"Зачарованный мир" - читать интересную книгу автора (Мзареулов Константин)

Глава 7 КНЯЖЬЕ ВЕЧЕ

– Ай, балам, куда торопишься?

Насмешливый голос остановил Сумукдиара, что называется, на всем скаку. Сбавив шаг, джадугяр завертел головой, отыскивая Пушка – кто же еще в этих краях мог использовать чисто гирканский оборот «ай, балам», то есть «дитя мое».

Белоярский князь сам подошел к нему, бурча:

– Целый день тебя искал, никак найти не мог. А теперь мчишься, как очумелый, ни на кого не глядишь.

Не объяснять же ему, что ценнейшие сведения о сюэнях который час вянут без толку, потому что никто не знает, куда подевался Златогор. В крепости он Сумука не встретил, даже записки не оставил, а в городской управе Приказа Тайных Дел надменно заявили, что царедарский воевода им не отчитывается.

– Златогор мне нужен.

Присвистнув, Пушок сказал:

– Ищи беса в темном подвале… Вся кодла еще ночью смылась в Туров. Меня, гады, не прихватили, то есть не нашли… А может, разбудить не сумели. – Он смущенно похмыкал. – Теперь без моей подмоги Ефимбор вообще сожрет Ваньшу.

– Стало быть, Вече собирается в Турове, – подытожил Сумукдиар. – И Златогор там будет, и Ползун, и Охрим, и Светобор. Так?

– Чересчур много знаешь, чернокнижник! – шикнул на него Саня. – Какое такое Вече, нет никакого…

– Не шуми. – Гирканец раздумывал. – Тебе туда очень надо? – Саня молча кивнул. – У меня дракон…

– Так летим же, чего молчишь, зараза! – взвыл Пушок.

И снова бедняга Длиннозубый, даже не передохнув толком, отправился в дальний полет. На этот раз – по северо-западному маршруту. В дороге Саня объяснял гирканцу вероятный расклад сил на Вече.

Далеко не все удельные владыки разделяли благородную идею собрать под общее знамя братские племена рыссов – даже перед угрозой вражеского нашествия. Громче всех ратовали за единение Пушок, Ползун и Добровлад, князь Славомира, коих горячо поддерживали Великий Волхв Светобор, а также два прославленных полководца: сколот Охрим Огарыш и варяг Алберт, сын Громарда. В пику им полной самостоятельности всех крохотных уделов требовали Ефимбор, князь Древлеборска, Чорносвит из Тигрополя, командир норманнских наемников Бравлин, сын Хаскульда, а также скандально знаменитый колдун-алхимик Андис. Явно тяготел к банде Ефимбора волчьегорский старикашка Герослав. Колебались, постепенно склоняясь на сторону Ползуна, Борис Туровский и Веромир Змиевский, представлявшие западную и восточную окраины.

Остальные князья, не владея реальной силой, не имели и права голоса, а потому попросту выжидали, чем завершится схватка титанов, чтобы затем присоединиться к победителю. Главная драка ожидалась сегодня в первой половине дня. В Туров для участия в Княжьем Вече должны были съехаться самые влиятельные владыки Великой Белой Рыси.

– Если победим мы, то есть заединщики, – без особой надежды в голосе размечтался Пушок, – сегодня же выберем царя, поставим над всеми дружинами Верховного Воеводу…

– Хорошо бы Ползуна царем…

– Не допустят Ваньшу. – Огорченный Пушок вздохнул. – Мы же с ним – сколоты, потому венеды супротив нас шибко народец будоражут. А венеда выбрать мы не позволим. Так что либо ант царем станет, либо склавен. Видать, придется Борьку Туровского – он вроде мужик рассудительный, хоть и тяжелодум.

Что творится в этом мире – чем дальше, тем веселее! Уже и рыссы ополоумели до того, что принялись делить друг дружку по племенам! Для южан, включая Сумукдиара, все рыссы – венеды, сколоты, древляне и прочие – были одним народом. А вот сами они, гляди-ка, удосужились вдруг вспомнить, что венеды произносят согласные мягче, анты «окают», сколоты «гукают», а древляне и склавены не такие уж курносые, как положено северянину. Хорошо хоть не учинили покудова замеры – у кого черепушка круглее или половая трубка длиннее. Если так пойдет дальше – снова жди Большую Междоусобицу на радость Орде и Магрибу! Нет, срочно требуется вразумить людей, чтоб покаялись, взялись за ум да призвали Единого…

– Может, хоть ты понимаешь, тогда объясни мне, откуда ползет эта зараза, – продолжал между тем Пушок. – С чего это некоторые князья вздумали рвать вековую дружбу? Должны ведь соображать: коли посеют раздоры промеж рыссов, так плоды взойдут столь кровавые, что им самим голов не сносить.

– По-моему, ответ очевиден, – сказал Сумук. – Какие-то из них творят это по одной лишь глупости, желая заполучить побольше богатства или власти. А вот другие, самые опасные, попросту продались Магрибу и выполняют хорошо оплаченный заказ – вконец погубить великую державу.

Коротко хохотнув, Саня заметил:

– Узнаю птицу по полету. В тебе ж за версту видать приверженца Джуга-Шаха. Вечно вы в любом несогласном магрибского лазутчика подозреваете.

– И, как правило, не ошибаемся, – обидчиво огрызнулся гирканец. – Чем зубоскалить, попытайся по-другому объяснить. Давай-давай, не стесняйся. Попытка – не пытка, как говаривал батюшка Джуга-Шах.

Пушок вынужден был признать, что иного толкования не находит. Разрушать Отечество способен, разумеется, только лютый тать-изменник.

Внизу тянулась однообразная равнина, щедро разукрашенная лесами, рощами, реками, озерами, прудами, цветущими полями. Дракон проносился сквозь воздушное пространство крохотных до полной беззубости княжеств, с которыми – ввиду их бессилия – никто никогда не считался, но которые неимоверно кичились мнимыми своими «незалежностью» и «самостийностью».

Власти местных горе-правителей не хватало ни на изничтожение воров и прочих лиходеев, ни на то, чтобы заставить мужиков пахать по-человечески. Но власти этой, к прискорбию, было достаточно, чтобы творить злые дела – несколько раз Сумук видел из поднебесья жуткие костры, на которых жгли колдунов и ведьм, ведунов и облакопрогонителей. Торжествующие князьки остервенело истребляли хранителей мудрости, повелителей магических сил, ибо ничтожества всегда боятся тех, кто обладает какими-нибудь талантами…

Окруженный лесами и полями, впереди показался город, рассеченный пополам речным лезвием. Туров – западный форпост Белой Рыси. Трижды в этом столетии крепость захватывали враги, и трижды ее освобождали дружины рыссов. Из города этого давно не поступало тревожных вестей – по крайней мере, здесь никого не сжигали заживо. Страшное же настало время, коли радуемся даже такой малости!

– И все-таки нельзя подозревать изменника в каждом, кто с тобой не согласен, – высказался напоследок белоярский князь. – Сам же говоришь, мол, иные не по злому умыслу, но по неразумию творят…

– Услужливый дурак опаснее, в народе сказывают, – парировал Сумукдиар.

– То-то… – Пушок вздохнул.

Утомленный беспрерывными перелетами последних дней – драконы этой породы не слишком выносливы. – Длиннозубый грузно плюхнулся на размоченное дождями поле и зашлепал по грязи к станционным баракам. Перемежая брань с посулами и угрозами, Саня выколотил из смотрителя пару неважных коней, и вскоре друзья уже скакали по тракту в Туров, подставляя лица прохладным брызгам лившейся с неба влаги.

Город гирканцу понравился – чистый, ухоженный, Дома добротные. И народ здесь был приятный – хоть и малость грубоватый с виду, но душевный.

На городской заставе, где они оставили коней, Пушок первым делом спросил, который час, и, выслушав ответ, облегченно поднял глаза к потолку. До начала Княжьего Веча времени оставалось с избытком. Князь и Агарей, поминутно оглядываясь на местных красоток, зашагали к дворцу Бориса.

Повсюду на улицах шла бойкая торговля – по преимуществу заморским барахлом. Франкская и остготская одежда, парфянская хна, ромейская обувь, кельтское белье, анатолийский табак, магрибская жевательная резинка. Как и в десятках других городов Белой Рыси, Средиморья, Будинии, других краев – отечественных товаров было немного, исключая разве что продажных девок. Да и цены кусались почище бешеных собак. Народ роптал, проклиная мироедов-грабителей, однако – деваться-то некуда – платил втридорога. Только немало имелось и таких несчастных, кому не хватало монет для покупки чего-то очень нужного. Дряхлые старушки, увечные ветераны, а порой даже здоровые молодые хлопцы голодными глазами разглядывали недоступные им чудеса.

Тягостное чувство рождалось от этих сцен, и трудно было осудить отчаявшихся горожан, озлобленно призывавших учинить заслуженную расправу над торгашами-кровососами. Глядишь, появятся скоро в окрестных лесах шайки разбойников. В Средиморье был уже такой вождь народных заступников – Горуглу, грабивший тех, кого он считал несправедливо разбогатевшими. О его подвигах ходили фантастические легенды, а самого атамана простолюдины чуть ли не обожествляли…

Внезапным диссонансом в шум толпы ворвался новый звук. Неподалеку – не иначе, на соседней улице – запели вдруг бархатным звоном сладкозвучные колокола.

– Зайдем в святилище, – предложил Саня. – Хоть и не Единому здесь молятся, все одно – бог.

Храм, впрочем, оказался из новых – с крестом над куполом, и люди шли на богослужение в изрядном числе. Похоже, князь Борис, хоть и недолюбливал Единого, не препятствовал Его адептам. Неожиданно Сумукдиар сбавил шаг и крепко ухватил приятеля за плечо.

– Сдурел? – возмутился было тот, но, увидев, с каким напряженным вниманием гирканец всматривается в толпу, тоже заинтересовался: – Которая? В голубом сарафане с ромашками?

– Не то… Видишь мужика в шафрановом кафтане с зеленым поясом? У него хварно… ну, по-вашему, нимб вокруг головы – густых мрачных тонов.

– Злой чародей?

– Похоже на то. Ну-ка, давай держись к нему поближе. Не иначе, темное дело замышляется.

В полутьме под сводами церкви коптили свечи и строго глядели образа. А на амвоне, к удивлению Сумука, стоял его давний знакомый Светобор. Видать, Великий Волхв, приехав на Вече, решил заодно обратиться к пастве с проповедью. Злодей в шафрановом кафтане протолкался в первые ряды и неприветливо покосился на ставших рядом агабека и Пушка. Сумукдиаровского хварно он, естественно, заметить не смог – где уж простому чародею тягаться в магии с волшебником высшего ранга.

А Светобор, перекрестив собравшихся, простер руки и заговорил мягким убеждающим голосом, с отеческой добротой в глазах озирая прихожан:

– Нам с вами, братья, трудно даже представить размах титанических сражений, что бушуют в потустороннем царстве и кладут тяжелейшее клеймо на события в нашем мире. Цель этих битв – овладение душами смертных. Два мира – Верхний и Нижний, рай и преисподняя – противостоят и борются, чтобы доставить торжество своим непримиримым началам – Добру и Злу. Борцы в этой войне – ангелы и бесы, свет и мрак, любовь и вражда. Ангелы приставлены свыше к каждой земле, всякому человеку, чтобы охранить от бесовских козней и злых людей. И святой долг всех добрых людей, приверженных Свету и Любви, – всячески помогать ангелам и Единому их повелителю, содействовать Силам Добра, бороться со Злом вокруг себя, искоренять Зло в себе самом и любой ценою, не щадя сил и самой жизни, сражаться против бесов. Бесы коварны – подтолкнут человека на зло, и сами же над ним смеются. Прельщают видениями, чарами – особенно женщин, – разными кознями склоняют на дела неправедные. Могучи силы Мрака, но не стоит слишком их бояться. Смелее бейтесь против бесов…

Он сделал паузу, переводя дыхание, и продолжил:

– Великий святитель Феофан Затворник учил, что мы своими греховными делами помогаем бесам обрести плоть, видим падших духов чувственно, что весьма опасно. Мерзкий опыт, обретенный бесами за время пребывания вне Божественного Света, позволяет им обмануть даже очень изощренный человеческий ум. Потому смертным, исключая высших церковных иерархов и самых сильных волхвов, не следует вступать в разговоры с греховными порождениями, не стоит обращать к ним своего заинтересованного внимания. Расплата может оказаться ужасной… Но есть у бесов слабое место – они умеют внушать злые помыслы, но не знают мыслей человеческих, ибо мысли ведомы только богу. И потому бесы пускают лукавые свои стрелы наугад и часто промахиваются… Злой человек много хуже беса – бесы хоть бога боятся, для злых же людей нет ничего святого, и они способны творить немыслимые преступления, желая услужить нечистой силе…

Услыхав о себе подобных, злодей в шафрановом мерзко осклабился и медленным, почти неуловимым движением потянул из-за пазухи длинный и широкий кинжал. В тот же миг Сумукдиар вывернул прислужнику Велеса руку, сжимавшую оружие, а Пушок, намотав на ладонь цепочку кистеня, огрел бандита по голове стальным шаром. Шафрановый, не успев ничего понять, обмяк, словно мешок отрубей, и друзья выволокли его на улицу, где сдали тепленького местным блюстителям порядка.

– Отродясь у нас не слыхивали о таких умыслах, – недоверчиво пробормотал, почесывая бороду, командир стражников. – Бойки, то есть драки, случаются, а чтоб волхва убить – никогда… И клинков таких я не видывал…

– Магрибское изделие, – пояснил Сумук. – Заколдованное лезвие. Летит на сто шагов, попадает без промаха. Эта головка пробивает насквозь стальную кольчугу.

Вокруг, как водится, собрались зеваки, пошли соболезнующие пересуды: за что, мол, пьяного мужичка замели, ну перебрал немного, с кем не случается… Ободренный поддержкой земляков стражник повысил голос на пришлых:

– И пошто я должен вам верить? Может, вы сами доброму человеку колдовской булат подсунули? Вот этот, чернявый – у него ж на лбу большими буквами написано, что из-за южных морей прибыл. А сам-то ты, часом, не магрибцем будешь?

Толпа загудела – вразнобой, но чувствовалось, что общее настроение складывается не в пользу чужаков. Сумукдиар медленно наливался озлоблением и был уже почти готов произнести какое-нибудь страшное заклинание – то ли превратить недоброжелателей в жаб, то ли материализовать устрашающее чудовище. По счастью, тут показался из церкви Светобор, облаченный в длинную белую мантию с множеством крупных застежек, широченными рукавами и звериными орнаментами на оплечье. Как и все волхвы, он был безбород и подчеркнуто невозмутим.

– Здравствуй, Агарей Сумукдиар, – проговорил он ласково, толпа присмирела. – Здравствуй, князь. Вовремя вы, братцы, вмешались. Еще чуть-чуть, и зверюга метнул бы в меня ту железяку.

– Допросить злодея надобно! – ретиво рявкнул командир стражей порядка. – Дозволь, владыко, в приказ Тайных Дел эту падаль доставить.

– Князю сообщить… – предложили из толпы.

– Князю я сам поведаю, – сказал Светобор. – А в приказе с ним не управятся: чтобы такого колдуна толком допросить, нужен волшебник или даже волхв… – Он поманил рукой молодого жреца из своей свиты. – Ступай с Ними, сынок, и помоги развязать язык вражине.

Бесчувственного бандита кинули на телегу и увезли, а Светобор, Пушок и Сумук направились к дворцу Бориса Туровского. Позади, отставая шага на три, шли ученики Великого Волхва. По дороге джадугяр рассказал о подобных же нападениях на Агафангела в Хастанском царстве и на него самого в Джангышлаке.

Светобор печально ответил, что про Агафангела он уже знает, и добавил, что сегодня утром два регента Велеса-Иблиса пытались заколоть магическими кинжалами Серапиона, главного волшебника Колхиды, но успеха не добились и покончили с собой. Потом он молча, одними мыслями, передал гирканцу, что им надо спокойно переговорить без свидетелей. Сумукдиар кивнул.

Дворцовая стража без вопросов пропустила Светобора и Саню, но агабека решительно завернули, ибо он в числе приглашенных не значился. Впрочем, вскоре на крыльце появился оповещенный Пушком князь Борис, повелевший открыть ворота и вдобавок отругавший караульных за то, что не слушаются самого Великого Волхва.

– Ты ж по дворянской табели тоже вроде князя, – добродушно гудел Борис, пока они поднимались на второй этаж, – стало быть, можешь участвовать в Вече. Пойдем ко мне, пока не начали, отметим встречу…

– Сегодня вам обоим понадобится свежая голова и трезвый рассудок, – мягко, но строго заметил ожидавший на лестничной площадке Светобор. – Сумук отдохнет часок в моих покоях.

Скорчив удивленную гримасу, Борис не без вызова в голосе осведомился, для какой радости ему быть сегодня рассудительным. Для самого себя он, по его словам, давным-давно все решил и решений своих менять не намерен: Туровскому княжеству опасность не грозит, а потому Туров не намерен отдаваться под ярмо Царедара. На это Светобор посоветовал ему поинтересоваться в приказе Тайных Дел насчет арестованного полчаса назад магрибского наемника.

Оставив растерянного Бориса наедине с его недоумениями, Великий Волхв провел джадугяра в свои палаты, велел младшим жрецам никого не пускать, указал Сумукдиару на резной стул и спросил жестким голосом:

– Ты все понимаешь в последних событиях?

Событий за эти дни случилось немало, но гирканец понял, о чем идет речь. Покачав головой, он признался:

– Не особенно. Могу лишь догадываться. По всей видимости, приспешники Перуна…

– Перуна, Макоши, Ярилы и Хорса, – уточнил Светобор. – Но ты продолжай…

– Вот, значит, как… – Сбившись с мысли, Сумук ненадолго замешкался. – Итак, группа магов, посвященных прежним богам, попыталась совокупным колдовским натиском изгнать Зло за пределы Среднего Мира, не используя при этом ни военной силы, ни внешних источников говве-а-джаду. Кроме того, они не пожелали согласовать свои планы с адептами Единого. И Силы Мрака сумели разрушить сеть чародейской паутины.

– И для тебя нет ничего непонятного? – настойчиво повторил Великий Волхв.

Поразмыслив, Сумукдиар ответил, что совершенно не ясно, за каким бесом полез в петлю Охрим Огарыш. Ведь кары перетрусивших удельных князьков должны были обрушиться в первую голову на волшебников, колдунов, ведунов и чародеев, но никак на воевод. Тем более что Охрим живет в Царедаре, где правит Ползун, который не будет вроде никого преследовать.

Снисходительно хмыкнув и дернув щекой, Светобор сказал раздраженно:

– Романтик ты… Слишком хорошо о людях думаешь. Эти полудурки вздумали осуществить свой замысел без нас, одним только чародейским штурмом, а когда мы все же попытались им посодействовать… – Он выругался. – Вместо того чтобы принять нашу помощь, они развернули Фронт борьбы против нас!

– Я почувствовал что-то в этом духе, – растерянно подтвердил Сумук. – Но думал, что мне почудилось. Я был уверен, что Силы Зла победили из-за несогласованности наших усилий.

– Какая уж тут несогласованность! Силы Зла никогда' не победили бы нас даже поодиночке! – яростно прорычал Светобор. – Но гады из Перунова воинства помогли слугам Велеса!.. А Охрим… Он изначально говорил, что колдуны без поддержки простых смертных не добьются победы, и предлагал подкрепить магический натиск рейдами армейских дружин. Если бы войска заблаговременно разгромили хоть часть капищ, где поклоняются темным божкам, то волшебство без помех довершило бы сие благое дело. Но жрецы Хорса и Ярилы отвергли предложенное им содружество, и тогда воевода Алберт – тоже дуб еще тот – заявил, что его латники не покинут казарм… И вовсе Охрим не вешался – его бесчувственного сунули в петлю регенты Велеса, но челядь успела вытащить старика из удавки.

Потрясенный коварством и глупостью тех, кого полагал естественными союзниками, гирканец не мог выговорить ни слова. Будущее, независимо от заверений Светоносного, рисовалось ему в самых мрачных красках… Печальные его раздумья были прерваны осторожным стуком в дверь. Голос из прихожей звучал робко:

– Владыко, приходили от князя, на Вече кличут…

– Идем, – со вздохом проговорил Великий Волхв. – Попробуем совершить чудо, ибо нам, и только нам, под силу убедить князей. Кто же сделает это, если не мы – на то ведь и даровано волшебное умение, чтобы творить чудеса.

– От нас требуется больше, чем простое чудо, – прошептал Агарей. – Я разуверился в успехе, владыко, но крест свой мы, безусловно, обязаны взгромоздить на Голгофу.

Неожиданно развеселившись, Светобор посоветовал молодому джадугяру поостеречься, чтобы на оном кресте его ненароком не распяли – вверх ногами. Потом снова сделался серьезным до угрюмости, и они второпях обменялись задумками: какой линии держаться на Вече. Ничего особенного придумать не сумели, только и оставалось, что терпеливо и напористо вразумлять колеблющихся и тех, кто не уверен в надобности заединства. О том же, чтобы переубедить явных недругов, и не вспоминали – пустое дело. Снова подсчитали силы: получалось поровну «раскольников» и «заединщиков», да еще человек девять, не примкнувших пока ни к тому, ни другому лагерю.

– Главная борьба пойдет, конечно, между Ефимбором и Ползуном? – почти уверенно предположил Сумук.

– Ползун – лапоть. – В голосе Великого Волхва явственно прозвучали пренебрежительные нотки. – Ему бы при сильном царе правой рукой быть… Драка будет между Древлеборском и Великой Будинией.

– О Господи, – выдохнул гирканец, хватаясь за голову. – Неужто в такое-то время они возобновят спор о первородстве?

– Возобновят, возобновят, обязательно возобновят, – мрачно заверил его Светобор. – Князья Будинии не хотят идти под длань Древлеборска и попытаются сплотить вокруг себя венедов и сколотов. Напомнят, что в древности именно Будиния была центром рысских племен. Правда, тут начнется неминуемая склока промеж Змиева и Тигрополя – кто-де из них главнее.

– Веромир показался мне умным человеком.

– Потому и не станет подчиняться Ефимбору… – Главный маг Белой Рыси взмахнул сжатым кулаком. – Ох, чует мое сердце, вскорости двинутся на Змиев древлеборские рати… А в спину соседям ударит войско Тигрополя!

Снова поторапливающий голос из-за двери. Охваченные тяжелыми предчувствиями, они вышли в коридор. Шагов на полдюжины впереди шагал вразвалочку кряжистый мужик, в котором Сумукдиар узнал Ивана Ползуна. Агабек впервые видел великого князя воочию, и магическое зрение открыло ему то, чего нельзя было разглядеть на лубках и портретах: Ползун имел слабое хварно оборотня. По всей видимости, Ваныиа был ведьмежаком, то есть умел превращаться в медведя.

Услышав за спиной шаги, Ползун резко обернулся, на его бесстрастно-унылом лице заиграла приветливая улыбка, обращенная к Великому Волхву. Затем взгляд царедарца переместился на заморского гостя, и серые глаза князя при виде незнакомца стали ледяными.

– Познакомься, Иван, это Агарей Хашбази Ганлы из Атарпадана, – поспешил успокоить его Светобор. – Непревзойденный знаток ратного чародейства.

С улыбкой, любезность которой казалась немыслимой для столь угрюмого человека, Ползун доброжелательно воскликнул: дескать, счастлив видеть прославленного мастера оружия магического поражения. Еще он добавил, хитренько подмигивая, что агабеку предстоит нынче немалое развлечение: будут рождаться и тут же разваливаться самые невероятные содружества ненормальных государств, могущественные властители народных судеб примутся рвать куски и займутся мелкой склокой, а кончится все – ничем. Никого, посетовал он, не тревожат подступившие к самому порогу враги, но все озабочены дележкой земель, власти, богатств…

Потом великий князь вернул взгляду суровость и осведомился очень жестким голосом:

– Пропустит ли Атарпадан, в случае надобности, царедарскую армию? Подумай на эту тему.

Вопрос больно уколол гирканца: речь не шла более о едином войске Великой Белой Рыси. Ползун явно собирался воевать с Ордой без Древлеборска и Будинии. Хватит ли силенок?

Они вошли в княжеские чертоги, где Сумукдиар увидел много хорошо знакомых лиц: князей Бориса, Веромира, Саню Пушка, Герослава, воевод Алберта, Охрима, Бравлина, Златогора. Здесь же сидел сарматский хан Сахадур-Мурза – повелитель самого многочисленного, богатого и драчливого племенного союза скифских степей.

Узнал гирканец и громадного дядьку с грубым отечным лицом беспробудного пьянчуги, на лбу которого слиплись давно не мытые пряди цвета прелой соломы, – это был древлеборский князь Ефимбор. Рядом с ним ерзал на жесткой скамье тощий старикашка с болезненными пятнами на лысине. Поразмыслив, Сумук предположил, что этот доходяга и есть прославленный алхимик Андис, якобы наваривший для Джуга-Шаха ту легендарную помесь огня и серы, посредством которой Единый бог покарал некогда Содом и Гоморру. Правда, злые языки поговаривали, будто смертоносное зелье принадлежало отнюдь не Господу, но Люциферу, который в прежние времена состоял в Божьем воинстве, а у Люцифера огненную серу умыкнул жутко известный Лазарь Потапыч – главарь лазутчиков и катов при Джуга-Шахе, сам родом из предгорного саспирского города Мерхеули…

Приглашенные владыки с нарочитой медлительностью, как бы подчеркивая собственную значимость, не позволяющую им спешить, занимали места за длинным столом. Чувствовалось, что чрезмерное самомнение князей имеет известные – причем всем известные – пределы: каждый садился, придерживаясь некой неписаной табели о рангах.

Скамья во главе стола так и осталась пустой. Места ошую и одесную от головного заняли, сидя лицом к лицу, Ползун и Ефимбор. По правую руку от царедарского князя сидели Светобор, Охрим, Пушок, незнакомый Сумуку старик, затем Алберт, сын Громарда, затем Веромир и другие, кого гирканец видел впервые. Слева от древлеборского вождя раскольников разместились его сторонники, среди которых Агарей увидел Бравлина и Герослава с Андисом. Златогор мягко потянул друга за рукав, усадил рядом с собой на стоявшую у стены лавку.

– Пролез все-таки на Вече, – прошипел воевода не очень-то любезно. – Сиди тут и помалкивай.

Фыркнув, Сумукдиар тут же спросил:

– Кто это – между Пушком и Албертом?

– Добровлад, князь Славомира… Тише, не мешай. Понемногу сам всех узнаешь.

Борис Туровский громоздко опустился на главную скамью, проговорив при этом:

– Верховного жреца Перуна мы, думаю, не скоро увидим, а других звать несподручно. Позвольте, братья, мне самому вести сегодняшнее Вече… Вопросов обсудить предстоит немало, но главный, понятное дело, один – Орда напирает…

– Давай по порядку, понимаш… – невнятно, словно рот был полон каши, прорычал Ефимбор.

– Твоя правда, – ласково улыбаясь, сказал слащавым тоном Ползун. – Хлебушко-то кушать каждому хотца, а как пшеничку сеять да убирать – так все по кустам ховаются. О торговлишке надобно договориться, о пошлинах порубежных.

– То-то! Иначе получается, как в поговорке, – брякнул несдержанный на язычище Пушок. – Дружба дружбой, а ляжки – врозь!

Дела торговые обсуждали недолго и скоро договорились, раздоров почти не возникало. Постепенно освоившись и выяснив имена приехавших на Вече – почти обо всех он слыхал и прежде, – Сумукдиар теперь оценивал рысских князей не по внешности, прозвищам или древности рода, но по реальной силе их дружин. Например, Иван Ползун – 60 тысяч пехоты, 40 тысяч конницы, 100 драконов, 200 боевых мамонтов… Похоже, остальные считали точно так же, потому-то, скажем, Микола Старицкий, с его двухтысячным войском и дюжиной мамонтов, сидел за столом последним и слова ни разу не получил.

Наконец писарь составил обговоренную грамоту насчет пограничных пошлин, и бумагапошла вкруг стола, чтобы каждый властитель приложил в требуемом месте свою печать. Некоторые – которые были обучены грамоте – еще и ставили подпись. Приняв заверенный всеми документ, Борис Туровский заговорил о самом главном:

– Последний по порядку, но первый по важности вопрос… Как будем драться с Тангри-Ханом – каждый сам по себе или все сообща?

– А какого, понимашь, хрена с ним воевать? – сделав недоуменное лицо, промямлил Ефимбор. – Орда стоит за Гирканом-морем, нас не трогает, кажись…

– К осени сюэни отдохнут, восстановят силы, раздавят Бикестан… – начал Охрим.

Герослав хихикнул:

– Вот и ладно. Нехай эти чернозадые дикари режут друг дружку, сколько влезет. Не будут теперича возить на Рысь свои товары, у наших купчишек хлеб отбирать.

Укоризненно покачивая сединами, Великий Волхв принялся растолковывать: Орда наступает методично, порабощая одну за другой все земли, что лежат на пути, и нет никаких признаков, что Бикестан окажется последней добычей. Когда сюэни захватят все Загирканье, у них будет две дороги для дальнейшего наступления: либо вдоль южного гирканского побережья, то есть через Парфию, Месопотамию, Средиморье и дальше – на Рысь, либо в обход Гиркана с севера, то бишь сразу на Рысь. В таком случае первыми под удар Орды попадут Великая Будиния и Волчьегорск.

– У сюэней свыше трехсот тысяч воинов, – убеждал Светобор, – и поодиночке княжествам не отбиться.

Пушок запальчиво добавил: дескать, надо загодя готовиться к битве, разворачивать и вооружать большое войско, создать общее командование, продумать стратегию и тактику, запастись магическим оружием…

– Не возьму я никак в толк: зачем единая армия, от кого вы обороняться собрались? – Громко рыгнув, Ефимбор хрустко зевнул во всю пасть. – Все это пустые бредни, никто нам не угрожает. Ну покажите мне страну, которая заявляла бы, что собирается на нас нападать. Нет такой страны! Магриб чуть не кажный месяц шлет ко мне послов с мирными вестями, Тангри-Хан тоже не раз свое почтение изъявлял и клялся в вечной дружбе… Не про горы бесполезного оружия надлежит думать, но про то, как Рысь обустроить – разумно обустроить, по примеру культурных… – он снова рыгнул, – …королевств, вроде того же Магриба либо Готтского курфюрства. Хватит нам военных авантюр, от Бактрийского похода еще не оклемались.

Неприязненно уставясь на Охрима и Светобора, заговорил горбоносый и темнобородый Чорносвит Тигропольский, князь из Великой Будинии, давний недруг и соперник Веромира. Все прекрасно знали, что предки Чор-носвита служили в охранных отрядах магрибских оккупантов, и потому он люто ненавидит рыссов, которые переломили хребет Магрибу в прошлой великой войне.

– Неча стращать меня натиском Орды! – прошипел Чорносвит. – Я Тангри-Хана не боюсь.

При первых же звуках его голоса Сумук машинально отметил: 15 тысяч пехоты, 10 тысяч кавалерии, 40 драконов, 20 мамонтов. Одновременно подозрительный гирканец сделал зарубку на память: «Не иначе как снова снюхался с магрибцами – потому и уверен, что сюэни Тигрополь не тронут!»

А древлеборский князь, благосклонно покивав будинийскому приспешнику, продолжал:

– Так что не требуется нам единого царства с большим войском. И все бредни на этот счет нужны лишь сколотским выскочкам, кои рвутся затоптать нашу вольность, дабы указывать потом: кому сколько зерна сеять и с какой стороны смердов пороть. Сами знаем, чего нам делать, без советчиков обойдемся. Кажный удел должон своим разумением жить. А не то опомниться не успеешь – воссядет на трон новый Джуга-Шах и посыплются под плаху безвинные головушки.

– Откуда же нынче Джуга-Шаху взяться? – усмехнулся Веромир. – Такие громадины раз в тысячу лет миру являются. Ты уж сам, гляжу, нас пугать вздумал… Нет, ты ответь, не отмахивайся – кто тираном стать могет? Аж до самого горизонта не видать никого, кто способен был подобное сотворить!

Ефимбор пренебрежительно отмахнулся. Прочие зашушукались, а Сергей Владиградский – три тысячи сабель и два дракона – тихонько подластился:

– И еще воеводам большая рать желанна. Снова примутся колдовских зверюг разводить, на военные галеры уйму леса изведут…

– Верно, – поддержал его кто-то. – На фига нам флот!

– Молчал бы, дурень малохольный, – загудели другие, чьи княжества возле морских берегов раскинулись. – Без флота и армии державе не жить, соседи уважать не станут… Пока не будет у нас сильного флота, не сможем безбоязненно по морям торговать.

– Нужен, поймите, позарез нам нужен сильный флот, – устало, но терпеливо изрек Охрим Огарыш. – И выход к теплым морям нужен, как при старых царях. Без морских портов дюже страдает торговля, и умный враг без труда может нас удушить… Есть хитрая мыслишка: строить большие ладьи, с которых могли бы взлетать тяжелые боевые драконы.

После таких слов Ефимбор просто взбесился и завопил, раздувая жилы на побагровевшей вые:

– Незачем деньгу нам на ерунду транжирить! Ежели такие ладьи у Магриба имеются, так оно вовсе не значит, что мы должны слепо обезьянничать!

Умильно улыбаясь, Ваныиа Ползун пропел, придав голосу нарочитую до приторности медовенькую приветливость:

– Обожди, друже, чего ты галдишь без умолку, другим слова молвить не даешь. Сам же завсегда толковал: мол, жить нам следует разумно и культурно, как в Магрибе. Вот давай хоть здесь мы поступим подобно разлюбезным твоим магрибцам: единую державу построим, единую армию создадим, сильный флот морской с кораблями-драконовозками.

– Вот то-то! – поддержал его Пушок. – И походы ратные, коли потребуется, учинять станем по примеру того же Магриба – никого не стесняясь. А то они, глянь-ка, чуть чего не по-ихнему – враз Орду на приступ посылают. И никак не могу я уразуметь: отчего это ты все наши походы хаешь худым словом, а всем ихним завоеваниям беспременно хвальбу творишь.

Не зная, что отвечать и как извернуться, Ефимбор натужно раскашлялся. На подмогу хозяину поспешил доходяга-алхимик Андис. Бессильно подергивая пятнистой лысиной, старикашка затянул своим дрожащим от дряхлости алевшим голоском какую-то невразумительную околесицу в том духе, что, мол, магрибцы – люди культурные, стало быть, зазря воевать не станут. Ежели магрибцы либо их подручные вроде того же Тангри-Хана истребили пару-другую сотенку тысчонок алпамышских дикарей, то, несомненно, имели на то веские основания и полное моральное право. А рыссам, народу-люмпену, воевать не дозволено, а надлежит беспрекословно повиноваться повелениям высшей расы. Магриб, блеял впавший в маразм Андис, воюет и убивает исключительно из миролюбия, а также во имя свободы и прогресса.

Выслушав его с брезгливой усмешкой, прямодушный, словно атакующий мамонт, Охрим сказал:

– Тоже мне миролюбец отыскался… Вспомни, как сам для Джуга-Шаха, пупок надрывая, огненную серу колдовал. Небось не алпамышей, а твоих друзей-магрибцев государь-батюшка той серой поливать собирался. Не мучит тебя совесть, что страшное оружие создавал людям на погибель, тирану на забаву?

– Ничего меня не мучит, никакая совесть, – даже оскорбился великий гуманист. – С чего бы?

– За отсутствием оной, – меланхолично вставил Све-тобор.

– Во-во, – осклабился Саня. – Вот то-то.

Мягкосердечный Борис Туровский заметил примирительным тоном:

– Так то ж для Джуги… Этому средиморцу все служили истово – верой и правдой. Кто за страх, но больше за совесть.

Пушок уже начал раздвигать щель в бороде, чтобы произнести сакраментальное «то-то», но молодого князя опередил предводитель раскольников.

– Слыхали?! – возликовал Ефимбор. – Они ж прям-таки мечтают посадить нас под хомут нового деспота. Самим-то слабо: ведь среди нас, рыссов, настоящего кровавого тирана не найти, – так они небось опять какого-нибудь варвара подыщут. Саспир Рысью уже правил – вспомнить жутко, а теперь вот сармата привезли, в углу тут припрятали.

И он широким жестом простер длань в сторону Су-мукдиара. Агабек скривил губы в печальной ухмылке: этот спившийся венедский боров не видел разницы между южанами. Все южные племена: и гирканцы, и мидийцы, и качкыны, и саспиры, и хастанцы, и скифы, и парфяне, и хозары с аланами – были для него просто «сарматами»… Между тем воевода Бравлин, сын Хаскульда (1200 тяжело вооруженных рыцарей-берсерков варяжской пехоты), счел момент подходящим, чтобы сказать свое веское слово. Надменно вскинув квадратный подбородок, он пробрюзжал:

– В самом деле, уважаемые ярлы, среди нас есть находиться незнакомец. Кто дозволить ему быть присутствовать?

– Я дозволил, великий воин, – ответил Ползун не без издевки, которую адресат, впрочем, не заметил. – Насколько нам ведомо, Агарей Хашбази – знатнейший ведун Средиморья, в прошлом служил в армии Великой Белой Рыси, а его предки во времена парфянского владычества были султанами Северной Гиркании. И знатность происхождения, и древность рода, и нынешний титул дают ему полное право присутствовать на Вече.

Такое представление несколько покоробило СумукдиарааРа: он был отнюдь не ведуном, но джадугяром, что в рысской магической иерархии соответствовало рангу волхва, означавшему высшую степень чародейского могущества, на три ступени выше простого ведуна. Впрочем, на остальных князей, ярлов и воевод слова Ползуна подействовали сильнейшим образом, и никто не заикнулся: мол, нечего чужестранцу здесь делать. Только Ефимбор проворчал, не скрывая неприязни:

– Как же, слыхали о таком… Кровавый Палач Шай-танда – сколько он там мирного люду погубил. Своих и чужих.

– Случается, не вредно кровушку-то черную выпустить, – все так же ласково пропел великий князь Царедара.

Реплика Ефимбора возмутила гирканца, и он, не сдержавшись, выкрикнул, не обращая внимания на шиканье Златогора:

– С каких это пор магрибские наймиты стали тебе «своими»? А если для тебя с Чорносвитом они, может, и «свои», то для нас – средиморцев, рыссов, сарматов – они лютыми врагами были.

Неожиданно его поддержал Сахадур-Мурза, который командовал в Бактрии туменом, стоявшим на перевале Шаланг. Темпераментный степняк вскричал запальчиво:

– Лжет собака, Ефимбор, как всегда! Моя там был, моя хорошо знает: Ганлы-Паша не убивал мирный человека, Ганлы-Паша резал только демонов, из Тартара извергнутых!

– И хорошо убивал, – горделиво подтвердил Агарей. – Надолго меня нечисть запомнила – даже сегодня вспоминает, как видите…

Неприкрытое оскорбление больно задело Ефимбора, его испитое лицо вновь налилось густой краснотой – еще чуток, и лопнет, как перезрелый помидор. Предупреждая нежелательную стычку («бойку», как говорили в Турове), князь Борис похлопал ладонью по столу и сказал, сделав ужасно строгое лицо:

– Не кипятись, парень, ты же не самовар. И ты, Сахадур, тоже успокойся. Никто в эту брехню, конечно, не верит, будто в Бактрии наши войска своих убивали.

– Брехня?! – Андис аж подпрыгнул. – У меня на сей счет почти точные сведения имеются.

– Брехня! – спокойно и веско процедил, сохраняя невозмутимость, Алберт, сын Громарда. – Грязная ложь.

Авторитет этого прославленного рыцаря был столь непререкаемым, что даже ополоумевший старикашка предпочел заткнуться. Поблагодарив воеводу Алберта коротким кивком, Борис продолжил:

– Никто в эту брехню не верит! Только, Сумукдиар, ты ведь в самом деле там немало народу ихнего положил, а не одних только ифритов и дэвов. Неужто нельзя было помягче?

Пожав плечами, джадугяр произнес равнодушно, поскольку для него тут проблемы не было:

– Чтобы убить Зло, приходится убивать его носителей, даже случайных. – Он опять криво ухмыльнулся. – Что поделать, если не слишком справедливо устроен даже мир – чего же тогда говорить о войне!

Ползун удивленно и весело поглядел на него, будто собирался о чем-то спросить, но промолчал. А вот Герослав – тот высказался. Буквально прошипел со злобой:

– Хорош звереныш… А кто-то, кажись, давеча успокаивал нас: нету, дескать, вокруг претендентов на роль Джуга-Шаха. Нет, не оскудела талантами земля Средиморская, плодоносить еще способно чрево, которое вынашивало гадов…

– Сам такой, – сообщил старику Пушок и уточнил: – Чучело облезлое, козел рогатый. Вот ухвачу за бороду…

И разгорелась свара – из тех, о которых рядовые рыссы и жители окрестных стран знали только понаслышке. Разом припомнив былые обиды, нанесенные в стародавние времена неведомыми пращурами, князья ринулись, уподобившись деревенским смердам, стенка на стенку. При этом солидные государственные мужи с упоением придумывали заковыристые оскорбления. В такой словесной битве наиболее вескими доводами почитались упоминания о худородстве происхождения, равно как ссылки на запечатленные летописцами многочисленные супружеские измены прародительниц, безбожно грешивших и в массовом порядке приживавших детей от соседей, дворовой челяди, проезжих скоморохов, а то и вовсе от неведомо какой дряни…

Когда накал перебранки приблизился к рубежу, за которым неизбежно должна была последовать рукопашная, а то и поножовщина, соблаговолил вмешаться Великий Волхв. Ветвистая молния, ударившая под потолок с растопыренной пятерни Светобора, озарила терем призрачным голубым сиянием и враз утихомирила бузотеров. Насупленно пыхтя и обмениваясь злобными взглядами, князья поспешно расселись по местам.

– Ну вот что, братишки, – по лексике Ползуна чувствовалось, что в молодости он служил на флоте, – мы тут немного отвлеклись, а Бравлин-то добрую мыслю подал. Пускай гирканский парнишечка поведает, как ему видятся наши основные задачи на данном этапе развития. Порою с чужой-то колокольни лучше видать…

Возражающих не нашлось – все были слишком злы, чтобы спорить, – и Сумукдиар подошел к большому столу, став на пустое место напротив Бориса Туровского. Он не собирался выступать на Вече и. теперь торопливо размышлял, с чего начать и как поубедительнее преподнести свои соображения.

Еще он подумал, что великий князь Иван не так прост, как полагают многие, и во всяком случае на голову умнее и дальновиднее большинства присутствующих. А если характером и волей не крепок, так это не каждому дано и не с каждого требовать следует. В эти минуты ему померещилось даже, что Ползун чем-то напоминает удава-полоза, который не всегда решается атаковать сильнейшего противника, но и жалить ядом исподтишка не способен, хотя при случае запросто может удушить чрезмерным дружелюбием стальных объятий…

– Высокочтимые вожди, да продлит Повелитель ваши годы! Сограждане по великому царству Белой Рыси, отцы и братья, к вам обращаюсь я, друзья мои! – заговорил Сумукдиар, поневоле перефразируя известную речь своего кумира. – Всех нас сегодня, в каком бы государстве мы ни жили, должна сплотить общая угроза. Отразить нашествие Орды возможно лишь титаническим совместным усилием. Только объединив разрозненные дружины в могучее войско, должным образом вооруженное да воодушевленное общим помыслом, сумеем мы разгромить наймитов Магриба, отбросим врага в породившие его пустыни, а затем, если удастся, сможем выжечь каленым железом, огнем и серой поганое логовище. И я уверен, что Вече примет решение, во исполнение коего на поле брани встанут рядом в дружбе и согласии полки рыссов, средиморцев, сарматов, хозар, а также народов, живущих на другом берегу Гиркана…

Его прервал Бравлин, сказавший с лязгающим варяжским акцентом:

– Какой же мы можем быть единый? Мы есть разный, вы есть разный. Вы есть хотеть воевать, мы есть мирный.

– Не такие уж мы разные, – возразил Сумук. – Рыссы отсчитывают историю от племенного клана Рыси. Мы – потомки парфян, или парсов, ведем свой род от племен Барса. Даже тем, кто не искушен в геральдике, нетрудно сообразить, что Барс и Рысь – родственные тотемы. Стало быть, и мы, и вы происходим от единого корня – древних арийских народов, обитавших в предгорьях на границе Хиндустана и Парфии…

Все варяги, сидевшие в зале, одинаково поморщились. Любые упоминания о древности происхождения иных племен эти северяне всегда воспринимали очень болезненно. Странное дело для народа, все ярлы которого тянут свой Род аж от самого Одина.

Помрачневший Бравлин, сын Хаскульда, сказал, напыжившись, кривя тонкие губы и гораздо сильнее – видать, от волнения или умственной перегрузки – коверкая слова:

– Я не есть толковать про разный кровь, кровь может быть одинаковый. Но ваш Средиморье не есть мир и дружба, ваш Средиморье есть охвачен междоусобищем, как много пьяный викинг.

– Именно, именно, – обрадованно заблеял Андис. – Вы бы сначала сами помирились, а потом уж нас звали к единству!

– Да поймите же, гиппопотамы вы толстокожие, – чуть не взвыл Сумукдиар. – Народы наши заколдованы. Злые чары, наложенные магрибскими магами, помутили рассудок даже самым добрым людям, эти чары толкают на резню, грабеж и насилие. Если снять проклятые чары, то снова – пусть не сразу – наладится мирная жизнь, вернется дружба промеж всеми племенами.

Скептически усмехаясь, вернулся в разговор поникший было Ефимбор:

– Так уж-таки и помиритесь? Ой ли! Когда ж это было, понимашь, чтоб ваши, средиморцы – с чарами или без оных – жили в мире и согласии?

– Да-да, отродясь они не дружили, атарпаданцы всегда убивали хастанцев, – поспешил наябедничать Андис, жена которого – хастанка из-под Царедара – была типичной кликушей и всячески подзуживала впавшего в маразм старика. – Нет, не будут они дружить, опять передерутся.

С трудом сдерживаясь, чтобы не превратить алхимика в кучку дерьма, гирканец заверил Вече, что в действительности дела обстоят как раз наоборот – в прежние времена средиморские народы не враждовали. Заявление это, подтвержденное историческими примерами, князья встретили недоверчиво. Нахмурив брови, Борис осведомился:

– Говоришь, были времена, что сыны ваших племен достигали согласия, а тем паче сражались плечом к плечу?

– Сколько угодно. Мы вместе оборонялись против арабистанских и хозарских нашествий, вместе бились под красными знаменами повстанческой армии Парпага, вместе пошли под крыло ярла Асвильда. А уж при Джуга-Шахе и вовсе не знали у нас вражды.

«Посмел бы кто при Лазаре Потапыче свару сеять», – подумал он.

– Обожди, сынок, все это в далеком прошлом, – грустно вздохнул Ползун. – А сегодня чего творится – небось лучше меня знаешь. Где ваша былая дружба?

– Справимся, дайте срок, – срываясь на злобное рычание, ответил Агарей. – Клянусь, я разобьюсь в лепешку, но разорву злые чары проклятых колдунов Магриба!

О, как понимал он в эту минуту кровавое неистовство Джуги! Ведь и последний царь Белой Рыси, как сейчас Сумукдиар, остался по существу один среди людей, может быть, честных и неглупых, но не умеющих или не желающих глядеть дальше своего курятника. О вождь несчастливый, суров был жребий твой!.. Что поделать, если самые четкие и убедительные доводы, самые разумные предостережения о неминуемых опасностях бессильно отскакивают от упрямого непонимания замшелых недоумков? А ведь бывают дела, когда промедление смерти подобно – как сейчас, например. И пришлось великому правителю проявить сверхъестественную свирепость, чтобы поворотить на путь истинный упиравшихся адептов расчленения державы на беспомощные лоскутки удельных владений.

А вот он, Сумукдиар Хашбази Ганлы, лишен сегодня этого крайнего, но верного средства вразумления непонятливых… Что же сделать, чтобы растолковать этим самолюбцам, какая судьба ожидает не только их народы, но и самих князей, ежели не возвысятся они над прадедовским заветом: мол, моя хата с краю? Да и возможно ли вообще переубедить их, если они откровенно не желают заставить себя пошевелить мозгами?!

Возможно, понял вдруг Сумукдиар. Имелось такое средство – пусть не слишком надежное, но убедительнее этого ничего быть не могло. Лишь бы только получилось, а там они поймут. Даже они должны понять, если остается у них под шапками хоть капля соображения!

– Могу предложить вам безошибочную проверку, – сказал джадугяр напряженным от волнения голосом. – Многие знают, что я способен задавать вопросы своему Двойнику, живущему в потустороннем мире Теней.

Он объяснил удивленным князьям, что события в нашем и соседнем Мирах развиваются примерно одинаково, то есть и там, за гранью Реальности, тоже наверняка была похожая ситуация. Если вызвать Двойника, он поведает, как решали сходные проблемы его предки и что из этого получилось.

Недоверчиво поджав губы и безжалостно комкая пятерней бороду, хозяин терема сказал задумчиво:

– Много ли нам радости с того, ежели тебе в самом деле явятся какие-то картины? Сможем ли мы проверить, правду ты нам потом расскажешь али придумаешь удобную тебе сказочку?

– Вы увидите все, что привидится агабеку Хашбази, – заверил Светобор. – Я открою вам его мысли. Мне-то вы, надеюсь, еще доверяете?

Князья и воеводы явно пребывали в замешательстве, не зная, чего бы им решить. Наконец Веромир, отчаянно махнув рукой, сказал тихо: «Ну, с богом!» Остальные тоже– многие, конечно, без охоты – согласились.

Закрыв глаза и слух, Сумукдиар привычно окружил себя сферой джамана, отсекающей узы, что связывали его со Средним Миром. Освободившийся разум джадугяра легко скользил по недоступным пониманию лабиринтам Вселенной, подбираясь к обиталищу Теней. Всякий раз, обращаясь за подмогой к сверхъестественным силам, волшебники вынуждены отдавать взамен часть собственной жизни, но сейчас Сумук не думал об этом, ибо приноровился подкреплять свое говве-а-джаду из потоков магической энергии, которые пронизывали субстанцию, разделявшую Миры.

Он напряг усилия: где-то поблизости пульсировала до боли знакомая сфера духовной эманации – значит, совсем рядом работал разум Двойника. Еще несколько мгновений, последние манипуляции волшебства – и оба сознания соединились. Сумукдиар снова воспринимал потусторонний мир глазами своего Двойника, не переставая дивиться извращенной невероятности этого места.

Двойник спускался в подземелье. Точнее – не спускался, но его увлекала вниз движущаяся лестница. На мраморных стенах светились немыслимо яркие фонари, а вокруг стояли странно одетые люди, причем женщины здесь почему-то носили нелепые платья, непристойно оголявшие ноги намного выше колен, но тщательно прикрывавшие грудь. Двойник сошел с лестницы, шагнул в проход между светящимися колоннами, и в тот же миг из темного тоннеля вырвалось чудовище, на лбу которого сверкали два огненных глаза. На голубом боку кошмарной твари распахнулись двери. Двойник вошел внутрь, где, на удивление Сумука, было светло и уютно, как в горнице. Толкнув кого-то, Двойник машинально извинился, сел на удобную мягкую скамью, обтянутую кожаным чехлом, и приготовился читать книгу. Не в силах более смотреть на безобразно непривычные картины окружающего, Сумукдиар поспешил направить мысли своей Тени в желанное русло, и перед его внутренним взором развернулись события давнего прошлого потустороннего мира…

…Из-за пустынь и степей, лежавших далеко за великой рекой, темным облаком надвинулось на Отчизну пращуров несметное войско кочевых племен, ведомых безжалостным полководцем. Завоеватели уже прошли полсвета, предавая огню попадавшие у них на пути цветущие страны, истребляя целые народы и перепахивая поля под посевы ячменя для своих кривоногих низкорослых коней. Вот уже Орда вырвалась на простор южных равнин, и навстречу захватчикам выступили дружины близлежащих княжеств.

Защитники Отечества заметно превосходили числом завоевателей, однако каждый князь управлял своей дружиной по собственному разумению. Зачастую удельные владыки заботились не столько о разгроме врага, сколько о том, как бы подставить под неприятельский удар ненавистного единокровного соседа. Ордынцы же, четко выполняя приказы единого главнокомандующего, умело использовали ошибки, медлительность, неопытность и разобщенность оборонявшихся, а потому быстро и без труда разгромили все дружины поодиночке. А затем торжествующие завоеватели, жестоко надругавшись, подвергли мучительной казни побежденных горе-вояк. И вся огромная страна на долгие столетия загремела под ярмо чужеземных варваров.

Сумукдиар открыл глаза и рухнул, утомленный, на лавку. Златогор торопливо подал ему кубок с прохладным освежающим напитком, и джадугяр одним глотком опрокинул в себя шипучую пузырящуюся жидкость. Вече подавленно молчало, переваривая увиденный ужас. Наконец Герослав промямлил очень неуверенно, запинаясь и не поднимая глаз:

– Ну и что же отсыдыва следует?

– Да ни хрена особенного, – ответил, посмеиваясь, Пушок. – Всего-навсего: ежели не объединим силы наших вотчин, то неминуемо будем биты и порабощены. В единстве – сила, в силе – истина.

Чорносвит огрызнулся:

– Ты еще докажи, что Орда нам угрожает.

К его громыхающему голосу прибавилось старческое дребезжание Андиса:

– И докажи, что сюэней направляет Магриб!

Ничего не могло быть проще. Сумукдиар приготовился изложить в неотразимо логичной последовательности отшлифованный за последний год набор доказательств, но ему не дали сказать. Неожиданно для многих в спор вступил, отбросив обычную невозмутимость, Борис Туровский:

– Это я вам в два счета докажу. Сегодня в храме задержан наемник, злоумысливший убить во время церковной службы Великого Волхва Светобора. Мои хлопцы допросили злодея со всем, каким возможно… хм-хм… беспристрастием. Установлено, что негодяй давно спутался с магрибскими колдунами, и еще он сознался, что вчера получил приказ убить как можно больше людей из списка: Светобора, Пушка, Ползуна, Охрима, Алберта, Веромира. По его словам, гонец, передавший приказ, объяснял: убить их надо, чтобы не допустить единения наших княжеств супротив Тангри-Хана.

– Ну и что? – сделал непонимающее лицо Ефимбор. – Говоришь, магрибцы хочут подсобить сюэням – так что с того? Мало ли кто и кому помогает… Да, конечно, мирные добросердечные магрибцы побаиваются могущества Белой Рыси, ведь мы накопили несметные стада драконов и мамонтов, потому-то страны Магриба нам и гадят исподтишка… – Он почувствовал, видать, что сболтнул очередную глупость, и резко поменял тему: – Надобно договориться с ними по-доброму и поскорее ликвидировать наше оружие магического поражения – тогда и бояться нас никто не будет.

– Только наше оружие уничтожить? – распаленно переспросил Пушок. – А ихнее?

– А какое наше дело до ихнего оружия? – вскричал Андис– Нехай плодят себе дракошек, сколько им угодно– нам от этого ни тепла, ни холода…

Дрожащим от переполнявшего его безудержного гнева голосом, то и дело порываясь схватиться за меч, Саня произнес слова, похожие на обвинение:

– Предлагать одностороннее разоружение, когда враг стоит на пороге, может только изменник!

А воевода Алберт задумчиво проговорил: почему, мол, Магрибцы поручили своему лазутчику ликвидировать всех видных рысских князей, – исключив лишь Ефимбора и Чорносвита? Уж не прочит ли Магриб одного из них царем Рыси, а другого – королем над Будинией?

В ответ Ефимбор завизжал тонким, почти бабьим голосом – так кричат обычно пойманные за руку мелкие базарные воришки. Разобрать слова было непросто, но смысл понятен: дескать, за такие оскорбления положено платить кровью.

– Чью кровушку имеешь в виду? – ласково осведомился Ползун, выхватывая из-под стола топор с широким и тяжелым лезвием. – Ежели твою собственную, так могу устроить по старой дружбе.

Все разом повскакивали с мест, засверкали клинки, опять посыпались ругательные слова. Только дубовые доски стола в три локтя шириной разделяли ожесточившихся врагов. Перебранка вновь грозила перерасти в потасовку, поэтому рассудительный Борис, разряжая накал страстей, провозгласил:

– Горячи вы больно, пора остудить пыл… Златогор, ты славишься как бард – спой нам что-нибудь под настроение.

Молодой воевода охотно ударил по струнам. В наступившем подобии тишины и спокойствия мятежно зазвучали рифмы его новой песни:

Оборвав струны на последнем аккорде, Златогор отложил инструмент и, не поклонившись, сел на прежнее место возле гирканца. Публика песню восприняла неоднозначно: некоторые бурно восторгались, Пушок, Сумук, Алберт и Веромир в том числе, тогда как другие, не таясь, морщились, но вслух недовольства выражать не осмеливались.

После этого перерыва правители уделов вернулись к вопросу о возможной войне, но разговор клеился вяло: Ефимбор и его раскольничье охвостье откровенно не желали выбирать царя – даже на время столь опасного и угрожаемого положения. Пушок и Охрим кипятились, требуя решить вопрос безотлагательно, а Веромир, Борис и Алберт чего-то выжидали, явно намереваясь присоединиться к стороне, которая победит в споре. Поскольку оба великих князя – главные претенденты на трон – больше отмалчивались, в перепалке участвовали только второстепенные персонажи.

По исчерпании чисто логических аргументов пошла в Дело народная мудрость:

– Царский скипетр – палка о двух концах… Близ Царя – близ смерти… Супротив грозного царя и слова не Молвишь… Царево око видит далеко… Перво-наперво царь острог правит, потом уж – молитву…

Таким отвечали другими присловьями:

– Крепка рать воеводою, а держава – добрым царем… Царство разделится – скоро погибнет… Междуцарствие стократ хуже грозного царствия.

Конец пустой болтовне положил Иван Царедарский, он же Ползун, неожиданно для всех заявивший:

– Лады, братишки, нечего сейчас горячку пороть. Вот полезут поганые в новое наступление – тогда и придумаем, что дальше нам делать.

Ефимбор тут же поддержал своего давнего соперника – случай за последнее десятилетие невиданный. На том Вече и закончилось. Гости, враждебно распрощавшись, расходились по караван-сараям, то есть, как здесь говорили, постоялым дворам. Сумукдиар тоже собрался было в дорогу, но уже в сенях его перехватил Златогор, шепнувший:

– Задержись. Вече только начинается.

Такое известие по меньшей мере интриговало, и гирканец взбежал по лестнице вслед за другом. Ему очень хотелось попросить перед продолжением разговора короткую отсрочку, чтобы перекусить, но, как вскоре выяснилось, хозяин обо всем позаботился.

Изнуренных пятичасовыми дебатами гостей препроводили в трапезную, где Сумук, уже ничему не удивляясь, увидел всех заединщиков. Сразу после гирканского агабека робко вошел в палату и попросил дозволения присутствовать молодой князь Микола.

– Садись, – махнул ему Борис и велел слугам: – Налейте вина агабеку Хашбази Ганлы и князю Старицкому.

Некоторое время все ели-пили молча, стремясь поскорее утолить зверский голод опосля долгих и бесплодных словопрений. Наконец Пушок, решительно отодвинув позолоченную миску, полную небрежно обглоданных костей, пристально посмотрел на Ползуна и проговорил сердито и непочтительно:

– Ну что ж ты, старый, так быстро сдался? Нельзя, в самом деле, быть такой манной кашей.

Кинув на белоярца смешливый взгляд исподлобья, Ползун аккуратно положил на стол расписную деревянную ложку, обвел приглашенных изучающим взглядом, после чего произнес:

– А какой был смысл толковать с этими злыднями? Ясно ведь, как божий день: часть из них продалась Магрибу, другие – из глупости к Ефимбору в подпевалы попались. Лучше уж мы между собой погутарим, без лишних ушей… И на войне без них управимся – чай, хватит солдатиков в Царедаре, Белоярске и Змиеве.

– И в Турове, – твердо добавил Борис.

Задумчиво склонив голову, Великий Волхв признал, что Ваньша дело молвит, и предложил воеводам высказывать соображения насчет грядущей войны. Охрим начертил на карте возможные маршруты ордынского нашествия, подсчитал соотношение сил, которое получалось неудобным для Рыси. Вся Белая Рысь могла бы выставить рать, почти равную числом войску Тангри, однако без древлеборских, тигропольских и волчьегорских дружин рыссы уступали неприятелю раза в полтора.

– Герослав одумается и присоединится к нам, – почти убежденно сказал Добровлад Славомирский. – Он старик неглупый.

– Не забывайте и о сарматах, – добавил Алберт. – Ежели перетянем Сахадура на свою сторону, так силы и уравняются.

– Ежели перетянем, – Охрим подчеркнул интонацией свои сомнения в дружелюбии сарматского хана, – тогда может быть… Да и вообще – у него тридцать тысяч конницы, но пехоты вовсе нет.

– Сахадур-Мурза будет с нами, его-то уговорим, – проворчал Ползун. – Только все равно маловато силенок получается. Вот если бы еще Средиморье сплотилось да присоединило к нам свои гвардейские полки – сразу бы жить стало веселей. И лучше.

– Агабек обещает… – напомнил Пушок.

Веромир пошутил: мол, Агарей Сумук, конечно, добрый хлопец, но все же Агарей – это еще не эмир.

– Я попытаюсь… – потянулся встать Сумукдиар.

– Сиди уж, волшебник. – Светобор тяжело вздохнул. – Помирить и объединить страны, лежащие за Гирдыманскими горами, необходимо любой ценой. И не только потому, что мы нуждаемся в их подмоге, но и простое человеколюбие требует от нас поскорее прекратить братоубийственную бойню в Средиморье. Сколько ж можно мракобесием межплеменным маяться!

Алберт, сын Громарда, задумчиво добавил, что участие Средиморья понадобится в обоих случаях, по которому бы из путей ни двинулась Орда. Пойдет Тангри-Хан с юга – правители Средиморья должны будут пропустить через свои земли армию рыссов. Пойдет с севера – армия южан должна выступить к Волчьегорску, чтобы стать рядом с царевым войском.

– И еще одна мысль давно у меня вертится, – добавил воевода. – Если уговорим Бикестанского султана заключить договор о союзе, то получим тем самым подспорье в виде почти стотысячного войска и к тому же битву дадим не у себя под носом, но – за Гирканским морем.

Прищурив глаз, Борис усомнился, есть ли резон отправлять огромную армию в пустыню, где трудно будет не только солдат кормить, но и мамонтов в бою использовать – огромные звери увязнут в зыбучем грунте. Алберт спокойно парировал: дескать, и за морем найдется прочная площадка в степи, но зато в тамошнем жарком климате сподручнее будет применить огнедышащих ифритов и драконов.

– Мамонты в степи слишком уязвимы, – подал голос Микола Старицкий. – Как на ладони, если сверху нападут. Разумнее принять бой на южных наших рубежах, где много лесов и легко укрыть войска от воздушного противника.

– Сюэни на то и рассчитывают, – возразил Охрим. – Спят и видят, чтобы Рысь не помогла Бикестану, Царедар – Будинии…

– Все равно, – упорствовал Микола. – Не возьму я в толк, на кой ляд нам воевать за чужую землю.

Тонко усмехнувшись, Ползун уточнил:

– Мы, там, парнишечка, не «за чужую землю» воевать будем, но – на чужой земле. Большая разница, сынок.

Микола так и замер с разинутым ртом. Уразумев услышанное, понимающе закивал.

– Обождите, – продолжал великий князь Царедарский, все прочнее державший бразды правления. – Давайте разберемся в главном: согласны ли южные и юго-восточные страны пропустить рысские полки через свою территорию. Что скажешь, Агарей Хашбази?

Сумукдиар повторил слова Верховного Джадугяра: Атарпадан армию северян пропустит. Ползун покривился, будто кислятины отведал, и произнес, покачивая головой в знак своей неуверенности:

– Заверений главного чародея в таком вопросе недостаточно, а насчет лояльности вашего эмира есть сильные сомнения – гнида он поганая, доложу я вам… Мы бы предпочли, чтобы на троне Атарпадана, а еще лучше – всего Средиморского Султаната восседал верный друг, единомышленник и союзник Великой Белой Рыси.

Князь выжидательно поглядел на Сумука, но тот не осмеливался пока обещать что-либо конкретное. Обстановка на его малой родине была непростой, а возглавить столь склочный и трудноуправляемый эмират мог лишь человек, снискавший давнюю и прочную симпатию большей части своего народа. Ни Салгонадад, ни Агарей Хашбази Ганлы, ни даже его дядюшка Бахрам Муканна подобной всенародной любовью в Атарпадане не пользовались.

– Ты не спеши с ответом, подумай как следует, – мягко сказал Светобор. – Подыщи человечка, которого народ уважает, а уж мы подсобим его на престол посадить… У кого еще будут какие соображения?

– Вот о чем еще надо помнить, – заговорил Веромир. – Ну допустим, двинем мы армию в поход на сюэней, оголим гарнизоны в своих уделах… и тут эти предатели Ефимбор с Чорносвитом ударят нам в спину, сожгут и разграбят наши княжества, перебьют и угонят в полон горожан и мужиков.

– Надо помозговать, – согласился помрачневший Ползун. – Может, приказ Тайных Дел чего-нибудь учудит?

– Тяжелое дело, но мы попытаемся, – отозвался Златогор, и в голосе его не прозвучало даже намека на воодушевление. – Охрана у них надежная, на каждом углу сторожат маги из регентов Велеса.

– И последнее, – молвил Алберт. – Стальные латы, копья, мечи выкуем, мамонтов и драконов откормим. Но недостаточно этого! Маловато у нас орудий магического поражения. Скажи, Сумукдиар, ты здесь главный мастер по этой части.

Сумук сжато изложил все, что успел выяснить насчет волшебного оружия Орды, упомянул ваджру, тарандров, гадовранов, сказал про Иштари, которое повелевает грозными явлениями погоды, про Хызра добавил. Потом он предположил, что колесницы Индры вроде бы не достались Тангри-Хану, то есть магрибцы, вероятно, увезли эти средства воздушного нападения к себе, на запад Черной Земли.

В заключение гирканец вытащил золотую пластинку с записью допроса лазутчика Садуллы. Он прокрутил избранные места, где говорилось о том, что Тангри-Хан и Хызр имеют в Белой Рыси множество сильных сторонников и что некие правители Будинии намерены не пропустить рысскую армию против Орды. Поскольку в Будинии было всего два влиятельных княжества – Змиев и Тигрополь, а Веромир выступал за единство, имя предателя не вызывало сомнений – Чорносвит.

Все эти новости не больно обрадовали князей, и лица правителей остались угрюмыми. После тяжелой паузы Охрим сказал без особой надежды в голосе: мол, единственное спасение – в том оружии Демиурга, которым, по слухам, овладел к концу своего царствования Джуга-Шах. Хоть и не хотелось огорчать друзей еще больше, гирканец вынужден был открыть им неприятную истину: воспользоваться оружием Единого бога смогут лишь те народы, которые признали Господа.

– В чем загвоздка? – удивился Пушок. – Срубим старых идолов, понастроим церквей с крестами – вся недолга.

– Полегче на поворотах! – окрысился Борис– Ежели я закрываю глаза на проповеди ваших попов, это вовсе не значит, что я готов креститься. И другим не позволю! Ишь обрадовались: люди, значит, все равны – да пошли вы подальше с этим равенством! Сегодня о равенстве поют, а завтра меня за ересь пытать станут, костры инквизиторские разожгут – хрен вам, не нужна Турову такая вера!

Князь разволновался не на шутку, и Светобор поспешил успокоить его своим негромким увещевающим голосом:

– Да, такое случалось, но этого больше не будет. Демиург милосерден и дозволяет каждому смертному почитать Его в меру сил и разумения. Отныне мы намерены проповедовать новый вариант веры – Учение о Праведной Славе, ибо невозможна жестокость в добром деле. Нельзя загонять людей в Царство Божие кострами и дыбой, плетью и розгами. Убеждать людей будем, разъясняя истинность Великого Учения, но ни в коем случае не навязывать силой.

– А если не примкнут к вам? – осведомился Микола.

– Должны примкнуть, – с фанатичной убежденностью провозгласил Великий Волхв. – Мудрость Учения беспредельна и безгранична, и нет у честных людей иного выбора, кроме как подчиниться Крестному Знамени!

– То-то… – многозначительно и угрожающе молвил Саня Пушок.

А прямолинейный Сумукдиар привел наиболее веский, по его мнению, довод:

– И вообще в едином царстве может быть лишь один бог на небе и один царь на престоле. Иначе враги без особого труда отнимут у нас и державу, и землю, и волю, и самые наши жизни!

Он был удостоен благосклонно-одобряющего взгляда великого князя Царедарского.