"Указка" - читать интересную книгу автора (Кошкин Алексей)

ГЛАВА ВТОРАЯ

Все сотрудники газеты «Наше слово» были обеспеченными людьми. Потому что газета была, что называется, настоящей. Полезной обществу и государству. У всех были, конечно, квартиры и автомобили, даже у корректора Антоши, который в редакции не так давно. У всех были загородные дома.

Только у верстальщика Витьки не было загородного дома. И отдельной квартиры не было. А жил он с матерью.

Все приходили к десяти часам. Включали телевизор со спортивными новостями. Андрей Иванович, ответственный секретарь, варил кофе. Когда кончались спортивные новости, начинались новости международные. Вся редакция с волнением следила за печальными и радостными событиями. Никто не оставался равнодушным. Наборщица Тоня Алексеевна даже заплакала, когда узнала, что в Аргентине переизбрали президента. Корректор Антоша ее утешал:

— Не плачьте, Тоня Алексеевна! В Аргентине еще много президентов осталось. Если уж их за последний год сменилось двадцать восемь человек…

Андрей Иванович тоже был тронут слезами Тони Алексеевны.

— Кроме того, дорогая Тоня Алексеевна, — добавил он, — Аргентина — это ведь так далеко. Нас больше должны интересовать российские события, а в России все хорошо. Президента никто не переизбирал уже тридцать лет.

И Тоня Алексеевна перестала плакать.

Но не все в редакции были столь чувствительны. Верстальщик Витька, увидев, как упал новейший монгольский авиалайнер с четырьмя тысячами пассажиров на борту, рейс Улан-Батор — Кызыл, ехидничать начал:

— Рожденный ползать…

Корреспондент Евгений Викторович, слышавший эту безобразную реплику, оборвал насмешника:

— Вам должно быть стыдно! Это позор — насмехаться над таким уважаемым и многого добившимся своими силами народом, как монголы.

Верстальщик Витька рукой махнул.

— Но ведь обошлось без жертв, — сказал он. — Никто не пострадал. У каждого пассажира и члена экипажа был маленький парашют, разработанный, между прочим, в самом Китае. Я про современную авиацию все читал…

Андрей Иванович, видя эту перепалку, только вздохнул. Беспокоил его Витька. Да, беспокоил…

Позвонил главный редактор Петр Леонидович Кабинетов.

— Андрей Иванович! У нас несостыковка. Надо убрать рекламу зубной пасты «Премьер-министр»!

— Это где фотография премьер-министра с белоснежными зубами?

— Да! Вышло дополнение к Закону. Осквернение образа людей, олицетворяющих Обновленную Россию.

Андрей Иванович похолодел.

— В чем же тут осквернение?

— Товарищ Советов говорит, что зубы на газетной бумаге выглядят недостаточно белыми.

Андрей Иванович положил трубку и заторопился. Хорошо, что еще все можно исправить!

— Витенька, пора за работу! Включи страничку рекламы и убери из шаблона зубную пасту. Вставь Деда Мороза. Все-таки скоро Новый Год.

— Если людям не напоминать про Новый Год на каждой странице, они, разумеется, забудут его встретить, — заметил Витька.

Андрей Иванович снова вздохнул. Ну как с ним быть?

— Шурик идет! — крикнула Тоня Алексеевна.

То был известный в городе автор коротких рассказов, который вел в «Нашем слове» молодежную рубрику «Страничка творчества». То есть со вчерашнего дня он ее не вел. Ведь вчера редактор Кабинетов публично выступил с беспощадной критикой не столько «Странички», сколько самого Шурика. Петр Леонидович говорил:

— «Наше слово» читают миллионы россиян. Газета пользуется небывалой популярностью. Но если рассмотреть отдельно «Страничку творчества», то она никуда не годится. Мало материалов, посвященных современной жизни россиян, нет ни одного рассказа или эссе о президенте, о его достижениях в области политики и спорта.

Шурик стоял рядом с упрямым и развязным видом. Это разъярило обычно тихого Петра Леонидовича.

— Я специально считал! — крикнул редактор. — За последний месяц вы допустили к публикации пять так называемых литературных произведений с непристойными выражениями, не оправданными художественным замыслом! Вы приваживаете авторов с сомнительным вкусом! Все рассказы, которые вам приносят, посвящены либо алкоголизму, либо наркомании, либо половым извращениям! Этих понятий давно уже не существует в Обновленной России! Вы предпочитаете смотреть в прошлое, в котором такому человеку, как вы, без сомнения, было бы место!..

Петр Леонидович отдышался. Андрей Иванович принес ему стакан воды. Петр Леонидович выпил воду большими глотками.

— Я вас увольняю, — сказал он Шурику. — А вы, Андрей Иванович, напишите по этому поводу статью…

Это было вчера… И вот Шурик появился в дверях. Он держал сегодняшний номер «Нашего слова» со статьей, которая называлась «Грязный журналист оккупировал „Страничку творчества“.

— Доброе утро! — подскочил к Шурику Евгений Викторович. — Я ни в чем не замешан.

Андрей Иванович, Витька и Антоша ничего не сказали.

Шурик потоптался, не заметив Евгения Викторовича, и выкрикнул:

— Вы… вы… Вы тоже неблагонадежные граждане! Вы тоже не соответствуете! И вообще, вы недостойны называться россиянами! Вот…

Повернулся и вышел. Евгений Викторович выбежал следом, приговаривая: «Мир, мир… Как сказал Шекспир, худой мир лучше доброй ссоры». Корректор Антоша вскочил с места.

— Я никому не позволю так меня называть!

Андрей Иванович удержал его.

— Вы очень вспыльчивы, Антоша. Вам надо смотреть телепередачу «Хорошее настроение» не два раза в день, а три или четыре… Вспомните, как редко Шурик ее смотрел! В результате для него оказался чуждым яркий пример собранности, работоспособности, ответственности и здравомыслия. Пример, который ежедневно подает нам президент!

Молчавший до сих пор Витька спросил:

— А вы, Андрей Иванович, правда видели вчера во всех подробностях?.. Своими глазами? Как он, а?.. Нет, ну как он, а? Жаль, что я видел только замедленный повтор…

Андрей Иванович насторожился. Неужели здесь есть место для ехидства? Нет, надо это прекратить. Он сказал:

— Президент не щадит себя ради страны!

И посмотрел на Антошу, поддержит ли он его. Антоша откашлялся и сказал:

— Я горд, что у нас такой президент!

Речь была вот о чем. Всем известно, что во вторник, среду и пятницу президент берет лыжи и идет в парк. Рассекая воздух и поднимая снежную пыль, он несется вниз по склону — это показывают по телевизору. Личным примером президент побуждает миллионы простых граждан встать на путь оздоровления и борьбы с неправильным образом жизни. Все мужское население страны по вторникам, средам и пятницам также надевает лыжи и катается с горы или бегает по лыжне в парке. После этого люди приходят на работу в хорошем настроении, чувствуя прилив сил и энергии.

Вчера, как обычно, была утренняя трансляция. И вся страна в страшном испуге вздрогнула, вскочила с кресел и затрепетала. Президент то ли задумался, то ли увлекся скоростью. И на повороте он… Ну, в общем… В общем, все обошлось. Через секунду он уже был на ногах и улыбался в камеру, как всегда подтянутый и смелый. Комментатор трансляции обрел голос:

— Ой, уважаемые россияне! Вы сами только что видели, какие опасности сулит работа президента! Сколько неожиданных подводных камней скрывает лыжня! Но вы заметили, как быстро наш президент встал на ноги? Это говорит не только о его ловкости, но также и о постоянной готовности к преодолению трудностей… Боже! У него сломана одна лыжа! И, кажется, повреждено крепление на другой…

Потом редакцию посетил товарищ Советов. И сказал:

— Мы разработали программу. Важное социологическое исследование и в то же время веселое развлечение масс. Ваша газета участвует.

Больше всех радовался этому важному исследованию Андрей Иванович. Он немедленно написал такую статью:

«Мы все обеспокоены, что будет с дальнейшим развитием спорта в России. Конечно, всем известная маленькая неурядица не выбьет нашего президента из колеи, не лишит его сил и энергии. Также мы надеемся, что простые россияне не станут поголовно подражать нашему президенту и не станут утруждать себя ритуальными падениями в разных уголках нашей великой Родины.

Между тем выяснилось, что лыжи нашего президента не подлежат восстановлению. Этот лыжный комплект изготовлен фирмой SONY, которую, как вы знаете, недавно купил у голодающей Японии преуспевающий бизнесмен из Камбоджи. На пресс-конференции, посвященной давешнему событию, наш президент признался, что его зарплаты не хватает, чтобы купить новый комплект. Мы верим нашему дорогому президенту, ведь зарплата у него не больше, чем у простого россиянина. Да и кто, в сущности, такой наш президент, как не простой россиянин, призванный своим народом исполнять эту святую обязанность!

Поможем соотечественнику, чуть не пострадавшему при исполнении почетного долга! Пусть новые лыжи подарит президенту вся страна! Если каждый из двадцати двух миллионов россиян переведет на счет редакции хотя бы одну копейку, то собранной суммы хватит, чтобы сделать нашему дорогому президенту такой подарок. Так давайте докажем сами себе, что мы настоящие граждане великой страны! И пожелаем президенту новых спортивных и творческих достижений!»

А у Витьки такое ехидное лицо было, когда он этот текст вставлял в макет… Андрей Иванович даже передернулся, когда вспомнил. Нет, надо сказать Кабинетову…

Заглянула Алена из отдела рекламы.

— У вас есть йод и бинты? Евгению Викторовичу надо.

Витька расхохотался:

— Что, неужели Шурик его отделал?

— Да нет. Евгений Викторович в туалете за шпингалет пальцем зацепился.

— Он вбегал или выбегал?

Андрей Иванович был уже донельзя расстроен подобными шуточками. К счастью, появился Петр Леонидович Кабинетов. Он был в спортивном костюме и шапочке. Тащил за собой лыжи.

— Здравствуйте, Петр Леонидович! — хором сказали все сотрудники редакции, включая Витьку.

Андрей Иванович спросил:

— А почему вы без погон, Петр Леонидович?

Кабинетов похлопал себя по боку.

— Они в кармане! Сейчас булавками пристегну. Не успел переодеться. Спешил… А вы, Виктор, сегодня опять не бегали?

Верстальщик втянул голову в плечи и уставился в монитор.

— Замечание, — сказал Кабинетов. — Ладно, побежите после работы. Или мне придется вас уволить.

«Вот, пожалуйста, — подумал Андрей Иванович. — Он не только ехидный, этот Витька. Он еще и про лыжи забывает. Словно и не заботится о своем здоровье и всестороннем развитии. А значит, не заботится и о престиже нашей спортивной Родины. Петр Леонидович имел право уволить нерадивого верстальщика еще месяц назад, когда тот проспал торжественный забег, посвященный дню рождения президента…»

…в машине загоготали и показали палец. Поднялась пыль. Дурак я их догонять? Их там чуть ли не десять придурков. Я подошел к упавшему ящику. Раньше я бы новый купил. А сейчас зачем он мне?

Смотрю, там внутри бумажка лежит. Конверт. Я поднял. Вот черт! От отца. Я огляделся, нет ли еще машин, но все как будто вымерло. Ящик не стал поднимать. Все равно собьют. Пошел в дом.

Я думал, почему он не пишет. А он, оказывается, рыбачит. Где-то в Бенгальском заливе. А когда уезжал, говорил, что миллионером будет. Как сейчас помню, хотя это десять лет назад было.

С тех пор он всего семь раз писал. Все ерунду какую-то. Даже про тетю Катю с Генкой не спрашивал.

Мать у меня на самолете летела, и самолет в море упал. Это когда мы еще в России жили. Я тогда как раз с Генкой познакомился. А потом его мать, тетя Катя, за моего отца вышла. А отец с тетей Катей не ссорился. Просто когда мы в США прилетели, тут не до семьи стало.

Началось-то все с Рождества. К нам Санта-Клаусы приехали. Мне одиннадцать лет было, а Генке восемь. Санта-Клаусы оказались ненастоящие. Мы глядим — они всю нашу технику к себе в фургон тащат. Отец на полу лежит, а его тетя Катя поднимает. Потом фургон уехал.

Потом соседи все заболели и умерли. Приехали врачи. Врачи походили везде и сказали, что это мы виноваты. Написали акт. А потом стали денег просить. Ну, отец дал им денег, сто тысяч долларов. Потом нас из дома выгнали. Мы тогда в Джамайке жили, в Квинсе. Ну, отец плюнул на все и в Индию уехал. Денег хотел заработать. Здесь-то его с работы уволили. Потом еще несколько лет прошло, пока тетя Катя с Генкой в Эквадор не уехали. Я в колледже остался. Потом пошел метро чистить, следить там за всем. А когда метро закрываться стало, я по стране поехал. Ну, там уже и не вспомнить, где подрабатывал…

А письмо целый год шло. Через Тибет, Китай, Туву, Россию. Я на марку посмотрел. И тут у меня слезы побежали, хотя чего там, в России, если разобраться… Я конверт к глазам прижал. От него воняло рыбой или клеем, черт его знает. Но читать дальше расхотелось. Заглянул в конец. В конце просит меня не приезжать. Или, наоборот, приехать просит. Не поймешь. Да и неохота разбираться.

Телефон до сих пор не отключили. Когда затрезвонил, я аж подскочил. Сразу в стойку, как она там называется… Трубку взял, а меня сразу матом:

— Ты за свет будешь платить?

Я говорю:

— А за воздух?

А там снова матом.

Тут за стеной шаги раздались. Я как ругнулся, это на шаги, а получилось, что в трубку. Там вообще залаяли, но я уже не слушал.

Я подумал, это наркоманы ходят. Потом вспомнил про старика Джонсона. Он проект «Союз-Аполлон» создает. Из газет. Натащил газет ко мне на кухню. Когда я его первый раз застукал, я радостный был. Потому что прощальную записку от Паулины получил. Ругаться ни с кем не хотелось. Говорю ему, как бы в шутку:

— Когда построите свой проект, позовите посмотреть.

А надо было сразу прогнать. Теперь, как только его из тюрьмы вытурят, он отлежится, а потом снова ко мне.

Я пошел на кухню. Ничего не сказал. Просто стал смотреть, как старик Джонсон в газетах шебуршится. Смотрю на него и злюсь, потому что он меня не видит. Куда-то очки девал. Я говорю:

— Опять?

Он голову поднял и затряс ею:

— Еще не готово! Уходи.

— Совсем спятил? Я тут живу. Ты мне мешаешь.

Он сказал:

— Я всегда мечтал уехать отсюда. Не получилось. Меня все бросили. Я мечтал о России. Я знал, что это великая страна. Моя супруга ничего и слышать не хотела. Нашла себе молодого вьетнамца. Старшая дочь нашла старого вьетнамца. А младшая — молодую кореянку.

Он согнулся в пояснице. Встал почти на четвереньки.

— Это ты, — говорит. — Ты будешь таким же. Если не уедешь. Помоги мне разогнуться.

Потом он сказал, что купил пирожное. Нес мне. Но увидел детей. Дети были босиком. Он подарил им пирожное. Дети бросили в него камнем. Тогда он решил принести мне камень. Но увидел полицейскую машину. Внутри никого не было. Он бросил камень и разбил в машине стекло. Из дома выбежали полицейские. Они стали искать, кто это сделал. Он во всем признался. Но полицейские ему не поверили. Они подумали, что это дети разбили стекло. Они стали стрелять в них из пистолета. А дети в ответ показывали задницы и мочились в сторону полицейских. Полицейские были пьяные и никак не могли прицелиться. Потом сели в автомобиль и врезались в витрину. В витрине что-то взорвалось.

Старик Джонсон сказал:

— То есть я не понял, что именно. Может, это взорвалось и не в самой витрине. Может, в них бросили гранату. Я не знаю. Я снова думал о России. Уезжайте отсюда. У вас ведь есть возможность.

Я смотрю, он даже руку к груди прижал для пущей убедительности. И головой еще больше затряс. Я спросил:

— А вам-то какое дело до меня?

Он хихикнул, как все старики хихикают:

— Вы — русский. Вы для меня как солнышко. Вы из того мира, куда я не попаду в этой жизни. Я смотрю на вас и думаю: вот, где-то там, за океаном… Между прочим, жена ваша не вернулась?

— Нет. Она где-то в Бронксе.

Он как вылупится на меня:

— В Бронксе?.. Да ведь там везде канадцы!

Я говорю:

— И слава богу.

Тут он подмигнул.

— А если вдруг вернется? Одной божьей помощи мало, — сказал. И снова подмигнул. — Понимаете меня?

Это когда он тут обосновался уже, я его все Паулиной пугал, что она вернется. Наверно потому, что сам боялся. А он в ответ подмигивал. Уж на что он там намекал — не знаю.

Меня вообще-то тронуло, как он за меня переживает. Но в комнаты я его все равно не позвал. Пошел делать ему кофе. И хлеб согрел в микроволновке. А микроволновка замигала, замигала и вырубилась. Тогда я взял и разбил ее. Вот ведь, а?.. Теперь холодное придется жрать. Вспомнил про камин. Ну, думаю, старик, теперь пригодятся твои газеты…

Потом опять конверт взял. Заглянул еще раз. Смотрю, а отец-то мне три китайских юаня послал. Ну, думаю, это он молодец. Правда, за юани сейчас можно на четыре года сесть, но я знаю, где их меняют…