"Страх" - читать интересную книгу автора (Константинов Владимир)

Глава девятая: Иванов. Допрос Зяблицкого.

Едва успел появиться на работе, как зазвонил телефон. Снял трубку.

— Алло, слушаю!

— Доброе утро, Сергей Иванович! — услышал голос Димы Беркутова. — Спешу доложить, что клеент подготовлен и жаждет встречи с вами.

— Какой клиент? — не понял я.

— Очень симпатичный. Маленький, плюгавенький Гена Зяблицкий со смешной кликухой Тушканчик. Его тут «киллеры» одолели и он очень надеется на нашу защиту.

— Какие «киллеры»? — вновь не врубился я.

— Послушайте, а я точно говорю с начальником следственного управления областной прокуратуры государственным советником юстиции 3 класса Ивановым Сергеем Ивановичем?

— Нет, это его внучатый племянник.

— Я так и думал. — Послышался тяжелый вздох. — Да, с родственниками Сергею Ивановичу явно не повезло. В таком случае треба объяснить. «Киллеров» отбирал я лично из оперсостава уголовного розыска Заельцовского РУВД.

— Теперь понятно. А где он?

— В дежурке дожидается. От общения с ним я уже малость шизанулся. Определенно. Он тут мне такого порассказал, что у меня до сих пор чубчик торчком.

— В таком случае, вези, бум разговаривать.

Едва оказавшись в моем кабинете, Беркутов воскликнул:

— Боже, как же вы похожи на своего знаменитого дядю! Ну прямо, как две капли воды! Бывает же такое сходство! Как его драгоценное здоровье? Все так же полон молодого задора, энергии и оптимизма, граничащего с детской непосредственностью? Все также с переменным успехом воюет с мафией? Передавайте ему и его молодой жене Светлане Анатольевне большущий привет! Скажите, что Дима Беркутов приказал кланяться!

Судя по его цветущему виду, Беркутов был очень доволен своей вступительной «речью», считал, что здорово меня ущучил. С этими парнями: Димой Беркутовым и Андрюшой Говоровым всегда надо держать ухо востро, иначе могут оконфузить при всем честном народе. Ага.

Я нарисовал на лице недоумение. С сомнением спросил:

— Это вы недавно звонили мне по телефону?

— Я, — кивнул Дима, самодовольно ухмыляясь. Молодо-зелено! Я бы на его месте не был столь самонадеян и на стал так торопиться с ответом. Своим опрометчивым «Я», он сам захлопнул капкан, мною поставленный, Я бы на его месте сказал примерно следующее: «Нет, то был мой троюродный брат». Вот тогда бы он усложнил мне задачу. А так.

— Странно, — пожал я плечами. — А по телефону вы произвели на меня самое благоприятное впечатление, показались мне достаточно толковым, я бы даже сказал, умным парнем. Воистину говорят, что лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.

Самодовольство на его лице приказало долго жить. Пропустив ответный удар он пребывал в легком нокдауне. Не найдя достояйного ответа, Беркутов рассмеялся и сказал:

— Разрешите, Сергей Иванович, вам представить Геннадия Ивановича Зяблицкого.

Из-за спины Беркутова показался маленький, плюгавенький, как точно тот охарактеризовал его, мужчина лет сорока с хвостиком. Круглая аккуратная головка и черные маленькие и любопытные глазки и впрямь делали его похожими на тушканчика.

— Здравствуйте! — поклонился он. — Зяблицкий Геннадий Иванович. Очень рад!

Я вышел из-за стола, пожал Зяблицокому руку.

— Здравствуйте, Геннадий Иванович! Я думаяю, мне представляться не нужно. Это уже сделал наш общий знакомый, юморист-затейник Дмитрий Константинович.

— Хи-хи-хи! — меленько, подхалимски захихикал Тушканчик.

— Очень смешно, — проворчал Беркутов с хмурым видом.

Заблицкий стрельнул на него глазками, оборвал смех, сконфузился.

— Извините!

— Геннадий Иванович, Дмитрий Константинович сказал по телефону, что вы хотели что-то мне сообщить. Это так?

— Сущая правда, Сергей Иванович! — с готовностью подтвердил Зяблицкий и закивал головкой «тушканчика». — Считаю, так сказать, своим долгом!

Да, видно, злорово, напугали его «киллеры» Беркутова, если он вспомнил о долге.

— Очень хорошо. Какие отношения были у вас со Степаненко Федором Степановичем?

— Самые дружеские, Сергей Иванович. Абсолютно. Федор Степанович поддерживал меня в трудные минуты жизни. За что я ему по сей день благодарен.

— Это он назначил вас на должность директора ночного клуба?

— Он. Как же иначе с моим, извиняюсь, прошлым я смог бы занять такую должность.

— Понятно. При каких обстоятельствах он показал вам видеокассету?

— Простите, не понял?

— Когда и как это произошло?

— Где-то около месяца назад Буб…, извините, Федор Степанович пришел в клуб сильно под этим самым, сильно под мухой. Да. Был чем-то очень раздосадован, матерился и все такое.

— Он что-то говорил?

— Много чего.

— Постарайтесь вспомнить — что именно? Это может быть очень важно.

— Да-да, я конечно, — вновь закивал Зяблицкий. На какое-то время задумался, вспоминая. затем, продолжил: — Говорил буквально следующее: «Эти суки…» Я извинясь. «Эти суки, там наверху, предали и продали Россию, считают, что с ней уже покончено. А вот этого не видели?!» Тут Степаненко сделал неприличный жест и страшно заматерился. Я пробовал его как-то успокоить, урезонить, но он ни в какую. «Эти козлы считают, что они уже скрутили нас всех в бараний рог, поставили на колени и мы будем на них безропотно ишачить. Как бы не так! Много таких шустрых было. Русский народ это не какая-нибудь шушера-мушера, какой-нибудь сброд, согнанный со всего света, вроде американцев, он ещё им покажет кузькину мать!» А потом взял меня под руку и сказал: «Пойдем». Пришли ко мне в кабинет. Он включил видеомагнитофон, вставил кассету и говорит: «Смотри, что с нашей бедной Матушкой-Россией хотят сделать!»

Тушканчик замолчал, боязливо посматривая по сторонам и ежась, будто от озноба. По всему, ему до сих пор страшно вспоминать о том, что увидел.

— И что же вы там такого увидели, Геннадий Иванович? — спросил я бодро, жизнерадостно улыбаясь, пытаясь тем самым подбодрить Зяблицкого.

— Лучше бы я этого, Сергей Иванович, не видел, — печально вздохнул он.

— И все же?

— Видел беседу двух олигархов Сосновского и Лебедева.

— Вы точно помните, что это были именно они?

— Абсолютно.

— А откуда вы их знаете?

— Кто ж их не знает, Сергей Иванович?! Вы уж совсем меня за какого-то недалекого, я изиняюсь, держите, — обиделся Тушканчик.

— Вы зря обижаетесь, Геннадий Иванович. Похоже, что на новой должности вы совсем забыли правила поведения на допросе. Вас совсем не должно волновать — почему задан тот или иной вопрос, что он преследовал, полный идиот следователь или только прикидывается…

— Скажите тоже, — смущенно проговорил Тушканчик.

— Я позволю себе продолжить. Разрешите?

— Конечно-конечно. Извините!

— Так вот. Вопрос задан и вы должны четко на него отвечать. Понятно?

— Понятно.

— Повторяю вопрос. Откуда вы знаете этих олигархов.

— Сосновского я ещё в колонии неоднократно видел по телевизору. Знаю, что одно время он даже входил в правительство. А Лебедев особенно отличился в последнее время, стал, можно сказать, героем мировой прессы.

— А вы внимательно и регулярно следите за мировой прессой?

— Н-нет, — смутился Тушканчик. — Слышал по телевизору.

— И чем же этот, с позволения сказать, олигарх отличился?

— А вы разве не знаете?! — вновь очень удивился Зяблицкий, здорово рассмешив тем самым Беркутова.

— Ну ты, блин, даешь! — проговорил он. — Ты что такой тормозной, Тушканчик?! Похоже, что ты с детства сильно ушибленный.

— А вас, подполковник, я бы попросил помолчать, — сказал я «строго». — Кто тут ушибленный, это ещё надо разобраться. Слушая вас, я все больше склоняюсь к версии, что это все-таки не Геннадий Иванович.

— Самокритика — всегда была одним из ваших самых сильных качеств, Сергей Иванович, — ухмыльнулся Беркутов.

— Побойтесь Бога, Дмитрий Константинович! — укоризненно покачал я головой. — Я был о вас лучшего мнения. Прием «перевода стрелок» сейчас используют в разговоре лишь дебилы, да ещё возможно аборигены острова Занзибар, но никак не современные джентльмены, к тому же претендующие на звание весельчака и острослова.

— Молчу, молчу, — сдался Дмитрий.

Разобравшись с Беркутовым, я обратился к Зяблицкому:

— И все же, чем отличился олигарх Лебедев, Геннадий Иванович?

— В его офисе произвели обыск федерали, а самого арестовывали, но потом выпустили.

— Федералы — это кто?

— Генеральная прокуратура, ФСБ и прочие.

— Понятно. Следовательно, можно записать, что собеседники, которых вы видели при просмотре видеокассеты, вам хорошо знакомы, так как вы неоднократно видели их по телевизору. Это известные бизнесмены и политики Сосновский Виктор Ильич и Лебедев Сергей Георгиевич. Так?

— Да. Так.

— Очень хорошо. А теперь, Геннадий Иванович, самым подробнейшим образом расскажите, что вы видели по телевизору.

— Да я уж почти ничего не помню, — заюлил взглядом Зяблицкий.

— Нет, вы, Сергей Иванович, посмотрите на этого феномена! — вновь завозникал Беркутов. — На его левый глаз. Это ж не глаз, а самоучитель для глухонемых.

Действительно, левый глаз Тушканчика явственно косил. Между тем, Дмитрий продолжал возмущаться:

— Вот, блин, обмылок, что вытворяет! Гена, не буди во мне зверя, сейчас же расскажи дяде Сереже все, что рассказал мне. Иначе, я за последствия не ручаюсь. Я тебя, суслик ты гребанный, отвезу обратно и оставлю на съедение тех волкодавов, что торчат у тебя под окнами. Ты меня, Гена, знаешь, я это сделаю.

Пламенное выступление Димы Беркутова возымело действие. Зяблицкий совсем сник и потеряно пролепетал:

— Извините! Я готов выполнить свой патриотический долг. Возможно какие-то детали и нюансы я уже точно не помню. Встреча все же продолжалась около часа. Уж вы, Сергей Иванович, не обессудьте.

— Мы внимательно вас слушаем, Геннадий Иванович?

— Как я понял из их разговора, он состоялся задолго до выборов в Государственную Думу. Речь шла именно об этом — как провести в Думу свои партии, чтобы обеспечь там полный контроль. Говорил больше Сосновский. У него характерная речь — говорит быстро, но с повторами и частыми остановками. Так вот, Сосновский предложил с момента их встречи перейти в конфронтацию друг к другу.

— Для чего? — не понял я.

— Я ж говорил — чтобы обеспечить полный контроль в Думе. Как сказал Сосновский, чтобы она делала только то, что ей скажут.

— Да, но при чем тут конфронтация между олигархами?

— В то время, как я тоже понял из их беседы, была очень популярна партия или движение «Отечество», а Сосновский собирался лишь создавать свою партию «Русский медвель», но не был уверен, что за оставшееся до выборов время, сможет её по настоящему раскрутить. Поэтому предложил Лебедеву поддержать «Отечество» и всячески помочь ему и материально и информационно. А поскольку лидеры этого движения весьма негативно относились к Сосновскому, то и Лебедев должен выступить с резкой критикой в его адрес. Таким образом при любом раскладе достигалась главная цель — завоевание большинства в Думе.

— Ловко! — удивился Беркутов. — У этих олигархов «котелки», будь здоров, как варят!

— А каким образом Сосновский собирался привести в Думу новую партию? — спросил я.

— Они собирались раскрутить нового лидера, спасителя Отечества. По их мнению, у россиян было ещё свежо в памяти позорное поражение в первой Чеченской кампании. Взрывы в Буйнакске, Москве и других городах, вторжение в Дагестан, должны будут довести возмущение народа до точки кипения. И вот тогда на сцене должен был появиться новый герой — молодой, решительный, смелый и разделаться с обидчиками. Это должно было, по их мнению, принести новому избраннику невиданную популярность и любовь народа, а партии, которая будет создана специально под нового лидера, обеспечить победу на выборах. Так все произошло и на самом деле, — тяжело вздохнул Зяблицкий.

От услышанного у меня засосало под ложечкой, стало трудно дышать. Неужели же все так на самом деле серьезно?

— Геннадий Иванович, про взрывы домов вы ничего не путаете? — спросил я.

— Вы, Сергей Иванович, сказали, чтобы я, по возможности, более точно воспроизвел тот разговор. Вот я и воспроизвожу, — обиженно проговорил Зяблицкий. — Думаете мне это приятно? Мне гороздо было бы спокойнее, если бы я его вообще не слышал и ничего этого не видел.

— А почему они остановили свой выбор на Путине?

— Мне кажется совершенно случайно. Лебедев, сказал в шутку, что у него фамилия подходящая.

— При чем тут фамилия? Фамилия, как фамилия. Обыкновенная.

— Я сейчас постараюсь в точности вспомнить слова Лебедева. — Зяблицкий на мгновение задумался. — Он сказал: «В начале века в России был Рас-Путин, так пусть в конце будет Путин два. Это весьма символично».

— А ведь верно! — удивленно воскликнул Беркутов. — Я как-то об этом не задумывался.

— Продолжайте.

— Дальше, после выборов в Думу, если они обеспечат там большинство, то Ельцин должен будет подать в оставку и состояться новые выборы. В успехе своего ставленника они не сомневались. Все это мы видели по телевизору.

— И что же они собираются делать дальше? — спросил я.

— Насколько я понял, они хотят изменить территориальное деление страны, разбить её на семь или восемь округов, где посадить своих ставленников, которые бы на месте осуществляли контроль над ситуацией.

Это мы уже проходили. Сосновский и кампания уже делали попытки расчленения страны на округа, опираясь на криминалитет. Теперь они избрали более легкий путь — сделали ставку на продажных политиков. Дела!

— Что же ещё входит в их планы, Геннадий Иванович?

— Как я понял — в среде олигархов имеются существенные противоречия. У Сосновского и Лебедева на тот момент была серьезная оппозиция. Поэтому с помощью нового президента они собирались разделаться с ней, а предприятия и кампании этих олигархов прибрать к рукам. Как пошутил Сосновский по этому поводу, сказав: «Государство — это мы!»

— И он недалек от истины, — печально подытожил я.

— Я полностью с вами согласен, Сергей Иванович, — поддержал меня Зяблицкий. — Чтобы как-то скрыть эти свои планы, они договорились, что наступление на олигархов начнется либо с Сосновского, либо с Лебедева. Но это так — по нарошке, А уж потом возьмутся за остальных, но уже по настоящему.

— Нет, вы что-нибудь во всем этом понимаете, Сергей Иванович?! — не выдержал Беркутов. — Как же так?! Как до такого допустили?! Ведь это же заговор против всех и вся?!

Мне и самому было невмоготу. Такая накатила тоска зеленая, так прихватило сердце, что хотелось волком выть от бессилия и безысходности. Выходит, что вся моя жизнь — псу под хвост?! Да-а, дела-а! Дела, как сажа бела. Ага.

— А что будет с Чечней? Они что-нибудь на этот счет планировали?

— Да. Они собираются там в руководство республакой назначить своих людей из числа боевиков. Но тогда они ещё не решили на ком конкретно остановить свой выбор.

— О чем ещё они говорили?

— Они собирались после выборов президента взяться за создание оппозиционной партии. Чтобы было, как на Западе, — две основные партии и обе под их контролем.

Допрос Зяблицкого я закончил лишь к концу рабочего дня и до того он меня вымотал, что мне едва-едва хватило сил дотащиться до дому. Взглянув на меня, Светлана встревоженно спросила:

— Что случилось, Сережа?!

— А-а-а! Не спрашивай! — махнул рукой, прошел в спальню и не радеваясь лег на кровать. Мне не хотелось нагружать Светлану проблемами, обрушившимися на меня. Через месяц-полтора она станет матерью. Ни к чему ей это. А я уже буду трижды папа. Правда, все дети у меня от разных жен. Но так уж получилось. В мои сорок три, пожалуй, это уже поздновато. Но не в этом дело. Мне, вдруг, страшно стало за будущего ребенка. Сосновские, лебедевы, ельцины, и прочие отморозки отняли у него будущее. Господи! Есть ли где ещё на свете правда и справедливость?! Или их давно отдали в заклан, обменяли на хрустящие тугрики, растреляли в Дагестане и Чечне эти фарисеи, эти оборотни? Похоже, что так и есть. Куда же мы все катимся, господа хорошие?! Неужели же так трудно понять, что на лжи и лицемерии мир долго не продержится. Нет, не продержится. Все мы, господа, катимся к одному концу. И это не версия, это аксиома. Вот Говоров говорит — Создатель. Где же он, его Создатель? Неужели же не видит, что балом давно правит сатана? Или это тоже предопределено стратегическими планами Создателя? В таком случае я не понимаю такой стратегии. Почему обязательно нужно доводить ситуацию до абсурда, позволять бесчинствовать и издеваться над порядочными людьми сатане и его приспешникам?! И почему в этих планах моя бедная Россия должна вновь выполнять роль козла отпущения? За что?! Разве она не спасла мир от татаро-монгольских орд, от коричневой чумы? Разве не она приняла на себя испытание марксизмом и революцией? За что же вновь подвергать её столь тяжкому испытанию?! Да и вообще, как я могу верить в тебя, Создатель, после того, что сегодня услышал?

В спальню вошла Светлана, спросила:

— Сережа, ты будешь ужинать?

— Нет, Свет, не хочу, — ответил. И это было правдой. Я был, если можно так выразиться, пустой. Во мне не было никаких желаний. Не хотелось ни есть, ни пить, ни даже, что интересно, спать. Может быть напиться? Нет, и этого мне тоже не хотелось. Полный мрак, если Иванов даже от этого отказывается.

Светлана присела на кровать и пытливо глядя на меня, спросила:

— Так что же все-таки случилось? Что-то на работе?

— Это для меня слишком мелко. Если я за что и берусь, то начинаю сразу с мировых проблем, — попробовал я отшутиться.

Но не тут-то было. Он сразу же пресекла все мои попытки открутиться:

— Что же произошло?

— Ты знаешь, Света, как-то в юности я прочел стихотворение Новеллы Матвеевой о том, как юный пожарник хочет совершить подвиг, но в городе, как на зло, ничего не горит. Оно заканчивалось строчками, запомнившимися мне на всю жизнь: «А между тем горело очень многое, но этого никто не замечал». А сейчас не просто горит, а полыхает, и не многое, а все. Но мы по-прежнему пребываем в полнейшей беспечности и делаем вид, что ничего не происходит.

— Я так и думала, — серьезно сказала она. — Случилось что-то очень страшное.