"Страх" - читать интересную книгу автора (Константинов Владимир)Глава первая. Разговор с Варданяном.А ночью… Никакого покоя от этого, ага, не стало. Ночью Виктор Ильич проснулся от музыки. Будто кто на этой… Как ее?… На скрипке. Будто кто на скрипке. И мелодия такая… печальная. За душу, ага. Будто хоронили кого. Жутко! Сердце того, заледенело, ага. А за окном ветер. Когда все кончится?! Открыл глаза. А в углу этот. В кресле этот сидит. Зрачками красными… Зрачками сверкает. И Сосновский понял, что теперь уже не того. Не уснуть теперь ничего. Устал! Так жалко себя… Жалко себя стало. Таким несчастным и жалким себя… Почувствовал себя. И он заплакал. Этот встал, подошел, сел к Сосновскому на кровать, проговорил своим скрипучим… голосом проговорил: — Экий ты, Витя, право, размазня! Такие дела делаешь, а ведешь себя как последний сукин сын — смотреть неприятно. — Скажите — зачем вы ко мне?!… Привязались зачем?! Мучите зачем?! Что я вам? Сделал что? Оставьте вы меня… Пожалуйста, а?! И Виктор Ильич понял, что это уже не этот… Это уже не сон. Там мысли плавно. И слова им того… Соответствовали им. А тут… Тут мысли впереди… Бежали впереди. А слова не поспевали, запинались, ага. Этот снисходительно… Рассмеялся снисходительно. И голосом, каким с детьми, говорят с детьми: — Нет, Витя, не для того я с тобой столько возился, чтобы вот так вот — взять и оставить. Да ты успокойся. Я не вижу причин для паники. Все идет отлично. Я тобой очень доволен. Твоя идея со взрывами домов и нападением на Дагестан просто великолепна. Порадовал ты меня. Очень порадовал. Откровенно скажу — не ожидал я от тебя подобной прыти. Такое мог придумать лишь большой злодей. Этим ты и нынешнего презедента крепко связал. Можно сказать — спеленал, как младенца. Молодец! И с Лебедевым вы придумали все очень хитро. Ты начинаешь оправдывать мои надежды. Теперь вижу — ты способен вершить великие мерзости. — Ну, зачем вы того? — продолжал хныкать Сосновский. — Зачем вы так?… Я ведь хочу… Как лучше хочу. — А-а, брось ты это! — пренебрежительно махнул рукой Этот. — Не надо этих сантиментов. Они тебе не к лицу. Я тебя насквозь вижу и прекрасно знаю чего ты хочешь. Ты все делаешь правильно. — Трудно мне. Страшно, — пожаловался Виктор Ильич. — Все время как в этом… Как его?… Окопе. Все время, как в окопе. Устал. — Страх — нормальное чувство. Не боятся только идиоты, так как не ощущают опасности. — Теперь вот с этой… С видеокассетой этой… Вы бы помогли. — Я и рад бы, но не могу. Мне это запрещено. Мое дело душа. Я её ты мне давно продал. Слушайся её. Она поможет. Ну, будь здоров злодей! — Этот встал, потянулся. Спохватился: — Да, чуть не забыл. Ты поосторожнее со своими откровениями. Не к чему они. — Это вы о чем? Не пойму — о чем? — Твое высказывание на конференции о полутора тысячах погибших. Это лишнее. Люди и так тебя ненавидят. — А зачем они?… Не люблю их. Пусть знают. — Ну и дурак. — Как сказал… Кто-то сказал… В Риме сказал: «Пусть ненавидят, лишь бы боялись. — Я не об этом. Не нужно самому подогревать и ещё больше разжигать эту ненависть. — Не сдержался… Болел. Желчь, ага… Не сдержался, — вынужден был признаться в своей неправоте Сосновский. — Я понимаю, — кивнул головой Этот. — Но надо, Витя, учиться сдерживаться в любых остоятельствах. Ну, прощай, негодяй! И этот исчез. Только-что тут… И нет уже тут. Странно. Неужто он правда… Был. Правда? Странно. Неужто он есть? На самом деле есть? Виктор Ильич огляделся. В окно уж заглядывал этот… Как его? Рассвет. Рассвет заглядывал. Робко, ага. Но это пока. Сначала всегда того. Он, когда автомобилями начинал… Торговать начинал. Тоже был робок, ага. А теперь вон они все где… У него все где. Сосновский потряс в воздухе крепко сжатым кулаком. Удивительно, но разговор с дьяволом не оставил в его душе чувства страха и безысходности, как прежде. Нет. Наоборот, вселил ещё большую уверенность в своих действиях. Он встал, подошел к окну. За ним была непогода. Неистовал ветер. Волновалось море. Высокие волны, сшибаясь друг с дружкою, выкатывали на берег белую шипящую пену. Со смешанным чувством робости и восхищения смотрел Виктор Ильич на разгулявшуюся стихию. Какая эта… Мощь какая! Сила! Что рядом с нею… человек? Что? А ничего. Смоет, как эту… Как щепку смоет, И все. Надо быть очень, чтобы… Чтобы стихией толпы управлять. Направлять её в нужное… Он может. Доказал, ага. Но этот прав — нельзя поддаваться этим… Как их? Эмоциям. Нельзя поддаваться эмоциям. Нельзя. Это от призрения. Жалкие они… Люди жалкие. Все всего хотят. А не могут. Потому и того… Потому завидуют и все такое. Завидуют, что он… Что он может. Сказал, что новую партию. Сделал. И президента этого сам, можно сказать. Вот теперь где у него все. Не уважал он людей. А за что их, извините? Дураки! Он им лапшу, а они верят. Какие эти… Доверчивые какие. И теперь. Они с Лебедевым придумали эту… Оппозицию придумали. А они верят. Это ещё давно… Они с Лебедевым. Еще до выборов, ага. Чтобы никто из-под этого… Из-под контроля. А то мало ли что. Придут какие-нибудь и начнут права… Вот они и придумали. А эти поверили. И политики поверили. Дураки! Они ещё не раз эту их, доверчивость их. Но кто-то снял их встречу с Лебедевым. Еще тогда снял. Если эта кассета дойдет до Потаева или ещё кого, то могут непрятности. Крупные, ага. Но Варданян доложил — нашли эту… Скоро он, Сосновский, сам ее… Увидит её. А море-то?! Вчера какое… Спокойное какое. А сегодня? Может быть, это знак какой?… Голова что-то. Надо пойти таблетки и все такое. Варданян приехал в одиннадцать часов. Уже по одному его несколько виноватому, пришибленному виду, Виктор Ильич понял, что вчера его шеф безопасности не все ему рассказал. Насторожился. Чего это он, как в воду… Как в воду опущенный? Что за этим… кроется, что? — Ты что это, Алик Иванович, такой?… Хмурый такой? — спросил Сосновский, пожимая руку Варданяну и пытливо заглядывая ему в глаза. — Не выспался что ли? — Есть малость, Виктор Ильич, — ответил тот, стараясь не встречаться с шефом взглядом. Генерал уже не раз пожалел, что поступил на службу к Сосновскому. За деньгами, идиот, погнался, старость хотел обеспечить. Теперь бы и рад, как говориться, в рай, да грехи не пускают. Вот именно. Здесь он такое узнал, что проблема дожить до этой самой старости становится все более проблематичной. Хотя бы взять эту кассету. За неё уже столько голов с плеч слетело, а сколько ещё слетит. Вот именно. Но самое главное — то, что он привез, лишь копия. А где, у кого подлинник — никто не знает. Узнав от специалистов об этом, Варданян поначалу хотел скрыть этот факт, но, поразмыслив, пришел к выводу, что может быть ещё хуже. От этого хитрого лиса Сосновского ничего скрыть не возможно. Будет только хуже. Но и правда того не обрадует. Нет. Вызовет неудовольствие. Может и отстранить. А это значит… Нет, нет, только не это. Этого нельзя допустить. Никак нельзя. — Где эта?… Кассета где? Привез? — Одну минтуку, Виктор Ильич. — Варданян раскрыл дипломат, достал видеокассету, протянул Сосновскому. — Вот, пожалуйста! — Зачем она… Мне — зачем? Ты давай того… Включай давай. — Виктор Ильич указал на видеомагнитофон. Сосновский смотрел кассету молча. Его лицо все более мрачнело. После просмотра сказал возмущенно: — Вот ведь какие… Подонки какие! Но почему у воровского… Как его? Авторитета. Почему у воровского авторитета? Как? — Выходит, что случайно, Виктор Ильич. — Как так? Почему? — Вы ведь помните — в октябре прошлого года нам поступила информация, что на конференции журналистов независимых СМИ кто-то передал журналисту из Владивостока Вахрушеву видеокассету с записью вашей встречи с Лебедевым. Информация была сырой, ничем не подтвержденной… — Это конечно, ага… Ну и что? — нетерпеливо перебил Варданяна Сосновский. — Мы установили за этим журналистом наружку. — Наружка — это что? — Наружное наблюдение. — А, ну да… Это конечно. Продолжай. — По возвращении во Владивосток Вахрушев на пару дней заехал в Новосибирск к своему школьному другу Геннадию Устинову. Там его мои парни и взяли. Вахрушев подтвердил, что действительно на конференции ему какой-то незнакомый парень передал эту самую видеокассету… — Как так — передал?! — очень удивился Сосновский. — Бесплатно того что-ли? — Он вчерне знал уже о событиях из докладов Варданяна, но никогда не вникал в подробности, полностью полагаясь на специалистов, какими были несомненно Варданян и его люди. — Так утверждал Вахрушев. — Утверждал?… А, ну да… Так вы его того? — Дал дуба под пытками, Виктор Ильич. Слишком хлипким окзался. Больное сердце. Кто же мог знать. — Дал чего? — брезгливо поморщился Сосновский. — Извините, Виктор Ильич! — запоздало среагировал Варданян. Он прекрасно знал, что шеф терпеть не может подобных выражений, но постоянно попадал впросак. — Умер. Не выдержало больное сердце. — Ага, ага. Ты ладно давай того… Продолжай давай. — Так вот, тот журналист сказал, что кассету у него якобы украли из гостиничного номера. — И вы что же? Как же? — Мои люди этому не поверили, но на всякий случай обшмона… Извините, На всякий случай обыскали его номер, но кассеты не нашли. — А его друг этот… Как его? Он как? Знал? — Мои парни так поначалу и решили, что кассету он передал Устинову. Тот подтвердил, что видел кассету у Вахрушева и даже смотрел запись, но клялся и божился, что тот её ему не передавал. — И что же с этим?… С Устиновым этим? — Мои люди инсценировали несчастный случай на железной дороге. Не оставлять же такого свидетеля. — Это конечно да, — согласился Сосновский. — Стало быть этот… Журналист этот. Не врал он стало быть? — Да, — кивнул журналист. — Недавно мы установили, что кража действительно имела место. Совершил её квартирный вор Геннадий Дежнев по кличке Бумбараш. Среди прочих вещей Вахрушева он украл и видеокассету, а после её просмотра передал её руководителю преступной группировки Федору Степанепнко по кличке Бублик. — Прозвище какое… Смешное какое. И что же этот?… Бублик этот? Что? — Степаненко немного-немало решил разоблачить заговор и тем самым прославиться. — Заговор? Какой заговор?… Ах, это… Какой. Шустрый какой. Вор, а туда же, ага… И что же? И как же? — Говорит, что пробовал даже обращаться на местное телевидение. Но там оказались умнее. — К кому того… Конкретно к кому? — К директору Иванчуку. — И что же этот?… Почему не того? Ведь сенсация. Вы с ним беседовали? С директором этим? Беседовали? — Не успели, Виктор Ильич. — Обязательно надо. — Сделаем. — И что же дальше? Бублик этот… Что? — Он намеривался переправить кассету на Запад, чтобы оттуда разоблачить, так сказать. — Ишь какой! — удивился Сосновский. — Патриот какой!… А может быть успел? Копию успел? Виктор Ильич видел, как после этих его слов испуганно заметался по комнате взгляд Варданяна, и понял, что не все тут… Что-то шеф безопасности… Боится чего-то, ага. — С вероятной долей уверенности можно утверждать, что нет, не успел, Виктор Ильич, — ответил генерал. — А мне плевать. На долю твою плевать. Мне надо точно… Знать точно. — Я лично могу это гарантировать. — И гарантии мне твои, как этому… Зайцу. Как зайцу этот… Как стопсигнал. Мне нужна полная… Картина полная жизни этого… Бублика этого. Где был, с кем того… Что б ни того, ни чего. — Сделаем, — заверил Варданян. — Что у тебя еще? Есть чего? — Тут такой вопрос, Виктор Ильич, — замялся шеф безопасности. — Какой вопрос? Говори — какой? — Кассета эта… Это лишь копия, Виктор Ильич. От этой новости Сосновский даже подскочил, лицо его налилось красным. — Ты что такое?! Почему такое?! Откуда знаешь? — Я отдавал кассету специалистам. Все точно. Виктор Ильич выскочил из-за стола несколько раз взад-вперед пробежался по кабинету. Остановился около Варданяна и, вперив в него ненавидящий взгляд, спросил: — А где этот… Как его? — Подлинник, — подсказал генерал. — Ну да… Конечно. Где подлинник? Варданян неопределенно пожал плечами. — Этого мы пока не знаем. — А кто должен?! Знать должен? Папа этот?! Римский этот? Кто тут кто? — Я полагаю, что подлинник у того, кто передал копию Броневому. — А кто этот? Кто? Варданян вновь пожал плечами. Это здорово возмутило Сосновского. — Это ты почему плечами тут?! — закричал он. — Как барышня какая тут передо мной… Распожимался тут мне. Этак каждый может. Ты мне дело, ага… Что б конкретно. — Я убежден, что это кто-то из вашего ближайшего окружения, Виктор Ильич, — глухо проговорил Варданян, избегая встречаться взглядом с Сосновским. От этих слов тот весь прямо-таки взвился, затопал ногами, грохнул по столу кулаком, истошно закричал: — Как ты смеешь, дурак?!… Такое, дурак?… Говорить такое смеешь, дурак?! Как?! — Но только это так, Виктор Ильич, — упрямо проговорил Варданян. Лицо его побледнело, посуровело, резко обозначились скулы. Он прекрасно понимал, чем все это может для него кончиться. — Как?! Почему?! — Встреча эта проходила в вашем офисе, куда вход посторонним строго запрещен, в том числе и спецслужбам. — При чем тут эти, — проворчал Сосновский, немного остывая. — Вот они у меня где, службы эти где, — и он продемонстрировал маленький, но крепкий кулак. — Тем более, — кивнул Варданян. — Поэтому, без ваших людей здесь не обошлось. Факт. — Без наших, Алик Иванович, — поправил его Виктор Ильич. — Кто бы это… мог быть? Кто? — Думаю, что кто-то из ваших помощников, Виктор Ильич. — Дурак! Ты что такое, дурак! — снова начал заводиться Сосновский. — Мои помощники на сто раз, ага… Проверены на сто раз. Это кто-то из твоих… Ничего другого, как того… как шпионить за этим… за хозяином. Ничего другого не могут, ага. — Нет, это исключено, — убежденно проговорил Варданян. — А-а, — пренебрежительно махнул рукой Сосновский. — Каждый этот… Как его?! Птица такая? Кулик, вот. Каждый кулик свое болото… Вот именно. Ты же сам говорил, что кто-то из своих? Кто? — Возможно, кто-нибудь из вашей личной охраны? — высказал предположение шеф службы безопасности. — А ты с Васюковым того?… Говорил с Васюковым? Он ведь в твоем этом… В твоем подчинении. — Нет еще, Виктор Ильич. Я ведь с самолета сразу к вам. — Поговори. Не знаю, как вы там, но только мне этого сукиного сына того… живым или ага… И что б подлинник и копии все… До одной все. Иначе… Иначе самого тебя того… Самого доставят этим… родным и близким, — мрачно пошутил Сосновский. — Даю тебе… — он подвел глаза к потолку, что-то долго соображал, затем сказал: — Даю тебе три недели, ага. Как того… Понял как? — Попробуем, Виктор Ильич, — тяжко вздохнул Варданян. — Ты мне не того… Попробует он. Одна попробовала, ага, и этих… семерых родила. — Ну, мне это не грозит, — улыбнулся генерал. — Еще как, ага, — двусмысленно проговорил Сосновский. — Что у тебя еще? Есть ещё что? — Очень даже есть, Виктор Ильич, — самодовольно проговорил Варданян. И Сосновский понял, что его шеф службы безопасности оставил напоследок приятную новость. — Что там того?… Что у тебя там? Не тяни. — Вы помните подполковника ФСБ Кольцова Павла Ивановича, Виктор Ильич? И Сосновский понял, что Варданян недаром этого… Негодяя этого… Вспомнил этого. Недаром. Прошлым летом этот Кольцов, или как его, неожиданно, ага, оказался у Руслана Татиева… В горах оказался. И около месяца вел с ними эту… игру. Имено этот сорвал, ага, операцию, тщательно подготовленную им, Сосновским, операцию по ликвидации этого… абрека этого… Руслана этого. Как же ему, Сосновскому, его этого… Кольцова этого не помнить. — Как же мне его не того… Сколько он крови у меня того… попил, ага. А ты зачем о нем? Почему? — Вы ведь, Виктор Ильич, давали задание его найти? Помните? Сосновский все помнил. Все. Как он мог забыть этого, как? Никак не мог. Какой-то переиграл, ага… Его самого переиграл. Разве такое того… Разве забывается? Ведь по милости этого он, Сосновский, столького натерпелся, страха натерпелся. Нет, такое на забывается. А когда этот… Кольцов этот внезапно исчез, Виктор Ильич дал задание Варданяну найти, ага. Но все поиски не к чему… Тот как в воду, ага. — Ну и что? — Нашли мы его, Виктор Ильич! — радостно объявил Варданян. — Мои люди случайно на него на улице натолкнулись. — На какой ещё того… Улице какой? — раздраженно проговорил Сосновский. Он и сам не мог понять, что его возмутило в поведении начальника службы безопасности. Может, эта его… искренняя радость эта, которую сам не помнит когда. Может быть. — Так в Новосибирске на улице, Виктор Ильич, — недоуменно и несколько обиженно ответил Варданян. Он никак не мог понять причины раздражения шефа. И это его мучило. — А зачем он там? — Он там работает оперуполномоченным уголовного розыска. А фамилия его Беркутов. Подполковник Беркутов Дмитрий Константинович. — Что, простым этим?… Простым опером?! — очень удивился Сосновский. Он никак не мог того… Никак не мог согласиться, что его переиграл какой-то… опер какой-то. — Ну, не простым. Оперуполномоченным по особо важным делам областного управления милиции. Кстати тогда он работал в команде небезызвестного вам Иванова. — Вот как, ага! Так это он по его… Заданию по его к Татиеву? — Этого я не знаю. Но постараюсь уточнить. Что нам с ним делать, Виктор Ильич? — А что с ним… Обыкновенно. Его надо того… — Ликвидировать? — Ну зачем же, — недовольно поморщился Сосновский. — Зачем таких людей… Они мне самому ага… Пусть на меня поработает. — Но как же мы его завербуем? Он же псих. Такие не покупаются. — А зачем его… Он что тебе эта… Как ее? Кукла Барби? Он что тебе кукла Барби? Мы его по другому. Если хорошенько того… подумать хорошенько, то каждого можно ага… Заставить можно. — Так что же нам делать? — Доставить. Сюда доставить. А тут мы с ним поговорим о этой… Поговорим о любви и дружбе между этими, ага. — Сосновский весело подмигнул Варданяну. В умной голове олигарха уже начинал вызревать план, как заставить этого опера на него работать. Очень ему хотелось видеть этого среди своих слуг. Очень. — Понятно. Разрешите выполнять? — Давай, ага. Выполняй давай. Как доставите этого… Как его? — Беркутова, — подсказал Варданян. — Ага. Как доставите, сразу ко мне. — Хорошо, Виктор Ильич. Разрешите идти. — Ступай давай. Ступай. — Сосновский вяло махнул рукой в сторону двери. — Но помни того — у тебя всего три… недели всего три. — Я помню, Виктор Ильич, — ответил Варданян, пятясь к двери. — До свидания! Сосновский долго невидящим взглядом смотрел на дверь за которой скрылся Варданян. Дурак какой. Надо б его того… За менить надо… Но кем? Все кругом… Хорошо если бы этот согласился… Кольцов этот… Или как там его… Такой если согласится, то служит… Будь здоров как ага… Заодно и того… Заодно и поквитется… С этим, как его, поквитется… За все, ага. |
||
|