"Витька с Чапаевской улицы" - читать интересную книгу автора (Козлов Вильям)

ГЛАВА ПЯТАЯ. ПЕТЬКА КВАС

Переночевали у Симаковых. Хозяин в дом не пустил, сказал, что и так тесно. Квас проводил их на сеновал, битком набитый соломой. Симаковы держали корову и теленка.

Старший Симаков не очень-то приветливо встретил незваных гостей. Высокий, жилистый, с красным кирпичным лицом, он, хмуря клочковатые брови, долго разглядывал их.

– Буянов? – спросил он, кивнув на Гошку. – Батька твой до самого конца тут был... Немец-то, он большевиков в первую голову кончает.

– А вы не боитесь? – спросил Буянов.

– Чего мне бояться? Я беспартийный. И потом, от Советской власти пострадавший. Тятеньку моего раскулачили и душу из него, родимого, вынули... Такие самые, как твой папаша. – Симаков снова посмотрел на Гошку. – Ночуйте, только попрошу не задерживаться. Утречком с богом. У меня не постоялый двор... И потом, новый хозяин не погладит по головке, ежели узнает, что я вам предоставил ночлег.

Симаков влепил Квасу затрещину и, даже не объяснив за что, удалился.

– Я не буду здесь ночевать, – сказал Гошка.

– Думаешь, донесет? – спросил Витька.

– Куда ты пойдешь? – сказал Сашка. – Ночью тут на каждом шагу патруль.

– Ходют. – сказал Квас, держась за багровую щеку. – Увидят кого в неположенный час, палят из автоматов.

– За что он тебя? – спросила Алла.

– За то, что нас к себе привел, – сказал Витька. – Не видела, как он волком глядел? Вот что, Петька, отойди-ка в сторонку...

Квас не очень-то охотно отошел. Ему было обидно: только что от родного отца заработал пощечину, а ему не доверяют.

– Иди в часовню, – посоветовал Буянову Витька. – Под верстаком и переспишь.

– Нужно драпать отсюда, – сказал Гошка.

– У меня тут есть одно дело, – сказал Витька.

– Плевать мы хотели на твои дела! – вспылил Гошка.

– Я очень устала, – сказала Люся.

– Вы как хотите, а я пошел спать, – заявил Коля Бэс. – Какой смысл идти ночью? Напоремся на первый патруль – и крышка.

Квас подошел к ним и сказал:

– Не бойтесь, батя не донесет.

– Мы не боимся, – сказал Гошка. Петька ушел и скоро вернулся с большими кусками черного нарезанного хлеба, жбаном парного молока.

– Мамка дала, ешьте.

Молоко пили вкруговую, прямо из жбана.

– Еще принесть? – спросил Квас.

– Тащи, – сказал Сашка. – И еще чего-нибудь прихвати. На этот раз Петька вернулся езде быстрее. Правая щека у него запылала ярче левой.

– Батя в кладовке застукал, – сказал он и достал из кармана штанов солидный кусок сала. – Хотел еще колбасы, но тут он...

– У вас даже колбаса есть? – полюбопытствовал Сашка.

– Тут магазин рядом разбомбило...

– Это который на горе?

– Не пропадать же добру, – сказал Квас. – Все хватали.

– У вас вход в кладовку со двора? – спросил Сашка. Петька посмотрел на него.

– Батя на ночь все запирает.

– Послушай, Квас, – сказал Гошка. – Верни мне пиджачок, который... гм... моя мама тебе подарила. Я ночевать у вас не останусь, а без пиджачка мне будет прохладно... Не смотри на меня, как баран на ворота. Иди быстренько и принеси пиджак. Ты ведь не хочешь, чтобы, когда вернутся наши, я из тебя сделал бифштекс?

– Я бы отдал, а батя?

– Утром скажи своему строгому папочке, что я избил-исколотил тебя и отобрал. А чтобы он поверил, я тебе сейчас посажу на лоб великолепную шишку, а на нос – блямбу. Ты ведь знаешь, как я это умею делать?

Квас вздохнул и ушел за пиджаком. Принес он его свернутым под мышкой.

– Он мне все равно велик, – сказал Квас. Гошка развернул на руке пиджак, подул на ворс и вдруг опечалился.

– Скотина, – сказал он. – Уже успел испачкать! – Это кровь, – сказал Петька. – Когда мы пришли с батей к вам... – И тут он прикусил язык, но было поздно, Гошка метнулся к нему и вцепился в глотку.

– Паскуда! Носи, говорит, Петюня... По чужим квартирам шарите, мародеры проклятые!

– Отпусти его, Гоша, – сказала Алла. – Он все-таки нам еду принес.

Квас даже не стал оправдываться. Он пощупал шею, сплюнул и ушел, сказав:

– Все равно ведь все сгорело!

* * *

Наступила ночь. Девчонки шуршали сеном и перешептывались. Потом Алла стала плакать, приглушенно всхлипывая. Люся что-то быстро шептала, целовала ее.

Сашка и Коля Бэс сразу заснули. Во сне Ладонщиков что-то жевал и хрюкал от удовольствия. Витька не поленился, подполз к нему и пощупал руки. В руках у Сашки ничего не было.

Дверь на сеновал приотворена. Над самой притолокой мерцала звезда. Длинные лунные тени расползлись по двору. Луны не было видно. На шоссе послышалась резкая отрывистая немецкая речь. Затопали сапоги, раздался крик «Хальт!» И потом ночь гулко располосовала автоматная очередь. Топот и крики удалились. Проснулся Сашка.

– Бомбят? – спросил он.

– Приснилось, – сказал Витька. – Слезай-ка вниз! Сашка сполз по сену на пол.

– Вы куда? – спросила сверху Алла.

– Дело одно есть, – ответил Витька.

– Мы с вами, – сказала Алла. – Люся, вставай! Девчонки завозились на сене.

– Ну что вы на самом деле? – рассердился Витька. – Мы по своим делам... Понимаете?

– Врут, – сказала Алла. – Они что-то задумали.

– Хорошо, – сказал Витька. – Слышали, рядом стреляли? Посмотрим, как там Гошка.

Он схватил Сашку за руку, и они выскочили на залитый лунным светом двор. На пустынной улице никого не видно, Далеко впереди светили фары машины. Мальчишки перебежали дорогу, перескочили через кювет и по тропке вышли к часовне. Гошка стоял у стены. Поверх куртки на нем был надет новый пиджак.

– Слышали? – шепотом сказал Гошка. – Они в кого-то стреляли.

Послышалась далекая очередь из автомата. – Опять! – вздрогнул Гошка.

– Они будут всю ночь палить, – сказал Витька.

– Нужно быстрее нарезать отсюда...

– Куда? – спросил Витька.

– К нашим!

– Есть один человек, который все может рассказать, – сказал Витька. Этого человека надо спасти. Он там, на стадионе.

– Нам нужно самим спасаться, – возразил Гошка. – И так на нас все обращают внимание. Шутка ли, целый отряд!

– Я не уйду из города, пока не вытащу его оттуда, – твердо сказал Витька.

– Кто этот человек? – спросил Сашка. Он отчаянно зевал и никак не мог понять, зачем его стащили с теплого сеновала.

Витька рассказал о встрече с дедом Моисеем, о еврейском лагере, из которого каждый день увозят за город расстреливать людей. Там, за проволокой, их сосед – Соля Шепс.

– Я никуда не пойду, – заявил Гошка. – Из-за Соли Шепса не хочу превращаться в покойника...

– А ты, Саш? – спросил Витька.

– Как его спасешь? – замялся Сашка. – Там немец на вышке. И прожектор... Пропадем ни за понюх табаку.

– Мы и до стадиона не дойдем, – отговаривал Гошка. – Квас говорил, что после девяти на улице появляться нельзя: комендантский час. Без предупреждения стреляют.

– Ладно, – глухо сказал Витька. – Я один пойду. Грохотов ночью не вернулся. Не вернулся он и утром. Коля Бэс проспал и ничего не знал.

Пришел из часовни Гошка. Вид у него был помятый. Он всю ночь так и не сомкнул глаз. Лишь под утро задремал.

– Я говорил ему, кретину, не надо было затевать эту аферу, – сказал Гошка. – Ночью в той стороне бабахали... Появился Петька Квас. Он удивился, что они еще здесь.

– Уходите, – сказал он. – Скоро батя вернется, хай подымет.

– А куда он ушел? – с подозрением спросил Гошка.

– Немцы велели населению сдать оружие. Понес в комендатуру одностволку.

– Я предлагаю уходить по двое-трое, – сказал Гошка. – Всем вместе нельзя обязательно задержат.

– Куда уходить? – спросил Коля.

– Если хочешь, оставайся у немцев, – усмехнулся Гошка. – Вместе с Квасом.

– Мы будем ждать Виктора, – твердо сказал Коля.

– Без него мы не пойдем, – поддержала Люся.

– Может быть, уже на площади... – пробурчал Гошка,

– Что он там делает? – спросила Алла.

Гошка и Сашка переглянулись и промолчали. Девочки и Коля Бэс на площади не были и не видели, как немцы сооружали там виселицы.

* * *

Витька вернулся к обеду. У Симаковых уже никого не было. Петька сказал, что ребята прячутся в часовне.

Наверное, говорили о нем, потому что, когда Грохотов появился на пороге церквушки, все замолчали.

– У немцев какой-то праздник, – сообщил Витька. – На машинах, на мотоциклах едут в центр. Даже генерал один с крестами. Пока они там орут «Хайль Гитлер!» – мы пулей из города! Я знаю, где можно пройти.

– Тебя... отпустили? – спросил Гошка. Вид у него был смущенный. Буянов только что убеждал ребят, что ждать Витьку бессмысленно, так как он наверняка попался немцам в лапы и сидит за решеткой, если жив. Иначе где он до сих пор может быть? Нужно немедленно выбираться из города.

Тут как раз Витька и появился. Буянов прикусил язык.

– Что же ты меня не разбудил? – с обидой спросил Коля.

– Это была моя ошибка, – сказал Витька. – Я, видишь ли, на других понадеялся...

– Ничего ведь не вышло? – усмехнулся Гошка. – Такие немцы дураки...

– Ты уж лучше помолчи, – посоветовала Алла.

– Гоша, у тебя глаза какие-то странные, – участливо посмотрела на него Люся. – Ты не болен?

– Чушь собачья, – сквозь зубы процедил Гошка. – Я ведь – не ты.

– Если остановят, скажем: идем в деревню к родственникам, – предупредил Витька.

Сашка с трудом водрузил на спину раздутый вещмешок.

Витька взглянул на него, но ничего не сказал.

– Я тут тоже даром время не терял... – ухмыльнулся Сашка.

Уходили из города тем самым путем, вдоль Синей, которым за несколько дней до войны покинули отчий дом. Теперь казалось, что с тех пор прошла вечность.

Выбравшись на волю, свернули к первой деревеньке, которая сиротливо стояла на холме. На другом пригорке – небольшое кладбище со старой бревенчатой церквушкой. Кладбище спряталось под сенью огромных корявых деревьев.

Витька огляделся и повел ребят туда. У часовни свернули на тропинку, заросшую густым цепким кустарником. Деревья заслонили небо, ветви цеплялись за одежду. На могильных холмах – ржавые железные и деревянные кресты. Одни торчали вкривь и вкось, другие упали. У изгороди Витька остановился и три раза свистнул.

Из-за могильных холмов, будто призраки, вышли шесть чернявых бледнолицых мальчиков. Запавшие черные глаза, тонкие шеи в просторных грязных воротниках рубашек.

– Здравствуйте, – сказал старший и улыбнулся. В одном из них они с трудом узнали Солю Шепса. Недавно это был розовощекий полный мальчик, на котором того и гляди треснут короткие штанишки. Сейчас перед ними стояла тень Соли Шепса.

Остальные выглядели не лучше.

– А Соню с мамой увезли куда-то, – сказал Соля. – Мы ждали, ждали, а они так и не вернулись.

Говорил он бесцветным глуховатым голосом. И откуда-то взявшийся на горле кадык двигался, будто Соля проглатывал слова.

– Мы два дня ничего не ели, – сказал высокий мальчишка с широкими, сросшимися на переносице черными бровями, который был у них за старшего.

– Тут кислица растет у изгороди, – сказал Соля. – Мы всю оборвали, а на луг не выходили, как ты говорил... – Он посмотрел на Витьку.

А Витька посмотрел на Сашку, мигнул ему, и они отошли в сторону.

– Развязывай, – сказал Грохотов.

– Что развязывать? – не понял Сашка.

– Не валяй дурака! Развязывай мешок...

– Нам самим жрать нечего! – запротестовал Сашка.

– С твоими талантами мы с голоду не умрем, – усмехнулся Витька.

Сашка, чуть не плача, развязал мешок и достал оттуда круг копченой колбасы. Поглядел на него и засунул снова в мешок.

– Не могу, – сказал он. – Ты понюхай, как пахнет... Витька отобрал мешок и достал оттуда колбасу, сало. хлеб. Когда он снова запустил туда руку, Ладонщиков вырвал мешок, замотал лямками и выпалил, сверкая глазами:

– Ты знаешь, чем я рисковал? Головой! Если бы Симаков меня застукал в кладовке, изничтожил бы, как фашист!

– Они не ели два дня, – сказал Витька. – В чем душа держится.

– А ты хочешь их совсем погубить, – сердито заметил Сашка. – Разве можно с голодухи так много сразу жратвы?

– Не узнаю я тебя, Сашка, – сказал Витька и даже с какой-то жалостью посмотрел на него. – Вроде бы раньше не был таким жадиной?

– Да ну тебя! – огрызнулся Ладонщиков и, бережно прижимая к себе мешок, пошел к церкви, Витька отдал мальчишкам провизию. Они сразу оживились, глаза загорелись. Высокий парнишка с широкими бровями взял хлеб, сало и колбасу. Остальные не спускали с него глаз.

– У меня все отобрали, – сказал он. – Дайте, пожалуйста, нож.

Чтобы не смущать их, ребята отошли в сторону.

– Вся эта компания тоже пойдет с нами? – понизив голос, спросил Гошка.

– Мне противно с тобой разговаривать, – отвернулся от него Витька.

Гошка вспыхнул, покосился на Аллу, не слышала ли она, но сдержался.

– Пойдем через деревни, – сказал Витька. – Будем всем говорить, что мы из детдома, мол, дом наш разбомбили, ну мы и пробираемся к родственникам...

К ним подошел высокий мальчишка. Он торопливо проглотил жесткий кружок колбасы и сказал:

– Нам вместе с вами нельзя... Мы будем просачиваться к нашим по одному. Главное – фронт перейти... У меня тетя в Житомире. У Левы сестра в Одессе... Повезет – доберемся.

– Повезет, – сказал Витька.

– По одному плохо, но иначе нельзя. Слишком будет заметно.

– Да, – сказал Витька.

– Я с вами, – подошел к ним Соля. – У меня родственников нет.

– Нас и так много, – проворчал Гошка. – Целый отряд. Соля вопросительно посмотрел на него своими большими выпуклыми глазами.

– Я лишний?

– Не слушай его, – сказал Витька и бросил на Гошку уничтожающий взгляд,

– Вы не хотите, чтобы я с вами пошел? – обвел всех тусклым взглядом Соля.

– Дурачок, – сказала Алла. – Куда же ты без нас?

– Ты пойдешь с нами, – успокоил его Витька. – И давайте больше на эту тему не будем говорить.

– Неужели вы не донимаете: чем нас больше, тем это подозрительнее для немцев? – вскричал уязвленный Витькиным тоном Гошка.

– Что с тобой стряслось? – спросила Алла. – Ты никогда таким не был.

– Не обращай на него внимания, – улыбнулся Соле Грохотов. – Гошку немного контузило при бомбежке...

Пять чернявых, большеглазых мальчишек тихо попрощались и как тени разошлись в разные стороны.

Соля проводил их печальными глазами и судорожно вздохнул.

Перед дальней дорогой состоялось короткое собрание. Люся Воробьева сообщила, что в группе теперь семь человек. Из них пятеро комсомольцы... Гошка внес поправку: он, Витька Грохотов и Алла Бортникова действительно подали заявление в комсомол, но их еще не приняли, обещали принять в новом учебном году, так что они никакие не комсомольцы...

– Нет, мы все теперь комсомольцы, – подытожила Люся. – Я как комсорг класса передаю свои полномочия... – Люся обвела всех взглядом и остановилась на Буянове.

– Я не комсомолец, – пробурчал он.

– Кто же ты тогда? – все с удивлением смотрели на Гошку, но он без всякого смущения ответил:

– Никто. Беспартийный я.

Поднялся возмущенный шум, но Люся несколько раз хлопнула в ладоши и все замолчали.

– Старшим нашей группы будет Витя Грохотов, – громко сказала она. – Есть возражения?

Возражений не было. Даже Гошка, который никогда никому ни в чем не уступал первенства, промолчал.

– Война все переменила, – после продолжительной паузы сказал Витька. Теперь я – комсомолец.

– И я – комсомолка, – сказала Алла. Гошка промолчал.

– Вот чудаки! – усмехнулся Сашка. – О чем вы тут толкуете? Сейчас война, и школу нашу разбомбили! Никто мы теперь, понятно? Беспризорники! Мне даже не верится, что я когда-то сидел за партой...

– Ты всегда был плохим пионером, – заметила Люся.

– Беспризорники, вот кто мы, – повторил Сашка.

– Ты всех в одну кучу не путай, – сказала Алла. – Если война, значит, и жизнь остановилась? И мы уже не люди? Кончится война и снова сядем за парты и будем учиться. Конечно, все. что случилось, страшно... и мы никогда этого не забудем... Но мы люди и не будем ни при каких обстоятельствах терять человеческое достоинство.

– Хорошо сказано, – коротко заметил Коля Бэс.

– Собрание считаю закрытым, – заключила Люся.