"Антикиллер" - читать интересную книгу автора (Корецкий Данил)

Глава первая. УРОВНИ КРИМИНАЛИТЕТА

Марика Рынду приняли в бригаду, и он собирался на первую рабочую смену. Раздавленная «льготным» двадцатилетним стажем по горячей сетке и неподъемными чугунными болванками мать обрадовалась известию, так как вопреки собственному опыту считала, что бригада – это вторая семья, дом родной. Такими были многочисленные рабочие коллективы в фильмах, книжках, газетах и песнях. И то, что ей самой не повезло – пили все кругом, матерились, норовили трахнуть в душевой после смены, – не меняло общего впечатления. Просто есть мир красивый И правильный – он всегда подальше, а есть уродливый и грубый – до него обычно почему-то рукой подать. Все от руководителя зависит. Из Петьки Буракова какой бригадир? Первый пьяница и бабник, к тому же на руку нечист! А вот поди ж ты – продержали до пенсии, значит, начальству подходил... Ну ничего, она за двоих оттерпела, Марику в жизни больше должно повезти.

– Бригадир-то у тебя хороший? – спросила она у Рынды, с усилием втискивавшего нога в разношенные кроссовки сорок четвертого размера.

– Нормальный, – буркнул сын. – А там видно будет – работа покажет... Раздался треск – шов лопнул, обнажив носок явно не первой свежести.

Рында выругался. Впрочем, вспышка злости сразу прошла. На новой работе такие мелочи легко решаются.

– Пока, мам!

Он подошел к зеркалу, погладил бритую, всю в буграх, как передержанная в земле картофелина, голову, застегнул «молнию» спортивной куртки и сунул в карман короткую складную дубинку.

– Это еще зачем? – всполошилась мать, но он уже щелкнул замком двери.

– Надо, маманя, не знаешь, сколько хулиганья развелось!

Дверь захлопнулась.

Во дворе сидели Попугай с Амбалом. Курили одну за другой, разбрасывая окурки и заплевывая прилегающую территорию.

– Иди сюда! – по привычке крикнул Амбал.

В уличной команде Рында за два года так и не набрал авторитета. Может, потому, что гладко говорить не умел, может, из-за того, что в армию не взяли по психушечной статье, а скорей всего, на приеме облажался. Хотя его вины вроде и не было. Били его вчетвером, как положено, он не ойкнул ни разу, не закрылся, но не по-настоящему вышло... Кровянку из носа пустили и все, даже на ногах устоял.

Объяснение тому простое: Томку Федотову одновременно с ним в команду принимали, а для девок испытание другое: харят вдвоем-втроем, а все остальные смотрят. Ясно, что интересней! Вот и оказался Рында скучной лекцией перед киношкой. Башка и Валек спешили и Амбал особо не старался, потому и проскочил он без переломов и контузий, что Томка уже сидела на краешке затащенной в подвал кушетки.

Амбал на нее первым залез, потом Башка, Валек, потом снова Амбал. А когда все закончилось, Амбал сказал, застегиваясь:

– Она и за тебя отработала! Я, помню, две недели отлеживался, а ты на ее... проскочил! Может и тебя как бабу принимать надо было?

И все обидно расхохотались, принялись поддерживать и развивать эту тему.

Не обращая внимания на окрик. Рында вышел из двора. Все уже знали, что он в бригаде Баркаса, а потому хвосты подожмут, даже вякать не будут, что без выкупа ушел. Подумаешь, команда! Конечно, два-три года назад это была сила, если ты один, сам по себе, то и ходишь, как голый. Томке три «зверя» проходу не давали: подстерегут – и тащат к себе в хату, кричи не кричи... А потом Амбал с Башкой, Ржавым и с ним, Рындой, так палками отмудохали этих черных, что они вообще из города пропали.

Но сейчас появились люди покруче... Команды распадаются, кого в бригаду взяли – тот не только защиту имеет, но и заработок хороший! И не надо мотоциклы угонять или шапки с прохожих сдергивать!

Через десять минут Рында пришел к месту работы. Довольно большая заасфальтированная площадка, на ней двадцать два коммерческих киоска. Почти все торгуют круглосуточно. Его задача – охранять коммерсантов. Собственно, их-то здесь и нет, наемные продавцы оставлены один на один с ночью и в реестр охраняемых ценностей не входят: товар должен быть в сохранности, стекла ларьков.

А если продавцы хотят, чтобы и их рожи находились под защитой, обязаны сами подсуетиться, дежурному внимание оказать.

Сегодня – его смена. Должность Рынды называется «контролер». Почти все с нее начинают, как в армии с рядового. А там – как служба пойдет...

Сейчас на всю ночь он здесь самый главный. Приедут пару раз менты, но они вроде как сбоку припеку. Остановятся, возьмут пива, водки или хавки

– и покатили дальше. Весь район под ними, хотя ни за что не отвечают: обворуют кого, ограбят, убьют – им-то что!

А здесь что случится – Баркас сразу шкуру спустит!

Раньше Рында хотел в ментовку поступить – гоняй по ночному городу и от имени власти твори что хочешь... форма, пушка, дубинка, наручники, радиосвязь на случай подмоги. Но объяснили – берут только после армии, а с его статьей – вообще голый вассер. Ну и ладно, ментовская власть пошатнулась: их самих все чаще замачивать стали...

Рында обошел киоски, наблюдая за порядком. К Самвелу то и дело заходили небритые земляки, да и русаки ныряли с иссушенно блестевшими глазами, получив дозу, умиротворенно выныривали, оглядывали подобревший до поры мир и исчезали в темных переулках. У Ивана пили ликер две проститутки, чуть позже пойдут клиенты. Тут никаких нарушений нет – и Самвел, и Иван платят за свой бизнес.

Справа послышался шум. Трое пьяных, отчаянно матерясь, дергали решетку ларька, что-то требуя от напуганной вконец девчонки.

– Чего надо?! Хотите без бошек остаться?! – громовым голосом, давшим ему кличку, заорал Рында, направляясь к месту конфликта.

Он даже не достал дубинку. Крупная фигура, уродливая шишковатая голова, обритая специально, чтобы эту уродливость подчеркнуть, выражение лица, за которое в школе его называли уголовником, подействовали очень убедительно: нарушители спокойствия немедленно скрылись. Рында понимал: испугались они не его лично, в конце концов, лбы здоровые и рожи не подарок, да в карманах наверняка какие-нибудь смертоносные железки, вполне могли дать оборотку... Но знают, хоть и бухие: он не сам по себе, за ним бригада, а за ней вся группировка, завяжешься – обязательно найдут и придется ответ держать... А это тебе не суд – и адвокаты не помогут, и условных приговоров не бывает...

– Чего хотели? – грубо спросил он у продавщицы – молодой смазливой девчонки со светлыми волосами, затянутыми в два небольших «хвостика».

Девчонок ночью оставалось мало – четыре или пять, почти все приводили для подстраховки дружков и трахались с ними до утра, совмещая приятное с полезным.

– Будто бы вчера вместо водки самогон у нас купили! Ято при чем – только заступила...

– Значит, сменщики химичат, – по-прежнему грубым голосом сказал Рында.

– Не знаю, – девчонка пожала плечами. Она все еще была напугана. Рында вспомнил, что когда он стажировался, то никогда не видел в этой палатке парней.

– Как зовут?

– Нина, – она протянула банку. – Хочешь пива?

Пива Рында мог взять в любом киоске просто так, за общее расположение. Прогнав хулиганов, он оказал услугу и мог рассчитывать на вознаграждение. Например, новые кроссовки. Или эту светленькую курочку.

Наверное, ход размышлений Рынды отразился на его лице, потому что девушка поставила пиво на прилавок и отодвинулась в глубину киоска, приготовившись выслушать очередное из предложений, которые ей приходилось отклонять по двадцать раз за день.

Но Рында никаких предложений сделать не успел. Сзади тормознула иномарка, он привычно шарахнулся в сторону, готовый мгновенно упасть на землю. Но это оказался Баркас.

– Как обстановка?! – зычным голосом старшины второй статьи гаркнул он.

«Поддатый», – определил Рында.

– Нормаль... Три козла к девчонке лезли – прогнал...

– Ты сам от Нинки подальше держись. Понял? – Баркас захохотал. – Она со мной будет любовь крутить! Правда, Нинок?

Девушка в сердцах захлопнула окошко.

– Пушку возьмешь? – шепотом сказал Баркас. – ТТ новый – любой бронежилет пробивает... Полтора лимона!

Обалдевший от столь резкого изменения темы, Рында уставился в широкое, с оспинами, лицо бригадира. Оно выглядело серьезным, но это ничего не значили: Баркас резко перескакивал с одной мысли на другую, любил разыгрывать собеседника, и никогда нельзя было понять – шутит он или нет. Говорили, что когда он еще плавал, то получил какой-то балкой по голове.

– Что вылупился? Не веришь? Гляди!

Нырнув в обтянутый красной кожей салон автомобиля, Баркас вытащил из-под сиденья большой черный пистолет, похоже и правда новый.

– Берешь? – он не таясь вертел в руках опасную игрушку – Когда-нибудь пригодится!

– Да нет, – Рында отступил. – Откуда деньги... И вообще...

– Не созрел значит... Пистолет исчез.

– Ну смотри... А то закопают, как Психа...

Баркас захохотал неизвестно чему, выудил из кармана гильзу и швырнул в стекло примеченного киоска, а выглянувшей светловолосой голове погрозил пальцем.

– Ладно! – лицо бригадира вдруг сделалось непроницаемым. – Завтра день расчета. Обойди всех и предупреди – ставка увеличивается на двадцать процентов. Инфляция! Да, за блядей – сорок процентов, за наркоту – пятьдесят. Пусть платят, суки!

Баркас с шумом развернулся, и красная «тойота», мигнув подфарниками, рванула по Большому проспекту.

«К чему он Психа приплел?» – тяжело заворочалась тревожная мысль.

Бывшего контролера рынка замочил неизвестно кто, убийство осталось нераскрытым, как и много других. Но в отличие от всех остальных не менты подозревали кого-то из блатных, а блатные были уверены, что руку приложил майор Коренев, хотя и выкрутился: не доказали ему ничего, как часто сейчас бывает...

Вспомнив Лиса, Рында поежился, заныла челюсть в месте сросшегося перелома и холодок по спине пошел – такой зверюга мог и его, и Баркаса замочить. Да что Баркас! Щептались, что он самого Шамана пообещал списать. И тот поопасился, слинял до поры...

Только майора свои же менты и схавали за какое-то говно. Видно, многим мешал...

Рында потер челюсть. Настроение испортилось. Правда, имелась возможность подправить его, портя настроение другим. Он стал обходить ларьки, сообщая о предстоящем повышении ставок.

Попугай стоял на стреме, Амбал с Башкой ждали припозднившегося фраера. На пустыре было темно, огоньки сигарет, разгораясь при затяжках, высвечивали квадратные челюсти, нервно кривящиеся губы и подрагивающие ноздри. Вряд ли Амбал и Башка при свете дня обнаружили большое сходство, но сейчас ночное ожидание «дела» превращало их в близнецов. И мысли были почти одинаковыми.

– Рынду в бригаду взяли, – смачно сплюнул Амбал. – «Пятачок» охранять. Сегодня не поздоровался, не подошел, когда я позвал...

– Сука, – отозвался Башка, но довольно вяло.

– И выкуп за уход не заплатил! – зло Продолжил Амбал. – Тамарка ушла, теперь Таньку за собой тянет... А мы что делать будем? Бабки им за харево отстегивать?

Башка молчал. Он зная, что Амбал пытался по старой памяти подкатиться к Томке, но получил от ворот поворот. А он этого не любит. Но допытается сам не лезть в дерьмо, а использовать кого-то другого. Например его, Башку, если не сумеет выкрутиться.

– Тамарка теперь центровая. Кто мы для нее? – как можно нейтральней сказал Сашка.

– Кто? А вот смотри...

Костистая рука ухватила Башку за затылок, огонек сигареты описал полукруг и прижался к щеке.

– Ты что, омудел?! – ощущая острую боль и запах горелого мяса. Башка задергался, с трудов вырываясь из цепкой хватки. Правая сторона лица ощущалась огромным нарывом.

– Сейчас посмотрим, кто омудел!

Щелкнул, выбрасывая клинок, пружинный нож и двенадцать сантиметров отточенной стали ворохнули воздух у самых глаз.

– Шкифы выну, падла! Я главарь команды, а не ты, и не Рында, – страшно шипел Амбал. – Центровые, верховые... Срал я на них! Кто ушел без разрешения и выкуп не внес – тем разборка будет! А Томку делал и делать буду! Бесплатно! Иначе писану поперек рожи – пусть покрасуется!

Попугай свистнул один раз. Амбал замолк. От автобусной остановки, сокращая дорогу, через пустырь шел человек.

– Идет... Ну!

– Я не могу... Башка держался за щеку, ясно давая понять, что толку от него не будет.

– Хрен с тобой! Я и без тебя обойдусь!

Хищная тень мотнулась прохожему наперерез, и сразу послышались быстрые, вязкие, как в тесто, удары. Человек неловко попытался защититься, но был сбит на землю. Рыча и невнятно матерясь, Амбал топтал его ногами. Когда тело перестало шевелиться, он привычно обшарил карманы, снял часы, сунул за пазуху бумажник.

Попугай свистнул два раза.

– Атас!

Амбал и Башка, стараясь громко не топать, перебежали на другую сторону пустыря, пролезли сквозь дыру в заборе, не торопясь прошли два квартала.

– Хорошо в сторонке стоять? – настроение у главаря улучшилось, поэтому в вопросе не было злобы – обычная издевка. – Я его за минуту замесил!

– Сколько хоть ему лет? – обиженно оглаживающий ожог Башка позволил себе подковырку: мол, может, ему уже девяносто, тогда чем хвалиться?

– Хер его знает, – Амбал подковырки не понял. – Я ему в паспорт не смотрел. В лопатник заглянул – нашел целый пресс хрустов. Но твоей доли там нет!

Башка недобро промолчал.

«Уработать его, что ли? Сколько можно терпеть? Уже пятый шрам будет! И подъебки без конца... Завести на левый берег, дать кирпичом по затылку, его же пикой приколоть – и все дела!»

– Постой здесь, тебе не надо, ты все в штаны пустил, – гыгыкнул Амбал, ныряя в круглосуточный платный туалет.

Зайдя в кабинку, он осмотрел добычу. Часы японские, дорогие... Деньги, посчитаем – пятьсот пятьдесят тысяч. Лопатник кожаный – можно продать... Какое-то удостоверение...

Амбал раскрыл темно-вишневую корочку. На фотографии – незнакомый человек лет сорока пяти, в военной форме. Подполковник госбезопасности Галенков, начальник отдела Управления Федеральной службы контрразведки по Тиходонской области. И запаянный в пластик вкладыш с фотографией, фамилией, поперечной красной полосой и черным оттиском «КД 1178».

Ноги главаря команды ослабли, в животе заурчало, и если бы он не стоял в туалете, то не избежал бы греха, в котором глумливо обвинил Башку.

Когда наконец Амбал вышел на улицу, мрачный подельник не удержался от ехидства.

– Видно, ты сам в штаны наложил от страха...

– Держи, – главарь сунул ему комок купюр. – Твоя доля – двести пятьдесят штук.

И пояснил:

– Нам с тобой поровну, Попугаю пятьдесят. Нам еще часы, ему – лопатник.

Потом хлопнул по плечу.

– Не дуйся, я пошутил... «Видно, почувствовал мои мысли», – решил Башка, а вслух сказал:

– Какие шутки – полморды разнесло!

– Оно и к лучшему: скажем, если что – этот хмырь первый начал, сигаретой в рожу ткнул... Они зашли в темный сквер, в условленном месте у фонтана их ждал Попугай.

– Ну как? – нетерпеливо подпрыгивал он.

– Ну и мудак попался! Мы еще слова не сказали, а он схватил Башку за волосы, да как припалит сигаретой, – возбужденно рассказывал Амбал. – Завоняло, будто кабана смалят! Ну, Башка взбеленился! Как даст ему, как даст! Молодец! С ног сбил и замесил как положено... Я даже не успел приложиться ни разу!

Преуменьшать свою роль и превозносить кого-то другого было совсем не в привычках Амбала. Башка отнес это на счет того, что он замаливает свои грехи.

«Боится, падла», – с удовлетворением подумал Башка, а вслух сказал:

– А чего я – деловать его буду? С левой – раз, справа – два! Потом в солнечное, по шее! Потом ногами!

Амбал смотрел с жадным любопытством. Попугай в этом деле – стопроцентный свидетель.

– Держи, твоя доля! – главарь протянул трофеи. – В случае чего – ты на атасе не стоял, не свистел, ничего не делал.

– Вы его не угрохали? – деловито спросил Попугай, вкладывая полученные пятьдесят тысяч в новый бумажник.

– Да нет, очухается, – уверенно сказал Амбал, хотя в душе опасался совсем другого результата.

Любой шифровальщик, не говоря о начальнике шифроргана, является секретоносителем высшей категории. Это определяет особый режим его жизнедеятельности. В зарубежной резидентуре такой бедняга не выходит за пределы посольства, даже из помещения спецслужбы не выходит, чтобы исключить нежелательные контакты. Так и просиживает два-три года загранкомандировки в пяти – восьми комнатках, общаясь с резидентом и несколькими офицерами.

Внутри страны режим, понятно, другой, хотя все равно живет под колпаком: и телефоны на прослушке, и периодически «хвост» привешивают, и связи, само собой, проверяют. Документы, естественно, под роспись утром принял, под роспись в конце работы сдал. Вот то, что в черепе, приходится из-за стальных дверей выносить и даже домой нести – здесь борцы за секреты пока ничего не придумали.

Конечно, по логике вещей, набитую секретами голову надо бы от двери до двери автомобилем доставить, да под охраной двух вооруженных «волкодавов», способных и агентов иноразведок обезвредить, и всякую местную уголовную сволочь, если что, – в землю вогнать. Но логика – одно, а материально-техническое и ресурсное обеспечение – совсем другое. То дежурная машина сломалась, то на заправке, то бензина нет, то водитель заболел. Потому начальник шифротдела Управления ФСК, как простой российский гражданин, на автобусе до своей остановки доезжал, через пустырь проходил и звонил на службу:

– Я дома, все нормально.

Через десять минут после того, как подполковник Галенков встретился на пустыре с неизвестным контрразведке Амбалом, дежурный сам позвонил ему на квартиру, после чего объявил тревогу.

Еще через десять минут труп подполковника обнаружили на полпути между автобусной остановкой и квартирой.

Сержанты патрульного наряда выполнили обычную рутинную работу – осмотрели тело и доложили дежурному УВД: признаков жизни нет, карманы вывернуты, часы, деньги и документы отсутствуют. Дежурный записал в журнал: ограбление с причинением телесных повреждений, повлекших смерть, и приказал патрулю оставаться на месте, дожидаясь следователя с экспертами.

Обычно опергруппа приезжала через полчаса – час, но на этот раз сержанты соскучиться не успели: на пустырь выскочили три черные «волги» и молодые люди в штатском оцепили место происшествия, потом, мигая синими «маячками», подтянулись ПА с соседних патрульных участков, в рекордное время прибыл микроавтобус следственной группы, а в довершение картины понаехало руководство УВД и УФСК, включая обоих генералов.

Милицейский генерал Крамской – сам бывший опер, осмотрел труп, перекинулся парой фраз с экспертами и отошел в сторону. Картина ясная – разбойное нападение, повлекшее смерть. Тем более, сегодня контрразведчик получил зарплату. Но «соседи», конечно же, выдвинут ряд своих, специфических версий, предположив, как всегда в подобных случаях, участие ЦРУ, МИ-6, Моссад или кого-то еще. Поднимется большой шум и пресечь его можно лишь одним способом: быстрее взять мутноглазых с грязными обкусанными ногтями ублюдков, один вид которых опровергает их причастность к уважающим себя специальным службам развитых государств. Подозвав начальников управлений и отделов, Крамской привычно давал необходимые указания.

Группа руководителей УФСК стояла неподалеку. И – хотя они видели ту же картину происшедшего, что и Крамской, версия о случайном разбойном нападении находилась в самом конце длинного ряда традиционных для контрразведывательного ведомства предположений.

Дело в том, что три часа назад подполковник Галенков расшифровал своим личным, высшей сложности ключом правительственную шифрограмму, помеченную грифом «государственной важности» и содержащую информацию и перечень мероприятий по плану «Зет», вводившемуся на территории Северного Кавказа со следующей недели.

О плане «Зет» в регионе были осведомлены всего восемь человек: командующий военным округом и его начальник штаба, командующий и начальник штаба округа внутренних войск МВД России, начальник шифровального отдела военного округа, начальник Управления ФСК генерал-майор Лизутин, начальник оперативного отдела Управления Карнаухов и начальник шифротдела УФСК Галенков, труп которого ворочали сейчас следователь с судмедэкспертом.

Поэтому для контрразведчиков самоочевидной являлась версия о нападении с целью захвата особо важного государственного секрета, замаскированном под заурядную уголовщину.

«Если информация попала к противнику, то план „Зет“ подлежит отмене»,

– привычными оборотами размышлял Лизутин, хотя вряд ли смог бы объяснить, кого обозначает сугубо военным термином «противник».

– Сколько времени Галенков находился вне контроля? – спросил генерал у Карнаухова.

Начальник оперативного отдела, как и все присутствующие контрразведчики, ждал этого вопроса: профессионалы прекрасно представляли ход мыслей любого из руководителей Системы при подобной исходной ситуации.

– От десяти до пятнадцати минут, – четко доложил Карнаухов и пояснил:

– В зависимости от того, сразу сел на автобус или ждал некоторое время.

– Да-а-а, – неопределенно выдохнул Лизутин.

Это был крупный мужчина сановитого «номенклатурного» вида, который сейчас утратил изрядную долю присущей ему уверенности. Потому что драма на пустыре ставила под удар дальнейшую карьеру. Когда пятидесятисемилетний начальник Управления ФСК докладывает об утечке информации из своего аппарата, в результате чего приходится отменять план государственной важности, судьба его решается однозначно.

– Для «потрошения» времени мало и обстановка неподходящая, – успокаивающе проговорил Карнаухов. – Да и методы...

– Эффективность методов определяется полученным результатом, – раздраженно бросил Лизутин, как на строевом смотре оглядывая крепко сбитую фигуру подчиненного. Придраться было не к чему. Короткая спортивная стрижка, обязательный костюм с галстуком, озабоченый взгляд.

Но генералу не нравилось, когда кто-то заглядывал ему в душу, а тон Карнаухова показывал, что тот уловил и растерянность, и тревогу начальника.

– Могли перехватить по дороге, всадить укол и выпотрошить в машине, – по-прежнему раздраженно продолжил генерал. – Могли примитивным отбиванием внутренностей развязать язык прямо здесь...

– Следов уколов на теле нет, я специально обратил внимание эксперта. А что до второго варианта... Извините, но так не делается...

Для всех сотрудников милиции и ФСК, находящихся на освещенном фарами машин и яркими переносными лампами пустыре был предпочтительней вариант случайного разбойного нападения.

Крамской и его люди сразу пришли к такому выводу, и хотя Лизутин был обязан выдвигать и отрабатывать самые экзотические версии, временные рамки и обстановка происшествия не давали ему возможности развернуться.

Похоже, что это действительно трагическая случайность, никакой утечки информации не произошло, оснований к отмене плана «Зет» не имеется... Если только...

Если только Галенков не был предателем, которого убрали после того, как он сделал свое черное дело!

– Его досье безупречно, материалы негласного контроля – тоже, – сказал Карнаухов, будто читая мысли начальника.

Ничего удивительного: тема предательства в спецслужбах, суть работы которых сводится к вербовке, перевербовке, противодействию вербовочным подходам – стоит очень остро. И что самое обидное: у всех предателей прекрасные личные дела и отличные характеристики. Иначе как бы они могли получать доступ к государственным секретам?

– Вместе с начальником сектора внутренней безопасности тщательно, изучите личность, образ жизни, связи погибшего, – сказал Лизутин то, что был обязан сказать, хотя прекрасно знал: личность несчастного шифровальщика тщательнейшим образом изучалась на протяжении всей службы. Но генерал страховался на случай всевозможных осложнений. Он уже решил исходить из того, что секретная информации ушла вместе с ее носителем. Значит, нечего поднимать ненужный переполох. Значит, удастся избежать неприятностей.

Но если решение окажется ошибочным, запахнет не только пенсией, но и трибуналом. Поэтому очень важно отдать все команды, какие только возможно.

Подойдя к Крамскому, начальник УФСК изложил, какое содействие требуется от милиции. Через минуту начальник УВД дал соответствующую «накачку» подчиненным.

Основная нагрузка ложилась на Центральный райотдел – убийство произошло на его территории. Начальник райотдела Симаков негромко переговаривался с заместителем по оперработе Савушкиным. Кое-что им было ясно: пока дело не раскрыто, зарегистрировать его как причинение тяжких телесных повреждений, повлекших смерть потерпевшего, чтобы не вешать себе на шею «глухое» убийство.

Оно вроде что в лоб, что по лбу, ан нет – графы в статотчетности разные и за убийства сильнее лупят!

Но такой примитивной хитростью в с голь гнилом деле не спасешься, надо раскрыть как можно быстрее, да расколоть этих тварей до самой жопы, чтобы все сомнения контрразведки снят. А кто раскроет, кто расколет? Сейчас марафетчиков и «химиков» развелось куда больше, чем настоящих сыскарей.

– Сюда бы Коренева, – пробурчал Савушкин – Он весь блат знал, до утра бы за яйца притащил с полным раскладом.

– А ты вытащи его из зоны на сутки, – раздраженно ответил Симаков.

– Так только в американском кино бывает... Я вообще не пойму: за что засадили парня? За то, что эту мразь, убийцу расколол?

Симаков покашлял.

– Тогда все на ушах стояли. И ты с выпученными глазами бегал. А тут еще эта пленка...

– Да, шум подняли большой... Но ничего особенного онто не сделал... Пуганул маленько... Я б его опять на службу взял, если б приговор отменили.

– Если бы да кабы, – Симаков понизил голос. – А кто, по-твоему, этого выблядка пришил?

– Откуда я знаю! Небось свои же...

Карнаyxoв тоже вспомнил Коренева. С ним можно было снять все вопросы в течение суток... Но начальник оперативного отдела сам обеспечивал разработку против майора.

А следователь прокуратуры Горский, который сейчас громко разглагольствует возле трупа, взял его под стражу и отдал под суд.

Все руку приложили, чего теперь вспоминать... Карнаухов отогнал неприятные мысли.

Ресторан «Сапфир» располагался на углу Богатяновской и Большой Садовой, в двух первых этажах высотной гостиницы «Интурист». Время шло к полуночи, входная дверь была заперта.

Баркас сильно подергал – так, что задребезжало толстое тяжелое стекло. Из глубины вестибюля важно выплыл швейцар – надутое ментовское или комитетское мурло: они любили после отставки сюда пристроиться, на теплое место, в кормушку... Стучали, конечно, по привычке старым дружкам, и те им помогали, если надо. Лет семь назад Баркас опасался этой публики...

Тогда «Сапфир» был центровым кабаком – солидные посетители, костюмчики-галстучки, интеллигентные рожи. В «адидасе» и маечке его бы никогда сюда не пустили. Да и в костюме, пожалуй, тоже. Но с тех пор многое изменилось!

Баркас снова заколотил в стекло. Швейцар его не знал, видно, из новых, но понял что к чему, опасливо подошел, взялся за задвижку, чуть помедлил.

Бригадир саданул изо всей силы, собираясь выбить стекло, чтобы этот вахлак хорошенько его запомнил. Стекло устояло, но дверь наконец открылась.

– Хотел стекло разбить, а в следующий раз морду тебе разобью!

Оттолкнув остолбеневшего швейцара, Баркас направился к винтовой лестнице. Просторный вестибюль был почти пуст. В прожженных сигаретами кожаных креслах сидели, выставив голые до трусов ноги, три пьяные проститутки. Несколько кавказцев тащили оторопевшего гражданина в туалет «разбираться».

За фикусом охраняли порядок три милиционера. Это были не настоящие милиционеры: девятнадцатилетние пацаны из батальона срочной службы. Оружия почти никогда им не выдавали, набраться силы и заматереть мальчишки еще не успели, особая «ментовская» психология у них отсутствовала: просто каждый день гулять по городу, есть мороженое, знакомиться с девчонками лучше, чем гнить где-нибудь в тайге на «точке» или куковать в опостылевшем гарнизоне, дожидаясь увольнения раз в месяц – и то, если повезет.

Но форма и поставленные задачи заставляют влезать туда, где пахнет жареным. Несколько лет назад двое таких мальчишек ввязались задерживать пьяного грузина, хулиганившего в коктейль-баре. У того оказался старый браунинг и он, недолго думая, отправил одного мальчишку прямиком на тот свет.

Через пару дней его взяли и он снова хватался за «пушку», если бы не перекосило патрон – неизвестно, как бы закончилось... Но теперь перед ним были три «волкодава» из городского уголовного розыска, они прострелили мерзавцу руку и отобрали оружие.

Задержанному оказалось двадцать лет, строгий коммунистический суд приговорил его к расстрелу, хотя и ходили слухи, что за оставление жизни многочисленная родня обещала миллион – сумму астрономическую по тем временам. Вначале не помогло: газеты сообщили о суровом, но справедливом приговоре, граждане встретили его с одобрением, но потом дело начало гулять по инстанциям: проверки, протесты, жалобы, опять проверки... Время идет, острота сглаживается, мальчишечка тот в земле лежит, а убийца – сучонок – живет, воздухом дышит, передачи от родственников хавает.

Командование батальона все ждет сообщения, что приговор в исполнение привели – надо же довести до личного состава: вот она, справедливость, он нашего убил, а государство его – к стенке!

Но сообщения не поступило, то ли миллион тот где-то нашел могущественного чиновника, то ли общая гуманизация наступила, но выводы о справедливости этого мира и мать убитого милиционера сделала, и его товарищи по безоружию.

– Сказал – в следующий раз морду разобьет, – пожаловался швейцар мальчишкам в милицейской форме. Вроде просто так пожаловался, но в тайной надежде: вдруг поставят они на место наглеца...

– И разобьет, – кивнул сержант с покрытым юношескими угрями лицом. – На днях двух наших у «Спасательного круга» избили. Задержали их, сдали, а через два часа те баре в баре водку пьют. А наши – у одного челюсть сломана, у второго – сотрясение мозга...

Из туалета вышли три кавказца, следом выбрался гражданин с разбитым в кровь лицом.

– Задерживаем! – скомандовал сержант и, вызывая по рации машину, направился к участникам драки.

Милицейский наряд батальона срочной службы обязан давать показатели – количество задержанных правонарушителей. От этого зависит оценка каждого солдатика, количество увольнительных, а может, и краткосрочный отпуск.

В зале второго этажа в основном мелькали спортивные костюмы, только несколько десятков человек не носили униформы: постояльцы гостиницы, по незнанию забредшие поужинать и только за столиком осознавшие, что оказались в волчьем логове.

Ели они быстро, без аппетита и старались как можно скорее убраться отсюда.

Зато постоянные посетители чувствовали себя хозяевами Официанты летели по легкому движению пальца через весь зал и склонялись в почтительном поклоне. Они помнили печальную участь Славки Белобровкина, которому Блин вилкой проткнул живот. И если тот же Блин, подсаживаясь за столик к незнакомым лохам делал большой заказ «на один карман», они (Изображали полное непонимание ситуации, мгновенно несли водку, икру и балыки, как будто обслуживали лучших друзей, один из которых буквально горит желанием оплатить щедрое угощение.

«Спортивные костюмы» расхаживали по залу, бесцеремонно заходили на кухню взять бутылку водки или банку пива, вытаскивали из-за столиков, будто собачонок, на площадку для танцев понравившихся женщин.

Устойчивый дамский контингент состоял из профессионалок, они с готовностью шли танцевать и с такой же готовностью направлялись за очередным кавалером в «дежурный» номер на третьем этаже.

На прошлой неделе Семка Бык учудил еще невиданную хохму: подошел к парочке, жмущейся за угловым столиком, и молча потащил за собой симпатичную блондинку. Кавалер попытался возмутиться, но Бык так саданул его в грудь, что парень побледнел, плюхнулся на стул и застыл, массируя область сердца.

Блондинка как загипнотизированная шла за Быком, думая, что он собирается с ней танцевать, но Семка притащил ее в «дежурный» номер и использовал в сексуальном плане со всеми возможными извращениями, о чем он охотно и с подробностями сообщил, вернувшись в зал.

Девушка в ресторане больше не появилась, парень, расплатившись за ужин, скособоченно доковылял до выхода и тоже исчез.

К происшедшему «спортивные костюмы» отнеслись поразному. Одни одобрительно ржали и грозились повторить такой славный номер, другие посчитали это беспределом и сказали, что парень имеет теперь законное право замочить Быка.

Сам Семка хорохорился до тех пор, пока кто-то ему не сказал:

– А помнишь, что с Психом получилось? Его за блядь в землю закопали... Тогда он поскучнел, выпил два стакана водки и ответил:

– Тот, кто закапывал, сейчас далеко... Да я его и тогда не шибко боялся.

Впрочем, все знали, что последнее утверждение не соответствует действительности.

Баркас прошелся по залу, отыскивая нужных людей. Съемщик был ему должен тысячу баксов и отдал все, как положено. Рэмбо почему-то не оказалось, очевидно, еще на деле.

Перетолковав с Тренером о «наездах» дагестанцев и отдав четыре ампулы морфина Черепу, Баркас покончил с делами и приступил к отдыху. Не спеша оглядев зал и ни на ком не задержав взгляда, он плюхнулся за свободный столик, махнул рукой и привычно заказал мгновенно появившемуся халдею:

– Водки, пива, пожрать, икру обязательно!

При этом он откидывался назад так, чтобы официант видел торчащую за поясом «пушку». Кого бояться? А уважать больше будут!

– Сходи вниз, там сидят три бляди, приведи среднюю, – небрежно скомандовал он.

Официант растерянно заморгал.

– А если они пересели?

– Тогда веди всех троих! – рыкнул бригадир. Ему нравилось внушать страх. А от халдея, отчетливо представлявшего совершенно реальную возможность в любой момент получить пулю в живот или в лоб, исходили волны животного ужаса.

Поэтому, увидев на винтовой лестнице решительные фигуры в характерной омоновской форме, официант обрадовался так, будто встретил горячо любимых родственников.

– Внимание, всем оставаться на местах! – громко скомандовал низкорослый квадратный капитан, руководивший операцией. – Кухня и остальные выходы перекрыты.

«Спортивные костюмы» метнулись все же попытать счастья, но один тут же вернулся с лестницы черного хода, зажимая лицо ладонями, между которыми обильно сочилась кровь, двое спинами вперед вылетели обратно в зал из-за кухонной перегородки и с деревянным стуком растянулись на полу.

– Убедились? – весело спросил капитан, стремительно обходя столики. – Всем занять свои места! Иначе жалобы не принимаются!

Многоопытные завсегдатаи «Сапфира» знали, что ОМОН никогда не принимает жалоб, хотя поводы к ним раздает щедро. Поэтому потерявшая уверенность публика нехотя расходилась по местам.

В небольшом комфортабельном и очень дорогом частном ресторане «Охотник» зал сегодня почти пустовал. У камина под оленьими и лосиными рогами за овальным столом лакомились Дичью восемь делового вида мужчин. По манерам и осанке каждого было заметно, что они привыкли держаться уверенно и независимо, сейчас эта привычка старательно подчеркивалась.

– Каждый из нас ест свой маленький кусок хлеба с маслом, – рассудительно говорил кучерявый, черноволосый молодой человек с выпуклыми, блестящими как маслины глазами. Внешность определила прозвище – Итальянец, хотя он являлся стопроцентным чалтырским армянином.

– Сегодня покушал и сказал Богу: спасибо, завтра покушал – опять спасибо... Зачем же жадничать? Откусил большой кусок, подавился, умер. Кому спасибо говорить?

Итальянец старательно вымочил в соусе ломтик оленины и быстрым движением отправил себе в рот. Пухлые губы лоснились жиром.

– Я тоже считаю, что нам это объединение на хер не надо, – без кавказских замысловатостей высказался Валет – высокий худощавый Шатен с мощным, как у дятла, носом. – Когда мне хорошо, я чужого дядю не приглашаю, чтобы и ему хорошо стало. И если меня куда-то зовут – не верю, что от большой заботы. Скорей всего обуть хотят.

Валет налил стопку водки и тут же выпил. Итальянец промакивал салфеткой губы и изображал сразу два чувства: неодобрение нарушения застольного этикета и согласие с существом сказанного.

– Значит, каждый сам по себе. Урвал, что смог – и сгрыз! А о завтрашнем дне думать не надо. Так получается?

Иван Павлович Воронцов единственный из присутствующих был в костюме аппаратчика с обязательным галстуком. И хотя сейчас он руководил крупнейшей богатяновской группировкой, курирующей центральный район Тиходонска, и имел громкую, известную во всем городе и за его пределами кличку Шаман, начинал он свой путь не с улиц, как остальные, а из кабинетов, потому внешний вид, одежда, манера держаться резко отличали его от коллег по ремеслу. И язык подвешен – не сравнить.

– Как нахичеванские считают?

Хотя в Нахичевани заправляли земляки Итальянца, все знали, что они прислушиваются к мнению Шамана.

– Кодла зайцев льва побила, так? Когда все вместе, легче дело делать. Смотрите, что получается: беженцы приезжают отовсюду – из Осетии, Грузии, Дагестана, дома строят, родственников, друзей вызывают...

Рубик Карапетян, по прозвищу Карпет, выглядел старше своих лет, возможно, из-за трехдневной щетины на лице и мешков под глазами. Черная рубашка тоже его не молодила.

– У нас уже целые улицы приезжими заселены! Думаете, они пошли на заводы работать? Нет! Камазами спирт привозят, бутылки, этикетки – водочные цеха открывают! Мак, коноплю везут на переработку... На площади наперсточный «станок» поставили...

– Это не только нахичеванцев касается, не только их проблема, – вмешался Шаман. – У меня на рынке дагестанцы шустрят, уже не раз их предупреждал. На северном въезде два бензовоза стоят. Чьи они? Кому платят? И вообще, бензином у нас только Артур занимался, в последнее время и Миша немножко начал, наверное, по договоренности с Артуром.

«Подставляет, сука! – подумал Валет, поймав ненавидящий взгляд Итальянца. – Знает, что у нас давние счеты и специально льет масло в огонь!»

– Никакой договоренности не было, – зло сказал Итальянец. – Каждый норовит по-шакальи чужой кусок урвать!

– Когда каждый по себе и договориться трудно, – охотно согласился Шаман. – Потому надо создавать единую тиходонскую организацию, что я и предлагаю! Конечно, каждый останется хозяином на своей территории.

– Это только разговоры, – угрюмо отмахнулся Валет. – Когда одна организация, то и хозяин один. А кто будет этим хозяином?

– Кого выберем, тот и будет, – горячо заговорил Карпет. – Надо чтоб человек был грамотный, рассудительный, со связями, с людьми говорить умел... И справедливый, конечно, чтобы не обижал никого!

Тарелки опустели, водка в рюмках оставалась, но никто не пил. Четыре авторитета высказали свое мнение. Каждого сопровождал ближайший помощник, собственного мнения не имеющий.

– Так что решаем, мужики? – властно спросил Шаман. – Будем по своим норам сидеть или объединимся в один кулак? По всей России группировки укрупняются.

– Знаем, – холодно бросил Валет. – Мочат друг друга и соединяют территории.

– Я за то, чтобы всем вместе, – Карпет сжал ладони и потряс ими для убедительности. – Пусть всем будет хорошо. Но обижать никого не надо.

– Я должен со своими ребятами посоветоваться. Дело серьезное, тут важно не ошибиться. И поддержку у товарищей получить.

Итальянец встал.

– Но как можно с шакалами объединяться, которые твой хлеб воруют? Таким положено руки отрубать...

На окраине Тиходонска в одном из поселков, в которых уклад жизни ближе к деревенскому, чем к городскому, спать ложатся рано. Задраивают наглухо ставни, спускают с цепи злых матерых псов, и с наступлением темноты улицы вымирают. Разве что пробежит под тусклыми фонарями девчонка на свиданки, да парень припозднившийся проскочит, лаская в кармане складной нож, газовый баллончик или другую столь же бесполезную в серьезном деле штуковину.

И удивятся беспечности людей, бросивших у добротного кирпичного забора новенькие автомобили, и «семерки», и «девятки», и иномарки – как раз те, которые, если верить газетам, чаще всего воруют.

Но хозяева привлекательных для злоумышленников машин вовсе не тревожатся об их сохранности. Может, потому, что маячит у ворот тень молчаливого Гангрены, а может, оттого, что Лакировщик, который руководит кражами автомобилей в городе, собственной персоной здесь присутствует, вод очку пьет, закусывает квашеной капусткой, выдержанной в прохладе глубокого подвала, и не беспокоится о своем «мерседесе», стоящем рядом с остальными «тачками».

В жизни, конечно, всякое бывает – и у Лакировщика как-то раз угнали «мере»: залетные клюнули на фраерскую привычку не запирать дверцы. Только не учли простой вещи – по-дурости можно «запорожец» открытым бросить, а с дорогим лимузином не так просто – раз не заперт, значит, его авторитет хозяина охраняет!

Гангрена все доходчиво разъяснил, они поняли и штраф выставленный приняли: угнали по наводке для Лакировщика перламутровый «ситроен». Работа сложная, опасная и забесплатно, но деваться-то некуда... Зато наука на всю жизнь и радость: повезло, легко отделались!

Тиходонск – город особый, традиции древние, правила соблюдаются, с нарушителей спрос строгий. Здесь на «фуфу» никого не возьмешь!

А уж если тачки стоят у дома Ивана Сергеевича, самого Черномора, они вообще в полной сохранности Да что тачки! Штабель из золотых брусков сложи – никто не тронет, себе дороже! Ну, штабель не штабель, а тарелку золотую Иван Сергеевич возле входной двери прибил – на счастье! И вот уже три года висит – сколько новый дом стоит, трехэтажный, красивый, под черепичной крышей.

– Улица плохо освещается, Иван Сергеевич, – степенно сказал солидный, в летах, мужчина с редеющими седыми волосами. – И дорога разбитая Может, поправить как положено?

Маленький щуплый человечек, сидящий во главе стола, перевел на него царапающий взгляд. Черномору исполнилось шестьдесят, но выглядел он моложе – густые черные волосы, подтянутая фигура, быстрые движения.

– Нам не годится в дела властей вмешиваться, Король. Да и деньги общественные за так выкидывать. Ты лучше скажи: твоему сыну сколько лет?

– Шестнадцать, в этом году школу заканчивает, – если Король и удивился вопросу, то вида не подал.

– Куда дальше его определять думаешь?

Голос у Ивана Сергеевича тихий, хрипловатый, никак не скажешь, что принадлежит он одному из влиятельнейших людей города, а может, и всей области.

– Да хотел в часовую мастерскую посадить. – Столь пристальное внимание к сыну встревожило Короля, который «держал» азартные игры и бытовой сервис.

– Учиться его надо отдавать. Учиться! И всем, у кого дети, внуки, племянники, об учебе надо думать!

Шестеро руководителей крупнейших тиходонских кодланов недоуменно переглянулись.

– Так мой, Иван Сергеевич, к учебе не того... – промямлил Король.

– А на кого учиться? – поинтересовался проницательный Хромой.

– На юриста!

Хозяин внимательно осмотрел гостей, наблюдая за их реакцией.

– Не следите за жизнью, по старинке прожить хотите, – укорил он. – Сейчас экономическая реформа, у университета денег нет, вот они и набирают платное отделение. Отдай сорок пять лимонов, а через пять лет получи диплом и пожалуйста – все дорога открыты, милиция, прокуратура, суд. Да и во власть с юридическим дипломом выйти можно: администрация, законодательное собрание, куда еще?

– Так тут желание надо, способности, – повторил Король. – Мой в школу из-под палки ходит...

– Пусть и в университет из-под палки! Когда такие деньги заплачены, никто его не выгонит! Перетопчется пять лет и пойдет судить не хуже других!

Иван Сергеевич заметно разгорячился.

– Мало олухов дипломы получают? Только раньше должности, положение, связи роль играли, а сейчас – голые бабки! Что такое для нашей кассы сорок пять лимонов? Король их за неделю с казино снимает! Так давайте пользоваться моментом! Это же не купленные будут, наши люди, полностью свои! Совсем другое ведь дело!

Король вдруг широко улыбнулся.

– А ведь правда! Пусть будет судьей или прокурором! Почет и уважение, не надо в мастерской сидеть, от рэкета отбиваться! Золотая голова, Иван Сергеевич!

Остальным непривычная идея тоже понравилась.

– Я племянника отдам, – кивнул Хромой.

Немногословный Лакировщик одобрительно улыбался, бездетный Север о чем-то размышлял. Только Гангрена недовольно набычился.

– Гангрену от учебы освободим, у него другие дела есть, – Сказал хозяин, и все поняли, что он переходит к следующему вопросу.

– Крест малевку прислал Ему время «откидываться», а оставлять вместо себя некого. Пишет, чтоб кто-то с воли пришел...

Наступила напряженная тишина Крест был королем зон Северного Кавказа Он доматывал двенадцатилетний срок и держал в руках нити управления всеми колониями, тюрьмами, следственными изоляторами. Требование его было справедливо, для зарабатывания авторитета вор должен «топтаться в зоне». Там его со всех сторон видно. И порядок поддерживать обязан, воровской «закон» блюсти, молодых учить. Раньше вор раз в пять лет должен был садиться. Сам Крест свои срок на четыре года продлил. Теперь устал, «звонок» близко, замены просит.

Только в последнее время все меньше охотников в зоне топтаться. Есть воры, которые кроме шести месяцев в СИЗО ничего за душой не имеют. И из присутствующих ни у кого не было желания уходить за колючую проволоку.

– Молчите? – Иван Сергеевич обвел кодлу тяжелым взглядом. Он и сам крепко задумывался. Одно дело Черномор на воле, а Крест в зоне. Другое – оба на воле! Два медведя в одной берлоге... К тому же тот – вор старой закалки, он за «закон» двумя руками держится. А ведь за двенадцать лет мир так изменился, что «закон» на сходках много раз поправляли, да и соблюдают его уже не так строго. Но зоновские поправок не признают и смягчений не допускают...

В восьмидесятом Черномор с Крестом от тиходонской общины поехали в Сухуми на похороны Кето – авторитета союзного уровня. Походил Крест, посмотрел: просторный дом с гаражом, хрусталь, ковры, много добра всякого... Подошел к гробу, дернул Кето за ухо, сказал:

– Так партийные начальники живут, а вор – не должен!

И уехал. Вроде как корону с покойного снял, а деньги, что семье привезли, с собой увез и в общак вернул. А ведь дом у Кето был поскромней, чем у Ивана Сергеевича...

Потому побаивался Черномор возвращения Креста, хотя никому в том не признавался, даже самому себе.

– Кто хочет в зону пойти, Креста заменить?

Король отвернулся, Лакировщик отвел глаза, даже Гангрена потупился. Только Север смотрел прямо, чуть посверкивая золотой фиксой.

– «Законы» эти когда составлялись? Тогда еще с наганами на пролетках ездили! Зачем сейчас самому нарочно садиться, если можно любые дела делать и на свободе гулять!

Север сказал то, что и было нужно Черномору.

– Да, многое изменилось, «закон» кое-где устарел. Крест его поправок не признает, а на воле – почти все признали. Ну а мы куда рулить будем?

– Я думаю так, – вскинулся пребывавший в оцепенении Хромой. – Отпишем ему: обстановка сложная, люди все на счету. Пусть назначает Смотрящим кого-то из зоновских.

– Так пишет же: оставлять некого, – пробубнил Гангрена. – И правда, беспредел в зонах. Значит, надо кому-то идти. Хотите, я пойду...

– Решим как Хромой предложил. Беспредела и на воле стало много твориться, – сурово проговорил Иван Сергеевич. Он был, как и Крест, вором в законе союзного когда-то уровня и кличка Черномор в свое время гремела в уголовном мире всей страны. Сам он этого прозвища почему-то не любил, поэтому в глаза его звали по имени-отчеству, а между собой называли Отцом.

– Шпана порядка не знает, старших не слушает, «новые» никаких законов не соблюдают, народ обозлен, хорошо власти пока терпят. Но и власть, падлы, за нос дергают! Сегодня вечером в центре большую шишку из КГБ насмерть затоптали! Все на ушах стоят, документы какие-то ищут, что ли... Город трусят: облава за облавой! Наших много попадается... Нам такой базар ни к чему!

Гангрена слушал с открытым ртом, вытирая тыльной стороной ладони набегающую слюну. Остальные тоже слушали внимательно и делали свои выводы: Отец не выходил из дома целый день, а знает то, чего они не знают, хотя посъезжались только что!

– Поэтому того, кто комитетчика замочил, надо как можно быстрее найти!

– И на нож? – утвердительным тоном спросил Гангрена.

– Зачем? Сдать и все! Пусть расскажет чекистам то, что их интересует. Раз он нам вред приносит, имеем право ментам подмогнуть. «Закон» позволяет!

Присутствующие с таким мнением согласились. Тем более, что речь шла не о члене общины, а о постороннем.

– И еще. Ко мне недавно пришли с жалобой.

Иван Сергеевич многозначительно поднял палец.

– Не в милицию, не в прокуратуру, не в суд, – с расстановкой сказал он. – Ко мне. В «Сапфире» кто-то из «новых» девчонку изнасиловал. Прямо из-за столика в кабаке вывел, притащил в гостиницу и отшпокал во все отверстия. Это неслыханный беспредел! Ну ладно, менты не хотят порядок навести, но мы-то на такое смотреть не можем! Иначе наших жен и дочерей начнут шпокать прямо на улице, а то и в дома наши войдут! А потом и общак отнимут, братву в зонах заморозят!

– На нож! – без вопросительной интонации сказал Гангрена.

– Надо им всем разбор учинить, чтобы свое место знали, – хрипло проговорил Лакировщик.

Хромой несогласно задвигался.

– Запустили мы это дело, дали им силу набрать. Разбор – он большой крови потребует.

– Мы старались всегда без крови обходиться, – сказал Отец. – Попробуем и дальше, пока можно будет. Но урок надо дать хороший.

– На нож, – повторил Гангрена и закрыл рот. – Иначе уважения не вернуть.

Иван Сергеевич покачал головой.

– Зачем мы за ментов будем работу делать? Пусть идет в камеру, в суд, срок получает, на этап отправляется. А в камере его надо петухом сделать и на волю весть подать – пусть знают!

– Заметано, – гулко глотнул Гангрена.

Он очень хотел есть. На столе стояла простая, но привычная и сытная пища: вареная картошка, миска с винегретом, соленые огурчики и квашеная капуста, на тарелке начинали оплывать ломтики розового сала. И литровая бутылка водки едва почата, видно, по одной и выпили, пока он контролировал вход. Закусили, конечно, понемногу, а он пришел уже к разговору-тут жевать нельзя... Гангрена еще раз сглотнул.

С утра он разбирался с азербайджанцами, приехавшими сбывать наркоту, обошлось нормально: те отстегнули положенную долю и стали на точки, указанные Севером. Потом объявились двое с малевкой из Владимирской тюрьмы, но никому не известные и сами не рубящие в обязательных вопросах. Не успел с ними закончить, прибыли питерские с претензиями: две бригады их карманников в Тиходонске опалились... За целый день крошки во рту не держал.

– Ты перекуси, сынок, сегодня у тебя дел много было...

Иван Сергеевич сделал знак И Север налил полную стопку водки. Благодарный Гангрена припал к столу. Остальные тоже потянулись к тарелкам.

– Что там с питерскими? – лениво поинтересовался Отец.

– А ничего, – с набитым ртом отвечал Гангрена. – Они в общине не объявлялись, наши их не видели.

Отец кивнул. Значит, действовали на свой страх и риск, никто из местных за них не ответчик.

– Как пришлые? – спросил Иван Сергеевич уже без лени. – Эти, кавказские беженцы... Слушаются?

– Кто как, – угрюмо отозвался Север. – Когда заставишь – слушаются. А так норовят свою кашу варить.

– Это еще поначалу, не освоившись, – впервые нарушил молчание Лакировщик. – Скоро начнут права качать... Король провел ладонью по лысеющей голове.

– Уже были стычки. Наперсточники «станки» ставят, каталы. Пока без шума обходились.

Гангрена задержал у рта вилку с ломтиком сала.

– Сегодня Шаман сходняк собирает. Хочет объединять всех под себя. Но ничего не выйдет: Валет против, Итальянец.

– Шаман их дожмет. Не сегодня, так завтра по-своему сделает, – задумчиво сказал Хромой. – А в общак они мало дают. Только чтобы отмазаться... За столом замолчали. Слышалось только громкое чавканье Гангрены.

– Смутные времена, смутные... Надо к худшему готовиться, – печально произнес Иван Сергеевич.

Он отодвинулся от стола, вытащил из нагрудного кармана маникюрную пилочку и принялся обтачивать ногти.

– Как у нас со стволами?

Хотя Отец ни к кому конкретно не обращался, но, ожидая ответа, повернулся к Северу.

– Нормально, – хладнокровно ответил тот.

– Автоматов мало, – встрял Гангрена. – И старые все. Сейчас есть маленькие, под пиджаком носить можно.

– Давайте выпьем, чтоб не пригодилось, – поднял стопку Хромой.

Север усмехнулся.

– Отвыкли от горячего? А ведь не обойдется! Такое пойдет мочилово – только держись!

Стопки повисли в воздухе. Слова прозвучали пророчески и зловеще.

– Стволов еще запасите, – Отец продолжал опиливать ногти. – И спеца по мокрухам надо подобрать. Классного спеца. А лучше – двух или трех!

Удачное «дело» полагается обмыть.

– Айда на «пятачок»! – предложил Амбал. – Возьмем чего надо, может, с Рындой разберемся...

– Хватит на сегодня, щека болит – силы нет, – процедил подельник.

Амбал повернулся, но сдержал обидные слова. Злить Башку не следовало.

– Ну-ка покажи... Да-а-а...

На землистого цвета коже горело красное воспаленное пятно в полщеки с багровым углублением посередине.

– Ссаками надо! Лучшее средство.

– Точно, – авторитетно подтвердил Попугай.

Башка оживился.

– Правильно! Надо было сразу... Как я не скумекал!

Не сходя с места, на глазах у заинтересованно наблюдающих сотоварищей пострадавший легко добыл целительную жидкость, набрал в пригоршню и произвел лечебную процедуру.

Попугай захихикал.

– Ты чего?

– Слышь, Башка, давай и мы с Амбалом тебе отольем! Вдруг у нас полезней окажется... Попугай давился смехом.

– Заткнись!

Амбал несильно смазал ему по затылку.

– Наш друг на «деле» пострадал. Благодаря ему мы при бабках! А ты лучше вспомни, как тебя в команду принимали...

Башка благодарно тронул главаря за локоть. Они пошли впереди, Попугай плелся, отставая на несколько шагов. Фонари рисовали на асфальте скачущие тени: две плотные, будто сросшиеся, и третью – узкую и жалкую.

Им всем было по двадцать. Но Амбал и Башка – ширококостные, крепкие по природе, дерзкие, могли постоять за себя и любили встревать в уличные драки, в то время как худосочного Попугая можно было перешибить соплей. Когда его принимали в команду, от побоев он обмочился, но не издал ни одного звука, благодаря чему его посчитали прошедшим испытание. Он очень хотел получить защиту и первые дни ходил по двору и прилегающей улице с надменным вызывающим видом, задирая тех, кто еще вчера не давал ему проходу.

Он дорожил дружбой и даже внешне пытался измениться под стать команде. Все стриглись почти наголо, и он пожертвовал панковским гребнем, послужившим основанием для намертво приставшей клички. Но если крепкие черепа на могучих шеях Амбала, Башки, Веретена подтверждали их мощь и жизнестойкость, то лишенная волос головенка Попугая вызывала только жалость...

Но он старался и охотно брал на себя рискованную роль «причины конфликта», требуя у посторонних парней сигарету или деньги и нарываясь на оплеуху, дающую повод для вмешательства дружков. К тому же он не помнил обид. Вот и сейчас он вприпрыжку догнал приятелей и, как ни в чем не бывало, сказал:

– А хорошо бы сейчас пива с тарашкой да картошечки!

– А водки с бабой не хочешь? – отозвался Башка, и Попугай опять сник. Дело в том, что он до сих пор оставался девственником, а поскольку

половая жизнь членов команды проходила на виду, этот факт был общеизвестным и, конечно, не укреплял репутацию.

Девчонки команды после процедуры посвящения вовсе не становились обшей собственностью и вольны были сами выбирать партнера или партнеров. Но практически получалось так, что они спали со всеми.

И психологические Механизмы женского сознания играли с Попугаем злую шутку. Защитные мотивы самооценки требовали отрицательного ответа на периодически возникающий у девчонки вопрос: «А не блядь ли я?» И Попугай – единственный, кому было отказано – помогал спасительный ответ получить.

Именно поэтому обходили его вниманием и Томка, и Танька, и совсем невзыскательная Ирка. Каждой из них надо было гордиться тем, что она кому-то не дала. И Попугай идеально подходил для этой роли.

На приеме девчонка права выбора не имела, Попугай пытался этим воспользоваться и договорился с Амбалом насчет Светки.

Дело происходило зимой, Светка долго раздевалась и Попугай путался в одежде, чертыхался сквозь зубы, поминутно оглядываясь на плотное полукольцо сотоварищей в расстегнутых пальто – в подвале было тепло, почти жарко. Ободранная кушетка стояла вплотную к исчерченной непристойными словами и рисунками стене и, хотя Попугай неоднократно видел происходящие на ней соития, никак не походила на ложе любви и не пробуждала никаких желаний. Как, впрочем, и сама Светка, сложившая на спальное место шапку, шарф, пальто, кофточку, – юбку, зеленые с начесом рейтузы, лифчик и трусы.

«Куда же она собирается ложиться?» – тоскливо подумал он, ощущая полное бессилие и неспособность к предстоящему испытанию.

– Чулки снимать? Они не мешают... – спросила Светка, и он понял, что вопрос обращен к нему и речь идет о допотопных коричневых чулках в резинку, пристегнутых перекрученными подвязками к высокому черному поясу.

А поскольку он не был готов к такому вопросу, то повернулся и спросил у стоящего впереди всех Амбала:

– Снимать чулки-то?

Амбал почему-то заржал и остальные загоготали в пятнадцать глоток, а он разозлился и, чтобы протянуть время, скомандовал:

– Конечно, снимай! Живо!

Смех сразу прекратился, Светка стащила чулки и сняла пояс, обнажив тонкие белые ноги и такой же белый живот с глубоким пупком и густым треугольником волос.

Наступила томительная пауза. Зрители затаили дыхание. Следовало переходить к главному, хотя он совершенно не представлял, как это сделать, тем более что кушетка была завалена Светкиными вещами. Шагнув вперед, он взял Светку за грудь, потом потрогал густые жесткие волосы.

Она тоже стеснялась и хотела, чтобы все быстрее закончилось, а потому, взглянув вниз, ойкнула и тонким голосом сообщила зрителям:

– У него совсем не стоит...

Подвал загрохотал. Попугай покрылся краской не то стыда, не то унижения, буркнул что-то типа:

– Я не буду, – и начал нашаривать свои цветастые трусы.

– Замена на поле, – спокойно сказал Амбал.

Взяв по-хозяйски Светку за руку, он подвел ее к кушетке, сбросил вещи на грязный цементный пол, ловко уложил девчонку и привычно взгромоздился сверху.

Попугай вместе с остальными досмотрел процедуру до конца. Но когда Амбал предложил ему вторую попытку, только молча покачал головой. Оттолкнув его, к кушетке подошел Ржавый....

Сейчас забытое чувство публичного фиаско ворохнулось вновь, но ненадолго.

– Если пожрать, то можно и бабу! – весело ответил Попугай Башке.

Трое пьяных, которых Рында отогнал от Нинкиного киоска, никогда не покупали там самогон вместо водки. Это была обычная приколка, чтобы, взяв на понт, выбить бесплатную бутылку. Неудача обозлила, и они двинулись дальше по ночному Тиходонску, выбирая улицы потемнее. Они не ставили определенной цели, хотя были готовы ограбить, изнасиловать, избить встретившуюся жертву. Вполне могли и убить. Это были шакалы, хотя называли друг друга человеческими именами и прозвищами.

На Соляном спуске они увидели подвыпившего парня и попытались его ограбить. Но парень оказался крепким и тертым, завязалась драка, шакалы ретировались ни с чем.

На набережной их высветили фары патрульного автомобиля, попытка убежать ни к чему не привела. На рубашке одного имелись следы крови, у двух других оказались сбитыми костяшки пальцев.

На вопросы шакалы отвечали невнятно, но суть была ясна: напали на неизвестного мужчину и били его. Этого оказалось достаточно для того, чтобы они были освидетельствованы, допрошены и задержаны по подозрению в нападении на подполковника госбезопасности Галенкова.

На «пятачке» шла обычная ночная жизнь. Некоторую нервозность вносила повышенная активность милиции: трижды подъезжали патрульные машины и угрюмые сержанты расспрашивали про подозрительных людей.

Рында значительно прохаживался вдоль ларьков, с удовольствием рассматривая новые кроссовки – подарок Самвела. Тот предложил и уколоться бесплатно, но Рында колеса глотал под настроение, а на иглу садиться не хотел.

Он выпил пять банок пива, съел три порции шаурмы. Угощали его от чистого сердца: ночь сгущалась, милицейские патрули наводили на мысль о тревожных событиях за пределами освещенного «пятачка», единственным защитником которого являлся доблестный Рында.

Несколько раз он пытался завести разговоры с Ниной, но ничего не получалось: и сам он не отличался особым красноречием, и девушка не была расположена к общению.

– Я здесь временно, – сказала она. – В проектной конторе сократили, а жить-то надо. Подруга пока сюда сосватала. Сейчас на курсы английского записалась, на компьютере учусь – чтобы на хорошую работу устроиться. Не нравится мне торговать... И вообще все это, – девушка обвела рукой «пятачок». – К тому же у меня жених есть, – она прямо взглянула Рынде в лицо.

Глаза у Нины были большие, серо-зеленого цвета.

«Красивая», – подумал он, отходя.

Нина не походила на девчонок команды. Рында трахал и Таньку, и Ирку, и Светку, только Томка выделывалась, вспоминая его конфуз при вступлении.

– Я уже на тебя отработала, – усмехаясь, повторяла она слова Амбала. Но если б он захотел, никуда бы не делась; Сколько раз лежала пьяная

– что хочешь, то и делай. Но особого интереса не было. Бляди – они бляди и есть.

А как можно трахать Нину, он просто не представлял.

Когда он подошел к киоску Ивана, тот открыл заднюю дверь и показал, как его девочки на топчане за занавеской обслуживают клиентов. Ничего особенного он там не увидел, но разгорелся, только опасения за свое здоровье заставили отклонить предложение Ивана попользоваться любой, на выбор, И от импортной резины отказался – порваться может самая козырная.

Хотелось выпить водки, трахнуть какую-нибудь приличную бабу и лечь спать. Вместо этого приходилось в который раз обходить ряды киосков. Рында присел в тени, прислонился к железному боку очередного ларька и закурил подаренный кем-то «Кэмел».

Город спал, на «пятачке» наступила тишина, только из киоска Ивана доносилось слабое повизгивание. Последний клиент недавно ушел, Значит, Иван развлекается сам. Покупателей не было. Надо бы построить специальную будку для охранника, чтобы в спокойное время немного вздремнуть...

Но Рында тут же пресек ленивые мыслишки. Небось не на заводе лямку тянет, не в порту мешки ворочает. Ему повезло – попал в бригаду!

Только одному из десяти пацанов, quot;что мотаются в дворовых и уличных командах выпадает такая удача! Ему помог чистый случай: вместо убитого Психа на рынок ушел дружок – Генка Божко, а на свое место присоветовал Рынду. У них с Баркасом есть общие расклады – и бригадир послушал совета, хотя мог, конечно, и на хер послать.

Повезло! Почет, уважение, защита... Хавка и выпивка бесплатно, бабы бесплатно, настоящий «адидас» можно носить. А если Попугай, или Валек, или Ржавый, или тот же Амбал такой костюм наденут – любой из бригады на куски изорвет, да по голове настукает за нарушение формы!

Живешь, считай, на всем готовом – и четыреста штук зарабатываешь, плюс «левые» набегают: защитил кого, мелкий спор разрешил – за все хрусты капают.

Так он еще салага! А зарекомендует себя хорошо – продвинется: и возможности другие, и бабки побольше, и тачка... Через два года будет на иномарке ездить, шаровары с косыми полосками носить, девок каких хочет выбирать...

А одноклассники – кто водитель троллейбуса, кто каменщик, кто токарь... За копейки пуп рвут... Двое или тросе коммерцию подались, но там можно круто залететь – костей не соберешь!

И здесь, конечно, риск есть, Психа вот закопали с пулей в переносице. Но Псих старших не слушал и попал под пулю не за общее дело, а за личные делишки... Тут надо головой шурупить не так, как в школе, потому многие отличники ему – отпетому двоечнику, только завидовать могут.

Издали послышался смех и дурашливые выкрики. Рында встрепенулся и встал. К «пятачку» приближались несколько человек. Трое? Точно, трое!

На освещенное пространство вынырнули три фигуры: две мощные, волчьи, и хлипкая до несуразности... Да это же Амбал с дружками! Неужели за ним?

Сердце забилось сильнее, но принадлежность к бригаде Баркаса защищала, как рыцарские доспехи, и он взял себя в руки. Вытащил из кармана дубинку, раскрыл, надел на руку ремешок.

Но троица недавних сотоварищей подошла к крайнему ларьку.

– Водка есть?

– И пиво! Я пива хочу! И пожрать!

– А этому бабу!

Мишка распахнул прикрытое окошко.

– Водка и пиво у меня, шаурма напротив, баба – вон в том киоске.

Компания набрала выпивки и закуски, после чего прямиком направилась к ларьку Ивана и вступила с ним в переговоры.

«С чего они гуляют? – подумал Рында. – И на какие бабки?»

Он больше не мог скрываться в тени. Следовало обозначить себя, как хозяина «пятачка».

Рында медленно направился к шумной компании.

– Все в порядке, Иван? – властно спросил он.

– Вроде да. Ребята при деньгах...

– Ладно.

Он двинулся дальше.

– Постой, Рында! – раздался голос Амбала, и он резко обернулся. – Чего-то ты важный стал... Не здороваешься, не подходишь, – губы Амбала нервно кривились Он считался чумовым, потому многие парни, даже сильнее его, боялись с ним связываться.

Рында вдруг вспомнил, что когда Амбал трахал бабу или кого-то бил, он рычал по-звериному.

– Рожу воротишь, командира не узнаешь...

Он явно был не в себе – или бухой, или уколотый. Но водкой не пахло, а на игле он вроде не сидел.

– Ты здесь главного из себя корчишь? Дубину таркаешь...

Рында вдруг понял, что Амбал «на взводе» и с трудом сдерживается, чтобы не «замесить» его прямо сейчас.

– А против ножичка сможешь махаться?

Они были почти одного роста, но Амбал пошире в плечах и грудь, как бочка. К тому же в драке он не обращал внимания на кровь: ни на свою, ни на чужую. И сейчас от него пахло неудержимой ненавистью и кровью. Рында почувствовал страх и понял: как ни развернутся события, он проиграет.

– Что молчишь?

Амбал сунул руку в карман. Он всегда носил при себе пружинный нож и действовал им решительно и умело. Чтобы опередить его, надо немедленно ударить дубинкой по ключице, что, бы лопнула кость, потом въехать ногой в промежность и молотить, молотить куда ни попадя, пока он не превратится в утробно мычащий кусок окровавленного мяса.

Амбал неоднократно поступал так с людьми на глазах у Рынды, да и тому приходилось превращать противника в котлету. Он знал, как это делается, и умел это делать. Но сейчас стоял, словно парализованный.

– Ты почему выкуп за уход зажал?

Это было похоже на последний вопрос перед расправой.

Скрывая страх. Рында попробовал прикрыться доспехом своего нового положения:

– Когда уходят в бригаду, выкуп не платят. А я теперь у Баркаса.

Прозвучало несолидно и жалко, как оправдание.

– Кто тебе сказал такую херню? – рука в кармане шевельнулась. – Кто такой Баркас? Будь ты хоть у крейсера, а выкуп давай!

Рында молчал. Ноги были ватными, а тело большим и уязвимым. Доспехи оказались мнимыми.

– Раз ты стал таким богатым, назначаю тебе пятьсот штук. Срок – три дня.

Амбал медленно вынул руку из кармана. В ней ничего не было.

– Сейчас мы с друзьями отдохнем, развлечемся и я к тебе подойду. А ты думай, что мне сказать.

Остолбеневший Рында смотрел в широкую спину. Он вдруг обратил внимание, что руки Амбала почти достают до колена, как у обезьяны.

Как же так? В живом уличном мире существуют свои законы и порядки. Если член команды хочет уйти, он платит выкуп. Но переход на более высокий уровень однозначно освобождает от любых «отступных». Это правило все знают. И оно всегда соблюдается. Во всяком случае, никому не известно о его нарушении. А Амбал внаглую требует пол-лимона! И сумма несусветная – обычно речь идет о пятидесяти, редко – ста тысячах.

Но главное не это! Он умышленно нарушает правила, плюет на Баркаса... Без солидного прикрытия так себя не ведут... Но кто есть Амбал? Главарь уличной команды, не больше. Если бы у него было прикрытие, все бы об этом знали. По положению он ниже его. Рынды. А уж с Баркасом его и сравнивать нельзя – плевок какой-то, кусок дерьма!

Нет, ничего не понятно... Рында не привык размышлять и анализировать, у него даже голова разболелась. Сказывалось и пережитое напряжение. Хорошо, что никто не слышал, как вшивый Амбал разговаривал с контролером бригады Баркаса! Но скоро беседа возобновится...

Рында механически пошел вдоль киосков, стараясь не приближаться к веселящейся троице. Судя по выкрикам, они уже изрядно поддали и вплотную подступали к Ивановым девицам. Зазвенело разбитое стекло. Киоск?! Нет, бутылка... Все равно нарушение порядка, которое он должен пресечь... Ладно, сделаем вид, будто не заметил по старой дружбе...

Когда Амбал натешится, он подойдет за ответом. Вариантов два: склонить голову, согласиться на выкуп и признать его превосходство, либо послать на хер и получить пику в бок. Выбор небогатый, и Рында не знал, что делать.

Если бы они начали громить киоски, он бы позвонил диспетчеру и через пять минут поднятая по тревоге бригада неслась к «пятачку». Но здесь личная проблема, из-за нее тревоги не объявляют... И потом, кому нужен контролер, не способный решить свои проблемы?

Рында вспомнил про пистолет Баркаса.

Оружие помогает вмиг взять ситуацию под контроль. Упер «дуру» в живот этой обезьяне – она и отскочила... Да нет, Амбал такой дурной, что полезет на рожон. Что ж, тогда шевельнул пальцем – и все дела! Не нужно размахивать дубинкой, выбивать нож, драться. Дело сделано! Никто ничего не видел, а кто видел – не квакнет; быстро стер пальцы И спрятал игрушку.

Если и заподозрят менты – хрен чего докажут! Главное – стоять на своем: я не я, хата не моя... Когда был у них этот черт Лис, тот любого мог расколоть. Но сейчас его нет. Вы спросили, я ответил. До свиданья. Многие ребята так делают. И отпускают!

Амбал с Башкой уже побывали у Ивана за занавеской, теперь внутрь запустили Попугая. Занавеску, очевидно, откинули, потому что они заглядывали в витрину и оглушительно ржали.

Рында знал о проблемах Попугая и в другое время с удовольствием бы понаблюдал за ним. Но сейчас подходить к бывшим друзьям не хотелось, к тому же приближалась развязка, а он так и не решил, как себя вести.

На «пятачок» выскользнула из темноты еще одна фигура, в раскачивающейся походке было что-то знакомое. Рында двинулся навстречу. Баркас!

Тот был возбужден, зол, левый глаз заметно оплыл.

– Кто, шеф? – мужественно спросил Рында. – Пойдем, на куски падл порвем!

Затаенная, какая-то животная хитрость подсказала ему правильную линию поведения. Баркасу явно была необходима разрядка, а он сразу исключил себя из числа возможных объектов.

– Порядок, братуха, – Баркас обнял его за плечи, устремив, взгляд на закатывающихся в хохоте парней. – Омон «Сапфир» прошерстил. Забрали многих. Я легко отделался, выскочил. Тачку, суки, на штрафную стоянку поставили – пьяный, говорят... От Баркаса действительно сильно несло спиртным.

– А игрушка?

– Вот, – бригадир хлопнул по левому боку. – Я ее халдею на поднос положил, под салфетку. Он и унес. Потом вернулся, забрал.

Баркас, глубоко вздохнул, провел ладонью по лицу.

– А это что за обезьяны?

Тон его не предвещал ничего хорошего.

– Справа Амбал – мой бывший командир, – объяснил Рында. – Пришел, гад, выкуп требовать. Не знаю, говорит, никакого Баркаса и бригада мне по херу, мне даже крейсер должен выкуп платить.

– Крейсер? Интересно... Бригадир как будто протрезвел.

– А второй?

– Башка нормальный парень. Но он под Амбалом ходит.

– Разберемся...

Глаза у Баркаса чуть сузились, но когда он направился к цели, походка была совершенно трезвой и очень стремительной.

Рында наблюдал, с трудом сдерживая охватившее его ликование. Он думал, что бригадир вытащит пистолет и заставит веселящихся дружков напустить в штаны. Но вышло иначе...

– Здорово, братухи, – вежливо поздоровался он и приобнял Амбала за плечи, как только что обнимал Рынду. – Ты, меня знаешь?

Вопрос был адресован одному Амбалу, но кивнул за него Башка.

– Иди, что-то по секрету скажу... Амбал чуть повернулся.

Баркас резко боднул головой, раздался звук, напоминающий столкновение биллиардных шаров.

Амбал всплеснул руками, будто действительно услышал что-то из ряда вон выходящее и быстро засеменил спиной вперед, причем верхняя часть туловища опережала ноги и кренилась к земле.

Через пару секунд мощное тело с глухим ударом шлепнулось на асфальт. Рында подошел, пощупал на шее пульс. Жив. Сунув руку в правый карман

штанов, он вытащил пружинный нож с белой пластмассовой рукоятью. Сердце учащенно билось. Отвлекшись, он упустил дальнейшее развитие событий и только услышав металлический щелчок взведенного курка переключил внимание на превратившегося в соляной столб Башку, в живот которому упирался взведенный пистолет.

– Иди сюда, братуха, – будто через вату услышал он голос бригадира и послушно пошел, готовый к тому, что непредсказуемый Баркас пристрелит Башку прямо у Него на глазах.

– Замочить его или просто зубы выбить? – задушевно спросил совета бригадир.

– Не надо, Иваныч, он нормальный парень. Это тот выступал... Рында кивнул на бесчувственного Амбала.

– Раз нормальный, ладно... – благодушно сказал Баркас и убрал пистолет.

– Но если твой друг против правил прет, ты его обязан остановить. Или отколоться, пусть прет сам по себе. Иначе и тебе головы не сносить! Понял?

Башка кивнул. Пережитый ужас смертельной угрозы так исказил лицо, что узнать его было трудно.

– Хорошо понял?

Башка кивнул еще раз.

– Ну ас этим хреном что делать? – лениво размышлял вслух Баркас. – В землю закопать или в Дон бросить? Или просто пику в сердце загнать – и пусть лежит... Будто сам напоролся... Как считаешь, братуха?

– Не надо его мочить, – сказал Рында. Он не мог понять – то ли бригадир пугает Башку, то ли всерьез обсуждает способы убийства. Оба варианта были равновероятны.

– Очухается, сам все поймет...

– Ну раз братуха считает, – Баркас Махнул рукой: мол, так тому и быть. – А что они там делают, – как всегда мгновенно он переключился на происходящее в киоске Ивана. – Ай, бесстыдники – и занавесочку открыли... Ну дают!

На топчане Попугай возился с голой девчонкой. Обычно Проститутки не раздевались догола, для Попугая явно было сделано исключение, скорее всего за дополнительную плату. Видно, он твердо решил стать мужчиной и, похоже, ему это удавалось.

Вторая девчонка курила на улице, за открытой дверью, в темноте виднелся огонек сигареты. Пресыщенный сценами секса Иван обошел киоск и наблюдал за происходящим «разбором», но от комментариев воздерживался и вид сохранял сугубо нейтральный.

– Слушай, братуха, тебе уже харево до смерти надоело, – обратился к нему бригадир. – Хочешь, возьму в тотализатор кулачных боев?

Иван усмехнулся.

– Какой смысл? Навар один и тот же. Тут мне сладенькое перепадает, а там разве что морду набьют.

– Морду и здесь могут набить, – недовольно сказал Баркас, и Иван перестал улыбаться.

– И через сладость твою теперь уже не в диспансер, а прямо на кладбище попасть легко. Ты мне лучше вот что скажи...

Бригадир доверительно понизил голос и осмотрелся. Башка возился с приходящим в себя Амбалом, Рында хотел отойти, чтобы не мешать, но Баркас придержал его за локоть.

– Ты с чего больше имеешь: с торговли или с блядей?

Иван на секунду замешкался.

– Пожалуй, так на так выходит. Но тут же места мало... И только ночью... И солидный клиент не пойдет. А можно ого-го развернуться!

– Вот и молодец, братуха, правильно мыслишь. Разворачивайся. Помещение дадим, «крышу», «шестерок» не берешь, а сам руководи, да организовывай! Какой процент нам – договоримся. Подумай до завтра. Решишь – с хозяином сведу. Хватит тебе сутками в ларьке сидеть!

– Тань, ты скоро? – позвала девчонка с улицы.

– Откуда я знаю, – раздраженно отозвалась вторая изпод Попугая. – Он мне уже надоел! Может, подменишь?

– На сегодня хватит с меня. Еле на ногах стою...

– Я тоже свое отработала! Зови Ивана, пусть его снимает... Мы на сухостой не договаривались...

– Иди, Иван, разбирайся, – Баркас дружески хлопнул его по плечу. – И думай!

Иван стал обходить киоск, а бригадир наклонился к уху Рынды.

– Надо все время мозгами шевелить, дело расширять. Я тебе показал, как предложение делать. Самвел сам ширяется?

– Точно не знаю, я ведь первый день сегодня. Кажется, нет.

– Правильно. Иначе он бы нам не подошел. Переговори с ним. Пусть идет под нас на сбыт наркоты, лабораторию делает, розничных торговцев набирает... Чем шире дело, тем навар больше. И ему хорошо, и нам... А места в киосках освободятся – мы их продадим. Опять хорошо. Так деньги и делаются. Учись!

Хотя от бригадира по-прежнему разило спиртным, он производил впечатление совершенно трезвого.

– Глянь, как глаз? Синеет? У, падла! Это все он!

Подбежав к вставшему на колени Амбалу, Баркас ногой ударил его в бок. Внутри что-то екнуло и тот опять повалился на асфальт, на этот раз ничком.

– Крейсер, говоришь, сука... Он замахнулся на Башку, тот отскочил.

– Они всегда норовят сзади подкрасться, но меня хер возьмешь! Работай, братуха! Наши в обиду не дадут...

Очевидно, бригадир расслабился и пропитавший организм алкоголь снова взял верх. Перед Рындой стоял совсем другой человек.

– Пока! Я пойду Нинку отдеру...

Нетвердой, враскачку, походкой он направился к ларьку девушки и постучал в стекло.

Рында подумал, что Баркас является настоящим хозяином «пятачка» – киосков, находящихся в них товаров, продающих эти товары людей. И если он собрался оттрахать Нину, то сделает это. Ей просто некуда деваться, так как она – частица этого ночного мира и хочет или не хочет, но обязана жить по его законам. И все же ему не верилось, что светловолосая, девчонка так же легко, как Ивановы проститутки, Даст пьяному бригадиру.

Она вначале разговаривала через окошко, но Баркас чтото настойчиво и убедительно говорил и окошко открылось.

Башка снова поднял Амбала и поставил на колени. Тот стал громко блевать.

– Уводи его к ебаной матери! – приказал Рында.

Башка поспешно закивал и потащил командира с «пятачка». Возле своего киоска Иван урезонивал возмущенного Попугая.

– Девчонки не железные, сколько можно, им тоже отдыхать надо...

– Я же ей сто штук заплатил, у ребят занял и заплатил! И бумажник подарил...

– Она все отработала! Ты ее что, до утра собирался мучить? Мы так не договаривались! Давай завтра приходи! Пораньше. Если с одной не получится, я их тебе в две смены организую!

Без поддержки приятелей Попугай «качать права» не стал, тем более, что дальновидный Иван рассказал, как Баркас обошелся с Амбалом.

И Рында, постучав дубинкой по железу киоска, строго сказал:

– Кончай базар! Лавочка закрыта!

Подтянув штаны, Попугай покинул место своего чуть не состоявшегося триумфа. Но твердо, решил на следующий день завершить начатое. Для этого надо было вытащить из кармана беспомощного Амбала оставшиеся деньги, да так, чтобы не заметил Башка. Задача вполне выполнимая. Попугай вприпрыжку бросился догонять товарищей.

Развлекавшие ночных торговцев представления подходили к концу. Оставалось последнее действие. Все исподволь наблюдали за Нинкиным киоском. Баркас был ухе внутри и о чем-то говорил с девушкой.

Рында подошел к Семену взять шаурмы.

– Холодная, – предупредил тот, а когда контролер кивнул, спросил: – Как думаешь, отдерет он ее?

– Оно тебе надо? Чего нос суешь не в свое дело!

Рында сам удивился внезапному приливу злобы. Семен нормальный парень и вроде ничем его не обидел.

В отличие от других зрителей он имел преимущество: мог перемещаться по «пятачку», обходить киоски со всех сторон. Давясь холодной шаурмой, он прошел мимо объекта общего наблюдения, косанул краем глаза.

Баркас протягивал Нине стакан с розовой жидкостью, скорей всего ликером, она отказывалась. Помещение киоска было маленьким, два человека там едва размещались. Ни топчана, ни занавески, все на виду, как в аквариуме.

«Голый вассер, – подумал он. – Ничего у него не выйдет».

Неизвестно почему настроение улучшилось и шаурма стала вкуснее.

Рында подошел к Мишке, взял пару банок пива, потом вернулся к Семену и заказал еще шаурмы.

– Ничего ему не светит, – сказал он и ткнул пальцем за спину.

Семен испуганно кивнул. Хрен знает, что у них за расклады. Нет ничего хуже, чем лезть в дела бригады.

Перекусив и выпив пива, Рында отошел в кусты прилегающего к «пятачку» парка и помочился. Сюда бегали все торгующие, некоторые, правда, хитрили: отдирали доску в полу и дули туда, но тогда в павильоне рано или поздно начинало вонять мочой.

Когда он вернулся, на «пятачке» что-то изменилось. Почти все окошки закрыты, во многих продавцы пристроились для короткого предутреннего сна.

Значит, представление окончено? Он повернулся в нужном направлении. В киоске Нины свет не горел. Ясно: Баркас, наконец, ушел, а она устроилась подремать...

Но свет не выключают и во время сна: теряется смысл ночной торговли – к темному ларьку поздний покупатель не подойдет.

Рында пригнулся и, бесшумно ступая, подкрался к спящему киоску. Металл боковой стенки захолодил ухо. Тихо? Но тут же он понял, что там внутри идет своя жизнь. Чуть слышно потренькивал ящик с бутылками, и в этом звуке угадывался смутно знакомый ритм.

Осторожно приподнявшись, он заглянул внутрь и чуть не отпрянул: прямо перед ним лежала на прилавке светлая голова и двигалась взад-вперед в такт дребезжанию бутылок. Теперь было слышно и тяжелое прерывистое дыхание Баркаса в глубине киоска. Девушка никаких звуков не издавала, словно мертвая.

Рында отполз в сторону, встал и отбежал в темноту. Ему хотелось кого-то избить. Баркас был его шефом, он взял его в бригаду, сегодня спас его от Амбала. И все равно Рында испытывал к нему острую неприязнь.