"Гильотина в подарок" - читать интересную книгу автора (Ковалев Анатолий)ГЛАВА ДЕСЯТАЯВ одном из центральных книжных магазинов Москвы наблюдалось скопление народа. Настроение у граждан было предпраздничное. Как-никак юбилей родного города. Такое не часто случается! Иному, у кого век короток, и вовсе не удается поюбилействовать. В преддверии праздника известный издательский дом, завоевавший популярность выпуском в свет самых кровавых триллеров, решил в рекламных целях отдать на растерзание толпы своего самого крутого триллерщика. Артур Бадунков стоял в центре зала в окружении поклонников и журналистов. На него были направлены телевизионные камеры. Книжные полки магазина ломились от многочисленных «мочилок» и «зубодробилок» новоиспеченного мастера слова. Инженера человеческих душ! Чаще всего – мертвых душ!.. Низкий лоб гения украшала незатейливая челка, угрюмо надвинутая на белесые брови, под которыми суетились маленькие, глубоко посаженные серые глазки. Нос мастера выделялся насколько, что на ум сразу приходили литературные аналогии. С кем только ни сравнивали Бадункова! Опять же в рекламных целях. Вечно поджатые тонкие губы вымучивали улыбку. Руки он держал сложенными ниже пояса. И снова возникали аналогии. Уже политические. Не то чтобы маститый автор стремился кому-то подражать, просто ладонью правой руки он прикрывал тыльную сторону левой, на которой выделялась татуировка в виде восходящего солнца и букв «АРТУР», вместо лучей торчащих из небесного светила. Вначале он произнес приветственную речь из пяти коротких предложений, заученных по дороге. Память не подводила Бадункова в самых критических ситуациях. Потом принялся раздавать налево и направо автографы, вполне обходясь двумя первыми буквами алфавита. Давно Москва не видела таких очередей. Граждане, купив драгоценную «мочилку», стремились ее обессмертить, будто от этого зависела их собственная жизнь, судьба. Они рвались к великому Бадункову, еле сдерживаемые милиционерами и продавщицами. А тот, как добрый пастырь, вымучивал улыбку за улыбкой и ублажал всех, выводя на форзаце очередной «зубодробилки» «АБ» или «БА». Чтобы разнообразить. Чтобы не надоело. И не забывал при этом прятать левую руку. Потом за дело взялись журналисты, он любил так называть газетчиков. – Кто ваши родители? – Папа мент у меня. А мама – из дворян… само собой… – Как вы начали писать? – А так и начал. Само собой… Нашло вдруг, накатило… – Кто ваши любимые писатели? – Пионов, Замоскворецкий, Танечкин. Все в нашем издательстве печатаются. Все мои кореша. – А классиков вы не читаете? – Агату Кристи я не очень… И Сименона, само собой, тоже… – Что вы сейчас пишете? – Через недельку-другую появится в продаже моя новая книга. Это триллер. Кровавый триллер. Об одном парне, который, само собой, был помешан на всяких драгоценных безделушках… Но!.. – В этом месте Бадунков сделал красноречивый жест, будто грудью шел на вражеские танки. – Обо всем этом читайте в новом романе «Пушечное мясо»! – Сколько вы пишете романов в год? – Четыре-пять. – Когда же успеваете? Ведь у вас есть основная работа? – Да, я по-прежнему работаю инкассатором. И не стыжусь своего ремесла. Трудно, само собой… А еще и писать надо. Но заставляю себя. Иногда еду в метро, а в мозгу уже новый замысел. Вот как! Свободное время провожу за машинкой! И, как видно, получается неплохо. Надеюсь, что художественно. Всякое шоу имеет конец, и Бадунков под аплодисменты своих горячих почитателей, а также миллионеров, продавщиц и журнов покинул лобное место и сунул левую руку в карман брюк. У входа его ждал роскошный белый «ситроен» с шофером. Стекла машины были затемнены, поэтому маститый автор не сразу увидел того, кто устроился на заднем сиденье. – Отстрелялся, Артурчик? – Мужчина был круглолиц, улыбчив и носил затемненные очки. – О! А ты чего тут? – удивился Бадунков, усаживаясь впереди. – Приехал меня поздравить? – Поздравлять тебя особенно не с чем! – процедил тот и начальственно бросил шоферу: – В издательство! – Случилось что? – осторожно поинтересовался знаменитый триллерщик. – Случилось, – был ответ. Больше он вопросов не задавал. И всю дорогу молчали. Круглолицый был коммерческим директором издательского дома. Он слыл человеком веселым и даже обаятельным. В теплой компании любил побалагурить. Именно поэтому серьезный и даже презрительный тон насторожил Бадункова. Ведь коммерческий был и в числе немногих, посвященных в тайну. Есть над чем задуматься. …Свой первый роман Артур Бадунков написал три года назад. Процесс писания оказался долгим и нудным. Занял почти десять месяцев. Главный редактор, прочитав, сказал: – Что ж, сюжет, по-моему, удался, а вот все остальное… – Не хотите – не надо! – огрызнулся автор. – Кто сказал, что не хотим? Мы решим за вас эти проблемы. Хороший редактор – вот все, что требуется. Хорошим редактором оказалась кроткая, интеллигентная женщина преклонных лет. Не меняя сюжета, она просто-напросто переписала набело весь роман. Бадунков был возмущен до крайности, но на первый раз сдержал эмоции, ограничившись угрозами физической расправы с кроткой редакторшей. Роман получил неожиданный успех. Никому не известный автор по непонятным причинам хорошо раскупался. Впрочем, оптовые закупщики сразу определили причину: – Народу фамилия нравится. Это не какой-нибудь там Мандельштам! Бадунков – ясно, свой человек! Вторую вещицу он уже кропал в темпе. Подгон со всех сторон. И опять кроткая в очках все переписала заново. Тут уж Артур не удержался, врезал ей по зубам! Пришлось познакомиться с директором издательского дома. Он сидел в своем величественном кресле, как памятник, неподвижный и строгий. Седой бобрик волос, налитое кровью лицо и взгляд, устремленный в одну точку. – Вы хотите денег и славы? – выдавил из себя этот красноликий сфинкс. – Само собой, – не растерялся Бадунков. – Тогда, любезный, потрудитесь, во-первых, не распускать руки, и особенно левую с солнышком, а во-вторых, и это главное, не надо больше ничего писать… – Как?! – А вот так! Пустая трата времени! От вас требуются лишь крутой сюжет и ваша фамилия. Остальное – наша забота. Что мог поделать несчастный Бадунков? Против махины не попрешь. Смирился. – Приехали, – сообщил Артур, чтобы хоть как разбить загустевшее молчание. Они вошли в здание. Автор покорно плелся за коммерческим. Навстречу то и дело попадались охранники в пятнистой форме, с автоматами на плече, будто издательский дом кто-то собирался штурмовать. Таковы будни книгобизнеса. А что делать, когда каждая вновь выпущенная книга – что твой фугасный снаряд! Народу мрет на каждой странице уйма! – Директор вас давно ждет, – прощебетала юная секретарша. Изваяние с красным лицом сидело на прежнем месте и не шевелилось. Только сегодня вид у него был чересчур необычный. – Присаживайтесь, – молвил сфинкс, не шевеля губами. – Случилось что? – уже не на шутку встревожился триллерщик. – Обо всем по порядку. Все директора любят порядок, а этот любил в особенности. – Докладывай! – обратился он к коммерческому. – Дело из ряда вон… – начал тот. – «Пушечное мясо» горит синим пламенем! – Да ты что! – подскочил на своем стуле Бадунков. – Я только-только пообещал общественности!.. – Иди ты со своей общественностью! – сорвался коммерческий. – Ты знаешь что!.. Знаешь что! – козликом запрыгал вокруг коммерческого маститый автор. – Ты так со мной не разговаривай! А то… – Сядь на жопу и сиди! – хриплым басом посоветовал сфинкс. Бадунков повиновался. Хриплый бас действовал на него почище ножика. – Само собой… само собой… – обиженно ворчал он. – Продолжай! – приказал коммерческому директор. – Мы получили только четыре части романа, – констатировал тот, бросая свирепые взгляды в сторону Бадункова. – Пятый поденщик задержал сдачу своего куска почти на неделю. – Это немыслимо! – возмутилось изваяние. – Вы ему звонили? – Мы оборвали телефон. На звонки никто не отвечал. Мы поехали к нему домой. Вернее, к ней. Это женщина. Оказалось, что она по этому адресу не проживает. И вообще никто там ее не знает. – Куда же ты глядел, когда подписывал с ней договор о сотрудничестве? – Она не местная. Прописана в другом городе. Здесь снимала квартиру. – Мы с ней в первый раз имеем дело? – Да. – Не вижу смысла. – Сфинкс задумался. – Вы, наверно, ей заплатили аванс! – высказал предположение притихший на время Артур. – Поденщикам не платят аванса, – пояснил коммерческий. – Что тут долго думать? – осмелел триллерщик. – Отдайте ее кусок другому! – Не все так просто, – выдохнул коммерческий, и одна из его толстых щек начала дергаться в нервном тике. – С этим романом творится нечто странное. Вчера мы должны были заплатить гонорар четырем поденщикам, сдавшим свои куски. Из четырех явился только один. – Это немыслимо! – пробасил красноликий сфинкс. – Вот-вот. Я тоже так сказал, когда мне сообщили. Но оказалось, что эти трое просто уже не в состоянии прийти за деньгами. – Разбил паралич? – усмехнулся Бадунков. – Они мертвы. В кабинете директора воцарилась минута молчания. Первым в себя пришел инженер человеческих душ. – Хорошо хоть успели все сдать вовремя. – Их убили? – Бас директора сделался еще более хриплым. – Их убили, – подтвердил коммерческий. – Одного за другим, примерно через сутки. – Что это значит? Неужели кто-то из наших конкурентов так обнаглел? Коммерческий пожал плечами. – Ведется расследование. У меня есть в органах свой человек. И сегодня утром я получил от них кое-какую информацию. – Это было опрометчиво с твоей стороны – обращаться к человеку из органов! – Изваяние заметно оживилось и даже сунуло в рот сигарету. Она так и прилипла к нижней пухлой директорской губе. – Не дай Бог, милиция выйдет на нас – и дело получит огласку! Тогда не избежать скандала. Кто знает, может, ради скандала и прикончили этих несчастных? – В любом случае лучше держать руку на пульсе, – не согласился коммерческий. – Огласки уже, к сожалению, не избежать. Одним из поденщиков был известный журналист. – Черт! – Милиция могла, само собой, наткнуться на ваши договоры! – вставил Бадунков. Все это время он панически ерзал на стуле. – Договоры с поденщиками составляются в одном экземпляре и хранятся у меня в сейфе, – презрительно отпарировал коммерческий. – Постой-ка, постой-ка! – зажмурив глаза, закричал директор. Видимо, только что народившаяся в голове мысль вздумала от него сбежать. – Как могла произойти утечка информации? Кто, кроме тебя, знал в лицо наших поденщиков, их адреса, телефоны? Коммерческий вытер пот со лба. По всему было видно, что это непростой для него вопрос. – Бухгалтер. Но она не была посвящена в творческий процесс. Например, не знала, кто над каким романом работает. – Кто еще? Коммерческий покачал головой и неуверенно начал: – Разве что… – перевел он взгляд на Бадункова. – Я?! – не своим голосом заорал триллерщик. – Ты всегда, Артурчик, интересовался, кто за тебя делает черную работу. – Само собой, было интересно… Но хрен ты мне рассказывал про них! – О Шведенко все-таки рассказал. Нам здорово польстило, что известный журналист предложил свои услуги. И я не удержался. – А о других я, по-твоему, откуда узнал? – Очкарик опустил голову. Крыть было нечем. – Есть еще кое-что… – пробубнил он в пол. Было ясно, что это «кое-что» коммерческий оставил на закуску. – Выкладывай! – решительно приказал директор. – У меня такое ощущение, что убийца знал сюжет романа. И даже то, кто над каким куском работал. – Не может быть! – Директорский рот от удивления раскрылся, и незажженная сигарета упала на пол. – Я предупреждал, что с этим романом творится нечто странное. Тело журналиста до сих пор не найдено, а в романе тело героя растворили в серной кислоте. Другая поденщица погибла в свой день рождения – и то же самое произошло с героиней, о которой она писала. У третьей удивительным образом совпала обстановка в спальне с той, что описана в романе: как и героиню, ее убили в постели. – Ты что, побывал у нее дома? – поинтересовался директор. – Пришлось. – Тоже мне чудо! – воскликнул Бадунков. – Она описала собственную спальню! – Ты ее описал уже в синопсисе, Артур! – Совпадение! – не сдавался маститый писатель. – Не слишком ли их много? – Скажи-ка мне, любезный, – обратился к триллерщику директор, – а сам ли ты сочиняешь сюжет своих романов? – Да как вы!.. Как вы!.. – От возмущения он растерял все слова. – Я давно замечаю, что твои последние синопсисы разительно отличаются от тех, что ты составлял раньше, – ввернул коммерческий. – Что здесь такого? Я ведь расту! – защищался Бадунков. – Интеллект не кукуруза, сам по себе не растет! – бесчинствовал очкарик. – К тому же исчезли грамматические ошибки, а раньше они у тебя были в каждом слове! Прижатый к стенке, он все же не сдавался: – О грамматических ошибках у нас ничего не сказано в договоре! А если я вас не устраиваю, то могу поискать и другое издательство! Думаю, само собой, никто не откажется! Бадунков вышел победителем. Разрекламированный в прессе, по радио и телевидению, он мог ставить условия. Достаточно одной его фамилии, чтобы издатель сделал деньги. И немалые. После его ухода коммерческий предложил директору: – Может, дать охрану четвертому поденщику? – Обойдется! – распорядился человеческой судьбой сфинкс. – Достаточно предупредить его по телефону. Не на шутку обеспокоенный, Артур Бадунков шествовал по коридорам издательского дома, направляясь в сортир. Он материл про себя коммерческого. Пронюхал все-таки, гад! Давно пронюхал, но молчал! Хвалил Бадункова! Лебезил перед Бадунковым! Притворялся! В двух первых своих романах Артур использовал истории, которые приключились с ним и с его друзьями. Стремился все передать как было, ничего не утаив от читателя, ничего не придумав. На третьем романе он начал буксовать. Жизненный сценарий был исчерпан, а фантазией Бадункова Бог не наделил. Срочно требовался кто-то с незаурядным воображением. И этот кто-то, на счастье уже входившего в моду триллерщика, нашелся. Бадунков заперся в кабинке и под шум сливного бачка поклялся: – Сегодня же разберусь с этой сучкой! Антон и Константин были не так воспитаны, чтобы делиться впечатлениями о ночи, проведенной в женском обществе. Первые километры дороги они молчали. Слушали радио и думали каждый о своем. Потрясения последних дней не прошли даром для обоих. Любая мелочь казалась подозрительной, и самое невероятное предположение могло стать реальностью. Полежаев заметно осунулся. Под глазами залегли черные круги. Роман с юной француженкой приобретал какие-то фантастические оттенки, которые никак не укладывались в ту самую схему, которую обычно называют жизненным опытом. Патя не устроила ему вчера головомойку, несмотря на то, что он нарушил обещание и «выдал» ее следователю. Напротив, весь вечер и всю ночь девушка находилась в приподнятом, радужном настроении и ни разу не обмолвилась о якобы случайной встрече в кинотеатре «Иллюзион». Предавалась мечтам о предстоящей свадьбе и кругосветном путешествии. «Она познакомилась со мной не случайно. Она оставила меня на ночь с Василиной. Она непременно хочет замуж, и как можно скорей, хотя знает меня меньше недели. Странно. Но ведь и я веду себя странно. Везу к Патиной матери следователя…» Еремин пытался собраться с мыслями, но Ольга не шла из головы. Она отдалась сразу, чуть ли не сама затащила его в постель. И он был совершенно оглушен ее нежными словами, страстными поцелуями и блаженными стенаниями. Но три маленькие детали: белое вино, порезанный палец, красная пачка «Данхилла» – прорывались сквозь любовный туман и портили музыку любви. – Вы куда вчера смылись? – чтобы отвлечься от своих психологических упражнений, спросил писатель. – У меня есть дела поважнее, чем смотреть эту тошниловку. – А мне фильм понравился! – возразил Антон. – Чернуха, конечно, но сделано остроумно и со вкусом. – Тебе видней. Ты у нас специалист по чернухе. – Слова друга расстроили Полежаева, и он надулся. – Ты всю жизнь будешь писать детективы? – чтобы отвлечься от воспоминаний, спросил следователь. – Когда-нибудь напишу повесть о бедных влюбленных, – съязвил тот. – И посвятишь ее, надеюсь, Иде? – Что ты пристал ко мне? Три года я от тебя только и слышу: Ида! Ида! Пойми ты наконец, что все давно кончено! Иды больше нет! – Есть Патрисия? Поговорим о твоей невесте. – Иди в баню! Моя невеста тебя интересует только как подследственная! Ты в каждом человеке видишь подследственного! – Так же как ты в каждом человеке видишь персонаж для романа. Разве не так? Неужели Патрисия тянет на роль героини, а Ида – нет? – Ну и зануда же ты, Костян! – Девушка всем хороша, – продолжал разглагольствовать Еремин, – но что-то в ней настораживает. Не по годам умна. – Тоже мне нашел криминал! – И еще – от нее веет вечной загадкой. Думаю, это тебя и подкупило! Девушка-загадка – мечта любого мужика! Только как бы от этой загадки не вышло худо! Зачем она так рвется замуж? – Ты попал в яблочко! – невесело усмехнулся Антон. – Этим вопросом я мучаюсь все утро, будто с похмелья. – А как реагирует ее мамаша? – Положительно. – Ой, что-то они замышляют! – покачал головой Константин. – Еще бы! Тебе, вечному холостяку, женитьба друга должна представляться помпезным восхождением на эшафот! – Помяни мое слово – сложишь голову на плахе! Или, вернее сказать, на гильотине! Предостережение детектива насмешило Полежаева. – Патя вчера на что-то такое уже намекала… – вспомнил он. – В самом деле? – Рассказывала такие небылицы, что уши вянут. Будто бы где-то в переулке бульварного кольца есть маленький антикварный магазинчик, где при входе играют «Марсельезу». – Что ж тут необычного? Вполне допустимо. От писателя не ускользнуло, как насторожило Еремина его сообщение, и ему тоже стало не по себе и вчерашний разговор с Патей теперь уже не казался розыгрышем. – И что дальше? – вывел его из раздумий следователь. – И в этом магазине всего один продавец. Какой-то странный тип с неподвижными шейными суставами. Ему надо сказать, что я пришел от Пати, и попросить показать мне гильотину. – Ни много ни мало! – присвистнул сыщик. – Это-то мне и показалось неправдоподобным! – Ты идиот, что молчал! Знаешь ведь, как меня интересует все, что связано с антиквариатом и Французской революцией! Еремин так разволновался, что пришлось остановить машину. – Ты думаешь, она все-таки замешана в эту историю? – Антон с надеждой смотрел в глаза друга, но тот отвел взгляд. – Выводы делать рано. Не пойму только, зачем она тебе натрепала про этот магазин? – В связи с предстоящей свадьбой. – Вот как! Она захотела получить от тебя в подарок гильотину? – Ты угадал. – Что ж, девочка не промах! Сначала два трупа, теперь гильотина! – Прекрати! – Пойми меня правильно. Я сейчас говорю не из любви к Идочке Багинской. Не вдаваясь в дискуссию, следователь достал из бардачка телефон. – Как поживаешь, Престарелый Родитель? – Живу помаленьку, – раздался на том конце провода скрипучий голос Ивана Елизаровича. – И другим того же желаю. Жить надо не торопясь. Со смыслом. – Ну ты, старик, сейчас разведешь философию! – Собираться? – с дрожью в голосе спросил эксперт. – Нет-нет! – поспешил обрадовать его Костя. – Меня интересует твой сосед, любитель истории и антиквариата. Он, может, знает магазинчик в переулках Бульварного кольца, где при входе играют «Марсельезу»? – Нужен точный адрес? Перезвони через полчасика. Мы с ним чего-нибудь наколдуем. – Очень на это надеюсь. Старенькая «шкода» снова тронулась с места. Путешествие продолжалось. – Только не пори горячку! – предупредил Полежаев. – У тебя ничего нет против нее. И в том, что она хочет получить в подарок гильотину, тоже не вижу криминала. – Вот как? Гильотина, по-твоему, – это брошка? Или кольцо? – Ну ведь не настоящая же она, в конце-то концов! – Не знаю. – Следователь сделал непроницаемое лицо и прибавил скорости… Антон загодя предупредил Катрин Фабр об их визите, поэтому старая служанка с внешностью миссионера-завоевателя диких племен не удивилась их приезду, а лишь пробурчала себе под нос: – Мадам ждет вас на втором этаже. Полежаев отметил про себя ее безукоризненный русский. В первый свой визит в загородный дом ему показалось, что служанка не понимала, о чем они говорили за столом. Катрин дожидалась в просторной гостиной. Она сидела в инвалидном кресле возле окна. Лицо ее радостно светилось. Видно, гости не часто посещали одинокую женщину. Молодость Катрин и белизна кожи никак не вязались с ее недугом. Казалось, что она сейчас встанет и пойдет навстречу вошедшим. Вместо этого приведенные в движение колеса бесшумно покатили ее по натертому паркету гостиной. – Я очень рада! – Это мой друг Константин. Я вам говорил о нем по телефону. Она грациозно протянула следователю руку, и тот нагнулся для поцелуя. Сегодня Катрин была во всеоружии – на ее пальцах появились отсутствовавшие в прошлый раз перстни. Еремину теперь достаточно было одного взгляда, чтобы определить, к какой эпохе они относятся. – Вы увлекаетесь антиквариатом? – начала она беседу, после того как гости расселись. – Не совсем так, – не стал кривить душой сыщик. – Просто мне случайно попало в руки вот это. – Он раскрыл прихваченный с собой небольшой саквояж и извлек оттуда полиэтиленовый пакет с дубовыми головами-ручками. Одну из них он протянул Катрин. – Насколько меня правильно информировал Антон, это голова вашего предка? – Святая дева Мария! – воскликнула женщина. – Где вы их взяли? Она бесцеремонно выхватила у него пакет. И принялась бережно вынимать из него головы. Катрин ставила их на стол перед собой, приговаривая что-то по-французски. Антон перевел это как «старички мои, родненькие, вот и свиделись!». В ее больших серых глазах стояли слезы. Оба гостя, ошарашенные поведением женщины, хранили молчание. – Это ручки от папиного комода, – наконец объяснила она. – Я не понимаю, как они оказались у вас! У отца была огромная коллекция антиквариата, доставшаяся ему в наследство. Его много раз просили продать ту или иную вещь, но он ничего не хотел слышать, хотя был простым служащим и наша семья никогда не жила в достатке. В конце концов его обокрали. Полиция ничего не нашла. Ни единой пылинки! Никаких следов! А ведь там были тяжелый комод, два кресла, стол, кушетка, не говоря уж о мелочах. Отец не вынес удара. Инфаркт… – Когда примерно это случилось? – перебил ее следователь. – Уже больше года прошло. – Вы тогда были в Париже? – Да. Я там прожила около года. – А ваша дочь? – Нет. Она осталась в Москве. Патрисия очень самостоятельная. Вопрос смутил Катрин. На щеках выступил румянец. Она крепко-накрепко сцепила пальцы рук и выдохнула: – Так мне захотелось. – И дочь все время находилась здесь одна? – Да. Не пойму, что вас так удивляет? В доме полно обслуживающего персонала. – Значит, во время кражи вы находились в Париже? – Не совсем. Я была на юге. В Антибе. Грелась на солнышке. И вообще проводила время в свое удовольствие. Отец вызвал меня телеграммой. Я вернулась в разоренный дом. – А где во время кражи находился ваш папа? – В баре. С приятелями. Отмечали чей-то день рождения. – Дома никого не было? – Дом на сигнализации. А прислуга отцу была не по карману. Да и не любил он ничего такого, всегда придерживался левых взглядов, радовался даже, когда я поселилась в социалистической стране. Правда, в гости ни разу не приезжал. А если бы приехал и увидел, как я тут устроилась, то радость мигом бы улетучилась. Я от него многое скрывала. – Неужели никто не видел, как выносили из дома мебель? – Удивляетесь? Предместье. Люди рано ложатся спать. Во всяком случае так они потом говорят жандармам. – Катрин вдруг встрепенулась и ни с того ни с сего рассмеялась. – Послушайте, вы что, ведете расследование? Вы что – частный детектив? А я, дура набитая, ничего не поняла! Это и есть герой ваших романов? – обратилась она к Полежаеву. – Как его там называют? – Моя фамилия Еремин, – отрекомендовался следователь. – А коллекция вашего отца находится в Москве. Она перестала смеяться, перевела взгляд на выстроенные по линейке пять дубовых голов и прошептала: – Не может быть! Кто же смог перевезти ее сюда через несколько границ, таможен? – Полагаю, русская мафия, – спокойно ответил Константин. – Частным коллекционерам теперь несладко приходится не только у нас, но и на Западе. Следователь выдержал длинную паузу, чтобы женщина успела собраться с мыслями, а потом пошел в атаку: – Думаю, что в моих силах вернуть вам хотя бы часть коллекции вашего отца, но для этого нам надо с вами заключить письменный договор. Оплатить счета моего сыскного бюро для вас не составит труда. Выиграете вы от этой сделки гораздо больше. – Я согласна. После того как Еремин достал из саквояжа соответствующие бумаги и у писателя уже не осталось ни малейших сомнений, что вся эта операция была спланирована заранее, ему осталось только подивиться прозорливости и деловой хватке друга. – Но и это еще не все, – покончив с формальностями, заявил сыщик. – Необходимо, чтобы вы откровенно ответили на мои вопросы. – Я готова. Наблюдая за ними, Полежаев отметил, что следователь действует чуть ли не с помощью гипноза. Катрин как-то вся обмякла и покорилась его железной воле. – Кому из своих знакомых в России вы рассказывали о коллекции отца? – Никому и никогда. Я умею держать язык за зубами. – Ваша дочь тоже не знала о ней? – Патя? Как она могла не знать! Ведь она не раз гостила у дедушки в Париже. Но Патрисия еще более скрытная. – Кто с вами отдыхал в Антибе? – Никто. Я одна. – А как же… – Он перевел взгляд на ее парализованные ноги. Катрин вновь встрепенулась, и румянец вспыхнул на ее щеках. Гнев уже готов был обрушиться на голову бестактного сыщика, но в последнюю секунду женщина взяла себя в руки и как можно спокойней объяснила: – В Антибе я могла обходиться без этого кресла. Я не калека с детства. Все случилось со мной тогда же, после ограбления отца. – Нельзя ли поподробней? – Что ж, можно и поподробней, – процедила она. Воспоминания не доставляли ей удовольствия. – Это случилось через несколько дней после похорон. Я была в ту ночь одна в доме. Читала перед сном. Вдруг услышала – внизу кто-то разбил стекло. Я спустилась, включила свет и не успела даже толком разобраться, как страшный удар обрушился на меня сзади. Я пришла в себя лишь на пятые сутки в больничной палате. Столько времени врачи боролись мою жизнь. Жизнь мне вернули, но это уже была жизнь калеки. – Вы обратились в полицию? – Зачем обращаться? Комиссар полиции пришел ко мне прямо в палату. Меня обнаружил юноша, разносчик хлеба. Он всегда в одно и то же время приносил свежие батоны. На этот раз ему показалось странным, что входная дверь не заперта и на веранде разбито стекло. Он решил войти в дом. Я лежала на полу в гостиной в луже крови. Если бы не этот мальчик, вам бы некого было допрашивать! Простите, очень хочется курить… – У меня американские, – предложил Еремин. – Нет-нет, я предпочитаю «Голуаз». Антон, если вас не затруднит, моя спальня на третьем этаже, рядом с картиной Шагала. Сигареты лежат на зеркале. – Что еще вам рассказал комиссар полиции? – продолжал допрос Константин. – Это было ограбление? – Представьте себе, нет. Да и брать уже было нечего. – А… ваши перстни? – Они оставались в Москве. – Они тоже из коллекции? – Да. Это папины подарки в разные годы. Первый я получила на крестины, второй – на конфирмацию, а третий – на свадьбу. Полежаев вернулся с пачкой сигарет как раз в тот момент, когда Катрин рассказывала о своих перстнях. По глазам писателя. Еремин сразу определил, что в спальне Катрин было на что посмотреть. – Ничего себе! – говорили глаза Антона. Это мог быть и обывательский восторг. Но Еремин не первый год знал писателя: и Шагалом его не удивишь, и красивыми вещами не сразишь. Значит, что-то интересное для следствия. – Патрисия любила отца? – решил следователь продолжить воспоминания Катрин, раз уж дело дошло до свадьбы. – Почему так мрачно? Она и сейчас с ним иногда видится. – Как? – не выдержал Антон. – Патя сказала, что ее отец умер! – Несносная девчонка! – покачала красивой головкой Катрин. – Это, наверно, была аллегория. Вы ее не поняли. С отцом Патрисии я развелась шесть лет назад. У него появилась другая женщина. Простите, но я не хотела бы сейчас касаться этой темы. – Конечно, конечно! – согласился Константин. – Вернемся в Париж прошлого года. До чего докопалось следствие? Был найден тот, кто напал на вас? – Разумеется, нет, – пожала она плечами. – А ведь он хотел вас убить. – То же самое мне сказал комиссар полиции. – У вас много врагов? – Как у любого обычного человека. – Но не у каждого человека папа – коллекционер редкого антиквариата. – На что намекаете? – Злоумышленник боялся разоблачения с вашей стороны и решил избавиться от вас. – С чего вы взяли? – А разве не так? Разве не вы привезли своему папе грабителей из Москвы? – Вы с ума сошли! – Это, конечно, аллегория. Но коллекция-то теперь в Москве. А ваш папа ни разу здесь не был. Волей-неволей приходится думать, что вы или ваша дочь случайно оказались в роли наводчиц. – Не может быть! – прошептала Катрин, обращаясь, казалось, к пяти дубовым головам, мрачно взирающим на происходящее. – Попытайтесь вспомнить, – настаивал Еремин, – а я с вашего позволения проветрюсь. Где у вас туалет? – На первом этаже. Спросите у Татьяны Аркадьевны, если заблудитесь. Следователь вышел. – Я не рассчитывала, Антон, что вы приедете ко мне с сыщиком, – укоризненно заметила будущая теща. – Человек хочет, а Бог хохочет, – замысловато ответил будущий зять. – О чем вы со мной хотели поговорить? – Разумеется, о Патрисии. Девочка очень взбалмошна. И это неудивительно. Потеря отца всегда очень сильно сказывается на детях, особенно на девочках. Они стремятся к замене. Хотят как можно скорее найти похожего человека и отыграться на нем. Ведь вам тридцать пять, верно? Ровно столько было ее отцу, когда он нас бросил. – Вы слишком вольно трактуете Фрейда, – заметил Антон. – Вы человек умный, опытный, должны понимать, что девчонка играет в любовь, что замужество для нее – только игра. – В прошлый раз мне показалось, что вы заодно с дочерью. – Не могла же я это говорить при ней. Не торопитесь, Антон. Выслушайте совет! Чтобы потом не раскаиваться. Патя – загадка даже для меня, ее матери. И никто не ведает, что она замышляет. А уж замышляет она что-то как пить дать! Только не подумайте, что я так говорю потому, что вы мне не нравитесь. Наоборот. Я пришла в восторг от ее выбора. Но та поспешность, с какой она стремится замуж, меня настораживает. – Меня тоже… – Вот видите. Не надо торопиться, – повторила она и уже другим тоном добавила: – Ваш друг, кажется, заблудился. Еремин и в самом деле «заблудился»: вместо того чтобы спуститься на первый этаж, он поднялся на третий… Картину Шагала опознал с ходу по кувыркающимся при луне бородатым талмудистам и не менее бородатым козам. В двери спальни Катрин торчал ключ, и детектив дважды повернул его, предварительно оглядевшись – нет ли поблизости старой служанки. Да, тут было чему удивляться! Небесно-голубая комната в атласе и бархате с золотом, будто королевская опочивальня, восстановленная в каком-то музее. Старинные канделябры, барельефный оклад зеркала, ангелоподобные существа на спинке кровати. Не зря писатель вернулся с горящим взором, но «железного Еремина» этим не проймешь! Он знает цену каждой вещи! И самая ценная, на его взгляд, стояла на маленьком туалетном столике, находившемся в изголовье кровати. Эту находку не мог затмить даже блеск золота. Это была фотография в черной рамке. На фоне собора Парижской Богоматери (его он тоже опознал сразу по уродливым химерам) стояли двое. Мужчина и женщина. Их счастливые лица, озаренные солнцем, говорили о многом. Так выглядят влюбленные на заре своего необъятного чувства. Мужчина нежно обнимал женщину за талию. В ней нельзя было не узнать Катрин, моложавую, красивую, еще на здоровых ногах. А в нем… – Но почему в черной рамке? – по привычке вслух произнес Еремин. – В честь погибшей любви? Ведь с Элвисом я разговаривал только вчера. И он вроде не смахивал на призрака! – Что вы здесь делаете? – раздался за его спиной грубый голос служанки. – А, Татьяна Аркадьевна! – приветствовал ее не растерявшийся следователь. – Как хорошо, что вы появились, а то уже нет мочи терпеть! Хочу в туалет, а попадаю черт знает куда! Прямо лабиринт, а не дом! – Где вы видели, чтобы туалет находился на третьем этаже? – недоверчиво пробубнила она. – Да я и домов таких никогда не видел! Откуда мне знать? А потом, что только новому русскому в голову не взбредет? Может устроить сортир и на крыше! Пусть все стекает вниз по водосточным трубам! А? – Фу! – поморщилась старая грымза. – Понахватались где-то анекдотов! Что за похабщина! – Извиняйте, Татьяна Аркадьевна, извиняйте! Не знал, что у вас такой тонкий вкус! Так, говорите, на первом этаже? – Как спуститесь, направо пойдете. В дверях спальни он оглянулся. – Миленько тут! Не так ли? Последние слова остались за ним. Катрин улыбалась. Ее открытое, светлое лицо поднимало собеседнику настроение. Антон тоже все время улыбался. Сегодня он был не так задумчив, как в прошлый раз. А вот Еремин вернулся из своего «путешествия» с невеселым лицом. – Вы вспомнили? – обратился он к хозяйке дома, усаживаясь на прежнее место. Продолжая улыбаться, она покачала головой. – Тогда я вам помогу. Фамилия Старцев вам ни о чем не говорит? Улыбка исчезла. Катрин выпрямила спину, расправила плечи, приподняла подбородок, прищурила глаза. Что-то хищное появилось в ее лице и осанке. Следователь не спускал с нее глаз. – Вы ведь знакомы с Вадимом Игоревичем? И вместе проводили время в Париже и в Антибе. Разве не так? – Это глубоко личное! – отчеканила она. – И мне бы не хотелось… – Придется, Катрин, – перебил ее сыщик. – Придется коснуться. Я понимаю, что вам нелегко, но ведь именно Старцев ограбил вашего отца! – Вы с ума сошли? – В вопросительной интонации и в широко раскрытых глазах чувствовались полная растерянность и недоумение. – Как вам не стыдно? – Вот как? – Настала очередь Еремина удивляться. – Давайте обо всем по порядку. В вашем рассказе явно не хватало одного персонажа. Теперь мы знаем, кто он. Нет смысла дальше скрывать. – Вадик тут ни при чем! – отрезала женщина. – А мы попутно разберемся. Хорошо? – Как знаете, – пожала она плечами и начала: – Да, Вадик был моим любовником на протяжении нескольких лет. Мы познакомились здесь, в Москве, на вечеринке у общих знакомых. Он мне сразу признался в любви. Меня смущала большая разница в возрасте. Но вскоре я поняла, что мой страх искусственный, придуманный ханжами. Между нами не было не только пропасти, но даже самой незначительной расщелины. Поверьте, я никогда никого так не любила. С бывшим мужем мы жили, как говорится, по соседству. А с Вадиком я поняла, что такое настоящая любовь – африканское кипение страстей! Это продолжалось целый год. Я будто пребывала в ином мире. Как-то он приехал ко мне поздно ночью встревоженный. Я бы даже сказала, затравленный. Его преследовали – и необходимо было уехать как можно дальше. – Он объяснил вам причину, по которой его преследовали? – Да, но очень туманно. Некогда было вдаваться в подробности. Сказал, что это связано с каким-то карточным долгом, что он давно расплатился, но его продолжают преследовать и даже хотят убить. Я нашла для него надежное убежище. Догадываетесь, какое? – Катрин заметно преобразилась, вспоминая о любовнике. – Старый дом моего отца в предместье Парижа. Вадик прожил там два года. Они здорово ладили с отцом. Когда я приехала его навестить в первый раз, то просто диву далась. Папа даже к родственникам не относился с такой любовью. Они жили душа в душу. Отец всегда мечтал о сыне. Вадик уже свободно изъяснялся по-французски. Он не сидел там сложа руки. Занимался коммерцией. У него сохранились кое-какие связи с Россией, и он поставлял сюда товар. Кончилось все одновременно. Будто кто-то взрывчатку подложил под мое счастье. В течение нескольких дней я потеряла сразу обоих. Я говорила, что целый год прожила вместе с ними. Летом мы поехали с Вадиком на юг. Он неожиданно оставил меня на несколько дней, сославшись на срочные дела. Должен был проследить за погрузкой своего товара в марсельском порту. Я не особо вникала в его дела. Надо так надо. И тогда же пришла телеграмма из Парижа. Я, разумеется, уехала к отцу, оставив у портье записку для Вадима. Он не приехал на похороны и даже не позвонил. Я не знала, что думать. Каждый день набирала телефон гостиницы в Антибе, и каждый раз мне отвечали: «Не появлялся». Все разъяснилось, когда я уже лежала в больнице. В моей палате оказалась марсельская газета… Катрин неожиданно прервала свой рассказ. Развернулась в своей инвалидной коляске спиной к гостям и неслышно покатила в глубь зала, где возвышался авангардный сервант непонятной геометрической формы. Она вернулась к ним не с пустыми руками. – Вот эта газета. Женщина протянула ее следователю, но тот кивнул на Антона. – Здесь говорится о каком-то Измоденове, русском коммерсанте, погибшем в автокатастрофе, – перевел Полежаев. – Вадик жил во Франции по поддельным документам, – ничуть не смутившись, объяснила Катрин. – Там его знали как Измоденова. – Как марсельская газета очутилась в вашей больничной палате? – Этот вопрос я задала сестре милосердия. Она ответила, что газету прислали ко мне домой из Антиба, а почтальон принес прямо в больницу. Я решила, что администрация гостиницы, чтобы я им больше не докучала своими звонками, позаботилась обо мне. – А кто занимался похоронами Измоденова? – не унимался Еремин. – Я узнала о гибели Вадика слишком поздно. И была уже инвалидом. Так что пребывала в полном неведении о том, где его похоронили. Уже в Москве мне кто-то позвонил. Он представился другом Вадика. Этот друг сообщил название кладбища и подробно рассказал, как найти аллею, на которой похоронен господин Измоденов. – Значит, все-таки похоронен как Измоденов? – Ведь он умер не под своей фамилией, – не поняла Катрин подоплеки вопроса. – По иронии судьбы и папа, и Вадик умерли в один день. – По иронии судьбы умер некий господин Измоденов, – подвел безжалостный итог следователь. – А господин Старцев выжил. И прекрасно себя чувствует, потому что никогда не попадал в автокатастрофу. Из груди женщины вырвался приглушенный стон. Как дитя, которому сказали, что Дед Мороз– выдумка и никогда не придет, она в какой-то смутной надежде переводила взгляд с одного на другого, а потом закрыла лицо руками и зашептала, переходя на крик: – Нет! Не может быть! Вы врете! Вы все врете! Зачем вы издеваетесь надо мной? – Зачем ты так? – укоризненно бросил другу писатель. Еремин ждал в машине, а Полежаев еще долго стоял на коленях перед инвалидным креслом. – Вадечка, ангел мой! Милый мой мальчик! – как в бреду повторяла Катрин, орошая пуловер Антона слезами. Он узнал еще много нежных французских слов. |
||
|