"Имя" - читать интересную книгу автора (Гор Геннадий Самойлович)9Теперь я стал заходить к своему новому знакомому, к художнику Левитану. Заходил к нему я не очень часто, чтобы его не беспокоить, но зато без предлога, а просто так, посмотреть картины. Иногда мы заходили вместе с Мишкой Авдеевым, который жил в том же этаже и поэтому набивал себе цену. Он все время повторял, что Левитан был тот самый и попал к нам из другого века. – А как он мог попасть? – спрашивал я. – Благодаря обратному ходу времени, как это описано в фантастических рассказах. Разве не читал? – Читал я. Но не очень в это верю. Ведь всем, например, очень хочется увидеть Гоголя. Но ведь он сидит там, в своем веке, а в нашем ни разу не появлялся. – Придет и его очередь, – сказал важно Мишка. – Для науки нет ничего невозможного. А отсталые люди, разные утильщики и старухи, в науку не верят, а только в бога. – Я верю в науку, – сказал я и добавил: – и в технику. – А почему же ты тогда сомневаешься, что художник Левитан не мог оттуда попасть к нам хотя бы на время, как это не раз описывали фантасты? – Во-первых, он и не похож. – Это он-то не похож? – рассердился Мишка. Он раскрыл портфель и достал портрет Левитана, вырезанный из «Огонька». – Смотри! Я посмотрел: действительно, очень похож. Все, все то же самое: и глаза, и бородка. – Так это, наверно, и не тот, – сказал я, – а этот. – Этот и есть тот, – возразил Мишка. – Он чуточку только постарел. – Чуточку? – удивился я. – Ведь прошло шестьдесят шесть лет. Он мог постареть и больше. – Ну и что? А про замедление времени ты слыхал? Невежда! Время замедлили, понимаешь, а его отправили сюда. – Кто отправил? – Какой-нибудь ученый или изобретатель. – В жизни этого не бывает, – сказал я. Мишка посмотрел на меня и покачал головой. – А чтобы такое сходство, и фамилия одна, и те же картины – это бывает? Я промолчал, потому что не знал, что ответить. Спор наш произошел по дороге из школы домой. Мишка несколько раз вытаскивал портрет Левитана, вырезанный из «Огонька», и, показывая его мне, повторял одну и ту же фразу: – А ты еще говоришь – не бывает. Возьми свои слова обратно. Я свои слова пока обратно не брал, а только шел и думал об очень странном, почти загадочном факте. Как я ни старался, я пока не мог объяснить себе этот факт. Но я надеялся, что со временем он разъяснится и окажется, что этот Левитан взял себе псевдоним и случай – но похож на того, который жил в девятнадцатом веке. Мы поднялись с Мишкой в десятый этаж и позвонили. Открыл нам дверь сам художник. Правда, он немножко изменился: сбрил бородку, усы и оттого помолодел. Но глаза остались прежние – печальные и добрые, как на портрете, вырезанном Мишкой из «Огонька». – Здравствуйте, – сказал Мишка. – Мы ненадолго. Посмотрим картины и уйдем. Дело в том, что ваши картины нам очень нравятся. Не знаю, понравились или не понравились художнику эти слова. Мишка, так же как Варвара Архипов-на, считал себя большим знатоком живописи, а Левитан был тонкий, деликатный человек, и, возможно, Мишка задел своими словами чувство, которое не следовало бы задевать. – А ты что молчишь, мальчик? – спросил меня Левитан и положил мне на плечо свою легкую, красивую руку. – Тебе, наверно, не нравятся мои картины? – Нет, почему же, – ответил я. – Но они нравились бы мне еще больше, если бы висели только тут, а не в Русском музее. – Ничего не могу поделать, мальчик, – сказал Левитан. – Человек не властен над своим прошлым. – А Мишка считает, что властен. И фантасты тоже. Левитан промолчал. Мишка Авдеев тоже. А я стал рассматривать картины. Картины не только нравились мне, но как-то все меняли вокруг себя и во мне. И мне казалось – не я смотрю на эти картины, а кто-то другой, более умный, чем я, и более чуткий. Мишка тоже вдруг изменился. На его лице появилось новое выражение, и он стал как-то симпатичнее, чем был вчера и даже сегодня, перед тем как мы пришли сюда. Изменился вдруг и сам Левитан. На его лице появилась улыбка и еще что-то неожиданное, и он стал еще больше похож на портрет, вырезанный Мишкой из «Огонька». Потом Левитан сказал не то нам с Мишкой, не то самому себе: – Эти работы еще не закончены. – А те закончены, – спросил Мишка, – которые висят в Русском музее? – Видишь ли, мальчик, – сказал Левитан, – произведение должно быть чуточку незаконченным, чтобы напоминать жизнь. Я вспомнил школу и учителей, и то, что они там говорили, и подумал, что Левитан не прав. Он ошибается. Школа – жизнь? Жизнь. А там очень не любят, чтобы было не досказано, не дописано, не закончено, и за это снижают отметку. Мишка, судя по его выражению лица, тоже догадался, что художник не совсем прав. Но об этом не сказал, не желая его огорчать. Я тоже промолчал. – Только смерть ставит точку, – продолжал задумчиво Левитан. – А в жизни точек нет, а только запятые, многоточия, вопросительные и восклицательные знаки: Я подумал: замечательный русский художник ошибается или немножко преувеличивает. Что касается точки, я ее очень любил и предпочитал всем другим знакам препинания. Но не хотелось мне спорить с художником. И Мишке тоже не хотелось. Я только спросил: – А можно, если я в следующий раз приду не один, а с дядей Васей? – А кто он, твой дядя Вася? – Геолог. Но в искусстве здорово разбирается. – Заходите, мальчики, – сказал художник. – С дядей или без дяди. Я свою дверь на запоре не держу. |
|
|