"Умельцы" - читать интересную книгу автора (Константинов Андрей, Новиков Александр)

Глава шестая. Партнеры

Купцов:

Димка ушел, а я остался в обществе господина Строгова. Какое-то время мы молчали. О чем думал Игорь Васильевич, я не знаю. А я думал о том, что наша телефонная проверка, похоже, не оправдала надежд. Скоро Димка вернется и подтвердит: пустые телефоны. Действительно — принадлежат любовнице.

А еще я думал о том, какие мотивы руководят Строговым? Что на самом деле произошло двадцать третьего апреля? Почему он так упорно отмазывает второго участника инцидента?

— Что вы молчите? — спросил вдруг Строгов.

— Говорить, вообще-то, нужно вам, Игорь Василич. Я надеюсь на вашу откровенность и рассчитываю, что беседа будет конструктивной.

Конструктивной беседы у нас не получилось. Строгов был скован, но упорно придерживался своей версии. Той, которую он уже излагал для милиции: да, незначительный повод для конфликта между ним и Тищенко был — тот самый злополучный «фольксваген». Да, в воскресенье, двадцать третьего апреля, они собирались встретиться в офисе и окончательно закрыть тему. Плевая тема-то… Но Тищенко — человек с уголовным прошлым и бывает… э-э… неадекватен. Поэтому пришлось пригласить на встречу знакомого решительного парня. Для, так сказать, моральной поддержки. Не более того. Вы понимаете?… Да, кивнул я, понимаю… Ну, вот! Видите! Кто же мог знать, что Тищенко, козел этакий, хранит в кабинете помповое ружье? И уж тем более: кто мог знать, что он попытается пустить его в ход? А Саша ружье отобрал… в процессе борьбы… в общем — страшная трагедия! Вы меня понимаете?

— Нет, — сказал я. — Я, Игорь Васильевич, вас положительно не понимаю.

— Почему же?

— Потому что вы лжете, Игорь Васильевич.

Строгов слегка ослабил узел галстука. Держался он в общем и целом спокойно. Внешне спокойно. Однако внутреннее его напряжение я ощущал. И знал, как добиться, чтобы оно повышалось и, возможно, достигло критической массы…

— Позвольте. Даже у прокуратуры ко мне претензий нет, — возразил Строгов.

— На самом-то деле они есть, Игорь Василич. Просто следователь прокуратуры обязан исходить из презумпции невиновности, выслушивать вашу ложь и — если не может доказать обратное — считать ее истиной. Я не скован этими нормами и берусь вам доказать, что вы лжете. Это не будет, скорее всего, доказательствами в юридическом понимании, но на житейском уровне — вполне… Ну, не хотите рассказать правду?

— Я уже все сказал, — твердо ответил Строгов.

Я понял, что с ним придется помучиться. Ладно, так даже интересней.

— Хорошо, Игорь Василич. Давайте начнем… с середины, с вашего знакомого «решительного парня». Он мне, признаться, очень интересен. Как — для начала — его зовут?

— Саша… Александр Трубников. Я уже давал показания.

— А я их не читал. Да и смысла никакого не вижу читать заведомую ложь. Кстати, почему Трубников? Потому, что вы торгуете трубами?

— Послушайте, — почти возмущенно сказал Строгов, — какая тут связь?

— Возможно, никакой… Просто мне так кажется: вы еще не отошли от шока или ляпнули то, что крутилось в голове. Трубы — Трубников. Но это пустое. Это так, к слову. Итак, решительного парня зовут Александр Трубников. Хорошо. А где, когда, при каких обстоятельствах произошло ваше знакомство?

— Послушайте, Леонид Николаич… Разговор у нас с вами какой-то — с души воротит. Выпить не желаете? — спросил Строгов. Почти с надеждой спросил.

— Нет, не желаю. Тем более что я за рулем, — ответил я.

— А-а-а, черт! Я ведь тоже теперь сам себе извозчик. Машину служебную у меня Брю… Виктор отобрал, передал какому-то козлу. Черт знает что!

Я ухмыльнулся.

— Козла зовут Дмитрий Петрухин, он только что вышел отсюда и в данный момент едет на вашей машине к Ольге Викторовне.

— Вот так?

— Именно так. Кстати, Петрухин — очень толковый опер… Но мы, однако, говорили о том, как вы познакомились с Сашей Трубниковым. Когда? Где?

— В баре «Трибунал»… недавно… в начале апреля.

— Не первого ли апреля?

— Нет, не первого, — ответил Строгов. — Я уже сказал: не помню.

— Жаль. Если бы вы познакомились именно первого апреля, это многое бы объяснило. Итак, бар «Трибунал». Заведение престижное, недешевое, тусовочное. Часто там бываете?

— Нет. Случайно заскочил кофейку попить.

— Ага… кофейку. А в какое время это было?

— Ближе к вечеру. Во всяком случае, во второй половине дня, ближе к вечеру…

— Трубников? Как вы познакомились с Трубниковым?

Ответить Игорь Васильевич не успел — зазвонил телефон — изящная игрушка фирмы «Nokia». Не знаю, кто оплачивает его счета, но разговаривать по сотовому две минуты, когда рядом стоит обычный телефонный аппарат, несколько неумно. Строгов, однако, говорил.

— Итак, расскажите, Игорь Василич, как вы познакомились с Трубниковым, — попросил я, когда Строгов закончил разговор. — Пожалуйста, в деталях.

— Н-ну… ну, извольте. Я сидел за столиком, пил кофе. Читал… Кажется, «Московский комсомолец». Он подошел, попросил разрешения присесть. Я, разумеется, разрешил. Потом завязался разговор… Вот так примерно.

— А о чем же вы говорили и как, собственно, завязался разговор?

— Послушайте, Леонид Николаич! Что, в конце-то концов, вы от меня хотите? — спросил Строгов уже явно раздраженно.

— Правды. А вы лжете… О чем же вы говорили?

— Черт знает что! — так же раздраженно произнес он. И с вызовом добавил:

— О футболе.

— Вы болельщик?

— Представьте себе — болельщик!

— Представляю. Я только не представляю, как же завязался ваш разговор. «Трибунал» — не пивнуха, где алкаши запросто подходят к столику… В «Трибунале», да еще днем, когда нет большого наплыва посетителей, обстановка несколько иная.

— А вы что же, — спросил Строгов с плохо скрытой иронией, — «Трибунал» часто посещаете?

— Бывал, — ответил я. — Кстати, сам тон, каким вы задали свой вопрос, говорит, что вряд ли вы стали бы заводить знакомство в баре с человеком не вашего круга.

— Не понял…

— Поняли, Игорь Василич, поняли… Вот вы сейчас меня скептическим взглядом окинули и все сразу поняли: пиджачок — секонд-хэнд, часы — «Полет», стрижка — за пятнадцать рублей в парикмахерской на углу. Все опрятно, чисто… но — не то, не то. И вот такой же голодранец, как выразился ваш водитель о Трубникове, вдруг подсаживается к вашему столику. Вам это не нужно, вам это неприятно, вас это раздражает. Какой же у. вас может сложиться разговор?

— Разговор может сложиться при общности интересов… Он, помнится, подошел и сказал, что только что по радио сообщили о победе «Зенита»… Я, естественно, тему поддержал.

Мне стало весело — увлекшись, Строгов не заметил, как сам себе организовал засаду.

— Согласен, Игорь Василич, согласен. Болельщики легко находят общий язык. В этой фанатичной среде социальные, возрастные и прочие грани легко стираются… А кто, кстати, играл в тот день?

— «Зенит».

— Это я понял. А с кем играл?

— Да какое это имеет значение, — начал было он, но недоговорил, умолк. Понял, что совершил ошибку. — Я не помню, — добавил после паузы.

— Странно для болельщика… А хоть счет-то помните?

— Представьте — забыл. После всех последних событий, после того, как меня десять суток продержали в тюрьме вместе с уголовниками… забыл!

Я улыбнулся ему дружески. Или почти дружески.

— Это не беда, Игорь Василич. Это все мы легко вспомним. Мы просто позвоним в «Зенит» и поинтересуемся календарем игр. И точно узнаем, когда, где и с кем играла ваша любимая команда в начале апреля. Таким образом, мы установим дату и даже время вашего знакомства с неким Сашей Трубниковым.

Строгов окончательно распустил узел галстука, спросил:

— Ну и что? Это все пустые, неконкретные рассуждения.

— Э-э, нет. Рассуждения были до того момента, пока вы не упомянули о победе «Зенита». А с этого вашего высказывания начались факты: место, дата, время. Их уже можно проверять. И уличать вас во лжи с фактами в руках… Вы, кстати, долго с этим Сашей просидели в «Трибунале»?

— Час-полтора… а что?

— А телефоном своим сотовым не пользовались? — спросил я, и именно в этот момент зазвонил телефон. Строгов раздраженно выключил его.

— Что вы спросили? — переспросил он.

— За те полтора-два часа, что вы просидели в баре, вы пользовались телефоном?

— А куда от него денешься? Бизнес есть бизнес… звонит не переставая.

— Отлично! Зная дату и время, я легко определю по вашему телефону, в каком месте вы находились…

— Каким образом? — опешил Строгов.

Я растолковал ему, что сотовая связь имеет свои особенности. Не вдаваясь в технические подробности (я их и сам не знаю), объяснил, что весь город покрыт антеннами для обеспечения прохождения сигнала. Высокочастотный сигнал — капризный, распространяется только по прямой и терпеть не может радиотени… Антенн над Питером — море. А «след» сигнала с конкретного телефона четко отпечатывается в памяти компьютера базового оператора и «привязан» в конкретным антеннам.

— Таким образом, дорогой мой Игорь Василия, — завершил я, — мы можем через компьютеры GSM отследить ваше местоположение. Разумеется, компьютер не даст ответ: "Строгов сидел в баре «Трибунал», но указать ваше место на карте города с более-менее высокой степенью точности мы сможем.

— Ну и что? Зачем вы мне все это говорите?

— А за тем, чтобы вы поняли: ваша ложь не самого высокого качества. Для прокурорского следака она вполне годится. Он-то действует в рамках УПК и вынужден верить вашим уловкам. Ну например, он уличит вас в том, что ваш телефон в данный день и час находился не в районе Сенатской площади, где вы якобы пили кофе с Трубниковым, а к примеру, в Озерках. Хлопнув себя по лбу, вы «вспомните», что в тот день отдали телефон жене, теще, соседу… Бедолага будет вынужден бегать, высунув язык, и доказывать, что это не так… А я не буду. Мне это не надо. Мне важно раскрыть дело фактически… И я приложу все усилия, чтобы это сделать. Вашу ложь — факт за фактом — я буду проверять неформально, дотошно и нудно. Зачем — спрашиваете вы — я все это вам говорю? Чтобы вы, Игорь Василич, поняли: я все равно докопаюсь до истины. Я узнаю, что же произошло в вашем офисе двадцать третьего апреля. И вот тогда…

Я сделал паузу. Я взял без спросу строговскую сигарету и прикурил от строговского «ронсона». Воздух в кабинете был душным и тягучим…

— И вот тогда… Слушай, Строгов, не дури — расскажи все сам.

Игорь Васильевич сглотнул и ответил не глядя на меня:

— Я уже все сказал.

— Что, решительного парня боишься?

Губы у заместителя генерального директора «Магистрали» затряслись… Пожалуй, не так уж неконструктивно прошла наша беседа.

Зазвонил «мой» телефон. Димка сообщил, что он уже возле дома Ольги Викторовны. Нужно, чтобы Игорь Васильевич «подтвердил его полномочия». Строгов звякнул Ольге и подтвердил.

Петрухин:

Я ушел, оставив Леньку со Строговым, не особенно надеясь, что из их беседы выйдет толк. Ленька — стреляный волк, опытный. Да и по работе истосковался. Но с этим Игорьком что-то определенно не так. Заклинило его… может, прав Купец: Строгов сам и стрелял? Оружие принесли с собой, загодя настраиваясь на убийство. Тот, второй, был в длинном пальто… случайность? Или же под полой нес ружье?

Я позвонил Брюнету, спросил: Виктор, а что за патроны нашли в кабинете Нокаута — ружейные? — Нет, ответил Брюнет, для «тэтэхи»… М-да, интересное кинцо.

Мы ехали к любовнице Строгова. Я понимал, что с этой Ольгой мы тянем пустышку: нет там никакого парня с крепким хребтом. Это я понял по реакции Игорька. Но проверить Ольгу Викторовну все же было необходимо. По опыту знаю, как часто жизнь подбрасывает сюрпризы, ломает все наши представления о возможном и невозможном.

Подъехали к дому строговской любовницы на Лиговке. Я позвонил Леньчику и попросил, чтобы Игорек предупредил даму сердца о моем визите… Ольга Викторовна была отнюдь не в восторге, но в квартиру меня пустила. С формами оказалась дама и лет на десять моложе Строгова. Мне хватило получасовой беседы, чтобы убедиться: любовница об убийстве ничего существенного не знает. Она нервничала, волновалась… пересказала ту

же версию, что излагал Игорек… Я спросил:

— После стрельбы в офисе Игорь отсиживался почти сутки на той квартире, которую он купил для ваших свиданий?

— Да, — кивнула она. — Ой… откуда вы знаете про квартиру? Я показал ей ключи:

— Мы с вами должны съездить туда и посмотреть.

— Зачем? Я не хочу.

— Надо, Ольга Викторовна, надо.

И мы поехали на проспект Ветеранов. Адрес Николай Иваныч знал. Видимо, не раз подвозил туда шефа. Ольгу тоже хорошо знал.

Поздоровались они как хорошие знакомые. Странно, но ее нисколько не удивило, что на строговском джипе нынче рассекаю я. В дороге молчали. У меня, конечно, были вопросы к Ольге, но при Коле-Ване я ничего спрашивать не стал. Надо будет от него избавиться, он только мешает.

Квартирку в огромном девятиэтажном доме Строгов купил скромную — однокомнатную. Но устроился с комфортом. С порога я понял, что последнее время в квартире никто не жил. Окна закрыты, зашторены, везде — на мебели, на полу — лежал тонкий слой пыли. Я специально почти лег на пол, посмотрел на пол — ровненькая пыль, никаких следов… пустышка.

— Когда, Ольга Викторовна, вы были здесь последний раз?

— В тот самый день, двадцать третьего.

— Вместе с Игорем?

— Да, но я приехала под вечер. Он позвонил, сказал: приезжай.

— В какое время?

— Поздно, почти в полночь.

— А ваш муж?

— Он был в отъезде… в командировке.

— Понятно. Игорь был один?

— Нет, — сказала она. Ого! Вот тебе и пустышка. Я очень спокойно и «безразлично» спросил:

— Ас кем же?

— С Александром Моисеевичем… со своим адвокатом.

Значит, все-таки пустышка! С адвокатом… ну конечно же, он был с адвокатом. Штурм инструктировал его, как и что нужно говорить… Адвокат после приезда Ольги довольно быстро исчез.

Я осмотрел квартиру и ничего интересного не нашел. Я расспросил Ольгу и ничего интересного не услышал. Игорь, рассказала она, был нетрезв инее себе. Ничего не объяснял. Говорил только, что он ни в чем не виновен, а Саша его подставил… Игорь много выпил, вскоре пьяный заснул.

— Какой Саша? — спросил я. — Какого Сашу он имел в виду?

— Не знаю. Может быть, адвоката?

Я был уверен, что речь идет не о Штурме. Я задал Ольге еще десяток вопросов. Потом отвез ее домой… С телефонами мы вытянули пустышку… но я уже знал, где можно снова забросить сеть.

Коле— Ване я сказал:

— Вот что, драйвер, сейчас отвезешь меня на то место, где вы взяли вашего строгого убийцу утром двадцать третьего. Понял?

— Понял, — ответил Коля-Ваня.

Я ему определенно не нравился — не привык он к таким пассажирам, но Брюнет приказал: поступаешь в распоряжение Дмитрия Борисыча, и — точка! У Брюнета не забалуешь. Мы ехали по набережным, и я — признаюсь честно — подумал, что из окна «фронтеры» мир выглядит несколько иначе, чем из ментовского «уазика». Мне было совершенно плевать на то, что сверкающий, навороченный джип притягивает довольно много завистливых, восхищенных или неприязненных взглядов. (Пусть эта маленькая и почти невинная радость греет сердца нуворишей. Ведь коли отнять у них эти аксессуары — автомобиль, труба, любовница-фотомодель, — то может оказаться, что король-то — голый!) Мне было совершенно плевать на взгляды окружающих. Но все же я испытывал чувство удовлетворения. ОТ СВОБОДЫ. От сознания того, что я впервые в жизни еду делать то дело, которое я умею и хочу делать, и при этом полностью свободен от необходимости каждый свой шаг «закрывать» бумажкой, которые позже будет проверять какой-нибудь очередной Мудашев…

Я отлично отдавал себе отчет, что это, видимо, последнее мое дело. Но от этого оно казалось еще более «вкусным».

— Приехали, — сказал скучным голосом Коля-Ваня, останавливаясь неподалеку от перекрестка. — Здесь мы его ждали.

— Мне нужно, Николай Иваныч, чтобы ты поставил машину точно так, как она стояла в тот день. В идеале метр в метр.

— Тогда… вперед маленько. Вон там, напротив рекламы с голой бабой. Подвинуться ближе?

— Странный вопрос. К голой бабе всегда есть смысл подвинуться ближе. Некоторые бабы при близком рассмотрении оказываются женщинами… хотя чаще бывает наоборот.

Коля— Ваня передвинул джип метров на шесть-семь вперед. Принципиального значения эти метры не имели, но мне хотелось воссоздать картинку в предельной полноте. Разумеется, это было невозможно, но попытаться стоило.

— Итак, Николай Иваныч, в воскресенье, двадцать третьего апреля, около десяти сорока пяти, ты в компании своего шефа стоял здесь в ожидании неизвестного тебе человека. Долго ждали?

— Нет. Минуту-другую.

— Хорошо. Откуда он появился?

— Сзади подошел. Подошел и сел в правую заднюю дверь.

— Хорошо… Ты его издалека увидел?

— Да я не смотрел… зачем он мне?

— Ясно. А вот скажи: может быть, он на машине подъехал? Не было какого транспорта сзади? Легкового-грузового — все равно. Хоть на этой стороне улицы, хоть на противоположной?

Коля— Ваня призадумался, вспоминая. Мне показалось, что он действительно вспоминает, а не просто морщит лоб для видимости.

— Нет, — сказал он наконец. — Кажется, не было… У «опеля» боковой обзор хороший. Не зеркала — лопаты. Кажется, никого не было.

— Ладно, — сказал я. — Кури пока. А я схожу погуляю.

Я вылез из «опеля» и подмигнул красотке на рекламе, которая вполне могла быть женщиной, но могла оказаться и бабой. Я вылез и пошел назад. Туда, откуда пришел убийца с обрезом под полой плаща. Туда, куда он потом ушел.

— Эй, опер, ты где? — спросил Купцов, и трубка тотчас донесла до него голос Петрухина. — Подъезжаю, следачок… встречай.

Через несколько секунд вдали, на плоской панораме улицы, появился джип. Сверкая в лучах низкого вечернего солнца, он двигался стремительно, казался отполированным черным грозовым облаком. Массивная хромированная дуга кенгурятника с гроздью дополнительных фар приблизилась, надвинулась, нависла над капотом «антилопы». Из водительской дверцы выпрыгнул Петрухин. Из пассажирской — Николай Иванович. Купцов хмыкнул, а Петрухин сел в салон «антилопы».

— Красиво живешь, Дима, — сказал с иронией Купцов. Ответить Петрухин не успел. В салон сунулся Николай Иванович:

— Во сколько мне завтра за вами заехать, Дмитрий Борисыч?

— Отдыхай, дядя Коля, — бросил Петрухин.

— Как отдыхай?

— Как хочешь. Водки попей… ты же жаловался, что и водки выпить времени нет. Считай, что у тебя отгул за двадцать третье апреля.

Недоумевающий Николай Иванович кивнул головой, сел в полированную тучу и уехал. Петрухин закурил, устало откинулся в кресле. Некоторое время молчали, слушали, как хрипит в динамиках Шевчук. Потом Купцов спросил:

— Ты зачем транспортное средство в отгул отправил?

— Колю-Ваню не перевариваю. Он как услышал, что я с Брюнетом на «ты» общаюсь — все! Так и норовит жопу лизнуть. А меня от этого тошнит.

— Ну так ты бы его выгнал, а тачку оставил. Хорошая тачка.

— Я тоже так подумал сначала. Но… в том-то все и дело, что тачка хорошая. Ее без присмотра оставить страшно — угонят в пять минут. Мне бы чего поскромнее.

— Тогда попроси у Брюнета тот самый «фолькс», — подсказал Купцов.

— А что? — обрадовался Петрухин. — Это идея. Пожалуй, я так и сделаю.

— Ну, ладно. Как прошел день, Дима?

— День прошел не зря, — ответил Петрухин и рассказал о результатах беседы с Ольгой. Потом вытащил из кармана блокнот. — Смотри, что получается. — Он раскрыл блокнот и начал быстро набрасывать схему. — Это пересечение Малого проспекта и Четвертой линии. Вот здесь — обозначаем крестиком — Строгов подобрал утром двадцать третьего своего напарника.

— Сашу Трубникова, — подсказал Купцов. И на недоуменный взгляд Петрухина пояснил:

— Так его называет Строгов.

— Пусть будет Саша Трубников, — согласился Петрухин. — Давно пора было дать ему какое-то имя. А то мы заладили — «икс» да «икс»… А так — Трубников. Интересно, если бы «Магистраль» торговала джинсами, то Трубникова звали бы Леви Страус? Но не суть. Итак, вот здесь они подобрали Сашу. А подошел он отсюда, со стороны жилмассива из шести домов.

— Ты хочешь сказать, что он там живет?

— Нет. Но я думаю, что он пришел из этих домов.

— Почему? — спросил Купцов, разглядывая схему.

— Я объясню, и ты со мной согласишься. Я рассуждал так: день двадцать третьего апреля был очень теплый. Можно сказать — жаркий. Но молодой мужик все равно пришел в длинном пальто… и, кстати, в кроссовках, что само по себе не очень сочетается. Но для нас главное — длинное пальто.

— Ружье? — спросил Купцов. — Ты думаешь — ружье?

— Конечно. Он пришел с ружьем… Или с обрезом, сейчас это не суть важно. Важно, что он принес ствол. А болтаться по городу с оружием никакого резона нет. Значит, он хранил оружие где-то совсем рядом… Если бы он пришел с противоположной стороны — тогда была бы проблема. Там и домов вдвое больше, и ларьки, и гаражи. А здесь, — Петрухин ткнул ручкой в схему, — всего-то шесть домов. Думаю, он снимал там квартиру или комнату.

— Несколько сот квартир, — задумчиво сказал Купцов.

— Если быть точным — шестьсот шестьдесят. Но нас интересуют в первую очередь двести четыре.

— Коммуналки?

— Конечно, — ответил Петрухин. Он перевернул лист и показал страницу, густо покрытую номерами квартир. — Вот списочек, гражданин следователь. Я весь вечер таскался по лестницам, переписывал квартирки, где звоночков как в старой советской песне…

— Что же это за песня? — механически спросил Купцов. Он явно думал о чем-то другом.

— У солдата выходной, пуговицы в ряд, — громко и фальшиво спел Петрухин. — Таковых многозвонковых квартирок двести четыре штуки. По идее — работа для бригады, но нам, Ленечка, всю эту работу придется провернуть вдвоем. Впрочем, может быть, нам повезет, и мы нащупаем адресочек господина Трубникова быстрее.

— Да, геморройная работа.

— Нормальный оперский геморрой. Бывало, Леня, и похуже.

— А результат не гарантирован.

— Ну, стопроцентную, гарантию дает только страховой полис. Но вообще-то я чувствую, что результат будет. Должен быть. А ты чего скис?

Солнце опустилось уже совсем низко и светило в глаза. Купцов наклонил светозащитный козырек и только после этого ответил:

— Видишь ли, Димон… Если принять за основу твою версию, то это здорово меняет весь расклад. Мы исходили из того, что ствол принадлежал покойному Тищенко. А Трубников завладел им в результате борьбы или неосторожности самого завхоза… Но если Трубников принес ствол с собой? А?

— Ты хочешь сказать, что этот Трубников заранее был настроен на убийство? — спросил Петрухин с сомнением.

— Нет, этого я не утверждаю. Но если он принес оружие с собой, то исключить этого нельзя… верно?

— Исключить нельзя ничего, включая версию № 37 — убийство Тищенко маленькими зелененькими человечками с Нептуна, — сказал Петрухин.

— Ага… я уже послал запрос в НАСА.

— Это правильно. Но все же очень сомнительно, чтобы этот решительный Трубников затевал убийство прямо в офисе. Ствол он взял для того, чтобы просто попугать завхоза. Возможно, даже не собирался его доставать. Но потом что-то пошло не так, не по сценарию… Скорее всего, Трубников стал, угрожая ружьем, очень круто наезжать. А Тищенко, уверенный, что стрелять они не будут, уперся.

— Таким образом, мы возвращаемся к версии Строгова, — сказал Купцов. — С той лишь разницей, что оружие изначально было у Трубникова, а не у Нокаута. В принципе, версия Игорька Строгова хороша в том плане, что опровергнуть ее нельзя. Из трех непосредственных участников событий один Строгав и говорит. Другой мертв, третий скрывается.

— Будем искать третьего, — подвел итог Петрухин. — Все дело определенно в нем. Он решителен, хладнокровен, вооружен. Строгов вышел — «ни кровинки в лице». А этот жевал резинку. И спокойно прихватил с собой ружье, хотя мог бы и бросить там, на месте. Строгов его боится… Я согласен с тобой: не факт, что он снимает хату в этих домах. Не факт, что мы сможем зацепить след. Если он там и жил, то после убийства наверняка сменил адрес. Но он нам нужен. И мы будем утюжить эти дома, пока не зацепимся за след.

— Он мог приехать на машине. Оставить ее за углом и пройти пешком метров сто.

— Мог. Но я думаю, что все-таки он был здесь, — сказал Петрухин и постучал пальцем по схеме.

— Лады. Завтра с утра заскочу к убойщикам, возьму фоторобот Трубникова.

— А толку-то? Ты что — не знаешь, как они делаются?

— Не скажи. Иногда бывает похоже… немножко.

— Ага. Особенно если у разыскиваемого две головы.

— Не брюзжи, Димон… Завтра с утра?

— Завтра с утра. А сейчас давай-ка пробьем квартирки.