"Экстренный случай" - читать интересную книгу автора (Крайтон Майкл)9Доктор медицины Роджер Уайтинг проживал на третьем этаже многоквартирного дома, стоявшего на ближнем к больнице склоне Маячного холма. В этом убогом районе селились те, кому было не по карману жилье на Луисбергской площади. Дверь мне открыла жена Уайтинга, невзрачная женщина на седьмом или восьмом месяце беременности. На лице ее застыло выражение тревоги. – Что вам угодно? – Я Джон Берри, патологоанатом из Линкольновской больницы. Мне хотелось бы побеседовать с вашим супругом. Она окинула меня долгим подозрительным взглядом. – Муж пытается уснуть. Он работал двое суток подряд и очень устал. – У меня чрезвычайно важное дело. За спиной женщины выросла фигура тщедушного молодого человека в белых мешковатых штанах. Он выглядел не просто уставшим, а совершенно изнуренным и насмерть перепуганным. – В чем дело? – Я хотел бы поговорить с вами о Карен Рэнделл. – Я уже раз десять все объяснял. Спросите лучше доктора Карра. – Я был у него. Уайтинг провел ладонью по волосам и повернулся к жене. – Все хорошо, дорогая. Налей мне кофе, пожалуйста. Не угодно ли чашечку? – спросил он меня. – Да, если можно. Мы устроились в тесной гостиной, обставленной дешевой ветхой мебелью, и я сразу почувствовал себя как дома. Каких-нибудь несколько лет назад я и сам был интерном и прекрасно знал, что такое безденежье, тревога, подавленность, черная работа по скользящему графику, когда среди ночи тебя то и дело зовет медсестра, чтобы получить «добро» на очередную пилюлю аспирина для пациента Джонса, когда приходится усилием воли соскребаться с топчана и осматривать больного. Знал, как легко допустить роковую ошибку в эти предутренние часы. В бытность мою стажером я однажды едва не убил старика, у которого было слабое сердце. Когда спишь три часа за двое суток, можно таких дров наломать. И пропади оно все пропадом. – Я понимаю, что вы устали, и не отниму у вас много времени, – сказал я. – Нет-нет, – с очень серьезным видом ответил Уайтинг. – Если я сумею чем-то помочь… Ну, то есть… В комнату вошла миссис Уайтинг с двумя чашками кофе. Она окинула меня неприязненным взглядом. Кофе оказался жидким. – Хочу расспросить вас о состоянии девушки в момент ее поступления. Вы тогда были в приемном покое? – Нет, я пытался вздремнуть. Меня позвали. – Во сколько это было? – В четыре часа плюс-минус несколько минут. – Расскажите, как все происходило. – Я прилег, не раздеваясь, в каморке возле травмпункта, но едва успел задремать, как меня позвали. Я только что поставил капельницу одной старухе, которая все время норовила выдернуть иголку, да еще врала, что это делает кто-то другой, – Уайтинг тяжко вздохнул. – Короче, намучился я с ней и был совсем осоловевший, а тут еще срочный вызов. Я встал, окатил голову холодной водой, вытерся и отправился в приемный покой. Девушку как раз вносили. – Она была в сознании? – Да, хотя почти не соображала. Потеряла много крови и была белая как мел. Бредила, тряслась в лихорадке. Мы не могли толком измерить температуру, потому что больная клацала зубами. Но кое-как определили. Тридцать восемь и девять. После этого начали брать перекрестную пробу. – Что еще вы сделали? – Медсестры укутали ее одеялом и подсунули под ноги подставки, чтобы кровь приливала к голове. Затем я осмотрел ее. Было вагинальное кровотечение, и мы поставили диагноз: самопроизвольный аборт. – В крови были какие-нибудь сгустки? – спросил я. – Нет. – Никаких фрагментов тканей? Может быть, лоскутья детского места? – Нет, ничего такого. Но кровотечение началось задолго до ее поступления к нам. Ее одежда… – Уайтинг умолк и уставился в угол. Наверное, перед его мысленным взором опять встала вчерашняя картина. – Одежда была очень тяжелая. Санитарам пришлось повозиться, чтобы снять ее. – Девушка произнесла что-нибудь членораздельное, пока ее раздевали? – В общем-то, нет. Бормотала время от времени. Кажется, что-то про старика. То ли «мой старик», то ли просто «старик», не знаю. Но речь была невнятная, да никто и не прислушивался. – Больше она ничего не сказала? Уайтинг покачал головой. – Нет, когда срезали одежду, она все норовила прикрыться. Однажды произнесла: «Не смейте так со мной обращаться», а потом спросила: «Где я?» Но это было в бреду. Она почти ничего не соображала. – Как вы боролись с кровотечением? – Пытался локализовать. Это оказалось непросто, да еще время поджимало. Нам никак не удавалось установить лампы. В конце концов я решил использовать марлевые тампоны и заняться возмещением кровопотери. – А где все это время была миссис Рэнделл? – Ждала за дверью. Держалась молодцом, пока мы не сообщили ей, что случилось, а потом сломалась. Совсем расклеилась. – А что с бумагами Карен? Она когда-нибудь лежала в вашей больнице? – Я увидел ее карточку, только когда.., когда все было кончено. Их приходится доставлять из регистратуры, на это требуется время. Но я знаю, что она наблюдалась у нас. С пятнадцатилетнего возраста у нее ежегодно брали мазок на рак матки, дважды в год обследовали и брали кровь. За ее здоровьем следили весьма и весьма пристально. Оно и неудивительно. – Вы не заметили в ее истории болезни чего-нибудь необычного? Кроме аллергических реакций? Уайтинг печально улыбнулся: – А разве их не достаточно? На какое-то мгновение меня охватила злость. Парень напуган, это понятно, но зачем такое усердное самобичевание? Люди еще будут умирать у него на руках. Много людей. И пора бы уже свыкнуться с этой мыслью. Равно как и с мыслью о том, что он всегда может дать маху. Ошибки неизбежны, в том числе и роковые. Мне хотелось сказать Уайтингу, что, если бы он потрудился спросить миссис Рэнделл, нет ли у Карен аллергических реакций, и получил отрицательный ответ, сейчас ему нечего было бы опасаться. Разумеется, Карен все равно умерла бы, но никто не смог бы обвинить в этом Уайтинга. Промах стажера заключался не в том, Что он убил Карен Рэнделл, а в том, что не испросил на это разрешения. Но я не стал говорить ему об этом. – В истории болезни были какие-нибудь упоминания о душевных расстройствах? – Нет. – Ничего примечательного? – Ничего, – ответил Уайтинг и вдруг нахмурился. – Погодите-ка. Была одна странность. С полгода назад Карен направили на просвечивание черепной коробки. – Вы видели снимки? – Нет, только просмотрел отчет рентгенолога. – И что? – Все в норме, никакой патологии. – Зачем делались эти снимки? – Там не сказано. – Может быть, она попала в какую-нибудь аварию? Упала или разбилась на автомобиле? – Не знаю. – Кто направил ее на рентген? – Вероятно, доктор Рэнделл. Питер Рэнделл. Она наблюдалась у него. – Зачем понадобилось делать эти снимки? Должна же быть какая-то причина. – Да, – согласился Уайтинг. Но, похоже, этот вопрос не очень интересовал его. Молодой стажер долго и печально смотрел на свою чашку и, наконец, отпил глоток кофе. – Надеюсь, – сказал он, – они прижмут этого подпольного ковырялыцика и размажут его по стенке. Такому любого наказания будет мало. Я встал. Мальчишка был подавлен. Казалось, он вот-вот ударится в слезы. Над его врачебной карьерой, сулившей успех, теперь нависла опасность: он допустил ошибку и угробил дочь знаменитого эскулапа. И, разумеется, Уайтинг не мог думать ни о чем другом. В приливе злости, отчаяния и жалости к себе он тоже искал козла отпущения. Искал усерднее, чем кто-либо другой. – Вы намереваетесь обосноваться в Бостоне? – спросил я его. – Вообще-то была такая мысль, – искоса взглянув на меня, ответил Уайтинг. *** Расставшись с ним, я позвонил Льюису Карру. Теперь я просто сгорал от желания увидеть историю болезни Карен Рэнделл и выяснить, зачем ей просвечивали голову. – Лью, мне снова понадобится твоя помощь, – сказал я. – О! – Судя по тону, эта весть не наполнила его душу радостью. – Да, я непременно должен заполучить историю болезни. – Мне казалось, мы уже это проходили. – Да, но открылись кое-какие новые обстоятельства. С каждой минутой дело становится все запутаннее. Зачем ее направили на рент… – Извини, – перебил меня Карр, – но я не могу быть тебе полезен. – Лью, даже если история болезни у Рэнделла, он не будет держать ее… – Извини, Джон, но мне придется проторчать здесь до конца рабочего дня. И завтра тоже. У меня просто не будет времени. Он говорил сдержанным тоном человека, который тщательно подбирает слова и мысленно проговаривает их, прежде чем произнести вслух. – Да что стряслось? Неужто Рэнделл велел тебе держать рот на замке? – По-моему, – ответил Карр, – этим делом должны заниматься люди, располагающие всеми необходимыми для его расследования средствами. Я такими средствами не располагаю. Уверен, что и другие врачи в таком же положении. Я прекрасно понимал, куда он клонит. Арт Ли в свое время посмеивался над присущим всем врачам стремлением ни в коем случае не попасть в щекотливое положение и их привычкой прятаться в словесном тумане. Арт называл это «финт Пилата». – Ну что ж, – проговорил я, – если ты действительно так считаешь, то и ладно. Повесив трубку, я подумал, что, в общем-то, ничего неожиданного не произошло. Льюис Карр был пай-мальчиком и никогда не нарушал правил игры. А значит, не нарушит и впредь. |
||
|