"Если бы я был вампиром" - читать интересную книгу автора (Кош Алекс)

ГЛАВА 15

Мое желание можно было считать исполненным – меня вели в Императорский дворец. Меня даже, насколько я понял, представят Его Величеству, или как там его называют. Правда, не в качестве гордого (самому смешно) путешественника по мирам, а как подсудимого. И в чем я перед ними провинился-то, спрашивается? Я, что ли, позволил спокойно жить и проводить свои исследования вампиру с непреодолимой тягой к смене места жительства? Если даже такие гады, как этот Вельхеор, отсюда решают удрать, то мне точно здесь делать нечего.

Дворец гордо возвышался над моей головой. Собственно, он и до этого возвышался, но не был такой громадиной. Сейчас, когда меня подтащили к самому входу на дворцовую территорию, все пространство передо мной занимала огромная стена. Сразу вспомнилась Великая Китайская, но по сравнению с этой она показалась бы дачным заборчиком.

Ограда дворца уходила в небо не менее чем на сорок метров. Над ней виднелось множество мелких башенок по всему периметру. Стена, дворец – все сверкало золотом, драгоценными камнями и переливами небольших радуг, появлявшихся то над одной башней, то над другой. Как я понял, это было таким же магическим украшением, как и удивительные фонтаны на площади.

Мы остановились у стены, и я с удивлением заметил, что ворот-то нигде нет. Удивление быстро прошло, едва я вспомнил исчезающие стены в Школе Искусств.

Я оказался прав, потому что, едва Зикер сделал несколько шагов в сторону стены, как она исчезла, будто ее и не было. Меня потащили за ним по вымощенной золотыми плитами площади.

Если из-за стены было видно лишь множество башенок, то отсюда открывался совершенно иной вид. Башенки просто терялись и становились невидимыми на фоне раскинувшихся перед дворцом зеленых садов. Что это были за сады! Просто диву даюсь, как деревья умудрились вымахать такой высоты, что едва ли не доставали до самых башен. Это же сколько метров-то? Наверное, не меньше сотни, а то и больше. Чудно. А уж вблизи эти громадные деревья оказались и вовсе сказочными.

Сначала мне показалось, что у меня в глазах двоится от выпитого мной напитка по «улучшению настроения», а затем выяснилось, что деревья действительно не соприкасаются с землей! Они висели в полуметре над золотыми плитами и мирно шелестели листвой. При этом корни у них практически отсутствовали, так, один-два маленьких отросточка, соединяющие деревья между собой. Что их удерживало в воздухе, я не знаю, но люди могли оказывать на них влияние – это точно. Едва Зикер, идущий впереди так любезно поддерживающих меня Ремесленников, подошел к сплошной стене из этих деревьев, как они довольно-таки резво разлетелись в стороны, сделав, как мне показалось, пригласительный жест своими ветками. И ведь с виду самые обычные деревья, узловатостью напоминающие родные мне дубы, а листьями – клены.

Наверняка эти деревья не только для красоты тут висят. Уже входя, вернее, будучи внесенным в появившийся проход, я понял, что деревья вокруг дворца растут сплошняком. И, голову даю на отсечение, расступаются далеко не перед каждым. Интересно только, зачем эти деревья вообще нужны, если те, кому очень уж потребуется, могут перенестись сразу во дворец? Как, например, Ромиус.

Меня провели по образовавшейся аллее и бросили у ворот дворца.

Если тот, кто создавал эти удивительные ворота, хотел восхитить всех изяществом своего искусства, блеском золотых фигур гордых львов, переливами огромных драгоценных камней, то ему это удалось... бы. Не насмотрись я на все это в невероятном количестве еще в городе. Ну золота чуть больше, чем везде, ну драгоценные камни в два-три раза больше, и что? Ничего особенного и отличающегося оригинальностью я не увидел. Разве что существование в этом мире львов меня слегка удивило.

Двое моих провожатых отпустили меня и тихо ушли. Я даже не сразу понял, что никто меня не держит. Ноги почти что стали слушаться меня, так что позорно падать (еще раз) я не стал.

– Сам пойдешь или помочь? – злорадно поинтересовался Зикер.

– Уж как-нибудь дойду, – наконец-то членораздельно проговорил я и сам удивился, насколько хрипло прозвучал мой голос.

Я невольно оглянулся назад и как раз успел увидеть, как деревья вновь сплелись в сплошную сеть. Просто так убежать отсюда было бы весьма сложно. Деревья передо мной, как я подозреваю, не расступятся, а вот пролезать под ними я бы не рискнул. Каждое весит несколько тонн, если такое на голову упадет, одной шишкой не отделаешься.

Зикер, по всей видимости, уловил ход моих мыслей. Когда я вновь повернулся к нему, он опустил занесенную в странном взмахе руку и сделал приглашающий жест.

Мне ничего не оставалось, кроме как пойти за ним. Огромные ворота дворца беззвучно распахнулись, и перед моими глазами предстал длиннющий зал. К моему удивлению, внутри дворец не блистал позолотой, все было выдержано в очень мягких зеленых тонах. В совокупности с виднеющимися за многочисленными окнами деревьями все это смотрелось просто замечательно.

В самом конце коридора были еще одни ворота. Размером поменьше, чем те, порог которых я только что переступил, но тем не менее в четыре моих роста, это как минимум. Все стены были увешаны портретами венценосных особ, единственной общей чертой которых был этот самый венец – золотая (опять!) сфера в зеленой оправе. Во всем прочем эти самые особы, как мужеского, так и женского полу, никакого особого сходства не имели, из чего я сделал вывод о частой смене королевских родов. Хотя я мог и ошибаться, как, впрочем, обычно и случалось.

Мы шли вдоль всех этих портретов в полной тишине. Оставалось удивляться, куда делись все дворцовые слуги к прочий люд.

Зикер и не думал оборачиваться, потому что был уверен, что я не сбегу. Не знаю, что ему давало эту уверенность, но вообще-то он был прав. Во-первых, мне было интересно, куда меня отведут и что будет дальше. А во-вторых, я все-таки был реалистом и понимал, что деваться в данном случае мне просто некуда.

Оставалось надеяться, что новые друзья найдут способ мне помочь. И если быть совсем уж честным, не верилось, что в этом удивительном мире красоты и магии со мной могут сделать что-то плохое.

Перед Зикером открылись створки и вторых ворот. За ними обнаружился небольшой круглый зал с десятком дверей уже обычного, человеческого размера. Это слегка успокаивало, потому что в огромном зале с огромными дверьми мне иногда казалось, будто я гном, а тут совершенно обычные деревянные двери с какими-то надписями.

Мы прошествовали конечно же к самой левой двери. И именно за ней нам встретился первый человек в этом царстве тишины и безмолвия. Это был грузный усатый мужчина в зеленом балахоне, сидящий за огромным, будто из цельного черного куска мрамора, столом.

– Опять кого-то привел? – прогрохотал он недовольно. Зикер брезгливо поморщился:

– Ты знай себе сиди да записывай. Остальное не твое дело.

– Как очередного ребенка, не так посмотревшего на вашу особу, сажать в камеру, так мое дело, а тут, значит, не мое? – подвигал усищами здоровяк.

– Именно так. Этого в самую плохую камеру, – махнул рукой Зикер и развернулся, чтобы уйти.

– А долго я тут сидеть-то буду? – поспешил спросить я.

Зикер даже сразу не понял, что я обращаюсь к нему. Он на секунду остановился, задумавшись, а потом нехотя ответил:

– Пока не сгниешь, если повезет.

От такого нахальства я просто задохнулся.

– Ах ты, козел безрогий.

Зикер не обратил на мои слова никакого внимания и закрыл за собой дверь.

– Ну что ж, будем вас размещать, – раздалось у меня за спиной.

Послышался звук отодвигаемой мебели, и на мое плечо легла здоровенная ручища.

– А пока вы будете устраиваться, если не против, расскажите мне о том, что же это за «козел» такой и почему он безрогий.

– Козел? Это животное такое. А безрогий, это так... вольное прилагательное без смысла, для усиления ругательства, – пояснил я, обернувшись.

Передо мной стоял самый большой человек, которого я когда-либо видел. Он не просто был выше меня, он возвышался надо мной на целых пол метра. В совокупности с его шириной, которой мог бы обзавидоваться любой борец сумо, это смотрелось поистине ужасающе. У меня даже дыхание перехватило.

– Так вы еще и ругаетесь на нашего Великого Ремесленника? Как не стыдно? – Он покачал своей практически лысой головой, очень похожей на огромный булыжник.

– Я...

Если честно, то я испугался. И как тут не испугаться, когда над тобой нависает такая махина? Тут любой испугается.

– Да я тебе за это... – Он поднял над головой свою огромную, как ковш экскаватора, ручищу и сверкнул глазами.

Не осел на пол я лишь потому, что тело просто отказалось меня слушаться. Я лишь судорожно икнул, тут же заверив себя, что это не от страха, а от большого количества выпитого.

– Да я тебе за это руку пожму! – неожиданно расхохотался он и схватил мою руку так, что в ней захрустела каждая косточка и каждый хрящик.

Лучше бы он меня сразу пришиб.

– Это по-нашему, это ты правильно. Нет в этом прихвостне ничего заслуживающего уважения, хоть и считается, что Академия выпускает только честных и благородных людей. Ты пока что присаживайся за стол, сейчас посидим, поедим, расскажешь, что нового произошло в мире за последнее время. Я думаю, что еще долго за тобой никто не придет.

Он подтолкнул меня к появившемуся из ниоткуда креслу. Стол уже ломился от яств и сосудов с напитками. Как это тут очутилось, я спрашивать не стал, хотя еще недавно обязательно поинтересовался бы. Видимо, уже привык к чудесам.

– За что же тебя сюда отправили? – поинтересовался тюремщик, садясь обратно на свое место.

– За жизнь, – честно ответил я, удивляясь столь легкому переходу с «вы» на «ты».

– Убил, что ли, кого-то? – не понял он.

– Да нет, просто не нравится некоторым, что я землю топчу в этом мире.

– Некоторым, это Зикериулу?

– Зикериулу это Зикеру? Хм... да нет, к сожалению, не только ему.

Тюремщик задумчиво подвигал усами.

– А не следствие ли это того, что у Зикериула ухо распухшее?

– Скорее, наоборот, – усмехнулся я, придвигая себе блюдо с уже знакомыми мне фруктами.

– И ты тоже эти фрукты жрешь, – почему-то огорчился здоровяк, наблюдая, как я опустошаю тарелку с удивительно вкусными плодами.

– Почему тоже? – подивился я.

– Потому что все отказываются от мяса. Это нововведение было встречено на ура во всей Империи, но вот я не понимаю, как можно жить без мяса. Вот ты почему не ешь мясо?

– Потому что вы загребли все блюдо с мясом себе, – честно ответил я.

Тюремщик удивленно посмотрел себе под руку.

– Ах да. И что, это единственная причина?

– В общем-то да, – честно ответил я.

– Докажи, – подозрительно прищурился он. Я, чувствуя себя полным идиотом, гордо взял кусок мяса и отправил в рот.

– Очень даже вкусно, – на всякий случай похвалил я.

– У, молодец! – обрадовано заржал тюремщик. – Встретил-таки родственную душу. Вот скажи мне честно, как можно жить без мяса?

Мне пришлось напрячься и честно представить, каково это вообще не есть мяса.

– Ужас, – наконец сказал я. – А что, у вас не принято есть мясо?

– Не принято?! – взревел тюремщик. – Да у нас это запрещено!

– Как запрещено? – опешил я.

– Очень просто. Одно из последних нововведений нашего старого Императора. Он уже мясо жевать не могёт, зубы не те, а теперь восхотел, чтобы и другие мяса не ели.

Так вот почему на столе у Ремесленников не было мяса, оно, выходит, у них запрещено! А у Кельнмиира оно было потому, что он, насколько я могу судить по моему недолгому с ним знакомству, потчует всех мясными блюдами просто из принципа.

– И знаешь, чем Император прикрывается? Какой-то легендочкой о том, что мясо приближает человека к хищникам! Дескать, те, кто едят мясо, агрессивны и глупы, а те, кто станет есть фруктики, станут спокойными, рассудительными и умными. Да я без мяса сам на людей начну бросаться!

– Ужас, – согласился я.

– И ведь не прикопаешься! – продолжал восклицать любитель мяса. – Посмотри на друидов, бодренькие дядьки, живут под тыщу лет, а питаются исключительно фруктиками. Мясо же употребляют вампиры да оборотни. А кто они? Правильно, звери. Причем хищники, подлые, лживые и злые. Это я знаю, что мясо к этому отношения не имеет, Ремесленники знают, хотя сами его тоже особо не жалуют, а простой люд падок на всякие «новые истины». Вот и получается, что мясцо уже подорожало в восемь раз.

– Ужас, – еще раз повторил я, пытаясь подсчитать в уме среднюю продолжительность жизни обычного человека этого мира. Выходило что-то около трехсот лет. Вампиры, значит, живут, пока их кто-нибудь не ухайдокает, а друиды что-то около тысячи годков. Совсем неплохо. В друиды меня вряд ли возьмут, а вот в вампиры я могу в самое ближайшее время записаться.

Усатый тюремщик тем временем навернул очередной кусок мяса и довольно хрюкнул.

– Раз уж ты наш человек, то нужно представиться. Зовут меня Витором.

– Виктор, – представился я.

– О! Так мы почти что тезки! Я согласно кивнул.

– Значит, нужно выпить, – тут же сделал вывод тюремщик.

– Э, вот этого, спасибо конечно, не надо, – поспешил отказаться я. – Мне нужно быть в здравом уме и трезвой памяти, когда меня поведут на этот ваш Императорский суд.

Здоровяк задумался.

– Хм. Про здравый ум и трезвую память это ты здорово сказал... – Он неожиданно вскочил со своего кресла, едва не свалив огромный стол. – Ты сказал Императорский суд?!

– Да, по-моему, я так и сказал.

Я слегка озадачился, чего это он так всполошился, не его же ведь на суд-то поведут, а меня.

– Так что же ты тут расселся?! Они за тобой в любой момент могут прислать. Ты же меня подставляешь. Ну-ка марш в камеру!

– В камеру, – огорченно протянул я.

Так не хотелось идти в эту их камеру. Сидеть в гордом одиночестве в комнате о четырех стенах. Скучновато будет, лучше уж компания тюремщика, общение...

– Быстро! – пробасил Витор.

Мне ничего не оставалось, кроме как подняться с кресла и последовать за Витором в проход, появившийся прямо за спинкой его кресла. Получается, что в тюрьму можно попасть, только отодвинув кресло тюремщика. А ведь в кресле тюремщика, как правило, сидит сам тюремщик.

Поначалу я считал, что меня поведут в какое-нибудь подземелье, но ошибся. Однако на подъем в башню это также не было похоже. Мы просто шли по самому обычному скромному коридору шириной метров десять. Согласитесь, по сравнению с обычными здесь залами площадью в тысячи квадратных метров это просто мелочь – малюсенький тоннельчик.

А уж изредка встречающиеся двери по сторонам и вовсе малютки. Всего лишь обычные двери метр на два. Просто убожество. Когда тюремщик подвел меня к одной из таких дверей, я уже устал тащиться по нескончаемому каменному тоннелю.

Обычная, ничем не примечательная «самая худшая» камера. Дверь оказалась не заперта.

Внутри меня ожидал очередной сюрприз. Комната о четырех стенах оказалась хоромами о четырех комнатах, не считая кухни, ванной, туалета и балкона! На стенах красовалось некое подобие обоев успокаивающего желтого цвета.

– Ты тут устраивайся, а я пока пойду доем свой обед. Не ровен час, придут за тобой, а я не на месте. Так и с должности недолго слететь. А меня ведь уже смещали с четырех должностей до этого. Эта работа – мой последний шанс остаться во дворце. Скажу тебе по секрету, не создан я для этих дворцовых интриг. А без них во дворце и года не протянешь. Свой десяток лет я продержался лишь чудом, да и то только благодаря своему знатному происхождению. Эх-х...

Здоровяк понуро вышел из моей камеры, оставив дверь нараспашку.

Я, не поверив глазам, подошел к двери, с минуту смотрел на нее, а потом закрыл. Потом еще немного постоял и дернул ручку. Дверь открылась. Такие тюремные порядки, если честно, меня поразили даже больше, чем все чудеса магии. Нет, умом я понимал, что из дворца мне не выбраться, нужно ведь еще и мимо добродушного тюремщика пройти. Но не закрывать двери камер заключенных, пусть и таких комфортабельных камер, это в высшей степени непредусмотрительно.

Я философски пожал плечами и пошел детально обследовать апартаменты своего временного пребывания.

Первым делом я, как человек, любящий поваляться в постели и помечтать, пошел в спальню. Едва войдя в уютное до безобразия желтое помещение, я остановился как вкопанный. На меня смотрел незнакомый мужчина. Только спустя несколько жутких секунд я понял, что это мое отражение. Дело даже не в том, что у меня была совершенно непривычная старомодная прическа и ширина плеч куда больше привычной. Просто я уже успел забыть, как я вообще выгляжу. Впервые за последние два месяца я смотрелся в зеркало, находясь, правда, не совсем в своем теле. Хотя вообще-то я был копией себя, только представленной... в более выгодном свете, что ли. И плечи шире, И руки потолще, и осанка попрямее. Я даже невольно залюбовался.

Вот занимался бы спортом, был бы таким красавцем, а не хлюпиком-недомерком, которого порыв ветра сдует.

В общем, если говорить честно, то я себе понравился. И странное ощущение чуждости тела само собой исчезло. Это куда лучше, чем каждодневно заниматься спортом. Вот только особой разницы я не ощущал, наверное, сказывается привычка. Ну, привык я быстро уставать и чувствовать слабость в теле после длительных прогулок по длинным коридорам. Новое тело в отличной форме, оно и в сто раз больше пройдет, но попробуй себя самого в этом убеди.

Я тяжело вздохнул.

И тут все не слава богу. Хоть что-нибудь хорошее, не омраченное всякими «но» и «если», в моей жизни будет? Или все так и будет происходить в хаотичном порядке и без моего осмысленного участия. Хотя вообще-то кто в этом кроме меня виноват?

– Эх ты, – повинил я свое отражение. – Что ж ты раздолбай-то такой?

Мое лицо в зеркале хитро сощурилось:

– Это не я раздолбай, это ты раздолбай. Все, последняя стадия! Я наконец-то сошел с ума. Какая досада. Хотя, с другой стороны...

– Что уставился? – продолжило ворчать мое отражение. – Себя никогда не видел?

– Да нет, отчего же, видел. Только привычки разговаривать с самим собой не имел и не буду иметь.

– А спорим, будешь? – тут же прищурилось отражение.

– Фиг тебе, – зло ответил я и отвернулся.

Послышался стук в дверь.

И это камера для содержания преступников? Наверное, это официант с подносом фруктов или даже с деликатесным для жителей этого мира мясом.

Я повернулся к отражению, чтобы спросить его мнение по этому поводу, но оно стояло ко мне спиной. Мне ничего не оставалось, кроме как крикнуть:

– Войдите!

Бесшумно открылась дверь, и в коридоре появился Ромиус.

– Ну как ты здесь устроился? – поинтересовался он.

– Замечательно, – честно сказал я, слегка удивившись его столь быстрому появлению. – Эта «камера» в три раза больше квартиры, в которой я жил в своем мире. Мне даже нравится быть в заключении.

Ромиус усмехнулся:

– Не радуйся, долго тебя тут не продержат. Слушание твоего дела назначено на завтра.

– Нет, правда, мне здесь нравится, – не сдавался я. – Только не кормили пока что.

– И чем ты ему приглянулся? – спросил Ромиус, проходя мимо меня в спальню. – Я видел в коридоре официанта, который нес тебе мясо лично от тюремщика.

Мне оставалось подивиться своей догадливости. Я пожал плечами, забыв о том, что Ромиус стоит ко мне спиной. Когда пауза затянулась, я нехотя ответил.

– Хороший он дядька, вот и все.

– А то! Как-никак мой родственник, – кивнул Ромиус.

– Родственник? – удивленно повернулся к нему я.

Хотя, должен признать, это объясняет его столь быстрое появление. Понятное дело, родственник впустил его без всяких вопросов.

– Ну да, по матушке. Что, не похожи?

– Да не очень, – честно сказал я.

Ромиус встал напротив зеркала, крутанулся на месте, а потом произнес изменившимся голосом, выдающим тревогу:

– Теперь нас не прослушают, я поставил защиту. Дела наши совсем плохи, и, должен признаться, виноват в этом частично я. – Он предупреждающе поднял руку. – Подожди с вопросами. Дело в том, что я пригрел змею на своей груди. Это я настаивал на принятии Зикериула в Академию, хотя Ассамблея и не хотела принимать человека из дворца. Мы давно решили не допускать в Академии интриг и подлости, столь обыденных в стенах Императорского дворца. Но я поступился правилом, потому что Зикериул был очень талантлив. Я понадеялся, что он всецело отдастся Ремеслу, а он внес в наши стены разрозненность и обман. Так что во всем, что происходит сейчас, виновен так или иначе я.

Я во время этого признания со смесью удивления и страха смотрел на свое отражение, скачущее вокруг отражения Ромиуса, ставящее ему рожки и делающее прочие пакости. Неужели я и вправду сошел с ума?

– Мм... можно вопрос? – протянул я.

– Конечно, – сокрушенно ответил Ромиус.

– А у вас не бывает таких странных отражений, которые делают то, чего вы не делаете?

До Ромиуса не сразу дошло, что я спрашиваю его о чем-то совершенно не касающемся его угрызений совести.

– Чего? – переспросил он, оглядываясь на зеркало.

В зеркале было два отражения: его и мое. Они мирно стояли и смотрели на нас. Самое обидное, что мое отражение теперь не извивалось и не корчилось. В общем, вело себя, как самое обычное культурное отражение, то есть повторяло все мои движения.

– Ну это... – Я слегка смутился. – Не бывает у вас таких магических зеркал, в которых отражения живут собственной жизнью, говорят с тобой?

Ромиус покачал головой.

– Я о таком не слышал. Если только кто-то другой в нем появится, у нас сейчас есть новые виды разговорников, которые передают изображение.

– Нет, отражение как раз мое.

– Тогда, можешь мне поверить, если я об этом не слышал, значит, вряд ли такое может быть.

Я не стал говорить, что о двигателе внутреннего сгорания и синхрофазотроне он тоже наверняка не слышал, однако они определенно существуют. Ведь это его мир, а в пределах своего мира, скорее всего, он действительно знает почти все.

Но что же я тогда видел в зеркале? Признак окончательного помутнения рассудка? Вообще-то, может быть, это и к лучшему, что рассудок помутился. Лучше уж так, тихо, мирно беседовать со своим отражением, чем глупо пускать слюни и смотреть в одну точку, каковыми представляются мне настоящие психи.

– Значит, показалось, – махнул я рукой. – Так что там об Императорском суде? Ромиус тяжело вздохнул:

– Что тут сказать, суд будет лишь видимостью. Все уже решено. Тут была проведена очень тонкая работа. Император искренне считает, что ты не кто иной, как подлый Вельхеор, копающий под его трон. Объяснять ему, что вампирам его трон задаром не нужен, бесполезно, здесь угадывается рука Зикера. Он уже подкапывал под некоторые академические группы, но такой полномасштабный «подкоп» произведен впервые. Причем проведен он с профессионализмом, достойным уважения, видимо, у Зикера это в крови. Я, конечно, тоже из знатного рода, но от подлостей успел отвыкнуть. Эх-х... возможно, и зря.

– Не-э, не зря. Лучше честно проиграть, чем подло выиграть, – процитировал я чье-то высказывание. На лице Ромиуса промелькнула улыбка.

– Это, безусловно, правильно, но если на кону стоит жизнь человека? Как быть тогда?

До меня наконец-то начало доходить.

– А на кону стоит именно жизнь?

– Ни больше, ни меньше.

– Беру свои слова обратно жизнь важнее всего, – исправился я.

Ромиус усмехнулся:

– Быстро же ты меняешь точку зрения.

– Кстати, а где обещанный официант?

Я всегда умел ловко менять тему разговора.

– Стоит за дверью. Я не хотел, чтобы он нам мешал.

– У меня неожиданно проснулся аппетит...

Под столь удачным предлогом я покинул комнату с зеркалом и поспешил открыть дверь. Действительно, за дверью стоял и терпеливо ждал типичный чопорный официант в черном фраке, держащий перед собой поднос с чем-то просто обалденно пахнущим. Я смущенно поблагодарил его, пытаясь вспомнить, где видел до этого столь похожую одежду, и забрал поднос. Едва не уронив ценную ношу, я нехотя вернулся в спальню.

Ромиуса в ней не оказалось.

Я нашел его на балконе, смотрящим на город с высоты нескольких сотен метров. Вид, если честно, открывался просто умопомрачительный. Сверху город был похож на огромный сад из золотых цветов, хотя я, помнится, об этом уже говорил. Вот только, по секрету, золото мне начало надоедать. Даже желтые обои моей тюрьмы не так резали глаза, как золотые крыши домов.

– Правда красиво? – простер над городом руку Ромиус.

– Красиво, – согласился я.

Было действительно красиво, вот только все хорошо в разумных пределах. Даже золото.

– А ведь раньше все выглядело иначе. Когда еще не было Академии, вся наша страна была серой и тусклой.

– В смысле культуры? – уточнил я.

– Нет, в смысле, все было построено из обычного серого камня.

– А-а-а.

– Так вот, до появления Академии не было известно заклинания о превращении камня в золото...

– Камня?! Может, еще не поздно поступить и научиться всяким полезностям вроде превращения камня в золото.

– Именно камня.

– Простого камня? – на всякий случай уточнил я.

– Простого, простого. Не отвлекай меня, – отмахнулся Ромиус. – Ты думаешь, почему все дома, кроме Школы Искусств, в Лите золотые? Потому что, когда здесь появились первые Ремесленники, всяк богач, узнав о таком заклинании от учеников, хотел превратить свой дом в золотой дворец. Золота у нас хватает, и оно не так ценно, как качественное железо, но дома из него строить все же дороговато. То ли дело купить заклинание. Ремесленники же, подсчитав все, решили первый и последний раз извлечь выгоду из своих знаний. Ремесло в то время было в упадке, все предпочитали заниматься Искусством, и Ремесленникам того времени это нужно было для продвижения дальше. И лучшим местом для этого была столица Империи Элиров Лита. Ремесленники не искали никаких выгод для себя, нашим законом всегда было «знания ради еще больших знаний». В течение нескольких лет Ремесленники продали достаточно заклинаний, чтобы начать строительство оплота Ремесла – Академии. Оставалось только получить разрешение Императора, они получили его в обмен на позолочение всей внешней части дворца. Так и была создана Академия. Причем Академию-то как раз они создали не из золота, а из камня. Теперь Академия одно из немногих строений из камня. Императорский дворец золочен лишь снаружи, но об этом уже практически никто не знает, кроме нынешнего Императора да Ремесленников.

Он замолчал.

Мне оставалось только ждать и не перебивать рассказ. Наверняка он мне сейчас все разжует и сделает из всего этого вывод, да еще и урок преподнесет. Все люди возрастом постарше обожают это делать. Сам такой бываю с детьми и женщинами.

Пауза затягивалась.

– И что? – наконец не выдержал я.

– Да ничего, – зло ударил по перилам балкона Ромиус. – Просто мне все чаще кажется, что все было куда лучше, когда Ремеслом занимались не ради положения в обществе и богатства, а ради самого Ремесла. В те времена такие люди, как Зикер, просто не пошли бы учиться Ремеслу, потому что никакого положения и веса в обществе это им не придало бы. А теперь, став структурой подле власти, Академия начала изменять своим традициям и основам Ремесла.

Ну вот, разжевал и объяснил. А сейчас будет урок.

– Нужно мне было послушать Кельнмиира.

– А что он такого сказал? А где же урок?

– Он предлагал дать Зикеру, Императору и прочим по шее и отправить тебя домой.

Это правильно, вот это по-нашему, по-русски.

– Возможно, он прав. В варварском мире нужно использовать варварские методы, – задумчиво сказал Ромиус, все так же глядя на город.

А вот и урок.

– Давно хотел спросить у вас, а почему Кельнмиир такой... странный?

– В каком смысле?

– Ну, он чего-то похож на ребенка, старательно корчащего из себя взрослого. То у него получается совсем неплохо, порой он даже слегка переигрывает, а то вдруг начинает дурачиться. Иногда даже Кей рядом с ним кажется старше и рассудительнее. А иногда он, совсем неожиданно, становится жестким и даже в чем-то злым настолько, что пугает меня.

Ромиус засиял.

– Заметил? Молодец. Из тебя мог бы получиться неплохой Ремесленник. Все дело в защитной реакции организма. Ни один человек, вроде меня или тебя, не сможет прожить три тысячи лет. Мы свихнемся куда раньше. Особенность психики. А уж вампирам еще сложнее, у них совершенная память – они ничего и никогда не забывают. У человека с этим легче, способность забывать помогает ему не сойти с ума от огромного объема информации, и часть ее со временем стирается и уходит в дальние уголки, которых без гипноза и не найдешь. Поэтому я проживу, если повезет, еще пару сотен лет и не свихнусь. У вампиров же другой способ защиты психики – их эмоциональный фон, сходный с детским. Они легко меняют настроение от самого хорошего до самого плохого по сто раз на дню, и они постоянно обуреваемы страстями. То их влечет в одну сторону любопытство, то в другую злость, то в третью радость, и так далее. Они всегда в поиске и никогда не стареют своей детской душой. Поэтому людям вроде нас с тобой, стремящимся к эмоциональной стабильности, трудно понять Кельнмиира. Он умен, в его памяти знания тысяч лет исследований, он способен за доли секунды найти логическое решение любой проблемы. Но ему это в большинстве случаев не нужно, потому что это ему просто неинтересно. Кельнмииру куда интереснее играть с событиями, даже если на кону стоит его собственная жизнь. Поэтому, вопреки живучести и уму, не так уж и много вампиров доживают до такого возраста, как он.

– Тогда он молодец, – сделал я вывод. Ромиус почесал затылок.

– Молодец-то молодец, но он знает столько, что одно его любопытство может разрушить если не весь наш мир, то уж Империю Элиров точно.

На всякий случай я промолчал. Кельнмиир прикольный парень, если можно назвать парнем вампира трех тысяч лет отроду, и мне не верилось, что он станет рушить какие бы то ни было империи ради любопытства. Чего в этом интересного?

– Как бы то ни было, я надеюсь, что он все же не станет вызывать Зикера на дуэль. Это уже ничего не изменит, а вот жизнь ему усложнит. Зикер в фаворе у Императора, и, несмотря на то что повод для дуэли действительно есть, Кельнмииру это может не сойти с рук. А то ведь и за черту города выгонят.

– Это у вас такое наказание зверское? – не преминул поддеть я.

– Для таких, как Кельнмиир, да. Понимаешь, он... Ты ведь разобрался в политической обстановке в нашем мире?

– Я в своем-то так и не смог разобраться.

Чистая правда. Самое большое мое достижение в знании политики моей родной страны, не говоря уже о мире, это фамилии нескольких президентов. Стыдно, конечно, но кто будет смотреть политические новости, когда жратеньки-то нечего? Как-то включил, совершенно случайно, новости, так там такие отъевшиеся морды показывали. Обсуждали они что-то вроде прибавки к пенсии очередных двух-трех рублей или о чем-то еще. Не суть важно, но такие у них противные физиономии. Там не то что кирпича, там целого блока бетонного не жалко. Противно все это, короче.

Поэтому мне не хотелось вникать и в их политическую обстановку. Везде одно и то же, что у нас, что у них.

– Не буду тебе сейчас забивать голову, – успокоил меня Ромиус. – Коротко говоря, вампирская братия не любит Кельнмиира. Не то чтобы ненавидит, но и шею ему свернуть наверняка не отказалась бы треть всех вампиров этого полушария. А особенно из провинции Кельхеор, где он давным-давно даже правил.

– Правил?

Что-то слабо верится. И как же он там правил с этим его «детским любопытством» и прочими особенностями вампирской психики?

– Я бы даже сказал царствовал, – уточнил Ромиус. – В его правление почти все провинции были собраны под его руку, и только пять веков назад все изменилось и провинции, собственно, и стали провинциями. До этого это было Царство Миир. Клан Миир тогда не был кланом, это был просто правящий род. А после раздробления появились кланы. Однако не все так плохо, теперь провинции разрозненны и не представляют открытой угрозы Империи. То ли было во времена Царства Миир, без защитных заклинаний никто и за стол не садился.

Значит, и у них войны происходили. Интересно, а чем они воевали? Что-то я не видел ни оружия, ни огненных фаерболов, так «горячо» уважаемых литературой моего мира. Ничего.

– Так Кельнмиир тоже с вами воевал? – не поверил я.

– Кельнмиир? Не больше, чем прочие цари. У них на царство-то всходили, слава богу, только по исполнении двух тысяч лет. К этому времени даже неугомонный вампирский дух находит иные развлечения, нежели война. Хотя, безусловно, и повоевать Кельнмиир успел немало. Поэтому его у нас и не любят. Ну те, кто знает, а ведь большинство уже и не помнит, что рядом с ними живет и даже обучает их обожаемых детей вампир. Под капюшоном ничего не видно, да и откинь он капюшон, при желании он все равно может изменить внешность.

– А почему высылка из города опасна для Кельнмиира?

– Так ведь на нем же и кончилось великое Царство. Если быть точным, то, как он сам объясняет, оно ему надоело, и пришлось Царству разделиться на множество провинций. Уж не знаю, каким образом ему это удалось...

Это он хорошо сказал. «Мне мое царство надоело». Хорошо хоть ему мир этот еще не надоел, а то, кто знает, что ему еще в голову придет.

– Поэтому я и говорю, – продолжил Ромиус, – что он весьма опасен, прежде всего потому, что непредсказуем. А все вампирское содружество не может ему этого простить. Лишь потеряв что-то, мы начинаем это ценить. Вампиры не исключение – в то время они с радостью восприняли низвержение монархии, а сейчас плюются и искренне считают, что раньше все было лучше. И кровь для них была краснее, и ночи темнее. Чего там у них еще за радости в жизни-то? Ах да, и женщины были куда обходительнее.

– А почему же ваш Император его в живых-то оставил, да еще и рядом с собой поселил?

– По доброте душевной, – серьезно ответил Ромиус.

– Да ну? – скептически прищурился я.

Ну вот не верится мне, что этот их Император является таким примером мировой добродетели. Если бы он был таковым, то меня не стали бы усыплять, как собаку... бешеную.

– Подумай сам, – Ромиус не выдержал и усмехнулся. – Неужели Император стал бы просто так убивать вампира, который прожил три с лишним тысячи лет? Знания, которыми обладает Кельнмиир, бесценны. Император был бы дураком, если бы стал убивать потенциальный кладезь знаний. Наоборот, он вот уже две сотни лет старательно изображает из себя лучшего друга в надежде заполучить хотя бы кроху этих самых знаний, что-то вроде эликсира бессмертия, или, во всяком случае, продления жизни. Староват уже наш Император. Не те годы, не те.

– А такой эликсир вообще-то существует? – заинтересовался я.

А что такого? Здоровый интерес. Кто бы не захотел стать бессмертным?

– А я – то откуда знаю? – ответил вопросом на вопрос Ромиус. – У Кельнмиира и спросил бы. Может быть, он тебе и скажет, раз ты его учеником стал.

Я почесал затылок.

– Не забыть бы. Буду жив, обязательно спрошу.

Ромиус опустил глаза, уловив в моем голосе легкую горечь.

Горечь была легкой только потому, что из меня не до конца выветрилась «Сладкая жизнь», которой меня опоил тот самый Кельнмиир. Да и не верилось мне в реальность далекого суда и последующего за ним усыпления.

Я замолчал.

– Не волнуйся ты, – попытался успокоить меня Ромиус. Я неожиданно для себя прерывисто вздохнул. От этого своего вздоха мне почему-то стало еще грустнее.

– Я, конечно, Ремесленник и не имею права тебе помогать. Просто потому, что своим поведением могу подставить под удар всю Академию. Но я могу с некоторой уверенностью сказать, что у Кельнмиира таких проблем нет. Да и честь его затронута, а в вопросах чести вампиры весьма щепетильны. Так что возможно, – Ромиус подмигнул, – весьма возможно, что Кельнмиир попытается вытащить тебя отсюда. Хотя я совершенно не представляю, как он это сделает.

– Значит, шанс есть? – обрадовался я. Ромиус фыркнул.

– Шанс есть всегда. Другое дело мы его редко замечаем.

– А где Кельнмиир почему он не пришел?

– Прийти-то он пришел, – пожал плечами Ромиус, – да вот только не пустили его во дворец. Не того он ранга, чтобы его сюда пускали. Вот ежели по родственным связям, как у Зикера или у меня, – это пожалуйста. А без связей у нас в последнее время никуда не попадешь.

Ромиус вновь демонстративно ударил кулаком по многострадальным перилам. Я его в общем-то понимал, ведь у нас, по сути дела, та же самая обстановка.

– Значит, остается только ждать ночи? – спросил я, взглянув на небо, в котором одиноко светило солнце.

Дома я еще мог бы предположить, какое сейчас время суток, а здесь даже ни малейшего представления не имел. Кстати, часы-то я вроде бы у кого-то видел. Не часы, конечно, в привычном мне виде, но что-то похожее.

– Точно, ты поспи пока, ночью, возможно, – Ромиус подчеркнул слово «возможно» и еще раз подмигнул, – будет не до сна.

– Спать? – переспросил я. – Судя по уготованной мне участи, я еще успею выспаться. Я бы даже сказал, не только выспаться, но и успаться вусмерть.

– Как хочешь, – пожал плечами Ромиус. – Я почему-то так и знал, что ты так скажешь, поэтому принес тебе почитать одну интересную книжицу – сборник фантастических рассказов, чтобы ты не скучал. Кстати, в одной из историй тоже упоминается зеркало... давай-ка я тебе помечу эту историю.

Он достал откуда-то из-за пазухи приличных размеров книгу и провел над ней рукой:

– Прочитай ту историю, которая помечена зеленым цветом.

Я взял из его рук довольно увесистую книгу и покачал головой:

– А успею?

– Тут не так уж много, – успокоил Ромиус. – За пару часов управишься. А я, с твоего позволения, пойду попробую КОС С кем посоветоваться, может быть, мы все же найдем способ вернуть тебя домой до завтра.

Ромиус поспешил к выходу слегка сгорбившись. Выражение лица у него было виноватым. Из чего я заключил, что вероятность найти такой способ, если и существует, очень мала. Но винить Ромиуса мне было не в чем.

– Кею привет передайте, – сказал я, пожимая ему руку на прощанье.

– Обязательно.

Ромиус скрылся за дверью, и в моей временной квартирке воцарилась тишина... на время.

– Неужели этот рыжий зануда наконец-то ушел? – послышался противный голос из спальни.