"Поведение" - читать интересную книгу автора (Крылов Константин)

ЧАСТЬ I. ОСНОВНЫЕ ПОНЯТИЯ

Предлагаемая книга подготовлена на основе лекционного цикла, прочитанного авторами в 1995–1996 гг. для ограниченной аудитории. Поскольку некоторые из затронутых в лекциях вопросов в настоящее время стали предметом общественного интереса, мы сочли возможным предпринять издание текста лекций.

Книга посвящена вопросам, обычно относимым к области социологии, а именно человеческому поведению. Излагаются основы формальной теории поведения как особой дисциплины, предполагающей определенный подход к своему предмету. На этой основе строится теория нормы и формальная этика. Кроме того, дается историческая интерпретация отдельных положений теории, представляющая самостоятельный интерес.

Изложение рассчитано на неспециалистов. Для понимания текста не требуется ничего, кроме внимания и здравого смысла, в том числе справочная литература или специальное образование. Все вопросы, которые авторы хотели изложить, изложены здесь полностью. По этим причинам мы не использовали ссылочный аппарат, тем более, что его подготовка сильно усложнила бы ситуацию с изданием, и ничего не дала бы в принципиальном плане.

К сожалению, авторы не имели возможности переработать текст. Он публикуется "как есть", с минимальными исправлениями.

Авторы выражают свою признательность Алексееву М.Ю., Волкову В.А., Кондратьевой Н.С., Кравченко В.П., Малашкину А.С., Малашкину В.С., Прокопишиной Н.А., Шалимовой Н.В. и Шинкареву А.Д. за участие, содействие и помощь. Моя особая благодарность — А.А. Орлову, моему другу и оппоненту, без участия которого не было бы этой книги.

Поведение — это все то, что человек делает или не делает намеренно. Таким образом, поведение — это совокупность актов действия и бездействия, совершаемых человеком.

Намеренным можно считать любое действие, которое человек мог бы не совершать, или совершить его иначе.

Намеренное бездействие тоже следует считать элементом поведением. Человек, который кого-то ждет, может при этом просто сидеть на стуле; но это намеренное бездействие, поскольку он мог бы встать и уйти. Такого рода целенаправленное воздержание от каких-то действий можно считать своего рода "отрицательным действием".

Простыми следует считать действия, которые можно только довести до конца или прервать, но нельзя выполнить иначе.

Это не значит, что простые действия являются какими-то "элементарными процессами", наподобие сокращения отдельной мышцы. Простое действие может быть очень сложным процессом, состоящим из множества разнообразных актов. Главным является то, что все эти акты не контролируются человеком.

Простым действием является, например, выстрел: каков бы ни был процесс, происходящий внутри ружья, человек может или нажать на курок, или не нажимать на него. После нажатия на курок остается только ждать результата: мы не можем остановить запущенный механизм выстрела. Разумеется, мы можем прервать это действие, выронив ружье или направив его в другую сторону — но сам механизм выстрела для нас недоступен.

Таким образом, понятие "простого действия" относительно, и зависит от способности человека к пониманию смысла своих действий и контролю над ними. Если человек умеет делать что-то только одним способом, то данное действие является для него простым. Например, когда человек делает шаг, сокращается множество мышц, но для человека есть только один выбор — шагнуть или не шагнуть.

Сложные действия — это упорядоченные последовательности простых действий.

Для того, чтобы совершить какое-либо действие, человек должен, как минимум, мочь (быть в силах) его совершить, и уметь это делать. Для того, чтобы ходить, плавать, играть в шахматы, решать математические задачи, или вообще что бы то ни было делать, человек должен иметь физические или умственные силы для этого, и, кроме того, уметь совершать определенные действия в определенной последовательности. В дальнейшем мы будем говорить только о тех действиях, которые по силам любому здоровому взрослому человеку. Что касается умения их совершать (то есть обладания соответствующей моделью поведения), то оно не может считаться чем-то данным заранее. Люди обучаются различным вариантам поведения в тех или иных ситуациях на протяжении всей своей жизни.

Для того, чтобы научиться какому-то действию, совершенно не обязательно понимать, что, как, и зачем это делается. Большая часть поведенческих навыков усваивается людьми без размышлений. Люди, однако, способны анализировать свое (и чужое поведение), тем самым создавая для себя возможность управления им.

Мышление такого рода — это особая деятельность, которую можно охарактеризовать как восприятие собственных действий. Его результатом является понимание.

Понимание связано с тем, что в сознании появляется новый элемент. Понимание — это различение, разделение сознания, появление двух разных объектов мышления там, где был один[1] или вообще ничего не было (в таком случае речь идет об отличении объекта мышления от нейтрального "фона"). С точки зрения анализа поведения, понимание является способностью различить в действии, которое раньше казалось простым, отдельные элементы. В таком случае это действие становится сложным, и, как правило, появляется возможность совершать его разными способами.

Это не значит, что действия, которые мы назвали простыми, являются чем-то непонятным. Напротив, они воспринимаются человеком как нечто до такой степени понятное и "само собой разумеющееся", что он не различает их сложной структуры.[2]

Поведение как последовательность действий сводится к тому, что заведомо понятные вещи соединяются в определенную последовательность и реализуются в виде действий. Поведение — это соединение. Любое поведение переживается примерно так: "Сначала надо сделать вот это, потом вот это, после этого вон то, и если сделать все это вместе и в нужной последовательности, то получится все как надо". Короче говоря, понимание — это деление ("/"), поведение — это соединение или сложение ("+").

Необходимо различать поведение и его результаты. Человек совершает намереннные действия, и это является его поведением. То, что с ним при этом происходит — это уже не поведение, а его результаты, зачастую с поведением не связанные. Допустим, человек переходил улицу и попал в автокатастрофу. То, что в результате этого он скончался, является, если угодно, фактом биографии, но никак не его поведением. Это с ним случилось, произошло — но не он это сделал. Но точно так же, если человек пытался повеситься и повесился, его смерть тем не менее не относится к его поведению. У него получилось, а могло и не получиться. Скажем, веревка могла оборваться. Сказанное касается и всех остальных человеческих дел. Мы можем пытаться что-то сделать, но что в результате этого выходит — другой вопрос (если угодно, фактографический или исторический).

С другой стороны, к поведению как таковому не относятся человеческие мотивы и побуждения. Человек под влиянием каких-то эмоций ведет себя определенным образом, но мог бы вести себя иначе, будь он другим человеком или окажись в другой ситуации, или прийти ему в голову мысль, до которой он (случайно) не додумался в данный момент. Некоторые виды поведения могут вообще не сопровождаться какими-либо эмоциями: человек просто делает то, что полагается в данной ситуации — как, например, в случае профессионального поведения (на рабочем месте).

Итак, поведение — это нечто среднее между эмоциями и побуждениями (предметом психологии) и тем, что получилось (что относится уже к области фактов). Поэтому мы часто определяем поведение в терминах психологии или истории. "Он испугался" — это психологическое суждение. "Он ничего не добился" — это описание фактического положения дел. Но, например, утверждение "Он действовал правильно" — это не оценка намерений человека (они могут быть любыми) или результатов его поведения (даже «правильные» действия могут в некоторых обстоятельствах привести к нежелательным результатам). Это характеристика поведения как такового.

Поведение является чем-то вполне самостоятельным и несводимым ни к переживаниям, ни к своим результатам и последствиям действий; это нечто среднее между «хотелось» и "получилось".

На вопрос: "почему (этот) человек себя так ведет" можно дать три ответа. Первый ответ — "потому что ему хочется это сделать". Это относится к области мотивов или психологических побуждений. Для того, чтобы выяснить это, надо заниматься психологией данного индивида. Второй возможный ответ — "потому что он пытается добиться таких-то результатов". Это относится к области фактического положения дел. Для этого надо исследовать конкретную ситуацию и попытаться выяснить, чего же именно он добивается.

Следует заметить, что все эти выяснения могут ничего не дать: человек может иногда что-то делать не потому, что ему это нравится (это может быть совершенно не так), но и не потому, что он чего-то ждет от своих действий (в некоторых случаях даже и не ждет от них ничего хорошего или полезного для себя).

Но существует третий вариант ответа: человек что-то делает, потому что он умеет это делать. Он может делать что-то только потому, что иначе не умеет.[3]

Более того, большая часть наших поступков совершается только по этой причине. Сознательные решения принимаются людьми крайне редко. Глупость или отсутствие инициативы здесь не при чем. Просто для того, чтобы что-то решить, надо выбрать один из нескольких вариантов поведения, а для этого нужно как минимум уметь поступать по-разному. Очень часто мы владеем только одним вариантом поведения (в данной ситуации); еще чаще мы знакомы с несколькими, но только одним владеем более-менее сносно. И мы поступаем не так, как нам хочется, и не так, как нам выгодно, а как умеем, пусть это даже бывает невыгодно и неприятно. И это вполне объяснимо. Мы можем поступить не так, как нам хочется (пусть даже испытывая страдания). Мы можем поступить не так, как следует (пусть даже безрезультатно). Но мы не можем действовать так, как мы не умеем действовать, как не может играть на скрипке или водить машину тот, кто этому не учился.

Как правило, человек делает то, что умеет делать лучше всего. Это вполне достаточная причина для объяснения подавляющего большинства наших поступков в личной, профессиональной или общественной жизни.

Поведение вырабатывается на протяжении жизни. В некоторых случаях речь идет о сознательном обучении или самообучении человека определенному поведению, в других — о полусознательном подражании или даже о случайном образовании модели поведения. В некоторых случаях мы сами себе придумываем схемы поведения. Но изучать поведение можно и помимо этого, не интересуясь, где, как и от кого человек ему научился.

Следует иметь в виду, что законы поведения и законы мышления не совпадают. Люди ведут себя не так, как мыслят. Более того, в некоторых отношениях законы мышления прямо противоречат законам поведения. Например, с точки зрения мышления человек относится к самому себе по-другому, чем к остальным людям: свои дела для него важны, а чужие нет, свои интересы для него близки, а чужие враждебны, себе он прощает все, а другим ничего, и так далее. Требуется усилие, чтобы "посмотреть на себя объективно", со стороны. Но в то же самое время человек ведет себя по отношению к себе обычно так же, как и к остальным, а именно — так, как умеет. Если ему, к примеру, надо заставить себя что-то делать, он, как правило, действует так же, как если бы он заставлял другого человека: если он склонен уговаривать других, он уговаривает и себя, если привык орать — орет и на себя мысленно. И никакого противоречия тут нет: он, может, и хотел бы обращаться с собой иначе, чем с другими, но он не умеет этого делать. Более того, при попытке обращаться с собой иначе, чем с другими (или с другими иначе, чем с собой), у него может вообще ничего не получиться, поскольку он не умеет вести себя иначе.

Общество, с точки зрения его членов — это прежде всего возможность совместной деятельности людей, или координации их поведения.

Люди, которые могут наблюдать друг за другом, видеть и слышать друг друга, даже касаться друг друга (например, в переполненном автобусе), тем самым еще не составляют никакого общества. В таких случаях говорят, что между ними "нет никаких отношений".

Далее, они могут думать друг о друге, иметь какие-то мнения друг о друге но и это не позволяет их считать обществом. (Что бы ни думали друг о друге люди в автобусе, это остается их личным делом.)

Наконец, люди могут воздействовать друг на друга (например, толкаться) — но, тем не менее, нельзя сказать, что тем самым они составляют общество: это не те отношения, которые мы называем общественными.

Но, предположим, что в переполненном салоне автобуса кому-то надо выйти. Ему придется обратиться к другим людям: чтобы он мог пройти к выходу, они должны его пропустить. Это действие, которое можно выполнить только сообща. И вот тут, пусть даже на короткое время, между людьми возникают общественные отношения.

"Совместными действиями" можно считать всё, что предполагает координацию поведения хотя бы нескольких человек. При этом, как уже было сказано, намеренное бездействие тоже считается частью поведения. При совместной деятельности часто возникают ситуации, когда воздержание от действий со стороны одних людей является условием успешной деятельности других, и наоборот — действия одних людей могут препятствовать действиям других. Например, если человек чем-то занят, а окружающие просто не мешают ему (например, не шумят, не заходят в его комнату), то это следует понимать как пример координации поведения.

Выше было приведено функциональное определение общества, а именно — утверждение о том, что оно делает, причем при взгляде изнутри, с точки зрения находящихся в нем людей. Но общество можно рассматривать и извне, задаваясь вопросом о том, что оно есть "по своей сути" — или, более точно, из чего оно состоит, какими существенными свойствами обладает, и как устроено.

Устройство общества будет рассматриваться ниже. Тем не менее следует ответить на вопрос, из чего оно состоит. Кажется совершенно очевидным, что общество состоит из людей, как дом — из кирпичей, а тело — из мяса и костей. Тем не менее и это неверно, хотя бы потому, что какие-то люди могут покинуть общество, да в конце концов и покидают его через известный промежуток времени (поскольку все люди смертны), а общество останется тем же самым. И, наоборот, все люди могут оставаться в обществе (иногда даже на тех же самых местах) но общество станет другим (как, например, в периоды переустройства).

Из этого следует, что общество не состоит из людей. Оно не состоит даже из отношений между ними. Общество — это сила, которая соединяет людей вместе. Можно сказать, что общество состоит из этой силы. Что касается членов общества, то они не являются, строго говоря, его частями, в том же самом смысле, в котором кирпичи являются частями стены. Их можно, скорее, сравнить с намагниченными кусочками железа, которые притягиваются друг к другу и отталкиваются друг от друга, образуя сложные узоры. Все они находятся в общем магнитном поле, пусть даже и создаваемом ими самими.

Можно ли в рамках подобных определений говорить о разных обществах? — Да, можно; например, две группы людей, не ведущих и не могущих вести никакой совместной деятельности, принадлежат к разным обществам.

Что касается времени существования каждого общества, оно может быть любым. По сложившейся традиции словом «общество» называют в основном те образования, которые существуют достаточно долго (скажем, столетия). Но это условие совершенно произвольно; мы будем считать обществом все объединения людей, которые обеспечивают возможность совместной деятельности и координации поведения людей, и в которых поддерживаются общественные отношения.

Под общественными отношениями (или общественными связями) можно понимать все то, что позволяет людям осуществлять те или иные совместные действия, или координировать свое поведение. С точки зрения отдельного человека система общественных отношений, в которую он включен — это его готовность (согласие) или неготовность (несогласие) делать (в настоящем или будущем) те или иные дела совместно с другими людьми.

Участниками общественных отношений являются люди. При этом предполагается, что они способны управлять своим поведением, в частности — устанавливать и прекращать отношения между собой по своей собственной воле,[4] то есть могут принимать решения о том, "с кем иметь дело".

Следует иметь в виду, что совместные действия далеко не всегда предполагают, что все их участники находятся в одном месте, и действуют в одно и то же время. Например, строительство собора может продолжаться многие годы. Архитектор, проектировавший здание, мог заняться совершенно другими делами, или даже умереть. Тем не менее люди, реализующие его планы, действуют совместно с ним, — а, значит, между ними существуют отношения. Другой пример: муж и жена, оказавшиеся в разных городах, и не имеющие возможности общаться друг с другом, тем не менее остаются между собой в супружеских отношениях, что подразумевает сложную совместную деятельность (например, муж покупает жене заказанные ею вещи, жена стирает его белье, и т. д. и т. п.).

Совместные действия, совершаемые членами общества, чрезвычайно разнообразны. Подавляющее большинство этих действий необходимы для поддержания жизни и благосостояния людей, и не являются «социальными». Общество сделало эти действия возможными, но не более того: совместное вскапывание огорода или работа на конвейере могут и не нести в себе никакого «социального» смысла.

Некоторые действия, однако, направленны не только на внешние объекты, но и на само общество, то есть затрагивают саму возможность совместной деятельности. Такие действия имеют «социальный» смысл. Так, передача за столом солонки является одновременно и прагматическим действием (соль нужна, чтобы посолить пищу), и социальным действием (подтверждающим "хорошие отношения" в семье). Кроме того, существуют и "чисто социальные" действия, не имеющие никакого прагматического смысла (например, приветствие при встрече). В дальнейшем мы будем игнорировать прагматическую сторону человеческого поведения, сосредоточившись только на ее социальном смысле.

Если рассматривать общество в те моменты, когда его структура не меняется ("синхронно"), то можно видеть, что социальное поведение людей сводится всего лишь к двум основным вариантам: поддержанию отношений с другими людьми, и уклонению от отношений с ними.

Важно отметить, что уклонение от отношений выражается в действиях, равно как и участие. Под уклонением здесь понимается не пассивность, а сопротивление, оказываемое человеком при попытке привлечь его к участию в отношениях, в которые он вступать не хочет. Оно, разумеется, может быть активным (когда, например, человек говорит «нет» или демонстративно отворачивается в ответ на какое-то предложение), или пассивным (он просто игнорирует то, что ему говорят), но в данном случае это неважно.

Если рассматривать моменты изменения структуры общества ("диахронно"), то картина усложняется: социальное поведение людей в таком случае включает в себя установление отношений и их разрыв. Такими действиями являются, например, знакомство или ссора. Это действия, так сказать, "второго порядка" по отношению к тем, о которых уже говорилось — то есть к поддержанию отношений и уклонению от отношений.

Все действия, совершаемые людьми, можно разделить на односторонние (асимметричные) и двусторонние (симметричные).

Односторонними (асимметричными) можно назвать действия, которые человек совершает (по отношению к другим людям или вещам) один, не нуждаясь в постороннем содействии.

Двусторонние (симметричные) действия, напротив, таковы, что они не могут быть совершены без помощи и участия других людей.[5]

Поскольку общественные отношения поддерживают возможность тех или иных действий, то, казалось бы, логично предположить, что существуют односторонние и двусторонние общественные отношения.

Ситуация, однако, несколько сложнее. Представим себе, что два человека несут бревно, но только один определяет, куда именно его нести: он молча идет в определенную сторону, а второй просто следует за ним. Здесь совместная по сути деятельность предполагает — в качестве непременного условия — определенные односторонние действия. Нести бревно могут только двое; но выбирать направление должен кто-то один, иначе возникнет известная ситуация из басни про лебедя, рака и щуку. Значит, существуют какие-то общественные отношения, которые делают возможной подобную сложную деятельность — то есть позволяют одновременно реализовываться и односторонним, и двусторонним действиям.

С другой стороны, существуют ситуации, когда люди совершают действия определенного типа (допустим, асимметричные) и при этом уклоняются или сопротивляются попыткам вовлечь их в действия другого типа (допустим, симметричные). Человек, говорящий "я сам", когда ему предлагают помощь, ведет себя именно таким образом. Он не просто делает что-то сам; он активно сопротивляется попыткам других людей поучаствовать в его делах.

В общем случае, существуют всего четыре альтернативы: человек может поддерживать оба типа действий (симметричные и асимметричные), поддерживать один из них и уклоняться от другого, или уклоняться от обоих. Соответственно, можно ввести четыре типа общественных отношений.

С этого момента в дальнейших рассуждениях будут использоваться условные обозначения. Обозначим двусторонние (симметричные) действия символом P, а односторонние — S. Если речь идет об уклонении от соответствующих действий, имеет смысл обозначить это знаком отрицания (в виде черточки над буквой). Так, уклонение от односторонних отношений будем обозначать через ^S, а от двусторонних — через ^P.

Таким образом, все общественные отношения можно классифицировать так:

Когда мы говорим о собственности на что-то, или обладании чем-то, мы часто подразумеваем под ними какие-то особые отношения между человеком и вещами. Но это неправильно. Отношения собственности — это отношения между человеком и другими людьми. Нельзя даже сказать, что это отношения между людьми по поводу вещей. Как и во всех остальных случаях, это отношения по поводу действий (в том числе, разумеется, и действий над вещами).

Отношения собственности сводятся к тому, что человек не позволяет другим людям участвовать в своих действиях (допустим, над какой-то вещью), причем все остальные считаются с этим. Ребенок, прижимающий к себе игрушку со словами "это моё!", утверждает свое право собственности на данную вещь. В данном случае слово «моё» означает просто "не смейте это трогать". Точно так же можно сказать "это моя мысль", утверждая свое право собственности на нематериальный объект. Наконец, никакого объекта собственности может и не быть. Человек может сказать "это моё дело", имея в виду только то, что он намерен заниматься им сам, и только сам, без постороннего вмешательства. Таким образом, отношения собственности могут вообще не иметь в виду никакие предметы собственности, будь то материальные объекты или что-то другое.

Отношения собственности устанавливаются в результате особых действий "второго порядка". В данном случае их можно назвать присвоением. Разумеется, попытка установить подобные отношения может быть и неудачной (например, окружающие могут и не посчитаться с претензиями индивида на единоличное обладание какой-то вещью, или его исключительным правом заниматься каким-то делом).

Описанные отношения подразумевают участие в односторонних отношениях и уклонение от двусторонних, то есть описываются формулой ^P S.

Отношения принадлежности (к чему-то, общему для нескольких людей, — например, к коллективу, группе и т. п.), иногда называемые еще отношениями включенности, участия или членства, являются своего рода противоположностью отношений собственности. Они сводятся к тому, что человек совершает определенные действия только совместно с другими людьми, но не сам по себе.

Примерами таких отношений являются семейные, дружеские, и прочие групповые связи между людьми. Именно этот класс отношений объединяет людей, позволяя им создавать разного рода коллективы.

Подобного типа отношения можно еще назвать отношениями типа "часть/целое", где целым является коллектив.

Эти отношения подразумевают участие в двусторонних отношениях и уклонение от односторонних, то есть описываются формулой P^S.

Выше было сказано, что общество нельзя рассматривать как нечто, состоящее из людей. Тем не менее существуют социальные объекты, состоящие их людей как из частей. Их можно называть группами, коллективами, и т. д. и т. п.

Коллектив — это множество людей, связанных между собой отношениями принадлежности (к данному коллективу), то есть отношениями типа P^S. Разумеется, в коллективе людей могут связывать и другие отношения, но отношение принадлежности является необходимым условием пребывания человека в коллективе.

Таким образом, всякий реальный коллектив состоит из людей, у которых есть какое-то общее дело.

При этом совершенно необязательно предполагать, что каждый человек в коллективе должен обязательно поддерживать личные отношения со всеми остальными его членами.[6]

Промежуточным образованием между «обществом» и «коллективом» является то, что мы сочли возможным назвать словом «общность». Общность — это совокупность людей, косвенно связанных друг с другом односторонними отношениями по поводу одних и тех же объектов или действий. Общностью, например, можно назвать какое-нибудь поселение, в котором все люди живут за счет натурального хозяйства и не имеют общих занятий, но соблюдают нормы общежития (например, не нарушают границ чужих участков). Общностью можно назвать и жителей одного дома в крупном городе, где каждый ходит на свою работу и не общается с другими жильцами — однако, не выкидывает мусор на лестничную клетку и не досаждает соседям ночным шумом.

Этот тип отношений заслуживает особого внимания, поскольку его часто смешивают с отношениями собственности. Это не вполне верно. Властные отношения действительно предполагают асимметричные (односторонние) отношения между управляющим и управляемыми. Но столь же верно и то, что они включают в себя и симметричные (двусторонние) отношения между ними.

Тот, кто управляет неким коллективом, или имеет власть в этом коллективе, сам является частью этого коллектива. Управляющая система всегда является частью управляемой системы. Власть можно определить как ситуацию, когда человек обладает тем, частью (или участником) чего является он сам. Такого человека можно рассматривать как своего рода «собственника» того коллектива, в который включен он сам.

Поясним это подробнее. Что, собственно, вообще заставляет того, кто управляет чем-то, действовать в интересах (или, как минимум, считаясь с интересами) управляемого? Только то, что он сам — часть того, чем он управляет.[7]

Отношения собственности и участия — это отношения между людьми по поводу совершаемых ими действий. То же самое верно и для властных отношений. Управляют, собственно, не людьми, а действиями людей.

Специфика властных отношений определяется тем, что на управление можно смотреть с двух разных точек зрения, и обе являются правильными. С одной стороны, управление какой-то деятельностью является частью той деятельности, которой управляют. Если какой-то коллектив людей что-то делает совместно (скажем, строит дом), то человек, распоряжающийся строительством, безусловно, участвует в строительстве дома. С другой стороны, он не позволяет вмешиваться в свои действия управляемым: его распоряжения должны ими просто выполняться.

Властные отношения основаны на участии в односторонних и двусторонних отношениях одновременно, то есть описываются формулой P S.

Тип отношений, которые можно назвать изолирующими, или отношениями независимости, основаны на сознательном уклонении индивида как от односторонних, так и от двусторонних отношений, и описывается формулой ^P^S.

Эти отношения по своему смыслу противоположны властным. По сути дела это отказ индивида совершать какие-то действия как самому, так и совместно с кем-либо, причем все остальные считаются с этим. О человеке, который установил подобные отношения с другими людьми по поводу каких-то действий, мы говорим, что он свободен от этих действий (например, от определенных обязанностей). Как и в предыдущих случаях, свобода — это свобода от необходимости совершать какие-то действия; свобода — это свобода чего-то не делать.

Следует иметь в виду, что независимость — это именно особый тип общественных отношений, а не отсутствие таковых. Жить в обществе и быть свободным от общества возможно, — если общество признает за индивидом подобное право. Свобода — нечто, существующее только внутри общества, равно как и власть. Вне общества эти понятия просто теряют всякий смысл: свобода — это свобода от определенных отношений с другими людьми, а где нет других людей, там нет и свободы (как, впрочем, и несвободы).[8]

Выше уже было сказано, какими свойствами должны обладать возможные участники общественных отношений. Далее были описаны сами отношения. Они были введены именно как отношения между людьми для координации совместного поведения. Возникает, однако, вопрос: как человек может относиться к самому себе (если, повторяем, речь идет только об отношениях, описанных выше?)

На первый взгляд, ответ на подобный вопрос очевиден. Так как речь идет об общественных отношениях, то отдельный человек вступает в них только в тех случаях, когда он взаимодействует с другими людьми. Вне общества, наедине с собой, он ни в каких общественных отношениях не участвует.

Но так ли это? Общественные отношения порождаются необходимостью координации совместной деятельности. Но и в полном одиночестве человеку приходится координировать свое поведение. Пытаясь совместить разные дела, или удерживая себя от какого-то действия, или создавая себе условия для успешной деятельности, и в прочих подобных случаях, человек вступает с самим собой в те же самые отношения, в которые он вступает с другими людьми.

Таким образом, отдельного человека, даже в случае его изоляции от других людей, не всегда можно рассматривать как находящегося вне общества. Как правило, он находится в обществе самого себя.

В таком случае можно прибегнуть к рекурсивному описанию — то есть определить свойства объекта через его отношение к самому себе. Такое описание не сводится к порочному кругу: фактически, речь идет всего лишь о том, что данный объект обладает определенным свойством, пусть даже и проявляющимся прежде всего для самого этого объекта.[9]

Остается определить, как именно человек относится к себе. Поскольку ему приходится координировать свою собственную деятельность (то есть увязывать одни свои дела с другими), то можно сказать, что он управляет своим поведением.

Итак, мы считаем «человеком» существо, управляющее само собой, то есть могущее быть определенным отношением вида x = PS(x).

Если следовать этому определению, то получается, что человек является частью самого себя и владеет собой.

Первое будем считать очевидным. Куда интереснее второе обстоятельство — что человек является своей (же) собственностью. Это значит, что сила, соединяющая людей вместе, соединяет и все то, что составляет человека, причем несимметричным образом: в человеке есть нечто (являющееся, разумеется, самим человеком), владеющее всем остальным (то есть опять-таки самим человеком).

Это странное свойство "обладания собой", самообладания (из которого тут же логически следует и власть над самим собой) делает человека очень своеобразным существом. Кажется, что в нем самом объединены «обладатель» и «обладаемое», причем объединены до неразличимости. Тем не менее эти две стороны человека все время пытаются как-то различить. Управляющую человеком сторону его существа обычно называют «душой» или "разумным началом", или как-то иначе. Тем самым, конечно, не дается никакого определения «разума» или «души». Здесь только указывается на то, в каком отношении «душа» относится к человеку в целом: она им обладает, и, как следствие, управляет им.

Разумеется, самообладание и власть над собой нисколько не исключают того факта, что человек, как правило, подвластен далеко не только себе самому, но и многому другому (прежде всего другим людям). Но сколь бы зависимым и слабым не был бы данный человек, он является человеком только потому, что (в принципе) способен управлять самим собой. «Неуправляемый» (самим собой) человек невменяем, то есть не может быть участником общественных отношений.[10] Как говорят в таких случаях, он "не в себе". Все "чисто человеческие" свойства определяются через человеческую способность управлять собой. Так называемая свобода воли в конечном итоге сводится к тому же самому — способности управлять собой.

Животные не обладают такой способностью, поскольку лишены «самообладания». Они не управляют своим поведением. Это не значит, что они управляются кем-то или чем-то извне. Они управляемы собственными инстинктами, которые не являются частью их самих. Это, скорее, видовые признаки. Если «управлять» — значит "определять поведение", то можно сказать, что животными «управляют» их виды. Но отдельные люди, в отличие от отдельных коров и лошадей, способны управлять собой сами. Отдельный человек с точки зрения природы — это индивид, имеющий некоторые свойства вида.

В этом смысле само обозначение человека как «индивида» этимологически не вполне правильно. Латинское слово individuum означает буквально неделимый, «атомарный», лишенный внутренних различий. Но именно эти различия внутри человеческого сознания и делают возможным самообладание, а, следовательно, и власть над самим собой. Можно говорить не о неделимости, а об отделенности человека — то есть о внутренних различиях, позволяющих сознанию управлять собой, и его отделенности от вида, "отдельности".

Следует, однако, иметь в виду, что полное самообладание в принципе невозможно. Чем более дифференцировано, раздельно внутри себя сознание человека, тем большей власти над собой он может достичь. Но эта власть никогда не может быть полной: какие-то части сознания (прежде всего управляющие человеком) сами оказываются неуправляемыми. В этом смысле человек — это всегда только более или менее человек, человек "в какой-то мере". Никакой человек не может полностью овладеть свойствами вида, хотя эти свойства в той или иной мере концентрируются в отдельном человеке.

Видовую компоненту индивида сейчас принято (опять-таки неправильно) называть «индивидуальностью», понимая ее как уникальность и неповторимость отдельного человека. За этим термином стоит представление о человечестве как о виде живых существ, чьи особи очень сильно различаются между собой — в отличие от почти неотличимых друг от друга львов, тигров и дождевых червей. На самом деле в человеке сравнительно сильна не индивидуальная, а именно видовая характеристика. Отдельный человек является "своим собственным обществом" и, в какой-то мере, своим собственным видом.

Если при этом вспомнить субстанциональное определение общества как силы, соединяющей людей вместе, то об отдельном человеке можно сказать, что та же самая сила действует и внутри него.

Люди не только участвуют в общественных отношниях; они еще и осознают это. Кроме того, общественные отношения являются предметом чувств и переживаний вовлеченных в них людей; не будет ошибкой сказать, что общественные отношения волнуют людей едва ли не больше, чем все остальное. В наши задачи не входит рассмотрение эмоций, порождаемых социальной активностью людей; это задача психологии. Тем не менее следует указать, каким образом люди обычно осознают и выражают свою вовлеченность в общественные отношения.

Социальное поведение, в основе своей общее для всех людей, выражается в словах и понятиях, ясных и очевидных для всех людей без исключения.

Наблюдение показывает, что все четыре типа общественных отношений выражаются в большинстве языков мира общим понятием "своё".

Своим человек может называть, во-первых, то, что принадлежит ему (вещь, территорию, ребенка, место за столом, профессию, должность, и так далее). Это понимание «своего» в смысле «собственности», то есть отношения, описываемого формулой ^P S.

Кроме того, своим человек может называть то, к чему принадлежит он сам (семью, народ, организацию, партию, поколение, что угодно). В первом случае можно говорить о собственности, во втором — о принадлежности или причастности. Ясно, что смысл слова «своё» здесь меняется: когда кто-то говорит "это моя вещь", это значит совсем не то же самое, что и "мой народ". Здесь речь идет не об имуществе, но, напротив, о принадлежности к некоторой общности или коллективу.

Далее, человек может называть своим то, с чем находится в отношениях власти или подчинения, то есть в отношениях типа P S. Совершенно очевидно, что выражение "мой начальник" (впрочем, как и "мой подчиненный") имеет иной смысл, чем "моя вещь" или "мои друзья".

Наконец, существует и четвертый смысл слова своё. Он проявляется, когда человек говорит про что-нибудь "это моё право". Речь не идет о какой-либо собственности, об отношениях с коллективом, или о властных отношениях. Здесь речь идет о свободах, которыми «обладает» индивид в обществе, то есть о том, что определяется как отношения типа ^P^S.

Никакого общества, члены которого не понимали бы, что такое свое и чужое, быть не может. Общество в целом, как и конкретные общности людей, как раз и представляют собой сложные сплетения своего, чужого, общего, ничейного и т. п.

Границы своего и чужого определяют границы возможного поведения. Так, разница между некоторой суммой своих денег, и точно такой же суммой чужих денег, очень велика, несмотря на то, что речь может идти об одной и той же купюре. Вся разница в том, что человек может сделать с ней. Разумеется, дальнейшее поведение может быть очень и очень разным (свои деньги можно поберечь или потратить разными способами, чужие можно, например, заработать или присвоить, и тоже очень разными способами), но все дальнейшее поведение человека определяется тем, чьи это деньги. Точно так же можно очень по-разному относиться к своей и чужой семье, но это поведение изначально задано тем, чья это семья.

Собственность и принадлежность, зависимость или независимость, могут ощущаться (то есть пониматься) человеком в большей или меньшей степени. Тем не менее, при всех разнообразных вариациях, сами понятия остаются неизменными. Они могут только накладываться друг на друга, взаимно усиливать или ослаблять друг друга, или взаимно исключать друг друга.

Назовем совокупность действий, реализующих одно из указанных выше общественных отношений, сферой деятельности. Сферы деятельности состоят из моделей поведения, то есть способов реализации тех или иных общественных отношений, которые могут складываться в обществе и могут передаваться от одного человека к другому путем обучения.

Общество может рассматриваться как четыре взаимосвязанные сферы деятельности, каждая из которых влияет на другие.

Перечислим их. Во-первых, это сфера отношений собственности, куда входят и экономические отношения. Положение дел в этой сфере определяет поведение людей относительно своей собственности, всего того, чем они владеют.[11]

Во-вторых, это сфера социальных отношений, которые можно еще называть коммунальными.[12] Положение дел в этой сфере определяет поведение людей относительно различных групп и объединений, в которых они участвуют — начиная от своей семьи и вплоть до таких общностей, как "свой народ".

Именно в этой сфере протекает жизнь подавляющего большинства населения любой страны. Более того, само понятие населения или народа тесно связано именно с этой сферой.

В-третьих, это сфера властных отношений. Как уже было сказано, власть — это обладание тем целым (например, группой людей), в которое сам обладающий входит как часть. В этой сфере определяются механизмы управления, то есть деятельности по поддержанию такой ситуации.

Последнюю сферу деятельности можно назвать сферой культуры. Она образуется в результате изолирующего поведения. Практически, эта сфера связана с такими явлениями, как наука, искусство, религия — в общем, со всем тем, что называют словом "культура".

Эти утверждения могут показаться не вполне очевидными. В самом деле, какое отношение имеет изолирующее поведение, направленное на освобождение индивида от необходимости нечто делать, к тому, что мы называем культурой, особенно если ее понимать достаточно широко (то есть включать в нее все материальные и духовные достижения человечества)? — Но все "достижения культуры" (начиная от техники и кончая искусством) имеют, в конечном счете, единую цель: они позволяют достичь определенного результата, не совершая при этом тех действий, которые обычно к нему приводят. Так, например, автомобиль позволят попасть в определенное место, не идя туда пешком. Литературное произведение позволяет пережить определенные эмоции, не участвуя в событиях, которые эти эмоции обычно вызывают. Короче говоря, с помощью объектов культуры и действий с ними становится возможным избежать необходимости совершать определенные действия.

Разумеется, предлагаемые культурой заменители не идеальны. Во-первых, предлагаемая замена бывает хуже оригинала, хотя бывает и наоборот. Во-вторых, необходимость пользоваться объектами культуры (материальной или духовной) вызывает появление новых моделей поведения, зачастую более сложных, чем предшествующие.[13] Но они тоже могут вызвать желание освободиться от них.[14] Как правило, такие попытки приводят или к отказу от каких-то культурных достижений, или к "замене заменителей", то есть к дальнейшему развитию культуры.

Следует заметить, что первый выход далеко не всегда является худшим по сравнению со вторым. Культура часто делает ошибки. Иногда приходится отказываться от замены тех действий, которые крайне тягостны и вызывают желание избавиться от них, — однако заменитель оказывается еще менее приемлемым.[15]

Если определять общество как совокупность четырех сфер деятельности, неизбежно возникает вопрос об устройстве этой совокупности, то есть — каким образом эти сферы связаны друг с другом. Если сферы деятельности как-то соотносятся друг с другом (а это именно так), то между ними должны быть какие-то связи, различия, то есть какая-то структура. Такую структуру можно было бы изобразить в виде рисунка или диаграммы.

Прежде всего следует выяснить, какого рода отношения между сферами мы должны учитывать. Легко предположить, что разные типы общественных отношений могут зависеть друг от друга. Но легко заметить и то, что большая часть этих взаимосвязей зависит от типа общества, его истории, текущего момента, в общем — от множества случайных факторов. Заранее постулировать какие бы то ни было виды зависимости одних сфер деятельности от других нельзя.[16]

Поэтому предположим, что все четыре сферы деятельности независимы друг от друга. В таком случае общество можно условно изобразить в виде плоскости, образованной двумя координатными осями:

Изучение реальных исторических обществ удобнее всего начать с так называемых традиционных — не потому, что они примитивно устроены, а потому, что их устройство более открыто для изучения, чем устройство современного мира.

Классическим традиционным обществом было древнеиндийское общество с его кастовой системой. Оно строилось на достаточно простых и вполне рациональных принципах. Основным постулатом было утверждение, что человек может хорошо освоить поведение только одного типа, причем желательно, чтобы он вел себя таким образом всю жизнь, а его дети будут вести себя так же, как и он, поскольку научатся соответствующему поведению у него.

Утверждение о том, что человек может делать хорошо только что-нибудь одно, не является «естественным». Мы имеем дело с сознательно проводимым принципом построения общества. Это не значит, что общество не может быть построено как-то иначе.

Как известно, каждый человек в Древней Индии принадлежал к одной из четырех каст, или варн. Касты, или варны — это, собственно, сферы деятельности того или иного свойства. Они назывались: Виш, или каста собственников-вайшьев;[17] Кшатра, или каста воинов и правителей — кшатриев; Брахмана, или каста жрецов и хранителей знания — брахманов, а также каста слуг и «простолюдинов» — шудр. Человек рождался в определенной касте и от родителей усваивал соответствующие модели поведения, которые передавал потом своим детям.

Во всех четырех сферах деятельности поддерживались очень жесткие нормы поведения. Так, брахманам запрещалось иметь сколько-нибудь значительную собственность, а также участвовать во множестве занятий, разрешенных или даже обязательных для всех остальных каст. Их задачей было поддержание и воспроизведение определенных культурных явлений (например, передача знания). Главной обязанностью кшатриев было управление обществом и его защита (то есть война); основным занятием вайшьев — накопление имущества всеми доступными способами. Шудры считались услужающей кастой, и ценились низко, поскольку в древнеиндийском обществе не было особенной нужды в совершении сложных коллективных действий.[18]

При этом психологическая готовность или неготовность человека вести себя определенным заранее образом, «склонности» людей к определенному типу поведения не принимались во внимание. Считалось, что поведение не зависит от каких бы то ни было склонностей или подсознательных желаний. Поведению учатся, а хорошо научиться можно только чему-то одному, одного типа. И начинать это обучение лучше с момента рождения, с подражания родителям.

Понятно, что такая система долгое время казалась и очень устойчивой, и довольно эффективной — до тех пор, пока предположения, лежащие в ее основе, соответствовали действительности. А это имело место до тех пор, пока жизнь оставалась относительно неизменной, приращение нового знания не оказывало влияния на жизнь общества, коммерция была побочным явлением по сравнению с домоводством (натуральным хозяйством) и т. д. и т. п.

Другим примером традиционного общества можно считать систему, установившуюся в Римской империи в позднюю эпоху, когда резко возросла ценность стабильности и порядка. В этот период истории уже существовала коммерция как вполне самостоятельное явление, государство превратилось в чрезвычайно сложный механизм и т. д.

Здесь разделение общества на четыре сферы было довольно своеобразным, а именно культурно-этническим. Власть находилась в руках римлян-латинян, и из них же в основном состоял plebs, "простой народ", то есть люди, ценность которых исчерпывалась в основном их потомством. Бизнесом — а также и наукой, философией и искусством — занимались в основном греки. Эта система получила название «эллинизма» и просуществовала до конца античного периода.

Жесткого кастового деления в античном мире не существовало. Аналогичную роль играла своего рода система предрассудков, регулирующая общественное устройство зачастую эффективнее любых писаных законов. Так, например, латиняне считали занятия наукой и философией в качестве профессии чем-то лично для себя неприемлемым и даже признавали за собой отсутствие соответствующих способностей. Греки, может быть, хотели бы участвовать в управлении империей, но к реальной власти их не допускали. Так что духовная и властная сфера были достаточно четко разделены по национальному признаку. В сфере собственности дело обстояло не столь определенно. Греки удерживали в своих руках крупный бизнес, римляне зато владели достаточно большой собственностью, как правило, в виде недвижимости — хотя хозяевами были плохими, поскольку гораздо лучше умели завоевывать и управлять, чем копить, сохранять и оберегать имеющееся. Римляне хорошо умели делать только "что-то одно", а именно воевать и управлять.[19] Их поведение и все его навыки были направлены на это — что, разумеется, приводило к неадекватному поведению в других областях жизни.