"Витька с Чапаевской улицы" - читать интересную книгу автора (Козлов Вильям)ГЛАВА ДЕСЯТАЯ. МОГИЛА НА БУГРЕОгненный вал с черным шлейфом разгуливал по широкому переспевшему ржаному полю. Иногда пламя прижималось к земле – и тогда клубился густой дым, но потом снова взметывалось вверх – и снопы искр разлетались во все стороны. Сразу за полем начинался сосновый бор. Горячий поток воздуха подхватывал искры и языки пламени и бросал на деревья. Потрескивала, сворачиваясь в тугие кольца, красноватая кора, вспыхивали и гасли сосновые иголки. Трехтонка, резво подпрыгивая на вспаханной снарядами дороге, мчалась вдоль горящего поля. В кузове гонялись друг за другом две пустые немецкие канистры. В кабине сидели Илья Перченко и Витька Грохотов. Желтый отблеск пламени освещал их напряженные лица. Илья сгорбился, пальцы его, вцепившиеся в баранку, побелели. Этот кусок дороги обстреливали из минометов. Сквозь грохот канонады слышался тягучий и унылый свист пролетающей над машиной мины. Взрывы раздавались то впереди, то сбоку. Один раз мина угодила в бушующее пламя. Взрыв взметнул в воздух черные комья земли и огненную шапку. Илья покосился в ту сторону и еще больше сгорбился. Витька сосредоточенно смотрел на дорогу. Еще один взрыв! Комья земли и осколки застучали в борт. Но вот и долгожданный лес! Трехтонка на полной скорости нырнула под сень толстенных сосен и елей. Илья сбавил газ и вытер пот со лба. – Кажись, пронесло, – выдохнул он. – Далеко еще? – спросил Витька. Он был бледный и мрачный. – Вот бор кончится... Миновав опасное место, Илья успокоился и повеселел. Не выпуская баранку, он достал махорку, стопочку газетной бумаги, зажигалку. Долго пытался свернуть цигарку, но ничего не получалось. Дорога была неровной, извилистой, Илья хватался за руль – и махорка просыпалась. Витьке надоела эта свистопляска, он сам свернул цигарку, чиркнул зажигалкой и прикурил, а потом сунул Илье в рот. – Ты еще не привык, – разговорился Илья. – Война есть война. Снаряд – он летит, сам не знает куда. Сегодня меня убьет, завтра тебя. Вот сейчас мина запросто могла в нас угодить, но бог миловал... Сидишь с человеком, ешь из одного котелка, спишь рядом, а завтра его наповал. Или тебя. В лесу было непривычно тихо. Чуть слышно дубасил крупнокалиберный пулемет, ухали мины. Но это было где-то в стороне, за лесом. По правую сторону в ельнике, подмяв под себя молодые деревца, стояли наши танки. Механики в брезентовых куртках ковырялись в моторах. На пне, повесив голову, сидел танкист в расстегнутой гимнастерке и учился играть на гармошке. Лес, танки – все это осталось позади. Трехтонка снова вырвалась на простор. Сразу за растоптанным в черных воронках овсяным полем начиналась деревня. Вернее, то, что от нее осталось: груды обугленных, развороченных бревен, рассыпавшиеся печки и колодец с задранным журавлем. Посередине дороги кто-то нарочно воткнул скворечник на длинной жердине. И самое удивительное – желтоклювый скворец преспокойно сидел на жердочке и смотрел на приближающуюся машину. Илья объехал скворечник. В деревне – ни души. Война напрямик, не разбирая дороги, прошла через нее, не оставив ничего живого и целого. За околицей Илья остановил машину. – Видишь бугор? – показал он, не вылезая из машины. – Это и есть братская могила. Витька вылез и по траве пошел к бугру. Илья посмотрел вслед и, приоткрыв дверцу, крикнул: – Жди тут, я мигом обернусь! Захлопнул дверцу, дал газ и умчался по пыльной дороге дальше в тыл, за боевым грузом. * * * Казалось, остановилось время и война куда-то ушла, забыв здесь на бугре Витьку Грохотова. Неподалеку шумели березы и осины. Листья вверху чуть заметно пожелтели, а внизу все такие же буйные и зеленые. Осколки посекли толстые стволы, и покрасневшая древесина источала горький сок. В одном стволе крепко застрял ржавый зазубренный осколок. Кто-то повесил на него помятый котелок, да так и забыл. В котелке сидела синица и звонко долбила в пустое дно. Братская могила была свежая. Желтая жирная земля лоснилась. Химическим карандашом на дощечке написаны фамилии похороненных. Четырнадцать фамилий, и среди них – самая дорогая для Витьки фамилия: Николай Бессонов. Коля Бэс погиб за день до возвращения Витьки в полк. Случилось это так. Коля и несколько командиров были в штабе, когда немцы в обход проникли в тыл и неожиданно напали на них. Штаб находился в уцелевшей деревянной избе на отшибе. Поблизости обосновался полевой лазарет. Немцы расстреляли раненых и окружили избу. Три командира и Бэс до последнего отстреливались из автоматов. Они подожгли документы, и дом загорелся. Немцы стали швырять в окна гранаты... Когда наши выбили немцев, Коля Бэс и командиры были мертвы. Бойцы вытянули из горящего дома четыре обгорелых до неузнаваемости трупа. Вечером на бугре вырыли братскую могилу и с почестями похоронили бойцов и командиров. Подполковник Ладонщиков произнес речь, дали залп из автоматов. Так погиб лучший друг Витьки Грохотова – длинный и нескладный Коля Бэс. Витька стоял у могилы, и ветерок шевелил на голове белые волосы. У ног качались желтые ромашки с облетевшими лепестками. На могиле тоже цветы. Кто-то рассыпал букет запоздалых осенних цветов. Над могилой остановилось белое облако. Большое, пушистое, с розовым сиянием. Облако на какой-то миг заслонило солнце, легкая тень пролетела над могилой, и снова стало солнечно, светло. Глаза у Витьки сухие. Это очень плохо, когда человек не умеет плакать. Щемящая боль иногда выходит из человека вместе со слезами. Боль и отчаяние намертво, как заклепка в железе, сидят в Витьке. «Эх, Колька, Колька, – беззвучно шепчет он. – Как же это так получилось?.. Не дождался ты меня, Бэс! Никого теперь у меня не осталось...» Откуда-то издалека всплыло в памяти грустное лицо Верочки. «А я? – спросила она. – Я у тебя осталась!» Распалась Витькина компания... Где они сейчас все и что делают?.. Люся в Белом городе шьет обмундирование для наших бойцов, Алла ухаживает в госпитале за ранеными, Верочка сидит за партой и слушает учительницу, Гошка Буянов... О Гошке не хотелось думать. Сломала война Гошку, превратила в тряпку, А Сашка Ладонщиков? Так Витька и не смог его уговорить поехать с ним в полк к Ладонщикову Сашка сказал, что после всего, что с ним произошло, он не сможет дяде посмотреть в глаза... Да и что он ему скажет? Связался с темной компанией, стал поездным вором. Майданщиком, по-блатному.. С воровством Сашка завязал. Навеки. А Ленька Золотой Зуб – такой же глупец, как и он, Сашка. Ленька тоже с удовольствием расстался бы с Черепом, если бы не боялся его... Каким-то чудом у Сашки сохранились серебряные часы. Не продал и не проиграл в карты за эти долгие два месяца своего бродяжничества. Они вместе отнесли эти часы тете Клаве. И она простила Сашку. У тети Клавы отходчивое сердце. Она посадила их за стол и угостила ужином. А как Люся обрадовалась, увидев их... Сашка рассказал, как он мучился и переживал, что самым подлым образом обманул Верочку и удрал с ворюгами... Что ему оставалось делать? Все равно никто бы не поверил, что он, Сашка, не брал эти деньги... Однажды, когда совсем стало невмоготу, Сашка убежал от воровской компании и вернулся в Белый городок... Три дня бродил он вокруг дома тети Клавы, не решаясь войти. Кроме Люси Воробьевой, никого из своих не увидел. А к Люсе подойти и поговорить постеснялся... А потом снова повстречался с Ленькой Золотым Зубом и Черепом... Не сразу Сашка смог переломить себя и отойти от воровской жизни, которая едва не затянула его на самое дно. Трудно ему было пройти мимо того, что плохо лежит. Стащит, а потом снова на то же место положит. Первое время он жил у тети Клавы, и Люся, вернувшись с фабрики, ходила с ним в кино и даже один раз на вечер к себе в клуб пригласила. Трикотажка понравилась Сашке, и он с помощью тети Клавы устроился туда слесарем в гараж. Однако не долго он задержался там. Не прижился и на лесопильном заводе, куда после трикотажки поступил работать. Что-то у него там произошло с мастером на пилораме... То ли мастер обозвал его шпаной, то ли Сашка ему нагрубил. Как бы там ни было, с завода он тоже ушел. Сейчас Сашка Ладонщиков работает на станции. Вроде бы наконец остепенился. Его приняли в ремонтно-путевую бригаду. Выдали синий китель с белыми пуговицами, железнодорожную фуражку с молоточками. Сашка теперь ремонтирует железнодорожные пути, поврежденные немецкими бомбардировщиками. Уезжая на фронт, Витька сказал, что они все договорились встретиться после войны в Белом городе у тети Клавы... – Мне тут рукой подать, – сказал Сашка. – Вот тебе сюда добираться из Германии – не малый конец. На вокзале Сашка отозвал Витьку в сторонку, чтобы Люся не услыхала, и сказал: – Поговори с дядей... Я тоже хочу к вам. Что здесь под бомбежками, что там на фронте... Скажи, что часы вернул и с этим – навсегда завязано! Если все будет в ажуре – сразу напиши. Люсе. Она найдет меня, понял?.. Витька поговорил с командиром полка, но тот, хоть и обрадовался, что Сашка нашелся и решил стать человеком, на фронт брать его наотрез отказался и еще пригрозил, что, если племяш тут объявится – вместе с Витькой тут же отправит обоих в тыл... И все равно это очень здорово, что они встретились с Сашкой... * * * Нынче утром ротный писарь заставил Витьку сплясать: пришло с далекого Урала письмо от Верочки. Она подробно описывала свое житье-бытье у матери Ладонщикова... Витька порадовался за девчонку, что она попала к хорошему человеку. Верочка сообщала, что к ней приезжал... Сашка Ладонщиков! Она так удивилась! Сашка приехал в Пермь в командировку и вот разыскал ее... Отдал буханку хлеба и полкило сахара, сказал, что это гостинец от него. Сэкономил на собственных харчах... Верочка писала, что Сашка стал совсем другой: не балаболка, серьезный и очень похудел. Он таскает тяжелые рельсы и шпалы, и вот это пошло ему на пользу... И еще Сашка сказал ей по секрету, что тоже собирается на фронт. В ту самую часть, где он, Витька Грохотов... Теперь ему не стыдно дяде в глаза посмотреть. За хорошую работу и спасение от крушения воинского эшелона начальник дороги наградил его именными часами... А Коля Бэс в сырой земле... Кто же теперь будет людям отвечать на самые трудные вопросы?.. Небо заворчало, послышался тревожный гул. Витька машинально поднял голову и сразу же опустил. Это наши бомбардировщики полетели бомбить немецкие позиции. Облако, будто испугавшись грозного гула, заволновалось и медленно поплыло дальше, гоня перед собой легкую кружевную тень. * * * Илья Перченко остановил под деревьями тяжело нагруженную ящиками машину и вылез из кабины. – Боец Грохотов! – окликнул он. Витька даже не пошевелился. Он все так же стоял без пилотки у могилы и смотрел прямо перед собой. Казалось, Витька Грохотов повзрослел на несколько лет за эти полчаса. Перченко зашагал по траве к могиле. Постоял рядом с Витькой и положил руку ему на плечо. – Ну, будет, – сказал он. – Надо ехать в полк. Над головами с воем пронесся истребитель. Вдогонку за ним другой. Длинная очередь заставила Витьку очнуться. Он поднял побелевшие глаза на Перченко, и тот отвернулся. – Смотришь ты как-то чудно, – пробормотал он. – Сколько ты убил фашистов? – спросил он. – Я ведь шофер... – Я убью тыщу, – прошептал Витька. – Убьешь, убьешь... Витька схватил Перченко за плечи и стал трясти. – Зачем они убили Колю?! Зачем пришли к нам? Что им здесь надо?! – Гимнастерку порвешь... – попятился шофер. – Вот бешеный! Витька отпустил его и, как-то сразу обмякнув, зашагал к грузовику. Новенькая подогнанная форма – старшина Зайцев не подвел – немного топорщилась на нем. Сапоги скрипели. На Витькиной груди тоненько позванивала медаль «За отвагу». Нынче утром перед строем командир полка вручил Грохотову боевую награду. За мужество, проявленное в борьбе с опасным шпионом. И это еще не все: командир полка представил бойца Грохотова к награде орденом Красной Звезды за уничтожение в тылу вражеского эшелона с живой силой и боевой техникой. Но Витька об этом еще не знал. Знал об этом Коля Бэс. За несколько дней до смерти старательно заполнил наградной лист и отправил командующему, но вот обрадовать приятеля не успел... Илья поднял забытую Грохотовым на могиле пилотку, отряхнул ее о колено и пошел следом. В стороне глухо залопотала автоматическая пушка. Одна за другой разорвались четыре мины. Шофер посмотрел в ту сторону и нахмурился. С грузом будет труднее проскочить горелое поле. Витька подошел к машине, открыл дверцу и обернулся к Перченко. – Дадут мне сегодня автомат? – Остынь, парень, – сказал шофер. – Ну что толку, ежели на рожон полезешь? Воевать надо с умом, а ты готов сразу грудь подставлять... Вот что я скажу: зря тебя капитан взял в разведку... – Это почему же зря? – волком посмотрел на него Витька. – Горячий ты. – А ты, Перченко, знаешь кто?! – повысил голос Грохотов. – Ты крот. – И сам удивился, почему так обозвал Илью. – Давай, не стесняйся, – ничуть не обиделся шофер. – Шпарь, ругайся, можешь даже в ухо дать... Только не смотри на меня так... – Не сердись, Илья, – буркнул Витька и первым полез в кабину. – А что ты думаешь? – вдруг рассвирепел Илья. – Иной раз и рад бы закопаться в землю, как крот. Знаешь, что такое артподготовка? А минометный шквал? – Давай заводи, – сказал Витька. – То-то и оно, – изрек Перченко, с сердцем нахлобучил на лоб пилотку и нажал на стартер. – Помирать-то никому не хочется. Трехтонка издала протяжный стон, выплюнула из выхлопной трубы струю синей гари и тяжело, будто раздумывая, взяла с места. Ящики в кузове заерзали, заскрипели, наваливаясь на затрещавшие зеленые борта. Подняв пыльное облако, машина свернула к лесу и скоро затерялась среди серых и красных стволов. Над могилой пронеслись два «мессершмитта». Их преследовали три наших истребителя. В грохот канонады, разрывы мин вплелся пронзительный гул моторов. Часто-часто застучали авиационные пушки, негромко застрекотали крупнокалиберные пулеметы. Один «мессершмитт» клюнул серебристым вытянутым носом и, круто изменив траекторию полета, стремительно понесся к земле. Жирный смолисто-черный с огненными прожилками хвост волочился за ним. Самолет упал в лес, и глухой взрыв заставил вздрогнуть израненные осколками березы. Зеленый с желтой окаемкой лист, потрепыхавшись в воздухе, тихо опустился на братскую могилу. Файл из библиотеки OCR Альдебаран: http://aldebaran.ru/ |
|
|