"Американская дуэль" - читать интересную книгу автора (Станюкович Константин Михайлович)IVЧерез день «Чайка», слегка попыхивая дымком из своей белой трубы, тихим ходом входила на сан-францисский рейд. Клипер еще накануне подчистился, прибрался и показывался теперь в чужие люди нарядным, изящным щеголем, возбуждавшим завистливое удивление на военных иностранных судах, стоявших на рейде. А их было немало. И моряки разных национальностей ревниво смотрели, как ловко проходила среди купеческих кораблей «Чайка» и как хорошо она стала на якорь и быстро спустила все свои шлюпки на воду. А Весеньев уже торопливо одевался в своей каюте в новую летнюю статскую пару и, в пробковом «шлеме», обернутом белой кисеей, в светлых перчатках, с тросточкой в руках, имел вполне джентльменский вид. Он отправился в город с первой же отходившей шлюпкой. Оленич, бывший на вахте, проводил своего друга взглядом, полным сожаления. Он сегодня же вечером собирался поехать к консулу и разузнать от него об этой миссис Джильде Браун. Несимпатична была ему эта маленькая брюнетка с грустными глазами… Теперь же, после признания Весеньева, он прямо-таки относился к ней враждебно и готов был поверить всяким дурным о ней слухам. «И чего нашел он в ней привлекательного?» – задавал вопрос себе Оленич, вспоминая эту брюнетку, какою он ее видел на балу: в желтом газе с красным, сильно декольтированную, с красной гвоздикой в темных, беспорядочно спутанных волосах. Чересчур истомленное лицо, большие глаза, правда грациозна, но в ее манерах что-то кошачье, что-то лукавое… «Бедный Борис!» А «бедный Борис» в это время ступил на набережную, предвкушая радость встречи. Жара была нестерпимая, и он тотчас же нанял коляску и попросил везти себя за город, на виллу Браун. – Знаете? – Знаю! – ответил кучер-ирландец. – А чем занимается мистер Браун, вы знаете? – спросил Весеньев. – Это его дело! – резко отвечал ирландец и прибавил: – А в карты вы все-таки с ним не играйте, сэр! Не доезжая до виллы, Весеньев просил кучера остановиться. Отпустив коляску, он пошел пешком, рассчитывая обрадовать Джильду внезапным появлением. «То-то обрадуется!» – думал он, вспоминая ее последнее, особенно нежное письмо, выученное почти наизусть молодым лейтенантом. С сильно бьющимся сердцем вошел он в калитку сада. Масса чудных роз, олеандров, фиалок, гелиотропа и резеды наполняли сад благоуханием. «Она, конечно, одна, в гамаке, с книгой в руках», – подумал Весеньев и, свернув в узкую каштановую аллейку, направился к высоким секвойям, распространяющим смолистый аромат. Вдруг раздался мужской голос, грубый и наглый, как показалось Весеньеву, и вслед за тем веселый, громкий и самодовольный смех. «Это не муж», – пронеслось в голове Весеньева. И у него екнуло сердце. Все радостное настроение внезапно пропало. В душе сделалось мрачно, и сад показался вдруг мрачным-мрачным… И все вокруг словно потеряло прелесть. Он хотел уверить себя, что это голос брата или отца… Наконец, какой-нибудь хороший знакомый… Но этот голос… этот подлый голос звучал какими-то торжествующими звуками, наполнявшими сердце Весеньева тоской. «Разве уйти?» – подумал он. Но сам подвигался вперед, замедляя шаги и чувствуя, как замирает сердце, словно бы его ожидало несчастье. Он ищет жадными, лихорадочно загоревшимися глазами эти две знакомые секвойи… и они в нескольких шагах. Между ними протянут гамак, и в нем, вся в белом, словно окутанная пеной, эта маленькая женщина… Белые туфельки видны из-под юбки. Голова лежит на подушке… Глаза полузакрыты… И это матовой белизны лицо кажется еще прелестнее. А около, почти у самой головы Джильды, на складном стуле сидел плотный, коренастый господин лет под сорок, хлыщеватого вида, с лицом, которое показалось Весеньеву до невозможности пошлым и глупым. А между тем этот пошляк-янки, в каком-то ярко-зеленом пиджаке, взял волосатою, грубою рукой маленькую бледную руку Джильды и жадно поцеловал эту руку своими толстыми сочными губами раз, другой, третий… Скрытый деревьями молодой человек все это видел и чуть не вскрикнул от негодования. Напрасно он старался побороть жгучую, острую боль ревнивого чувства, охватившего его. Напрасно он хотел изобразить на своем лице презрительное равнодушие. Он имел самый жалкий, страдальческий и растерянный вид, когда, перейдя дорожку, подошел к гамаку и, почтительно поклонившись, проговорил глухим, точно чужим, голосом: – Здравствуйте, миссис Браун. Джильда слабо вскрикнула. В ее глазах блеснула радость, и в то же время что-то виноватое промелькнуло в этом взгляде. – Вот неожиданно. Я очень рада вас видеть! Она крепко сжимала руку молодого человека, но, несмотря на слова о радости, лицо ее было грустно. – Мистер Блэк… Мистер Весеньев, русский моряк, – проговорила Джильда. – Тот самый, что ходил к вам каждый день, миссис Джильда? – с бесцеремонным смехом выпалил янки. И, смерив молодого человека далеко не дружелюбным взглядом, протянул ему руку. – Мистер Блэк не особенно воспитанный человек! – смущенно промолвила Джильда, взглядывая на Весеньева. – Еще бы! Я не белоручка из Европы, а янки! – дерзко проговорил мистер Блэк. – Пойдемте-ка, господа, лучше в дом… Здесь жарко. Джильда спустилась с гамака и взяла под руку Весеньева. – Мне некогда… Я на минутку только, – пролепетал он. Джильда значительно взглянула на молодого человека и ласково проговорила: – Куда вы? Посидите, прошу вас… – А я ухожу, мне некогда. До свидания, дорогая миссис Джильда. До завтра, не правда ли? Завтра едем в Сакраменто? – говорил мистер Блэк и на прощание поцеловал несколько раз руку молодой женщины. Весеньева передернуло. Джильда смущенно высвободила свою руку из руки мистера Блэка. – Я не поеду с вами в Сакраменто, мистер Блэк! – проговорила она. – А почему, позвольте узнать, вы не поедете? Ведь вы хотели ехать. – Я передумала. Мистер Блэк засмеялся гадким смехом и пристально поглядел на Джильду. – Это решительно? – спросил он. – Решительно. Янки еле кивнул головой Весеньеву и ушел, насвистывая какой-то мотив. Когда он вышел за калитку, Джильда умоляюще посмотрела на Весеньева и спросила: – Что с вами? Вы сердитесь на меня?.. Вы… не доверяете мне?.. О, я вперед знала, что это будет! – печально промолвила молодая женщина, и по лицу ее пробежала грустная усмешка. – Скажите, что это за идиот был у вас? – едва владея собой, спросил Весеньев. – Один мой знакомый… – Нечего сказать, хорош! Он вам очень нравится? Джильда грустно усмехнулась. – Отвечайте. Нравится? – Нет, нет! – повторила молодая женщина. – Но в вас он, конечно, влюблен? – Да! – виновато шепнула Джильда. – И бывает у вас каждый день? – Бывает. – И целует ваши руки? – Целует! – покорно отвечала она. – И вы обещали с ним ехать в Сакраменто? – Обещала. – А между тем вы писали, что любите меня… – Писала… – Но как же в таком случае вы принимаете этого болвана и позволяете ему думать?.. – Скучно одной. Я говорила вам: я нехорошая… Я люблю, когда за мной ухаживают… Молодой лейтенант недоверчиво взглянул на Джильду. – И только целуют руки? – негодующе спросил он. – Вы мне не верите. Вы что-то подозреваете? А я никогда не лгу… – И вы в самом деле говорите правду, что любите меня и пойдете за меня замуж? – Люблю. Но, мне кажется, свадьбы не будет. Я несчастная. И вы мне не верите! – сказала она, и все в ней говорило о какой-то тоске. – Верю… верю! – вдруг порывисто воскликнул Весеньев, забывая все под чарами любви. И, умиленный, стал целовать лицо маленькой женщины. Она просветлела и нежно-благодарным взглядом ласкала молодого Весеньева. Они пошли в полутемную прохладную гостиную. Джильда, по обыкновению, улеглась на широкий диван. Весеньев сел около. Он говорил о свадьбе. Он торопил ее скорей сказать мужу и потребовать развода. – Он не даст… Он и Блэк убьют вас. – В таком случае уедем тихонько. Согласна? Они решили уехать вместе тайно в Нью-Йорк и оттуда на пароходе в Европу. Весеньев по болезни спишется с «Чайки». Его наверно отпустят. – Только уедем скорей… Мне все не верится, что мы уедем, что ты меня любишь… Говори, что любишь! Говори! – шептала Джильда. И Джильда горячо целовала жениха. Решено было уехать через три недели. В седьмом часу Весеньев ушел от Джильды, еще более влюбленный, обещая быть завтра вечером. |
|
|