"«Берег» и море" - читать интересную книгу автора (Станюкович Константин Михайлович)XVНи в позе, ни в лице Артемьева не было ни преувеличенной почтительности, ни открытого радостного выражения, ни «приятной» боязливости, одним словом, не было того, что особенно нравилось в подчиненном Трилистникову, как и многим начальникам… В официальной сдержанности и в спокойствии старшего офицера адмиралу, «подвинченному» адмиральшей, уже показалось что-то независимое и даже дерзкое. «Того и гляди, нарвешься на дерзость», – подумал Пармен Степанович. Вот почему адмирал не решился «разнести вдребезги» Артемьева, как обещал своей Бетси. Трилистников, хоть и имел вид нахохлившегося петуха, но не особенно повысил голос, когда значительно и серьезно начал: – До моего сведения дошло, что вы, господин Артемьев, почему-то нашли нужным… да-с, нашли уместным… обратиться с речью к нижним чинам… Вы особенно старались… именно особенно старались… разъяснить им их права и… Адмирал на секунду остановился и наморщил лоб, словно припоминая хорошо выученный урок. – Старший офицер обязан поддерживать дисциплину… возбуждает дух матросов, а не… не восстановлять их против офицеров. Такие речи… – Позвольте, ваше превосходительство! – перебил Артемьев, возмущенный таким нелепым обвинением. – Прошу не перебивать-с! – воскликнул адмирал. И смолк, точно потерял окончание строгого выговора, подсказанное адмиральшей. Сконфуженный и, казалось, струсивший, он еще более хмурил брови и старался принять еще более глубокомысленный вид человека, придумывающего что-то умное и значительное. Так прошла долгая пауза. Наконец Пармен Степанович, еще более понижая голос, проговорил свою импровизацию: – Именно высшие соображения вынуждают меня обратить ваше серьезное внимание на дисциплину. Надо поддерживать наш русский дух. Внушать матросу беспредельное доверие к начальству… А между тем русский моряк – и приказываете нижним чинам жаловаться из-за всякого пустяка… Прошу вас не вводить новых порядков… Прошу и приказываю! Можете теперь дать объяснение… – Я буду просить ваше превосходительство назначить форменное следствие… Адмирал не ждал такой реплики. – Как? Что-с? Зачем-с? – с изумлением и растерянностью спросил он. – Если обвинения вашего превосходительства подтвердятся, я должен быть предан суду… – Да что вы, Александр Петрович. Какой суд!.. Я хотел по-отечески, келейно предупредить… Понимаете… Эти сведения… – Это – просто скверные сплетни, ваше превосходительство… И на основании их ваше превосходительство делаете выговор… Прошу следствия. Пармен Степанович сообразил, что сведения, полученные Бетси, в самом деле могут быть неверными. Дойдет до Берендеева… Скандал… Адмирал совсем струсил. И почти заискивающе сказал: – Ну, что вы, Александр Петрович. Ну, положим, погорячился… Так прошу, Александр Петрович, извинить… «А ну тебя к черту!» – подумал Артемьев, взглядывая на испуганное лицо Трилистникова. И тотчас же поймал себя на малодушии и трусливости, когда сказал: – Извольте. Я не подниму истории, ваше превосходительство! – И отлично!.. К чему скандал? Прошу, Александр Петрович, забыть выговор… Я был введен в заблуждение… Понимаете ли… Его как бы не было! – говорил Трилистников, протягивая руку. Он крикнул вестового и велел ему попросить капитана. – Вот, Алексей Иваныч, и разъяснилось недоразумение с Александром Петровичем. Он вполне убедил меня, что у вас превосходный старший офицер… С этими словами все они вышли наверх. Снова команда и офицеры были во фронте. Снова адмирал «с шиком» благодарил «молодцов», благодарил капитана, старшего офицера и офицеров, и уехал на «Олег». – Видно, не перебивали адмирала, Александр Петрович? – весело спрашивал капитан. – Нет… И хороши эти сплетники, которые подслуживаются адмиральшам! – А что? Артемьев рассказал о выговоре адмирала. Возмутился и Алексей Иванович. А все-таки обрадовался, что все так «благополучно окончилось». – А, конечно, насплетничал Непобедный. Он первый сплетник при Марфе Посаднице. Еще вчера вечером ездил на «Олег». Значит, к адмиральше. – Не сомневаюсь. Он и аллегорию разводил насчет меня в кают-компании. Хорош фрукт! Ну и нравы, Алексей Иваныч! – промолвил Артемьев. Он чувствовал себя отвратительно. В то же время адмиральша спрашивала мужа в его кабинете: – Ну что, Парм? – Разнес, Бетси. – А он? – Он… Он оправдывался. Говорил, что все сплетни… – А ты? – Ну, конечно… – Что конечно? – Оборвал… – А он? – Он… Он, Бетси, кажется, не так виноват… – Это почему? – Обиделся… Прошу, говорит, формального следствия… – Ну?.. – Ну, к чему следствие. Я… я… сказал, что если захочу, то прикажу назначить следствие. – И ты еще извинился, пожалуй. – Ничего подобного. И знаешь ли что, Бетси? – Что? – Не наврал ли Непобедный про речь?.. – А знаешь, что я тебе скажу, Пармен Степаныч? – Что, Бетси? – смущенно спросил адмирал, словно бы заранее ожидая неприятности. – Ты – дурак. – Вот ты всегда недовольна. И непременно скажешь неприятность. – Да как же!? – раздраженно воскликнула Елизавета Григорьевна. И, понижая голос, чтобы никто не слышал ее «бенефисов», она продолжала: – Невежа Артемьев преднамеренно оскорбил твою жену, жену своего начальника. Ты знаешь?.. Я не хотела, чтобы ты за это преследовал его. Но его во всяком случае неприличная речь матросам требовала строгого выговора. Ты, кажется, вполне со мною согласился. Непобедный не мог так наврать. И ты даже не сумел сделать выговора. Я-то стараюсь. Облегчаю тебя. А ты?.. Хорош адмирал!.. Где с ним говорил?.. – В капитанской каюте. – И дурак!.. Нужно было разнести наверху. Он не осмелился бы отвечать. Ну, скажи, – ты извинился?.. Струсил? – Стану я извиняться! – не без отваги отчаяния врал Пармен Степанович. – Ну, то-то!.. – И, несколько успокоенная, адмиральша проговорила: – По крайней мере Артемьева не будет, уйдет завтра, и мы не будем видеть этого дерзкого невежу. Ну, идем завтракать. Достала консервованных грибов у консула. Привезли из России. Будут жареные в сметане. Ведь любишь?.. Адмирал просветлел и от окончания бенефиса и от грибов, и, целуя руку жены, сказал с добродушием довольного человека: – Умница ты, Бетси… У, какая умница! Тебя бы назначить министром! |
|
|