежные волоски. Тедди сразу отпрянул: – Мне… э-ээ… не хотелось бы мчаться сломя голову… – Да, конечно, Тедди. – Кстати, – сказал Тедди, – я слышал, ты сегодня побывала на “качелях”. – Да, побывала. – Есть люди, с которыми лучше не ссориться. – Понимаю. – Надеюсь, понимаешь. – Тедди ухмыльнулся, поцеловал ее в щеку и наклонился, разыскивая свои носки. – В общем, мне пора. – Да, Тедди. Не хочешь выпить кофе перед тем, как уходить? Тедди натягивал ковбойские сапоги. – Э-ээ… нет, крошка. Рад был тебя увидеть. Это было что-то потрясающее. Не желая оставаться одной в постели, Кейси тоже поднялась на ноги. Натянув просторную футболку, она проводила Тедди к выходу и прикоснулась губами к его щеке. Тедди легонько щелкнул ее по носу. – Это было что-то потрясающее, – повторил он. – Доброй ночи, Тедди, – отозвалась Кейси. Она заперла дверь, включила сигнализацию и отправилась обратно. Она выключила стереосистему и обвела комнаты взглядом, чтобы убедиться, что Тедди ничего не забыл. Другие мужчины, как правило, оставляли что-нибудь из своих вещей, чтобы получить предлог вернуться. Тедди никогда ничего не забывал. Все следы его пребывания исчезли – лишь недопитая банка пива стояла на кухонном столе. Кейси бросила ее в ведро и вытерла влажный отпечаток ее донца. Уже несколько месяцев она уговаривала себя покончить с этим. С чем? – спрашивал ее внутренний голос, но Кейси так и не смогла найти ответ. Работа отнимала слишком много времени, ей было трудно обзаводиться знакомствами. Полгода назад Кейси вместе с Эйлин, помощницей Мардера, отправилась в бар, оформленный в стиле салуна Дикого Запада. Там собирались молодые работники киностудий. Эйлин назвала диснеевских мультипликаторов забавным народцем, но Кейси в этой компании чувствовала себя неловко. Она была немолода, не слишком хороша собой. Ей не хватало непринужденности девиц, которые расхаживали по бару в обтягивающих джинсах и коротких футболках. Парни тоже были слишком молоды для нее. У них были детские лица, и Кейси было трудно поддерживать с ними беседу. Она чувствовала себя слишком серьезной. У нее высокая должность, ребенок, она выглядит на все сорок. Больше она никуда не ходила с Эйлин. Но это не значило, что ей не нужен мужчина. Просто ей было трудно найти партнера. Ей не хватало ни времени, ни сил. В конце концов она плюнула наличную жизнь. Когда ей звонил Тедди и сообщал, что он находится поблизости, Кейси отпирала входную дверь и шла в ванную. Приготовиться. Так продолжалось уже около года. Кейси заварила чай и вернулась в постель. Прислонившись к спинке кровати, она взяла стопку документов и начала просматривать запись регистратора сбоев, водя по строчкам ногтем большого пальца: A/S PWR TEST 0000001000 AIL SERVO COMP 0000100100 CFDS SENS FAIL 0000001000 AUX 1 0000000000 AUX 2 0000000000 AUX 3 0000000000 AUX COA 0100000000 Подобными символами были заполнены еще девять страниц. Кейси не знала толком, что означают эти записи, в особенности те, которые регистрировали сбои в системах AUX [AUX – сокр. от “auxiliary”, “вспомогательный”]. Одной из них, вероятно, была вспомогательная хвостовая турбина, которая снабжала самолет электричеством на земле и служила резервным источником энергии во время полета. Но что представляют собой другие? Вспомогательные кабели? Дублирующие системы? И что такое AUX COA? Придется расспросить Рона. Кейси отложила распечатку и взяла пачку документов с расшифровкой сбоев, случившихся на каждом этапе полета. Зевая, она торопливо пролистывала их и вдруг остановилась: ЭТАП 4 ВСЕГО СБОЕВ 1 РАССОГЛАСОВАНИЕ ПР И ЛЕВ Б/К ДАТЧИКОВ ПРИБЛИЖЕНИЯ 8 АПРЕЛЯ 00:36 ВЫСОТА 12000 СКОРОСТЬ 0,8 МАХА Кейси нахмурилась. Она едва верила собственным глазам. Сбой в работе бесконтактного датчика приближения. Та самая неисправность, о которой свидетельствовала ремонтная ведомость. На третьем часу полета компьютер зафиксировал сбой в работе датчика. В крыле много датчиков приближения – маленьких электронных устройств, которые подают сигнал, когда рядом оказывается что-нибудь металлическое. Их задачей является сигнализировать о правильном положении поворотных плоскостей крыла, поскольку из кабины пилотов они не видны. Судя по данным регистратора, между сигналами датчиков правого и левого крыла произошло рассогласование. Причем виной тому был датчик правого крыла. Кейси решила узнать, проявлялась ли неисправность в дальнейшем. Она торопливо просмотрела список до конца, шурша бумагами. На первый взгляд все было в порядке. Однако если датчик дал сбой хотя бы раз, его необходимо проверить. Опять-таки придется обращаться к Рону… Было очень трудно сложить картину полета из разрозненных отрывочных кусков. Без непрерывного потока информации регистратора полетных данных не обойтись. Завтра утром Кейси позвонит Робу Вонгу и выяснит, как у него продвигаются дела. А пока… Кейси зевнула, опустилась на подушки и продолжила работать. |
|
|