"Операция «Форт»" - читать интересную книгу автора (Корольков Юрий Михайлович)

АГЕНТЫ СИГУРАНЦЫ

В купе было трое — офицеры, ехавшие из Бухареста в Одессу по заданию румынского генерального штаба.

Возглавлял группу полковник Георгиу Ионеску, начальник «Вултурул», в переводе «Орел» — так называлось управление разведки Восточного фронта. Был он высокий и худощавый шатен, с испитым лицом, светлоглазый, остроносый и такой сутулый, что никак уж не походил на профессионала-военного. Такие нездоровые лица бывают у людей, которые долгие годы ведут ночной образ жизни.

Второй пассажир — Ион Курерару, заместитель Ионеску по «Вултурул», был в тех же годах, что и его начальник: лет пятидесяти, может быть немного старше. Высокий, гибкий, с энергичными чертами лица, с энергичными жестами, с черными прищуренными глазами, Курерару будто постоянно к чему-то прислушивался, приглядывался и ни минуты не оставался спокойным. Своей подвижностью он походил на угря, выхваченного из воды. Может быть, отпечаток на его поведение наложила профессия — долгие годы Ион Курерару работал главным инспектором жандармского управления в Бухаресте.

Третьим был капитан Николау Аргир — сорокапятилетний человек с седыми висками и холодными глазами такого же седого цвета. Мелкие заостренные черты его лица придавали ему выражение жестокой хитрости, а холеные, тонкие руки с удлиненными пальцами говорили об аристократическом происхождении. Капитан Аргир слыл одним из опытнейших контрразведчиков королевской Румынии.

Все трое ехали на усиление одесского центра ССИ — службы специальной информации, которая сейчас явно не справлялась с работой. Взрывы в городе — особенно наиболее тяжелый по своим последствиям взрыв на Маразлиевской улице, диверсии на железной дороге вблизи Одессы, работа советской подпольной радиостанции, которую никак не удавалось запеленговать, на первый взгляд мелкие, но раздражающие вылазки из катакомб, наконец, появление многочисленных листовок — все это говорило о существовании широкого подполья красных.

Только один таинственный отряд русских катакомбистов в пригороде Одессы отвлекал, по секретным данным генерального штаба, целую дивизию. И все это без толку. Подполковник Пержу, возглавлявший жандармскую службу и Одессе, определенно не выполнял свои обязанности. Если бы не его связи с генералом Кристеску, начальником жандармского управления, Леона Пержу давно бы сняли с работы. Но он оставался на месте, явно растерянный, терявший голову под ударами, которые наносили ему советские разведчики. Было совершенно ясно, что в Одессе действовали опытные подпольщики, сотрудники НКВД, чекисты, как они себя называли.

Пока удалось установить только это. Но установить — еще не значит пресечь. Сам маршал Антонеску приказал навести порядок в Одессе. И вот два специалиста — Аргир и Курерару — едут на постоянную работу в столицу Транснистрии, как называют теперь оккупированную советскую территорию, отошедшую к румынскому государству по договору с Адольфом Гитлером. Полковник Ионеску лишь сопровождает группу, он вернется к своим делам в Бухарест, как только наладит дела в Одессе.

В его группе находятся еще несколько рядовых контрразведчиков, направленных для работы в сигуранце. Они едут в соседнем, жестком вагоне: Харитон, Жоржеску, Тылван, Димитриади — парни, которые не станут раздумывать над средствами для достижения цели. Кроме того в Одессу должны приехать и немецкие сотрудники из управления имперской безопасности. Положение дел в Одессе вызывает тревогу не только в Бухаресте. Берлин тоже обеспокоен. Поезд, взорванный месяц назад, состоял из пассажирских вагонов, заполненных главным образом германскими офицерами. Свыше двухсот убитых.

Чтобы не привлекать к себе внимания, офицеры почти не выходили из купе, время проводили за картами, за разговорами, в меру пили, спали до одурения — что еще делать в дороге?

В канун прибытия в Одессу офицеры долго просидели за картами, встали поздно и поэтому завтракали только в полдень. После завтрака пили кофе, который приготовил майор Курерару на дорожной спиртовке. Белые палочки сухого спирта еще догорали почти невидимым, чуть голубоватым пламенем, и майор кончиком ножа сгребал их на середину жаровенки под дно кофейника.

Постороннему человеку могло бы показаться странным, что румынские офицеры, оставаясь наедине, предпочитали разговаривать по-русски, а выходя ненадолго в коридор, на людях, переходили на румынский язык. Но в том-то и дело, что они все трое в прошлом были русскими белогвардейскими офицерами, много лет назад получившими пристанище в Бухаресте.

Георгиу Ионеску — Георгий Андреевич Иванов — в прошлом работник деникинской контрразведки. Курерару, он же Иван Степанович Кунин, Васильев, Степанов… Трудно сказать — какая фамилмя была настоящей. Выходец из Бессарабии, он оставил от прошлого только имя, остальное, в том числе и отчество, менял в эмиграции в зависимости от обстоятельств.

Николау Аргир, он же Кочубей, он же Николай Васильевич Галушко, родился в Одессе, провел там долгие годы, потом бежал с деникинскими войсками в Турцию, осел в Кишиневе, пришелся ко двору в сигуранце и до самой войны занимался переброской диверсионных, шпионских групп на территорию Советского Союза. Работал он не один — информацией обменивался с французскими, польскими, немецкими, английскими и невесть еще какими разведчиками. Это был тайный международный разведывательный картель.

Последнее время Аргир руководил так называемым эшелоном агентуры Восточного фронта. За многолетнюю работу его наградили четырьмя высшими румынскими орденами, и он считался ведущим специалистом в области разведки против Советского Союза.

Прошло больше двадцати лет с тех пор, как Аргир покинул свою землю. Огромную страну, бывшую когда-то его родиной, он по-прежнему называл Россией. Она не волновала его, не тревожила, только вызывала неприязнь, почти озлобление к людям, населявшим ее. В них — в советских людях — видел он причину своих жизненных неудач, своей неустроенности, одиночества, даже подлости и пресмыкательства, которые с годами все больше проникали во все его существо. Россию он видел только ночами, когда переправлял через границу шпионов и террористов либо глядел на далекие села в полевой бинокль или в тщательно замаскированную стереотрубу. Для него это была страна чужая и враждебная. Теперь он ехал в ту часть России, которую Антонеску называл Транснистрией.

И все же Аргир — Галушко больше чем с любопытством смотрел в окно на мелькавшие перед ним разбитые полустанки, будто вымершие поселки, украинские хаты, запорошенные снегом. В душе его поднималось нечто такое, что он называл иронически «сантиментами».

Курерару вывел его из задумчивости.

— Сосет, Николай Васильевич? Дым отечества-то, а?

— Да что вы, — отмахнулся Аргир. — Все давным-давно рассеялось.

— Ну, не скажите, — возразил Ионеску. — Россия всегда чем-то тревожит. Не так-то это просто, господа.

— Признаюсь, — засмеялся Курерару, — меня больше тревожит, как бы не взлететь на воздух. Мы въезжаем в вотчину одесских катакомбистов. Вот полюбуйтесь.

За окном лежали присыпанные снегом остовы вагонов, нагроможденные один на другой. Их так и не убрали после крушения, только сбросили с полотна железной дороги.

Курерару уже бывал в Одессе после оккупации города, приезжал с инспекцией по случаю взрыва на Маразлиевской улице. В дни приезда комиссии и произошло крушение. Теперь он напомнил спутникам:

— Одних убитых двести тридцать шесть человек. Вот вам и Бадаев. Дорого бы я дал, чтобы с ним встретиться в своем кабинете.

— Наоборот, — вам заплатят за него хорошую цену, майор. Только поймайте. Гарантирую по сто тысяч каждому.

— Вы не так-то уж щедры, господин полковник, сто тысяч лей в наше время не такие большие деньги. И все же — ловлю на слове. По рукам!.. Вы присоединяетесь?

— Конечно! — воскликнул Аргир. — Леи никогда не бывают лишними.

Бухарестский поезд в Одессу приходил днем. И вообще пассажирские поезда предпочитали пропускать здесь в светлое время. На дебаркадере, приподнятом высоко над землей, прибывших встретил подполковник Пержу — курносый, розовощекий толстяк с ленивыми глазами. С ним было несколько работников сигуранцы.

Полковник Ионеску представил своих спутников — Аргира и Курерару. Из соседнего вагона вышли остальные. Подошли, щелкнули каблуками. Подполковник перечислил их всех по фамилиям:

— Локатинент Харитон… Локатинент Жоржеску… Локатинент Друмеш… Локатинент Тылван…

В прибывшей группе контрразведчиков никого не было ниже локатинента — старшего лейтенанта румынской армии.

— Смотри, какое войско, — воскликнул довольный Пержу. — Теперь дело пойдет… Не так ли, полковник?

Ионеску подавил раздражение, поднимавшееся против седобрового толстяка Пержу, против этого бездельника, который еще что-то о себе мнит. На самом же деле он совершенно ничего собой не представляет. Полная бездарность! Но как он разговаривает с ним, с полковником! Неужели только потому, что ему протежирует генерал Кристеску…

Начальник «Вултурул» считал, что только из-за полной бездарности, Пержу сложилась в Одессе такая обстановка. Но, что поделаешь, — Пержу человек со связями, это надо учитывать.

Ионеску расплылся в заискивающей улыбке:

— Конечно, конечно!.. Мои люди полностью переходят в ваше распоряжение…

Совещание проводили на другой день в городской комендатуре. Руководил совещанием генерал Гинерару — командующий войсками в Одессе, но всем присутствующим было ясно, что фигура эта подставная и первую скрипку здесь играет полковник Шольц, начальник одесского гестапо, он сидел рядом с генералом и время от времени что-то шептал ему. Гинерару слушал, не скрывая подобострастия, и утвердительно кивал головой.

С немецкой стороны на совещании присутствовал еще представитель германского верховного командования при губернаторе Транснистрии — штандартенфюрер СС Карл Мейзингер, совсем недавно приехавший в Одессу. Сидел он за спиной Шольца ближе к окну рядом с никому не известным высоким немцем в штатском. Шольц даже не нашел нужным представить незнакомца участникам совещания. Было известно только, что немец в штатском всего два дня назад прибыл в Одессу во главе небольшой группы, именуемой «Мертвая голова», и выполняет в городе совершенно секретное задание. Держался он независимо, с чувством превосходства и плохо скрываемого пренебрежения к окружающим.

Из румынских контрразведчиков, прибывших накануне из Бухареста, в комендатуре были только двое — Ионеску и Курерару. Даже Аргира не пригласили, учитывая степень секретности проводимого совещания. Были здесь еще начальник Одесского гарнизона генерал Тибери, командир второго армейского корпуса Доскалеску, конечно, подполковник Пержу — шеф одесского отделения сигуранцы и еще несколько доверенных работников. Военную прокуратуру представлял подполковник Кирилл Солтан.

На совещание должен был приехать губернатор Транснистрии профессор Алексяну, но его задержали неотложные дела в примарии.

Все сидели в креслах за длинным столом, покрытым зеленым сукном, и только те, кому не хватало места, кто был рангом пониже, теснились вдоль стен на простых стульях, принесенных из соседних комнат.

О положении в городе и мерах борьбы с советским подпольем докладывал подполковник Пержу. Картина вырисовывалась мрачная.

Не вызывало сомнений, что руководством всей диверсионной и разведывательной работой красных в одесском подполье руководили из единого центра. Наличие такого центра установлено достоверно. Во главе советской подпольной организации стоит некий Бадаев, прибывший из Москвы во главе значительной группы работников НКВД.

Данные о советской разведке, хотя и весьма скудные, поступали от агентов, которых удалось завербовать сигуранце. С их помощью арестовали ряд лиц, но они никаких показаний не дали.

Завербовали еще Фрибту, но несколько дней назад он был найден убитым. Расследование пока результатов не дало, однако несомненно, что в этом замешаны катакомбисты.

Для полковника Ионеску и майора Курерару в докладе Пержу не было ничего нового. Ионеску в душе негодовал — Пержу так подробно расписывает провал за провалом, будто сам он здесь совсем ни при чем. И вообще Ионеску предпочитает более конкретные разговоры, без помпы, с которой происходило это совещание. Лучше говорить вдвоем, втроем, намечать план и осуществлять его. Заинтересовало полковника только сообщение Пержу об арестованных советских подпольщиках. Вот их-то и нужно использовать! И убитый связник Фрибта, или как там его, тоже может послужить нитью, за которую надо ухватиться.

Ионеску наклонился к майору:

— Как вы думаете, господин майор, не отсюда ли вам начать?

Майор Курерару утвердительно кивнул головой. Он думал о том же, но по-своему: «Тоже контрразведчики! Захватить советских агентов и не заставить их говорить… Не работники — кисейные барышни. Надо им показать, как допрашивать».

Но дело было совсем в другом. Каждый день после допроса румынские конвоиры на себе волокли через улицу арестованных. Допрашивали их на улице Бебеля в доме через дорогу — напротив сигуранцы. Допрашивали — и никакого толка. Они валились замертво, но молчали.

В конце заседания Гинерару предоставил слово штандартенфюреру Мейзингеру, который сухо и сдержанно сказал собравшимся о недовольстве и озабоченности, которые царят в Берлине в связи с обстановкой в Транснистрии и в самой Одессе. Верные союзническому долгу, сказал Мейзингер, военные власти рейха решили оказать помощь румынским руководителям Транснистрии и установить здесь должный порядок. С этой целью из Берлина по специальному заданию рейхсфюрера Генриха Гиммлера прибыл господин подполковник Ганс Шиндлер. В войсках СС это соответствовало званию оберштурмбанфюрера.

Таким образом, Мейзингер только сейчас счел необходимым представить собравшимся незнакомца в штатском, который сидел у окна, не проронив ни слова. Шиндлер поднялся, как деревянный, кивнул головой и снова опустился в кресло. Его лицо было бесстрастно закоченевшим, точно он на военном параде стоял по команде «смирно».

Этот человек с маленьким, крепким подбородком и опущенными уголками губ был сотрудником имперского управления безопасности и работал в шестом отделе под руководством Вальтера фон Шелленберга. Шеф отдела снискал себе тайную славу организатора замысловатых провокаций, считался специалистом по Востоку, а Ганс Шиндлер был его ближайшим помощником. Рейхсфюрер Гиммлер не случайно остановил свой выбор на Шиндлере. Обстановка в Одессе требовала самых неотложных и решительных действий.

Заключая совещание, Мейзингер сообщил, что теперь во главе борьбы с большевистским подпольем становится господин Шиндлер и его группа «Мертвая голова», с которой румынские власти обязаны координировать свою работу.

На другой день Ганс Шиндлер пригласил немецких и румынских контрразведчиков на оперативное совещание к себе в гестапо на Пушкинской улице. Оберштурмбанфюрер еще раз повторил, что рейхсфюрер Гиммлер поручил именно ему, Шиндлеру, возглавить операцию по ликвидации большевистского подполья в Одессе.

Шиндлер изрек это, и уголки его рта опустились еще ниже. С румынскими коллегами он предпочитал говорить напрямую, без дипломатии — сигуранца не справилась с задачей, и теперь гестапо должно выправлять положение. Конечно, сигуранца и впредь будет работать самостоятельно, речь идет о консультациях, советах, так сказать, о направляющих идеях…

Оберштурмбанфюрер выслушал майора Курерару, сделал некоторые замечания по его плану и предложил действовать. Два контрразведчика нашли общий язык, внешне они остались довольны друг другом. «Господин Шиндлер — не то что Леон Пержу, это опытный контрразведчик», — думал Ион Курерару. Но в душе он воспринял весь разговор весьма кисло — опять он должен работать на дядю, опять его хотят оставить в тени.

Майор Курерару был человек тщеславный.

Поначалу он распределил дело так: себе взял дальницкие катакомбы, работу с завербованными, а капитану Аргиру поручил расследовать убийство Фрибты.

Капитан долго и бесплодно петлял по следу таинственных террористов, пока ему, наконец, не повезло.

Дворник дома, где жил убитый Фрибта, слышал два глухих выстрела, но не обратил на них внимания — в Одессе теперь стреляют каждую ночь. Дворник стоял у ворот, когда мимо него прошмыгнул какой-то подросток будто бы в кубанке или в папахе. Показалось еще, что парнишка был вроде в тельняшке. Но то, что подросток прошел мимо него в расстегнутом бушлате, дворник утверждал совершенно твердо.

Вместе с парнишкой из ворот вышел взрослый человек в кепке и в пиджаке с поднятым воротником. Они пошли в разные стороны. Дворнику еще показалось, что в конце улицы, куда отправился подросток в кубанке, его кто-то встретил и они вместе свернули за угол.

Аргир сомневался — можно ли на таком расстоянии различить ночью человеческие фигуры, проверял сам, заставлял Друмеша и Жоржеску разгуливать в конце улицы, а сам наблюдал за ними от ворот дома. Фигуры растворялись в темноте, но дворник стоял на своем — видел, как мальчишка встретился с кем-то еще. В ночь убийства было светлее — полная луна просвечивала сквозь облака.

Прошло не меньше недели бесплодных поисков, когда случай помог, наконец, Аргиру напасть на след.

Приехав в Одессу, Аргжр, так же как и майор Курерару, начисто изменил свою внешность. В солдатской шинели советского образца, в фуражке неизвестного происхождения, в грубых башмаках и обмотках — только в таком виде появлялся он теперь на улицах. Аргир походил на пленного, бежавшего или освобожденного из лагерей. В Одессе таких было немало.

Капитан Аргир, локатиненты Жоржеску и Друмеш — все переодетые в штатское — проходили мимо полицейского участка, когда снова встретили дворника того дома, где произошло убийство Фрибты. Аргир всячески старался поддерживать версию, что убийство совершено уголовниками с целью грабежа, поэтому дворник был искренним и активным помощником в розыске бандитов. Завидев Аргира, дворник устремился к нему навстречу, делая какие-то непонятные знаки, и указывал на противоположную сторону улицы.

— Будто вон тот, видите, в кубанке, рыжеватый. Точно не скажу, но похож. Может, он самый и есть…

Дворник указывал на подростка, уходившего по Преображенской улице, тот самый, который заходил ночью в их двор перед убийством Фрибты. Он сказал еще, что подросток только что встретился с высоким человеком, вышедшим из полиции. Они поговорили недолго и разошлись.

— Во-он он идет, — указал дворник на человека в коричневом пальто и шапке. Человек этот через минуту исчез за углом.

— Друмеш, — сказал по-румынски Аргир, — за мальчишкой! Узнать, где живет, кто он. Быстро!

Жоржеску он поручил слежку за высоким человеком в коричневом пальто. Агенты мгновенно исчезли. Капитан Аргир, возвращавшийся в сигуранцу, изменил свой план и завернул в полицейский участок.

Медлительный и туповатый дежурный сидел с переводчиком за деревянным барьером. Перед ним стояла немолодая женщина в темной шали, накинутой на голову, и подробно объясняла, почему у нее нет документов — забыла дома, а тут вот облава…

Аргир отозвал дежурного в сторону, назвал себя, сказал, зачем пришел. Дежурный подтвердил, что действительно в участок только что заходил проситель, по описанию тот самый человек, которым интересуется господин капитан. Человек сказал, что прочитал приказ командующего войсками генерала Гинерару о регистрации всех бывших советских офицеров и поэтому явился в полицейский участок. Дежурный хорошо его запомнил, потому что по этому поводу в участок еще никто не обращался. Но проситель пришел без соответствующего заявления, и дежурный не смог его зарегистрировать. Адрес его? Нет, дежурный не записал. Но он сам обещал зайти. Деться ему некуда, придет и принесет заявление. Тогда все будет по закону. Приходивший как будто бы сказал, что работал в Одессе и теперь не хочет, чтобы ему были какие-то неприятности от румынских властей.

Аргир насторожился, словно пойнтер, почуявший дичь, но полицейский ничего больше не мог сказать. Он туго соображал, почему так разгорячился капитан сигуранцы. Потом, когда Аргир уже уходил, дежурный вспомнил, что переводчик записал фамилию просителя. Он вернул капитана и подозвал переводчика, робкого человечка, похожего на старенького учителя. Да, действительно, он записал — в полицию приходил посетитель, назвавший себя Бойко Петром Ивановичем.

Капитан Аргир пошел в сигуранцу на улицу Бебеля. Вскоре явились его помощники. Друмеш пришел ни с чем — подросток водил, водил его по городу и вдруг исчез, будто провалился сквозь землю. У Жоржеску дело прошло более удачно: человек, за которым он следил, живет на Нежинской улице в доме № 75. Сначала он прошел в слесарную мастерскую, расположенную в том же доме, провел там с полчаса и вышел. Вслед ему кто-то крикнул: «Петр Иванович, мастерскую закрывать будем?» Он сказал: «Ладно, закрывайте» — и ушел во двор. Идти за ним следом Жоржеску не решился — боялся раскрыть себя. На вывеске слесарной мастерской написано «П. И. Бойко». Скорее всего Петр Иванович и есть хозяин мастерской. Жоржеску обрисовал приметы человека, за которым вел слежку. Высокий, узкие полукруглые брови, большой тонкий нос с горбинкой. Глаза светлые, пронзительные. Одет в коричневое ратиновое пальто, на шее — серый шарф, на голове меховая шапка, на ногах — желтые штиблеты, брюки носит навыпуск.

— Отлично! — воскликнул Аргир, потирая маленькие свои руки. Может быть, что-то будет. — Повернулся к Друмешу: — Локатинент, отправляйся на Нежинскую. Приведи этого самого Петра Ивановича. Жоржеску останется здесь, будет допрашивать. Вызови Харитона.

Аргир сегодня мог быть доволен своими помощниками. Обстоятельства складывались так, что одесская сигуранца пополнилась русскими эмигрантами. С ними легче работать, чем с мамалыжниками, как презрительно называл про себя Аргир румынских сослуживцев. Жоржеску и Друмеш, как и Харитон, приехали с группой Ионеску как специалисты по контрразведке. Друмеш когда-то носил другую фамилию — Дремин. Звали его Игорь Павлович. Отец был полковником царской армии, работал начальником контрразведки у белых, потом бежал из России. Увез с собой сына-подростка и пристроил «его в румынскую жандармерию, а оттуда Игорь сам уже продвинулся в сигуранцу, сменив фамилию на созвучную прежней — Друмеш.

Борис Александрович Кириллов, он же Жоржеску, приземистый человек с тяжелой, будто подвешенной челюстью и кривым, перебитым носом — след неудачной встречи на ринге, был давним румынским агентом. Кишиневский боксер-профессионал, тайный осведомитель остался после освобождения Бессарабии на советской территории. Здесь он занимался парашютным спортом в аэроклубе, поддерживал связь с румынским резидентом, а с началом войны перешел из секретных в гласные агенты сигуранцы.

Константин Харитонов почти полностью сохранил свою фамилию. В сигуранце его называли Харитоном, часто Костей, иногда Черным. О прошлом его в сигуранце мало кто знал, человек он был скрытный. Окружающие побаивались его злопамятности, но в чем он был незаменим — это в допросах. Ему ничего не стоило подвергнуть арестованного самым бесчеловечным пыткам. Но делать это он предпочитал руками других — из профессиональных соображений. Он считал, что следователь ничем не должен отвлекать себя от допроса. Был он маленький, почти щуплый. Черные волосы, густо намазанные бриллиантином, гладко зачесанные назад, казались приклеенными к узкому черепу.

Это была тройка, которой предстояло работать в Одессе с Аргиром и Курерару.

В тот же вечер Друмеш доставил Петра Бойко в сигуранцу на улицу Бебеля.