"Топ-модель" - читать интересную книгу автора (Коултер Кэтрин)

Глава 3

Наконец-то она снова увидит его. Линдсей не ела ничего уже почти полтора дня и даже смотреть на еду не могла, до такой степени она была взволнована предстоящей встречей. Она отказалась даже от своих любимых чизбургеров, чего никогда с ней раньше не случалось. Она знала, что изменилась за последние два года, но будет ли этого достаточно, чтобы обратить на себя внимание? Ведь он привык к Сидни, а она когда-то была несравненно лучше своей сестры. Да, Линдсей перестала быть той неуклюжей, угловатой и совершенно невзрачной девочкой, которая еще пару лет назад молча глазела на него, не в силах произнести ни слова в его присутствии. Тогда она была просто глупым подростком, восхищенно пялившим глаза на своего кумира. А сейчас она вполне взрослая девушка восемнадцати лет, почти женщина.

Белый лимузин, который предоставил князь в ее распоряжение, быстро мчал ее по прекрасной дороге по направлению к шикарному отелю «Георг V», где она должна была встретиться с ним. Они не виделись с того самого момента, когда он вступил в брак с ее сестрой. Линдсей до сих пор отчетливо видела его перед собой в прекрасно сшитом свадебном костюме и белоснежной рубашке, оттенявшей его почти оливковую кожу. А его глаза — темные, горящие как угольки… Они так нежно смотрели на нее, так серьезно… Она даже вздрогнула от этих воспоминаний. Конечно, Сидни тоже будет там, но Линдсей это нисколько не волновало. Ей хотелось видеть только его одного, взглянуть в его прекрасные глаза и убедиться в том, что он по-прежнему счастлив.

Она порылась в сумочке и вынула оттуда потертое, явно читаное множество раз письмо, испытывая страстное желание перечитать его снова. Водитель лимузина поднял разделительное стекло, как бы догадавшись, что сейчас ей необходимы соответствующий комфорт и покой. Двигатель мощной машины работал размеренно и ровно, с каждой минутой приближая ее к отелю. Развернув письмо, она с трепетом прочитала:

«Моя дорогая Линдсей.

С 11 апреля мы с Сидни в течение недели будем находиться в Париже. В письмо вложен билет. Мы будем рады, если ты найдешь возможность присоединиться к нам. Приезжай, пожалуйста.

Я очень хочу снова видеть тебя».

Подписано это письмо было точно так же, как и все предыдущие его послания: «С любовью, Алессандро». Да, сейчас она уже вполне взрослая. Месяц назад ей исполнилось восемнадцать лет, и сейчас у нее есть все необходимое, чтобы привлечь к себе внимание, — прекрасная фигура, хотя, может быть, и не такая прекрасная, как у Сидни, но все же достаточно изящная, тугая полная грудь и длинные стройные ноги. Правда, она была слишком высокой, но он тоже не из низкорослых мужчин. Разумеется, на сей раз он просто не сможет не заметить ее. На этом ее мысли прервались, так как она вспомнила, что на ее пути всегда будет стоять сестра и ничего с этим не поделаешь.

Линдсей знала, что у Сидни больше не будет детей. Бедный князь! Если бы он женился на ней, она бы родила ему столько детей, сколько ему нужно. Ведь он такой замечательный человек и заслужил все то, что только может предложить ему жизнь.

Она вновь погрузилась в давние мечты, которые состояли из одних и тех же образов и практически не отличались друг от друга. Чаще всего ей представлялось, что он несет ее на руках и все время повторяет, что безумно любит ее, любит больше жизни, что она очень дорога ему и только она может сделать его совершенно счастливым. Затем он поднимает ее на борт своей великолепной яхты, где их радостно приветствуют члены команды. Они улыбаются и кивают головами, как бы одобряя их решение соединиться навеки. Все так прекрасно, так хорошо! А Сидни в это время куда-то исчезла. Нет, не умерла, конечно, а просто исчезла, ушла в неизвестном направлении, оставив их наедине друг с другом. Навсегда. До конца жизни. О Господи, как она любила его в этот момент! Причем в своих мечтах она любила его еще больше, чем в реальной жизни. Он был для нее не просто Алессандро, а ее сказочный принц, ее божество, которому она была готова поклоняться до конца дней своих. Линдсей вздохнула, услышав сквозь стекло приглушенный шум машин на оживленной парижской улице. Мечты рассеялись как утренний туман, оставив после себя лишь горькое сожаление, что это всего лишь бесплодные мечты.

Она привезла с собой три газетные вырезки с информацией о своем кумире. Причем на одной из них была помещена его фотография. Линдсей бережно хранила их, перечитывая при каждом удобном случае. Вот и сейчас она вынула их из сумки и жадно уставилась на фотографию. Он выглядел слегка угрюмым, но это не мешало ей ощутить необыкновенный магнетизм, излучаемый всем его естеством. Он был прекрасен и необыкновенно нежен. В сопровождающей это фото статье говорилось о недавних проблемах, возникших на семейном предприятии ди Контини близ Милана, где производилось оружие и военное снаряжение. Далее сообщалось о действиях террористов, которые по наущению Ирака пытаются не допустить отправку оружия в Иран. Линдсей пропускала все эти малозначащие для нее сведения, стараясь отыскать только персональную информацию о нем. В конце одной из статей говорилось, что князь ди Контини сочетался законным браком с красивой американкой, адвокатом и наследницей огромного состояния, сотрудницей международной юридической фирмы Сидни Фокс, которая успела за последнее время стать полноправным партнером этой солидной адвокатской конторы. Сообщалось также о том, что у них до сих пор нет детей, приводились подробности жизни его высокородных родственников, но при этом не было ничего такого, что могло бы действительно заинтересовать Линдсей.

После свадьбы Линдсей так ни разу и не видела свою сестру. Даже на фотографии. Разумеется, они не раз приезжали в Соединенные Штаты за последние полтора года и часто бывали в Сан-Франциско, но она находилась далеко от родного дома, а специально пригласить ее домой по такому случаю никому и в голову не пришло. Да и к ней в школу они не наведывались. Линдсей догадывалась, что главным препятствием была Сидни. Она никогда не испытывала особых симпатий к своей младшей сестре, а после свадьбы стала относиться к ней с нескрываемой неприязнью, отбросив в сторону всякое притворство. Даже сейчас, находясь в этом роскошном белом лимузине, Линдсей отчетливо вспомнила, как ее сестра насмехалась над ней в день свадьбы, говоря о том, что князь удручен ее глупой и совершенно невыносимой подростковой влюбленностью. Эта мысль была настолько неприятной, что Линдсей постаралась тут же выбросить ее из головы.

Почему же сейчас Сидни изменила свое мнение о ней и решила пригласить к себе в гости? Почему она вдруг захотела увидеть ее? Линдсей долго размышляла над этим вопросом, но так ничего путного и не придумала. Скорее всего к этому приложил руку ее муж. Другого объяснения просто быть не может. Только благодаря ему она сейчас находится в Париже и мчится в отель в роскошном лимузине. Видимо, у Сидни не было возможности воспрепятствовать этому и она вынуждена была смириться с неизбежной встречей. Ведь он был хозяином семьи, а жена должна во всем подчиняться ему.

Что касается отца, то Линдсей вела себя так, словно он перестал существовать для нее. Ей было хорошо известно, что он проводит в Италии почти три месяца в году, но подробностей его пребывания у сестры она не знала. При случайных встречах отец ограничивался исключительно хвалебными отзывами о Сидни, неизменно повторяя, что она прекрасна, умна и в высшей степени добропорядочна. При этом подразумевалось, что Линдсей обладает совсем противоположными качествами. Что же до зятя, то Ройс предпочитал вообще не упоминать о нем, а Линдсей очень боялась спросить его об этом. Она как-то набралась смелости и спросила его о матери, но он с такой яростью набросился на нее, что ей больше не хотелось задавать ему никаких вопросов.

Лимузин тем временем приближался к центру Парижа, и Линдсей нажала кнопку на дверце, чтобы опустить стекло. Воздух был прохладным и мягким, а высоко над головой ярко светило весеннее солнце. Апрель в Париже — самое романтическое время в самом романтическом городе мира. Линдсей провела рукой по волосам, как бы желая убедиться в том, что ее непослушные кудри находятся в нормальном состоянии. Мать Гэйл так и не смогла ничего поделать с ее чересчур жесткими кудряшками, но при этом, успокоила, сказав, что к двадцати годам мода во всем мире резко изменится и вот тогда ее кудри будут как раз кстати. Линдсей вынула из сумочки косметичку и пристально посмотрела на себя в зеркальце. Лицо показалось ей слишком бледным, но ничего не поделаешь. Подрумянить его было нечем. В сумке осталась лишь одна губная помада, да и та была практически на исходе.

Волнение усиливалось с каждой минутой. Она так нервничала, что даже тошнота подступила к горлу. Сделав несколько глубоких вдохов, Линдсей попыталась успокоиться и сосредоточиться на предстоящей встрече с Алессандро. Что она ему скажет? В голове образовалась отвратительная пустота, и она почувствовала себя полной дурой. Надо непременно взять себя в руки, иначе она будет выглядеть неисправимой идиоткой в глазах Сидни и ее мужа. А уж та-то не упустит возможности поиздеваться над неуклюжей сестрой. А потом об этом узнает ее отец и тоже будет насмехаться над ней.

Вскоре они подъехали к отелю «Георг V». Линдсей направилась к портье и попросила проводить ее в номер князя Алессандро ди Контини. При этом ее постоянно тревожила мысль о том, кто ее встретит — сам князь или Сидни. В сущности, никакой разницы не было. Ведь даже если его сейчас нет в номере, то он непременно появится там через какое-то время. Как ей хотелось в эту минуту выглядеть умной, симпатичной и сообразительной! Она молила Бога, чтобы ей удалось сказать что-нибудь остроумное, что-нибудь такое, что очаровало бы его и заставило Сидни относиться к ней с большим уважением.

Только сейчас Линдсей обратила внимание на свой багаж и слегка засмущалась. Ее сумки были старые и потрепанные, но швейцара, кажется, это нисколько не интересовало. Носильщики тут же подхватили ее вещи, после неумелых объяснений с портье на ужасном французском языке ее повели через огромных размеров, сверкающий чистотой и светом холл к лифту.

Когда на двенадцатом этаже коридорный повел ее к нужному номеру, Линдсей с ужасом почувствовала, что ее ладони стали потными, а под мышками появилась неприятно липкая влага. Прошлым вечером она решила тщательно побрить волоски на ногах, но при этом порезалась в трех местах. Слава Богу, что ранки уже засохли, а то бы она просто не смогла покрасоваться в своих новых прозрачных колготках.

Коридорный подошел к двери и осторожно постучал. В номере царила полная тишина.

Линдсей съежилась от жуткого волнения и подумала, что может рухнуть как подкошенная, если дверь не откроется через минуту.

Коридорный снова постучал, на этот раз гораздо громче. За дверью послышались приближающиеся шаги, и в следующую секунду она распахнулась. Он стоял на пороге, одетый в темные слаксы, белоснежную накрахмаленную рубашку с открытым воротом, и радостно улыбался ей. Линдсей зачарованно смотрела на его красивое лицо и смуглую шею, на которой висела золотая цепочка с изображением святого Христофора. Он был великолепен и так красив, что у нее дух захватило. Князь показал коридорному жестом, чтобы тот отнес вещи в комнату, дал чаевые и закрыл за ним дверь. А Линдсей в это время безотрывно следила за каждым его шагом, прислушивалась к его беглой французской речи и не переставала восторгаться в душе тем обаянием, которое он излучал. Его природный магнетизм был настолько сильным, что это оказало влияние даже на коридорного.

Как только они остались одни, он повернулся к ней, широко улыбаясь.

— Даже не верится, что ты уже здесь, — сказал он и крепко обнял обеими руками. Именно так, как ей неоднократно мерещилось в снах и мечтах. Она даже поверить не могла, что все это происходит в реальности. Он обнимает ее и действительно рад, что она приехала. Какое счастье! Она ощущала его теплое упругое тело, нежное прикосновение рук к ее волосам, спине, легкое дыхание на своем лице.

Затем он отстранил ее от себя и какое-то время молча разглядывал с головы до ног. Линдсей стояла неподвижно, боясь пошевелиться, — высокая, стройная, с отведенными назад плечами. Еще бабушка сказала ей когда-то, что если она будет опускать плечи, чтобы казаться пониже, то это приведет к сутулости, а это не украшает женщину.

— Боже мой! — восхищенно произнес Алессандро. Линдсей смущенно улыбнулась. — Ты стала еще более привлекательной, чем я мог предположить. Через пару лет ты будешь просто прелестной женщиной.

Она засмеялась и как-то уж слишком по-детски шлепнула его по руке, но тут же выругалась про себя. Надо держать себя в руках, но как это сделать, если его комплименты столь приятны, что забываешь обо всем на свете.

— Два года назад я была похожа на щенка, — выпалила она и тут же подумала, что ее слова прозвучали слишком громко. — Даже сейчас я не чувствую себя вполне взрослой.

— Это недоразумение поправимо, — уверенно сказал он и снова притянул ее к себе, целуя в щеку. — Какая жалость, что ты так сильно подросла! Ты уже почти вровень со мной. Но ничего, все нормально. Главное, что ты уже здесь.

Линдсей приложила немало усилий, чтобы не броситься к нему на шею в эту минуту.

— Нет-нет, не подумай, ради Бога, что ты мне не нравишься дорогая, — быстро утешил ее князь. Слово «дорогая» было произнесено им по-итальянски, что вызвало у Линдсей бурю восторга. — Мне нравятся высокие девушки. Все маленькие девочки подрастают, но далеко не все могут впоследствии похвастаться таким ростом. Мне нравится твой рост. Твоя сестра настолько маленькая, что мне то и дело приходится наклоняться к ней, а от этого, как известно, шея начинает болеть. Да, в высоких девушках есть что-то чарующее.

— А где Сидни?

Алессандро отвернулся в сторону и равнодушно пожал плечами:

— Ее здесь нет.

Линдсей почувствовала, как у нее внутри что-то сжалось. Ведь это означало, что ей придется немедленно покинуть его номер. Сколько времени она мечтала об этой встрече! Разве это справедливо? Он, конечно же, не позволит ей остаться здесь без Сидни. Так обидно, что даже плакать хочется. В эту минуту она была готова задушить сестру своими собственными руками. Эгоистка проклятая, черт бы ее побрал!

— Сегодня утром она отправилась в Лондон, — уточнил Алессандро после долгой и напряженной паузы.

— Но почему она не захотела повидаться со мной? — чуть не плача спросила Линдсей. — Она же знала, что сегодня днем я буду здесь! Почему?

— Мне очень жаль, Линдсей, но она действительно не хочет видеть тебя. Не воспринимай все так близко к сердцу. Дело не только в тебе. Меня она тоже не хочет видеть и именно поэтому решила уехать подальше. Я буду откровенен с тобой до конца. Понимаешь, Сидни больше не любит меня, и именно это заставляет ее вести себя подобным образом. Ты, вероятно, знаешь от отца, что она решила снова вернуться к работе. Ей нужна карьера, видите ли! Я достаточно обеспеченный человек и могу позаботиться о ней, могу купить все, что ей взбредет в голову, но она продолжает настаивать на том, что хочет быть независимой от меня. Я умолял ее не делать этого, упрашивал остаться в нашем доме, быть в нем хозяйкой, подружиться наконец со всеми моими друзьями, родить мне ребенка, но она наотрез отказалась. О, милая Линдсей, если бы ты знала, как мне тяжело говорить об этом! Забудь, пожалуйста, обо всем, что я тебе сказал. Я готов поклясться, что Сидни уехала отсюда не только из-за тебя. Поверь мне, это чистая правда.

Алессандро пристально посмотрел в ее огромные синие глаза и увидел там страстную восторженность по отношению к себе и столь же страстную ненависть по отношению к сестре.

— Ты замечательная девушка, Линдсей, — продолжил он с горькой улыбкой на устах. — Давай отнесем вещи в твою комнату, а потом мы с тобой посмотрим город. Ведь это же Париж, и мне так много нужно показать тебе. Полагаю, нет никаких разумных оснований прерывать твое путешествие. Ты согласна со мной?

Она посмотрела на него, радостно улыбнулась и кивнула, зардевшись от счастья.

Все оставшееся время Линдсей старалась не думать о том, что сообщил ей Алессандро. Но мысли вихрем кружились в ее голове, не давая покоя. Сидни больше не любит его? Но почему, черт возьми? Означает ли это, что они собираются разводиться? Собственно говоря, этот вопрос волновал ее больше всего. Если это так, то, стало быть, Алессандро скоро снова будет свободным. Но с другой стороны, ей всего лишь восемнадцать лет, а ему тридцать один или даже тридцать два. Вряд ли он захочет жениться на ней. С ее стороны было бы непростительной глупостью надеяться на это. Кто она такая? По сравнению с ним она все еще ребенок, не более того. Молоденькая и глупая сестра его жены. Никто и ничто.

А если они действительно разведутся, не случится ли так, что она никогда больше не увидит его? От этой мысли у нее на глаза наворачивались слезы.

— Что случилось, дорогая? — заботливо поинтересовался Алессандро, по-прежнему произнося слово «дорогая» по-итальянски. — Почему я вижу слезы на твоих глазах? Тебе не нравится это место? Скажи мне, пожалуйста, что стряслось?

Что она могла ему сказать? Линдсей посмотрела на него, собираясь с мыслями. Они сидели за столиком на двоих в небольшом кафе на открытом воздухе, а вокруг волнами плескался французский язык, веселились люди, вышедшие на улицу в этот прекрасный апрельский вечер. Она подумала, что слово «дорогая» звучит по-итальянски как-то особенно романтично, особенно красиво.

— Выпей еще немного вина, — предложил он.

Ей не хотелось больше пить. Она редко пила вино, так как от него сильно кружилась голова, но сейчас не могла отказаться: он еще подумает, чего доброго, что она ведет себя как ребенок. Линдсей протянула ему свой стакан, и он, снисходительно усмехнувшись, наполнил его до краев.

— Выпей все до дна, Линдсей.

Не долго думая она опрокинула стакан, желая любой ценой понравиться ему. Как ей хотелось, чтобы он был веселым, жизнерадостным и хоть на какое-то время забыл о Сидни и о ее странном поведении!

— Расскажи мне о своей школе, — попросил он, откинувшись на спинку стула и скрестив руки на груди. — Вы с подружками делитесь своими впечатлениями о свиданиях? Вы рассказываете друг другу о том, как ведут себя парни? Вы сравниваете физические достоинства своих мальчиков?

Линдсей молча покачала головой, озадаченная его вопросами.

— Ну так как, у тебя ведь есть мальчики?

— Нет. Может быть, будут, когда я поступлю в колледж. Моя подруга Гэйл говорит, что когда я…

— Когда ты что? Ах да, моя маленькая любовь, ты хотела сказать, когда потеряешь невинность?

Линдсей не могла произнести ни слова и только молча кивнула. Что он сказал? «Моя любовь»? Это все из-за вина. Не может быть, чтобы он это сказал. Наверное, ей просто послышалось.

— Я…Я никогда еще не встречала парня, с которым мне хотелось бы… ну… просто поцеловаться.

Возникла неловкая пауза. Было похоже на то, что он почувствовал ее смущение и решил не настаивать на продолжении разговора.

Вскоре начался дождь.

Они шли по бульвару, не обращая внимания на прохладные капли дождя и на все то, что происходило вокруг них. Он крепко прижимал ее к себе, и от этого они промокли еще больше. Всю дорогу они весело смеялись и болтали о всяких пустяках. Линдсей не переставала восхищаться своим собеседником и так откровенно демонстрировала свою преданность ему, что он просто не мог не заметить этого. Но в данный момент ее это совершенно не волновало.

Когда они вошли в свой номер-люкс, он не стал досаждать ей дальнейшими расспросами, а нежно поцеловал в лоб и подтолкнул к ванной. Линдсей не хотелось, чтобы этот приятный вечер закончился так прозаично, но она понимала, что выпила слишком много вина и что неплохо было бы завалиться спать. Нет, она не чувствовала себя пьяной, просто кружилась голова и ноги стали совсем непослушными. Но настроение было великолепное. Она все время улыбалась и тихонько хихикала, когда чистила зубы и смотрела на себя в зеркало. После всех вечерних процедур Линдсей быстро набросила на себя хлопчатобумажную ночную рубашку и забралась в постель. Комната кружилась перед ней, как какой-то таинственный мираж в дикой пустыне. Ей было приятно и тепло, а головокружение она воспринимала как неотъемлемую часть своего прекрасного настроения. Какой чудесный вечер! Реальность оказалась намного приятнее, чем самые прекрасные грезы. Это был самый лучший вечер в ее жизни. Он был ласковым с ней, нежным, заботливым и абсолютно безупречным. Да, именно безупречным, и, может быть, завтра все останется по-прежнему…

Линдсей стала гадать, куда он поведет ее завтра. Сегодня вечером они обошли почти весь Монмартр, и он всю дорогу развлекал ее озорными историями из жизни знаменитых художников, которые жили здесь с конца прошлого столетия. Это время называлось Золотой эпохой, и, помимо всего прочего, он рассказал ей о том, как один знаменитый художник изобразил себя на картине занимающимся любовью со своей натурщицей. Когда картина была уже почти готова, в студию вошла его жена, увидела творение его рук, заперла их в студии и подожгла. Художник и натурщица сгорели заживо, а картина была впоследствии продана за баснословную сумму. Несколько лет назад ее купил какой-то богатый японец.

Алессандро был самым романтичным мужчиной в мире.

Линдсей была уже готова уснуть с этой приятной мыслью, как вдруг на ее лицо упала тонкая полоска света. Она подняла голову и увидела, что дверь слегка приоткрыта, а на пороге стоит ее кумир. Линдсей мгновенно приподнялась на постели, натянув одеяло до подбородка.

— Что-нибудь случилось, Алессандро?

Князь стоял в дверном проеме босиком и в одном лишь ночном халате. Он ждал, когда глаза привыкнут к темноте, и загадочно усмехался. Увидев на его лице улыбку, она тоже улыбнулась.

— Я тут подумал, дорогая, — осторожно начал он и сделал шаг к ее кровати. — Знаешь, я думал о тебе все это время, с того самого момента, когда мы с тобой познакомились на свадьбе. Я всегда помнил о тебе.

Только сейчас она заметила, что его халат расстегнут, а из-под него видны длинные тонкие ноги, покрытые волосами, густыми черными волосами. Линдсей вытаращила на него глаза, пытаясь совладать с нахлынувшими на нее чувствами. Это была странная смесь восхищения и тревоги, щемящего восторга и необъяснимого страха, приятного удивления и ноющего беспокойства. В конце концов страх победил все другие чувства. Она лихорадочно прикрылась одеялом и напряженно ждала, не понимая, что происходит, не желая ничего понимать, а его слова гулко стучали в ее висках.

— Я думал о том, что было бы страшной глупостью для такой красивой девушки жертвовать своей невинностью ради какого-то прыщавого подростка. Ты не получила бы от этого абсолютно никакого удовольствия. Все кончилось бы слезами и ненавистью к тому, что послужило их причиной. Нет, я решил, что не могу допустить этого.

Только сейчас она со всей отчетливостью поняла, что он имеет в виду, и оцепенела, не находя в себе сил ни сказать что-нибудь, ни пошевелиться. Все ее сладкие мечты об этом человеке мгновенно развеялись как дым, оставив после себя лишь холодный, физически не осязаемый пепел. Сейчас он был похож на совершенно незнакомого человека, и это породило в ее душе безотчетный страх. Какая же она была дура, слепая идиотка, глупая и несмышленая девчонка! О Господи, что же теперь делать? Она осталась наедине с ним в этом огромном номере-люкс. Страх все глубже и глубже проникал в ее душу, парализуя волю и затуманивая сознание.

— Тебе очень повезло, Линдсей, — продолжал он мягким, вкрадчивым голосом, медленно приближаясь к ее кровати. Она с ужасом наблюдала за каждым его шагом, не зная, что предпринять. Дыхание становилось все более затрудненным, пока наконец не застряло где-то в груди. — Не смотри на меня так, — уговаривал ее князь. — Я Алессандро, тот самый человек, которого ты любишь вот уже два года и который совершенно не изменился за это время. Я хочу научить тебя быть настоящей женщиной и не сомневаюсь, что ты будешь благодарна мне за это. Ты будешь довольна. Скажи мне, пожалуйста, дорогая, ты знакома с петтингом? Так, кажется, вы, подростки, называете ласки? Так вот, ты должна сказать мне, как часто ты позволяла этим прыщавым мальчикам ласкать себя.

— Ты муж моей сестры, — выдавила она из себя, с трудом ворочая языком в пересохшем рту.

Алессандро пожал плечами, причем не без некоторого изящества.

— Твоя сестра напоминает мне кастрированную суку. Она совершенно фригидна и до смерти надоела мне своей дурацкой буржуазной моралью. Кроме того, она безнадежно глупа, хотя ее толстосум-папаша почему-то уверен в обратном. Ее нельзя назвать красивой, привлекательной, да и вообще она лишена положительных качеств. Она не имеет для меня абсолютно никакого значения, как, впрочем, и тот идиотский ребенок, которого она пыталась родить. Во время беременности она вела себя как самая настоящая дура, наивно полагая, что это очень важно для нее, для меня и для моей семьи. Для меня вполне достаточно ее одной. Терпеть выношенное в ее животе отродье я просто не смогу. Да, это было бы слишком невыносимо. — Он умолк на какое-то мгновение, а потом продолжил: — Помнится, когда я впервые увидел тебя на свадьбе, ты выглядела как костлявая и неуклюжая каракатица с угловатыми коленками и острыми локтями, но мне это понравилось. Уже тогда я прекрасно понимал, что со временем ты превратишься в очаровательную милашку, но меня несколько беспокоил тот факт, что ты, к сожалению, станешь старше. Терпеть не могу старух. Я хотел тебя такой, какой ты была тогда, — костлявой девочкой-подростком, совершенно невинной и абсолютно неопытной. Боже мой, как я хотел заполучить тебя вместе с твоей очаровательной девственностью! Окунуться с головой в твое непорочное естество! Да я и сейчас хочу тебя. Сейчас твоя непорочность привлекает меня даже больше, чем тогда. Если говорить откровенно, то я уже не надеялся, что мне достанется твоя девственность, так как тебе уже восемнадцать лет, но, к счастью, ты сохранила себя. Другие мужчины сочтут тебя более прекрасной через несколько лет, но это не для меня, это для них.

Алессандро сделал еще один шаг к кровати.

— Нет, Линдсей, я не могу больше ждать. Я и так слишком долго ждал этого момента. Ты представить себе не можешь, с каким нетерпением я ждал тебя. Меня в холодный пот бросало при мысли о том, что может быть слишком поздно. Тем более что твой чертов папаша предоставил тебе полную свободу, отослав в Коннектикут. Я прекрасно знаю, какие сейчас девушки. Они с самого раннего возраста трахаются, как кролики, позволяя молодым парням затащить себя на заднее сиденье своей грязной машины. Но тебе каким-то образом удалось избежать подобной участи и сохранить девственность до восемнадцати лет. Но я нисколько не сомневаюсь в том, что к двадцати годам тебя обработают не меньше полудюжины парней. И все они будут толстозадыми и в высшей степени грубыми американцами. Нет, я просто не могу допустить этого. Я научу тебя, как подчиняться мужчине, как совокупляться с настоящим князем.

Он уже вплотную подошел к ее постели, наклонился над ней и включил светильник на прикроватной тумбочке. Затем он уселся рядом, взял ее холодную руку и крепко сжал слегка дрожавшие пальцы.

— Скажи мне, дорогая, ты позволяла кому-нибудь просовывать язык в свой ротик? Ты испытала, что такое французский поцелуй?

Линдсей молча кивнула, не в силах отвести взгляд от его лица.

— И тебе это понравилось?

Она решительно покачала головой, а он быстро наклонился и прильнул ртом к ее похолодевшим губам.

— Нет, — неожиданно вскрикнул он и выпрямился, — тебе не могло это понравиться. Они же глупцы, эти сопливые подростки. Они еще не стали настоящими мужчинами в отличие от меня. Да и какое здесь может быть сравнение? Линдсей, меня нисколько не пугает твой страх. Плевать я хотел на все эти женские ужимки. Более того, мне это даже нравится. В этом есть что-то возбуждающее. Кто-нибудь из мальчиков гладил твои груди? Целовал эти прелестные соски?

Она с ужасом смотрела на него и не могла пошевелиться как парализованная.

— А твоя промежность? Кто-нибудь прикасался к ней? Они вводили в тебя свои грязные пальцы? Нет? Прекрасно. В таком случае я сделаю это сам, и тебе это, несомненно, понравится. Девушкам всегда нравится, когда мужчины ласкают и целуют их губы. И не только губы. У тебя еще есть твой маленький клитор. Ты часто мастурбируешь, Линдсей? Как часто ты доставляешь себе подобное удовольствие? Интересно, твои подружки в школе когда-нибудь говорят на эту тему? Как часто они сами это делают?

Алессандро снова наклонился над ней с полураскрытым ртом и томным взглядом, нацеленным на ее пухлые губы.

— Можешь себе представить, какие ощущения у тебя появятся, когда я прикоснусь своим языком к твоему теплому клитору?

Линдсей громко вскрикнула, и этот крик мгновенно привел ее в чувство, вернул к ужасающей реальности, настолько ужасающей, что хотелось любой ценой избавиться от нее. Но это было невозможно. Она быстро перекатилась на другой край кровати и вскочила на ноги.

Алессандро мило ухмыльнулся, обошел вокруг кровати и протянул к ней руки.

— Почему ты боишься меня? Это же я, Линдсей. Надеюсь, ты не будешь отрицать, что любишь меня с момента нашей первой встречи? Ты должна признать это.

— Нет, нет, не подходи ко мне! — испуганно пролепетала она. — О Господи, ты совсем не такой, каким я тебя представляла!

Линдсей попыталась проскользнуть мимо него, но он схватил ее за руку и потащил к кровати.

— Не думай, что меня испугает твое сопротивление. Ничуть. Это возбуждает меня. — Он продолжал повторять эти слова, осыпая ее лицо поцелуями. — Даже если тебе это не понравится, я получу огромное наслаждение. Господи Иисусе, это будет прекрасно. — Он все еще ухмылялся, причем настолько широко, что она могла видеть золотую коронку на одном из дальних зубов.

— Нет, черт бы тебя побрал, нет! — кричала она, но это на него совершенно не действовало. Все ее слова пролетали мимо его ушей, не вызывая никаких последствий. Теперь она уже точно знала, что он решил во что бы то ни стало изнасиловать ее. В ее затуманенном сознании проносились мысли одна хуже другой. А он тем временем уже срывал с нее ночную рубашку. Линдсей почувствовала обнаженной грудью ночную прохладу и решила, что будет сопротивляться до конца. Собравшись с силами, она что есть мочи ударила его коленкой в пах. Удар оказался достаточно сильным: сказалось ее давнее увлечение футболом. Князь застонал от боли, а потом схватил ее за руки и сильно прижал к постели, пытаясь раздвинуть ноги. Из его рта вырывался глухой хрип, и ему с большим трудом удавалось удерживать ее под собой. Он с удивлением обнаружил, что эта девушка не просто рослая, но еще и сильная, в прекрасной физической форме.

— Ты ведешь себя как гнусная американская сучка, — хрипел он ей в лицо, пытаясь удержать ее. — Прекрати сопротивляться, черт бы тебя побрал! Успокойся и лежи тихо! Не бери пример со своей глупой сестры!

Сейчас она видела перед собой настоящего Алессандро, того самого человека, о котором она так долго мечтала и который стал мужем Сидни по ее доброй воле. Он специально задумал это дурацкое путешествие, выманил ее в Париж и вот сейчас собирается изнасиловать самым беспардонным образом. Господи, в это просто невозможно поверить! Линдсей продолжала брыкаться изо всех сил, стараясь освободить ноги и руки от его захвата. Она сильная девушка и не позволит этому негодяю грубо надругаться над собой. Нет, она не намерена спокойно лежать под ним как бессловесная и покорная жертва. Чему там ее учили на уроках по самозащите? Нужно кричать. Громко кричать, вопить во весь голос. Это самое первое, что нужно сделать. Интересно, проделывал ли он что-либо подобное с итальянскими девушками? Она заорала изо всей силы, обрызгав его слюной, и резко оттолкнула руками и ногами. Он чуть было не слетел с кровати от неожиданности.

На какое-то мгновение он освободил ее левую руку, и она тут же вцепилась ногтями в его перекошенное лицо. Алессандро взвизгнул, а потом сильно ударил ее кулаком в челюсть. Линдсей пронзила острая боль, что-то ярко вспыхнуло, а потом перед глазами поплыли темные круги. В ту же секунду последовал еще один, гораздо более сильный удар.

В течение нескольких секунд она находилась на грани обморока, и этого времени ему оказалось вполне достаточно, чтобы полностью сорвать с нее ночную рубашку.

Распахнув полы халата, он уселся на ее ноги, крепко прижал их к кровати и злорадно ухмыльнулся, глядя ей в глаза. На его лице проступило самодовольное выражение триумфатора. Обеими руками он прижал ее руки к животу, не отпуская ни на секунду.

— Никогда не думал, что у тебя такая большая грудь и такие крупные соски, — тихо прорычал он, переводя дыхание. В его голосе, в котором на этот раз не было ни малейшего признака былой нежности, чувствовалось некоторое разочарование. — Большинство молоденьких девушек твоего возраста не могут похвастаться такими пышными формами, но на самом деле это не имеет сейчас никакого значения. Я сам сделал этот выбор, долго ждал удобного случая и поэтому должен винить только себя самого.

Поскольку его попытка удержать обе ее руки своей одной не увенчалась успехом, он решил прижать их к кровати, чтобы свободной рукой прикоснуться к ее груди.

Линдсей громко вскрикнула, когда почувствовала на себе его холодные пальцы.

Не долго думая, он размахнулся и сильно ударил ее кулаком в подбородок, не переставая при этом мерзко ухмыляться.

Она почти не почувствовала боли и снова закричала хриплым голосом, рискуя подавиться собственной слюной.

Это еще больше разозлило князя. Зарычав от гнева, он быстро прижался к ее губам и так сильно впился в них зубами, что она почувствовала языком привкус крови. Если бы он просунул язык в ее рот, она не задумываясь откусила бы его. Но он этого не сделал.

На этот раз удар по лицу последовал без всякого предупреждения.

Ее голова откинулась назад, и какое-то время Линдсей пребывала в бессознательном состоянии. А когда вновь открыла глаза, то с ужасом почувствовала, что он находится между ее ног, всеми силами пытаясь войти в нее. Ей не стоило большого труда догадаться, что он уже был готов к этому и только ждал, когда она придет в себя. Увидев, что она открыла глаза, он слегка приподнялся над ней, а потом одним резким толчком вонзился в нее.

Ее пронзила настолько резкая боль, что она даже подпрыгнула на кровати, не переставая кричать во всю глотку. Князь долбил ее, как отбойный молоток, все глубже и глубже проникая в ее измученную плоть. Линдсей громко вскрикивала, но он не обращал на нее никакого внимания, продолжая ожесточенно терзать ее тело.

Слезы заливали ее лицо, но она продолжала кричать, уже не надеясь на помощь.

— Заткнись, черт бы тебя побрал!

Очередной удар в челюсть откинул ее голову на подушку, и она на какое-то мгновение умолкла. Алессандро напирал все больше и больше, доставляя ей невыносимую боль. Линдсей смутно понимала, что он получает удовольствие не столько от самого физиологического акта, сколько от того, что причиняет ей боль. Именно это нравилось ему больше всего, и именно это он делал с величайшим наслаждением. Похоже, что только это и было нужно ему от женщин. Она издала приглушенный стон, ощущая привкус крови на разбитой нижней губе. Вскоре ей удалось освободить свою правую руку, и она со всего размаху хлестнула его по губам. Алессандро злобно зарычал и стал методично наносить ей удары, не переставая синхронно двигаться всем телом. Через некоторое время он застонал, изогнулся дугой и на мгновение застыл, а затем рухнул на нее. Линдсей почувствовала внутри себя теплую струю его семени и готова была умереть от стыда.

— Боже мой! Господи, нет!

Линдсей резко повернулась на неожиданно прозвучавший голос у двери и, не веря своим глазам, увидела там Сидни. Та остановилась как вкопанная на пороге комнаты и с открытым ртом наблюдала за происходящим.

— Помоги мне, Сидни! — что есть мочи заорала Линдсей. — Пожалуйста, помоги мне!

Князь лежал на ней с закрытыми глазами и, казалось, совершенно не слышал голоса жены. Все его тело продолжало содрогаться от затухающего оргазма, а изо рта вырывался глухой стон.

— Помоги же мне, Сидни!

Алессандро наконец-то опомнился, злобно засмеялся и ударил ее кулаком в подбородок. Затем он снова занес руку для удара и немного задержал ее над головой, упиваясь своей неограниченной властью над скрючившимся под ним телом несчастной девушки.

В этот момент в комнате прозвучал оглушительный выстрел. Князь неожиданно замер, удивленно посмотрел на Линдсей, затем медленно повернулся к двери и увидел стоявшую примерно в десяти футах от него жену с пистолетом 32-го калибра в дрожащей руке.

— Сидни? Это ты? Что ты здесь делаешь? Ты же должна быть дома и присматривать за моей мамой! Зачем ты выстрелила в меня? Почему?

— Боже правый! — закричала белая как мел Сидни. — Господи, это же моя сестра! — С этими словами она подняла руку с пистолетом, прицелилась и снова нажала на спусковой крючок.

Алессандро вздрогнул, когда пуля вонзилась в его тело, а потом стал медленно сползать на пол, освобождая окровавленное тело Линдсей.

Та молча таращила глаза то на своего обидчика, то на Сидни, все еще не понимая, что произошло. Они видела дымящийся пистолет в руке сестры, видела кровавое пятно на груди Алессандро и бурые пятна на простыне, видела даже собственную кровь между ногами, которая вперемешку с какой-то белой жидкостью стекала по простыне, но никак не могла оценить происходящее, оглушенная болью и грохотом выстрела. Ее начала бить дрожь.

Она смутно осознавала, что ей холодно, что дрожит от страха, что совершенно ничего не понимает, но ничего не могла с собой поделать. Все ее тело ныло и болело. А у двери стояла бледная как смерть Сидни с округлившимися от страха глазами и пыталась что-то сказать.

— Линдсей, с тобой все нормально? — спросила она наконец едва слышным голосом.

— Нет…

— Господи Иисусе, я опоздала. Извини, Линдсей, что я не успела помочь тебе. Я отправилась сюда сразу же, как только сообразила, что он задумал. Этот подонок на сей раз очень хитро заметал следы, и я не сразу догадалась, что он в Париже. Именно поэтому я не смогла сразу же приехать сюда. Знаешь, когда я догадалась, что он решил заманить тебя в ловушку, я чуть с ума не сошла. Сперва я вообще не могла поверить, что это возможно. Это же чистое безумие даже для такого испорченного типа, как он. Боже мой, что же нам теперь делать?

— Он мертв?

— Мертв? Вероятнее всего. Ведь я всадила в него две пули. — Она подошла поближе и посмотрела на распростертое на полу обнаженное тело мужа. — Я застрелила его, — прошептала она снова. — Я дважды выстрелила в этого негодяя.

Неожиданно она закрыла руками лицо, опустилась на колени перед кроватью и стала раскачиваться взад и вперед, издавая при этом какие-то странные звуки. Пистолет выпал из ее руки и с громким стуком грохнулся на пол.

Безумный вид ее сестры — прекрасной, очаровательной и умной Сидни — заставил Линдсей взять себя в руки и сосредоточиться на происшедшем. Неужели Сидни сошла с ума? Этот вопрос окончательно вернул ее к реальности, к тому положению, в котором они так неожиданно оказались.

Линдсей медленно сползла с кровати и примостилась рядом с сестрой на полу. Она не смотрела на князя, так как он мало ее интересовал сейчас, не замечала, что ее рубашка была разорвана и не прикрывала тело. Все внимание было сосредоточено на сестре. Линдсей обняла ее за плечи и сильно встряхнула.

— Нам нужно что-то предпринять! Сидни, перестань, ради Бога, прекрати истерику и возьми себя в руки! Надо что-то делать!

— Я убила его. Ничего теперь не сделаешь. Убила, и все теперь кончено. — Она подняла голову и посмотрела на Линдсей ничего не видящими глазами. — Наш отец судья. Ты понимаешь это, Линдсей? Он судья, черт возьми!

— Нет, нет, послушай, ты спасла меня. Это была вынужденная мера. Он изнасиловал меня, а ты пришла на помощь! Это была всего лишь самозащита. Все будет нормально, клянусь тебе, Сидни.

Та молча смотрела на нее, как-то странно покачивая головой. Она была такой бледной, что Линдсей опасалась, как бы она не потеряла сознание. Но все обошлось.

— Ты ненормальная идиотка, — тихо проронила она, не переставая раскачиваться из стороны в сторону. Ее голос вдруг стал необыкновенно твердым и властным, а глаза потемнели от гнева и злости. — Дура набитая. Ты дала ему повод думать, что не прочь поразвлечься с ним. Он же ненормальный, неужели ты не поняла этого? Он воспринял твою глупую восторженность за сексуальную распущенность. Ты позволила ему в течение двух лет готовиться к этому событию. Как он реагировал на твою дурацкую влюбленность? Писал идиотские открытки с такими же идиотскими откровениями. Всячески убеждал тебя в том, что испытывает к тебе нежные чувства, что ценит твою обаятельность и все такое прочее. Нет, не надо отпираться. Сейчас уже слишком поздно для дискуссий. Я хорошо знаю, что он никогда не изменял своим укоренившимся привычкам, тем более что для этого не было никаких оснований, так как я позволяла ему делать то, что ему хочется. У меня просто не было другого выбора, в особенности после того, как я узнала о его хитроумных планах. Разве ты не знаешь, Линдсей, почему он женился на мне? Господи, ну конечно, откуда же тебе знать? Он женился на мне только затем, чтобы в будущем заполучить мое наследство. А проценты с моего вклада в трастовый фонд уже давно перестали удовлетворять его. А тут ты со своими идиотскими воздыханиями. Ему не могло не нравится, что ты преклоняешься перед ним, как перед божеством. Ведь ты же сама прибежала к нему, разве не так? Он обожает молоденьких девочек и сходит с ума от них. Неужели ты этого не видела? Он считает меня слишком старой, причем считал так даже тогда, когда мы венчались в церкви. Он не выносит девушек старше восемнадцати лет и именно поэтому старался обольстить тебя до наступления этой возрастной черты. Готова держать пари, что, даже умирая, он думал только о том, что лишил тебя девственности раньше, чем какой-нибудь американский парень. Ну да ладно, сейчас это уже не имеет никакого значения. Я бы все равно убила его, вне зависимости от того, изнасиловал он тебя или нет. Линдсей, какая же ты дура, безнадежная и наивная дура!

Сидни начала громко всхлипывать, прикрывая лицо руками. Слабые всхлипы постепенно превратились в истерическое рыдание. Линдсей долго смотрела на сестру, чувствуя, что не в силах двигаться, говорить или думать. В ее мозгу все еще звучали горестные слова ее сестры. Нет, сейчас нельзя сидеть сложа руки. Нужно действовать.

Она поправила свою изорванную и окровавленную ночную рубашку, не обращая внимания на липкую жидкость в промежности и ноющую боль внизу живота. Ее лицо было покрыто крупными синяками, а к горлу неотвратимо подбиралась тошнота. Хотелось вырвать все изнутри, очиститься от всей этой гадости. Господи, ей всего лишь восемнадцать лет, а рядом нет никого, кто мог бы хоть чем-то помочь ей, хоть что-то подсказать. Что теперь делать с лежащим у кровати трупом?

Что же делать?

Она с трудом поднялась на ноги и медленно проковыляла к телефону, боясь, что в любую минуту может впасть в истерику, как это уже случилось с Сидни. Нет, этого ни в коем случае нельзя допускать. Линдсей сняла трубку дрожащей рукой и какое-то время тупо смотрела на нее, вспоминая отдельные французские слова, чтобы вызвать полицию. Наконец она собралась с силами и позвонила телефонистке.

— Полицию, пожалуйста, — сказала она, коверкая слова, — это очень важно.

Неожиданно из груди князя вырвался глухой стон.