"Песнь земли" - читать интересную книгу автора (Коултер Кэтрин)

Глава 17

Уже давно стояла глубокая ночь, а Филиппа, лежа в постели, все размышляла — занятие, которому она без устали предавалась с тех пор, как Вальтер привез ее в Крандалл. Она вспоминала, с какой надеждой влетела во внутренний двор, где Круки во всю мощь своих легких горланил песни, а Горкел скакал, словно сумасшедший. Но что из этого получилось? Она попыталась намекнуть Круки, в каком оказалась положении, попыталась передать Горкелу записку, но все пошло насмарку, когда Вальтер при всех продемонстрировал свою власть над ней, поцеловав и положив руку ей на грудь. Круки наверняка все расскажет хозяину. Странно, что Дайнуолд до сих пор ничего не предпринял, чтобы спасти их, — если не ради нее, то хотя бы ради Эдмунда. А с другой стороны, что он мог сделать? Штурмовать Крандалл? Вальтер тут же не моргнув глазом убьет Эдмунда. Нет, Дайнуолд, безусловно, будет действовать хитростью. Филиппа не сомневалась, что ему все удастся, но мысль, что при этом его жизнь подвергнется огромному риску, приводила ее в ужас: она отлично понимала, что Вальтер не упустит такого удобного случая расправиться со своим заклятым врагом.

Нет, она должна что-то сделать сама! И не позже завтрашнего утра…

Филиппа наконец заснула и, как ни странно, увидела во сне свои первые уроки верховой езды — ей тогда едва стукнуло шесть лет: она сидела на кобыле по имени Кэтти, спокойном, добродушном животном. Два года спустя эта лошадка сломала ногу, когда Бернис заставила ее прыгать через барьер…

Внезапно Филиппа пробудилась, сама не зная почему. Она ничего не услышала — просто у нее возникло ощущение, что она должна проснуться, иначе с ней случится беда.

Девушка осторожно повернула голову к двери, которую Вальтер, как всегда, уходя, запер на ключ. Она услышала, как ключ медленно поворачивается в замке и дверь осторожно приоткрывается.

Конечно, это Вальтер. Он устал ждать. Он пришел, чтобы взять ее силой. Но она больше не будет изображать влюбленную пастушку!

Итак, решено, подумала Филиппа и приготовилась к борьбе. Она лежала не шевелясь и обдумывала, что ей следует сделать. На ней была лишь тонкая льняная нижняя рубашка, достающая до бедер, и девушка пожалела, что не успеет натянуть на себя все платья, подаренные ей Вальтером, — это сильно затруднило бы его задачу. Впившись глазами в дверь, Филиппа ловила каждый звук. Вальтер действовал абсолютно бесшумно. Она удивилась. Ему не было никакого смысла таиться: ведь даже если она начнет кричать, никто из его людей не придет ей на помощь.

Дверь открылась шире. Не скрипнула ни единая петля. В тусклом свете, льющемся из коридора, Филиппа наконец разглядела незваного гостя. Вернее, гостью, ибо это был не Вальтер — на пороге стояла женщина!

Первым побуждением Филиппы было вскочить с кровати, но она сдержала себя и осталась неподвижно лежать, ожидая, что будет делать незнакомка. Может, она хочет спасти ее? Но откуда у нее ключи от комнаты?

Она могла взять их только у самого Вальтера, а тот слишком осторожен и недоверчив, чтобы отдать кому-нибудь подобную ценность. Значит, эта женщина хорошо знает его, очень близко знает… Филиппа ждала, затаив дыхание.

Женщина прокралась в глубь комнаты, и Филиппа увидела в ее поднятой руке нож: незнакомка пришла, чтобы убить ее!

Изумление Филиппы сменилось яростью.

— Что тебе надо? Уйди от меня! Помогите! Ко мне! Вальтер! Ко мне! — истошно закричала она, соскочив с постели.

Женщина вихрем налетела на нее, стараясь нанести удар в грудь. Филиппа схватила ее за запястье, выворачивая руку, но женщина оказалась сильнее, чем можно было предположить с первого взгляда.

— Проклятая шлюха! — злобно шипела она. — Чертово отродье! Ты его не получишь! Слышишь меня? Никогда! Я убью тебя!

Тяжело дыша, женщина отпрыгнула от Филиппы и уставилась на нее полными ненависти глазами. Филиппа попятилась назад, подальше от разъяренной фурии и ее острого ножа, и умоляюще сложила руки.

— Кто ты? Я ничего тебе не сделала. О чем ты говоришь?

Ты сумасшедшая!

За что ты хочешь убить меня?

— За что? — брызгая слюной, шипела женщина. — Ах ты потаскуха! Вальтер мой, только мой и всегда будет моим! Ты его не получишь. Он не женится на тебе! Он любит меня больше, чем все драгоценности, которые ты ему привезешь!

Филиппа даже не успела возразить: женщина, взмахнув ножом, снова яростно кинулась вперед. Девушка увернулась, но недостаточно проворно, и почувствовала, как холодное лезвие скользнуло по руке.

— Ты от меня не уйдешь, мерзавка!

Решив, что выбора у нее не остается, Филиппа со всего размаха ударила женщину по лицу. Та взвыла от боли, но не упала. Бешенство придавало ей силы, и она вновь бросилась на Филиппу.

Нож! Сейчас он вонзится ей в сердце, и она умрет, так и не узнав, что же такое настоящая жизнь и что значит любить и быть любимой!

— Дайнуолд… — простонала Филиппа.

Нож со свистом рассек воздух. Филиппа в отчаянии метнулась к открытой двери и очутилась в объятиях Вальтера де Грассе.

— Что, черт возьми, здесь происходит?! Вальтер с силой встряхнул Филиппу; заметив на ее руке кровь, он побледнел и перевел взгляд на осевшую на пол женщину, которая сжимала в руке окровавленный нож.

— Бритта, — прошептал он.

— О Господи, зачем же?

Он оттолкнул Филиппу, подбежал к женщине, поднял ее и прижал к себе.

— Она пыталась убить меня, — сдавленно проговорила Филиппа, недоуменно глядя, как он обнимает женщину. — Кто она? Почему она хотела моей смерти?

Бледное лицо Вальтера исказилось, и Филиппа наконец поняла, чьи платья она носила. Эта женщина — любовница ее кузена, она безумно любит его и никогда не смирится с тем, что рядом с Вальтером будет ее соперница. Филиппа молча смотрела, как ее кузен успокаивающе гладит Бритту и что-то тихо шепчет ей на ухо.

Не мешкая больше ни минуты, девушка схватила маленькую треугольную табуретку, подняла высоко над головой и со всей силы ударила Вальтера по голове. Женщина вскрикнула; де Грассе повалился на нее и придавил своим телом к полу.

— Не ори, ты, глупая сука! — прошипела Филиппа. — Лежи и держи крепче своего любовника. Я навсегда покидаю и тебя, и его, и эту проклятую крепость. Он твой, пока черт не приберет его к себе в ад. — Прежде, чем Бритта смогла сбросить Вальтера на пол, Филиппа вырвала из ее руки нож и вытащила ключи из кармана накидки. — Не ори, идиотка, если хочешь, чтобы он достался тебе!

На бегу схватив платье и надев его через голову, Филиппа выскочила из комнаты, проворно заперла дверь и замерла. Прямо за поворотом, не более чем в трех футах от нее, о чем-то спорили двое стражников.

— Говорю же тебе: что-то случилось! Я слышал, как девица кричала и хозяин вбежал в комнату.

— Хозяин сам знает, что ему делать! Лучше иди спать.

— Ладно. Но учти: если там что-то не так, то завтра он оторвет тебе уши или прогуляется кнутом по спине.

— Возвращайся, а я пойду погляжу.

Филиппа слышала, как первый стражник, продолжая что-то бормотать себе под нос, удаляется по коридору. Она прижалась к холодной каменной стене. В следующее мгновение из-за угла появился второй. Увидев женщину с обезумевшими глазами и ножом в руке, по которой струей стекала кровь, он оторопел и открыл рот, собираясь закричать, но не успел издать даже звука: рукоятка ножа ударила ему в висок, и он рухнул на пол.

Филиппа осторожно заглянула в зал. На полу вповалку спали люди сэра Вальтера; их храп гулко отдавался под потолком. Она бесшумно прокралась вдоль стены к массивным дубовым дверям. Филиппа знала, что в любую секунду кто-нибудь может проснуться и поднять тревогу, и тогда все будет кончено: Вальтер убьет ее, если это не сделает раньше его любовница. Откуда ни возьмись вдруг появилась собака и понюхала ее босые ноги.

У Филиппы бешено заколотилось сердце. Она замерла, давая псине обнюхать ее, затем, моля Бога, чтобы та не залаяла, двинулась к дверям. Внезапная боль в руке заставила ее взглянуть на рану. Господи, сколько крови! Боясь потерять сознание, Филиппа пошла медленнее. Выскользнув во двор, она взглянула на небо. Ночь была совершенно черная: ни луны, ни звезд, ни единого огонька во всей крепости. Девушка оперлась о деревянные перила, оторвала порядочный лоскут от края платья и замотала руку, помогая зубами затянуть узел. Рука заболела сильнее, но сейчас не до этого: она должна найти Эдмунда и убежать с ним из проклятого Крандалла. Она не позволит какой-то там ране помешать ей. Она должна быть сильной! Удача улыбнулась Филиппе: очень скоро девушка обнаружила Эдмунда на стоге сена недалеко от конюшни. Он спал, свернувшись калачиком и уткнувшись лицом в согнутую руку. Филиппа опустилась возле него на колени.

— Эдмунд, миленький, вставай. — Она осторожно потрясла мальчика за плечо, готовая прикрыть ему рукой рот, если спросонья он вскрикнет от испуга.

Но этого не понадобилось.

— Филиппа? — Эдмунд удивленно посмотрел на нее.

— Я, я… Мы должны бежать. Нам нужны лошади. Как их взять?

— Мой папа приехал, чтобы спасти нас?

— Нет, — ответила Филиппа, — мы должны справиться сами. Так каких взять лошадей?

Испуганный и возбужденный, Эдмунд вскочил на ноги и улыбнулся девушке. Потом задумался. Филиппа ждала.

— Надо прикончить двух парней в конюшне. Но для этого…

— Для этого у меня кое-что есть, — сказала она и показала ему нож.

Глаза Эдмунда сверкнули, и Филиппа подумала, что, наверное, все мужчины рождаются с жаждой боя в крови.

— Скажи мне, где конюхи, и я… — Она запнулась и поспешно добавила:

— Бери лошадей, Эдмунд! И смотри выбирай хорошенько, потому что они должны привезти нас к твоему отцу.

— Он не может быть далеко, — сказал Эдмунд, — но мы не будем ждать, как беспомощные дети, пока он освободит нас. Мы сами вернемся к нему. Правда, есть одна трудность, Филиппа: я не могу взять лошадей.

Филиппа опустила глаза и увидела на правой лодыжке мальчика толстое кожаное кольцо с замком и идущую от него цепь. Ну, Вальтер, подлый сукин сын! Она чуть не взвыла от ярости.

— У кого ключ? — как можно спокойнее спросила она.

— У одного из конюхов, которых ты собираешься прикончить, — ответил Эдмунд и невинно улыбнулся.

Все вышло просто отлично, с неожиданным удовольствием думала Филиппа несколько минут спустя. Она без малейших колебаний оглушила обоих конюхов, быстро нашла ключ и освободила Эдмунда. Злобные животные! Это от них у мальчика синяки по всему телу. Нет, она нисколько не жалела, что расправилась с подонками: завтра у них от боли будет раскалываться голова, и поделом…

Эдмунд вывел из конюшни Дейзи и скакуна, принадлежащего Вальтеру. Ох, я, наверное, не решусь залезть на него, подумала Филиппа и покачала головой. Нет, она должна решиться! Рука болела все сильнее, а ведь они даже еще не покинули Крандалл. Она не имеет права на слабость — до тех пор, пока они не окажутся в безопасности.

Эдмунд притаился в темноте, держа поводья, а Филиппа, вихляя бедрами, словно заправская шлюха, направилась к часовому, стоящему как истукан у ворот Крандалла. Еще трое часовых пошли на обход.

— Эй! Кто ты?.. Любовница сэра Вальтера! Что тебе надо, шл…

Филиппа прижалась грудью к часовому и обняла его. Тот уставился на нее, затем бросил к ногам меч и обхватил ее руками за ягодицы. Филиппа резко отклонилась назад и стукнула часового рукояткой ножа по голове. Он удивленно посмотрел на нее, но не упал.

— А вот это ты сделала напрасно! — зло прорычал он и схватил ее за шею. — Я тебе покажу шуточки! — Часовой все крепче сдавливал ей горло, пока нож не выпал у Филиппы из рук и чернота не заволокла глаза.

Потом словно откуда-то издалека она услышала голос:

— Ах ты, мерзкий трус… бить женщину… ты, сукин сын… негодяй…

Пальцы, вдруг стиснувшие ее горло, разжались, и Филиппа, обмякнув и хватая ртом воздух, опустилась на колени. Она подняла голову, чтобы посмотреть на неожиданно, словно во сне, подоспевшего спасителя, но увидела только Эдмунда, который, сидя верхом на Дейзи, изо всех сил колотил часового лопатой. Часовой повернулся к мальчику, тряхнул головой и медленно повалился на землю.

Филиппа вскочила и схватила нож. Горло пылало.

— Отлично, Эдмунд, — прохрипела она. — А теперь бежим. Часовые вернутся с минуты на минуту.

Девушка бросилась к воротам и начала дергать засов из стороны в сторону, но он был тяжелый, а она уже порядком ослабела. Филиппа ругалась и дергала засов до тех пор, пока он наконец не повернулся вертикально.

— Ну, — прошептала она и распахнула ворота. Тяжело дыша, Филиппа попыталась влезть на коня, но это оказалось непросто, потому что на лошади не было седла, а правая рука Филиппы почти бездействовала. Вдруг кто-то подтолкнул ее — это был Эдмунд. Задыхаясь от боли и усталости, она наконец взобралась на коня и припала к его шее.

Эдмунд снова вскочил на Дейзи. — Давай! — крикнула Филиппа.

Жеребец был быстр и силен, и Крандалл скоро исчез позади. Им нужно спешить. Наверняка Вальтер уже бросился в погоню, если, конечно, она не ударила его так сильно, что он до сих пор лежит без сознания. Жеребец несся вперед, оставив Дейзи далеко позади. Филиппа попыталась придержать его, но одной рукой это сделать было невозможно. Конь словно обезумел и не повиновался всаднице.

— Эдмунд! — Она обернулась, и волосы закрыли ей лицо.

— Филиппа, держись. Я иду!

Вдруг из темноты вылетел мужчина на огромном коне и поскакал наперерез ее мчащейся в неистовом галопе лошади.

Потом появился еще один всадник, и Филиппа услышала крик Эдмунда:

— Отец! Отец! Скорее помоги Филиппе!

Она почувствовала, как кто-то выдернул у нее из рук поводья. Жеребец встал на дыбы, дико заржал, молотя в воздухе копытами, и до Филиппы донесся голос Дайнуолда:

— Но-но, спокойно.

Филиппа покачнулась, и на ее измученном лице появилась слабая улыбка. Платье на ней было разорвано и задрано до бедер.

— Лошадь обезумела от моего запаха, — сказала девушка, не сводя глаз со своего избавителя.

— Не говори глупости.

— Кровь… от запаха крови, — сказала она. — Запах человеческой крови приводит животных в ярость. — Она склонилась головой на шею коня… Но прежде чем Филиппа потеряла сознание, сильные руки Дайнуолда обхватили ее. Девушка глубоко вздохнула и лишилась чувств.

Жгучая боль вывела ее из забытья. Филиппа застонала и открыла глаза.

— Лежи смирно.

Она увидела склонившегося над ней Дайнуолда. Он мрачно разглядывал ее руку.

— Привет, — сказала Филиппа, — я рада тебя видеть. Мы знали, что ты где-нибудь поблизости.

— Лежи смирно и держи язык за зубами.

Но это невозможно: ей так много нужно ему сказать, так много объяснить!

— Я умру?

— Конечно, нет, глупая девчонка!

— С Эдмундом все в порядке?

— Да. А теперь замолчи, твоя болтовня действует мне на нервы.

— Я, кажется, потеряла сознание — это первый раз в жизни. Я испугалась, когда увидела тебя.

— Лежи спокойно. Почему у тебя такой хриплый голос?

Часовой пытался задушить меня, когда я стукнула его рукояткой ножа. К сожалению, у него оказалась слишком крепкая голова. Спасибо Эдмунду: он отвлек часового и ударил его лопатой. Мы вовремя удрали от них, потому что с минуты на минуту могли появиться остальные стражники. Ты знал, что мы в Крандалле? Ведь Силкен успел добраться до тебя?

— Да, но замолчи наконец.

— Я молила Бога, чтобы Силкен успел. Это была наша последняя надежда. Вальтер — дурак, он дал Силкену время оторваться от погони. Я знала, что он доберется до тебя, знала, что ты придешь!

— Да заткнешься ты когда-нибудь или нет?!

— Любовница Вальтера пыталась убить меня. Тебе не кажется это странным? Она кричала, что ей наплевать на богатства, которые я привезу Вальтеру, он все равно будет ее. Я с радостью уступила его этой женщине. Еще я хотела ей сказать, что у меня нет никакого богатства, ни единой монетки, но в этот момент вошел Вальтер, потому что я орала как сумасшедшая, и он увидел у меня на руке кровь, но подбежал к ней и обнял ее… Оказалось, ее зовут Бритта, и это ее платья он подарил мне. Я стукнула его табуреткой по голове, и он свалился, как мешок. Звук был потрясающий. Он придавил свою Бритту так, что она не могла пошевелиться. Я забрала у нее нож и ключи и заперла обоих в комнате.

— Филиппа, ты ослабеешь от потери крови и своей болтовни. Пожалуйста, успокойся.

— Знаешь, у нее просто громадная грудь, — сказала Филиппа и от внезапной боли в руке прикрыла глаза. — Вальтер дал мне ее платья, и они были слишком коротки и слишком широки в груди. У нее грудь гигантского размера.

Горкел и Круки были такие смешные… — В этот момент Дайнуолд глубоко вдохнул и вылил ей на рану вино. Филиппа вздрогнула, вскрикнула и снова потеряла сознание.

Дайнуолд мгновение стоял не шевелясь, затем прижал ладонь к ее груди. Сердце билось несильно, но ровно.

— Она опять без чувств, — сказал он стоящему рядом Нортберту, — но рана теперь чистая, и если нож не был отравлен, то все обойдется.

Нортберт кивнул.

— Эдмунд слишком возбужден и мелет языком без остановки. Горкел велел ему ложиться спать, но у него рот не закрывается, — сказал он.

— И с ней то же самое.

— Мальчик говорит, что не пойдет спать до тех пор, пока не убедится, что с хозяйкой все в порядке, — тихим хриплым голосом произнес Горкел.

Дайнуолд удивленно вскинул на него глаза:

Что? О черт! Теперь все здесь пойдет вверх дном! Я оставил их вдвоем всего на неделю — и нате вам! Ладно, приведи сюда Эдмунда, пусть посмотрит на нее.

Горкел и Круки обменялись понимающими взглядами, а Нортберт только пожал плечами.

Эдмунд опустился возле Филиппы на колени и, разглядывая ее лицо, тихо сказал:

— Она очень рассердилась, когда увидела у меня на ноге цепь. Она стала вся красная, а руки затряслись. Филиппа ведь поправится, правда?

— Она слишком сильна, чтобы из-за такой ссадины сыграть в ящик, — сказал Дайнуолд. — Тебе нужно поспать, Эдмунд, на рассвете мы выезжаем.

— А ты не боишься, что Вальтер ночью нападет на нас?

Дайнуолд ухмыльнулся:

— В такой темноте он нас ни за что не найдет. На небе ни одной звездочки.

Через несколько часов Филиппа проснулась. Рука все еще болела, но не так сильно, как раньше. Стояла глубокая ночь. В своей маленькой комнате в Крандалле Филиппа привыкла к темноте, но сейчас она была другой: теплый ветерок ласкал лицо и щекотал ноздри, тихо шелестела листва на деревьях… Услышав рядом размеренное мужское дыхание, Филиппа открыла глаза и увидела Дайнуолда. Он держал в ладони ее руку и слегка посапывал.

— Мы с Эдмундом сбежали, — сказала она и улыбнулась. — Разве ты не рад?

Рука Дайнуолда крепче сжала ее запястье. Ему снился сон, в котором обнаженная Филиппа послушно лежала в его объятиях. Ее ладонь осторожно скользила по его животу, медленно приближаясь к напрягшемуся предмету его мужской гордости. Она стонала, когда он целовал ее, а ее пальцы все ласкали и ласкали его…

— Разве ты не рад?

Он открыл глаза и вздрогнул, не сразу сообразив, где находится. Потом увидел Филиппу: не обнаженную, как только что во сне, но лежащую на спине рядом с ним, укрытую до пояса одеялом. Она говорила о радости, но совсем не той, какую он испытывал во сне. Филиппа действительно была рядом, и он сгорал от желания. Грезы смешались с реальностью, и ему не хотелось разбираться, что явь, а что сон — беспроглядная ночь или девушка, лежащая рядом с ним под пологом кедров.

— Филиппа… — тихо произнес он и повернулся на бок, слегка прижавшись к ее телу.

— Я так рада видеть тебя, Дайнуолд, — прошептала она и погладила его по волосам, потом провела рукой по щеке, коснулась губ. Он лизнул ее пальцы, и Филиппа вздрогнула. — Дайнуолд, — снова прошептала она и, чуть приоткрыв рот, посмотрела на него так, словно он был единственный мужчина на свете. Она была так близко, что Дайнуолд ощущал ее дыхание. Не в силах выносить томительной муки, он наклонил голову и поцеловал ее, сначала осторожно, потом крепче, потому что во сне он делал именно так, и ей это нравилось. Теперь сон стал реальностью. Дайнуолд не соображал, что делает. Он хотел ее, хотел сильнее, чем раньше.

Мысль, что Вальтер мог убить Филиппу, привела его в ужас, и в то же время другая мысль не давала ему покоя: неужели она предала его? Но сейчас это не имело никакого значения. Она была здесь, она хотела его. Она сгорает от желания, так же как и он. Дайнуолд почувствовал, что Филиппа слегка раздвинула ноги, и тут же воспользовался этим, прижавшись к ней возбужденной плотью. Из горла Филиппы вырвался легкий стон, и она обвила Дайнуолда руками за шею, притягивая к себе все сильнее и сильнее.

Но она ранена. Господи, она же ранена! Рассудок на мгновение вернулся к Дайнуолду, и он отпрянул.

— Филиппа, твоя рука! Я не могу причинить тебе боль, — пробормотал он, — если твоя рука…

Мне будет гораздо больнее, если ты уйдешь, — с улыбкой ответила Филиппа.

— Не уходи от меня. Пожалуйста, Дайнуолд, соблазни меня. Я так давно хочу тебя.

Он не мог не засмеяться и тут же устыдился, потому что она добавила:

— Я не хотела умирать, потому что, если бы я умерла, я бы никогда не узнала, что значит обнять тебя, что значит ощутить, как ты проникаешь в мое тело.

Он вздохнул и вновь очутился во власти желаний, одержавших победу над разумом. Но даже сейчас он не забывал, что она девушка и он не имеет права сделать ей больно больше, чем необходимо. Он представил, как его мужское орудие прорвет преграду ее невинности, и застонал от возбуждения. Дайнуолд приподнялся и, скомкав край ее платья, принялся медленно сдвигать его вверх, ощущая под ладонями теплую гладкую кожу. На Филиппе была нижняя рубашка, и это на мгновение озадачило Дайнуолда, потому что в его сне она была совершенно нагой. С растущим нетерпением он поднял сорочку и снова лег на Филиппу, желая ощущать только ее тело, но не мог, потому что сам не разделся.

Филиппа широко раскрытыми глазами смотрела, как он, чертыхнувшись, встал на колени, неуклюже стянул тунику, крестообразную подвязку, узкие штаны… Как он красив!

Он снова лег, тесно прижавшись к ней. Она неистово целовала Дайнуолда, пытаясь проникнуть языком в глубь его рта, а он, обхватив ладонями ее голову, покрывал поцелуями ее лицо, лихорадочно бормоча, как он хочет ее, как любит, как он счастлив, что она девушка, как он мечтает войти в нее и остаться даже после того, как достигнет наивысшего блаженства.

Он раздвинул пальцами створки ее сокровенного тайника, откинул голову, закрыл глаза и, прошептав дрожащим голосом: «Не двигайся», — медленно вошел в нее. Но, несмотря на его предостережение, Филиппа подалась бедрами навстречу. Он вошел глубже, и она застонала, ощущая его словно частицу собственного тела.

В следующее мгновение Дайнуолд почувствовал, как под давлением его плоти тонкая преграда растянулась.

— Филиппа, — сказал он, — посмотри на меня!

Дайнуолд хотел быть нежным в этот момент, но не смог. Он сделал глубокий толчок, и Филиппа вскрикнула от внезапной боли. Он припал к ней и, стараясь успокоить, прижался ртом к ее губам.

— Больше не будет больно, — приговаривал он между поцелуями. — Филиппа, моя любимая, сладкая, нежная, больше не будет больно. Обними меня крепче и не бойся.

Он начал медленные движения, обжигая своим дыханием ее губы.

— Любовь моя, держи меня крепче. Вот так, подними бедра и вбери меня глубже… Ах, Филиппа… Нет, не шевелись, я не вынесу этого…

Его красивое лицо исказилось, разгоряченное тело вздымалось и опускалось, дыхание стало прерывистым, он все сильнее прижимал ее к себе. Не в силах больше сдерживаться, она закричала, но Дайнуолд не мог и не хотел остановиться. Внезапно он запрокинул голову, и она почувствовала в себе горячую влагу.

Силы покинули Дайнуолда, мысли путались, тело его обмякло, и он приник к Филиппе. Ей нравилось ощущать тяжесть его тела.

— Прости, — произнес он как во сне, — я так хотел тебя. Лежи спокойно, и боль пройдет.

Филиппа наконец совладала со своим дыханием и немного пришла в себя. Он все еще был внутри нее, но теперь осталось лишь легкое жжение, а не боль, как раньше. Какое странное чувство приносит занятие любовью! Она хотела Дайнуолда, очень хотела, сгорала от желания, которое затмило даже боль в руке — она просто перестала ее ощущать. Ее обуяли дикие, требующие выхода чувства, желание прикоснуться к нему, ощутить его, почувствовать его в себе, но все эти невероятные чувства вдруг пропали, когда он вошел в нее и так неистово овладел ею. Теперь она лежала ошарашенная, смущенная, с ощущением тупой боли внутри.

Не то чтобы боли, неопределенно подумала Филиппа, улыбаясь и гладя ладонью его мускулистую спину.

— Я люблю тебя, — сказала она спокойно. Она повторила это снова и снова, зная, что Дайнуолд не слышит ее — он уже крепко спал. Она почувствовала, как его плоть выскользнула из нее. Филиппа поцеловала Дайнуолда в ухо и, устроившись поудобнее, насколько это было возможно, вскоре тоже заснула.

Уже почти рассвело, когда Дайнуолд открыл глаза. Через несколько секунд сон как рукой сняло. Он лежал голый, наполовину прикрыв Филиппу своим телом, и дрожал от ночного холода. Его мужское орудие вновь напряглось и упиралось ей в бедро. Дайнуолд обругал свой непокорный орган и осторожно отодвинулся от Филиппы. Что сделано, то сделано. Это было не во сне. Он просто потерял рассудок! Ранним утром роща выглядела неприятно серой, над головой висел густой белый туман. Дайнуолд смотрел на прекрасное тело Филиппы, ее стройные ноги и кровь девственности на белоснежной коже бедра… Дайнуолд вздохнул и закрыл глаза.

Потом тихо выругался и улыбнулся, словно вновь ощущая, как ее упругие бедра рвутся ему навстречу и как он входит в нее, утопая в теплой глубине. Дайнуолд снова хотел ее. Но нет, надо переждать. Он натянул на них обоих одеяло и обнял Филиппу. Когда встанет солнце и разогреет его мозги, он что-нибудь придумает. Он придумает, как спасти себя и защитить Филиппу от бесчестья. Дайнуолд пока не знал, как это сделать, но не сомневался, что найдет выход. Прижимаясь к Филиппе и вдыхая запах ее тела, он снова заснул, но ненадолго.

Его разбудил яростный крик Эдмунда:

— Отец!

Дайнуолд открыл глаза и увидел сына. Его руки упирались в узкие бедра, глаза негодующе округлились.

— Отец, ты изнасиловал Филиппу!

— Э-э… возможно… а возможно, и нет. Может, я просто обнимаю ее, потому что ей больно, Эдмунд… да, больно и холодно в эту ночь и…

— Я не позволю тебе бесчестить ее! Ты держишь ее слишком крепко, чтобы просто согревать. Ты только взгляни на нее! Ты говоришь, что ей больно, а она спит и улыбается!

Дайнуолд вздрогнул и посмотрел на безмятежно спящую Филиппу. Она действительно улыбалась, и ее лицо было прекрасно.

— Эдмунд, уйди ненадолго. Я устал, а девка скоро проснется. Мне нужно подумать…

— Тебе придется жениться на ней, отец. Да, ты обязан на ней жениться. Теперь у тебя нет выбора.

Дайнуолд с ужасом посмотрел на сына и, забыв, что его люди совсем близко, заорал:

— Жениться на ней?! Да я лучше умру. Еще неизвестно, может, она предала меня. Может, она договорилась со своим кузеном, чтобы он увез тебя и потом потребовал выкуп.

Эдмунд только качал головой и с отвращением смотрел на отца.

— Ты же не любишь ее, — сказал Дайнуолд, — она дразнила тебя и поправляла на каждом слове, а ты называл ее ведьмой и дылдой, показывал ей язык…

— Отец, — терпеливо продолжал объяснять Эдмунд, — Филиппа — леди, и ты лишил ее невинности. Ты обязан на ней жениться.

Дайнуолд выругался и покосился на Филиппу. Она проснулась и смотрела на него. В глазах ее блестели слезы.