"Тропами карибу" - читать интересную книгу автора (Крайслер Лоис)

Летняя миграция оленей

После того как настала июньская жара и мимо нас на юг, в горы, прошла возвратная волна оленьей миграции, мы больше не видели ни одного оленя. Но вот однажды на юг прошел одинокий олень. День был жаркий, комары свирепствовали неимоверно. Оголенные участки тела зудели и чесались от их укусов. Два дня спустя на юг прошли два стада с оленятами, голов по двести каждое. Дул бурный ветер, но комары свирепствовали, как прежде. Курок, одетый теперь лишь в жиденькую шубенку из остевых волос, без подшерстка, дрожал от холода, подпрыгивал на месте и хлопал себя лапой по морде.

11 июля был студеный, удивительный день. Дул холодный ветер, буря, бушевавшая последние два дня, расчистила небо, согнав с него белесую мглу.

На горах таял свежевыпавший снег. Мимо нас на север прошли двадцать пять оленей: самки, с полдюжины оленят, самец. Потом десять самок с четырьмя оленятами. Потом снова двадцать пять оленей, на этот раз среди них было всего лишь четыре олененка, зато восемь самцов, половина из них — взрослые, статные животные. Все они шли на север. Начиналось обычное коловращение, предшествующее большой миграции.

На следующий день, в час пополудни, Крис вызвал меня из барака.

— Посмотри— ка! — сказал он.

Я глянула на юг и увидела нечто столь грандиозно— внушительное, что у меня дух занялся, как от удара в грудь. Невероятно, но факт: все пространство тундры вверх по Киллику, просматриваемое сквозь мерцание и дымку далей, было усеяно черными движущимися точками — оленями.

Они шли прямо на нас. Будут ли они и дальше идти так, или свернут в сторону? Подойдя к Истер-Крику, часть широкого, волнистого фронта миграции огромной ложноножкой выпятилась влево и потекла на восток. Основные силы продолжали идти вперед. Олени шли двухмильным фронтом, сужавшимся у переправы через реку воронкой шириной в полмили.

Я впервые видела у оленей такое построение, но Крису оно было уже знакомо: нечто подобное он наблюдал год назад, почти день в день, когда четыре тысячи оленей — арьергард основной массы миграции — прошли через горный проход. Они направлялись на север. Сейчас олени шли со стороны прохода тоже на север.

Они двигались несметными полчищами, но не сплошняком, а порознь. Шли они не безостановочным миграционным шагом, а кормясь на ходу. И построение у них теперь было другое, летнее: самцы при стаде, группы, шедшие весной каждая сама по себе, теперь в общей массе, волной отливающей на север по второму за сезон удару великого пульса миграции.

Крис спустился к реке снимать переправу оленей. Я осталась на горе в каком— то неведомом мне дотоле исступлении: то, что я видела, невозможно было передать никакими словами!

Они шли по залитой солнцем тундре, по горным склонам, вкрапливаясь в скалы и обнажения пород. Каждый шел там, где ему хотелось. Одиночки бочком обходили скалы. Около сотни оленей сбежало по отлогому склону в зеленое болото, взметнув в воздух серебристые фонтаны брызг. Быстрое движение струями перетекало на фоне медленного. Стадо в тысячу голов легло, белея на солнце, в зеленом болоте в конце кобальтово— синего озера. Мимо темными тенями проходили олени-одиночки.

Покой. Движение. Малые контрдвижения. Тишина. Прозрачный птичий крик. И вечное течение жизни.

Оно не бросалось в глаза, не оглушало. Лишь какой-то сектор, одна треть от 360°, был заполнен идущими животными. Повернись на восток: горы плавно понижаются пирамидами, белые сверху, зеленые по бокам. Тени облаков затемняют одни, пятнами испещряют другие. Быстро стремит свои зеленоватые воды река. Просторно. Тихо. Животных нет.

Солнце скатывается ниже и ниже, уходя на север; горы на западе вырастают темными, все стирающими тенями. Но в тундре все еще солнечно.

Внизу на западе возникает быстрое движение: маленький олененок бросается догонять матку — одинокую, как перст, олениху, которая бежит, не обращая на него внимания.

Олени то и дело переплывают реку. Вокруг них мерцает серебристая мгла.

Когда они выходят из воды, мгла, зыбясь, сливается в пояс света вдоль берега реки. На том берегу самцы бросаются в воду, и белые взрывы сливаются в пояс света на той стороне. Слышится непрерывный рев, как у водопада. Вниз по реке плывет пара огромных оленьих рогов, вскрутив водоворот, останавливается; мерцающая вспышка света — олень выходит из воды, отряхивается. Молодая олениха проворно плывет вниз по течению, нащупывает дно, быстро бежит: надо догонять своих. Они куда-то идут. Куда?

Но вот десятка два оленей испугались чего— то. Вот их уже с полсотни.

Они бегут назад к общей массе. Одна из самок как угорелая носится по всему стаду, мечется то туда, то сюда, вспугивая сотни оленей. В воздухе мелькают копыта. Господи боже! Неужели вся тысяча — тысяча! — поддастся панике?

Нет, паника глохнет, затухает, рассасывается в горах, в болоте.

Птенцы ржанки, птенцы поморника, птенцы песочника — каково им сейчас?

Их жизнь висит на волоске. Взрослые птицы пронзительно кричат и вьются над оленями, беспомощно ныряют вниз, к их рыжевато-коричневым спинам.

Тройка оленей — детеныш, матка и молодая самочка, возможно, из ее прошлогоднего потомства — внезапно появляются в болоте прямо подо мной; свет мягко обтекает их сзади, разливаясь по сочной зелени тундры, прочерченной множеством длинных теней, тянущихся от каждого бугорка. Оленям надо спешить, и они так же быстро исчезают, как появились.

Холмы живут, гора испещрена белыми пятнами. У каждого животного свои переживания. Стройноногая молодая матка со своим чутким, проворным детенышем поднимается на возвышенность неподалеку от меня, останавливается, смотрит вперед, потом назад. Перед нею тысячи оленей. К кому примкнуть?

Основной поток животных идет теперь в тени, внизу на западе. При выходе из воды каждого оленя обволакивает белый парок, как будто он уже самой своей остановкой порождает туман. Олени прыгают, встают на дыбы, встряхиваются, веселые и игривые после успешной переправы.

Молодой самчик задорно пляшет позади трех взрослых самцов. Один из них круто оборачивается, наставляет на него большие черные рога. Молодой отпрядывает назад. Маленькая белая самка игриво наскакивает на большого «сердитого» самца, изгибается в поклоне. Тот делает курбет и, опустив голову, нацеливает на нее рога.

Солнце идет за горами. Серый свет. Повсюду над массой движущихся животных разносятся крики — это самки и детеныши ищут друг друга. При массовой переправе через реку всегда возникает сумятица; олени отбиваются от своих стад. Некоторые переплывают реку по три раза, прежде чем разберутся, где свои, где чужие.

В сумеречном просторе среди гор маленький светлый олененок, отбившийся от матки, — пустое место в тундре: полчища оленей обтекают его с обеих сторон. Он скачет по кругу, вздымается на дыбки и ищет взглядом «ее», такой живой, такой хорошенький и отчаявшийся. Несколько секунд он сломя голову бежит рядом с каким-то оленем — неужели нашел? Нет, вот он с сумасшедшей, реактивной скоростью вылетает из массы бегущих животных в открытую тундру, застывает на месте, осматривается, затем снова пускается бежать сломя голову. Некоторое время спустя он, по-прежнему один, рысцой возвращается обратно по речной отмели.

Крис пришел домой около половины десятого вечера. Мы стояли на горе под открытым небом и наблюдали великое переселение оленей. Я рассказала ему о том, в какое исступление привела меня невозможность описать увиденное. Он медленно повел взглядом вокруг.

— Каждый переживает это в себе, — пробормотал он. — Северные олени… красота… покой… светлое, ясное небо… и этот красный свет на горах.

Только теперь волки приступили к охоте. Поначалу они стояли у подножья горы, пристально наблюдая за оленьими стадами. Затем Курок направился к реке: на том берегу спокойно кормилась большая группа животных. Серебряная грива заметила светлого заблудившегося олененка и погналась за ним. Он снова повернул в открытую тундру и легко ушел от нее.

Отказавшись от преследования, волчица присоединилась к Курку.

Тем временем он уже успел переправиться на ту сторону, поймал олененка и принялся трясти его. Серебряная грива постояла, наблюдая, потом приблизилась, и оба волка несколько минут стояли над добычей. Я желала лишь одного: чтобы олененок был уже мертв. Затем волки двинулись дальше и обратили в бегство все стадо у реки. Бегство было поголовным и довольно замысловатым, скорее не от волков, а наравне с ними, поскольку волки врезались в самую середину стада, и олени, державшиеся на периферии, догоняли и обгоняли их. Волки бежали, не меняя аллюра, — возможно, просто больше не могли прибавить ходу.

В стаде олененку труднее спастись. Ведь вокруг такая сумятица. То упустишь момент приналечь во все лопатки, то вовремя не сообразишь, что рядом с тобой бежит волк, а не олень. За какие-нибудь полчаса Курок загнал четырех оленят. Серебряная грива «позволяла» ему подбираться к намеченной жертве, выбирать момент нападения и убивать ее. Затем подходила и обнюхивала труп.

К четверти двенадцатого приток оленей с юга прекратился. Розовели освещенные солнцем вершины гор. Олени прошли на север. Та ложноножка на востоке через день-два вернулась обратно и тоже ушла на север. По подсчетам Криса, мимо нас прошло по меньшей мере тридцать тысяч оленей. А ведь мы видели их всего лишь полдня да вечер. День за днем они будут идти все дальше по самым, различным местностям.

На следующее утро Крис заметил матку, бродившую по тем местам, где волки загнали четвертого олененка. Очевидно, она пришла искать своего детеныша. Захватив с собой Тутч, мы отправились туда. Мертвый олененок по-прежнему лежал там. Поблизости ходили его матка, молодой самчик и еще две самки. Они явно разыскивали своих детенышей. Самки порывисто двинулись навстречу нам, с надеждой глядя на собаку.

— Тихо, Тутч! — сказал Крис. — Тебя приняли за детеныша.

Олени убежали. В последний момент одна из маток сделала крюк и подбежала к своему мертвому детенышу: уж теперь— то он непременно должен вскочить и броситься за нею следом!

Мы подошли к нему. Он был укушен дважды: в спину, с повреждением печени, и за ухом. Шея, очевидно, была сломана. Удивительно мягкая, светлая шкурка и мех, как у всех оленят— годовиков. Длина не более ярда, стройные ноги — всего-навсего кости, обтянутые шкуркой. Голова не длиннее головы волчонка того же возраста. Жира никакого. Мускулистые маленькие лопатки.

Совершенное, изящное сложение.

Светлый олененок все еще бродил около тех мест, что и накануне вечером.

Он останавливался в нерешительности, взбегал на холм, снова спускался.

Несколько маток искали своих отбившихся детенышей. Одна из них увидела Курка и танцующую возле него Серебряную гриву и поспешила к волкам, приняв их издали за оленей. Они погнались за нею.

По тундре и по горам пролегли новые темные следы. Было много поломанных цветов. По-прежнему кричали птицы-родители.

Что же сталось с загнанными животными? Пропали ли они зазря или были съедены? Мы установили, что первый олененок встал со своего окровавленного песчаного ложа, бросился в воду и утонул. Его тело прибило к острову, и впоследствии волки нашли и съели его. Второй олененок, будучи ранен, тоже кинулся в реку — куда угодно, лишь бы подальше от опасности и страха.

Вероятно, он утонул. Третьего олененка волки съели почти целиком в ночь после охоты. Что касается четвертого, то позднее мы видели, как Тутч тащила ногу с лопаткой, вероятно от него; мы не ходили больше к тому месту, где он лежал. Свою долю урвали и многие другие животные: песцы, росомахи, вороны, чайки, гризли и орланы.