"Зачарованный мир" - читать интересную книгу автора (Мзареулов Константин)

Глава 2 ГОРОД ТЕНЕЙ

Утром, сразу после завтрака, Сумукдиар попытался связаться со столичными друзьями. После долгого чтения заклинаний это удалось: в дрожащих лепестках пламени появилось заспанное лицо Верховного Джадугяра (он же великий визирь) Салгонадада.

– Почему тебе не спится? – недовольным голосом, но, в общем, беззлобно осведомился Салгонадад. – Что стряслось?

– Учитель, я только что вернулся из похода и вдруг узнаю, что Шамши вызывает меня в Акабу. Хотелось бы узнать, к чему такая спешка.

Криво усмехнувшись, визирь отпил из небольшого позолоченного рога и сказал:

– Подобные вопросы следовало бы адресовать моему племяннику. Могу лишь догадываться, что тебе предстоит… – Он снова ухмыльнулся. – …многодневный полет над морскими волнами.

– Понятно…

Сумукдиар произнес это короткое парфянское слово с явным облегчением, поскольку в глубине души до последнего момента опасался худшего. Внезапные вызовы зачастую чреваты дурными выходками дурных правителей.

– Когда возвратишься в Акабу, зайди ко мне.

– Когда вернусь в Акабу из Ганлыбеля? – прикинулся непонятливым Сумукдиар.

Салгонадад погрозил ему пальцем:

– Нет, когда вернешься из…. из полета. Тогда нам будет о чем побеседовать – долго и обстоятельно. – Главный волшебник эмирата помолчал, словно раздумывая. – Могу добавить, что во дворце довольны тобой.

– Еще бы.

Попрощавшись, он погасил огонь и, чертыхаясь вполголоса, пошел собираться в дорогу. Любимая серебристая чалма с зеленым камнем во лбу, оранжевая рубаха и багровые шаровары из тонкой заморской ткани, черный кушак, мягкие сапоги красноватой кожи. За пояс он засунул кинжал в богатых ножнах, какие куют лишь знаменитые златокузнецы-леги, живущие высоко в Гирдыманских горах. Меч Ареса и остальное магическое оружие из своей коллекции брать не стал – несолидно, не на войну отправлялся. Получалось все равно, что надеть шубу в бане. Поразмыслив, джадугяр повесил на бок старую саблю, которая служила ему в Шайтанде и Долине Шести Львов. На плечи Сумук накинул красный плащ, украшенный символами Ахурамазды – золотистыми звездами с загнутыми крючковатыми остриями лучей.

Он уже был готов отправляться, но пришлось задержать отъезд: у ворот Ганлыбеля собралась толпа крестьян из возвращенных вчера деревень. Подобострастно отбивая глубокие поклоны, старейшины-аксакалы витиевато умоляли новых повелителей не слишком притеснять чабанов и земледельцев, а попросту говоря отбирать в оброк не больше половины урожая и не больше тридцати баранов и коз с каждой сотни. Сценка эта живо напомнила Сумукдиару случай из армейского прошлого, когда его сотня, вступив в Бактрию, двигалась через долину Шаланг к столице, городу Хабур. На переправе через полупересохшую речушку навстречу колонне вышли такие же оборванные старики, заверявшие «завоевателей», что жители деревни готовы отдать им весь скот, всех девушек – лишь бы грозные рыссы сохранили жизнь остальным. Командовавший авангардом белоярский воевода долго и безуспешно пытался втолковать несчастным бактрийцам, что идут не завоеватели, а друзья, которые вовсе не собираются истреблять мирных декхан…

На этот раз агабек не имел ни желания, ни времени на долгие объяснения, а потому сказал просто и ясно:

– Будете отдавать в замок пятую часть урожая и пять барашков с сотни.

Топот конских копыт заглушил радостные вопли крестьян. Ухмыляясь, отец и сын Хашбази выехали на дорогу и погнали скакунов на север, к развалинам древнего города Изирту.

Вокруг, насколько достигал взгляд, от гор до моря растянулась выжженная солнцем унылая каменистая равнина, поросшая колючим красноватым кустарником. «А ведь плодороднейшие земли, – машинально подумал Сумукдиар. – Если проложить канал и пустить сюда воду с горных ледников… Эх, сколько же сил – собственных и сверхъестественных – пришлось потратить предкам, чтобы превратить эти места в безжизненную пустыню!»

Его мысль была прервана появлением отряда всадников. Ладонь привычно скользнула на эфес сабли, но тут же разжалась – во главе мчавшихся наперерез воинов скакал сарханг Нимдад.

Приблизившись к агабекам, командир Гирканского полка церемонно приветствовал властителей Ганлыбеля, после чего произнес укоризненно:

– Паша-Сумукдиар, как вы могли отправиться в столь дальний и опасный путь без надежного конвоя? В пустыне бродят разбойничьи шайки, в лесу поселился злой демон Ангурды, в песках скрываются дэвы, а среди руин города призраков Изирту все чаще мелькают тени шайтанов и оборотней-гульябанов. Я настаиваю, чтобы вы взяли с собой сопровождающих, и потому привел десять лучших бойцов, самых бесстрашных копьеносцев.

Слова его исходили, несомненно, от чистого сердца, но только джадугяр не нуждался в охране. И вообще вовсе не следовало посторонним видеть, к каким силам обращается за помощью агабек Хашбази Ганлы. Поэтому, тепло поблагодарив сарханга за дружбу и заботу, он туманно намекнул, что не будет двое суток скакать через горы, леса и пустыню, поскольку намерен воспользоваться неким магическим приемом, который мгновенно перенесет его в столицу. Нимдад от удивления разинул рот, однако ничего не сказал, а лишь смущенно попросил прощения и отослал жестом своих солдат.

– У меня к вам вопрос, паша, – проговорил он неуверенно. – Я долго думал над теми странными маневрами, которые совершал в Арзуане по вашим приказам…

– И до чего додумался?

– По-моему, вы предвидите большую войну и готовитесь к ней. Только в бою с огромной армией важно нарушить связь между вражескими отрядами.

– Правильно мыслишь. – Сумукдиар одобрительно подмигнул.

– Простите, агабек, но вы напрасно не сообщили нам смысл новой тактики. Если воины понимают потайной замысел полководца, они сражаются вдвое, втрое лучше.

– Думаешь, наши солдаты и офицеры смогли бы усвоить этот замысел?

– Наши смогут. Не обижайте нас недоверием, паша. Это ведь гирканцы, а не безмозглые качкыны.

Джадугяр оценивающе поглядел на Нимдада и спросил:

– Как по-твоему, к войне с каким противником я вас готовил?

Вопрос заставил сарханга задуматься надолго, но в конце концов Нимдад ответил довольно решительно:

– Наверное, мухарабату стало известно, что Хастания и Колхида намерены заключить военный союз против Атарпадана… Или на нас готовятся напасть рыссы?

Кивнув, Сумукдиар грустно подумал: «Возможно, он прав, и я должен был объяснить идею хотя бы старшим офицерам – уж они-то наверняка бы поняли… Но тогда они наверняка догадались бы, что следующим противником могут оказаться сюэни. И в души воинов неизбежно прокрался бы страх».

Неожиданно Друид Хашбази, кашлянув, задал свой вопрос:

– Скажите, сарханг Нимдад, с каким настроением ваши люди шли на бой с хастанцами? Наверное, был невиданный взрыв воодушевления?

– Не было воодушевления, уважаемый агабек… – Нимдад дернул щекой. – Напротив, многие солдаты были подавлены – ведь почти у каждого есть в Хастании друзья и даже родичи. Солдаты, да и офицеры тоже плохо понимают, кому и для чего понадобилась эта проклятая война… Ну, до встречи!

Резко оборвав небезопасный по нынешним временам разговор, командир гирканцев махнул на прощание рукой и ускакал в сторону Тахтабада. Отец и сын, оставшись одни, обменялись невеселыми гримасами взаимопонимания и направили коней в противоположном направлении, где из песков и густых колючек поднималось каменное нагромождение развалин.

По дороге Друид Хашбази не переставая ворчал об идиотских попытках разделить людей на племена и определять на основе этого деления: кто умней, кто красивей, а кто и высоконравственней. «Какая глупость, – бормотал старик сердитым шепотом. – Надо собрать всех людей, хорошенько перемешать, чтобы каждому досталось понемножку всякой крови – гирканской и аланской, благородной и подлой!» И уж, конечно, не забыл он изречь обязательную сентенцию: дескать, в прежнее время такого безобразия случиться не могло.

Сумукдиар рассеянно поддакивал, но мысли его в тот момент были слишком далеки от племенных распрей, ибо окружающий пейзаж предрасполагал к раздумьям о несравненно более высоких материях. Руины Изирту дышали былой славой великой державы. Каждый камень, каждый обломок, разбитые колонны, монументы и дворцы напоминали о бурных величественных событиях давней истории. Своим гробовым безмолвием камни будто проклинали жестокость судьбы. Бронзовая и медная утварь, строгие простые рельефы на обрушившихся стенах говорили о древних столетиях, когда Изирту был столицей обширной империи Маг-Манна, объединившей магов, мидийцев, хурри, митаннийцев. Правда ли, что Маг-Манну сплотили атланты, которым удалось вовремя покинуть свой гибнущий остров?

Трудно ответить – подробности тех событий растаяли во мгле веков.

Можно лишь догадываться, что вожди империи пользовались покровительством не самых светлых сил потустороннего мира: в летописях сохранились упоминания о чудовищных демонических ритуалах, о частых пришествиях самого Анхра-Майнъю, верховного божества мрака и смерти, но – что бы сейчас ни говорили – не Зла.

Потом явились Ахурамазда и сын его Атар (или, по-парфянски, Аташ), в титанической борьбе темные силы потерпели сокрушительное поражение, был убит дракон Дахана, и на смену Маг-Манне возникло Загроэламское царство. Наступила эпоха расцвета, о которой сегодня напоминали разве что осколки статуй, осыпающиеся фундаменты роскошных дворцов, нефритовые фигурки сверхъестественных существ и золотые монеты с чеканным рельефом солнечного диска. Но злой рок продолжал бушевать над этими благодатными краями, и возвратившийся Анхра-Майнъю развеял прахом счастливую жизнь загроэламцев. Пять столетий назад, как и сегодня, страну потрясали межплеменные побоища, но тут, хоть это и звучит кощунственно, на помощь пришли свирепые завоеватели.

Парфянские полчища вторглись в раздираемый братоубийством Загроэлам, покорили и примирили уцелевших, а вскоре сами усвоили культуру и религию поставленного на колени народа. Леопарда на парфянских знаменах сменили новые символы: огненное солнце и звезда с пятью скошенными концами, а новообращенные цари принялись служить богу Света и Добра с невиданным прежде усердием. По всему Средиморью возводились храмы, посвященные Ахурамазде и Атару-Аташу. Дэвы, шайтаны, прочая нечисть из свиты Анхра-Майнъю попытались было взять реванш, но потерпели сокрушительное поражение.

Отец и сын как раз проезжали мимо полуразрушенного храма огня – ашашкяха. В глубине, под тенью обвалившихся стен, светились огоньки вечно горящего пламени – здесь выбивался из-под земли поток живого огня, которым богаты были недра Атарпадана. На остатках стены Сумукдиар разобрал надпись, выбитую в незапамятные времена по приказу одного из первых парфянских царей:

Не удержавшись, Сумукдиар сокрушенно вздохнул. Все это было: мечты, могущество, величие, процветание, богатство, красота, слава. И ничего не осталось. Только ветер уныло стирает, превращая в песок и пыль, руины прекрасных творений древнего зодчества. Он подумал с привычной горечью: «Для чего же мы приходим на этот свет, живем, страдаем, сражаемся, упорствуем, любим, ищем истину – все равно конец наступает неотвратимо… Старайся не старайся – а поступь веков затопчет каждое наше деяние, как отпечаток слоновьей ноги покрывает след ничтожного муравья…»

Воинство Халифата, сокрушив Парфию, захватило и разграбило Средиморье. Наступили кровавые десятилетия, когда завоеватели, предавая все огню, ходили на север покорять Хозарский каганат, но частенько бывали крепко биты, и хозары гнали незадачливых вояк обратно на юг, разрушая и сжигая то немногое, что уцелело после прохождения пришельцев из далеких пустынь Арабистана. Битвы, мятежи, казни, междоусобицы, мор, наводнения, голод – нескончаемые несчастья истребляли народы и древнюю культуру.

Недолгое просветление наступило, когда на Великой Белой Рыси царствовали приглашенный с берегов Студеного моря ярл Асвильд и сменивший его полусаспир-полуалан Джуга-Шах. Были они решительны и дальновидны и понимали, что выживание огромного народа есть цель, для достижения которой оправданы любые жестокости. Ни ярл, ни Джуга не стеснялись утруждать лишней работой Приказ Тайных Дел и сумели сплотить подданных вокруг Единого бога, являвшегося фанатичным мудрецам и пророкам Фаластынских пустынь. Средиморье, поглощенное Рысью, вновь расцвело: хастанцы, саспиры, аланы, леги, атары позабыли прежние раздоры и дружно прокладывали каналы, возводили прекрасные города, с каждым днем тучнели стада и приносили все больше плодов поля и виноградники. Но умер последний царь, наследники передрались, как слепые котята, – и снова выросли по всем землям капища темных духов, и снова померк свет над могучей страной, что раскинулась от Гирканского моря до Студеного – и пески продолжали неумолимо поглощать руины Изирту.

Только древняя столица, даже окончательно обезлюдев, не умерла, но стала пристанищем теней. Среди развалин обосновались духи и призраки, которым не было отныне места в других городах. Здесь творились позабытые смертными обряды, здесь продолжала безумствовать пережившая свое время магия. Много странных и страшных дел вершилось в Изирту, вдалеке от человеческих взоров…

– А вот и мы! – весело воскликнул отец. – Не бойся, дружище, выходи. Свои приехали.

Из-за огромной кучи щебня робко выглянуло чудище размером с хорошую лошадь – огромный пес с умными желтыми глазами и большими орлиными крыльями. Тварей такого рода в Средиморье называли дэвами, в Белой Рыси – семарглами, а в других странах – симургами, грифонами и еще по-разному. Имя этого дэва было Белушезиб, и он приходился обоим агабекам давнишним приятелем.

– Здравствуйте, здравствуйте, молодые люди, – приветливо проговорил Белушезиб, который был так стар, что помнил еще времена могущества Атлантиды. – Как поживает ваше племя? По-прежнему развлекаетесь, истребляя себе подобных?

– Случается, – скромно признал Сумукдиар. – На мир снова ползет Тьма. Просыпается кровавый культ Анхра-Майнъю, и все его воинство поднимает голову.

Его не слишком интересовал этот ставший обязательным обмен глубокомысленными сентенциями. Однако сразу приступать к делу было бы нарушением приличий, а потому приходилось произносить малозначительные фразы. Впрочем, на этот раз дэв ответил неожиданным смехом. Это было необычно, и джадугяр насторожился.

– Анхра-Майнъю здесь ни при чем. Он обессилел, так же как Ахурамазда, Зевс, Перун и прочие боги прежних времен, – назидательно поведал Белушезиб. – Старые боги, которые некогда повелевали людьми и демонами, покинули этот скорбный, скучный и неблагодарный мир. На смену им должны явиться новые вершители судеб, но их пока нет, а потому пустующее место торопятся захватить третьестепенные духи вроде того же Тангри-Хана.

– Свято место пусто не будет, – пробормотал Сумукдиар. – А я-то был почти уверен, что тварь, которую зовут Тангри-Ханом, это очередное воплощение Анхра-Майнъю. Он слишком силен и вполне мог бы оказаться наместником Иблиса.

Дэв снова посмеялся, затем ответил:

– Он кажется сильным потому, что не встретил на своем пути по-настоящему серьезного противника и к тому же его поддерживают и подкармливают чудовищные колдуны и демоны Магриба, предавшиеся Иблису… Немногие из прежних приближенных Анхра-Майнъю согласились служить Тангри – мы слишком хорошо помним, что в свите повелителя он был едва ли не последним.

– Но кто-то все-таки согласился? – уточнил Друид.

– Хызр согласился, а я отказался, – равнодушно сказал Белушезиб.

Вздрогнув, Сумукдиар быстро спросил:

– Значит, Хызр все-таки вернулся? Откуда ты знаешь, что он пошел в услужение Тангри-Хану?

Презрительно пофыркав, дэв оттопырил крыло и принялся шумно чесать когтями задней лапы махательную мышцу. Потом проговорил, брезгливо морщась:

– Какой из него хан – тот же Хызр в десять, в тридцать раз сильнее! Ума не приложу, как может он подчиняться этому выскочке Тангри… Но ведь подчинился, смирил гордыню, хотя именно ему, Хызру, подобало бы стать главным земным наместником Иблиса. Но ты спрашивал, откуда я знаю. Наверняка знаю, из первых рук: именно Хызр самолично приходил ко мне и предлагал присоединиться к возрождаемому воинству Тьмы. Я отказался-сказал, дескать, стар стал и немощен.

– Придумал тоже – стар, – хохотнул Сумукдиар, прибавив голосу немного льстивости. – Думаю, с годами ты стал еще сильнее. Сумеешь даже до Акабы меня забросить.

Белушезиб от души расхохотался и проговорил сквозь смех: мол, с этого и следовало начинать, и добавил, что охотно поможет доброму приятелю… Поблагодарив, волшебник вполне искренне заметил, что беседа принесла ему не меньше удовольствия, нежели предстоящее путешествие, которое обещает быть в высшей степени приятным. Удивленный дэв вопросительно поднял пышные седые брови и потребовал объяснить, что именно могло столь сильно заинтересовать могущественного джадугяра в тех немногих малозначительных словах, которые он, старый дэв Белушезиб, успел спросонок произнести.

– Меня обрадовала весть, что твои собратья не спешат поддержать Тангри.

– Пока не спешат, пока, – вздохнул крылатый демон. – Темные мудрецы Магриба надеялись, что мы радостно поддержим их, что мы горим желанием расквитаться с вами.

– Разве это не так?

Прежде чем отвечать, Белушезиб издал короткий безрадостный смешок. Затем заговорил – негромко, задумчиво и грустно:

– Люди так и не постигли нашу тайну, и магрибские тугодумы вслед за вами тоже считают Анхра-Майнъю своим предтечей, повелителем кровавых сил Зла… Да, мы сражались против Ахурамазды. Но мы не желали зла смертным – у повелителя была высокая благородная цель, которая объединила нас и водила в битвы на протяжении многих тысячелетий. Там, где мы побеждали, например в Атлантиде, в Маг-Манне, в других местах, люди не были в обиде, но жили получше и побогаче, чем в самых известных сегодня странах. И так ли уж добр был твой Ахурамазда, который стер с лица океана великий остров, жители которого осмелились отвергнуть идею Света?.. Нет, мы были воплощением Тьмы, но сама Тьма в то время не была Злом! Другое дело – Иблис, Озирис и прочая нечисть, они действительно олицетворяют все низкое и темное, что только существовало когда-либо во всех мирах Вселенной. Как же можем мы, сподвижники великого Анхра-Майнъю, следовать за изувером и самозванцем? – Помолчав, он добавил: – Хотя, наверное, теперь многие последуют за Хызром. Коли Тангри-Хану удалось перетянуть на свою сторону этого могучего гордеца, значит, у него найдется сила, чтобы привлечь к себе и других. Только не догадываюсь я, хоть лопни, что за силой обзавелся Тангри.

«Нетрудно догадаться, в чем истинная сила Тангри-Хана», – подумал Сумукдиар, но вслух этого произносить не спешил. Истина была слишком драгоценным предметом, чтобы беспорядочно раздавать ее тем, кто не в силах самостоятельно постичь очевидное. Белушезиб был невероятно силен в колдовстве, и по яркости его хварно (хоть и окрашенное в мрачные тона) не уступало магическому сиянию, исходившему от самого агабека Хашбази-Ганлы.

Но ужасающая волшебная сила иногда становилась слабым местом дэва – привыкший делать все с помощью своего говве-а-джаду, он забывал, что можно удесятерить могущество, воспользовавшись искусственными приспособлениями. Видимо, так и поступил Тангри – не зря же первый удар Орды сюэней был обрушен на древние царства Хиндустана. А уж там-то имелось чем поживиться грамотному мародеру – например золотыми доспехами Индры…

– Стало быть, тебе в Акабу надо? – деловито спросил Белушезиб.

– Твоя догадливость воистину беспредельна, – снова польстил джадугяр, чем привел старого дэва в состояние блаженного восторга. – Но сначала верни отца в Ганлыбель.

Белушезиб мотнул головой, показывая, что все понял, и взмахнул крыльями, заслонив солнечный свет. Из ноздрей дэва ударили струи фосфорического розового дыма. Подняв на прощание руку, Друид Хашбази сделался прозрачным и вовсе исчез. Затем истекавшая из Белушезиба магическая субстанция обволокла Сумукдиара.

На мгновение наступила абсолютная тьма.