Константин ЯкименкоДесять тысяч

Дверь возникла впереди стремительно, почти внезапно. Чёрный, зловещий прямоугольник, для Инны тем не менее ставший символом спасения. Чего-то вроде бы не хватало. Наверху – узкая щель, непонятно зачем: заглянуть или просунуть что-нибудь через неё было бы попросту неудобно. Чуть ниже – ржавые трещины номера: «0195». На миг Инна зацепилась мыслью за этот номер, будто сейчас ей было не всё равно, что он обозначает. Значит ли, например, заглавный нолик, что здесь можно найти как минимум тысячу дверей? Она тут же отбросила эти бесполезные мысли, взгляд опускался ниже: замок со щёлочкой для ключа…

Ах, да: на двери не хватало ручки.

Инна не стала задерживаться и на этом. Толкнула сначала легко без какого-либо результата. Тогда попробовала посильнее, но дверь даже не думала поддаваться. Какая же ты дрянь! – мысленно обратилась к ней. Та никак не прореагировала. Инна одёрнула себя: плохому танцору известно что мешает, сама виновата, надо было прижать её чем-то, когда вошла – так нет, понеслась себе вперёд, как дитя малое… Ладно, рано ещё отчаиваться. Открыла сумочку на поясе, чуть остановила взгляд на зеркальце – но тут же отодвинула его в сторону, даже не успев увидеть своё отражение; впрочем, она бы и не разглядела его как следует в здешнем полумраке. Затем, взявшись за наглухо запаянное незатейливое кольцо, Инна вытащила наружу ключи.

Ключей было около полутора десятка. Самый маленький не превосходил половины большого пальца, самый большой едва помещался в ладони. Она уже прикидывала: так, этот какой-то плоский, точно не отсюда… а этот может и похож, но великоват, не пройдёт в скважину… Отобрала несколько штук и поспешно склонилась к двери. Первый ключ не подошёл. Инна усмехнулась про себя: никогда в жизни не отличалась особенным везением, скорее наоборот – глупо было бы ожидать, чтобы на этот раз всё обернулось иначе. Второй тоже не годился. Так что же, подумала, – самый последний, по законам жанра? Эти «законы жанра» вновь побудили её улыбнуться и даже слегка приободриться. Ну, прогулялась немножко по таинственным подземельям… Зато теперь будет о чём рассказать – это ж подумать только! Ну, ладно. Погуляли – и хватит. Девочка хочет домой. Дом, милый дом…

Четвёртый ключ начал двигаться в замке. Инна едва не пискнула от радости, но в последний момент сдержалась – что-то подсказывало ей: не стоит без крайней необходимости нарушать тишину этого жутковатого места. Поворачивала ключ медленно, будто наслаждаясь каждым пройденным градусом. Когда позади остались все триста шестьдесят, замок щёлкнул. На всякий случай она продолжила вертеть – возможно, одного оборота будет недостаточно. Ключ прошёл ещё полукруг, щёлкнул снова и замер.

Инна взялась обеими руками за кольцо, долженствующее заменить собой отсутствующую дверную ручку, и потянула на себя. Безрезультатно. Попыталась ещё – с точно таким же успехом. Ну, ладно, подумала, может, дверь всё-таки открывается от себя? Она толкнула раз, другой – глухо. Чёртово подземелье упорно не хотело выпускать её из своей утробы. Так, постой-ка: а может, эти дополнительные пол-оборота были лишними? Инна попробовала крутануть ключ назад и столкнулась с новой неожиданностью: он действительно застрял. Теперь он не двигался ни в одну, ни в другую сторону.

Она выругалась матерным словом – на этот раз вслух. Почему-то сразу стало легче, она немного расслабилась, но тут же вновь собралась.

– Ах ты, дрянь, сейчас я тебя!.. – произнесла вполголоса, сильнее сжала кольцо и подёргала туда-сюда. Результатов это не принесло. Ну всё, подумала, вот теперь я начинаю злиться по-настоящему! Инна стиснула кольцо как могла и со всей силы рванула на себя – раз, другой… После третьего она едва не грохнулась на спину – лишь с трудом умудрилась сохранить равновесие. Потом поглядела на плоды своей деятельности: в связке болталось фигуристое колечко, отломавшееся от злосчастного ключа. Остальная его часть – круглый металлический стержень по-прежнему торчала из замка.

Инна схватилась за этот стержень и, уже без всякой надежды, потрясла им в скважине. Замечательно, подумала она. Просто замечательно! Но что же теперь?

Сложив пальцы в кулак, она стукнула по двери:

– Эй, есть кто-нибудь там?

«Там-там-там…» – отозвалось эхо где-то позади. И всё – больше ни единого звука. Нет, так дело не пойдёт! Инна забарабанила по металлу:

– Откройте! Э-ге-гей! Ау-у-у! Откройте, вы, слышите?!

Никто, очевидно, не слышал – а если и слышал, то явно не стремился это показать.

– Дрянь! Сволочь! – кричала она, обращаясь непонятно к кому скорее всего, к двери. Я тебе покажу, проклятая! – добавляла про себя. Я вам всем покажу! Вы у меня больше не посмеете!.. Дура, дура, и зачем надо было вообще сюда соваться, любопытной Варваре нос оторвали, ну какого чёрта, спрашивается – чтоб вы там сами все сквозь землю провалились! – эх, десять тысяч, дура, дура…

Костяшки пальцев отозвались болью, и Инна прекратила бесполезное занятие. Ну вот, на правой руке даже кровь выступила – зачем же так? Она медленно опустилась на пол, обхватила руками колени и замерла. Время будто остановилось. Впрочем, остановилось оно гораздо раньше, когда у неё стали часы. Сколько она уже здесь – полчаса? час? больше? Может быть, просто посидеть тут, возле двери, пока ночь не закончится, а там они придут, выпустят её, и…

Но кто придёт? Куда придёт? Нет, никто сюда не придёт – поняла Инна вдруг. Даже и не подумает. Они будут ждать, пока она сама не явится к ним, а тогда… Но сюда – нет. Никто и никогда. Скорее всего, они даже понятия не имеют, что она сидит вот здесь, перед этой дверью с дурацким номером сто девяносто пять, боже, какое противное число, ненавижу его, они этого даже не знают, им не нужно это знать, им ничего не нужно, и она им не нужна – только деньги, игра на деньги, азарт, вот и всё, и она тоже такая, потому что риск – но зато десять тысяч, подумаешь, какая глупость, всего одну ночь в заброшенном доме, и ведь никакой мистики не существует, мы живём в реальном мире, и всё такое прочее, и идите все на фиг, на фиг, на фиг…

Инна опомнилась, когда поняла, что на глаза наворачиваются слёзы. Ну нет, одёрнула себя, неужели так быстро? Хорошо, эта дверь не открывается – но ведь могут быть и другие! Могут или нет? Если есть один выход, почему бы не быть и другому? И потом, эта связка ключей – ведь всё не просто так? Или?.. Ну, ладно. Инна встала, отряхнула со спины пыль и решительно отвернулась прочь от двери. Сумрачный коридор поигрывал мерцающими огоньками тусклых лампочек на потолке, будто спрашивая: «А вам слабо?» «А мне по барабану», – мысленно ответила она коридору и спокойно зашагала вперёд.

Перед развилкой Инна остановилась. Левый ход, несомненно, выглядел более привлекательным. В общем-то, он был таким же, как и тот, из которого она сейчас пришла – монотонные тёмно-зелёные стены и неяркие светильники на потолке. Правый отличался от него тем, что огоньки в нём вспыхивали заметно реже; к тому же, посреди туннеля неспешно тёк мутный ручей, прямо как в городской канализации. Правда, Инна никогда не бывала в канализации, но благодаря голливудским боевикам составила себе о ней представление, и никакого энтузиазма это представление у неё не вызывало. Но…

Но где-то в левом коридоре скрывалось «оно».

Инна толком и не знала, что именно подразумевает под этим многозначительным словом. В сущности, она его даже не видела. Просто где-то там, впереди, широкий и относительно светлый путь выходил к большому бассейну и дальше продолжался вдоль него. И когда она пыталась пройти этим путём прошлый раз, что-то в воде вдруг забулькало и заурчало. Она остановилась – но уже в следующий миг бульканье стало угрожающим, а поверхность воды начала вздыматься, готовая явить миру лик омерзительной твари. Конечно, если рассудить здраво, никаких доказательств омерзительности данной твари пока ещё не было. Но Инна предпочла не дожидаться их появления и, как последняя трусиха, побежала прочь, после чего и оказалась перед проклятой дверью «0195».

Нет, не хочу туда, подумала она. Что ни говорите – а не хочу. Вздохнув, Инна свернула направо. В «канализации» было тихо – слышался только скромный шелест ручейка, неторопливо несущего воду неведомо откуда и неведомо куда. Нет, пожалуй, это всё-таки была не канализация, потому что воздух здесь оказался на удивление чистым, и водяной поток совсем не напоминал скопище отходов жизнедеятельности. Тогда что же это? Инна не стала ломать себе голову – она осторожно шла вперёд, придерживаясь правой стены.

Скоро ход свернул влево под прямым углом. Следующий этап пути выглядел настолько длинным, что конца ему не было видно – он терялся где-то в полумраке подземелья. Почему я не посмотрела в щель? – вдруг подумала Инна. Там, на двери, на самом верху была щель – а я в неё даже не заглянула. Почему, ну почему же я такая дурочка? Эх-х… С другой стороны, развивала она свою мысль, как бы я в неё заглянула? Да просто не дотянулась бы! Вообще-то Инна никогда не жаловалась на свой рост – наоборот, всегда считала, что он как нельзя лучше соответствует принятым стандартам красоты. Но тут уж был повод пожалеть, что она не оказалась хоть чуточку повыше стандартов. Только опять же, с третьей стороны: ну, выглянула бы она, ну, даже разглядела бы там что-нибудь… А потом? Можно подумать, это как-то помогло бы ей открыть дверь. Да никак не помогло бы. Так что и фиг с ней, со щелью.

Но назойливая мысль, возникнув один раз, никак не хотела отцепляться, хотя Инна твёрдо решила, что назад возвращаться не станет. Тогда она решила использовать старый испытанный метод: в голове сам собой возник мотивчик, и она запела тихонько про себя:

«Почему же, почему же, почему же

Не смогла я открыть эту дверь?

Почему же, почему же, почему же

Я забыла заглянуть в эту щель?

В эту чёртову, дурацкую щель!»

Последнюю фразу для пущего эффекта Инна повторила три раза. Собственносочиненная песня развеселила и приободрила её. Туннель уже не казался таким мрачным, а её положение – таким безнадёжным. В конце концов, безвыходных положений не бывает – это всем прекрасно известно. Лишь бы только её не надули с десятью тысячами, а всё остальное… Закончив куплет, Инна решилась и на третий раз запела песенку вслух. Подземелье поспешило ответить ей эхом, причём двухголосым: один голос доносился спереди, другой откликался сзади. Она испугалась, замерла на полуслове, но тут же одёрнула себя: ну что за глупости – бояться какого-то эха? Чепуха всё это! Сейчас мы покажем здешним монстрам кузькину мать! Продолжила немного тише, но всё же достаточно решительно:

–…В эту чёртову, дурацкую щель! – выдала Инна завершающую фразу почти в полный голос. В этот миг на всём протяжении коридора погас свет.

Она только начала было повторять: «в э…» – тут же оборвала и несколько секунд вслушивалась в отзвуки собственного голоса. Скоро они стихли, только вода продолжала мерно шелестеть. Инна стояла неподвижно. Ну вот ты и доигралась, девочка! – сказала сама себе. Вот уж точно – всё в лучших традициях жанра. Сейчас сюда приплывёт бульбулятор из левого коридора, выползет из воды и сожрёт её. Бульбулятор, повторила она. Буль-буль-оглы. Вот чёрт! Хотелось смеяться, но она заткнула рот рукой. Вот так всегда, всё не вовремя. Ей страшно, но она смеётся, ведь она смеётся не потому, что не боится страха, а именно потому, что страшно, и поэтому выходит смешно, но так ещё страшнее… Чушь какая! О, господи… Инна медленно присела, скользя спиной по стене. Майка, наверное, уже вся в грязи, её любимая маечка с эмблемой SETI, вот ведь нехорошо-то как. Опять я о глупостях каких-то думаю: о майке, ещё о чём-то, в то время как чудовища уже… Да это тоже глупости – не бывает никаких чудовищ. Вот если бы маньяки, бандиты всякие, тогда…

Откуда-то спереди донёсся шорох. Инна застыла, как была, на корточках. Тут же почувствовала боль в ступнях: поза явно вышла не самой удобной. Проклятье, вот проклятье! Что это там? Крыса? Нет, ненавижу крыс!!! Или… нет… Господи, ради всего святого, пускай это будет всего лишь крыса. Самая обычная крыса…

Шорох приблизился. Инна осторожно повернулась на носках, вглядываясь в ту сторону, откуда доносился звук. Бесполезно – она не видела ничего даже в нескольких сантиметрах от собственного лица. Чуть отклонилась назад, пытаясь принять менее напрягающее положение. Вдруг поняла, что сейчас упадёт; в горле зародился крик, и она едва успела подавить его. Правой рукой ухватилась за стену, чтобы удержать равновесие. Ладонь соскальзывала, Инна зацепилась ногтями; в следующий миг безымянный палец пронзила острая боль. Она снова сумела обойтись без крика. Ну вот, подумала отстраненно, ещё и ноготь сломала, просто замечательно. Теперь она сидела уже прямо на холодном мокром полу – да, джинсы тоже испорчены, как и майка, как и кроссовки, наверное… И чёрт с ними! Сердце ухало в груди. Она осознала, что какую-то секунду назад была буквально на грани обморока. От этой мысли сделалось дурно; в желудке ощущалась предательская слабость. Сколько времени прошло с тех пор, как она последний раз поела? Пять часов? больше? Не экзистенционально… До источника шороха, судя по звуку, оставалось всего несколько метров.

Лучше бы уж поскорее, подумала Инна. Нет, лучше, конечно, вообще не надо – но если суждено этому случиться, то поскорее. А может, самой, вперёд заре навстречу? Нет… Песенки петь, дурацкие чёртовы песенки – это да. А так – нет. Пускай уж оно…

Вдруг стало тихо. Инна напрягла слух – но не было ничего, кроме привычного уже шелеста воды. Вот ведь дрянь! Притаилась, наверное. Готовится напасть? Небось, эта погань видит в темноте, вот и думает, как бы ей сподручнее накинуться на жертву. А жертва, понятное дело, я. Нет, это невыносимо! То был хотя бы шорох, а теперь вообще ничего как прикажете это понимать? Передумала она или всё-таки… А проверить самой слабо, а?! Эх ты, малолетка дура-дурой…

Эта «малолетка» не замедлила прицепиться к Инне, и она тут же принялась бездумно напевать песенку про себя, без конца повторяя одну и ту же строчку. В этом не было никакого смысла, но глупые слова по крайней мере заслоняли собой чувство страха. Голова кружилась, а журчание потока превратилось в давящий шум и здорово действовало на нервы. Хоть бы скорее, снова повторила Инна. Хоть бы скорее…

Когда свет появился не менее внезапно, чем пропал, она уже не смогла удержаться от крика – который, впрочем, вышел больше похож на мышиный писк. Потом посмотрела вперёд – и вскрикнула ещё раз. Здоровая, размером с её сумочку, крыса сидела в трёх шагах от неё. Кажется, зверюгу тоже слегка испугала неожиданная перемена в освещении. Она не шевелилась и глядела на Инну изучающе, как-то даже оценивающе. Некоторое время обе противницы продолжали рассматривать друг друга. Затем крыса осмелела и немного продвинулась вперёд.

– Пошла вон, – выговорила Инна. Вот, подумала тут же, даже сказать по-человечески не могу, как-то так выходит вымученно и неубедительно… Наверное, крыса тоже чувствовала неуверенность в её интонации, потому что и не думала уходить. Вместо этого она пошевелила усами и, как показалось Инне, даже улыбнулась.

Если крысы улыбаются – значит, это кому-нибудь нужно, промелькнула странная мысль, но веселее от неё не стало.

– Вон! – повторила Инна настойчивее.

Зверюга оставалась на месте. Наверное, собиралась дождаться, когда девушка окончательно примирится с судьбой.

Да что же это такое, подумала Инна. Чтобы надо мной вот так запросто издевалась вот эта гадина, какая-то ничтожная, в сущности, крыса… Ну нет уж! Она вскочила на ноги – и сразу зашаталась, едва не потеряв равновесие и не упав обратно на землю.

– Убирайся, дрянь, кому говорю! – выкрикнула тем не менее уже решительнее.

Крыса только нахально пошевелила мордой. Инна почувствовала, что вконец раздражается, и в этот миг решилась. Ну всё, мерзопакостница, ты у меня получишь! Ты у меня узнаешь! Она прыгнула вперёд, чуть присела, отцепила от пояса коричневую сумочку и схватила за ремешок… Во всём остальном не оказалось нужды: какой бы наглой ни прикидывалась хищница, но собственная жизнь была ей дорога. Стремглав проскочив у девушки между ног, крыса принялась улепётывать по коридору прочь. Слава тебе господи, выдохнула Инна. Потом подумала, что могло бы статься с её сумочкой, достигни удар цели, и неожиданно для себя рассмеялась.

На душе заметно полегчало, однако задерживаться на месте не стоило. Инна медленно двинулась вперёд. Безымянный палец напомнил о себе ноющей болью, и она взглянула на ноготь. Тот был сорван почти полностью, мясистая ткань кончика пальца набухла и покраснела. Стоило Инне увидеть всё это своими глазами, как разболелось будто ещё сильнее. И как теперь с таким показаться на людях? Небось, пару месяцев будет отрастать… Придётся на время прикрывать накладным, что делать? Ладно, все эти проблемы в принципе разрешимы. Выбраться бы сначала отсюда…

Бесконечный туннель всё-таки заканчивался. Пока ещё сложно было понять, что там впереди – но явно нечто большее, чем просто очередной поворот. Скоро Инна смогла увидеть всё собственными глазами. Если всё-таки называть это подземелье канализацией, то здешнее помещение было чем-то вроде коллектора. Оно представляло собой круглый зал, к которому сходились пять коридоров – четыре других, насколько она могла видеть, выглядели копиями того, из которого она вышла. Где-то мерно капала вода, будто отсчитывая время: кап-п… кап-п… кап-п… Кажется, китайцы – или кто там ещё – пытали своих пленников, садя их под такие регулярно падающие капли и принуждая медленно сходить с ума в полном одиночестве… Инна поёжилась. Потом заметила, что громкой капели вторит другая, потише и с каким-то чуть сбитым ритмом: кап-кап… кап-кап… кап-кап-кап… кап-кап…

Посреди зала обнаружился колодец, в который стекалась вода со всех пяти направлений. Даже туда она опускалась медленно, бесшумно, будто нехотя. На потолке полукругом расположились светильники – заметно более яркие, нежели лампочки в коридоре, хотя и такие же невзрачные на вид. Инна перевела взгляд на центр. Там, прямо над колодцем, повисло что-то чёрное и бесформенное. И оно как будто шевелилось… бр-р-р! Она присмотрелась получше: нет, наверное, показалось. Но подходить поближе к колодцу и заглядывать в него, как она собиралась вначале, ей совсем расхотелось.

Так, и куда же теперь дальше? – думала Инна. С виду все коридоры совершенно одинаковые, но как на самом деле? Можно ли по одному только внешнему виду судить о том, куда они ведут? Не знаю, как вообще, но в этом месте, пожалуй, нельзя. Что же делать? Хотя, вот, было такое правило левой руки… Сработает ли оно здесь? И, кстати, в самом начале я свернула не влево, а вправо, так что… Ну, это, допустим, никакой роли не играет. Пускай вместо левой руки будет правая, не всё ли равно? Но даст ли это хоть что-нибудь?

Пожалуй, наличие хоть какой-нибудь, пускай даже сомнительной системы всё же лучше, чем её полное отсутствие, решила Инна. Она выбрала ближний к себе правый туннель и, не имея никакого желания надолго задерживаться в зале, тут же свернула в него. Новый ход был освещён чуть получше старого, и это не могло её не обрадовать. Никаких других отличий она не заметила – те же скользкие зелёные стены, мокрый пол и плавно текущая вода посредине. Но если предыдущий отрезок пути был очень длинным и прямым, то здесь сразу же в пределах видимости оказался поворот налево. Хм, как бы не получилось, что путь сейчас просто-напросто примкнёт к залу этаким полукольцом… Впрочем, не проверишь – не узнаешь.

«Вот – новый поворот, и мотор ревёт! Что он нам несёт?» – напевала Инна мысленно. Петь вслух больше не решалась, но даже так было уже веселее и меньше страшно. Страсть к музыке жила у неё в душе с самых ранних детских лет, ещё когда мама наигрывала ей что-нибудь на пианино, а доченька своими неумелыми пальчиками пыталась это повторить. Позже играла уже сама – сперва на том же пианино, потом на «Ямахе», деньги на которую раздобыла с таким трудом… Инна знала на память множество классических мелодий, но часто любила пофантазировать, сыграть «на вольную тему», как она это называла – в таких случаях обычно запиралась в комнате одна, остерегаясь, как бы кто-то невзначай не потревожил её «музу». Она и говорила про свои фантазии не иначе как: «ко мне прилетела муза». Но, похоже, муза оказалась не слишком благосклонной к своей служительнице, не то она бы как-нибудь постаралась, чтобы Инна стала если не композитором, то уж хотя бы пианисткой. Но жизнь складывалась совсем по-другому… Наверное, очень они с этой музой не сошлись характерами. Если бы не так, не приходилось бы ей сейчас лазить по этой жуткой дыре…

Поворот был уже совсем рядом. Не спеша Инна вышла за угол и посмотрела вперёд. Увиденное оказалось как минимум неожиданным. По привычке она прикрыла рот рукой и попыталась приглядеться получше, прежде чем подойти и рассмотреть с более близкого расстояния…

В нескольких метрах от Инны на полу лежал человек.

Поза его казалась неправильной, неестественной. С верхней частью тела всё было нормально, она располагалась так, как вполне мог расположиться спящий – хотя и странно это, чтобы кто-то рискнул заснуть в таком месте, да ещё и на влажном полу, ничего даже под себя не подложив. Но вот ноги свешивались прямо в воду. Инна осторожно шагнула вперёд. Она по-прежнему держалась правой стороны коридора, а незнакомец устроился на левой, но перебраться к нему при желании ничего не стоило. На нём была тёмная рубашка и такого же цвета брюки – и то и другое слегка примятое, но, в общем, ещё вполне приличного вида. Сам он выглядел, кажется, довольно молодо… Если всё же рискну его разбудить – сначала постараюсь хоть немножко привести себя в порядок, решила Инна. Хотя здесь и «тёмно подземелье», но предстать перед парнем в своём нынешнем виде… Как бы там ни складывалась жизнь, но самоуважение она всё же не утратила. Инна подошла ещё ближе. Да, молодой парень, и весьма привлекательной наружности, кажется… Вот если бы он вывел меня отсюда, получилось бы просто прекрасно, я тогда ему может быть даже… Она перевела взгляд на правую руку, в которой незнакомец что-то держал. Что-то? Это выглядело очень похоже на…

Инна вскрикнула и уже с запозданием автоматически поднесла ладонь ко рту. Теперь причина его малоудобного положения стала очевидной: парень был мёртв. Об этом недвусмысленно свидетельствовало тёмное пятно у него на лбу.

Инна решилась и всё-таки перепрыгнула на левую сторону. Сердце бешено колотилось. Он мёртв, да – но почему? Его убили? Кто, зачем? Или… или он сам?! Вот ведь как всё сходится: пистолет в руке, и эта дырка во лбу… Но, опять же, зачем? Что-то увидел и испугался? Уж наверное это была не просто крыса…

Голова кружилась. Инна снова перевела взгляд на рану. Чёрная кровь уже запеклась; глаза были широко открыты и отрешённо смотрели перед собой. Прямо как святой, подумала она. Однако, кожа уже начинала приобретать отвратительный трупный оттенок. Инна почувствовала, что её мутит. Нет, не хочу! – крикнула мысленно. Не хочу и не буду! Вот ещё чего не хватало! Но организм, кажется, считал иначе. Полная отвращения к происходящему и к самой себе, она повернулась к воде и исторгла в неё всё, что ещё не успело перевариться в желудке. Поток медленно уносил противного вида кашицу; она сплюнула несколько раз, чуть подождала, зачерпнула воды и умылась. Потом склонила голову; на глаза наворачивались слёзы, и Инна не пыталась их остановить. Эх, дура ты, дурёха набитая! Ну зачем сюда потащилась? Что, всю жизнь мечтала увидеть труп с простреленной башкой? Мало было на такое по телеку смотреть? На вот, смотри теперь, сколько влезет! Смотри-смотри, скоро сама на его месте будешь! Ну, что ещё? Мало тебе, искательница приключений на свою голову хреновая?!

Инна снова обратила взгляд на парня. Тот и правда был красавчик, даже сейчас, уже отошедши в мир иной. Черты лица правильные, чересчур строгие даже, но именно такие ей и нравились. Волосы чёрные, темнее чем у неё, короткие, гладко уложенные, только местами непослушно закручивающиеся в кудри – совсем как у живого… Если бы случилось чудо и этот парень сейчас встал – она пошла бы за ним куда угодно. К выходу… да что там – к выходу. Конечно, если бы он знал, где выход… но всё равно: куда угодно, хоть на край света! Ну и что, что она видит его первый раз в жизни? Если бы он встал, она бы с ним… Инна вдруг ощутила пробуждающееся желание и содрогнулась. Что за гадость, ведь это же труп! Но если бы он всё-таки встал…

В этот момент что-то дотронулось до её плеча.

Инна дёрнулась, как если бы это был удар, а не лёгкое прикосновение. Тут же осознала, что сейчас завалится прямо в воду. Вот дурочка! Она беспомощно взмахнула руками, уже зная, что это её не спасёт. В следующий миг неизвестный сжал её предплечье. Убийца! это убийца! пронеслось в голове. Перед глазами мерцала какая-то фигура, явно человеческая – но всё сейчас виделось ей нечётким и расплывчатым. Инна потянулась правой рукой, чтобы разжать захват незнакомца; сразу же поняла: если сделает это, то загремит в воду вне всякого сомнения. Она сдалась и покорилась судьбе. Ну и ладно: только бы пришелец не оказался маньяком, а там уж как-нибудь можно будет договориться. Теперь её держали уже две руки; чувство равновесия возвращалось. Обретя его окончательно, Инна уселась обратно на каменный пол, и человек отпустил её.

– Прошу прощения, – голос его оказался высоким, почти писклявым, хотя и несомненно мужским. Страх прошёл в один миг. – И в мыслях не было тебя напугать.

Наконец-то она смогла его разглядеть. Он оказался мужчиной средних лет, волосы были почти рыжие, прямые, длиннее обычного; лицо чем-то напомнило ей Жерара Депардье. Правда, дальше лица сходство с французским актёром не распространялось. Человечек был невысокий, щупленький, сгорбленный так, будто тащил на спине непосильную ношу. На нём был светлый, далеко не новый пиджак без единой пуговицы и ещё более истрёпанные, совсем выцветшие брюки. Впечатление маньяка-убийцы незнакомец явно не производил – Инна постепенно успокаивалась.

– Но у вас это получилось, – сказала она и добавила: – Спасибо.

– За что?

– За то, что не дали мне упасть.

– А, это пустяки, моя девочка. Само собой.

Это обращение её покоробило. Одно дело, если бы так её назвал какой-нибудь старик – но этот мужчина, пускай и не первой свежести, несомненно, был ещё вполне способен… Инна скривилась и оборвала мысль, не став додумывать её до конца.

– Я не ваша девочка, – сказала она.

– А, я здесь совершенно ни при чём. Но в общем, глобальном смысле, согласись… Всё-таки, твой юный возраст… Все дороги впереди, знаешь ли… это так замечательно… – говорил он как-то устало, через силу, будто ему мешал невидимый груз на спине.

– Вы не знаете, что с ним? – спросила она, указывая на труп.

– Разве ты сама не видишь? Он мёртв.

Она крякнула. Почувствовала, что раздражается: этот тип либо принимал её за идиотку, либо строил идиота из себя.

– Это-то я вижу. Но отчего он мёртв?

– А, это очень просто. Смотри, – человечек склонился над покойником. Повернулся к Инне спиной, и она увидела на пиджаке совершенно чёткий отпечаток чьей-то ступни. Бог ты мой! Она тут же попробовала представить, с какой силой кто-то должен был припечатать его ногой, чтобы оставить подобный след, и вдруг подумала: ничему больше не удивляться! ничему не раздражаться! Мне нужен выход, это – главное. Остальное уж как-нибудь…

Пришелец тем временем продолжал:

– Если мы посмотрим, что он сжимает в правой ладони, то увидим там пистолет. Я бы даже сказал, что это пистолет Макарова, калибра 7,62. Логично будет предположить, что он поднял руку, поднёс её вот сюда, – рассказчик указал на лоб, – спустил курок, и…

– Всё ясно. Об этом я догадалась и без вашей помощи, – как могла спокойно сказала Инна.

– Почему же в таком случае ты задаёшь мне эти вопросы?

– Уже ни почему. Скажи, ты не знаешь, где выход? – она наконец решилась перейти на «ты», а ещё подумала, что не стоит тянуть время. Конечно, она благодарна ему за то, что он спас её от падения, но вовсе не намерена по этому поводу развлекать его светской беседой. Для бесед пускай поищет себе кого-нибудь другого.

– Выход? Какой же выход ты имеешь в виду?

– Выход из этой чёртовой подземной дыры, конечно же! – теперь Инна даже не пыталась сдерживаться.

– А, да, – задумчиво сказал он и поднял голову, будто пытался пробиться взглядом сквозь свод тоннеля и увидеть звёзды. – Выход! Какое это, однако, интересное слово! Ведь, если разобраться, все мы ищем выход. Вот только думаем ли мы, зачем он нам нужен? Вот хотя бы ты, моя юная девочка. Думала ли ты, например, что такое жизнь?

Она вспомнила и усмехнулась:

– Жизнь – это фонтан.

– Фонтан? – склонный к рассуждениям незнакомец оказался озадачен.

– Ну, у тебя, может быть, и не фонтан, – весело сказала Инна. Это анекдот такой.

– А, разумеется. Это аллегория, да, я понимаю. Круговорот воды, круговорот вещей… Основа сущего… Вот взять хотя бы этот поток воды. Задумывалась ли ты о том, куда он течёт?

– Не думала, и не хочу думать, – предельно искренне сказала Инна.

– А зря, между прочим! Знаешь ли, иногда вдруг начинаешь задумываться о совершенно, казалось бы, тривиальных вещах – и тебе открываются такие неожиданные перспективы! Вот этот труп. Он лежит здесь, и он абсолютно бесполезен, – человечек ткнул парня тупым носком чёрного ботинка. – Но на самом деле… Ты же видишь: его ноги касаются воды! Это ли не знаменательно, моя девочка?

– Прекрати называть меня «моя девочка», – сказала она, оставив пассаж о знаменательности без внимания.

– Тебе не нравится? Хорошо, впредь я буду называть тебя по имени. Знаешь ли, Инночка, иногда я могу случайно забыться, но если тебе что-то не понравится…

Она вздрогнула, когда он произнёс её имя вслух. Выходит, он её знает. Значит, один из них? Это всё входит в план, в какой-то жуткий сценарий? Попробуй тут разберись…

– Так ты можешь отвести меня к выходу?

– К выходу? Не знаю. Это слишком сложный вопрос, его невозможно решить вот так сразу, в одночасье. А пока я предложил бы тебе пройти со мной в моё скромное обиталище. Я ведь, в сущности, так одинок… К тому же, я угостил бы тебя чем-нибудь. Ты, конечно же, голодна?

Инна и вправду проголодалась, но сейчас предпочитала даже и не думать о еде.

– Нет, кажется… Но я пойду с тобой. Если только ненадолго… ей не хотелось признаваться, что она согласилась бы почти на всё, что угодно – лишь бы не пришлось снова топать в одиночку неведомо куда.

Итак, ей предстояло вроде как идти в гости… но в гости в таком виде! О, господи! Нет, по большому счёту, Инну не очень-то волновало, какое впечатление она произведёт на своего спутника. Но всё-таки она бы чувствовала себя заметно увереннее, приведя в порядок свой внешний вид.

– Извини, ты не мог бы чуточку подождать? Мне нужно…

– А, конечно! Конечно-конечно! – человечек даже не дал ей закончить. – Но постарайся всё-таки не слишком долго. А то, знаешь ли, всякое бывает…

Инна старательно пропустила мимо ушей последние слова, отвернулась и вытащила зеркальце. Освещение было не ахти какое, но всё же лучше, чем ничего. Несколько минут она наводила красоту; вдруг представила себе, как это должно выглядеть со стороны: её трогательная забота о внешности в глубоких подземных катакомбах. Она рассмеялась, но и не подумала прекратить занятие. Наконец нашла результат удовлетворительным: губки накрашены, щёчки припудрены, и причёска вроде уже не напоминает взрыв на макаронной фабрике. Одежда тоже приобрела более презентабельный вид. Инна обернулась:

– Всё, я готова.

Новый знакомец окинул её взглядом с головы до ног:

– А, да. Поверь мне, так значительно лучше.

Говорит так, будто это он уговорил её сделать «значительно лучше»! Она тихонько фыркнула, но промолчала. Теперь они направились обратно к коллектору, оставив позади таинственный труп. Инна наконец догадалась спросить:

– А как тебя зовут? А то я до сих пор и не знаю…

– Ну… ты вполне можешь называть меня Этап.

– Этап? – удивлённо повторила она. – А, это тоже аллегория, да?

– Нет, ну почему же? Если, например, твоё имя означает «бурный поток», то что – я обязательно должен усматривать здесь аллегорию?

– Хм, – только и выдала она. «Бурный поток» оказался для Инны откровением. Надо обязательно запомнить – всё-таки, хоть какая-то польза от этого знакомства.

– Как мне следует истолковывать твоё «хм»?

– Да никак. Просто…

– Если тебе не нравится моё имя, то мы можем перевернуть его и прочитать задом наперёд. Тогда получится Патэ.

– Ну и что?

– Ничего. Тебе больше нравится Патэ?

– Мне это как-то не экзистенционально, – сказала Инна.

– Экзистенциально, – поправил человечек, и она подумала: какой же он всё-таки зануда! – Ну, я рад. Просто, знаешь ли, иногда встречаются люди… Так как ты будешь меня называть?

– Пускай уж будет Этап.

– А, превосходно. Я крайне рад, что мы достигли взаимопонимания в этом сложном вопросе.

Они уже прошли зал, и Инна запомнила, что из него они двинулись во второй коридор справа. Она решила, что будет отслеживать весь предстоящий ей путь, каким бы сложным он ни показался. Всегда должна быть точка отсчёта, думала Инна. Если есть точка отсчёта, то можно отталкиваться от неё и выстраивать цельную картину. Моей точкой отсчёта будет дверь с номером «0195».

А тут как раз показалась другая дверь – тоже чёрная и тоже с номером: «0044». Инна уловила здесь намёк на то, что предположение о тысяче дверей может соответствовать действительности, и нашла эту мысль малопривлекательной. Ручка была на месте, и никакой щели наверху или где-либо ещё не наблюдалось – кроме, естественно, щели для ключа.

– Давай сюда, – сказал Этап.

– Что? – Инна замерла в недоумении.

– Что-что… – передразнил он. – Ключи, конечно же.

– Откуда ты знаешь?

– Инна! – назидательно проговорил Этап. – Ты хоть и юная, но уже большая, вполне взрослая девочка, и как будто неглупая…

– Нет, наверное, я всё-таки глупая, – возразила она. Как будто это было само собой разумеющимся, что у неё должна быть при себе связка ключей, и что один из них подойдёт именно для этой двери. – И вообще, лучше бы ты прекратил разговаривать со мной таким тоном!

– А, прошу прощения! Я совсем не хотел… Ну, так? – он протянул руку.

Инна покорно вытащила из сумочки связку и вложила в эту руку. На мгновение Этап задержал взгляд на бесхозном колечке – казалось, он хотел по этому поводу что-то сказать, но в последний момент передумал. Несколько секунд он перебирал ключи пальцами – было похоже, что он делает это не для того, чтобы выбрать нужный, просто ему нравился сам процесс; нравилось, как ключи тихонько позванивают, будто колокольчики. Наконец, снова поднимая воображаемую тяжесть, он вставил ключ в замок и повернул его там. Инна приготовилась услышать душераздирающий скрип, но дверь распахнулась беззвучно.

– Добро пожаловать в моё скромное жилище! – торжественно произнёс Этап, возвращая Инне ключи. – Особенных удобств не обещаю, но чем могу…

Он прошёл вперёд, совершенно по-видимому забыв о существовании хороших манер. Первым, на что обратила внимание Инна, был резкий, очень знакомый, какой-то звериный запах… Ну да, конечно. Долго гадать не пришлось, потому что источник запаха стоял в углу небольшой комнаты. Это была клетка из тонкой, густо переплетённой проволоки, достававшая почти до потолка. В клетке обитали кошки – в количестве не меньше двух десятков. Самые разные: рыжие, чёрные, белые, полосатые и серо-буро-малиновые. Здоровенный белый кот с роскошной шерстью, дрыхнувший на дощатой полке под потолком, вымахал едва ли не с половину Инны – не говоря уж о том, что живот у него был явно потолще, чем у неё. В противоположность здоровяку, на полу под боком у своей мамы спал крохотный рыжий котёнок – таких у Инны на ладони могло разместиться сразу двое. Так значит, Этап большой любитель кошачьих? Да, но зачем же держать их всех в клетке, да ещё и в таком количестве? Это просто жестоко!

Посреди комнаты располагался деревянный потрескавшийся стол. Никакой скатерти не было – кое-какая посуда стояла прямо так; здесь же на углу стола приткнулся самовар, от которого вниз тянулся провод. Электрический самовар… провод почему-то сразу успокоил Инну – на душе стало легче от осознания факта, что диковинный обитатель подземелья вовсе не оторван от цивилизации.

Первым делом хозяин наполнил и тут же включил самовар. Заодно включил и микроволновку, стоявшую на полке слева – увидев её, Инна тихонько хмыкнула.

– Я вот перекушу с удовольствием, – сказал Этап. – Ты, может быть, тоже? Или всё-таки…

– Нет, спасибо, – ответила Инна. – Ты зачем животных мучаешь?

– Мучаю? Ну ничего себе! А что ж мне с ними, церемониться прикажешь? Они ведь так все разбегутся! Ты об этом подумала, Инночка?

– У хорошего хозяина не разбегутся, – она хотела было попросить котёнка на руки, но раздумала: условия в клетке явно были не очень-то гигиеничными, и ей только не хватало для полного счастья подхватить какую-нибудь заразу.

– Ну, знаешь ли, – сказал Этап. Посмотрел на жилище кошек: Вообще-то их тоже покормить пора бы.

Он встал, подошёл к правой стене и что-то там нашарил. Тут же в клетку посыпалась широкая струя кошачьего корма. Кто был посноровистее, уже подставляли под неё свои рты, ловя пищу прямо на лету. Даже здоровяк на верхотуре, спавший, казалось бы, беспробудным сном – и тот сразу зашевелился.

– Ешьте-ешьте, бездельники! – с лёгким злорадством сказал Этап. Спасу на вас нет. И мороки сколько! Эх-х-х… утоплю я вас когда-нибудь! Вот так всех сгребу в охапку и утоплю.

– Э, э! – вскричала Инна. – Ты что?!

– Шучу я, – сказал хозяин миролюбиво. – Разве ж можно, сама подумай, такие доходы… Ну что – есть не хочешь, но чай хотя бы будешь?

– Буду.

Скоро самовар вскипел. Этап наполнил две чашки – Инне досталась зелёная с замысловатыми абстрактными узорами. Перед собой он поставил тарелку, извлечённую из микроволновой печи. На ней лежало нечто, с виду напоминающее курятину:

– А я вот мясца поем. Не хочешь всё-таки? Брезгуешь?

– Не хочу. А чьё мясо-то? Курица?

– А, кошатина, само собой, – Инна едва не поперхнулась. – Заметь: натуральная, без обмана. Это тебе на базаре кошку под видом кролика продадут. А у меня всё честно: кошка – значит, кошка.

– Так ты их для этого держишь? Изверг!

– Да ну, брось, в самом деле! Бизнес как бизнес. Каждый, знаешь ли, выплывает, как может.

– Всё равно это отвратительно, – сказала она.

– Ну и зря, между прочим. В своём роде деликатес, понимать надо! Эх, ты, несчастная… – окончание фразы потерялось в увлечённом чавканье.

– Чай у тебя хотя бы нормальный? – спросила Инна, боязливо поставив чашку на стол.

– Чай как чай. «Дилмах», между прочим. Тебе этикетку показать?

– Не надо, – напиток и правда был хорош, а вот хозяин этого жилища с каждой минутой всё больше вызывал у неё антипатию. Только бы он знал, как добраться до выхода, а там уже можно будет преспокойно от него отделаться и забыть…

– Никому нельзя доверять, – вдруг выдал Этап.

– Это ты мне? – она подняла голову.

– А, нет, ни боже мой! Ты что, подумала… нет, конечно же нет! Это, если угодно, в своём роде дружеский совет. Никому, абсолютно никому! Ты вот представь себе, Инночка: один мой знакомый недавно идёт так себе среди бела дня, никого не трогает… И тут какие-то бандюги хватают и выкалывают ему глаза. Вот просто так. А? И что ты после этого скажешь?

– Ужасно, – сказала Инна. Она ни минуты не сомневалась, что эту байку Этап сочинил специально для неё. Может быть, даже прямо сейчас.

– Вот так вот… – он тяжело вздохнул. – И так везде! Кошмар, безобразие! Да что я говорю… Вот ты же сюда отправилась – и что? Они тебе говорили про подземные коридоры, двери и ключи, про зверинец, про пропасти… Говорили, а? Да ничего они тебе не говорили! До утра просидеть в домике, только и всего! Десять тысяч, ха-ха-ха! Нет, это невыносимо. Невыносимо… – Этап вдруг схватился за голову и едва не плюхнулся лицом в тарелку.

– А что ты об этом знаешь? – спросила она. – Что за пропасти?

Он только махнул рукой: отстань, мол. Инна молча пожала плечами: не хочешь говорить, ну и не надо, я не напрашиваюсь, не любопытная. Мысленно ухватилась за «десять тысяч»: вот что должно быть для меня отправной точкой! Вот какова моя цель. Десять тысяч – а для этого выбраться отсюда, а для этого, в свою очередь… да, тут уже было сложнее.

– Или, вот, крокодилы, – сказал Этап, приподнимаясь со стола.

Инна едва не уронила чашку.

– Что – крокодилы?

– Летают… – произнёс он мечтательно.

Она прыснула со смеху. Что-то такое проснулось в её памяти, связанное с летающими крокодилами, но она так и не смогла сообразить, что же именно.

– Ага, – сказала вслух, – крылышками махают. Раз-два, раз-два…

– Нету у крокодилов никаких крылышков, – оборвал её Этап. – Сама знаешь.

– Знаю, – согласилась она. – И то, что летать они не могут, тоже знаю.

– Ну так а я что говорю?

Это уже точно напоминало какой-то тонкий издевательский прикол.

– Так значит, всё-таки не летают?

– Ну а то? Или у юной Инночки есть на этот счёт какие-то сомнения?

– Да мне, в общем, как-то…

– Не экзистенционально, – закончил Этап.

– Экзистенциально, – ехидно поправила она, хотя сама привыкла произносить это словечко в намеренно искажённом варианте.

– Вопрос не в том, летают или не летают, – сказал он. – Но почему?! Вот что интересно! Причём обрати внимание: не «почему крокодилы не летают?», и не «почему крокодилы могли бы летать?» Нет, я смотрю на вещи шире, глобальнее: почему крокодилы могут летать или не летать? Почему, наконец, вообще крокодилы? Задумывалась ли ты когда-нибудь над этим? А ведь если ты однажды задумаешься… А… – вдруг оборвал он фразу, безнадёжно махнул и снова завалился на стол.

Инна допила чай и отодвинула от себя чашку. Этап и не думал шевелиться, как будто заснул или вообще потерял сознание. На спине по-прежнему отчётливо был виден отпечаток ноги. Она спросила громко:

– Этап, а ты что, здесь и живёшь?

Он поднял голову и издал нечто нечленораздельное. Инна вздохнула:

– Хозяин, здорово же ты гостей принимаешь!

– А, извини. Извини ради бога. Если я что-то сделал не так, то готов немедленно искупить свою вину.

– Да я всего лишь вопрос задала…

– А я, между прочим, всё слышал! – вскричал Этап. – Да, живу я здесь, ну так и что? Почему бы и нет, а? Как ты думаешь?

– Не знаю. В таком месте…

– А, ну так… И чем же тебе место не угодило? Живут же люди, в конце концов? Ну и я живу. Нормально вполне, между прочим. Или тебе не нравится?

– Да мне-то что… И что, много людей здесь живёт?

– Вот ещё! Много, не много… Разве это важно? Сама подумай: разве это важно? Что, по-твоему, важнее: количество или качество?

– Ну и в чём в таком случае ваше качество? – спросила Инна. Она чувствовала, что нить разговора постоянно от неё ускользает, как ни крути.

– Э-э! – Этап погрозил пальчиком. – Ишь, чего! Качество! Моя юная девочка… Виноват, прошу прощения! Юная Инночка, я хотел сказать… Качество – оно, знаешь ли, не просто так. Оно доступно не всякому… О! О, о-о! – он как будто входил в экстаз. – Да-а… Так я хотел сказать… Ну, вот… А… Опять сорвалось. Ну что ж ты будешь делать? он взялся наливать себе чай и при этом перестарался, слегка перелив через край. – Вот так вот и живём, – закончил усталым тоном.

Если поначалу Инна думала, что этот человечек притворяется, то теперь уже почти уверилась в том, что он такой чудной и есть, и добиться от него чего-то путного будет затруднительно. Хотя она чувствовала к нему неприязнь, но к этому чувству примешивалась и определённая доля жалости, причину которой она не смогла бы толком объяснить. То ли дело было в странном следе на его спине, то ли в чём-то ещё. Именно из-за жалости Инна не позволяла себе говорить с ним слишком резко. Но, может быть, стоит не отвлекаться на посторонние темы и наконец перейти к сути?

– Ну, кто о чём, а я всё о своём, – сказала она. – Этап, так ты всё-таки знаешь, где отсюда выход?

– Выход, – повторил он как попугай. – Выход! – произнёс ещё раз торжественно, воздев правую руку к небу.

– Да, выход! – Инна слегка повысила голос.

– А, да. Да-да. Но скажи мне пожалуйста, Инна: уверена ли ты, что готова? Это, знаешь ли, не так просто, и не всякий… Так как: можешь ли ты быть точно уверена, что… А?

«Ничему не удивляться» – вспомнила она и сказала:

– Да, я абсолютно уверена.

– Превосходно, – Этап встал из-за стола, и Инна внутренне обрадовалась. – Это, знаешь ли, просто превосходно. Когда человек наконец понимает, что он действительно готов, что он на самом деле уверен разве что-то может быть прекраснее? Что ж… – он сунул правую руку за шиворот и начал что-то там усиленно чесать. Через полминуты прекратил – всё это время Инна терпеливо ждала – и лишь тогда продолжил: – Пожалуй, я должен показать тебе одну вещь.

– Что за вещь?

– А, ты поймёшь! Только лишь увидишь – и сразу… Ну, вот что, Этап отошёл к дальней стене, и только теперь Инна заметила, что часть этой стены немного выступает вперёд, несомненно представляя собой дверь. – Сейчас я принесу эту вещь сюда, и ты сама сможешь оценить. А пока подожди здесь. Минута-другая, не более. Ну как?

Наверное, нужно было соглашаться. Не то чтобы её очень привлекала перспектива остаться в комнате одной, но если какой-то неведомый ритуал гласил, что, прежде чем узнать о выходе, она должна взглянуть на некую вещь – то что оставалось делать?

– Хорошо. Только ты побыстрее!

– А, разумеется. Инночка, подумай сама: ну разве я посмел бы тебя задерживать? Сейчас-сейчас! Я почти уже здесь!

Этап отодвинул дверь; она только попыталась заглянуть за неё, но он с несвойственной ему прытью уже проскочил вперёд и закрыл её за собой. Инна осталась одна. Она встала из-за стола, на котором собралась кучка грязной посуды. Может быть, прибраться здесь немного, пока хозяина нет? Беглое окидывание взглядом комнаты дало понять, что в ней отсутствует умывальник. Что за безобразие! Интересно, он что – моет посуду прямо в канаве в коридоре? И вообще, где берёт воду, хотя бы даже для чая – в той же канаве? Нет, об этом лучше не думать…

Инна перевела взгляд на клетку. Там всё было тихо и спокойно кошки, коты и котята, насытившись как следует, большей частью завалились спать. Только одна парочка вела какую-то очень увлекательную игру, но и они старались делать это потише, чтобы не мешать остальным. Бедные животные! Что вам ещё нужно: только поесть и поспать, и вы даже не подозреваете, что в один прекрасный день ваш обожаемый хозяин откроет эту клетку, извлечёт наружу самого жирного, полоснёт воттакенным мясниковским ножом… Претендент на «самую жирность» снова дрых на верхней полке, как-то даже по-человечески похрапывая. Картинка тут же возникла перед Инной во всех красках: вот Этап в традиционном поварском колпаке подходит к клетке… злорадно потирает руки… открывает дверцу… заискивающе гладит белого здоровяка, почёсывая его роскошную шёрстку… вдруг схватывает его за хвост и рывком тянет вверх! Кот брыкается, визжит, почти как маленький ребёночек, но ничего не может поделать. Всё это происходило под весёлую мелодию «собачьего вальса». Инна даже вздрогнула, настолько живо представилась ей эта сцена. Но что-то всё же было не так. Ну да: в сценарии Этап открывал в клетке дверцу, но где эта дверца на самом деле?

Она осмотрела кошачье обиталище со всех сторон – в особенности с той, где в её воображении хозяин просовывал в него руку. Однако проволочное плетение выглядело сплошным и нигде не прерывалось. Правда, был рычаг на стене, который включал подачу корма. Если его нажать, откидывалась примыкающая к этой же стене задняя часть, но туда уж точно никак нельзя было протиснуть руку. Но как-то же, чёрт возьми, он их достаёт! Некоторое время Инна ломала голову над этим вопросом, так и эдак оглядывая клетку. Ответ упорно не находился. Так продолжалось до тех пор, пока она вдруг не поняла: прошло уже, наверное, минут пять, а хозяин всё не возвращается.

«Ну разве я посмел бы тебя задерживать? Я уже почти здесь!» мысленно передразнила она его. Да что же это такое, в конце концов? Похоже, у Этапа слова совершенно расходятся с делом. Впрочем, по-хорошему, она могла бы догадаться об этом гораздо раньше. И ещё, он сказал: никому нельзя доверять. Никому, значит? Замечательно, так почему бы не начать с него самого?

Инна тяжело вздохнула. Что ж, буду ждать, подумала она невесело. Что ещё делать? Она оставила клетку и подошла к другой стене – той, где стояла полка с микроволновкой. Там же на полке обнаружилась ещё кое-какая кухонная утварь, сваленная в кучу без всякого порядка, как придётся. Заняться всё равно было нечем, и Инна принялась раскладывать эти вещи, пытаясь привести их хоть в какую-то систему. Типично мужская черта, думала она – совершенно не заботиться о порядке в своём жилище. И чего я делаю для этого отвратительного типа то, что следовало бы хоть иногда делать ему самому? Она отбросила этот вопрос как риторический и подняла голову чуть выше, где над полкой что-то висело…

Там оказалась небольшая деревянная дощечка, поцепленная на гвоздик. Посередине дощечки был нос. Обычный человеческий нос – всё как положено: две ноздри, и даже, кажется, волоски из них торчали… В нижнем правом углу светились серебристые буквы, стилизованные под рукописный шрифт: «M.S.»

Вот этот нос, думала Инна. Нос-нос, на голове ты рос, да без головы остался. Но как же это? Неужели кто-то взял, чиркнул кому-то другому таким вот ножищем, оттяпал нос – и это специально для того, чтобы прилепить его на дощечку и хвастаться: вот, мол, какой у меня трофей! Может быть, сам Этап и оттяпал? Или нет – не он, а загадочный Некто, который наступил ему на спину. Но зачем? А он ещё что-то рассказывал про знакомого, которому выкололи глаза…

Всё это было дико, глупо и бессмысленно. Впрочем, не более бессмысленно, чем само по себе подземелье как таковое. Вокруг стояла полная тишина, даже коты уже совсем замолкли. О, господи, да что же это?! Инна вдруг решилась, быстрым движением сняла дощечку со стены и поднесла к глазам. А может, он и не настоящий, подумала она. Вот и волоски какие-то ненатуральные… Или это так кажется? Мне ведь хочется, чтобы он оказался ненастоящим, вот я и думаю… Но всё равно – зачем?! Ещё и инициалы: «M.S.» Она вернула нос на место, села на стул и отвернулась. Где же этот негодяй? Ни слуху ни духу. Может, ему самому там сейчас что-то отрезают? Какая чушь…

Происходящее казалось настолько странным, что Инна даже почти не боялась. Она встала и подошла к деревянной двери, за которой исчез Этап. Сейчас хотя бы выгляну, куда она ведёт… Идти никуда не буду, нет, лучше не стоит – мало ли что? Только выгляну… Ухватилась за тёмный выступ на привычно зелёном фоне и потянула на себя. Неожиданно дверь издала такой ужасающий визг, какой мог бы извлечь из скрипки человек, впервые в жизни взявший в руки этот инструмент. Инна отпрянула и отпустила дверь – та тотчас захлопнулась. Она сделала глубокий вдох и выдох. Нет уж! – подумала, меня так просто не запугаешь! Её натуре была присуща черта доводить всё начатое до конца, и сейчас она не собиралась отступать от этого принципа. Она подошла вплотную и снова потянула – на этот раз медленно, осторожно. Как только щель стала достаточной, чтобы можно было просунуть голову, Инна заглянула в неё.

Увидела она не так уж и много. За дверью был короткий слабоосвещенный коридор, переходящий в ступеньки. Ступеньки уходили вниз, но куда именно, разобрать отсюда было невозможно. Вот чёрт! Чтобы узнать больше, нужно было не просто заглянуть, а уже зайти за дверь. Стоит ли рисковать? Подумав об этом, Инна ощутила, как желание увидеть, что находится внизу, становится всё более жгучим, уже физически непереборимым. Но…

«Любопытной Варваре нос оторвали».

Она отпустила дверь и отскочила назад, как ужаленная. Потом замерла, будто её огрели по голове тяжеленным молотом. Вот же он, этот нос, на стене!.. Дрожащей рукой нащупала спинку стула; стала опускаться и поняла, что сейчас сядет на пол – стул был развёрнут не той стороной. Она принялась его поворачивать, и тот угрожающе заскрипел ножки тёрлись о пол. Инна оставила в покое стул, махнула рукой и почувствовала, что её шатает. Сердце отбивало в груди жёсткий ритм. Бежать, скорее бежать отсюда! Дыхание стало частым и прерывистым, как будто она и в самом деле уже куда-то бежала. Вприпрыжку Инна обогнула стол, мимоходом сшибив на пол чашку Этапа. Выругалась в сердцах: мать-перемать, какая же я неуклюжая! Поднимать чашку не стала и остановилась перед входной дверью. Взялась за железную ручку, повертела: ничего. О, господи!.. Каким же ключом он её открывал? Инна вытащила из сумочки связку, взглянула бегло: нет, не помню! Вот дурёха набитая, и куда ты смотрела, когда он отпирал дверь? Ну что ж, придётся, как обычно, методом научного тыка.

Она механически перебирала ключи, а мысли текли сами собой в другом направлении. Ну что, девочка, несчастная юная Инночка, наигралась? Могла бы сейчас дома сладенько дрыхнуть в своей постельке! Нет – понесло… Так ведь не для себя же старалась! Десять тысяч проклятые, чтоб им… Ей-то что, она до сих пор без них обходилась и дальше обошлась бы, не для себя ведь! Ну, что ж теперь… Ключи один за другим откладывались в сторону – ни один пока не подходил. Однако монотонные действия постепенно её успокаивали. Куда она, в сущности, пытается бежать? Назад в мокрое подземелье, где труп безвестного юноши лежит? А ещё там бродят крысы и бульбуляторы всякие… А здесь что? Ну, нос висит на стене. Так мало ли что… У одного её знакомого на стене целая коллекция черепов висит, и среди них один человеческий, между прочим так что ж с того? Правда, насчёт черепа ей прекрасно известно, что он был вырыт из брошенной могилы, а вовсе не снят с только что убитого человека – а вот этот нос, откуда он? А если не с убитого, а прямо с живого?!

Инну прошиб холодный пот. Она вдруг поняла, что пробует ключи уже по второму разу. Проклятье, ну неужели она его пропустила? Вот уж точно – дура-дурой… Или не пропустила? Нет, такого не может быть. Ну разве, в самом деле, бывает так, чтобы снаружи дверь открывалась одним ключом, а изнутри – совсем другим? Или всё-таки бывает?

От лихорадочных действий Инна совсем взмокла. Она остановилась, вытерла пот со лба. В комнате всё ещё стояла зловещая тишина. Что делать-то теперь, что делать? Куда идти, куда бежать? Минут пятнадцать уже, наверное, прошло – а Этапа всё нет. Проклятый человечишка, под Депардье косящий – с его ли сложением?.. Дьявольщина. Инна сидела на полу под дверью, ключи лежали у неё на животе. Бесполезно, всё бесполезно. В этом месте всё неправильно. Так не должно быть, мы живём в реальном мире, а тут приходят какие-то коротышки и мучают кошек в клетке, у которой нет дверцы, а в свободное время отрезают носы всем любопытным Варварам… или вАрварам. Один фиг. Ну и ладно. Его зовут Этап, а всякий этап рано или поздно должен быть пройден. И этот тоже будет пройден. Раз гора не идёт к Магомету – значит, Магомет сам прогуляется к горе, разомнёт свои ножки… Инна поднялась и подошла к двери у противоположной стены. Всё, надоело! Иду на вы!

Инна решительно прошла за дверь и почти бегом проскочила коридорчик. По лестнице спускалась уже медленнее: гранитные ступеньки были неровные и очень высокие – достигали ей едва ли не до колена. Однако лестница никак не могла быть рассчитана на великана – слишком низкий потолок, Инна чуть-чуть только не цеплялась за него головой. Она ещё не успела разобраться с этим противоречием, как спуск уже закончился. Внизу оказалась квадратная площадка, а через неё проходил коридор настолько узкий, что даже двое в нём не разминулись бы. Слабый свет едва достигал пола. Что ж, по крайней мере, здесь сухо… Инна, верная своей системе, выбрала правый ход, набрала в грудь воздуха и шагнула навстречу неизвестности.

Но и этот путь не был очень длинным. Пройдя поворот влево, Инна обнаружила, что здесь стало гораздо просторнее и светлее. Правда, впереди коридор оканчивался тупиком… зато по бокам располагались двери. Целых шесть дверей – по три с каждой стороны. Без номеров – тут же поспешила заметить Инна. И вообще – равны, как на подбор. Куда же идти?

Когда первая дверь оказалась запертой, она подошла к вопросу методически. Тут же проверила все остальные, одну за другой – ни одна не хотела открываться просто так. Ну что ж, подумала, и снова на арене любимица публики – наша многострадальная связка ключей. Бояться пока как будто было нечего, и Инна решила не спешить, чтобы снова не оконфузиться. Теперь она действовала медленно и тщательно – с чувством, с толком, с расстановкой. Первым делом взяла за исходную точку колечко от сломанного ключа и двигалась от него, перебрасывая использованные ключи на другую сторону. Ни один упорно не желал подходить. Если сначала она думала, как выбрать правильный путь среди шести возможных то сейчас молила бога, чтобы доступным оказался хотя бы один. Первую дверь вскоре пришлось признать непреодолимой, а за ней и вторую…

И всё-таки на этот раз «законы жанра» сработали. Инна вздохнула с облегчением, когда последняя шестая дверь распахнулась перед ней. Слава тебе, господи! Впереди было на удивление светло – от такого яркого освещения она уже успела отвыкнуть. Первым, что бросилось в глаза, было зеркало от пола до самого потолка. Вмурованное в стену, оно отражало в себе её одновременно радостную, усталую и слегка недоуменную улыбку. Инна подошла ближе и придирчиво окинула своё отражение взглядом со всех сторон. Да-а-а… С джинсами, пожалуй, ещё можно будет что-то сделать, а вот майка… очень повезёт, если удастся её отстирать. Кроссовки… ну, для утренних пробежек, допустим, сгодятся. Она перевела взгляд на лицо. Весь глянец, который она недавно пыталась навести, уже расплылся и потёк. А может, никакого глянца особенно и не было – она, конечно, старалась как могла, но в том туннеле не много чего увидишь. Фигня, однако… Если бы на месте этого паршивца Этапа оказался кто-нибудь посимпатичнее, ей было бы не очень-то приятно. Ну что – стоит потратить немножко времени, чтобы навести красоту, или лучше не тянуть и двигаться дальше?

Сзади что-то громко щёлкнуло. Инна поняла, что произошло, раньше, чем увидела: дверь захлопнулась. Ну, в конце концов, она же вроде не собирается возвращаться назад? Только теперь она прошлась глазами по всему помещению. Комната оказалась квадратной, даже, пожалуй, кубической. Слева была голая стена, против обыкновения выкрашенная в белый цвет – возможно, ещё и поэтому здесь так светло. Справа? Точно такая же белая стена…

Проклятье!

Комната была пустой и тупиковой – зеркало, которое так предательски отвлекло Инну, являлось единственным предметом её интерьера. Ну что ж… куча времени потрачено зря – но всё-таки остаётся ещё путь налево от лестницы! Она посмотрела на дверь – и вдруг громко расхохоталась. Вот это уже воистину замечательно! Сегодня у неё действительно сногсшибательное везение. Тут даже и говорить не о чем. Ха-ха-ха! Ха-ха-ха!..

На двери не было не только ручки – на ней также отсутствовала замочная скважина. Кажется, её вообще не предполагалось открывать с этой стороны.

Я попала в ловушку, констатировала Инна. Теперь у неё было сколько угодно времени, чтобы наводить красоту, но только не было ни малейшего желания. Кого интересует её красота, если со всей этой красотой она будет сидеть здесь взаперти, и никто её всё равно не увидит? Её саму, во всяком случае, уже не интересовала.

– О, горе мне, горе! – пробормотала вполголоса. Палец с сорванным ногтем распух и разболелся сильнее. До сих пор Инна как-то почти не замечала этой боли – но стоило один раз обратить на неё внимание, и ощущение стало навязчивым. Она вытащила из сумочки носовой платок, обмотала вокруг пальца, вскрикнув при этом пару раз… Не то чтобы стало намного легче, но по крайней мере теперь она нечаянно не зацепится ранкой за что-нибудь – и то ладно.

Инна опустилась на пол, села по-турецки… надо бы для полного счастья в позу лотоса – невесело усмехнулась про себя; менять положение всё же не стала. Завтра не пойду в институт, подумала равнодушно. Или надо говорить «сегодня»? Попробуй тут пойми, если часы давным-давно стали. Наверное, всё-таки уже сегодня. Если, когда она зашла за ту чёртову дверь, было как минимум пол-одиннадцатого, то сейчас уж точно за полночь. В любом случае – фигушки ещё куда-то идти, после таких-то путешествий. С другой стороны, обидно: завтра как раз была дискретка может быть, единственный предмет, который Инна посещала с удовольствием. Вот ещё та странность: казалось бы, никогда её не привлекала математика ни в каком виде, а тут – на тебе! И что в этой дискретке такого особенного, что она так её приворожила? Наверное, «особенное» было всё-таки в преподавателе. Нет, ничего такого в духе анекдотов, которые любят рассказывать студенты, Инна к нему не питала – да он и по возрасту ей едва ли не в отцы годился, о чём тут говорить? Но был в нём какой-то шарм, что-то такое в его манере вести лекцию, да и говорить вообще… Пожалуй, это действовало не только на неё, но в большей или меньшей степени на всех студентов – ну, кроме всяких отморозков, про которых Инна вообще предпочитала не думать. Да, бывает всё-таки иногда что-то хорошее в этой жизни – причём, что особенно приятно, именно там, где его меньше всего ожидаешь…

Нет, подумала она, но надо же смотреть на вещи реально! Сейчас я, конечно, ещё бодренькая, вроде и спать даже совсем не хочу… Но это сейчас. А приду домой – небось, сразу завалюсь, как убитая, и хоть из пушки над ухом стреляй. Какой там к чёрту институт, да ну его на фиг! Ещё не освоив до конца свою будущую профессию, Инна уже успела её возненавидеть. Возможность посвятить всю себя любимому занятию ей явно не светила. Максимум, на что она могла сегодня рассчитывать – скромная страничка в Интернете и небольшой круг виртуальных единомышленников и сомнительных поклонников. Такая слава казалась Инне неправильной, какой-то ненастоящей и совсем её не привлекала, поэтому её музыкальные способности до сих пор оставались чем-то вроде семейной тайны. Вот если бы эти десять тысяч… Да, их вполне хватило бы, чтобы подмазать где следует, дать на лапу нужным людям, засветиться в их элитных тусовках, сделать себе какое-никакое имя и обеспечить задел на будущее… Правда, эта так называемая «элита» шоу-бизнеса по большей части не вызывала у неё ничего кроме отвращения, но она бы уж как-нибудь сумела держать свои чувства при себе. А так – заманчиво, ох как заманчиво! Но Инна решила твёрдо: она не возьмёт себе с этих денег ни цента.

Ну вот, подумала с грустью, я уже делю шкуру неубитого медведя. Ты, юная Инночка, сначала ещё получи эти десять тысяч! Да что там выберись первым делом хотя бы отсюда… тьфу ты чёрт, прицепилось же ко мне это придуманное Этапом обращение! Юная Инночка шла под землёй, труп увидала вдруг перед собой… как там дальше? Инна у трупа взяла пистолет – больше в туннеле том жителей нет. Вот присочинится же иногда такое! Почему я, кстати, в самом деле не взяла тот пистолет? Хотя зачем он мне, я и стрелять-то не умею… Ладно, проехали. Разогналась, понимаешь: идти мне завтра в институт или не идти? Ты из тупика сначала выйди, да?!

Инна вскочила и принялась мерить комнату шагами. Она терпеть не могла долго сидеть на одном месте, а тем более – если при этом нечем было заняться. Попалась, значит, так элементарно попалась, по дурости своей, как мышь в мышеловку. Только мышь ловят на сыр – а её поймали на зеркало. Да будь оно проклято, это зеркало! Инна подошла к нему поближе, состроила зловещую гримасу и погрозила бессловесному предмету кулаком – отражение ответило ей такой же угрозой.

– Ах ты дря-а-ань! – выкрикнула агрессивно; конечно, зеркало само по себе было ни в чём не виновато, но ей страшно хотелось на чём-то сорвать накопившуюся злобу. Потом отвела руку назад и замахнулась для удара. Ой! – остановилась в последний момент: мало тебе сломанного ногтя, что ли? Ещё и руку искровавить хочешь, ты, дурочка, идиотка несчастная? Она всё-таки ударила – несильно, только едва толкнула это был не более чем жест отчаяния. И тут же отскочила, поражённая случившимся.

Зеркало вздрогнуло, на миг изогнулось, пустив волны по изображению Инниного двойника, и застучало противным металлическим лязгом несмазанного механизма. Затем, чуть продвинувшись вперёд, отделилось от стены и с таким же лязгом отъехало влево.

– Я фигею… – пробормотала Инна. Подумала: надо было чаще играть в компьютерные игрушки. В эти, как их… эр-пэ-гэшки, вот.

За зеркалом обнаружилась зловеще-чёрная, грязная каменная стена. В стене были три трубы – одна у самого пола, другая на уровне головы и третья как раз между ними. Трубы призывно глядели на Инну жуткими чёрными дырами – их ширина была вполне достаточной, чтобы внутри смог проползти человек. Проползти как змея, как червяк какой-нибудь!

Всю жизнь мечтала лазить по трубам, подумала Инна. Вот ни о чём другом так не мечтала, как об этом. Конечно же, там внутри темно, грязно, и вонища стоит… А главное, даже непонятно, куда они ведут, трубы эти. Может быть, там вообще тупик. А может, там крысиное гнездо… Нет, что-то я путаю: гнездо – осиное, а у крыс как-то по другому называется. Ну, неважно. А может, там дальше вода течёт, или вообще кислота какая-нибудь. Вот залезу – а она тут и потечёт, и тогда тебя, девочка, только и поминай, как звали… Ну как? Не правда ли, замечательная перспектива?

Инна кивнула сама себе: конечно, ещё и какая замечательная! Наугад выбрала среднюю трубу: выглядели все три совершенно одинаково, но в эту по крайней мере было легче забираться. Вдохнула на полную грудь: кто знает, вдруг это последняя в жизни возможность надышаться по-человечески? На прощание оглядела комнату, втайне надеясь, что столь желанный выход как по волшебству возникнет в ней из ниоткуда. Нет, чем-чем, а волшебством тут явно не пахло. Мошенничеством – это может быть, и подлостью, без сомнения, тоже. Ну что ж – с богом! Инна хлопнула рукой об руку, ухватилась за край трубы, сунула в неё руки, потом голову… О, проклятье, бог ты мой! В нос ударил затхлый дух, наполненный животными испражнениями и другими неведомыми, но ничуть не более приятными запахами. Она поспешила закрыть нос. Чёрт, вот об этом уж точно никто не предупреждал, а то она бы как-нибудь позаботилась захватить с собой противогаз. И что же делать? Инна колебалась ещё с полминуты, потом подумала: если она не собирается ждать у моря погоды – а она не собирается – то это только вопрос времени. Всё равно придётся лезть, неизбежное не оттянешь. Она подтянулась и протиснулась в трубу целиком; сначала ещё пыталась придерживать нос, но так было неудобно ползти. Решила: буду дышать ртом, может это и вреднее, зато вонь чувствуется гораздо меньше. Какое счастье, что в животе ничего нет, кроме разве что чая!

Почти сразу наступила полная тьма. Главное – не пугаться, думала Инна. Не пугаться, что бы ни случилось. Для поддержания бодрости духа она тихонько запела:

«И рабочему – труба!

И колхознику – труба!

Ну а Инночке-красавице

Тем более – труба!»

К сожалению, долго поднимать настроение таким образом не удалось – уже после второго повтора Инна почувствовала, что задыхается. Она тут же прекратила пение, хотя мысленно всё ещё продолжала его – так было всегда, стоило какому-нибудь мотивчику привязаться к ней, и отделаться от него потом было уже нелегко. Впрочем, сейчас она и не стремилась отделаться – наоборот, эта бессмысленная песенка хоть немного отвлекала её от окружающей обстановки. Инна протягивала вперёд руки и, прижимая их к стенкам трубы, тянулась вслед за ними сама, отталкиваясь ногами. Чёрт, долго ещё? Она поняла, что начинается поворот, только ощутив, как изгибается её тело. Ну что ж – поворот так поворот, лишь бы не тупик. Руки снова продвинулись вперёд, и пальцы нащупали целый слой какой-то жидкой грязи. О, господи! Думала ли она, что будет когда-нибудь ползать по дерьму – причём, можно сказать, практически добровольно? Инна сплюнула; тут же выругала себя: ей же сейчас по собственному плевку придётся ползти! Что, мало вокруг чужого дерьма, так ещё и от себя добавить решила?

Дико скривившись от отвращения, она всё же прижала руки к стенкам, оттолкнулась… Вдруг почувствовала, что застревает. О чёрт, только не здесь, не среди этого говна! Голова кружилась от недостатка воздуха, и к горлу подступила тошнота. Нет! Нет, нет! – мысленно закричала Инна. Только не это опять! Она закрыла рот, хотела по привычке прижать его рукой… ой, нет – это явно была не самая лучшая идея. Подумала: жаль, что я когда-то бросила заниматься йогой, терпения не хватило, как всегда… В следующий миг недавно выпитый чай уже выходил наружу вместе с противной слизью. Она вырвала раз, закашлялась, сплюнула – и тут же опорожнила желудок снова. Да что ж это такое, в конце концов, там уже давно не должно было ничего остаться! Ну, теперь он точно был пуст, в этом сомневаться не приходилось.

Инна снова кашляла. Голова совсем пошла крУгом, в ушах возник какой-то шум и постепенно нарастал. Сейчас отрублюсь – подумала отстраненно. И, что главное, никто даже не имеет ни малейшего понятия, где меня искать. Вот тут и подохну – прямо на куче дерьма. И тем самым ещё увеличу эту кучу. Поспешно одёрнула себя: да что ж это за мысли такие?! Ты что же, девочка – взаправду помирать собралась? У тебя ведь жизнь только начинается, двадцать один год всего, все дороги, блин, впереди, это же так, блин, замечательно! Ну и подыхай, дура, прямо здесь – какая геройская смерть! Ах-ах, вы ж подумайте!

Инна зажмурилась, сжала веки до боли. Вообще-то и так не было видно ни зги – это несомненный плюс: проще ползти по говну, когда его не видишь. Ну что, задала самой себе вопрос: сможешь себя превозмочь? В ушах стояло предательское гудение, напоминая о том, что она в любой момент может завалиться в обморок. Ну, была не была, терять как будто нечего. Инна размотала повреждённый палец, резко схватила его левой рукой и сжала со всей силы. Болевой удар мгновенно отозвался по всему телу и врезал в мозг бешеным криком: а-а-а!!! Она не стала сдерживаться – выкрикнула вслух; из глаз уже текли слёзы. Боже, кто б мог подумать, что это будет так больно?! А-а-а-а!.. Но шоковая терапия дала нужный результат – шум стих, и в голове сразу прояснилось. Не теряя времени, Инна набрала в грудь воздуха, не обращая уже никакого внимания на его «дивный» запах, выдохнула стремительно – и так же стремительно рванулась вперёд. Грудь прошла по чему-то мокрому и скользкому – она прекрасно знала, чему. Но теперь, кажется, пора было вовсе забыть о существовании такого слова – брезгливость. Пользуясь неожиданным приливом сил, Инна быстро продвигалась дальше.

Ура! Скоро в нескольких метрах замаячил «свет в конце туннеля» серый овал на чёрном фоне снизу. Впрочем, это, похоже, был не совсем конец, а промежуточный выход – после него труба продолжалась ещё дальше. Ну и пусть себе, подумала Инна – какое мне дело до продолжения, если вот он, выход, уже почти передо мной! Конечно, это не был выход вообще, о таком счастье она не смела даже и думать – но даже выход из этой вонючей трубы, разве это не счастье? Она в несколько рывков добралась до спасительной дыры, высунула в неё голову, вдохнула спёртый воздух подземелья показался ей райским ароматом. Пол, с виду твёрдый, возможно даже металлический, был в паре метров внизу. Как бы не сломать себе что-нибудь… Да ну, подумала, после героического броска сквозь трубу мне, кажется, уже нечего бояться.

Инна внутренне собралась. Проползла немного вперёд, пока не почувствовала, что может спустить в дыру ноги. Тогда начала медленно двигаться назад, постепенно высовываясь наружу. Неожиданно оказалось, что бёдра застряли и никак не хотят протискиваться. Инна нервно задёргалась на месте. Ну нет уж! – подумала она. Только не теперь! Уж как хотите, а я отсюда выберусь. Если надо – даже джинсы сниму, и на такое пойду, вы не думайте. Но выберусь! В этот момент самое широкое место её тела всё-таки прошло сквозь отверстие. Через две секунды Инна уже висела на руках; затем примерилась и спрыгнула.

Приземление получилось удачным. Звук падения тут же разнёсся во все стороны и вернулся назад многократным эхом – кажется, это был единственный звук, нарушивший тишину помещения. В следующую секунду она чуть не упала – за время похода организм заметно ослабел. Ну что ж – присяду на пол и передохнУ немного, вот так… Пол действительно был металлическим и холодным – но всё лучше, чем отвратительная поверхность трубы.

С одеждой надо было что-то делать. Инна осторожно, чтобы не испачкать лицо, стянула с себя безнадёжно замурзанную майку – осталась в одном только некогда бывшим белым лифчике. Выбросить маечку она всё-таки не решилась – свернула её аккуратно, самой грязной стороной внутрь, и сунула за пояс. Джинсы, правда, тоже были не в лучшем виде, но их снимать совсем не хотелось – хотя бы даже потому, что тут было холодно. Вот теперь очень к месту была бы канава с водой, но похоже, как назло… Ладно, подумала, сейчас осмотрюсь и разберусь, что к чему. Лишь бы только здесь никого не было, а то если меня увидят в таком состоянии… Инна попробовала представить, что сказала бы мама, увидев её в таком состоянии. Нет, решила тут же, мама никогда не узнает всех подробностей этого странного путешествия.

Она подняла глаза вверх – и взгляд натолкнулся на крест. Массивный, добротно сработанный деревянный крест висел в полуметре над полом – он был подвешен за металлические скобы на тяжёлых цепях, уходивших куда-то под потолок на высоту не меньше трёх этажей; там же на потолке была закреплена большая круглая лампа – единственный, но достаточно мощный источник света в этом месте.

На кресте был распят человек.

Инна вскрикнула. Зал не замедлил ответить ей несколькими отголосками, и она тут же выругала себя за такую нервную реакцию. Потом снова наступила тишина, как в межзвёздном вакууме. Инна опёрлась руками за спиной и обратила взгляд на жертву. Распятый был мужчиной лет сорока, может быть даже тридцати пяти. Весь его облик говорил о солидности и респектабельности: круглая шляпа на голове, аккуратный чёрный пиджак, тёмно-красный галстук с запонкой, брюки с почти идеальными «стрелками», лакированные туфли… И это – в таком месте! В ладонях торчали здоровенные гвозди; в дополнение, руки были привязаны к кресту бечевой – наверное, для пущей гарантии. Безвольно повисшая голова склонилась набок, изо рта тонкой струйкой сочилась кровь – только теперь Инна заметила на полу маленькую тёмную лужицу. Кажется, трагедия случилась не так уж и давно.

Нарушая образцовый вид внешности несчастного, из правого кармана брюк что-то выглядывало. Инна присмотрелась получше. Какая-то бумажка, пожалуй – да, точно, это была «зелёная» банкнота. Её достоинство девушка не могла отсюда разобрать.

Десять тысяч…

Инна вздрогнула; в следующую секунду она вскочила на ноги. Её заманивают, это же очевидно! Сначала – труп в туннеле, потом – отрезанный нос на стене, теперь – этот распятый… Да ещё и кошачий мучитель с чьим-то следом на спине. Хотят запугать, довести до кондиции, чтобы потом… что – потом? Ты что же, девочка, хочешь сказать, что этого недотёпу подвесили здесь специально, чтобы тебя напугать? Ну не пори ты чушь, в самом деле! Да, но за что? За что?!

Инна принялась медленно обходить крест. Каждый раз ставила ногу осторожно, чтобы не порождать эхо – нет, никто не должен знать, что она здесь, никто не должен видеть её, Этап сказал правильно: никому нельзя доверять, поэтому – никто, нет, нет! Главное – осторожность и спокойствие. Она прошла совсем рядом с телом, взглянула на мятую бумажку: один доллар. Всего-навсего один доллар. Что это может значить? И должно ли это что-то значить? В конце концов, разве не мог у него чисто случайно вылезть из кармана доллар, когда его водружали на крест? «Почему, наконец, вообще крокодилы?» – а, чёрт возьми?!

Нет, фиг с ними, с долларом и с крокодилами – скорее прочь отсюда! Она сделала несколько шагов вперёд, оставив крест за спиной, и только теперь заметила: в дальней стене зала был проход, уводящий неведомо куда. Инна оглядела другие стены: правая и левая представляли собой только лишь гладкие поверхности. Сзади взгляд встретился с целым переплетением труб – одни выходили из стены и чуть дальше входили в неё же, другие поднимались под потолок или исчезали в полу. В некоторых виднелись такие же овальные дыры; кажется, никакие две трубы не пересекались между собой. Повезло же мне, подумала она, что в моей трубе не оказалось вертикальных участков – чёрта с два бы я тогда выбралась. Интересно, а что было бы, выбери я не среднюю трубу, а, скажем, нижнюю? Нет, нет, об этом можно подумать и позже, а сейчас надо идти!

Получалось, что кроме труб и коридора впереди никаких других вариантов не было. Хорошего мало: в сущности, этот коридор – единственный нормальный путь отсюда, а значит – риск на кого-нибудь наткнуться возрастает… Но что делать?

Наверху раздался оглушительный лязг, беспощадным многоголосьем ударивший по барабанным перепонкам. Инна подняла глаза и оторопела: цепи медленно двигались вниз, а вместе с ними опускался и крест…

Не помня себя, она уже неслась по коридору, нисколько больше не заботясь о бесшумности своих шагов. Скорее прочь, уходит в ночь отдельный… ну вот, опять какая-то ерунда в голову лезет. Скорее, скорее! Её ничуть не интересовало, кто и с какой целью решил вдруг опустить крест: только ли для того, чтобы снять готовую уже жертву, или… Нет, может быть и интересовало, но Инна предпочла бы узнать об этом в более спокойной обстановке. «Жить хочу, жить хочу» – отстукивали её кроссовки по металлу на каждом шаге. Скорее, скорее, жить хочу, жить хочу!

Ход свернул вправо, потом метров через двадцать – влево. Инна сбавила темп. Звук её шагов снова стал почти единственным нарушителем тишины, грохот из зала превратился в далёкий монотонный гул. Во всяком случае, её пока никто не преследовал… кажется. Она перешла с бега на быстрый шаг, постаралась восстановить дыхание. Постепенно ей это удавалось; она усмехнулась: всё-таки есть какая-то польза от ежедневных утренних пробежек. Здешний коридор отличался от туннелей, по которым она бродила в начале, прежде всего тем, что был целиком сделан из металла. В остальном – почти то же самое: гладкие стены такого же тёмно-зелёного оттенка и неяркие круглые светильники на потолке. И ещё не было потока воды – именно тогда, когда он был ей особенно нужен! Вот безобразие: столько труб, и все с какими-то дырами – нет чтобы по ним воду перегонять, а то развели всякое дерьмо…

Инна снова вспомнила про свой кошмарный внешний вид, но понятия не имела, как она сейчас сможет в нём что-то исправить. К тому же, место не казалось ей достаточно безопасным, чтобы задерживаться надолго. Что ж, буду надеяться, что в ближайшее время я никого не встречу мысль не очень-то её успокоила, но она остановилась на том, что сохранить жизнь, без сомнения, всё-таки важнее, чем привести в порядок внешность. Коридор как будто заканчивался… подойдя ближе, Инна поняла, что это не совсем так. На самом деле он просто упёрся в другой, перпендикулярный ему ход. Да и впереди был не совсем конец – там оказалась дверь. Внушительная железная дверь с уже знакомой щелью наверху; номер на этот раз был «0021».

А число-то какое! – мысленно воскликнула Инна. Очко, значит, да ещё и мой нынешний возраст. Она тут же схватилась за ручку в виде толстого кольца и потянула на себя. Запоздало подумала: а правильно ли я поступаю? Может, мне надо идти не в дверь, а в какой-нибудь из коридоров? Придерживаться моей правосторонней системы? А, отмахнулась тут же, какая теперь разница? О какой системе тут можно говорить? Топологию ещё помнишь? Для каких лабиринтов годится такая система? Для плоских – вот то-то и оно. А это подземелье фиг тебе плоское! Так что забудь, девица-красавица. Да и эта щель, опять же… А если там выход?!

На удивление, дверь оказалась незапертой – связка ключей получила передышку. Тем не менее, поддавалась она с трудом. Было такое ощущение, что открывали её нечасто и петли успели порядком заржаветь. В подтверждение этому дверь скрипела посильнее чем зеркало, давшее Инне путь в трубу. Ну же, давай, ещё! Она ухватилась за кольцо обеими руками, левой ногой упёрлась в стену и рванула. Дверь подалась – сначала резко, потом помедленнее… Во всяком случае, она открылась уже достаточно для того, чтобы можно было заглянуть вовнутрь – а то, пожалуй, даже и протиснуться туда самой.

Инна одной ногой шагнула за дверь, сразу окидывая взглядом всё пространство за ней. Тут же разочарованно вздохнула: нет, конечно же, это не выход. Всего лишь комнатка, ничем особенно не примечательная… кроме одного: в ней кто-то был.

«Кто-то» сидел на деревянной лавочке у стены, склонив голову на колени. Без сомнения, это был человек – но человек довольно необычный. Он будто весь зарос густой шерстью – не настолько, конечно, как обезьяна какая-нибудь, но всё же… К тому же, очевидно, он был совсем без одежды. Инна вздрогнула и почувствовала себя в полной растерянности. Что теперь делать? Попробовать поговорить с ним, спросить про выход? А он говорить хотя бы умеет? Может, он в тебе, дурочка, не увидит ничего, кроме самки, с которой можно удовлетворить одно-единственное желание?! Этого тебе, что ли, хочется? Ему-то, небось, всё равно, что ты с ног до головы в дерьме вымазана, ему и так сойдёт. А? Думай, красавица, думай! Она стояла всё в той же позе в дверном проёме, не двигаясь ни вперёд ни назад, застыв на месте, прикованная взглядом к загадочному обитателю камеры.

Он поднял голову с колен – длинные спутанные волосы почти совсем закрывали лицо. Встряхнулся как-то по-собачьи и посмотрел в сторону Инны. Ну вот, констатировала она, теперь он меня заметил – уже так просто не отвертеться. Глаза у него были какие-то печальные, взгляд совсем не вязался с первобытно-дикой массивной фигурой. Наверное, подумала она, ему здесь очень одиноко. С другой стороны – дверь вроде бы и не заперта. Странно всё это. Ну да мало ли…

– Здравствуй, – сказала Инна неуверенно. Если уж надо как-то начинать разговор, то почему бы и не так?

– Ры-ы-ы! – выдал незнакомец. Наверное, это было его ответное приветствие. Следует ли отсюда, что по-нормальному он говорить не умеет? Глаза его как будто повеселели – он всё смотрел на Инну, почти не моргая. Потом привстал, потянулся, хлопнул себя левой рукой по животу… Она невольно упёрлась взглядом в то, что было пониже этого живота – здоровенный, надо сказать, агрегат. Впрочем, и его обладатель был ростом не меньше двух метров, а телосложением ничуть не уступал Шварценеггеру в его лучшие годы.

– Ты кто? – спросила Инна, невольно вспомнив: «Я – Тарзан, ты Джейн». Веселее однако не стало – никакой уверенности в благосклонности этого Тарзана по отношению к ней у неё не было. Она стояла всё так же неподвижно, будто загипнотизированная.

– Гррр… ррр… – проурчал гигант. Притопнул правой ногой, потом левой. Улыбнулся, выставив напоказ зубы – такие же здоровенные, как и всё остальное. Два острых клыка чуть выпирали вперёд.

Надо уходить, подумала Инна. Уходить сейчас, пока ещё не поздно. Взгляд её поминутно скакал между двумя точками: угрожающими зубами и не менее угрожающим членом. Уходить, уходить… Но что-то продолжало удерживать её на месте.

– Гррры-ы-ы-ы! – выкрикнул дикарь боевой клич, и тут же с места прыгнул вперёд.

Это вывело Инну из ступора. Господи боже, и какая же я опять глупая! Времени на раздумья не было: она толкала дверь от себя, нажимая на неё изо всех возможных сил. Та уже почти закрылась, когда она ощутила противодействующую силу, напирающую с другой стороны. Ну нет, это несправедливо, мне же остался всего какой-то сантиметр! Она попробовала толкнуть всем телом – дверь не сдвинулась с места, зато в следующую секунду Инна вынуждена была чуть отступить под натиском человекозверя. Вот чёрт! Сколько в своей жизни насмотрелась всяких ужастиков – и всегда удивлялась: чего это персонажи тратят столько времени на двери, замки и всё такое прочее, вместо того чтобы сразу бежать? Опять «закон жанра», блин! Да, но самой-то зачем повторять ту же самую глупость?! Она оставила в покое тяжёлую дверь и ринулась прочь по коридору. Если он и в беге так же силён, то плохи её дела…

Инна убегала не оглядываясь. На это не было времени – она выжимала из своего тела всю возможную скорость, на какую оно только способно. Жить хочу, жить хочу… По ритмичному грохоту позади она поняла, что монстр уже вышел из камеры и преследует её. Какая дистанция их разделяет? Некогда выяснять, надо убегать. Жить хочу, жить хочу…

Коридор свернул раз, другой. На поворотах Инна притормаживала, чтобы не поскользнуться и не загреметь; отталкивалась от стены рукой, меняла направление и снова разгонялась. Дыхание совсем участилось она постаралась по возможности приспособить его к ритму шагов. Подумала: слишком долго не продержусь. Две минуты, может быть три… О том, что будет дальше, предпочитала пока не думать.

Впереди показался зал, напоминающий тот, в котором она вылезла из трубы. Креста здесь не было, а вот переплетение труб выглядело очень похожим. Одна из них проходила совсем низко над полом. Возможно, в ней тоже была дыра… нет, этот вариант Инну не интересовал. В дальнем конце от зала симметрично отходил коридор. Эх, нет спасения, негде спрятаться…

«Все бегут-бегут-бегут, а он им светит!» – крутилось в голове. Снова какая-то чушь… Хотя нет – почему же чушь? Вот как догонит так и засветит. Причём так засветит, что мало не покажется. Инна уже достигла середины зала. За трубами, похоже, было довольно-таки много свободного пространства… Она решила рискнуть. Остановившись, она ухватилась за нижнюю трубу. Мимоходом оглянулась: гигант уже был здесь. Кажется, он на миг поймал её взгляд, потому что снова выдал оглушительно своё «Гррры-ы-ы-ы!»

Господи боже, помоги мне! Она нырнула под трубу, тут же выпрямилась и побежала снова. Правая стена была рядом, а впереди… там, в конце зала, виднелся ещё один проход. Это шанс, чёрт возьми, шанс! Если дикарь замешкается с проползанием под трубой – а с его габаритами немудрёно замешкаться, – и она успеет заскочить в коридор…

«Все бегут-бегут-бегут…» Инна продолжала нестись на всех парах; дышала резко, отрывисто; подумала: ещё немного, и начну сдавать. Но, может быть, осталось совсем чуть-чуть… чуть-чуть до чего? Не важно… Она с разбега заскочила в ход – тот оказался Уже и темнее предыдущих; наверное, этой человекообразной твари будет здесь не так удобно. Она не оглядывалась, только продолжала путь. Показалась развилка: Инна свернула вправо, оставив без внимания прямой коридор. Чем больше его запутаю – тем лучше… Где там сейчас этот здоровила? Непонятно… Ладно, чёрт с ним, главное, что он пока ещё не здесь, не рядом со мной. Жить хочу, жить хочу!

Она миновала ещё одну развилку – и снова выбрала правый поворот. Ноги уже не могли держать прежний темп – хочешь-не-хочешь, скорость пришлось снизить. Собственное дыхание заглушало все прочие звуки, даже звук её шагов. А может, пол стал другой? Ладно, не важно – жить хочу, жить хочу! – слова уже отстукивали ритм прямо у неё в голове. Все бегут-бегут-бегут – жить хочу!

Коридор повернул налево. Инна обогнула угол – и с разбега едва не влетела в стену. Нет! – закричала мысленно, упёршись в неё обеими руками. Не-е-е-е-ет!!! Это же неправильно, ну какой смысл делать здесь тупик? Никакой нормальный коридор не должен вести в тупик. Так не должно быть, это глупо, это никому не нужно, ну зачем, зачем, зачем?!..

Инна забарабанила по стене кулаками: ну открывайся! Открывайся, кому говорю, ты, ненормальный коридор, ненормальный тупик, откройся, как то зеркало, ну что тебе стоит – ничего ведь, в сущности, не стоит, зато совершишь благородный поступок, я тебя век помнить буду, до глубокой старости доживу – и то не забуду, а не откроешься – так и не доживу, и некому будет тебя помянуть незлым тихим словом…

Тупик не внемлил мольбам Инны, отзываясь на её удары только гулким звоном. Ноги сами подогнулись, и она сползла на пол, села под стеной, склонив голову на колени – точно так же, как недавно сидел её преследователь. Дыхание было тяжёлым, сбивчивым, лёгкие буквально горели. Всё, юная Инночка, это конец, это гейм-овер! Звук шагов слышался вроде бы ещё где-то далеко, но он постепенно нарастал. Бежать назад, надеясь, что она успеет свернуть в другой ход на развилке? Нет, теперь у неё даже не хватало сил, чтобы подняться. Стоило только сбиться с ритма, и больше вернуться к нему не было никакой возможности. Жить хочу, жить хочу… Нет, не то уже. Тьфу!..

Ну вот, подумала на удивление спокойно, раз в жизни собралась сделать доброе дело. Не мелочёвку какую-нибудь, не пустячок – по-настоящему большое доброе дело. Не получилось. Ни человека не спасла, ни себя не уберегла. Она ясно представила, как он неподвижно лежит там, на больничной койке, бессмысленно глядя вверх… Будто глядит – и ничего не видит; может слышать всё – но не слышит ничего. Это почти как сон, в каком-то смысле это и есть сон, только долгий, неимоверно затянувшийся сон, постепенно переходящий в вечность. Десять тысяч было бы достаточно, чтобы вырвать его из этого коварного бесконечного сна и вернуть к яви. Ну да что теперь… Всё, забудь. Девочка Инна пошла на обед – девочку Инну сожрал людоед. Картинка перед глазами сменилась она увидела детский хор, тонкими дискантами выводящий этот нехитрый куплет. Руководила хором почему-то её известная своей злобностью деканша. Вот, подумала, а ещё говорят, человек в последнюю минуту вспоминает всю свою жизнь – а у меня, как всегда, фигня какая-то музыкальная в голове…

Шаги слышались уже громче, отчётливее. Что-то будто ударило Инну под сердце, и она вздрогнула. Тут же поняла со всей ясностью: ведь это случится сейчас! Сейчас эта отдалённо схожая с человеком тварь будет здесь, схватит своими лапищами её нежное тело, будет делать с ним всё, что только ни заблагорассудится… сначала, наверное, засунет, куда следует, свой огромный инструмент, а потом… Только теперь она заметила, что дрожит – руки, ноги, грудь… Шаги стучали в голове кузнечным молотом: бух! бух! бух! Совершенно невпопад тикало сердце: ту-тук, тук, ту-ту-тук, тук, тук, ту-тук… Ну, всё. Теперь уже всё. Всё, повторяла Инна это слово, уже забыв, какой в нём смысл, что оно означает, что вообще происходит… Всё, всё, всё…

Когда чудовище уже должно было показаться из-за угла, Инна почувствовала, что падает. Это показалось даже забавным. Стены вдруг повернулись боком, посерели – и слились в одно, растворились друг в друге… Всё вокруг стало серое и одинаковое, и она была среди этого серого – сидела? висела? летела? Не поймёшь – о каком движении можно говорить, если вокруг ничего не изменяется? Но это, в сущности, было приятно – она могла наклониться, повернуться боком, даже перевернуться… Ничего не менялось, совсем ничего. Легко-то как… Замечательно!

Неожиданно сквозь тишину прорвался голос:

– Вставай!

Голос был женским, но при этом грубым и звучал властно. Лёгкость тут же исчезла – зато возвращалось неровное дыхание и зелёная поверхность стен. Значит, ещё не умерла – Инна подумала об этом так, будто мысль касалась совершенно постороннего человека. Потом подняла голову и посмотрела в ту точку, откуда слышался голос. Там стояла девИца в чёрном блестящем купальнике – сама блондинка, волосы стянуты в «хвостик» на затылке; лицо вызывало ассоциации с боевой раскраской североамериканских индейцев. Инна перевела взгляд ниже: бог ты мой! На талии она носила пояс с пристёгнутыми к нему двумя пистолетами и длинными, с чуднЫм орнаментом, ножнами, наверняка скрывающими в себе кинжал. Инна тут же окрестила пришелицу «амазонкой».

– Пойдём отсюда! – крикнула та, и вдруг больно схватила её за руку.

Не хочу никуда идти, подумала Инна. Зачем? Я осталась жива, того дикаря как будто нет поблизости… Что ещё? Что тебе от меня нужно? Да оставь ты меня в покое! Оставь, ты, ненормальная! Вслух она ничего не сказала – всё ещё никак не могла выровнять дыхание.

Амазонка потянула её руку вверх:

– Пойдём!

– Пусти, – выговорила Инна через силу.

– Идиотка, бежим!

Вот это точно сказано – я и впрямь идиотка, подумала она. Затем, покорившись, встала на ноги – её всю шатало. Ой, нет, куда же я побегу? Никуда я больше не побегу, всё, девочка, отбегалась…

Амазонка уже тащила её вперёд, за поворот.

– Оставь, – сказала Инна. Потом добавила: – Оставь, сука!

– Дура, – процедила та сквозь зубы. – Жить хочешь?!

Она кивнула автоматически. Хочу, подумала, но почему для этого надо куда-то бежать? Амазонка сделала шаг, другой… Инна последовала за ней. На бег не было никаких сил, но их не было и на то, чтобы объяснить, что она совсем не хочет бежать.

Потихоньку они миновали поворот, а затем и развилку, избрав коридор, пропущенный Инной по пути сюда. Она едва переставляла ноги, но амазонка настойчиво тянула её за собой.

– Быстрее! – прикрикнула тоном приказа, когда Инна в очередной раз замешкалась.

– Зачем? – только и спросила она.

– Там враги!

– Какие враги?

– Мудаки, – сказала амазонка. – Подонки и сволочи.

Больше Инна не задавала вопросов. Может быть, за ними в самом деле гнались ещё те сволочи. По большому счёту, ей было уже всё равно. Если надо убегать – она будет убегать. Она сама ведь не какая-нибудь амазонка – у неё нет никаких пистолетов, у неё нет никаких сил, у неё теперь вообще ничего нет, она всего лишь маленькая беззащитная юная Инночка…

Она уже не следила, где в какую сторону они сворачивали. Просто отмечала мысленно: вот пройден ещё один поворот… и ещё один… Отмечала – и тут же забывала, не видя никакой пользы в этой информации. Внезапно металлический коридор оборвался. То, что открылось впереди, нельзя было, пожалуй, назвать залом. Те залы, которые Инне довелось здесь повидать, сами по себе были немаленькими – но они казались крохотными в сравнении с этим огромным пространством. Пол был странным, блестяще-синим и слегка прозрачным – наверное, какой-то стеклопластик, подумала она отвлечённо. Из него повсюду торчали не менее странные кристаллические образования такого же цвета, в среднем с человека высотой – некоторые и впрямь производили впечатление застывших тел, трансформированных в непонятное вещество. Продолжая движение, беглецы иногда останавливались за какой-нибудь из фигур, ждали секунду-другую и, чуть сменив направление, торопились дальше. Потолка не было видно, но воздух пронизывал мягкий синеватый свет, казавшийся более приятным для глаз, чем унылая зелень туннелей. Это ведь уже почти как небо… и всё же, несмотря на гигантский размер помещения, Инна не сомневалась, что по-прежнему находится под землёй.

Прошла целая вечность, заполненная изнуряющими перебежками, прежде чем впереди показалась стена. Стена была сложена из камней, увесистых булыжников, и уходила вверх на несколько метров. Они остановились в двух шагах от неё и стояли так, наверное, секунд десять – самая долгая передышка, за которую Инна была безмерно благодарна своей спутнице. Потом амазонка сказала:

– Сюда!

Они прошли какое-то расстояние налево вдоль стены – Инна уже плохо соображала, много это или мало. Потом в камнях обнаружился проход, в который можно было пробраться разве что на четвереньках. Амазонка толкнула её вперёд:

– Давай!

Инна подчинилась. Неужели сейчас опять придётся лазить по какой-то трубе? Только не это… К счастью, нет – за узким проходиком оказалось достаточно пространства, чтобы встать в полный рост. Здесь начиналась винтовая лестница – каменные ступени выглядели грубыми, плохо обработанными.

– Идём! – амазонка уже тащила её вверх. Подъём был нестерпимо долгим, каждая новая ступенька казалась непреодолимой преградой. Вот сейчас, думала Инна. Ещё шаг, ну другой – и всё. На следующий упаду и больше не встану. И всё-таки неведомо откуда силы каждый раз находились, и она взбиралась вслед за амазонкой всё выше и выше.

Наконец они стояли наверху. Здесь оказалась широкая площадка; справа начинались какие-то строения, которые Инна толком не рассмотрела. Слева был невысокий каменный бортик, а дальше, внизу, виднелось пройденное ими кристаллическое поле. Амазонка нагнулась, почти упала на землю, потянув за собой Инну. Теперь они передвигались на четвереньках, прячась за камнями. Это была какая-то совершенно безумная игра, хотелось лишь одного: чтобы она поскорее закончилась. Да только с трудом верилось, что так будет…

В бортике обнаружился узкий проём, будто бойница в крепостной стене, и здесь они остановились. Амазонка вытащила оба пистолета, взяла в руки, бегло оглядела их; потом легла и пододвинулась к самому краю, осматривая местность внизу. Инна опустилась рядом: неужели это правда, и ей наконец-то больше не надо бежать? Невероятно… Лучше всего, пожалуй, сейчас было бы заснуть. Заснуть, ничего не видеть и не слышать…

– Будь внимательной, – сказала амазонка в этот момент и дёрнула её за руку.

Значит, поспать не удастся… Ну, ладно. Инна постаралась всмотреться, но не видела ничего особенного, кроме светящихся застывших фигурок. Время будто остановилось. Секунда, минута или час – всё было едино.

Вдруг амазонка вытянула вперёд руку с пистолетом:

– Там!

Инна постаралась проследить за направлением. Вроде бы ничего примечательного: всё та же синева, те же кристаллы, или что оно такое вообще…

– Что там? – спросила она.

– Враги, – отрубила амазонка.

Через некоторое время она увидела. Двое… нет, даже трое людей. Все трое, кажется, мужчины; одеты только в брюки, сверху голые… приближаются сюда.

– Кто они?

– Враги, – повторила амазонка ещё раз.

– Да, но…

Та повернулась и зло посмотрела на Инну из-под тёмно накрашенных век. Она едва не прикусила язык. Похоже, её спутница не очень-то любит отвечать на вопросы. Ну что ж – враги, так враги. В конце концов, не ей же по ним стрелять!

В этот момент амазонка собралась, напряглась всем телом, взгляд её стал сосредоточенным, просто-таки ястребиным. Сейчас что-то случится, поняла Инна. Трое мужиков казались отсюда на одно лицо – наверное, потому, что все были страшно заросшие, хотя до недавнего «Тарзана» им, конечно, было далеко. Шли медленно, как-то даже беспечно – совсем не как враги, готовящиеся к атаке. Да и есть ли у них вообще оружие?

Над ухом раздался гром – раз, ещё раз, потом ещё, ещё… Перед глазами замерцали огненные вспышки. Инна не успела даже толком понять, что случилось – только догадалась, что это стреляет амазонка. Внизу что-то происходило… Она пригляделась: мужчины куда-то исчезли. Хотя нет, один остался на месте – он уже никуда не шёл, не стоял, а неподвижно лежал в тени кристалла…

Мёртв, поняла Инна. Только что, прямо на моих глазах, свершилось убийство. Убийство врага? Что значит – врага, разве сейчас идёт война? Или, может быть, бандита? Маньяка? Безумие, оно подступало всё ближе, протягивало к ней свои коварные лапы… Амазонка стреляла снова – по очереди из обоих пистолетов. Инна видела двоих – один из них неуклюже склонялся на правый бок, наверняка был ранен. «Враги» бросились в разные стороны и спрятались за синие кристаллы – только там и могли укрыться от смертоносных пуль.

Амазонка прекратила стрельбу. Сунула руку за спину и назад вернула уже с двумя обоймами патронов. Быстрым, отточенным движением перезарядила оба пистолета. Один протянула Инне:

– Возьми.

– Зачем? – она еле выговорила: почувствовала, как к груди подкатывает волна нарастающего ужаса.

– Стреляй. Помогай мне!

Инна взяла чёрный пистолет, повертела его в руке. Он был тяжёлый и тёплый – ей казался даже горячим, почти обжигал ладони. Голова кружилась. Что мне с ним делать – стрелять? Куда, зачем? Я не хочу никого убивать! Ни врагов, ни бандитов – никого. Я мирная девушка, никого не трогаю, мухи в своей жизни не обидела… Зачем?!

Один из мужчин высунулся из-за большого кристалла. Амазонка лежала вплотную к бортику – увидеть её снизу было почти невозможно; примерно так же, только с другой стороны, расположилась Инна. Видимо, решив, что опасности нет, он шагнул вперёд. Амазонка не шевелилась – выжидала. Дурак, мысленно сказала Инна, ну дурак, зачем ты сюда прёшься, неужели ты не понимаешь… Мужчина сделал ещё шаг, когда прогремел выстрел. Он дёрнулся, стремглав метнулся вправо; амазонка повторно спустила курок – и опять промахнулась. Инна глядела на живую мишень, как заворожённая. Неподалёку виднелся очередной кристалл, если он успеет, если бы только успел… Снова громыхнуло, и почти сразу же второй и третий раз. Несчастный пошатнулся и рухнул, где стоял – в каком-нибудь метре от спасительного укрытия. Неужели мёртв? К глазам подкатывали слёзы… Амазонка прицелилась тщательнее – и ещё раз нажала на спуск. Мужчина чуть-чуть дёрнулся и замер.

– Притворялся, – злобно сказала воительница. Тут же повернулась к Инне: – Ты почему не стреляла?

– Я не… – больше она не смогла ничего из себя выжать – её душили слёзы. За одну минуту – два трупа, прямо у неё на глазах… Какие, к чёрту, враги, мать-перемать?! У них даже оружия нет, они в ответ ни разу не выстрелили. Убийца! Я невольно оказалась пособницей убийцы. О боже, боже…

– Идиотка! – амазонка с маху отвесила ей оплеуху.

Инна подняла голову, раскрыла во всю ширь мокрые глаза. Её спутница глядела вызывающе, как хищница, с чувством собственного превосходства и даже с каким-то укором. Это она-то её укоряет! Она, которая только что без малейших колебаний и даже с удовольствием прикончила двоих!

– Сука! – сказала Инна. – Это не они… это ты – сволочь!

Амазонка нависла над ней сверху, придавила ту руку, в которой Инна всё ещё держала пистолет. Тут же отшлёпала её по щекам – резко, несколько раз без перерыва. Инна заморгала быстро-быстро, шмыгнула носом… Подумала: ещё никто не смел со мной так обращаться. Вытянула вперёд свободную руку: не позволю! Сейчас я до тебя доберусь, гадина! Амазонка чуть отодвинулась назад – и вдруг врезала Инне кулаком чуть пониже груди. Ох-х-х!.. Та захлопала ртом, как вытащенная на берег рыба, потом задышала прерывисто, сбивчиво.

– Не смей, идиотка! – крик амазонки стоял в ушах, подавляя все прочие звуки. – Не смей!

Слёзы рвались наружу. Инна пыталась их подавить, ей не хотелось выглядеть нюней перед лицом этой бездушной воительницы – но она уже не могла. Амазонка сидела прямо у неё на ногах, своими руками прижимала к земле её запястья; раскрашенное лицо заслоняло собой всё остальное, в глазах горел огонь, как у разъярённой львицы. Что она собирается делать?! Пусти, думала Инна. Хорошо, я буду смирной, я буду слушаться, только не заставляй меня делать ничего такого, пожалуйста…

Вдруг амазонка отодвинулась назад и выгнулась как-то неестественно. Потом охнула, отпустила Инну, быстро повернулась… В следующую секунду последовал удар, от которого она грохнулась затылком оземь. На её месте возникла широкая бородатая физиономия с несколько тревожным взглядом. Голубые глаза бегло метнулись влево… вправо… На миг лицо исчезло из поля зрения, потом появилось вновь, чуть отдалилось… На передний план вышла мускулистая рука, сжимающая пистолет…

– Нет! – крикнула Инна.

– Ещё чего. Она же явная маньячка, не фанатичка даже!

– Не надо, – повторила она тихо, но настойчиво.

– Да она тебя чуть не пришибла! – в голосе неожиданного спасителя чувствовалось удивление.

– Всё равно. Хватит на сегодня смертей.

– Ну как скажешь… – определённо он был не очень доволен. Давай руку.

Инна протянула левую ладонь, и он помог ей подняться. Она тут же зашаталась, перед глазами всё ходило ходуном. Никаких сил не осталось… Незнакомец подхватил её за талию. В правой руке она всё ещё зачем-то сжимала рукоятку пистолета. Нащупала сумочку, сунула его туда и ухватилась освободившейся рукой за его крепкое тело.

– Славик, – сказал мужчина, и до Инны не сразу дошло, что он назвал своё имя. – Идти сможешь?

Она пожала плечами. Сказала:

– Мне бы полежать…

– Пойдём, поглядим, где есть место.

Голос у него был ровный, удивительно спокойный, и Инна сразу почувствовала, как страх уходит. Она целиком доверилась своему новому спутнику. В общем-то, подумала, ничего другого мне сейчас и не остаётся.

– А что значит – маньячка? – спросила чуть погодя. – Или фанатичка?

– Ну, фанатики – это, в принципе, ещё нормальные люди, – пояснил Славик, – только как бы одержимые. А вот маньяки… ну, это уже полный писец.

Инна не поняла ничего, но переспрашивать не стала. Сообразила, что сама ещё не представилась:

– Инна.

– А? – лицо повернулось к ней.

– Говорю, меня зовут Инна.

– А-а… Эх ты, Инка-Паутинка! – произнёс он как-то укоряюще, но она от этих слов даже повеселела. – Новенькая?

– В смысле? – она снова не поняла.

– Давно ты здесь?

– Не знаю… Несколько часов, наверное.

– Нехило для нескольких часов, – сказал Славик задумчиво.

Они шли медленно – спутник Инны подстраивался под удобный для неё ритм. Строения, замеченные ей сразу после подъёма на стену, напоминали жилые бараки – вроде бытовок, которые можно встретить на любой стройке. Они размещались здесь невпопад, будто кто-то высыпал сверху кучу этих металлических коробок и они остались стоять так, как легли. Ни одного человека поблизости не было видно. Славик остановился возле тёмно-красного барака:

– Постой здесь.

Инна опёрлась на стену. Он отошёл, куда-то заглянул и несколько секунд не шевелился. Потом отрицательно покачал головой:

– Идём дальше.

Они обошли бытовку и продолжили путь. Инна спросила:

– А эти люди… твои спутники…

– Что?

– Они погибли? – всё-таки выговорила она.

– Конечно, – он произнёс это с полным спокойствием в голосе.

– Кто они были?

– Не важно. Просто случайные попутчики.

Ей уже не хотелось ничего уточнять. Казалось, чем больше она будет узнавать об этом странном мире – тем более ужасным он будет представать перед ней. Они прошли ещё некоторое расстояние, когда впереди показался дом. Это действительно был именно дом, маленький деревенский домик неопределённо-серого цвета с двумя дырами-окнами и провалившейся крышей. Домик под землёй? Почему меня это не удивляет? подумала Инна.

– Если нам повезёт… – неопределённо начал Славик. – Стой на месте. Не упадёшь?

– Да нет, – Инна слабо улыбнулась.

Он отпустил её и подошёл к дому. Заглянул в окно и смотрел в него чуть подольше, чем в прошлый раз. Она молча ждала; голова всё ещё ходила по кругу. Наконец он повернулся к ней:

– Всё нормально, Инка. Устроимся здесь.

Они обошли здание справа – там обнаружилась деревянная дверь, слегка покосившаяся – одна петля снизу отсутствовала. На двери была прибита металлическая табличка с выгравированным номером: «0769». Инна вздрогнула.

– Сколько их? – спросила она.

– Кого?

Она указала на табличку.

– А-а… По некоторым данным – 4761. По другим – 7830. А вообще-то не знаю. Скорее всего, и те и другие врут. А разве есть какая-то разница?

– Нет, наверное, – сказала Инна и вдруг выдала неожиданно сама для себя: – Десять тысяч!

– Что?

– Не знаю… Нет, не важно.

Они вошли в дом. В глаза сразу бросился валяющийся на деревянном полу стул со сломанной ножкой. Сам пол был выщерблен в нескольких местах – из-под дерева выступал твёрдый каменный фундамент. На столе была раскидана всякая посуда – целая и битая, чистая и грязная… в сравнении с этим жилище Этапа содержалось просто в идеальном порядке. Портьера рядом с одним из окон была наполовину сорвана и кое-где продырявлена, будто по ней неоднократно лазили коты. У другого окна таковая отсутствовала вообще. Возле стены стояла широкая кровать, подозрительно прогнувшаяся посредине.

Инна сразу подошла к кровати. Осторожно присела: ничего, гнётся, но вроде держит. Распустила волосы и улеглась – подушка выглядела не слишком чистой, но это сейчас беспокоило её меньше всего. Легла – и сразу ощутила облегчение. Это всё-таки не каменный или металлический холодный пол, а более-менее нормальная постель, люди здесь когда-то спали… Что с ними стало, интересно?

– Я бы ещё переоделась… – сказала тихонько.

– Ты бы просто джинсы сняла, – посоветовал Славик.

– Ага, разогналась!

– Как знаешь. Отдохни сначала, потом об одёжке будешь думать. Я бы и сам разделся тоже…

Она и охнуть не успела, как он уже стоял в одних трусах:

– Тепло здесь, почему бы и нет?

– Ну-у… – она сама не знала, что хотела сказать.

– Меня можешь не смущаться. Я голых девок повидал всяких. Если б ты мне нужна была для секса, я бы с тобой больно не церемонился.

Инну передёрнуло:

– Хорош кавалер мне попался!

– Жаловаться будешь? Только кому? Кто другой на моём месте вообще бы разговоры разводить не стал. Использовал по назначению, да и шлёпнул бы сразу, чтоб не мучилась – всех делов.

Инна внутренне содрогнулась. Он хочет сказать, что такое здесь в порядке вещей? Впрочем, даже это её уже не удивляло. Славик заметил её испуг:

– Извини, Инка-Паутинка. Но с волками жить – по волчьи выть. Помнишь такую поговорку?

– Угу…

– Вот тебе и угу. Жрать хочешь?

– Не-а…

– Ну тогда я сам поем. Ничего?

– Да нет, конечно.

– Сейчас поищу себе чего-нибудь.

Славик скрылся из её поля зрения; из угла комнаты, где-то у неё за головой, послышался стук и звон. Потом он снова появился, спиной к ней, и она вдруг заметила, что его правый бок в крови. Чёрт, вспомнила, точно, ведь это амазонка его тогда подстрелила! И сколько я с ним под руку шла – а только сейчас обратила внимание, эгоистка… Заодно на глаза попались несколько достаточно крупных шрамов на спине – один, самый большой, проходил от шеи до ягодиц.

– Славик, да ты ранен!

– Пустяки, – отмахнулся он. – До свадьбы заживёт.

– Но кровь же идёт!

– Уже почти не идёт. Ребро сломано – вот это хуже… Ну ничего, переживу.

– Ну как же так! – воскликнула Инна. – Чёрт, я же такая неумёха! А то я бы тебе какую-нибудь перевязку сделала.

– Инка, ты сама пока отдыхай, ладно? За меня не волнуйся, мне не привыкать.

– Хочешь сказать, это для тебя как бы обычное дело?

– Ну почти.

– Хм, ну ладно… Чего кушать собрался?

– Да вот мясо нашёл, вроде ничего с виду.

– Не кошатина? – спросила Инна.

– Не похоже, – добавил задумчиво: – Может быть, человечина…

Она приподнялась на кровати:

– Издеваешься, да?!

– Извини, – сказал Славик. – Больше не буду.

Инна легла обратно. Вот дела, подумала про себя. Пришло бы мне ещё вчера в голову, что докачусь до жизни такой? Что буду вести такие странные разговоры в таких странных местах с такими странными людьми? Никогда в жизни не пришло бы… Славик сидел спиной к ней, громко жуя и изредка почавкивая. Удивительно, но к нему, при всём его раздражающем поведении, она чувствовала определённую симпатию. Не то что к Этапу, о котором и вспоминать даже не хотелось…

Вдруг Инна подумала: а почему бы и нет? Спросила тут же:

– Славик, а ты не знаешь, где выход?

– Какой выход? – он явно не прикидывался, а действительно не понял, о чём речь.

– Какой-какой… Выход из этого подземелья. Какой ещё меня может интересовать?

Он отставил мясо и повернулся к ней:

– Что они тебе сказали? Получишь десять тысяч, если проведёшь ночь в доме?

– Ну да. Если не сбегу оттуда до рассвета.

– А как тебя сюда занесло?

– Как? Дура, потому что. Увидела дверь и захотела посмотреть, что за ней. А там ещё и связка ключей висела…

– Ясно. Наверное, все так попадают, – сказал Славик. – Одни сами приходят. Других заманивают. Кого на любопытстве, кого ещё как…

– Меня, значит, заманили?

– Значит, да.

– А потом? – спросила Инна.

– Что – потом?

– Нет, это я тебя спрашиваю! Что – потом?

Он не ответил. Отвернулся и снова принялся жевать своё мясо. Инна привстала на кровати. Нет, она уже смирилась с его демонстративно прямолинейным спокойствием, но должны же быть какие-то границы… И ведь именно когда речь зашла о выходе! Вот и Этап тоже на этот счёт всё юлил-юлил… Хотя, он насчёт всего юлил, это не показатель. И всё-таки…

– Славик, это что – какое-то табу?

– Ты о чём?

– О чём? О своём, о женском. О выходе, конечно же!

Он встал, развернул стул и сел лицом к ней. Небритый, неухоженный… на левой щеке тоже был шрам… и на лбу… «На лицо ужасные, добрые внутри» – вспомнила Инна. Можно ли назвать Славика добрым? Наверное, нет. Несмотря даже на то, что с ней он поступил несомненно по-доброму.

Он взял её ладонь в свои руки – твёрдые, даже шершавые… и холодные. Или это ей только так кажется, потому что сама горячая, будто вышла прямо из костра? Во всяком случае, ей было приятно. Она ощущала исходящее от него спокойствие и какое-то умиротворение.

– Знаешь, сколько я здесь? – спросил Славик.

– И сколько?

– Я и сам теперь не знаю. Здесь вообще время течёт иначе.

– Да, я уже заметила.

Она вдруг подумала, что борода делает его гораздо старше. Так он выглядит лет на тридцать пять, а на самом деле? Пожалуй, если его побрить, ему не дашь больше тридцати. Может, даже и меньше… «Знаешь, сколько я здесь?» Прозвучало так, будто он здесь уже по крайней мере несколько лет. Несколько часов и несколько лет – почувствуй разницу, девочка!

– Думаешь, это так просто, да? – говорил Славик. – Как в компьютерной игре: нажал «эскейп», вылетел в меню, там выбрал «Exit Game» – и всех делов?

– Может, это и есть что-то вроде компьютерной игры? Этой, как её… виртуальной реальности?

– Ты это серьёзно, Инка?

Она задумалась.

– Не знаю. Может, и серьёзно.

– Чепуха, – уверенно сказал он. – Видела ты здесь хоть что-нибудь, что в принципе нельзя сделать в реале?

– Хм… не знаю. Кристаллы эти внизу – да и то, наверное, силикон какой-нибудь, или что там ещё. А так… разве что размах всего этого?

– Так что – размах? Дохренища денег, эксцентричность, богатое воображение… На первое место я бы наверное эксцентричность поставил. И никаких особых проблем.

– Ну может быть, – согласилась она.

– Хорошо. Дальше: твои ощущения как-то отличаются от реальных? Зрение, слух, осязание… Чувство боли…

– Нет. Аж нисколько.

– Вот видишь. Но даже это не важно, потому что есть главная причина.

– Какая?

– А вот такая. Нормальный человек никогда не сомневается в реальности окружающего мира. Во сне, к примеру, он может сомневаться, на самом деле всё это или он только видит сон. В реальности – никогда. Теперь скажи: ты правда сомневаешься, или только хочешь себя в этом убедить?

Хотелось бы мне, чтобы это оказался всего лишь сон, подумала Инна. Ещё как хотелось бы…

– Ни фига я не сомневаюсь, – сказала вслух.

– Ну вот, что и требовалось доказать. Но если говорить о нашей жизни вообще… Знаешь, Инка, я уже давно начал понимать, что наш мир есть ничто иное как программная реализация охрененного моделирующего алгоритма.

– Чего? – спросила Инна. – Это типа Матрицы всякой что ли?

– Попсовый бред, – отрезал Славик. – Ты лучше лежи, а я расскажу.

– А я лежу, – она расслабилась на кровати. Он всё не отпускал её ладонь, будто боялся потерять.

– Хорошо. Тогда для начала скажи: у тебя бывает дежа вю?

– Случается иногда.

– Ты едешь в метро, – говорил он. – Видишь каких-то незнакомых людей. Слышишь совершенно ненужные тебе разговоры. Что-нибудь думаешь по этому поводу… И вдруг тебе кажется, что всё это уже было. И люди, и разговоры, и мысли…

– Угу, – сказала Инна.

– Но ведь оно на самом деле уже было!

– То есть как?

– Очень просто. Ты только представь, что вся эта лабуда находится в памяти навороченного суперкомпьютера. А память, как известно, всегда дискретна…

– О, моё любимое слово! – воскликнула Инна.

– Вот и хорошо. Тогда ты понимаешь, что раз дискретна – значит, обязательно ограничена. Значит, в неё никогда не получится вместить всё, что хочется. А раз так, то некритичные блоки приходится повторять. Один блок – а на него куча ссылок. Когда надо, старые ссылки отрубаются и подключаются новые. Вот сколько раз ты так ездила в метро, и ничего особенного не было? Ты все эти разы вспомнишь? В жизни не вспомнишь. Так на фига каждый раз по новой пересчёт запускать, если можно только указатель на блок поставить да поменять в конце точку выхода – и всех делов? Потому и не вспомнишь, что тебе уже отрубили предыдущую ссылку, остались только левые ассоциативные связи. Через них и пролезают остаточные воспоминания.

– Вот как, – сказала Инна. Объяснения казались запутанными, но она не очень-то в них вникала. В сущности, ей сейчас было совершенно всё равно, о чём говорить. Она могла бы так лежать на кровати сколько угодно… целую вечность. Лишь бы только не вставать и никуда не идти.

– Но это ещё не всё. Возьмём цикличность. Год, в каждом году четыре сезона… Триста шестьдесят пять дней, смена дня и ночи, всё это так называемое движение по орбитам… Всё построено на циклах, замечаешь? Если ты хоть что-нибудь смыслишь в программировании, то знаешь, что без циклов никакая приличная программа не обходится.

– Ну да.

– А отсюда опять вылазят сплошные повторы, повтор на повторе. На них, конечно, навешан какой-никакой рандомайзинг… Но, если разобраться, он крайне примитивный. Знаешь, чем отличается действительно случайный алгоритм от псевдослучайного? – Славик тут же ответил сам: Псевдослучайный при одинаковом начальном раскладе всегда даёт одну и ту же последовательность. Так и у них. Если условия одинаковые – ситуация развивается одинаково. Инка, я это всё не просто с бодуна выдумал. Я проверял, можешь не сомневаться.

– Я и не сомневаюсь, – сказала она.

– Полной чистоты эксперимента, конечно, не было, но всё-таки… Дальше: я почти уверен, что они туда засобачили контроль внимания. Знаешь, о чём я? У Лема было: как выглядит океан, когда на него никто не смотрит?

– Наверное, точно так же.

– А вот и нет! – воскликнул Славик. – Никак он не выглядит. Потому что если никто не смотрит, то на фига его рендерить? Представляешь, какая выходит экономия ресурсов?

– А что значит «рендерить»? – спросила Инна.

– Строить изображение.

Она усмехнулась:

– Это похоже на анекдот.

– Прикалываешься, – слегка обиженно вздохнул Славик. – Но я тебе вот что скажу: дали бы мне деньги… не жалких каких-нибудь десять тысчонок, десять лимонов хотя бы – и то, наверное, маловато будет. Так я бы построил модель не хуже, чем у них. Ну, может, не такую красивую… Зато какие были бы алгоритмы! У них в сравнении с этим – просто жалкий примитив. Только никто мне таких бабок не даст, так что это всего лишь фантазии…

– Вот именно, – сказала Инна.

– Тебе не интересно? – спросил Славик. – Уже думаешь, как бы от меня отделаться?

– Да нет! – она испугалась, что он в самом деле может уйти и бросить её одну в этом покинутом доме. – Просто мне непонятно…

– Что непонятно? Говори, сейчас всё разъясню! – он, наверное, решил, что она не поняла что-то в его рассуждениях.

– Нет, не то. Какая разница, Славик? У нас есть только один мир, другого не дано. Так не всё ли равно, кто и как его смоделировал?

Он вздохнул:

– Ты права, Инка. Большинству людей в общем-то абсолютно всё равно. А вот я, когда дошёл до этого, как будто взглянул на мир другими глазами.

– Почему?

– Я начал понимать причины и следствия. Почему всё есть именно такое, какое оно есть. Вот человек рождается; идёт в детский сад, потом в школу. Потом в какой-нибудь вуз – ну, это в принципе не обязательно, смотря по интеллекту и по желанию закосить от армии… Потом на работу; заводит семью, детей, а там и внуков. Уходит на пенсию. В конце концов умирает. До хрена людей так живут – в сущности, одно и то же, вариации минимальны. Самую малость подумать головой – и можно предсказать всё от начала до конца. И тем не менее они счастливы. Спрашивается: почему?

– А почему вообще крокодилы? – спросила Инна.

– Какие ещё крокодилы?

– Вот есть крокодилы. В общем-глобальном смысле они могут летать или не летать. Почему?

– Теперь уже я чего-то не понимаю, – сказал Славик. – Это юморист какой-то? Или откуда?

– Не экзистенционально. Так почему же люди счастливы?

– Потому что они так запрограммированы. Это тоже часть алгоритма; вернее, это его направленность, конечная цель – всеобщее счастье. Так сказать, последняя ступень эволюции – homo felix, человек счастливый.

– Так это же прекрасно! – воскликнула Инна.

– Но ведь это счастье одинаковое на всех!

– Ну и что? Какая разница, какое оно, одинаковое или нет? Это же счастье!

Славик молчал. Глядел Инне в глаза покорно, как преданный пёс смотрит на своего хозяина. Она засмущалась и отвернулась.

– Что ты хочешь сказать? – спросила робко.

– Хочу сказать, Инка-Паутинка, как это здорово, что я тебя встретил!

– Правда?

– Конечно. С тобой мы можем нормально поговорить, как белые люди. Мне уже давно не с кем было вот так поговорить.

– Значит, это так сложно – найти с кем поговорить?

– Поживёшь здесь с моё – сама поймёшь.

Это «поживёшь с моё» прозвучало для Инны, как удар хлыста. Не хочу я здесь жить с твоё! Я хочу уйти! Разве это так трудно понять? Разве это так трудно… Мысль осталась незаконченной; она ничего не сказала вслух.

– Всеобщее счастье, – продолжал Славик, – это и правда было бы прекрасно. Если бы программа иногда не ошибалась.

– А она ошибается?

– В любой программе есть ошибки. Это как аксиома. В ихней – тоже. Вот родился человек – что происходит? Берётся голый паттерн и под него генерится хренова куча параметров. Может тысячи, может десятки тысяч… У каждого параметра – свой диапазон. А теперь дальше. Во-первых, я не уверен, что они правильно отслеживают все комбинации. А если из двух параметров каждый по отдельности допустимый, то ещё не факт, что их сочетание будет допустимым. Во-вторых, просто случайный сбой. Бац! – и вот тебе какой-нибудь параметр зашкалил. Всего один на тысячи – но уже имеем брак. Человека, изначально непригодного для стандартного счастья. Причём я выделяю это слово: изначально!

– То есть ошибку можно было бы с самого начала исправить?

– Можно. Но фиг они тебе что исправят.

– Почему?

– А потому что они непогрешимы! Это тоже вроде аксиомы: они не могут ошибаться в принципе. Какая к чёрту ошибка? Это не ошибка, это высший замысел, который вашим примитивным умишкам не дано понять! Ну вот родился человечек, мог бы стать хорошим художником. Не гением, допустим, ничего чтобы из ряда вон – но жил бы себе спокойно, на хлеб своими картинами зарабатывал, и был бы счастлив. Так нет – случился у него баг в голове. И вместо одного стандартного счастья имеем тридцать миллионов стандартных трупов. Так что же – ошибка? Ничего подобного! Всё это тоже часть их охренительного эксперимента, часть пути к всеобщему счастью!

– Ты это о ком говоришь? – спросила Инна.

– О Гитлере. Ну, тут пример как бы хрестоматийный… А скольким людям эти баги жизнь испоганили, так что никто об этом и не знает?

– А почему бы тогда нам самим не исправлять их ошибки?

– И это можно. Только не так, как хотелось бы им.

– А как?

– По всякому… Да вот хотя бы перед тобой живой пример сидит.

– Хм… С тобой-то что не так?

– Вот то и не так. Ты вот, к примеру, сюда за деньгами пришла?

– Не для себя, – поспешно сказала Инна.

– А для кого же?

– Одного хорошего человека. Это просто как вопрос жизни и смерти.

– Ясно, – сказал Славик. – Но, в сущности, не важно. Ты пришла, чтобы отстреляться, получить бабки и уйти на фиг – это главное. А я сюда убежал. Насовсем.

– Во как? От ментов, что ли, ныкаешься?

– Ничего подобного. От всеобщего универсального счастья.

Инна раскрыла рот от изумления.

– Ага, удивил! – радостно воскликнул Славик. – Так и знал, что ты удивишься. Ну я же когда-то жил обычной жизнью. Универ закончил по компьютерным наукам – между прочим, очень даже успешно. Работа у меня была вполне ничего себе, зарплата – даже более чем. Дальше: я был, можно сказать, без пяти минут женат. И вот однажды вечером я представил… Один день из жизни: подъём рано утром. Зарядка, душ, завтрак по-быстрому, что попадётся под руку. Доброе утро, милая – как спалось? – спасибо, хорошо, а тебе? – просто замечательно – ну, мне пора! – поцелуй на прощание. Работа от звонка до звонка, обеденный перерыв, традиционные перекуры, традиционные сплетни о начальнике и его секретарше. Вечером – домой, по дороге – в магазин, купить хлеба и ещё чего-нибудь, смотря по степени опустошённости холодильника. Привет, дорогая – как дела, какие новости? – ничего особенного, всё в порядке, ты тут как? – у меня всё замечательно! Скромный домашний ужин, телевизор, на выбор: сто первая серия бесконечного мыла – лохотрон для неудачников – футбольный матч – очередные политические разборки. А теперь в кроватку, устроим небольшую сексуальную оргию только для двоих. Собственно оргия – ах, мне никогда не было так хорошо! – да, это было прекрасно, но мне завтра утром рано вставать – конечно, милый, спокойной ночи! – и тебе спокойной ночи, моя крошка. Восемь часов нормального здорового сна, снова пробуждение – и опять всё сначала. И так каждый день, изо дня в день, десять лет подряд, двадцать, тридцать…

– Ну и? – спросила Инна выжидающе.

– Это же ужасно! – сказал Славик искренне.

– Не вижу ничего ужасного.

– Конечно, ты не видишь. Ты же нормальная девушка. А я, когда это всё представил, то понял: надо немедленно что-то делать. Иначе не выдержу, и хана. Сказано – сделано. И вот я здесь.

– Да-а-а… – только и протянула Инна.

– И знаешь, Инка, я счастлив. Не по программе, не так, как нужно им, по-своему – но счастлив. По мне, счастье – это не то, чего ты можешь ждать каждый день. Его вообще не ждёшь. Оно просто валится вдруг тебе на голову, огорошивает со страшной силой, и ты даже не знаешь, что с ним делать. Ты спрашиваешь: ну на фига мне это сдалось? – и вдруг понимаешь: чёрт меня на хрен раздери, ведь это же оно! Оно здесь и сейчас, и ты вцепляешься в него пальцами всех конечностей, потому что знаешь: такое больше никогда не повторится. Только сейчас, и никогда больше! Вот это – мой вариант счастья, и я нашёл его здесь. У меня нет никаких постоянных обязанностей, никаких глупых каждодневных ритуалов. Я ни от кого не завишу и от меня никто не зависит. Я никому не нужен, никому ничего не должен, я свободен! Никаких претензий к миру, никаких претензий к людям, никаких претензий к себе. И самое главное: я не имею ни малейшего понятия, чем меня встретит завтрашний день. Разве это не прекрасно?

– Не знаю… По-моему, как раз это – ужасно.

– Ну ясное дело. У тебя ведь нет такого бага.

Он мне не поможет, подумала Инна. Причём не потому, что не захочет. Просто ему не нужен выход. Он провёл здесь чёртову уйму времени, и даже не пытался его искать. Даже не пытался – теперь она не сомневалась в этом. Конечно, он смог бы защищать её, развлекать интеллектуальными беседами… Может, это было бы в своём роде не так уж и плохо. Но, ради всего святого, она не собирается провести здесь всю оставшуюся жизнь!

– Да, Славик, у меня нет никаких багов, я всего лишь дура обыкновенная, я хочу обычного, стандартного, пускай даже запрограммированного счастья, и я мечтаю отсюда выбраться!

– Ну, Инка, вот этого только не надо, ты совсем даже не дура! А что насчёт багов – так я думаю, почти у каждого они есть, только не у всех в настолько явном виде.

Ну ясно, проскочила вялая мысль, «выбраться» он пропустил мимо ушей, как будто и не слышал вовсе.

– Хочешь сказать, и у меня тоже?

– Почему нет?

– А как тогда определить?

– Вообще-то просто. Это должно быть что-нибудь абсолютно бесполезное, или даже вредное. Но ты от него ни за какие шиши не откажешься. Есть что-то такое?

– Не знаю…

– А ты подумай. Вот когда ты одна остаёшься дома и нет ничего важного, чем обычно любишь заниматься?

– На синтюке играю, – сказала Инна и вдруг поняла, что попала в точку: бесполезное, в общем-то, занятие – но она от него не откажется. Ни за что и никогда.

– Вот видишь! Наверное, ещё и сама сочиняешь что-нибудь?

– Пытаюсь иногда.

– И как получается?

– Говорят, что неплохо. Не мне судить.

– Здорово! А на пианино можешь?

– Так я с него и начинала.

– Инка, я хочу это услышать! – Славик просительно уставился на неё.

– Здесь, что ли?

– Там, наверху, – он указал пальцем в потолок. – Пойдём, сейчас сама увидишь!

– Да ну, Славик… Я так не могу!

– Ты ещё не отдохнула? Тогда лежи, конечно.

Так бы и сказать, что хочу ещё полежать – подумала она, но ответила почему-то другое:

– Да нет, не в том дело. Ну не могу я так сразу, без подготовки. Да и вообще…

– Инка, кончай ломаться! Может, у меня больше в жизни такой возможности не будет – тебя послушать?

– А что, уже собрался меня бросать?

– Ну что ты! Но кто знает, что случится завтра?

В этот миг, будто в подтверждение его словам, издали донёсся приглушённый грохот. Инна напрягла слух и различила тонкий, постепенно затихающий крик. Ещё один… Сколько в нём отчаяния и безысходности! – подумала про себя. Звук слабый, его едва слышно, и всё же…

– Что это?!

– Откуда я знаю? Хочешь посмотреть?

Инна вздрогнула и покачала головой. Протянула руку:

– Хорошо, пойдём наверх.

– Спасибо, – как-то серьёзно сказал Славик.

Она встала – и тут же схватилась за него, чтобы не упасть. Обессилевшее тело плохо слушалось, но она подумала: ничего, потерплю, а то если всё время лежать, не очень-то я восстановлю силы. Скорее, мышцы в конце концов совсем атрофируются. Все звуки смолкли и кругом опять стояла угрожающая тишина; в окна пробивался привычный уже голубой свет. А ведь и правда – к этому, наверное, можно привыкнуть. Рано или поздно человек ко всему привыкает, к этому – тоже…

Рядом с кроватью была неказистая, будто наспех сколоченная дощатая дверь. Славик распахнул её рывком, и они прошли в следующее помещение. Там оказался маленький тёмный коридорчик… За последнее время Инна повидала достаточно всяких коридоров; этот был серый, пыльный, с правой стороны заваленный какими-то тюками, узлами, сломанными стульями. Слева обнаружилась железная приставная лестница, ведущая на чердак.

– Ты давай вперёд, – предложил Славик. – Если будешь падать, я тебя поймаю.

Она медленно вскарабкалась по лестнице. Силы должны вернуться, думала, они обязательно вернутся, они уже потихоньку возвращаются… Потом бы ещё чего-нибудь поесть. Лучше не мясо, а что-то полегче. Хотя, позже можно будет и мясо тоже. Чем бы оно там ни было, пусть даже кошатина… вот только бы в самом деле не человечина.

Ну, вот и чердак. Окон здесь не было, но благодаря провалу в крыше оказалось достаточно светло. Кругом валялись брошенные кем-то вещи: опять всякие узлы и ножки стульев, битая посуда, одежда… Нет, Инна конечно хотела переодеться, но всё-таки во что-нибудь более чистое, чем у неё, а не наоборот!

– Кхе-кхе! – закашлялась она: при их появлении пыль взметнулась в воздух тучей, защищая свои владения от непрошеных гостей.

– Ничего, сейчас осядет, – сказал Славик, но и сам негромко кашлянул.

Пианино стояло за провалом, у передней стены. Чёрное, с виду древнее-древнее, чуть покосившееся на правый бок. Получится ли у неё вообще сыграть хоть что-нибудь на такой развалине? Небось, сейчас только опозорится и тем дело кончится. Надо было всё-таки отказываться более решительно, теперь уже поздно давать задний ход.

Славик пододвинул к инструменту предположительно прочный деревянный ящик:

– Располагайтесь, маэстро!

– Какая там маэстро… Хорошо, если я из него хоть какой-то звук извлеку.

– Ну!.. Скромность, конечно, украшает мастера, но не до такой же степени!

Инна повела головой: не любила пустые комплименты, но отвечать ничего не стала. Села на ящик – вроде не проваливается – и подняла крышку. Ну, по крайней мере все клавиши на месте, и то хорошо. Она вытянула руки, распрямила пальцы и пробежалась по клавиатуре – проверить звучание. Тут же вскрикнула от боли: чёрт! Совсем забыла про безымянный палец!

– Что такое, Инка?

– Да ноготь сорвала, больно.

– Так что – концерт отменяется?

– Нет, – сказала она, хотя ещё минуту назад ответ был бы – да. Может, снова замотать этот палец платком? Поискала его в сумочке: куда же он запропастился? Пистолет, который ей сроду не понадобится – вот он. А платка-то и нет… Ладно, фиг с ним, всё равно так было бы не очень удобно. Лучше я попробую обойтись без этого пальца, буду играть что-нибудь попроще, вот и всё…

Инна выдала полную гамму, автоматически запоминая звучание каждого тона. Две клавиши были совсем мертвы, но они располагались по краям, и без них, в общем-то, можно как-нибудь обойтись. Ещё несколько откровенно фальшивили. Она повернулась:

– Славик, его когда в последний раз настраивали? Звук ведь просто ужасный!

– Ну извини – какой уж есть. А ты сама не можешь?

– Уже почти не помню, как это делается.

– Ну ничего. Инка, ты не волнуйся – у меня всё равно медведь на ухе топтался, я разницы не почувствую.

– Так на хрена тебе вообще этот концерт?! – выкрикнула она с обидой.

Он подошёл ближе, взял её за плечи:

– Ну вот, уже расстроилась… Ничего, Инка-Паутинка, всё будет хорошо. Ты играй, пожалуйста!

Что-то было такое в его голосе – будто если она сейчас не сыграет, он тут же упадёт и умрёт на месте. Она постаралась расслабиться. Спокойно, девочка, и в самом деле ничего страшного. Славик отпустил её, отошёл в сторону и застыл неподвижно.

– Ты только молчи, – сказала Инна.

– Хорошо.

Она взяла на пробу несколько аккордов. Чёрт, кошмарно, всё должно быть совсем не так! А на этой октаве? Вот тут вроде ничего, терпимо. И здесь тоже… Она заиграла «Аве Марию» Баха-Гуно, простую и спокойную мелодию. Сейчас лучше всего было бы успокоиться, эта музыка как раз подойдёт… Местами фальшивые тона резали слух – Инна постаралась их избежать, начала импровизировать, искать собственную трактовку. Тема всё дальше уходила от оригинала – она уже почти не замечала этого, она была там, внутри, наедине с музыкой, чувствуя себя с ней одним целым. Всё вдруг оказалось где-то бесконечно далеко – и огромное синее подземелье, и брошенный деревенский дом, и проваленный пыльный чердак… Даже пианино – и оно было далеко, она почти не видела и не ощущала его, мелодия текла в голове, а руки стали не более чем инструментом для извлечения звука…

Инна не знала, сколько прошло времени, когда она сыграла последний аккорд. В её финале, кажется, не было почти ничего от Баха и Гуно – она не смогла бы сказать это с уверенностью, она даже не была уверена, что сумела бы повторить ещё раз то же самое. Повреждённый палец болел – похоже, во время игры она забыла о нём и о своём намерении не пользоваться им. Но сейчас это казалось несущественной мелочью. Инна повернулась и поглядела на Славика: тот замер с открытым ртом, уставившись на неё.

– Ну что? – спросила. – Неважно, наверное?

Он молчал.

– Ну скажи хоть что-нибудь! Что, настолько плохо?!

– Инна, я… Не знаю, не хочу говорить банальности… – он как будто позабывал слова, выговаривал их неуверенно, сбивчиво. – Но это великолепно… Могу я надеяться…

– Слушай, прекрати этот высокопарный тон! – крикнула она.

– Извини. Как скажешь, – было странно видеть этого крупного, крепкого мужчину в такой преклонённой позе. – Но ты правда здорово играешь. Инка, а давай что-нибудь из своего?

– Да ну… не стоит оно того.

– Пожалуйста! Ну очень хочу послушать.

– Нет, своё я играю, только когда остаюсь дома одна, у себя в комнате…

– Так ты и эту как-то совсем по-своему играла.

– А кому-то здесь медведь на ухо наступил… – сказала она и вдруг рассмеялась.

– Так то когда было! Тот медведь давным-давно убежал, только его и видели. Инка, ну сыграй! Давай, повеселее что-нибудь.

– Повеселее, говоришь? – она игриво взмахнула пальцами.

– Ну не всё ж тоску нагонять.

– Ладно!

Инна снова прикоснулась к клавишам, выбрав на этот раз более высокую тональность. Вспомнила одну из своих любимых мелодий и заиграла стремительно, напористо. Звук, правда, выходил не совсем такой, к какому она привыкла у себя дома, но она умела мгновенно ориентироваться: когда было нужно – уходила от сомнительных созвучий, интуитивно заменяя их стройными аккордами. Странно: обычно Инна сильно смущалась в присутствии посторонних, но сейчас чувствовала себя удивительно свободно. Вот так же она играла, закрывшись в своей комнате, с опаской пробуя новые сочетания и радуясь, когда всё получалось так, как ей хотелось, опасаясь при этом только одного – как бы потом не забыть, не забыть… Сейчас Инна не думала и про «не забыть» – она просто получала удовольствие от игры, ей не мешало даже неудобство со сломанным ногтем; она закрыла глаза – смотреть было не нужно, она уже сроднилась с инструментом, пускай и таким неказистым; всё получалось само собой ноты, её пальцы, музыкальные интервалы и расстояния между клавишами всё было едино. Мелодия шла непринуждённо, она будто парила, летала в воздухе, заполняя собой помещение и вытесняя прочь затхлый дух запустения.

Вдруг Инна обернулась, услышав сзади лёгкое поскрипывание. Славик танцевал под её музыку – прямо здесь, посреди пыли и кучи старых вещей. Вряд ли она смогла бы сказать, что он такое танцует – не вальс и не танго, какая-то странная смесь; впрочем, это не имело никакого значения. Он двигался неровно, неуклюже, сам немного напоминая медведя и всё-таки она ощущала непередаваемый восторг. Заметив её взгляд, он подмигнул ей, и она рассмеялась, не прекращая играть.

– Здорово! – сказал Славик и поднял вверх большой палец.

Инна улыбнулась.

Он продолжал танцевать. Потом заговорил, удивительным образом попадая в такт музыке:

– Может, это тоже прозвучит банально… Но я всё-таки скажу… Инка-Паутинка! Ты подарила мне… самые счастливые мгновения в моей жизни!

Она вся зарделась. Славик в танце подошёл к ней и сделал приглашающий жест. Инна оторвала пальцы от клавиш, поднялась… Музыка как будто не прекратилась. В следующую секунду она поняла, почему: он продолжал напевать её неоконченную мелодию. Та, та-та, та-та-та-та-та… Может быть, у него выходило не так, как сыграла бы она, не так красиво и гармонично… И всё-таки это было прекрасно. Инна позволила Славику обнять себя, и они продолжали танцевать – под замолкшую уже музыку, которую тем не менее слышали они оба.

Впервые в жизни, подумала Инна, кто-то действительно оценил мой талант. Слушал не просто из вежливости или из любопытства. Нет – Славик уловил настроение её музыки и проникся им; он чувствовал её почти так же, как чувствовала она сама. Может быть, всё же чуть иначе, не столь тонко – но это уже было не важно, главное – её музыка была для него не просто пустым набором звуков, она нашла отклик в его душе.

А может, появилась мысль, мне не нужен никакой выход? Это действительно счастливые мгновения, я даже не чувствую больше никакой усталости, она куда-то ушла. Вместо неё пришла лёгкость – смотрите, я почти парю! Инна не переставала улыбаться. Мы ещё немножко потанцуем, а потом я сыграю ему что-нибудь ещё, пожалуй, вот эту… Конечно, она получится совсем не такой, как раньше, но это опять же не важно, совершенно не важно, потому что, я знаю, у меня получится отлично, даже лучше чем раньше, обязательно получится, я точно знаю. А потом мы спустимся вниз, и я всё-таки чего-нибудь поем… А потом буду спать, потому что уже на самом деле давным-давно как ночь, уже, наверное, наверху дело идёт к рассвету, а я всё на ногах и на ногах, так что потом я лягу и отосплюсь как следует. А завтра утром мы снова поднимемся сюда… Но пока что мы будем ещё танцевать. Я так давно не танцевала, я уже почти забыла, как это делается – а ведь это, оказывается, так прекрасно, особенно когда твой партнёр такой…

Славик вдруг отпустил Инну, отступил на шаг. Она замерла на месте. Что-то не так?

– Инка, – спросил он, – тебе в самом деле нужен выход?

Она стояла, не в силах пошевелиться. Выход? Конечно, нужен! Но разве он уже не дал ей понять, что найти его нет почти никакой надежды?

– Да, – сказала автоматически.

– Очень-очень нужен? – глаза его стали печальными.

Инна вспомнила больничную койку, пустой взгляд в потолок…

– Очень-очень. Вопрос жизни и смерти… Ты чего так погрустнел?

– Да ничего. Не бойся, это ненадолго.

– Ну хорошо… Так ты всё-таки знаешь, где выход?

– Знаю. И я тебе покажу.

– Правда?! – она закричала, ещё до конца не осознавая, что это значит: после всех тягот кошмарного путешествия у неё появился шанс вернуться домой! И может быть даже с десятью тысячами…

– Правда. Я покажу. Только ты должна делать всё то же, что и я.

– Хорошо, я буду делать. И куда нам для этого придётся идти? Далеко?

– Нет, недалеко, – его всегда спокойный голос сейчас звучал особенно ровно и бесстрастно. – Совсем недалеко.

– Это здорово! – воскликнула Инна.

– Конечно. Только если ты сделаешь так же, как я.

– Да, я ведь уже сказала… Славик, тебе, наверное, грустно будет со мной расставаться?

– Грустно, Инка-Паутинка. Но я очень хочу тебе помочь. Иначе мне будет ещё больше грустно, и я уже не смогу быть счастлив… по-своему.

Она не совсем уловила суть его объяснения. Стояла молча, не в состоянии что-либо выговорить, только неотрывно пронизывала его глазами. Если он сейчас попросит её остаться… О боже, что тогда делать?! И вдруг поняла: он не попросит. Что угодно – но не попросит.

– Куда я его задевал? – тем временем спрашивал Славик, оглядываясь вокруг себя.

– Что задевал?

– Да пистолет, который у маньячки забрал.

– А зачем пистолет?

– Надо. Ты не видела?

– Нет. У меня точно такой же, – Инна ткнула в сумочку.

– А, хорошо. Не возражаешь? – она мотнула головой, и он вытащил оружие за рукоять.

– Ну, теперь идём?

Славик несколько секунд оглядывал пистолет. Взялся пальцем за рычажок – наверное, предохранитель – и щёлкнул им. «Где мой чёрный пистолет? – На Большом Каретном», пропело что-то в голове у Инны. Она усмехнулась: ничего не изменилось. Что бы ни происходило, под любую ситуацию у неё найдётся песня или хоть мелодия. Славик плотно обхватил рукоятку, будто примеривался; вытянул руку и, чуть улыбнувшись, поводил перед собой, высматривая несуществующих врагов. Инна рассмеялась, спросила весело:

– Вооружаешься? Там опасно?

Он ничего не ответил. Согнул руку в локте, поднял… Инна уже чувствовала что-то неладное, молча уткнулась в Славика непонимающим взглядом: вот он развернул дуло… вот он поднёс его к виску… нет, но этого не может быть! Это абсурдно, в этом нет никакого смысла, это никому не нужно, это не на самом деле, это просто какая-то игра…

– Сла… – хотела крикнуть, но получился лишь жалобный писк.

Затем оглушительный грохот беспощадно расправился с тишиной.

Теперь Инна закричала. Кричала, почти не слыша себя, всё ещё продолжая слышать звук выстрела – непрекращающийся, растянувшийся на веки вечные. Кричала, глядя ему в глаза, в его спокойные, добрые, всё ещё улыбающиеся глаза. Он опускался медленно, плавно, раскинув руки; продолжая смотреть на неё: «я очень хочу тебе помочь». Упал, вздрогнул в последний раз и застыл – и лишь тогда глаза закрылись, превратившись в две узкие щёлочки.

«Вопрос жизни и смерти…» – «Если ты сделаешь так же, как я.»

Только сейчас, и никогда больше…

Она всё ещё стояла неподвижно, не шевеля ни единым мускулом, не отпуская Славика взглядом. Но я же не хотела! – кричала мысленно. Я не хотела – так! Я же не могла знать, что «выход» ты уже понимаешь только в таком смысле! Я же верила, что ты правда покажешь, дура, поверила, никому нельзя доверять – а я поверила, мне даже и в голову не могло прийти, что… Нет, это всё-таки я – я во всём виновата. Я – потому что я такая идиотка, мне нельзя браться ни за что серьёзное, ни за что жизненно важное, потому что я не способна… Вот один дорогой мне человек – я хотела его спасти, но не смогла, теперь уже ясно, не смогла, потому что фиг я когда-нибудь получу эти десять тысяч, потому что вот второй человек, ты – и я тебя погубила, одна я, потому что у тебя какой-то баг в голове, и тебе не нужно нормальное счастье, но я, дура, сволочь, эгоистка паршивая, всё-таки сделала тебя счастливым, пускай даже всего на миг, и ты… Безумие, это безумный мир, здесь всё безумно, но ведь жизнь только одна, и разве что-то может быть ценнее? – а ты вот так, просто… Кто бы мог подумать, разве я могла подумать? но какая теперь разница, могла или не могла, потому что случилось то, что случилось, и этого не изменишь, никакая идиотская музыка этого не изменит, и кому теперь на фиг нужен мой талант, дура, дура, сволочь…

Инна рыдала, поминутно вскрикивая. Она склонилась над телом дрожала сама и встряхивала его, не понимая, зачем это нужно и какой в этом смысл. Гладила густую бороду, проводила пальцами по шершавой коже лица, запускала руку в волосы… Старый шрам на лбу как-то слишком естественно переходил в свежую рану на виске; кровь из неё вытекала медленно, неохотно. И всё-таки руки Инны уже были вымазаны в крови – но она этого не замечала. Ну зачем мне выход? – повторяла из разу в раз, ну зачем, зачем, зачем мне этот дурацкий, никому в сущности не нужный выход?! Ведь я уже смирилась, я уже была готова остаться с тобой, я уже даже распланировала почти на день вперёд, что мы будем делать… Ведь это не только я тебе подарила счастливые мгновения – но и ты мне их тоже подарил! Так зачем же, зачем, какого хрена я сказала – да, когда надо было ответить, когда я уже готова была ответить – нет?! Я могла бы остаться, я подарила бы тебе множество таких мгновений, бесконечную жизнь таких мгновений, каждое следующее лучше предыдущего, так зачем же я, дура, зачем, зачем, зачем?!..

Внезапно кто-то схватил её за руку и грубо рванул влево. Инна перекатилась на спину, ахнула, посмотрела вверх. Перед глазами мелькнула чья-то ладонь, толстая и грязная. Она попробовала подняться – и вдруг толчок в грудь опрокинул её на пол. В глазах всё ещё стояли слёзы, Инна плохо видела, что происходит; что-то сжало её предплечья, как клещами. Она закричала – в ответ услышала только невнятное: «Ы-ы-ы!»

Совсем рядом возникло лицо. Вытянутый овал с полным отсутствием растительности: не только волос, не говоря уж об усах и бороде – но даже бровей и, кажется, ресниц. Два круглых глаза болезненно-жёлтого оттенка, бессмысленно вылупившиеся на неё, свидетельствуя о минимальном коэффициенте умственного развития у их обладателя. Широкий бычий нос, поминутно раздувающийся – Инна слышала, с каким шумом выходит из него воздух. Рот раскрылся, показывая сломанные, выщербленные зубы, а дальше – что-то тёмно-красное, неопределённой формы… короткий обрубок, бывший когда-то языком.

– Пусти! – кричала Инна, борясь со слезами. – Пусти!

– Ы-ы-ы! – мычал в ответ безъязыкий; это напоминало ей лепет любознательного ребёнка, в руки которого попала новая игрушка.

«Это тебе наказание!» – произнёс внутри какой-то чужой голос.

Хватка на левом предплечье разжалась; тут же жирная рука зацепила лифчик между грудей и бесцеремонно рванула. Инна взвизгнула; в следующий момент верхняя половина её тела уже была полностью обнажена. В намерениях лысого теперь можно было не сомневаться. Она судорожно вытянула вверх свободную левую руку – сейчас же, быстро ткнуть пальцем прямо в уродливый жёлтый глаз… Что-то с силой сжало ей кисть сильнее… боже, ещё сильнее! Не помня себя, Инна заорала. Показалось, будто что-то хрустнуло… о господи, нет!

– А-а-а-а! Пусти!.. А-а!.. Пусти… – она вскрикивала, хрипя, едва не задыхаясь, готовая вот-вот завалиться в обморок – но нет, нельзя, нельзя, нужно бороться до последнего, неужели я вот так сдамся? – только пусти, сейчас пусти! – а там посмотрим, там мы ещё поборемся…

– Ыхы-ы! – этот гад всё-таки разжал руку. Та беспомощно обвисла, упала на пол, Инна попробовала ей шевельнуть… нет, чёрт, не могу! С правой он по-прежнему не спускал стальную хватку. Довольная физиономия исчезла – он куда-то отодвинулся. Куда – она поняла в следующий миг, когда он начал ковыряться у неё на поясе, намереваясь снять с неё джинсы.

– Нет! Ох, нет! – бормотала Инна. – О боже, нет…

Но что она могла сделать? Попробовала двинуть ногой – и тут же во что-то упёрлась, затем ощутила тяжесть – кажется, насильник просто сел на неё. Играючи, он вырвал пояс, отшвырнул его куда-то вместе с сумочкой… Одним движением сорвал пуговицу и расстегнул молнию. Тут она почувствовала, что ногам стало свободнее. Рывком потянула к себе левую – и была остановлена ударом по коленной чашечке. А-а! Боже, за что?!

«Ты заслужила!» – ответил тот же беспощадный голос.

– Ы-ых! Ы-ых! – посапывал немой. Сопротивляться бесполезно, поняла Инна. Буду сопротивляться – он меня покалечит. Изуродует, и тогда уже мне самой никакие десять тысяч не помогут. А так, может, сделает, что хочет – и отпустит. Ну почему бы, в самом деле, не отпустить? Если ему нужно именно это, ему нужно только оттрахать меня – то зачем же что-то ещё, почему бы потом и не отпустить?

Насильник уже стягивал с неё джинсы. Инна резко дышала и постанывала, почти как он: ы-ха! ы-ха! Вяло приподняла ноги, даже помогая ему снять одёжку. С трусиками он возиться не стал: схватил двумя руками, разорвал тонкую ткань – Инна громко вскрикнула – и вытащил из-под неё. Вот и всё, подумала она, вот я и готова к употреблению. В следующий миг он завалился, буквально обрушился на неё сверху – отвратительное лицо оказалось совсем рядом, от него шёл сильный потный дух. Всем телом она ощущала его противную мокрую, липкую кожу. Его пасть прижалась, присосалась к её губам, почти кусая их, здоровенный нос упёрся в щёку. Омерзительная густая слюна затекала прямо к ней в рот; Инна поняла, что начинает задыхаться. Она задышала носом – часто-часто, тело само собой судорожно дёргалось. Насильник ненадолго отодвинулся, выдал громко: «Ыыххы-ы-ы!» Она поспешно восполняла запасы кислорода; в ушах появился и медленно нарастал до боли знакомый шум.

Передышка была недолгой – безъязыкий снова приблизился, впился в неё ртом, его два ужасных глаза висели перед ней жёлтыми провалами. Лапищи шарили по её телу, особенно останавливаясь на выпуклых грудях; потом Инна поняла: сейчас он войдёт в неё. Сейчас это случится, она уже никак не сможет этому помешать – и никто, никто во всём свете не придёт к ней на помощь… Когда-то, было время, она панически боялась быть изнасилованной маньяком – но никогда особенно не задумывалась, как именно это может произойти. Значит, вот так…

Инна чувствовала, как его член грубо вторгается в её лоно… неожиданно тело отозвалось пробуждающимся желанием. Нет, всё происходящее было в высшей степени безумно – но это уже сверх меры, это уже предел любому безумию и даже за всякими пределами. Но я же не хочу! почти выкрикнула она; намеревалась выкрикнуть и вслух, но крик уже не пробился сквозь сбивчивое, беспорядочное дыхание. Я не хочу, это подло, это крайне подло, это не должно быть так! Кажется, её тело больше ей не подчинялось. Оно подрагивало в такт движениям лысого, и блаженная дрожь распространялась повсюду. Никому нельзя доверять, никому даже себе. Вот так и становятся шлюхами, подумала Инна. Ты знаешь, что это мерзко и отвратительно – но вдруг понимаешь, что всё равно этого хочешь, и уже ничего не можешь с собой сделать. А во второй раз, наверное, это уже не так мерзко и не так отвратительно. А на третий раз и вообще привыкаешь… Всё смешалось воедино – крики боли и отчаяния, неровные мучительные вздохи, экстатические стоны… А на фоне страшного действа всё продолжал усиливаться однотонный давящий и всепоглощающий гул…

Инна лежала неподвижно и смотрела в потолок. Вообще-то это был не совсем потолок, его-то она как раз и не видела – просто кусок чего-то синего, слегка подсвеченного. Не голубого неба, нет – она отдала бы всё что угодно, только бы синее стало голубым и на нём появились хотя бы редкие белые облачка… Но нет – чудес, к сожалению, не бывает. Это она уже поняла. Их не бывает даже здесь. А может, в особенности здесь.

Использовал по назначению – да и шлёпнул, чтобы не мучилась, вспомнила Инна. Кажется, насильник решил пощадить её и ограничился только первым пунктом. Впрочем, пощадить ли?..

Она не дала этой мысли оформиться. Попробовала пошевелиться; тело слушалось плохо, но всё же слушалось. Приподнялась, опираясь на правую руку – левую лишь с великим трудом удавалось удержать на весу. Взглянула перед собой: всё та же пыль, те же брошенные вещи… вот и я теперь, подумала, – такая же брошенная вещь. Смотреть на себя не хотелось. Инна кое-как привстала – ноги держали плохо, все предметы начали исполнять перед ней какой-то бешеный танец. Она откашлялась и сплюнула – в слюне чувствовался солёный привкус крови. Помотала головой, встряхнулась; картинка как будто становилась более устойчивой. Вот, так оно лучше…

Взгляд натолкнулся на пианино. Чёрное и безмолвное, крышка до сих пор открыта. Что-то непонятное и жуткое было в нём, что-то потустороннее, какая-то неподвластная ей и вообще человеку страшная сила… Это оно во всём виновато! – подумалось неожиданно. Это оно, оно какое-то неправильное, и музыку я на нём играла неправильную, ненормальную, нечеловеческую… Ну, всё, держись! Сейчас-сейчас! Инна сделала несколько шагов к куче в углу. Ноги были как ватные; она согнулась, уселась на пол и принялась перебирать вещи. Тюки с одеждой, деревяшки, банки разные – всё не то. Не то, не то! Под руку вдруг попалась бумажка, Инна взяла её, перевернула другой стороной… Это оказалась фотография девочки лет десяти – жизнерадостное улыбающееся создание, белые зубки и розовые щёчки, тёмные волосы заплетены в косичку… Никакой подписи не было. Она рассматривала фото несколько секунд, потом отбросила: нет, не то, опять не то…

Тут ей подвернулась кочерга. Инна ухмыльнулась зловеще: вот теперь то, что надо! Привстала, подняла кочергу – та казалась необыкновенно тяжёлой. Ничего, сил должно хватить. Снова подошла к пианино. Длинный ряд клавиш напоминал открытый рот с огромным количеством зубов. Ну да: белые – это зубы, а чёрные – это страшный кариес… Что, зубки, хотите меня скушать? А фиг вам, не получится! Со всей силой, какая только была, Инна обрушила кочергу на клавиши. Те породили неимоверно фальшивый аккорд, долго-долго звучавший в тишине чердака. А, что, не ожидали? Так вот вам ещё! Она снова подняла орудие – и снова ударила. Потом опустила углом книзу и повела по клавиатуре, с силой прижимая, выдавливая из неё жуткую какофоническую гамму. Кое-где на месте «зубов» уже зияли пустоты – кочерга цеплялась за них и выворачивала соседние клавиши… Вот вам, вот вам за всё, получите, гадкие, ненавистные! Она поднимала железный прут – и опять опускала его, ещё раз, и ещё; инструмент страшно кричал от причиняемой ему боли, порождая симфонию, которую впору слушать разве что грешникам в последнем круге ада. Он орал, он стенал, поруганный, замученный тем же человеком, который ещё недавно извлекал из него божественные звуки, он недоуменно вопрошал – за что? – но Инна не слышала вопроса, она продолжала крушить, покуда могла: вот тебе! Так тебе, получай! и ещё, и ещё!..

Наконец силы оставили её. Она уронила кочергу – едва не сама себе на ноги, – села, склонила голову… Вдруг поняла, что плачет – не хныкает, нет, слёзы текли рекой. Плакала не от усталости, не от физической боли – сама не смогла бы объяснить, от чего. Перед глазами стояла только что виденная фотография. Девочка здорово походила на неё саму особенно если вспомнить, какой она была в десять лет…

Эх, ты, Инка-Паутинка, несчастная юная Инночка! До чего ж ты докатилась, боже, до чего ты докатилась? Слёзы постепенно останавливались, и тут она поняла, что до сих пор не одета. Бегло оглядела себя: кровь на руках… кровь на груди… и на лице, конечно, тоже. Вспомнила: где-то здесь должна быть сумочка с зеркальцем. Пошарила глазами: пояс оказался в противоположном углу чердака. Как он аж туда залетел? Не экзистенционально. Подобрала чёрную сумочку, заглянула… Зеркальце оказалось разбито – кусок размером с одну треть вылетел из него и раздробился на множество осколков. Разбитое зеркало – к несчастью, вспомнила Инна и вдруг рассмеялась дико; почти тут же замолкла, испугавшись собственного голоса. Взглянула на своё отражение: господи-господи… Девица-красавица, на кого ты теперь похожа? Губа справа была разорвана, под носом тоже запеклась кровь. Глаза стали красными, воспалёнными, странно расширились и глядели на мир безумно. О, нет… Она хотела спрятать зеркало обратно; тут же передумала и отшвырнула его прочь.

Инна натянула джинсы – прямо на голое тело. Нашла свою любимую маечку, развернула… а, не важно, лишь бы было чем прикрыться. Минуту тёрла её между ладонями, потом ещё раз оглядела: ничего, сойдёт. Оделась, подобрала сумочку… заметила: чёрный пистолет так и остался в ладони Славика. Насильник не взял его – а может, вообще не заметил… Она схватилась за дуло, потянула на себя: отдай! Пальцы застыли в том положении, в каком были на момент смерти, и не хотели отпускать оружие.

– Отдай! – закричала Инна умоляюще. – Он тебе не нужен, пожалуйста, отдай!..

Она одной рукой трясла ладонь, другой тянула на себя – нет, не получается. Ничего у неё не получается, она и правда ни на что не способна, кроме как наигрывать свою дурацкую бесполезную музыку… Ну ничего, ничего! Инна повернула руку мертвеца, прижала к полу, одновременно пытаясь разогнуть пальцы. Ну почему ты так его держишь, почему, он ведь тебе уже не нужен! Опять подступали слёзы, из носа тоже текло. Наконец ей это удалось – пистолет выскочил из чуть разжатой ладони, Инна едва не опрокинулась. Тут же встала, сунула оружие за пояс, в последний раз взглянула на Славика. Прости, пожалуйста! Мне нет прощения, я знаю, но всё же… Махнула рукой и быстро пошла к люку вниз.

Оставив домик, Инна двинулась в сторону, противоположную той, откуда пришла. По крайней мере, так она думала. Шла не спеша – быстрее и не смогла бы: окружающий пейзаж время от времени начинал скакать у неё перед глазами, как в сумасшедшем аттракционе – тогда приходилось совсем замедляться, почти останавливаться. Шла, не особенно обращая внимание на обстановку вокруг. Только краем глаза фиксировала: слева зелёный барак… справа красный… а вот ещё домик, похожий на тот обойду стороной…

Неожиданно впереди возникла человеческая фигура. Женщина средних лет в длинном зелёном халате без рукавов, тело весьма пышных форм, лицо какое-то круглое, спокойное, нормальный человеческий взгляд… Эта хотя бы не похожа на маньячку или фанатичку, подумала Инна. Сейчас подойду ближе, поговорю – может, она знает что-то про выход? Она сделала несколько шагов – снова начало шатать, фигура впереди будто покачивалась влево-вправо. Ничего, усмехнулась, ничего, справлюсь… Женщина стояла неподвижно, смотрела на неё… вдруг мгновенно сорвалась с места и побежала прочь.

– Сто-о-ой! – выкрикнула Инна. – Подожди!

Но той уже даже не было видно. Ну вот, всплеснула она руками, опять не повезло… Через несколько секунд она уже забыла про эту женщину, образ отодвинулся куда-то на задворки памяти – это всё мелочи, это не важно – надо идти дальше. Скоро она увидела ступеньки. Добротная мраморная лестница – не чета тем, что были в подземных туннелях, действительно сделано на славу. Уже начав медленно подниматься, Инна подняла голову и взглянула вверх. Лестница вела к портику с колоннами в античном стиле, построенному, казалось, прямо внутри скалы; на этой скале обрывалось синее светящееся подобие неба.

Туда! – мысль буквально ударила по голове: если выход и существует, то он – там. Инна даже ускорила шаг. Потом заметила: на верхней ступеньке стоит человек.

Это был мужчина, и одет он был очень странно, вычурно – так одеваются только актёры в театре, играющие спектакль на тему средневековых реалий. Ну и, конечно, так одевались собственно в Средних Веках… Он был, пожалуй, красив, не то что Славик – холёные залихватские усы, орлиный взгляд, шляпа-треуголка на голове… И этот зелёный бархатный камзол ему очень идёт, ещё бы шпагу – и вышел бы натуральный мушкетёр, ну просто «один за всех – все за одного», или скорее «один на всех все на одного» – это как-то правильнее, ближе к здешним реалиям… Мушкетёр снял шляпу, церемонно поклонился и произнёс:

– О принцесса, разрешите мне приветствовать вас!

Инна захохотала. Какая там к чёрту принцесса? Шлюха она теперь, а не принцесса! Самая натуральная грязная подзаборная шлюха. Грязная и подзаборная – мысленно повторила ещё раз и ухмыльнулась. Мушкетёр тем временем продолжал:

– Вы не представляете, какая это огромная честь для меня – видеть вас здесь!

Она снова хохотнула. К чёрту честь! Её сейчас больше волнует несколько другой вопрос.

– Где выход? – спросила Инна и на миг испугалась: она едва узнала собственный голос – резкий, отрывистый, с истерическим присвистом.

– О, принцесса, уверяю вас, вам совсем не стоит об этом беспокоиться! Позвольте взамен предложить вам себя в качестве скромного сопровождающего. Право, ваше высочество, все только вас и ждут, бал не может начаться без вас!

К чёрту, пробормотала она про себя. Вытащила пистолет из-за пояса, сжала рукоять, вытянула на полную руку. Рука вдруг затряслась лихорадочно, Инна схватилась ещё и левой, но это мало помогло. Чёрт, нервы, нервы, невозможно, что это такое, я же хочу прицелиться! Прицелиться никак не удавалось: дуло дёргалось вверх-вниз, упорно не желая фиксироваться на одной точке. А, к чёрту! Она проговорила:

– Где выход? Ты, разодетый шут, говори – где выход?!

– О, принцесса, ради бога, уберите оружие! Уберите, прошу вас, вы ведь так можете покалечиться! Это будет весьма печально, если вы себе что-нибудь повредите!

Он издевается, подумала Инна. Впрочем, они все издеваются, и этот – не исключение, он – всего лишь подтверждение общего правила. Но я же не шучу, чёрт возьми! Я не шучу, я и правда выстрелю! Руки дрожали не переставая: нет, это невозможно… невозможно… безумие…

– Я буду стрелять! – закричала что есть мочи, так что даже сорвала голос. Добавила тише, сквозь слёзы: – Идиот!.. Я же тебя убью…

– Принцесса, поверьте мне на слово, – сказал мушкетёр, – это был бы не самый разумный поступок с вашей стороны.

Руки тряслись неимоверно. Нет, подумала Инна, так я ничего не смогу, надо чтоб наверняка. Она заставила себя сделать шаг вперёд. Потом ещё один – двигалась как обречённая, моргая беспрерывно, уже почти ничего не различая перед собой. Остановилась в трёх метрах от него, навела пистолет – вместо головы будущей жертвы видела лишь бесформенное розово-зелёное пятно. Пистолет тоже был пятном, только чёрного цвета, и будто всё время менял свою форму и очертания.

Но я же должна! – мысленно воскликнула Инна. Вслух произнесла едва слышно:

– Убью…

Мушкетёр стоял неподвижно, выжидая. Она зажмурила глаза до боли, сжала рукоять со всей силы – в левой руке что-то треснуло, будто ударило током. Она едва слышно вскрикнула, но вытерпела. Я должна! – подумала ещё раз и спустила курок.

Никакого грохота не было – только негромкий щелчок. Инна нервно хихикнула, открыла глаза – мушкетёр спокойно и уверенно стоял перед ней всё в той же позе. Она нажала ещё раз – и ещё раз так же щёлкнуло. Она рассмеялась во весь голос, отшвырнула пистолет прочь – тот поскакал по ступенькам и замер. Боже, подумала, какое счастье! Я не убила человека, я правда хотела убить – но мне это не удалось, какое счастье! Эх, ты, юная Инночка, малолетка дура-дурой… Смех как-то плавно перешёл в слёзы. Ничего не умею делать, сказала себе, совсем ничего! Сама не заметила, как подошла к тому, кого только что едва не прикончила – и уже рыдала во весь голос, положив голову ему на плечо.

Он что-то говорил – она разбирала только отдельные слова:

– О, принцесса, вы… состоянии… пойдёмте, вам… переодеться… бал, поймите… сейчас…

Потом колонны начали поворачиваться к ней боком. Инна приготовилась спиной встретить землю, но тут её ноги вдруг оторвались от поверхности. Она скорее догадалась, чем почувствовала: мушкетёр подхватил её на руки.

Потом они куда-то шли. По бокам мелькали размытые образы: колонны портика… зал… в нём – опять колонны, и какие-то статуи… ступеньки… ещё ступеньки… широкие двери…

Потом была комната, в ней было жарко и влажно. Ещё в ней были две девушки, совсем голые – или, может, почти совсем. Они что-то говорили ей, что-то очень спокойное, ласковое, хорошее… Кажется, она им даже отвечала. И ещё они что-то влили ей в рот, и оно было немного горькое и терпкое на вкус. И одна из них сказала: «Потерпи чуть-чуть, Иннушка, скоро всё будет хорошо!»

Потом она тоже была без одежды. Она лежала, вокруг всё ещё было влажно, где-то плескалась вода, и ей действительно было очень хорошо. Удивительно хорошо и удивительно безмятежно. Её чем-то натирали, чем-то мазали; это продолжалось долго, очень долго, бесконечно долго… Минуту, час, день, месяц, год, жизнь… Но ей было уже всё равно. Даже если бы это никогда не закончилось.

Потом она увидела перед собой статную даму, и дама ошеломила её своей красотой. На ней было роскошное платье – такие Инна видела только в исторических фильмах или, опять же, в театре; платье было сиреневое, всё в кружевах и узорчатой вышивке, широкая юбка перевёрнутым розовым бутоном опускалась до пола. На открытой белой груди искрилось жемчужное ожерелье, бросая во все стороны световые блики. Лицо блистало ярким, торжественным макияжем, кожа казалась сверхъестественно чистой и гладкой. Тёмные, почти чёрные волосы были аккуратно уложены в высокую причёску, которую венчала искусно вплетённая в них сверкающая маленькая корона. Вот это настоящая королева красоты, подумала Инна, эх, куда уж мне до неё? Только глаза… глаза тоже были красивы, но если не заострять внимание на косметике, в них виделась глубокая печаль и усталость. Что ж, решила она, наверное, красавицам тоже не очень-то легко живётся на свете… И ещё: справа на губе, под ярко-красной помадой, она всё-таки разглядела какой-то неказистый выступ, как будто шрам…

Тут Инна поняла, что смотрит на себя в зеркало.

Не может быть! Она пошатнулась. Вот это уж точно не реальность, а какой-то чудной сон… Она опустила глаза: всё верно, вот это платье, оно правда на ней, и её руки… Тонкие белые перчатки, скрывающие под собой в том числе и сломанный ноготь. И ожерелье на груди… Она опасливо подняла руку: усталость ощущалась – не так, конечно, как раньше, но всё же ощущалась, и движения выходили не совсем уверенные; подняла руку к голове: вот волосы… Инна боялась даже прикоснуться, как бы чего не испортить – сама бы она никогда в жизни не сумела… Всё-таки нащупала корону. Глянула в зеркало: там бледная рука с несколькими цветастыми браслетами на ней делала то же самое.

Принцесса…

Инна поняла, что сейчас упадёт. Это всё слишком, это, конечно, не может быть на самом деле! Кто-то подхватил её сзади:

– Осторожнее, принцесса Инна!

Она вздрогнула. Тот же голос – уже знакомый ей мушкетёр. Он поддержал её, помог устоять на ногах; потом отпустил, отошёл вбок. Она повернулась – да, это он, всё в том же костюме, выглядит безупречно, ничего не скажешь. Если она принцесса – то кто он?

– Кто ты? – так и спросила.

– Гарольд, граф Западных Земель, – сказал мушкетёр. – Но для вас – просто Гарольд.

Это напоминало какую-то сказку, неожиданно ставшую явью. Западные Земли, граф…

– Где мы находимся, Гарольд?

– В моём родовом замке. Не волнуйтесь, Инна, здесь вы в безопасности.

– А какая опасность мне угрожает в другом месте?

– О, разве вы не знаете, сколько самых разных и неожиданных опасностей подстерегает неосторожных путников в наших краях?

Она усмехнулась:

– Знаю.

– Готовы ли вы, принцесса? – спросил он.

– К чему?

– К балу, разумеется! Уже всё приготовлено для того, чтобы его начать. Ждут только вас. Но не волнуйтесь: вам совсем не нужно спешить, гости будут ждать столько, сколько потребуется.

– А потом ты будешь меня трахать? – спросила Инна.

Она внимательно следила за его лицом, но оно нисколько не изменилось:

– О, принцесса, разве я могу позволить себе такую дерзость? Нет, что вы, даже и в мыслях…

– Идиот, – сказала она.

На этот раз Гарольд не нашёлся, что ответить. Молча смотрел на неё, выждал паузу, потом произнёс:

– Принцесса, если вам нужно ещё время, чтобы привести себя в порядок – то скажите, и тогда я не посмею…

– Нет, – оборвала она. – Я готова.

– В таком случае, Инна, позвольте вашу руку…

Она позволила. Они чинно вышли из комнаты и важно прошествовали по коридору с ярко горящими факелами на стенах и бордовой ковровой дорожкой на полу. Почему мне всё равно? – думала Инна. Меня нарядили сногсшибательной красавицей, о таком платье я могла мечтать разве только во сне. К тому же, я иду на бал под руку с графом – мало того, ещё и сама в качестве принцессы! Но мне абсолютно всё равно. Мне даже не интересно, что это за бал, какие там гости, какое я произведу на них впечатление… Почему так? Почему вообще крокодилы? Вот прицепилась же ко мне эта фразочка!

Нет, решила, Инна, наверное, всё просто. Наверное, у меня уже и так было слишком много впечатлений, и я достигла критической точки. Точки насыщения. Теперь, что бы ни случилось, меня уже ничем не удивишь. И ничем не испугаешь. Тут же подумала: хорошо, если в самом деле так.

Они прошли через широкие двустворчатые двери – кажется, она их уже видела, когда Гарольд принёс её сюда. И лестницу вниз – к самому залу – она тоже видела. И эти колонны – без особенных скульптурных изощрений, как будто только для того, чтобы подпирать потолок; и, опять же, факелы на них… И статуи рядом, которые она не может отсюда как следует разглядеть. А вот витражи она тогда как-то не заметила, хотя сделано мастерски – замок на вершине скалы… или вон, с той стороны – эпизод из охоты на дикого кабана. Конечно, это всё не настоящие окна, всего лишь видимость, иллюзия окон – если бы только это были действительно окна, и их можно было распахнуть, вдохнуть свежий воздух на полную грудь… И люстру на тёмном, арочном потолке Инна тоже раньше не видела – огромная, с по меньшей мере сотней свечей, и все зажжены. Да, вот только где же гости? Те самые, что ждут её с таким нетерпением?

Гарольд остановился на площадке перед лестницей, и она стала тоже. Он отпустил её руку, склонился почти до пола и, поднявшись, сказал:

– Дамы и господа, её высочество принцесса Инна, наследница трона Северного Королевства!

Опять какая-то чушь… Может быть, всё гораздо проще, и Гарольд её с кем-то путает? Но почему-то она была уверена: нет, не путает. Речь именно о ней, пускай даже она первый раз в жизни слышит о каком-то Северном Королевстве. Ну что ж… по большому счёту, это не так уж её и волновало. Вот только где же «дамы и господа»?

Гарольд снова подал Инне руку. Они медленно сошли вниз по лестнице – она держалась величественно, как и подобает держаться в таком наряде, а тем более – принцессе. Правда, вся эта роскошная одежда здорово стесняла движения – нет, размер они угадали верно, но, чёрт возьми, попробовала бы самая обычная современная девушка, без каких-либо задвигов на тему средневековья или ролевух, подольше в таком походить! Ну, конечно, ради бала можно и вытерпеть… Вот только туфли здорово жали – тут они всё-таки промахнулись, а если ещё и придётся танцевать…

Граф с принцессой вышли на середину зала. Он отошёл на длину вытянутой руки; оставаясь напротив неё, громыхнул:

– Оркестр, музыка!

И музыка заиграла. Её любимое пианино, скрипка, флейты и, кажется, временами подключался оргАн… Какая-то удивительно, просто до боли знакомая мелодия! Что же это? Наверное, на самом деле она должна звучать несколько иначе, но, тем не менее… Что же это, ну чёрт, что это такое? В подобных ситуациях Инна могла долго ломать голову над поставленной собственной памятью загадкой, пока наконец не вспомнила бы или не переключилась на что-нибудь другое. В этот раз она переключилась: поискала глазами оркестр. Нет, музыкантов нигде не было видно. Определить источник музыки ей тоже не удалось – звук доносился будто отовсюду, но при этом не искажался: отдельные инструменты и отголоски не мешали друг другу а, напротив, сочетались в полной гармонии. Да, подумала Инна, превосходная акустика, вот здесь бы я сыграла! Но только перед кем? Где же эта чёртова публика?

Гарольд сделал приглашающий жест – танец начался. Инна понятия не имела, как надо правильно танцевать такие бальные, церемониальные танцы; к тому же, левая рука почти онемела и не слушалась её. Она боялась сделать что-нибудь не так – следила за Гарольдом и, видя его движения, стремилась угадать, что в ответ требуется от неё. Впрочем, кавалер, кажется, не сильно переживал от того, что не всё у неё выходило по правилам; в конце концов, он спокойно воспринял её пассаж насчёт траха и даже «идиота» – стерпит и это. Вот я опять танцую, думала Инна. Тогда было со Славиком, теперь с Гарольдом. Тогда – со сбежавшим от обычного счастья парнем, у которого был баг в голове, теперь – с графом Западных Земель, и у него, похоже, таких багов целый выводок. Но как же всё это неправильно… Конечно, и со Славиком это напоминало бред сивой кобылы в летнюю ночь – но тогда по крайней мере всё было по-настоящему! А теперь… теперь скорее похоже на какой-то дурацкий спектакль. Да, пускай жизнь – это театр, она не спорит – но в театре бывают спектакли куда получше! А этот спектакль – глупый и отвратительно поставленный, от него за версту веет искусственностью и фальшью. В нём нет ничего настоящего – бутафорский граф в своём бутафорском замке, и этот бутафорский бал со знакомо-незнакомой бутафорской музыкой, и бутафорский наряд… и, наконец, она сама – уже почти такая же бутафорская принцесса, полностью под стать обстановке – как это замечательно, не правда ли, юная Инночка?! И ещё – таинственные гости, вроде чёрной кошки, которой, как известно, нет в тёмной комнате; или наоборот: вроде суслика, которого никто не видит – а он есть; эти проклятые гости…

– Гарольд! – вскричала она, и это прозвучало удивительно громко да, в этом зале запросто можно выступать без микрофона. – Где же гости? Я хотела бы с ними познакомиться!

– Но, принцесса, вы ведь уже им представлены.

– Но я хочу познакомиться лично!

– О, Инна, я прошу вас, не капризничайте!

Она шумно выдохнула: мать-перемать!

– Но где же они? Чёрт меня раздери, Гарольд, где они все?!

– Как, разве вы не видите? Принцесса, просто оглянитесь вокруг!

Она состроила гримасу. «Оглянитесь вокруг» – просто потрясающе! Верх издевательства! Посмотрела перед собой – и вдруг натолкнулась на статую, одну из тех, которые раньше видела только краем глаза. Статуя изображала какого-то знатного вельможу; была наряжена в тёмно-синий парадный костюм – одежда подобрана тщательно, не упущена ни единая деталь, включая перстень на безымянном пальце. И даже лицо – нет, не восковая фигура, конечно, но если смотреть издалека, то вполне можно принять за человека… Инна вздрогнула, перевела взгляд к соседней колонне: там стояла дама в голубом платье с длинным шлейфом, в шляпке, настолько глубоко сидевшей в волосах, будто бывшей с ними одним целым… Волосы? Какие волосы, ради всего святого, какие волосы?! Это точно такая же статуя, в ней нет ничего живого, только минутная иллюзия, бутафория, чтоб её так, будь она проклята!..

Инна зашаталась – она наконец узнала музыку. Глупая, тупейшая, примитивнейшая песенка попсовой группы, изменённая почти до неузнаваемости, превращённая в этакую пастораль: «Ну где же вы, девчонки, девчонки, девчонки?..»

Она расхохоталась. Запела вслух сквозь смех, едва выговаривая слова:

– Ну где же вы… девчонки?… Ах-ха-ха!.. Девчонки!.. ха-ха… девчонки…

– Что с вами, принцесса? – откуда-то издалека спрашивал Гарольд. – Вам плохо?

Инна не смогла бы сейчас сказать, плохо ли ей. Она уже не чувствовала под собой земли.

Всё вокруг было туманным и радостно-розовым. Инна попробовала напрячь зрение, сфокусировать его, свести к одной точке… вроде получилось. Розовая постель, розовое одеяло, розовые стены… Наверное, это теперь моя комната – подумала с тоской. Чуть приподнялась на кровати, откинула покрывало, взглянула на себя. Хотя бы бельё, к счастью, оказалось не розовым, а белоснежным; выглядело вполне под стать недавнему платью.

Как будто скрипнула дверь. Кто-то пришёл?

– Гарольд? – голос был негромким, слабым. Никто не отозвался. Она тяжело вздохнула, приподнялась на мягкой перине. Бросила взгляд влево, увидела высокую белую дверь – та была закрыта. Никого нет вроде бы… Ну ладно. Голова чуть кружилась, но в целом самочувствие было вполне сносным. Инна спустила ноги с кровати – и заметила столик с едой. Какие-то салаты, что-то рыбное и мясное, бутылка вина с этикеткой на французском… Да она и за целый день столько не съест! В любом случае, много всегда лучше, чем мало. Еда – это хорошо, это даже очень хорошо!

Инна встала, посмотрела на своё отражение в высоком зеркале: ничего так выгляжу. Подумала: а я ведь и в самом деле очень красива. Почему мне надо было оказаться в таком месте, чтобы по-настоящему это понять? Нет, не то чтобы я раньше не понимала – но раньше это была какая-то банальная, обыденная красота, а здесь всё видится совершенно по-другому. Сейчас, правда, косметики было заметно меньше, и лицо выглядело усталым, измождённым. Что ж, принцесса, ничего удивительного… Рядом с зеркалом оказался шкаф, и она заглянула туда. Боже, какие наряды! Вот то самое вчерашнее платье, а вот и ещё – просто одно лучше другого. В других ящичках, наверное, тоже полным-полно всяких шмоток. Но куда, подумала Инна, они дели мои вещи? Мои джинсы и маечку, кроссовки, мою сумочку… Вообще-то, по большому счёту, и фиг с ними со всеми. Но ведь в сумочке были ключи! Связка ключей – где она теперь?

Инна не стала ничего надевать – не хотелось сейчас ни перед кем красоваться, да такое ещё и попробуй надень сама, без посторонней помощи – небось, уйму времени потратишь. И ходить неудобно. Уселась обратно на кровать в одном исподнем и принялась за салат. Дверь снова заскрипела.

– Кто там?

– Могу ли я войти, принцесса?

Всё-таки это был Гарольд. Она успокоилась:

– Входи.

Он показался в двери – такой же безупречный на вид. Замер на пороге, будто засмущался чего-то.

– Чего стоишь? Проходи, садись, не бойся.

Он закрыл за собой дверь. Пододвинул стул и сел напротив неё, с другой стороны столика.

– Инна, как вы сегодня себя чувствуете?

«Сегодня», отметила она про себя. Значит, прошёл день. Хотя, здесь всё это так условно – ночь, день… И кто знает, насколько местный день совпадает с обычными сутками?

– Нормально чувствую, – она пожала плечами.

– Я рад, принцесса! Могу ли я вам чем-нибудь помочь?

Она думала недолго:

– Где мои вещи?

– Прошу прощения, но о каких вещах вы говорите?

– С которыми я сюда пришла. Одежда, сумочка…

– О, Инна, вам не стоит о них беспокоиться. Их уже выбросили.

– Выбросили?

– Разумеется. Они грязны и, поверьте, недостойны вас…

Она шумно выдохнула:

– Замечательно!

– В таком случае я очень рад, принцесса, что сумел вам угодить.

Ах, даже так! Она ухмыльнулась:

– Граф не понимает юмора?

Он не ответил. Инна демонстративно уткнулась в тарелку и ела молча, сосредоточенно, не поднимая головы. Делала это медленно, нарочно растягивая процесс – только бы он понял, что ей, в сущности, нет до него никакого дела. Нет, думала тут же, я его всё-таки выведу из себя! Гарольд долго молчал; наконец спросил:

– Нравится ли вам наша еда, принцесса?

– Вполне.

– А ваша комната? Вы ей довольны?

– Нет, – сказала Инна. Продолжила мечтательно: – Я бы предпочла, чтобы вот здесь было окно. И чтобы в него было видно небо с облаками. Такими себе обычными белыми облаками. И чтобы это окно можно было открыть, высунуться в него и просто подышать. Просто с наслаждением подышать – долго, очень долго, охренительно долго – столько, сколько захочется…

– Но это невозможно, – сказал он. – Вы ведь знаете. Если хотите, можно было бы заказать картину или витраж…

Она перебила:

– А выйти отсюда? Это тоже невозможно?

– Но вам это совсем не нужно, принцесса! Вам здесь будет очень хорошо, поверьте мне!

– А если мне всё-таки очень-очень нужно?

– Вы говорите глупости, – сказал Гарольд. – Неужели вы сами не понимаете, что говорите глупости?

– Нет. Не понимаю, я ведь дура от рождения.

– Извините, – пробормотал он, и странно было видеть столь мужественное лицо и одновременно слышать столь виноватый голос. – Ничего не могу сделать.

Инна вскипела, вскочила с кровати:

– Я что – твоя рабыня, да?!

Он совсем съёжился:

– Принцесса, вы… как вы можете так говорить? Я… да… ведь всё совсем наоборот! Это я, Инна – я ваш раб навеки, ваш покорный слуга!

Она усмехнулась злорадно:

– Ты – мой раб?

– О да, принцесса!

– И ты выполнишь любое моё приказание?

– Сию минуту!

– Замечательно. Тогда немедленно отведи меня к выходу!

Гарольд вдруг упал на колени. Бухнулся головой об пол, обхватил руками её ноги и принялся исступлённо целовать – так истово верующий может целовать святого в надежде на искупление грехов. Инна не знала уже, смеяться ей или плакать. Тупо глядела на него, часто-часто моргая. Наконец выговорила через силу:

– Прекрати. Сейчас же прекрати!

Он встал, покорно уселся обратно на стул. Она произнесла:

– Я же не об этом тебя просила! – и испугалась, что вот-вот расплачется.

– Я знаю, принцесса.

Инна закрыла лицо руками и держала их так долго – страшно долго, как показалось ей. Повторяла сама себе: не судьба. Забудь и про давно надоевший, но теперь такой желанный институт, и про заботливую, всегда беспокойную маму… и про него, когда-то сильного, а сейчас такого беспомощного и беззащитного, тоже забудь… Господи боже, прости мою душу грешную… или как это правильно говорится? Нет, не знаю, да и вообще, кого я хочу обмануть, я же никогда в бога не верила – раньше не верила, и теперь не верю, очень хотела бы поверить – а не могу, всё равно не могу, хотя так, наверное, было бы легче… Когда отняла руки, Гарольд был всё в той же позе на том же месте – глядел на неё неотрывно. Она спросила:

– Хочешь помочь мне?

– Мечтаю об этом!

– Оставь меня одну. Прямо сейчас.

– Как вам будет угодно, принцесса!

Гарольд исчез за дверью – Инна упала на подушку.

А чем тебе плохо? – спросила сама себя. Разве это не есть то самое «стандартное счастье», о котором ты мечтала? Тебе ничего не угрожает, тебе не надо беспокоиться о пропитании, о завтрашнем дне, у тебя полный шкаф роскошных нарядов, ты можешь быть уверена, что однажды какой-нибудь идиот не изнасилует тебя на улице – ведь этот граф-мушкетёр всегда будет тебя защищать… Возможно, он даже организует тебе пианино, и ты будешь играть на нём в зале с потрясающей акустикой – для него и для гостей, пускай и ненастоящих, но так ли это важно? Что тебе ещё надо, Инночка? Чего тебе не хватает?

Она так и не ответила на вопрос. Встала на ноги, прошлась по комнате; поспешила опереться на стену, чтобы не упасть. Нет, ну что это за дела, надо набираться сил! Походила немножко туда-сюда – голова кружится, но ноги вроде держат. Выглянула в дверь, в коридор: как будто никого. Что ли рискнуть? Инна колебалась всего несколько секунд. Вышла, огляделась: точно, никого поблизости. И тихо… Сообразила, что собирается бродить по замку в одной ночной рубашке. А впрочем, подумала, ладно: я всё равно буду стараться, чтобы меня никто не увидел, а так уж во всяком случае удобнее, чем в каком-нибудь из тех платьев, да и шума меньше.

Инна шла по коридору, поминутно хватаясь за стену. Кругом стояла тишина – впрочем, тишина, кажется, была неизменным атрибутом любой части этого пространства, будь то подземная канализация, кристаллическое поле или замок графа Западных Земель. Миновала три по счёту больших двери; почему я иду именно туда? – спросила себя. Почему вперёд, а не в одну из этих дверей? Ответа не нашла, но продолжала двигаться. Только бы сейчас кто-нибудь не появился!

Никого не было. Широкий коридор закончился, оставив ей маленькую прямоугольную белую дверцу, никак не вписывающуюся в интерьер замка своего рода «служебный вход» не для посторонних. Что ждёт её там? А что бы ни было! – она решительно потянула круглую ручку на себя. Дверца распахнулась без труда, открыв взору Инны винтовую лестницу. Она вспомнила подъём на крепостную стену: там ступени были огромные, будто для великанов, а здесь – маленькие, аккуратные, деревянные… Ступеньки вели вверх и вниз. Конечно же, вверх! – она даже не сомневалась в этом. Держась за перила, быстро преодолевала подъём, стараясь по возможности не шуметь. Но, кажется, её шаги здесь некому было услышать.

Кто знает, сколько этажей осталось позади – сложно считать их, идя всё время по кругу, особенно если нет никаких ответвлений. Инна и не старалась это делать. Скоро она уже была наверху. На лестничной площадке, рядом с чёрной прямоугольной дверью, на которой красовались выгравированные позолоченные цифры: «3235».

Ну вот, подумала она, ничуть не удивившись, опять такая дверь. А у меня даже нет с собой ключей – как мне её отпереть? Но раз уж я здесь… Было похоже, что дверь открывается вовнутрь, Инна толкнула и та отодвинулась легко и беззвучно. Впереди был полумрак, едва освещённый несколькими слабыми огоньками под потолком – не свечами и не факелами, а такими же лампочками, как в подземных ходах в начале пути. Она бросила взгляд влево… вправо… вроде никого. Шагнула вперёд – и едва не упала: пол оказался ниже на высоту целой ступеньки. Быстро подхватилась на ноги – шум почти не подняла, и ладно. Воздух в помещении был до невозможности спёртый – почти как в трубе, только, слава богу, без тамошней вони. Вонять, наверное, было просто нечему, но, очевидно, строители не утруждали себя проведением сюда хоть какой-нибудь вентиляции. Голова закружилась – Инна ухватилась за дверь, прикрыла глаза и постояла так с полминуты, приходя в себя, стараясь дышать ровнее. Кажется, уже лучше… Она оставила дверь, подошла к правой стене – та была совсем рядом: вход располагался в углу помещения. Бог ты мой, сколько здесь паутины! Тонкие сети свешивались с потолка в несколько ярусов – на первый взгляд возникало впечатление, что это единственная местная достопримечательность.

И что я здесь забыла? – подумала Инна. В этом пустом чулане, отданном на растерзание паукам… Может, уйти и поискать что-нибудь получше? Что же ты, одёрнула себя тотчас – пауков испугалась? Каких-то жалких паучков, да что они тебе сделают? Их ли тебе бояться, теперь-то? Медленно пошла вдоль стены; паутина лезла в лицо – она срывала её руками, начинала запутываться; рвала сильнее, сбрасывала на пол – та приставала к телу, к длинной юбке. Инна зацепилась за что-то ногой – туфельки явно не были приспособлены для ходьбы по пересечённой местности; загремела на пол, обрушивая вместе с собой целую паучью сеть. Перед глазами на миг мелькнул её создатель с белым крестом на спине – Инна дёрнулась, фыркнула, отодвинулась.

– Да чтоб вас всех черти сгрызли! – произнесла шёпотом.

Она поднялась, выпрямилась кое-как, вытерла руки о стену, оставляя на ней комки белых нитей. Подумала: а ради чего я так страдаю? Глянула перед собой: передняя стена была уже близко, и слева вдоль неё виднелись какие-то фигуры. Фигуры? Она замерла на месте. Похоже на человеческие тела… Просто очень похоже! Но что, ради всего святого, это может значить?!

Нет уж, решила Инна, я всё-таки разберусь. Если начала, то разберусь, чем бы мне это ни грозило. Густые кружевные сети вдруг закончились, и она вышла на свободное пространство. Хотелось вздохнуть с облегчением, но дышать было почти нечем. А вот уже и серая стена… Пару шагов влево – и она стояла возле первой фигуры. Нет, слава тебе господи – конечно же, это не были люди. Не настоящие люди – только искусно сделанные их подобия, вроде тех статуй в зале… Да, пожалуй, это и есть точно такие же статуи, но без одежды. Если, конечно, можно называть статуей нечто, сделанное из резины. Ведь это же резина, или что? Да, похоже – заключила Инна, осмелившись пощупать стоявшую перед ней фигурку. Но что они здесь делают? Почему они тут – а не там, вместе с остальными? Костюмов на них не хватило, что ли? Да ну, прямо таки…

Паутины здесь уже не было, и Инна могла беспрепятственно пройтись и осмотреть все фигуры. Первый был низкорослым дородным мужчиной средних лет с заметной залысиной. За ним – девушка с хорошей фигурой, но каким-то чрезмерно круглым, непропорциональным, невыразительным лицом. Следующая – женщина чуть постарше: у этой лицо смотрелось очень даже ничего, такие изящные губки и носик – но сама вся перекошенная, да и талия, уж извините… Потом был симпатичный мальчик с доверчивыми голубыми глазёнками, плотный, крепенький, пальцы сжаты в кулачки, хотя сам явно не задирака. А ведь сделано мастерски, подумала Инна. Кто бы ни был их создатель и какие бы цели он не преследовал – но он, несомненно, талантлив. У каждого из них есть свой характер, своё настроение – не зря я сначала приняла их за живых людей! «Гости», значит… Может быть, сам Гарольд?

Последняя фигура выглядела несколько незаконченной, недоделанной. Стройная, даже худенькая, хотя не хрупкая и отнюдь не низкорослая девушка с выпуклыми, в меру большими грудями, с длинными тонкими пальцами на руках. В отличие от всех остальных лицо её казалось чересчур правильным, будто его создатель, как скульптор, изваял форму, но ещё не успел придать ей черты индивидуальности. Да и длинные тёмные волосы были просто воткнуты как попало и таким себе пучком болтались сзади. Ну что за безобразие, подумала Инна – бросить девушку в таком виде! Раз она не может сама о себе позаботиться – так ты уж будь добр! Странный какой-то всё-таки этот мастер…

Она уже протянула руку, чтобы поправить кукле причёску. Вдруг застыла как вкопанная, поражённая неожиданной догадкой: это же я! Вот эта фигурка, не доведённая ещё до ума – она так похожа на меня! Нет, невозможно…

Инна стояла на месте, не в силах пошевелиться, по старой привычке поднеся руку ко рту. Зачем, с какой целью? Что это может значить? Теперь ясно: все эти фигуры – да, наверное, и те, что в зале – все они сделаны с реальных людей. Их копии стоят там и здесь – а где сами оригиналы, где они? Что стало с ними? Что, чёрт возьми, станет теперь со мной?! И ведь наверняка, подумала, что бы он ни собирался сделать – он уверен, что так для неё лучше…

Бежать, сейчас же бежать, скорее, как можно дальше… Но куда? В свою комнату, где её, может быть, уже поджидает Гарольд? Или куда? Множество дверей, множество путей – но в какие места они ведут? Наверняка в ловушку – все, все они, ведь хозяин замка знает эти пути гораздо лучше, чем она, его гостья, случайно оказавшаяся здесь… Гостья! повторила и вдруг ужаснулась ещё не осознанной мысли. Есть путь по лестнице вниз, но он… почему он должен быть чем-то лучше остальных? Нет, это западня – нет выхода! Нет спасения!

Инна мельком глянула в угол комнаты в нескольких метрах от себя там лежало что-то чёрное. Ладно, решила, посмотрю, что это, раз уж я здесь. А потом буду думать… Боже, как меня угораздило! Впрочем, угораздило меня с самого начала, когда… Ладно, не стоит сейчас начинать всё снова. Она в несколько шагов оказалась возле странного предмета… впрочем, ничего особенно странного в нём не было. Обычный чемоданчик-«дипломат» с кодовым замком – ну, пожалуй, не совсем всё же обычный для такого места. И… бесконечно знакомая связка ключей на нём.

Инна схватила ключи нервно, будто кто-то уже грозился немедля отнять их у неё. Нет, всё-таки это была не её связка – в ней не оказалось сломанного ключика. Или просто его уже сняли, чтобы не портил картину? Она оглядела все остальные: нет, они, если ей не изменяет память, тоже не совсем такие. Хотя кое-что точно совпадает: например, вот этот ключ, с фигуристой крестовиной на конце, она помнит хорошо. А этого черненького, с подобием медвежьей головы, там не было – уж она бы обратила внимание. Значит, всё же другая связка? Не экзистенционально.

Она вдруг почувствовала прилив адреналина в крови. Несколько раз переводила взгляд с ключей на чемоданчик и обратно. Потом перебрала их в руках, остановилась на самом маленьком, самом простеньком… кажется, он тоже был в её связке. Чёрт возьми, но это о чём-то говорит! Инна поняла, что вся дрожит – но это не была дрожь страха; нет, скорее, это напоминало предоргазменное состояние, близкое к экстазу. Она уселась на деревянном полу, пододвинула к себе «дипломат» – ага, вот и замок, один из двух. Поднесла к нему ключик, попробовала. Он вошёл, он подошёл! Инна действовала почти автоматически, ритмично, будто совершала магический ритуал. Повернула ключ на полный оборот… есть! Вытащила, вставила в другой аналогичный замочек… готово! Даже не верится. Стоп, но ведь здесь ещё надо набрать код…

На некоторое время это привело её в замешательство. Чёрная панелька с белыми цифрами – колёсики были установлены неровно, как попало, даже не на самих цифрах, а на промежутках между ними. Четыре циферки… да, это только в фильмах шпионы навскидку подбирают код к любым замкам, а в жизни… Но наверняка же тут всё не просто так – думай, думай! Инна призадумалась. Ей нужен выход, ведь верно? А выход это дверь, и она имеет свой номер, тоже четырехзначный… Ну так чёрт же меня возьми! – едва не выкрикнула вслух. Ведь давным-давно, ещё в начале своего путешествия, я стояла перед дверью на выход, перед дверью с номером…

Этот номер, ржавый, выдолбленный прямо в металле, уже маячил у Инны перед глазами, и она лихорадочно вертела колёсики: 0… 1… 9… 5! На миг остановилась, не решаясь проверить. Положила «дипломат» плашмя, провела по нему ладонью, смахивая остатки пыли. Ну, с богом разом рванула крышку вверх.

Она открылась, как положено. Вообще-то Инна уже знала, что увидит внутри – но всё-таки взмахнула руками радостно, подставила их под подбородок, улыбнулась, покивала головой… Внутренность чемодана была вся заполнена туго перетянутыми пачками. Инна взяла одну, оглядела, довольно пролистнула. Интересно, почему же такими мелкими? Все купюры, похоже, были достоинством в один доллар. Скорее всего, сотня штук в пачке – и сотня пачек на «дипломат».

Она даже не собиралась их пересчитывать. Не всё ли равно, в самом деле? Ну, пусть не досчитаюсь какой-нибудь сотни или даже полтысячи. Меняет это что-нибудь? Ровным счётом ничего. Нет, подумала тут же, у них не может быть ошибки. Конечно же, здесь всё точно, один к одному. Десять тысяч долларов. Правда, я рассчитывала получить их уже по ту сторону выхода, а оно вон как вышло… Но раз я нашла эти десять тысяч, раз они оказались не мифом, не фальшивой подставкой, а вполне реальными – вот они, я держу их в руках! Раз так – то неужели я теперь не найду какой-то дурацкий выход?!

Средние пачки чуть выпирали наружу, возвышаясь над остальными. Там есть что-то ещё? И правда, подумала Инна: если они положили в «дипломат» деньги, это не значит, что они не могли положить в него и что-то ещё. Она разгребла среднюю кучку, разложила пачки по сторонам. Под ними открылось гладкое днище чемоданчика, а на нём… на нём лежал пистолет. Не такой, как был у амазонки, хотя тоже чёрный – этот казался более крупным, более тяжёлым даже на вид. Она осторожно вытащила оружие, глядя на него с непредвиденным испугом. Зачем он здесь? Это намёк, да – но на что? Что вы хотите этим сказать, вы, гады, подлецы, издевающиеся над нормальными людьми? Что никакого выхода на самом деле нет, потому что есть только один – поднести эту игрушку себе к виску и нажать на рычаг? Так, что ли? Так, так?!

Руки всё ещё дрожали – это была какая-то странная смесь радости и страха. Ладно, сказала Инна себе, успокойся ты, в самом деле! Не имеет никакого значения, на что они хотели намекнуть. Честное слово, ну абсолютно никакого значения! Девочка, а почему бы тебе не посмотреть на это с положительной стороны? Ведь теперь у тебя есть оружие, с которым ты сможешь защитить себя, пробиваясь к выходу. Что – разве не так? Конечно же, так! Вот и всё, и нефиг разводить панику! Она успокоилась, даже решилась взять пистолет в руки, погладила его любовно. Ты мне ещё послужишь, хороший мой. Ведь я должна выбраться, обязательно должна. Вопрос жизни и смерти!

Вдруг на неё упало пятно света – распахнулась дверь. Инна спохватилась. Проклятье, эти деньги совсем задурили мне голову, я даже забыла, где нахожусь! Она поспешно укладывала пачки на место – а, не важно, пускай себе лежат криво, лишь бы он закрылся. Раскидала их, как-то разровняла, захлопнула крышку, спутала код. Вот, подумала, а ещё говорила, мол, в фильмах – а у самой получилось ничуть не хуже, чем в фильме! Быстро закрывала на ключ замки – с одним справилась сразу, на другом замешкалась, никак не могла попасть в отверстие. Да что это за безобразие! Заканчивала уже на ощупь, повернув голову и глядя в сторону двери: кто же там?

Ну да, конечно. Гарольд, граф Западных Земель. Как жаль, что в этом полумраке невозможно увидеть его глаза!

– Что вы здесь делаете, принцесса? – он остановился, пройдя несколько шагов внутрь помещения. Может быть, не хотел пачкать свой костюмчик? Хотя, с этой стороны вполне можно пройти, почти не касаясь паутины – это она, дура, выбрала не ту стену и попала в самые заросли!

– Не твоё дело, – Инна старалась, чтобы ответ прозвучал как можно равнодушнее, без всякой интонации.

– Вам не следует здесь находиться. Идёмте, прошу вас.

Она взяла в руки пистолет, чуть усмехнулась. Развернула ноги в направлении двери, но пока не вставала. Собрала всю свою решительность и сказала твёрдо:

– Гарольд, не подходи ближе!

– Что вы собираетесь делать, принцесса? – голос был не совсем ровный, его обладатель явно нервничал – это её успокаивало.

– Повторяю: не твоё дело, – она подняла пистолет, сжимая его обеими руками; вытянула их – в левой снова что-то неприятно захрустело: да что же это с ней? как я теперь буду играть? Произнесла с нажимом: – Уходи, оставь меня в покое!

Он сделал шаг вперёд, и Инна выматерилась про себя.

– Принцесса, пойдёмте со мной. Я отведу вас в вашу комнату, там вам будет лучше…

Вот опять, подумала она. Опять он рассуждает о том, что для меня лучше! Почти выкрикнула:

– Гарольд, я же не хочу тебя убивать! Я правда совсем не хочу тебя убивать!

– Но вам совсем не нужно этого делать, принцесса.

Он подошёл ещё ближе. Нет, подумала Инна, не могу. Он не прав – я должна это сделать, я, чёрт возьми, просто обязана это сделать! – но я не могу. Ну что тут такого – всего-то придавить пальцем этот рычажок? Нет, не могу. Не могу, не могу, не могу!..

Она повела головой – в глазах промелькнула вереница резиновых кукол. Это сразу придало ей решимости:

– Что стало с ними? – и продолжила истерично: – Что ты сделал с ними, ты, сволочь?!

Гарольд не отвечал. Она всмотрелась в него, в это холёное мушкетёрское лицо, слишком красивое, почти её идеал, мужчина её мечты, такие бывают только в кино… Теперь она могла видеть его глаза… глаза, полные преданности… готовности служить… желающие ей добра… Ничего другого, ни в коем случае – только добра… Невозможно…

Вдруг Инна опомнилась; поняла, что уже несколько секунд жмёт на спусковой крючок – а тот не нажимается, не щёлкает, даже ничуть не шевелится, будто застрял, как когда-то ключ. Да что же это, господи боже! Неужели я до такой степени феноменально, патологически невезучая? Гарольд, казалось, ждал чего-то – не приближался больше, но и не отходил назад. Что же делать, чёрт, что же делать?! Она постаралась собраться с мыслями… Юная Инночка, а ты пистолет с предохранителя снимать не пробовала? Тебя этому не учили, да?! Так лазить по подземельям тебя тоже не учили, чего ж ты, дурёха, полезла?! Она нашарила большим пальцем рычаг, оттянула на себя, почувствовала: зафиксировался. Это были уже просто механические действия: отодвинуть сюда, направить туда, нажать тут… Совсем не сложно, ничего сложного: нажать тут…

Пистолет громыхнул – она вздрогнула от отдачи, едва не упала. Спросила себя: неужели я всё-таки это сделала? Гарольд дёрнулся, но по-прежнему стоял; схватился за левое предплечье, пробормотал полушёпотом:

– О, принцесса…

Её будто обожгло. Не убила, нет, только ранила… Хорошо это или плохо? Инна никак не могла сообразить, мысли не хотели выстраиваться в привычную логическую цепочку. Она оборвала эту цепочку в зародыше, левой рукой подхватила «дипломат» – и будто попала под высокое напряжение: ой, нет, больно, не смогу! Стиснула зубы, перекинула в левую пистолет, чемоданчик взяла правой… Некогда, некогда! – Гарольд стоял между ней и дверью, напрямик бежать нельзя – Инна вскочила и рванулась к стене, с первого же шага едва не запуталась в юбке… Ну нет уж! чёрт, неудобно, вот бы ей сейчас её джинсы, но что толку рассуждать, их ведь выкинули, выкинули вместе с сумочкой, вместе со связкой, ну, правда, теперь у неё есть новая связка… Че-е-ерт! Ключи остались сзади, где она подобрала чемодан – но сейчас некогда, потому что сначала надо убежать, а только потом – всё остальное…

Инна была уже у двери, когда он схватил её за руку. Она вскрикнула, сжала пистолет ещё сильнее, превозмогая боль; потом выпустила «дипломат». Обернулась – и замерла: они глядели друг другу глаза в глаза. Ну где же в нём хоть какая-нибудь злоба, хоть какое-нибудь коварство, подлость, хитрость – где всё это? Где, где? Спокойствие, как у Славика – и одновременно совсем не такое: у того было просто спокойствие, без всяких намёков: вот он я, у меня всё хорошо, и я не жду от жизни никакого подвоха. А у этого – холодная уверенность, равнодушие, примерно как…

– Ты не можешь уйти, Инна, – сказал Гарольд.

…в последние секунды перед смертью, додумала она мысль. Затем каким-то чужим, машинальным движением перехватила пистолет правой рукой, подняла её, на ходу разворачивая оружие, и врезала графу между глаз. Он рухнул, как стоял, на месте, всё ещё держа её чуть повыше локтя; всей тяжестью своего тела повлёк за собой. Инна пошатнулась, вскрикнула; врезала рукоятью по пальцам. Те разжались немедленно. Она подхватилась, потянулась за «дипломатом» – на Гарольда боялась взглянуть, только бы на глаза не попалась его рана, рана, которую она ему нанесла… Быстрее, чёрт возьми! Нащупала чемоданчик, подтащила к себе – и в следующую секунду была уже за дверью.

Оглядываться не стала. Тут же кинулась вниз – и сразу одёрнула себя: спокойнее, девочка, спокойнее. Это тебе не ровное место, это лестница: чуть запутаешься, споткнёшься – а обе руки заняты, вот и всё, и больше тебе не нужен будет никакой выход… Сбавила темп – но всё же шла быстро, как могла, чтобы только не путаться в одежде. Скоро миновала дверь в коридор замка – даже и не подумала остановиться, спускалась ниже. Эта лестница не просто так, твердила про себя. Если наверху я нашла эти проклятые десять тысяч – так и внизу тоже что-то должно быть! Там и правда замаячил просвет. Инна спустилась ещё: вот опять белая дверца, почти такая же, как была выше. Куда она ведёт тоже в какую-то часть замка, или…

В двери стояла девушка в тонкой, почти прозрачной накидке; наверное, только что сюда вошла. Светленькая, короткостриженная, миниатюрная, совсем ещё подросток – максимум лет шестнадцати… где же она её видела? Ах да: не иначе как одна из тех, что мыли её и приводили в порядок. Точно, из них. Девчушка подняла глаза:

– Принцесса? Почему вы здесь? Пойдёмте, я вас…

– Нет! – зло отрубила Инна.

Та заморгала – растерялась и не знала, что теперь делать. Беглянка вдруг остановилась, поставила «дипломат». А что, если… Подошла ближе к служанке и спросила резко:

– А ты? Что-нибудь знаешь про выход?

– Нет никакого выхода, – пропищала девчушка.

– Что ты сказала? – её будто пригвоздило к земле. – Повтори!

– Нет никакого выхода, – пробормотала та, уткнувшись в пол.

Инна с размаху врезала ей по лицу.

– Не смей такое говорить! Что ты можешь знать, дурочка?!

Девчушка обратила на неё свои глазки, маленькие глазки, в которых читался только один вопрос: за что, госпожа? в чём я провинилась? Сказала едва слышно:

– Но ведь его и правда нет…

Инна схватила её за шею:

– Неправда! Не смей так говорить! Выход есть! Слышишь меня – выход всегда есть!

Она затрясла несчастную со всей силой. Ей вдруг овладело какое-то исступление – и она терзала свою жертву немилосердно, душила её, как одержимая. Нет, повторяла про себя, не может быть. Не может быть, не для того я перенесла столько страданий, вытерпела столько мучений, чтобы теперь эта девчонка, эта невзрачная сопливая малявка сказала мне, что никакого выхода нет. Да кто она такая, в конце концов? Та даже не пыталась сопротивляться, как-то отбиваться – терпеливо сносила всё, сквозь слёзы и частые вдохи говоря с трудом, так что еле-еле можно было разобрать:

– Принцесса, я… хотела бы помочь… правда, с удовольствием, поверьте!.. Но я не могу… не имею права вас обманывать… Если его нет, то я же не могу… Лучше горькая правда… чем сладкая ложь… так мне всегда говорили…

Инна почти не слушала. У самой тряслись руки, пальцы, но она не отпускала служанку. Та уже не говорила ничего, только судорожно хлопала ртом и плакала почти беззвучно – а она всё не прекращала. Да кто ты такая, кричала мысленно, да как ты смеешь, да что ты знаешь?! Ты, может быть, вообразила, что я из-за денег сюда пришла? Из-за десяти тысяч? Да на хрен мне нужны эти десять тысяч! В гробу я их видала, гореть им вместе со мной в аду синим пламенем! Да я же не для себя, идиотка! Пойми, не для себя – для одного человека, ему же не жить иначе, ты только пойми, попробуй понять своим жалким умишком! Так как же ты, ничтожная, говоришь мне, что никакого выхода нет?! Как ты смеешь такое говорить?! Как? а, как?!

Вдруг поняла, что уже произносит это вслух. Содрогнулась, разжала руки, поднесла их к лицу, отодвинулась от жертвы. Та медленно съехала на пол и замерла так, будто просто присела – глаза, расширившиеся до невозможности, едва не вылазящие из орбит, уставились на Инну. Нет, не может такого быть… Она ведь, конечно, жива? Ну не может быть, чтобы не была жива! Не может быть, чтобы я сейчас… своими руками… её… убила…

Инна села рядом с девчушкой. Осторожно, с опаской коснулась её лица, повернула к себе. Та не шелохнулась, глядела всё так же отстраненно. Нет, не может быть… Она должна быть жива! Агрессия ушла как не бывало и сменилась неожиданной, почти материнской нежностью. Инна гладила её лицо, её побелевшие округлые щёчки; провела рукой по растрепавшимся, вздыбившимся коротким волосам. Нет! – едва не закричала. Не умирай! пожалуйста!

– Пожалуйста… – негромко повторила вслух. – Ну пожалуйста…

Девчушка чуть вздрогнула, шевельнулась. Инна всплеснула руками: какое счастье! Та захлопала веками, будто всё ещё рыдала, только слёзы не были видны. Сглотнула несколько раз – и сильно закашлялась. Инна провела рукой по её спине; произнесла, сама едва не плача:

– Ну вот, что ж такое… господи боже… Извини меня, пожалуйста, ради бога…

Служанка откашлялась, перевела на свою мучительницу взгляд – в нём было странное сочетание озлобленности с жалостью. Прошептала одними губами:

– Уйди… – Инна прислушалась, и разобрала ещё: – Ты чужая…

Она оторопела. Я – чужая? Так значит, это не место такое ненормальное, безумное, неподходящее для обычных людей, стремящихся к обычному счастью? Значит, это на самом деле я – чужая? Замечательно! Она отпрянула; девчушка смотрела на неё, как на врага человеческого рода. Инна попятилась, подхватила «дипломат» и пистолет. Повторила сама себе зловеще: я – чужая! Кинулась прочь, побежала по лестнице со всех ног, не обращая внимания на стреляющую боль в левой руке. Через несколько ступенек споткнулась, тотчас выпустила чемодан; сама едва не загремела, но успела прижаться к стене. Подхватилась тут же, подобрала «дипломат» – и, не помня себя, понеслась вниз. Сердце тарахтело, как работающий вразнос двигатель. Инна летела, иногда перескакивая через ступеньку; поминутно спотыкалась, путалась в неудобной для таких пробежек одежде, чуть не падала – но не сбавляла скорость. Куда бежишь? – спросила сама себя? От кого бежишь? От себя ведь не убежишь… Но она продолжала мчаться вниз по лестнице; в голове отстукивал свихнувшийся ритм: ты – чужая! ты – чужая!

Позади осталась уже чёртова уйма этажей и как минимум ещё пара таких же белых дверей, отходящих в сторону. Инна пропускала их – бежала дальше. Эта лестница должна куда-нибудь привести, думала она. Если вверху она нашла деньги, то внизу наверняка тоже что-нибудь найдёт. Скоро уже смогла убедиться в этом собственными глазами. Длиннющая лестница наконец закончилась, упёршись в площадку с дверью. Ну да, конечно! Точно такая же дверь, только номер другой: «1574». Вот только, подумала, ключей у меня с собой опять нет… Неужели это меня остановит? Ну чёрт возьми: если я чужая, если мне не место здесь – так помогите же мне отсюда выбраться!

Дверь подалась под слабым толчком – так же, как и наверху. Инна вздохнула с облегчением: всё просто. Ключей нет, но они оказывается и не нужны – вот и прекрасно! Новый путь дохнУл на неё холодом, она даже поёжилась. Что там впереди? Ну вот, опять коридор… На этот раз – серый, снова металлический, хорошо освещённый, только уж очень узкий: если кто будет идти навстречу, можно и не разминуться. Но это всё не важно, это всё такие мелочи…

Скоро Инна миновала первый поворот, а затем и развилку. Она не задумывалась особенно, куда идти – выбирала путь наугад. Здесь и впрямь было здорово холодно. Нет, конечно, другие туннели тоже отнюдь не излучали тепло, но в них стоял как бы обычный холод, который и должен быть на глубине нескольких – или сколько их там? – метров под землёй. А тут царил настоящий мороз, будто она случайно забрела в гигантский холодильник и бродила теперь по его запутанным камерам. К тому же, в явно неподходящей для этого одежде… Но нет! – воскликнула в мыслях решительно: если они вообразили, что это заставит меня отступиться…

Тут же спросила себя: а не глупо ли? Холодина, небось, говорит о том, что эти места на чёрт-те какой глубине – а мне ведь нужно на поверхность! Так какого же хрена я ищу выход на поверхность в недрах земли? Инна думала над этим совсем недолго – вдруг остановилась, даже испугавшись возникшей неожиданно парадоксальной мысли. Ну кто, в самом деле, сказал, что если ей нужно наверх – то и выход обязательно должен быть наверху? Ведь здесь ничто не подчиняется нормальной человеческой логике! Ты хочешь искать его наверху, девочка? А вот фиг тебе – он будет внизу, в самом что ни на есть низу, где только можно себе представить! Ну, каково? Эта идея приободрила Инну, и она поспешила вперёд ещё быстрее.

Очередной, неизвестно какой по счёту коридор казался очень длинным; где-то в середине виднелся проём – ответвление вправо. Внезапно из проёма возникла человеческая фигура. Грязный оборванец с виду: чёрная двухнедельная щетина, безобразно спутанные волосы, рваная тёмно-синяя куртка, примерно такие же штаны – только кожаные сапоги выглядели вполне прилично. Он вышел на середину прохода и встал нагло, уперев руки в бока. Смотрел на Инну ухмыляясь – как шакал, охотящийся на падаль. Стоял, несомненно ощущая своё превосходство – ждал, что она будет делать.

Она тоже остановилась. А-а! Так этот отброс общества, этот подземный бомж, этот маньяк собирается её ограбить? Забрать с таким трудом добытые десять тысяч – а её саму, небось, пристукнуть без лишних разговоров. И он имеет наглость думать, что она так просто дастся всё это над собой свершить? Так ты сильно ошибаешься, дружище, ты очень жестоко ошибаешься! Глупый ты, дурачок, ой глупый… Я здесь чужая понял?! Думаешь, это ты такой крутой бандит, законы тебе не писаны? Так мне они теперь тоже не писаны!

Инна аккуратно поставила «дипломат» у стены. Зубы стучали, но только от холода – страха не было. Медленно, через силу подняла левую руку с пистолетом; стало тяжело, и она помогла себе правой. Сама была как хищница – одичавшая, давно вышвырнутая своими хозяевами на улицу обезумевшая кошка. Ну что, подумала, что ты теперь скажешь – а, гроза подземелий? На испуг думал взять? Не выйдет у тебя, дружок, не выйдет, пуганые мы. Молча, не произнося ни единого слова, не издавая ни единого звука, наводила прицел. Это ведь совсем не сложно, ничего сложного: нажать тут… Лучше бы прямо в голову – тогда точно насмерть. Но руки дрожат, чёрт, проклятый морозильник, так что в сердце будет надёжнее…

Оборванец, однако, оказался не глуп. Осознав, что с ним собираются сделать, он в момент юркнул обратно в боковой ход и тут же исчез с глаз. Инна постояла на месте несколько секунд. Струсил, значит? Твоё счастье, идиот! Скажи спасибо, что я стрелять ещё не научилась, а то бы уже лежал сейчас с продырявленной башкой! Она снова спешила вперёд – теперь быстрый темп ходьбы ещё и помогал ей согреться. Нет уж, повторяла, вы меня не остановите – даже и не мечтайте! И не мечтайте!

Когда она проходила мимо бокового ответвления, правая нога зацепилась за подножку. Инна, растянувшись, полетела вперёд, выпустив чемоданчик; ещё в полёте констатировала спокойно: вот и всё. Вообразила, дура, что если держишь в руках пистолет, то уже можешь воевать ах-ах, вы ж подумайте, тоже мне: Лара Крофт – расхитительница гробниц! Ну, всё. Сейчас шарахнет по голове, и будет делать всё, что ему нравится… Эх ты, несчастная юная Инночка! Не судьба, не судьба…

Звонкий стук шагов удалялся вправо. Так что же – он ушёл? Значит, ушёл. Не тронул её и ушёл. Забрал «дипломат», не тронул её и ушёл… Забрал «дипломат»!!!

Инна подхватилась мгновенно; зацепилась ногой за юбку, потянула и разорвала её. Странно, подумала, что это не случилось гораздо раньше. Не мешкая, побежала в правый коридор – он оказался коротким, и вор его уже миновал. Дальше туннель сворачивал влево – параллельно тому, в котором её ограбили. Скорее же, ради всего святого! Она повернула – слава богу, этот ход тянулся вдаль на много метров, и беглец с чёрным чемоданчиком – с её, чёрт возьми, чемоданом! – был хорошо виден впереди.

– Стой! – отчаянно закричала Инна ему вслед. Он оглянулся, но даже и не подумал затормозить.

Ну что ж, дурачок, сам виноват! Не хочешь по-хорошему – будет тебе по-плохому! Она не теряла времени – подняла пистолет, навела на цель и спустила курок. Раскат грома в подземной тиши прозвучал оглушительно; оборванец на миг обернулся, бросил короткий взгляд на свою преследовательницу – и со всех ног понёсся к спасительному повороту. Ну неужели же я всю жизнь буду такой неумёхой? – подумала Инна. Она прицелилась ещё – и нажала ещё. Вор продолжал убегать; ну всё, сказала сама себе, в конце концов, терять мне нечего. Она выстрелила снова он всё ещё уходил; ну ничего, гад, ничего! – без всякой паузы она нажала на спуск ещё раз… и ещё… и ещё…

Он упал, когда до угла оставалось каких-нибудь пару шагов. Очевидно, был не мёртв – только ранен; Инна уже спешила к нему. Вор повернулся к ней лицом: сам весь трясся, как в лихорадке; рваная дыра наблюдалась на бедре, другая – возле левого плеча, совсем недалеко от сердца. Она подошла ближе и надменно смотрела сверху на того, кто ещё недавно пытался ей угрожать.

– П-пожалуйста! – бормотал оборванец. Голос был весь перепуганный и какой-то изломанный – как и сам его обладатель, который теперь скорее напоминал обессилевшего затравленного волка. – П-пощади! В-вот чемодан, з-забирай!.. Забирай, ух-ходи, я не трону… Б-больше ник-когда, обещаю… П-пожалуйста!..

Как будто её хоть сколько-нибудь интересовало его «никогда»! Инна окинула его взглядом снежной королевы – всю его сжавшуюся, казавшуюся теперь такой беспомощной фигуру. Дико расхохоталась; прицелилась.

– Н-не н-надо! – закричал несчастный вор, срывая свой слабый голос; подземелье отвечало тусклым унылым гулом.

– Никому нельзя доверять, – её слова звучали так же холодно, как выглядела она сама. Затем пуля ударила его в сердце.

Оборванец чуть дёрнулся напоследок, негромко вскрикнул и затих. Инна шагнула вперёд, за «дипломатом»; остановилась: а если он ещё жив? Как там полагается – контрольный в голову? Снова прицелилась и нажала – пистолет не издал ни звука.

Выходит, на этого бандита она растратила весь свой боезапас? Ну и чёрт с ним! Она отшвырнула прочь бесполезное теперь оружие – левая рука наконец освободилась: она была уже совсем ни на что не годна и только болталась на плече, как гроздь винограда. А ведь это, действительно, просто, подумала Инна. Когда знаешь, что иначе нельзя – то просто… А мне иначе было нельзя – ведь правда? Ну правда же? Ещё бы это не было правдой, ах-ха-ха! Я – чужая, повторила уже в который раз. А потусторонний голос глубоко внутри вдруг спросил: кто же ты теперь фанатичка? Или уже маньячка?

Она продолжала бежать, скакать, лететь по коридорам. Ничто уже не имело значения. Ни мороз, ни все прочие возможные и невозможные препятствия и страхи – ничто, только выход. Инна рвалась к предполагаемому выходу; в голове бессмысленно вертелась фраза: чужие здесь не ходят. Тут же она переложила её под музыку и принялась петь про себя:

«Чужие здесь не ходят,

И там они не бродят

Из подземелья мрачного

На свет они выходят!»

Напевая эту песенку, безумно уставшая, истерзанная, замёрзшая, но всё ещё живая и полная убийственной энергии, она уносилась в неизвестность.

Всему рано или поздно приходит конец, и бурный поток подземных странствий юной Инночки тоже когда-нибудь должен был достичь своего конца. Каким он будет – гремящим водопадом, или же вечной мерзлотой? Пока больше похоже на второе, подумала она и глухо рассмеялась. Неизвестно ещё, каким станет самый конец, но сейчас она упёрлась в тупик. Впрочем, это был всё же не совсем безнадёжный тупик. На полу обнаружился рычаг, что-то вроде насоса – широкая вертикально стоящая палка с поперечной ручкой. Для чего он может быть нужен? Инна схватилась за ручку обеими ладонями – и тут же вскрикнула: насколько же она промёрзла! Нет, решила, я всё же попытаюсь. Стиснув зубы, взялась ещё раз, потянула вверх – та поддавалась с трудом, – затем вниз… Что-то громко лязгнуло, заскрипело, вся площадка под ней содрогнулась – и сдвинулась вниз сантиметров на десять. Значит, сообразила Инна, это лифт. Только обычные лифты автоматические – а этот ручной. Качаешь насос, и опускаешься вниз – никаких сложностей.

Она оборвала ткань с подола юбки, плотно намотала на ладони. Снова взялась за ручку: вот, теперь уже не так холодно, теперь можно и покачать. Сделала глубокий вдох – и пошла. Первые несколько раз дались тяжело – механизм явно не использовался уже давно, весь заржавел и сопротивлялся ей; к тому же, почти вся нагрузка приходилась на одну только правую руку. Но постепенно он разработался, и стало легче. Инна вошла в ритм: раз-два! раз-два! горе не беда, кругом холода! Подстроила дыхание под движение рук, под движение всего тела – и скоро уже приноровилась. С каждым качком лифт продвигался не больше чем на длину ладони – но, пусть и понемногу, он планомерно уходил всё дальше вглубь земли, и огонёк наверху становился всё более тусклым. Здесь, в шахте, света не было вообще, но тьма уже не пугала Инну. Осталось ли в этом мире ещё что-то, способное напугать её? Она не имела понятия; впрочем, её это и не интересовало. Она сама уже была как автомат, как часть механизма, неотделимая от него – от насоса, от лифта, от шахты и даже, может быть, от всего подземелья. Не чувствуя ни усталости ни боли, она только двигалась в непрерывном, жёстком, страшном ритме: вверх-вниз, вверх-вниз… раз-два! горе не беда! где-то там – выход, а здесь – холода…

Инна очнулась, когда что-то звякнуло, щёлкнуло снизу, порвав в клочки первозданную тишину. Лифт стал, возвещая этим звуком: приехали! Она шевельнулась, с великим трудом оторвала ладони от насоса. Ноги подгибались и совсем не хотели держать исстрадавшееся тело. Приехала, верно – но куда? Кругом стояла кромешная тьма, лишь где-то бесконечно высоко мерцало что-то серенькое – жалкий остаток туннеля, из которого она пришла. Куда же дальше? Есть здесь хоть какой-то путь или нет? Если есть – то где он?

Инна заставила себя сдвинуться с места. Присела на корточки, нащупала «дипломат». Ахнула, поражённая страшной мыслью: у неё ведь нет ключа! Как она откроет его, как вытащит наружу желанные десять тысяч, если ключ остался наверху вместе со связкой? Казалось, что дальше уже некуда – но мороз будто ещё усилился, пробрал её насквозь, уничтожая без остатка последние оплоты тепла в её худеньком теле. Инну всю трясло, челюсть отстукивала дробь, зуб не попадал на зуб. Ладно, успокоила она себя. Там что-нибудь придумаю. Не может такого быть, чтобы я придумала, как отсюда выбраться – и не смогла придумать, как открыть какой-то несчастный чемодан!

Она тронулась с места, сделала шаг вперёд. Здесь ощущался какой-то поток воздуха, какой-то лёгкий ветерок, который она проклинала, потому что каждый едва ощутимый порыв обжигал её задубевшую кожу. Шагнула ещё и ещё – да, похоже проход действительно есть. Несколькими секундами позже нащупала угол стены – корявый, шершавый, необработанный… Местами рука натыкалась на кусочки примёрзшего льда. И в самом деле, будто огромная морозильная камера. Девочка Инна пошла на обед девочку Инну сожрал людоед. Только людоед – это не какая-нибудь жирная тварь, заросшая волосами. Нет, людоед – это всё подземелье, всё целиком, вместе с его безумными обитателями, вместе с дверями и ключами… А ещё, вроде, были какие-то пропасти. Что за пропасти? И почему вообще крокодилы?

Инна поняла, что падает. Чёрт, и правда, совсем никаких сил нет! Ужасно, ужасно… Она опустилась на четвереньки. Оглянулась назад: теперь там был такой же непроглядный мрак, как и спереди. Но это не имело значения: она ведь не собирается возвращаться! Уже не шла – скорее, ползла вперёд, таща за собой ставший неимоверно тяжёлым «дипломат». Суставы не слушались, не хотели сгибаться и разгибаться – сами уже заледенели окончательно; левая рука не ощущалась вовсе. Ещё чуть-чуть, подумала, и я превращусь всего лишь в деталь местного интерьера… Усмехнулась горько: не захотела стать резиновой куклой – вот тебе наказание: будешь ледяной. Но я же должна! – почти закричала тут же. Ведь если я прошла уже столько, то теперь я должна, я просто обязана… Потому что безвыходных положений не бывает, потому что выход должен быть – он есть, он всегда есть, ведь правда? Правда?

Инна поднесла пальцы ко рту, подула на них. Воздух во рту, хотя бы он должен быть тёплым! – но нет, и в нём почти не сохранилось тепла, дыхание тоже стало ледяным. Она вся обледенела, вся, снаружи и внутри. Эх ты, сказала себе, снежная королева – хотя нет, наверное, пока ещё только ледяная принцесса… Не могла уже ни смеяться, ни плакать – все звуки застревали в горле, а глаза будто промёрзли насквозь – будет странно, если они потом ещё смогут что-то видеть. Снова зацепилась непослушными пальцами за ручку чемоданчика, толкнула вперёд, пододвинула ногу с ободранной до крови коленкой. Нет, я смогу, я должна!

Неожиданно вспыхнувший свет испугал её. Инна моргнула несколько раз, зажмурилась. Чуть разжала веки, оставив только узкие щёлочки: перед ней было что-то чёрное, что-то очень знакомое… Подняла взгляд: конечно же, это дверь. Привычная уже, не один раз виденная чёрная дверь, а на ней, естественно, номер… она посмотрела ещё выше и наткнулась на четыре желтоватых, чуть обтёршихся цифры: «0000». Над ними большими красными буквами горело: «EXIT».

У Инны даже не было сил радоваться. Подумала спокойно, равнодушно: ну вот и он, я же знала, что он всё-таки есть, а вы все говорили… Потом, опираясь на стену, заставила себя подняться на ноги. Глаза не отрывались от четырёх нулей. Эх вы, нолики, да вы без палочки… А и в самом деле: где же палочка, единичка, она ведь должна быть! Тогда всё было бы правильно: десять тысяч в дипломате и десять тысяч на двери, всё сошлось бы один к одному – а так выходит, будто чего-то не хватает.

Инна не утруждала себя решением загадки, которую сама же и придумала. Толкнула дверь от себя – и та распахнулась сразу, будто ждала этого уже давно. В глаза ударил ещё более яркий свет. О боже! – это был не искусственный, нет – настоящий дневной свет, она уже почти успела забыть, как он выглядит, но вот же он! И настоящее голубое небо… И настоящие белые облака… Солнца отсюда не видно – но, конечно, оно тоже где-то там, она уже чувствует, как её согревают его невидимые пока лучи… Она стояла заворожённая, не шевелилась и плакала, хотя ни единой слезинки не выкатилось из глаз. Наконец решилась подойти ближе. Комнатка была небольшой, всего метра три: две голых чёрных стены и проём впереди, открывавший вид на небеса. Инна встала на самый край, с опаской глянула вниз. Земли не было, или же она находилась где-то очень-очень далеко – только искрящаяся голубизна и горы снежных облаков. Это же надо такое придумать: спускаться в самую что ни на есть твердь земли – и оказаться на небесах! Инна улыбнулась: её догадка оказалась верной. Если бы она поменьше слушала всяких ненормальных типов – возможно, добралась бы сюда гораздо раньше. Но как это всё-таки прекрасно!

Здесь должен быть парашют, подумала Инна. Конечно же, должен быть парашют. Сейчас я его надену, прихвачу чемоданчик и спрыгну вниз. Правда, я никогда в жизни не прыгала с парашютом – но за последнее время мне уже столько пришлось сделать такого, чего я не делала никогда в жизни, что это кажется такой мелочью… Она огляделась вокруг, но ничего не увидела. Совершенно пустые стены, и даже ни намёка, что здесь может быть какой-то парашют. Так где же он, чёрт возьми? Ага, решила Инна, наверное, он с той стороны. Конечно же – она ясно представила, как сумка с парашютом тихонько себе висела в уголке возле двери, а она её даже и не заметила. Затем она уже дёргала дверь… вот только та и не думала открываться. Ну давай же, проклятая! – закричала мысленно, давай, откройся, мне же нужен этот чёртов парашют!

Некоторое время Инна продолжала сотрясать дверь. Вдруг замерла, повернулась, посмотрела на мир округлившимися глазами. И поняла с ужасающе безоговорочной, окончательной ясностью: нет там никакого парашюта. На там, ни здесь. Нет, и никогда не было. Да, пожалуй, и не могло быть в принципе.

Она захохотала. Сначала тихо, несмело; замёрзшее горло медленно, но постепенно приходило в себя и восстанавливало свою способность порождать звуки. Смех становился громче и громче – скоро Инна уже заливалась во весь голос. Ха-ха-ха-ха-ха, замечательно! Я прошла весь этот путь, я чего только не испытала, чтобы найти этот проклятый дурацкий выход. Я, чёрт возьми, залезла в самую охрененную дерьмовую глубь, в эту ненавистную гадостную морозилку – и я нашла его, смотрите, я нашла его! И вот я стою в конце пути – пути к выходу и пути в никуда, стою перед вратами в небеса, перед облаками, о которых так мечтала – и у меня нет парашюта. Ха-ха-ха-ха-ха! У ноликов нет палочки – а у Инночки нет парашюта…

Она валялась на полу, перекатываясь с боку на бок; захлёбывалась от хохота, едва успевая дышать. Уже мышцы живота ныли от боли, а она никак не могла остановиться. Теперь она смеялась почти беззвучно, чуть слышно – и всё же не переставала. Остановилась лишь на миг, будто перевела дух – но почти тут же разразилась в новом приступе. Рухнула на пол, принялась скрести ногтями по корявой поверхности. Скоро сломала ещё два ногтя, но даже не почувствовала боли. Ха-ха-ха-ха-ха!..

Наконец усталость взяла своё; смех стих сам собой, Инна уселась на пол. Подтянула к себе «дипломат», взгромоздила его на колени, дёрнула крышку… ну да, щас, разогналась! Коснулась пальцами замка – и на всякий случай попробовала повернуть. В следующий миг вздрогнула потому что тот поддался. Снова хихикнула нервно и прокрутила механизм, отсчитав один оборот – никаких проблем. То же самое со вторым замком… Да, но ещё остаётся код! Инна оскалилась так, будто собралась прямо сейчас кого-то прикончить; аккуратно выставила на панельке «0000». Потом резким движением рванула крышку – чемоданчик распахнулся, явив ей спешно уложенные собственными руками пачки. Она глядела на них две секунды, потом стремительно захлопнула, спутала цифры. Попробовала открыть ещё раз: нет, не поддаётся! Подумала: всё, конечно, должно быть просто. До безобразия просто. Колечки стояли неровно: одно расположилось точно между четвёркой и пятёркой. Инна, уже догадываясь, установила на нём «5», подровняла все остальные, снова потянула крышку… есть! Её опять душил смех. Как для дураков: любая комбинация, лишь бы цифры стояли точно посредине. И не надо никакого ключа… Да уж, проще не бывает!

Она вытащила туго перетянутую пачку, взяла в ладонь… Нет, деньги во всяком случае настоящие, в этом нет сомнения. Вы во всём виноваты, только вы, всё зло в мире из-за денег! Инна сорвала резинку, швырнула в небесный простор. Затем туда же отправились и сами банкноты. Они тут же разлетелись, перестав быть единым целым; некоторые бумажки быстро исчезли внизу, другие, казалось, зависли на месте. Она недолго смотрела на эту феерическую картину – схватила следующую пачку и повторила с ней ту же операцию. Замечательно! – крикнула про себя. Потом громко повторила вслух:

– Замечательно!!!

Одна за другой кучи денег отправлялись в полёт. Наконец Инне надоело: пачек было слишком много, чтобы так церемониться с каждой. Она стала швырять их неразобранными: вот вам! вот вам ещё! Потом надоело и это. Она подняла чемодан, встала сама, подошла к проёму.

– Радуйтесь же, гады! Радуйтесь! – воскликнула вполголоса. Повернула «дипломат» – и высыпала наружу его содержимое. Несколько секунд глядела, как стодолларовые упаковки исчезают в облачной белизне. Потом разжала пальцы.

Что же ты наделала, Инночка? – ласково, словно в шутку пожурила сама себя. Это ведь были не твои деньги, разве ты не знаешь? Они ведь были предназначены для совсем другого человека. Так какое ты имела право так с ними поступить? Вот скажи мне: какое? Правильно, ответила сама себе: совершенно никакого. Но я, чёрт возьми, всё-таки это сделала. Так кто же ты теперь после этого, девочка? Так ты же теперь получаешься самая что ни на есть распоследняя мерзопакостнейшая сволочь! Ха-ха-ха! Ха-ха-ха-ха-ха!

Она встала на самый край, протянула руку. Дотянулась до одной купюры, всё никак не желающей опускаться вниз. Схватила её, жадно подтащила к себе: вот он, мой выигрыш! Один доллар из десяти тысяч – разве так уж плохо? Что – кто-то тут сказал про плохо? Ни хрена не плохо просто замечательно!

Инна сильно нагнулась над обрывом – и вот уже поняла, что сама падает. Не было ни страха, ни даже лёгкого испуга – скорее, полное умиротворение: есть ли смысл переживать о том, что случится неизбежно? Несколько бумажек проплыли мимо и остались позади, наверху; она уже входила в облако. Здесь было прохладно, но после адского холода подземелья эта лёгкая прохлада казалась воистину райской. Мельчайшие капельки воды окутывали тело, вызывая ощущение удивительного, небывалого возбуждения; запах озона пьянил и кружил голову.

Я буду падать долго-долго, думала Инна. Сейчас я вылечу из облака, и тогда я увижу солнце. Оно ведь уже давно взошло, и, наверное, скоро будет в полной силе – и солнышко наконец согреет меня, окончательно расправится с холодом, избавит от усталости… Я буду здесь одна, совсем одна, наедине с солнцем, и оно, я знаю, будет светить специально для меня. Потому что я не видела его так давно – возможно, на самом деле прошло совсем немного, но для меня – целая жизнь. Только я, голубое небо, белые облака и яркое, ослепительно яркое солнце. Может быть, это и есть счастье? Я больше никому ничего не должна, я свободна, у меня нет никаких обязанностей. Никаких претензий к миру, никаких претензий к людям, никаких претензий к себе. И, наконец, меня абсолютно не интересует, мне совершенно всё равно, мне глубоко плевать на то, что ждёт меня всего через какую-то минуту…

Инна закрыла глаза – она наслаждалась падением в бездну.

12.11-5.12.2001