"Река вскрылась" - читать интересную книгу автора (Кармен Лазарь)VИван с Наташей оставили квартиру Чижевича в три часа ночи. На улице, несмотря на поздний час, было сильное оживление. Петербуржцам не спалось и не сиделось дома. Везде, на каждом шагу, только и слышно было: «Свобода, свобода, свобода!» Иван и Наташа колесили по всем улицам, заговаривали с полицейскими и у «Медведя», вместе с кучкой каких-то людей, качали казачьего офицера. – Вы теперь наши братья, – приговаривала публика. – Да-да, – отвечал казак. Они колесили долго. Иван все время фантазировал, рисовал удивительные перспективы, ожидающие Россию. Нева под мостом кипела, надувалась и напрягала все силы, чтобы разнести теснящие ее гранитные стены. Полюбовавшись ею и бросив продолжительный взгляд на Петропавловку, они повернули домой. Наутро солнце, прятавшееся до сих пор в тумане и дождях, всплыло над городом. На фасадах домов и заборах рельефно выделялись громадные белые плакаты с объявлением конституции. – Значит, свобода – не мистификация, – проговорил радостно Иван. Он кликнул извозчика и велел везти себя к университету. Извозчик дернул вожжи, и Ивану показалось, что он поплыл по мягкой реке. Широкая шляпа его была смята и сидела на нем боком, глаза его блестели, и он всем улыбался. И все улыбались ему, так как все были также пьяны от счастья и радости. На Казанской площади говорил какой-то оратор. Иван узнал Прохорова. Он махнул ему шляпой и крикнул: – Не жалей, товарищ, патронов! Тот улыбнулся в ответ. А вот и университет! Не Нева ли выступила из своих берегов? Перед университетом колыхалась живая река. Здесь собралась вся учащаяся молодежь и сознательные рабочие. У каждого в петлице алела красная лента, и над толпой алые знамена, десятки знамен. С балкона говорили ораторы. Иван пробрался на балкон и также бросил в толпу несколько слов. Он находил, что победа, вырванная из лап реакционеров с таким трудом и со столькими жертвами, не должна туманить головы и что народ должен сражаться дальше и дальше… Он говорил о необходимости немедленной амнистии всем борцам, которым мы обязаны свободой… Толпа двинулась с пением и со знаменами к Невскому. Иван вместе с Наташей, Чижевичем, Семеновым и Прохоровым открыли шествие. У каждого в руках алело знамя с надписью-требованием: «Долой милитаризм!» «Долой бюрократию!» «Долой произвол!» На знамени Ивана Федоровича было вышито рукой Наташи: «Да здравствует социализм!» Первые ряды пели «Марсельезу». Торжественно звучали слова: А в следующих рядах пели: И сейчас же это рыдание сменялось грозным: Возле Александровского сада Иван остановился, замахал рукой и крикнул: – Армия, стой! – Армия, стой! – прокатилось в толпе. Все остановились и замерли. – Здесь была пролита кровь наших братьев! – крикнул Иван и прибавил: – Вечная память, товарищи! – Вечная память! – затянула Наташа, и толпа, как один человек, поддержала ее. Почтив память мучеников-товарищей, армия свернула на Невский и потекла. Армия двигалась все вперед и вперед, вызывала всеобщее сочувствие. Из окон домов навстречу ей неслись аплодисменты, ей дарили улыбки, махали в знак сочувствия красными платками… У собора навстречу им показалась кучка с белыми флагами. Впереди шел какой-то плюгавый субъект в рыжем пальто, с сизым, лоснящимся, как копченый сиг, носом, с грязноватой бородкой и широким чубом, скошенным набок. Рядом с ним выступал другой субъект в пальто, в галошах, кашне и с зонтиком, висевшим на изгибе правой руки. За ними шла разношерстная толпа, в которой мелькал то белый передник мясника или зеленщика, то пестрый галстук приказчика, то красный околыш отставного чиновника. Второй субъект высоко благословил свое воинство образком и внушительно изрек: – Бей студентов!.. Все завертелось. Белые и тезоименитые флаги переплетались с красными, с обеих сторон раздавались крики. Он помнил только, что субъект с жирным, сизым носом побежал, а за ним остальные… Часть армии потом пошла освобождать из тюрьмы товарищей, а часть, во главе с Иваном, свернула в соседнюю улицу. Они шли… шли… Не доходя Гороховой, они неожиданно увидали перед собой пехотинцев с ружьями, выстроенных в два ряда. Толпа всколыхнулась. Задние ряды отпрянули назад, а передние, не обращая внимания на солдат, со знаменами и пением свернули на Гороховую. Оратор-юноша взлез на фонарь. – Куда вы?! Стойте, не бойтесь! – крикнул Иван сильно таявшим задним рядам. Он повернул голову к солдатам и офицеру, словно желая спросить их: «Не так ли, не надо бояться?! Ведь вы не будете стрелять?!» «Да, да! Понятно!» – читалось на их спокойных лицах. Они стояли, не шевелясь, точно все то, что происходило впереди, не интересовало их. – Вот видите! Они и не думают трогать нас! – крикнул снова Иван. – Товарищи! Толпа, искоса поглядывая на солдат, стала собираться вокруг оратора. Вдруг послышалась какая-то дробь. Оратор внезапно смолк, картуз вывалился из его рук, он опустил голову и медленно стал скользить по столбу фонаря вниз. Несколько человек бросились к нему. Иван также бросился. Он увидал на лице кровь… горячую, липкую… Теперь он понял, что означала эта дробь. «Будьте прокляты!» – хотел крикнуть он этой серой линии с наведенными на толпу ружьями. Но что-то вдруг обожгло его. Он упал вперед и пополз, как червяк… |
||
|